Страница:
Вот как было дело, Леонид Михайлович!»[14]
…История рано или поздно расставляет все по своим местам. Правда о трагической судьбе генерала Павлова и его товарищей по несчастью в конце концов пробила дорогу к людям.
Очерк 2. Из разведчиков – в дипломаты
…История рано или поздно расставляет все по своим местам. Правда о трагической судьбе генерала Павлова и его товарищей по несчастью в конце концов пробила дорогу к людям.
Очерк 2. Из разведчиков – в дипломаты
«Прошу вас отозвать меня отсюда на Родину… В том, что сейчас здесь приходится выполнять, вполне обойдутся без меня, и я для этого не нужен. В данных обстоятельствах не нахожу необходимости и оправданий находиться здесь ни для себя, ни тем более как для заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии, кем я сюда послан и здесь известен»[15]. Такую телеграмму Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину, наркому иностранных дел В. М. Молотову и начальнику Генерального штаба Красной Армии маршалу Б. М. Шапошникову направил 25 августа 1941 г. из США генерал-лейтенант Ф. И. Голиков.
Каким образом заместитель начальника Генштаба – начальник Разведывательного управления оказался так далеко от Москвы в дни, когда битва за советскую столицу вступала в решающую стадию? В Англию, а позднее в США генерал Голиков был командирован решением Государственного Комитета Обороны СССР от 5 июля 1941 г. во главе военной миссии для налаживания союзнических контактов[16]. Миссия решала вопросы, связанные, прежде всего, с организацией поставок в СССР вооружения и военных материалов, а также с открытием второго фронта.
Но почему именно Голикову было доверено решать столь важную военно-дипломатическую задачу? Ведь, по его собственному признанию, полученное задание не соответствовало его жизненному опыту. Строевой командир на протяжении многих лет, он не имел ни малейшей практики дипломатической работы, никогда не был за границей, не говорил на иностранных языках. О мотивах решения Сталина можно лишь догадываться, но не исключено, что именно опыт Голикова как руководителя военной разведки и сыграл здесь главную роль.
Ощутив всю силу и мощь удара фашистского агрессора, в Кремле поняли, что победить его в одиночку, без союзников будет невероятно сложно. Собственно, это знали и раньше: не случайно негласные переговоры Москвы с Лондоном и Вашингтоном возобновились практически сразу же после нападения Гитлера на Польшу. Но не было полной ясности, как поведут себя западные демократии, когда война Германии и СССР станет свершившимся фактом.
К чести потенциальных союзников, они обозначили свою позицию сразу же. У. Черчилль высказался за всемерную поддержку и помощь Советскому Союзу уже 22 июня, Ф. Рузвельт – 24 июня. Однако характер помощи, масштабы, сроки ее оказания оказались за рамками деклараций британского премьера и американского президента. Более того, вопрос о заключении военного союза с советской стороной некоторое время даже не ставился.
СССР, со своей стороны, высказался за создание единого фронта народов для противодействия Гитлеру. Наша страна приняла на себя основной удар германской военной машины и была вправе рассчитывать на быструю и эффективную западную помощь.
Последовали и некоторые шаги по юридическому закреплению устных договоренностей. 12 июля 1941 г. британский посол в Москве Ст. Криппс и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов поставили подписи под советско-английским соглашением о совместных действиях в войне против Германии. О значении, которое придавалось соглашению в Кремле, говорит факт участия в церемонии подписания И. В. Сталина, заместителя наркома обороны СССР маршала Б. М. Шапошникова, наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова.
Однако жизнь показала, насколько сложно было преодолеть дистанцию, разделявшую декларации и практические дела. Западные союзники ссылались на географическую отдаленность СССР, ненадежность транспортных коммуникаций, недостаточные возможности собственных экономик. Но проволочки с предоставлением эффективной помощи объяснялись и другими причинами: скепсисом военных и дипломатов обеих западных стран относительно способности СССР к сколько-нибудь длительному сопротивлению, традиционным антисоветизмом значительной части британского истеблишмента и силой изоляционистских кругов, а то и откровенных пронацистских лоббистов в США. То, что для СССР было вопросом жизни и смерти, для западных демократий представляло собой лишь новый вариант стратегической обстановки, которая для них самих явно изменилась к лучшему, поскольку фашистская агрессия устремилась на восток.
Острейшая ситуация на фронте, огромные жертвы, которые несла Красная Армия (по неполным данным, уже в первый месяц войны безвозвратные потери составили около 1 млн человек, из них 700 тыс. пленными), крайняя нужда в вооружении – все требовало как можно быстрее поставить сотрудничество с обозначившимися союзниками на практические рельсы. Первые шаги в этом направлении и должен был сделать генерал Голиков со своими подчиненными по военной миссии.
Накануне командировки на Британские острова его вызвал Сталин, продиктовавший, каких именно видов вооружения и стратегических материалов следовало добиваться от англичан. Исходя из первоочередных потребностей фронта, вспоминал Филипп Иванович, было решено в первую очередь запросить зенитные и противотанковые орудия, пулеметы, винтовки. Острую потребность Красная Армия испытывала также в самолетах, особенно бомбардировщиках, авиационных бомбах, броне, горючем и других стратегических материалах.
Но советский вождь понимал союзнические отношения значительно шире – и как предусматривающие совместные военные действия против общего врага. Поэтому Голикову было поручено поставить перед правительством короля Георга VI вопрос о последовательном осуществлении следующих операций: 1) высадка значительного десанта британских войск на севере Франции (данная операция рассматривалась как «особенно важная», и Москва рассчитывала на ее осуществление в кратчайшие сроки: «если не сейчас, то хотя бы через месяц»); 2) создание общего фронта на севере Европы, что было необходимо для обеспечения морских коммуникаций между СССР и его союзниками; 3) начало боевых действий английских войск на Балканах (по срокам и важности эта акция уступала двум первым). Кроме того, советские военные дипломаты должны были настаивать на значительном усилении бомбардировок германской территории британскими ВВС[17].
Поддерживая миссию Голикова, Сталин 18 июля 1941 г. обратился к Черчиллю с посланием, где подчеркивал значение открытия «второго фронта» против Германии. «Теперь, как Вы выразились с полным основанием, Советский Союз и Великобритания стали боевыми союзниками в борьбе с гитлеровской Германией… – писал он. – Военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика).
Фронт на севере Франции не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию… Я представляю трудность создания такого фронта, но мне кажется, что, несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии. Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на Восток и когда Гитлер еще не успел закрепить за собой занятые на Востоке позиции»[18].
6 июля советская военная миссия вылетела из Москвы. В ее состав кроме генерала Голикова входили два его заместителя: по вопросам ВМФ – контр-адмирал Н. М. Харламов и по вопросам ВВС – полковник Г. П. Пугачев (начальник отдела военно-технической и экономической информации РУ Генштаба), полковник В. М. Драгун, майор А. Ф. Сизов, военный инженер 2-го ранга П. И. Баранов, секретарь миссии. В Лондоне к ним присоединились военный атташе полковник И. А. Скляров и его помощник майор Б. Ф. Швецов. Все они представляли Наркомат обороны, Разведуправление Генштаба, военный атташат в Лондоне, либо были специалистами в области конструирования и производства вооружения.
В Архангельске пересели на две летающие лодки «Каталина» британских ВВС и вновь взмыли в воздух. Перелет продолжался около суток и был сопряжен с немалой опасностью. В районе мыса Нордкап лишь благодаря мастерству пилотов удалось избежать атаки немецких истребителей. Посадку произвели в шотландском гидропорту Инвергордон, откуда поездом члены миссии отправились в Лондон.
На вокзале прибывшие были встречены с соблюдением всех норм протокола, но без особой сердечности, британские военные во главе с заместителем начальника Имперского Генштаба генералом Г. Паунеллом демонстрировали безупречную корректность и сдержанность. Начались мало привычные для строевого командира дипломатические будни – встречи, приемы, рауты, посещения заводов и верфей… И снова – встречи, любезные улыбки, отказы, полемика и медленное, очень медленное, на взгляд московских посланцев, движение вперед.
Официальные контакты с британской стороной начались с приема у министра иностранных дел А. Идена. Последний встретил Голикова и сопровождавшего его посла И. М. Майского радушно. Заявление, которое сделал глава советской миссии, о твердой решимости советского народа продолжать борьбу против Германии, произвело на него большое впечатление, он заверил, что немедленно поставит об этом в известность премьер-министра. Иден сочувственно отнесся к предложениям организовать совместные боевые действия в районе Заполярья, а также к идее открытия «второго фронта» на севере Франции, но от прямых ответов уклонился, сославшись на собственную некомпетентность и посоветовав обсудить вопрос с руководителями военных ведомств.
К одному из них – военному министру Г. Моргенсону члены миссии и отправились, покинув кабинет Идена. «В стоячку» – такая запись осталась в записной книжке Голикова после посещения военного министра. Как вспоминал адмирал Н. М. Харламов, «руки Моргенсон нам не подал. Сесть не предложил… Слушал… рассеянно. А когда заговорил сам, то мы поняли, что имеем дело с ярым противником сотрудничества… Он вообще не видел смысла в англо-советском военном союзе»[19].
Что ж, это было только начало. Новое разочарование ждало уже на встрече с начальниками штабов – Генерального, Главного штаба ВВС и Главного морского, хотя с нею связывались повышенные ожидания. В Великобритании (как и в США) общее политическое руководство военным министерством осуществлял гражданский администратор. Непосредственное же управление вооруженными силами сосредоточивал в своих руках начальник Имперского Генерального штаба, которым в тот момент являлся генерал Дж. Дилл. По аналогичной схеме строилось руководство министерствами авиации и морского. Поэтому, направляясь на встречу с генералом Диллом, а также с начальником Главного штаба ВВС вице-маршалом авиации Ч. Порталом и первым морским лордом – начальником Главного морского штаба адмиралом Д. Паундом, члены советской миссии рассчитывали на профессиональный разговор – как военные с военными.
«Мы явились к ним с намерением прямо и искренне обсудить наши вопросы, – вспоминал Голиков. – Однако конструктивного разговора не получилось. Сказать, что поведение наших партнеров на протяжении всей беседы было подчеркнуто формальным – значит сказать очень мало. Дело обстояло значительно хуже: чувствовалось полнейшее отсутствие у них всякого желания пойти навстречу нашим предложениям»[20].
Британские военные руководители явно не верили в успех борьбы Советского Союза против гитлеровского нашествия. Да они ли одни? Ведь встреча состоялась 9 июля 1941 г. – позади были первые три недели, в течение которых вермахт продвинулся в глубь советской территории на различных направлениях от 300 до 600 километров. Катастрофа советских войск в Белоруссии, глубокий прорыв немцев на северо-западном и юго-западном направлениях, о чем британские чины были, безусловно, информированы, настраивали их на скептический лад. Если начало военных действий на советско-германском фронте вселило в них надежду на устранение непосредственной угрозы гитлеровского вторжения на Британские острова, то с учетом громких побед вермахта над полях Белоруссии и Украины английскому военному руководству приходилось опасаться, не придется ли вновь оказаться с Гитлером один на один. Потому планы войны, как ни упрекал их Ф. И. Голиков, они в первую очередь стремились согласовывать с Соединенными Штатами.
Чувство некоторого удовлетворения вызвала последняя встреча этого насыщенного впечатлениями дня. Посланцы Москвы вели переговоры с уже известными им заместителями начальников штабов – Имперского Генерального генерал-лейтенантом Г. Паунеллом, Главного штаба ВВС вице-маршалом авиации Н. Боттемли и Главного морского вице-адмиралом Т. Филиппсом, которые накануне встречали делегацию на лондонском вокзале Юстон. В отличие от предыдущих встреч, здесь удалось перевести в практическую плоскость некоторые волновавшие Голикова и его товарищей вопросы: о помощи в эвакуации со Шпицбергена советских горняков и об участии в боевых действиях на морских коммуникациях в Арктике нескольких боевых кораблей британских ВМС (места для их базирования в Кольском заливе предоставляла советская сторона). В то же время предложение о занятии англичанами архипелага Шпицберген и острова Медвежий, принадлежащих Норвегии, для предотвращения их захвата немцами, поддержки не встретило. Новая постановка вопроса о высадке десантных войск в Северной Франции вообще была обойдена молчанием.
Чтобы побудить партнеров к встречным шагам, советская сторона согласилась, в случае совместной операции на Севере, взять на себя обеспечение их войск и сил флота горючим, заявила о готовности делиться разведданными об авиации противника, показать англичанам нашу авиационную технику и организовать посещение ими передовой. Больше того, с разрешения Сталина генерал Голиков выразил готовность СССР предоставить дальним бомбардировщикам королевских ВВС возможность использовать советские аэродромы, лишь бы добиться значительного усиления их авианалетов на рейх. Здесь же, на этой встрече, английской стороне были переданы списки заказов на вооружение и стратегические материалы, в которых особо нуждалась Красная Армия.
«Первый день в английской столице прошел все-таки недаром», – с удовлетворением констатировал Голиков.
В последующие два дня он вместе с послом И. М. Майским встречался с морским министром А. Александером и министром авиации А. Синклером, присутствовал на коктейль-пати в гостинице «Ритц», устроенном от имени начальника Имперского Генштаба генерала Дилла. Как писал Н. М. Харламов, «из всех деятелей тогдашнего английского правительства Александер, быть может, наиболее честно относился к союзническим обязательствам». Вероятно, так и было, потому что уже в ходе повторной встречи с ним 11 июля удалось серьезно продвинуться в направлении организации совместной операции в Арктике. Руководители королевского британского флота сообщили о концентрации боевых кораблей специально для нее.
Присутствующим был представлен ее будущий командир – контр-адмирал Ф. Вайан, внешне грубоватый, прямолинейный, но, как показалось членам нашей миссии, искренний и деловой человек. В его биографии был уникальный факт, вызывавший зависть у каждого английского моряка – участие в качестве командира дивизиона эсминцев в потоплении в мае 1941 г. грозы морей германского крейсера «Бисмарк». Позднее, уже в 1942 г., в качестве командира легкого крейсера «Эдинбург» Вайан участвовал в проводке союзных конвоев из Рейкьявика в Мурманск и обратно. А пока для организации совместных действий он должен был побывать в Полярном, в штабе Северного флота, куда и планировал вылететь в ближайшие дни.
Что касается Голикова, то он в сопровождении своего подчиненного по Разведывательному управлению Генштаба полковника В. М. Драгуна на следующий день отправился в Москву, куда был срочно отозван для личного доклада Сталину. Обратная дорога оказалась еще более тяжелой, чем путь в Лондон, и заняла больше трех суток.
17 июля на «ближней» даче вождя в Кунцево генерал обстоятельно проинформировал Сталина о результатах своих контактов на Британских островах. Но хозяин дачи уже смотрел дальше. Росло понимание необходимости установления более прочных и обширных контактов с Америкой, которая в силу своего экономического и военного потенциала могла оказать СССР куда более действенную помощь. Филипп Иванович получил приказ срочно вылететь в США: прозондировать настроения в высших кругах страны, срочно организовать приобретение вооружения и стратегических материалов, изучить условия, на которых нашей стране мог быть представлен финансовый заём, обсудить со специалистами возможные маршруты перегона самолетов (не исключался маршрут через Аляску и Алеутские острова). Было предписано лететь опять через Лондон, чтобы встретиться с находившимся там личным представителем президента США Г. Гопкинсом.
Вновь – подмосковный аэродром, вновь аэродром «Ягодники» близ Архангельска, взлет и… вынужденное возвращение. Летающая лодка с делегацией на борту столкнулась с одним из истребителей сопровождения. В результате были повреждены рули управления, один из моторов, сломана мачта антенны. С трудом удалось совершить посадку в Ягодниках. Пока дождались прибытия с Британских островов нового гидросамолета, пока наладилась погода, наступило 22 июля. Голиков получил по телефону от своего заместителя по Разведуправлению генерал-майора А. П. Панфилова сообщение о первом массированном авианалете немцев на Москву в ночь на 22-е. «Сообщения бодрящие», – записал он в блокнот, хорошо зная, как много расспросов ждет его об этом событии в британской столице. Ведь после 1 сентября 1939 г. сама Великобритания подвергалась интенсивным бомбардировкам германской авиации.
Рассказать союзникам было о чем. Московская ПВО в целом справилась со сложной задачей: из участвовавших в налете более 200 самолетов было сбито 22. В городе возникли лишь отдельные разрушения и пожары.
…И вот, наконец, самолет в воздухе. Однако в планы не задавшейся с самого начала поездки в очередной раз пришлось вносить коррективы. Сорвалась встреча с Гопкинсом (они познакомятся только через три недели, уже на американской земле). Дело в том, что добравшемуся 23 июля до Лондона Голикову англичане не гарантировали вылет в США (через Канаду) ранее 28-го, хотя он и просил максимально ускорить поездку. Однако в тот же день, к удаче генерала, выпала оказия: на вылетавшем в США самолете для русских нашлось два места. Голиков и генерал-майор инженерно-технической службы А. К. Репин (представлявший Наркомат авиационной промышленности) спешно вылетели в Прествик под Глазго, а оттуда уже стартовали на Монреаль.
Летели на американском бомбардировщике с демонтированным вооружением. В числе пассажиров были летчики и летные специалисты, занимавшиеся перегоном американских самолетов в Англию. На высоте в 3–5 тысяч метров во время резких движений ощущался недостаток кислорода, так что несколько англичан и американцев «сосали» кислород.
Лежа в хвостовом отсеке и посматривая то в иллюминатор, то с иронией на спутников, припавших к кислородным маскам, Голиков вспоминал свой утренний визит к А. Идену. Советские представители попытались жестче, чем прежде, поставить перед министром иностранных дел Великобритании вопрос о реальной технической и боевой помощи и сроках начала совместных боевых действий. Но Иден, как и в ходе прошлого визита Голикова в Лондон, обставлял оказание Советскому Союзу помощи рядом условий. Так, недостаточное знание «некоторых деталей» препятствовало оккупации Шпицбергена и острова Медвежий. Выражая готовность к осуществлению совместных с Красной Армией военных действий на севере Норвегии, британская сторона требовала надежного авиационного прикрытия морской десантной операции. Говоря о готовности начать бомбардировки Берлина, предупреждала о том, что поначалу королевские ВВС не смогут нанести противнику серьезный ущерб.
Однако подвижки все же были. 20 июля 1941 г. британское адмиралтейство направило в Советский Союз минный заградитель «Адвенчур» с грузом глубинных бомб, магнитных мин, парашютов и некоторых других военных материалов. Правда, ни одна просьба о поставке для нужд Красной Армии самолетов, зенитных орудий, крупнокалиберных пулеметов, ряда других образцов вооружения и материалов, о которых шла речь на переговорах, в июле удовлетворена не была.
Уже когда генерал Голиков находился в США, британское правительство согласилось передать Советскому Союзу 200 истребителей Р-40Е «Киттихоук» из числа тех, которые должны были поставить Соединенные Штаты. Шаг к совместным ударам по фашистской Германии был сделан англичанами и на море. В середине июля в Полярный для переговоров с командованием Северным флотом прилетела группа офицеров британского флота, которую возглавляли контр-адмиралы Ф. Вайан (именно с ним в ходе первого визита в Лондон познакомился Голиков) и Дж. Майлс, через непродолжительное время ставший начальником британской военной миссии в Москве.
«Последний разговор английских представителей со мной, – вспоминал командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко, – заключался в следующем.
– Адмирал, – спросил Вайан, – какую помощь вы хотели бы получить от английских морских сил?
Не знаю, предполагал ли он такой ответ:
– У нас сейчас мало авиации, а нужно ударить по базам противника в Киркенесе и Петсамо. Прошу учесть, что операция может принести пользу и вам, если ваш отряд будет идти в Кольский залив. Желательно провести ее еще до прихода английских кораблей в наши воды.
Вайан заявил, что этот вопрос не в его компетенции, но лично он считает такую операцию возможной, о чем и доложит начальству».
Когда вскоре адмирал Головко получил приказ народного комиссара ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова об отзыве с позиций всех подводных лодок, действовавших к западу от Кольского залива, то понял, что намечен тот самый удар по фашистским базам, о котором у него был разговор с Вайаном и Майлсом. Так и оказалось. 30 июля около полудня батареи и посты Северного флота на Рыбачьем донесли: «Над Петсамо и Киркенесом идет воздушный бой. Самолеты неопознанных типов бомбят оба эти пункта». А на другой день Главный морской штаб подтвердил, что Киркенес и Петсамо подверглись бомбардировке английских самолетов, взлетевших с авианосцев.
«Эффект ее был незначительный, а потери англичан велики, так как в обоих пунктах бомбардировщики попали под сильный зенитный огонь и под удары фашистских истребителей, – констатировал Головко. – Английское командование явно недооценило противовоздушную оборону Киркенеса и Петсамо»[21]. Тем не менее первый шаг к совместной борьбе британских и советских моряков на Севере был сделан.
…Все-таки 17-часовой перелет в США оказался очень утомительным. Поглядывая вниз на кажущуюся с такой высоты недвижимой океанскую поверхность, а потом на скудную растительность, блюдца бесчисленных озер и каменные груды Ньюфаундленда, напоминавшие Русский Север, Голиков набросал в записной книжке два списка. В первый он включил фамилии американских государственных деятелей, на взаимопонимание которых он рассчитывал в ходе переговоров – Ф. Рузвельта, Г. Гопкинса, Г. Моргентау – министра финансов, Г. Икеса – министра внутренних дел, Дж. Джонса – министра торговли, Ф. Нокса – военно-морского министра, Д. Ачесона – помощника государственного секретаря. Во второй вошли К. Халл – государственный секретарь США, С. Уоллес – его заместитель, А. Бэрли – помощник госсекретаря, в их объективности и понимании общих интересов борьбы у Голикова уверенности не было. Поскольку эти списки составлялись по отзывам других лиц, позднее они потребовали серьезной корректировки: первый список сокращался, второй увеличивался, в том числе за счет первого. Такова была жестокая реальность.
Только утром 26 июля глава советской военной миссии добрался до Нью-Йорка. Встреченный на аэродроме послом К. А. Уманским и полковником И. М. Сараевым, советским военным атташе в США, он тут же вместе с ними пересел на самолет до Вашингтона и в 14.00 входил в кабинет временно исполняющего обязанности государственного секретаря С. Уоллеса (К. Халл уже довольно долго болел). «Строг. Сух. Формален. Скуп. Скрытен», – позднее записал Голиков в блокноте.
Каким образом заместитель начальника Генштаба – начальник Разведывательного управления оказался так далеко от Москвы в дни, когда битва за советскую столицу вступала в решающую стадию? В Англию, а позднее в США генерал Голиков был командирован решением Государственного Комитета Обороны СССР от 5 июля 1941 г. во главе военной миссии для налаживания союзнических контактов[16]. Миссия решала вопросы, связанные, прежде всего, с организацией поставок в СССР вооружения и военных материалов, а также с открытием второго фронта.
Но почему именно Голикову было доверено решать столь важную военно-дипломатическую задачу? Ведь, по его собственному признанию, полученное задание не соответствовало его жизненному опыту. Строевой командир на протяжении многих лет, он не имел ни малейшей практики дипломатической работы, никогда не был за границей, не говорил на иностранных языках. О мотивах решения Сталина можно лишь догадываться, но не исключено, что именно опыт Голикова как руководителя военной разведки и сыграл здесь главную роль.
Ощутив всю силу и мощь удара фашистского агрессора, в Кремле поняли, что победить его в одиночку, без союзников будет невероятно сложно. Собственно, это знали и раньше: не случайно негласные переговоры Москвы с Лондоном и Вашингтоном возобновились практически сразу же после нападения Гитлера на Польшу. Но не было полной ясности, как поведут себя западные демократии, когда война Германии и СССР станет свершившимся фактом.
К чести потенциальных союзников, они обозначили свою позицию сразу же. У. Черчилль высказался за всемерную поддержку и помощь Советскому Союзу уже 22 июня, Ф. Рузвельт – 24 июня. Однако характер помощи, масштабы, сроки ее оказания оказались за рамками деклараций британского премьера и американского президента. Более того, вопрос о заключении военного союза с советской стороной некоторое время даже не ставился.
СССР, со своей стороны, высказался за создание единого фронта народов для противодействия Гитлеру. Наша страна приняла на себя основной удар германской военной машины и была вправе рассчитывать на быструю и эффективную западную помощь.
Последовали и некоторые шаги по юридическому закреплению устных договоренностей. 12 июля 1941 г. британский посол в Москве Ст. Криппс и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов поставили подписи под советско-английским соглашением о совместных действиях в войне против Германии. О значении, которое придавалось соглашению в Кремле, говорит факт участия в церемонии подписания И. В. Сталина, заместителя наркома обороны СССР маршала Б. М. Шапошникова, наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова.
Однако жизнь показала, насколько сложно было преодолеть дистанцию, разделявшую декларации и практические дела. Западные союзники ссылались на географическую отдаленность СССР, ненадежность транспортных коммуникаций, недостаточные возможности собственных экономик. Но проволочки с предоставлением эффективной помощи объяснялись и другими причинами: скепсисом военных и дипломатов обеих западных стран относительно способности СССР к сколько-нибудь длительному сопротивлению, традиционным антисоветизмом значительной части британского истеблишмента и силой изоляционистских кругов, а то и откровенных пронацистских лоббистов в США. То, что для СССР было вопросом жизни и смерти, для западных демократий представляло собой лишь новый вариант стратегической обстановки, которая для них самих явно изменилась к лучшему, поскольку фашистская агрессия устремилась на восток.
Острейшая ситуация на фронте, огромные жертвы, которые несла Красная Армия (по неполным данным, уже в первый месяц войны безвозвратные потери составили около 1 млн человек, из них 700 тыс. пленными), крайняя нужда в вооружении – все требовало как можно быстрее поставить сотрудничество с обозначившимися союзниками на практические рельсы. Первые шаги в этом направлении и должен был сделать генерал Голиков со своими подчиненными по военной миссии.
Накануне командировки на Британские острова его вызвал Сталин, продиктовавший, каких именно видов вооружения и стратегических материалов следовало добиваться от англичан. Исходя из первоочередных потребностей фронта, вспоминал Филипп Иванович, было решено в первую очередь запросить зенитные и противотанковые орудия, пулеметы, винтовки. Острую потребность Красная Армия испытывала также в самолетах, особенно бомбардировщиках, авиационных бомбах, броне, горючем и других стратегических материалах.
Но советский вождь понимал союзнические отношения значительно шире – и как предусматривающие совместные военные действия против общего врага. Поэтому Голикову было поручено поставить перед правительством короля Георга VI вопрос о последовательном осуществлении следующих операций: 1) высадка значительного десанта британских войск на севере Франции (данная операция рассматривалась как «особенно важная», и Москва рассчитывала на ее осуществление в кратчайшие сроки: «если не сейчас, то хотя бы через месяц»); 2) создание общего фронта на севере Европы, что было необходимо для обеспечения морских коммуникаций между СССР и его союзниками; 3) начало боевых действий английских войск на Балканах (по срокам и важности эта акция уступала двум первым). Кроме того, советские военные дипломаты должны были настаивать на значительном усилении бомбардировок германской территории британскими ВВС[17].
Поддерживая миссию Голикова, Сталин 18 июля 1941 г. обратился к Черчиллю с посланием, где подчеркивал значение открытия «второго фронта» против Германии. «Теперь, как Вы выразились с полным основанием, Советский Союз и Великобритания стали боевыми союзниками в борьбе с гитлеровской Германией… – писал он. – Военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика).
Фронт на севере Франции не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию… Я представляю трудность создания такого фронта, но мне кажется, что, несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии. Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на Восток и когда Гитлер еще не успел закрепить за собой занятые на Востоке позиции»[18].
6 июля советская военная миссия вылетела из Москвы. В ее состав кроме генерала Голикова входили два его заместителя: по вопросам ВМФ – контр-адмирал Н. М. Харламов и по вопросам ВВС – полковник Г. П. Пугачев (начальник отдела военно-технической и экономической информации РУ Генштаба), полковник В. М. Драгун, майор А. Ф. Сизов, военный инженер 2-го ранга П. И. Баранов, секретарь миссии. В Лондоне к ним присоединились военный атташе полковник И. А. Скляров и его помощник майор Б. Ф. Швецов. Все они представляли Наркомат обороны, Разведуправление Генштаба, военный атташат в Лондоне, либо были специалистами в области конструирования и производства вооружения.
В Архангельске пересели на две летающие лодки «Каталина» британских ВВС и вновь взмыли в воздух. Перелет продолжался около суток и был сопряжен с немалой опасностью. В районе мыса Нордкап лишь благодаря мастерству пилотов удалось избежать атаки немецких истребителей. Посадку произвели в шотландском гидропорту Инвергордон, откуда поездом члены миссии отправились в Лондон.
На вокзале прибывшие были встречены с соблюдением всех норм протокола, но без особой сердечности, британские военные во главе с заместителем начальника Имперского Генштаба генералом Г. Паунеллом демонстрировали безупречную корректность и сдержанность. Начались мало привычные для строевого командира дипломатические будни – встречи, приемы, рауты, посещения заводов и верфей… И снова – встречи, любезные улыбки, отказы, полемика и медленное, очень медленное, на взгляд московских посланцев, движение вперед.
Официальные контакты с британской стороной начались с приема у министра иностранных дел А. Идена. Последний встретил Голикова и сопровождавшего его посла И. М. Майского радушно. Заявление, которое сделал глава советской миссии, о твердой решимости советского народа продолжать борьбу против Германии, произвело на него большое впечатление, он заверил, что немедленно поставит об этом в известность премьер-министра. Иден сочувственно отнесся к предложениям организовать совместные боевые действия в районе Заполярья, а также к идее открытия «второго фронта» на севере Франции, но от прямых ответов уклонился, сославшись на собственную некомпетентность и посоветовав обсудить вопрос с руководителями военных ведомств.
К одному из них – военному министру Г. Моргенсону члены миссии и отправились, покинув кабинет Идена. «В стоячку» – такая запись осталась в записной книжке Голикова после посещения военного министра. Как вспоминал адмирал Н. М. Харламов, «руки Моргенсон нам не подал. Сесть не предложил… Слушал… рассеянно. А когда заговорил сам, то мы поняли, что имеем дело с ярым противником сотрудничества… Он вообще не видел смысла в англо-советском военном союзе»[19].
Что ж, это было только начало. Новое разочарование ждало уже на встрече с начальниками штабов – Генерального, Главного штаба ВВС и Главного морского, хотя с нею связывались повышенные ожидания. В Великобритании (как и в США) общее политическое руководство военным министерством осуществлял гражданский администратор. Непосредственное же управление вооруженными силами сосредоточивал в своих руках начальник Имперского Генерального штаба, которым в тот момент являлся генерал Дж. Дилл. По аналогичной схеме строилось руководство министерствами авиации и морского. Поэтому, направляясь на встречу с генералом Диллом, а также с начальником Главного штаба ВВС вице-маршалом авиации Ч. Порталом и первым морским лордом – начальником Главного морского штаба адмиралом Д. Паундом, члены советской миссии рассчитывали на профессиональный разговор – как военные с военными.
«Мы явились к ним с намерением прямо и искренне обсудить наши вопросы, – вспоминал Голиков. – Однако конструктивного разговора не получилось. Сказать, что поведение наших партнеров на протяжении всей беседы было подчеркнуто формальным – значит сказать очень мало. Дело обстояло значительно хуже: чувствовалось полнейшее отсутствие у них всякого желания пойти навстречу нашим предложениям»[20].
Британские военные руководители явно не верили в успех борьбы Советского Союза против гитлеровского нашествия. Да они ли одни? Ведь встреча состоялась 9 июля 1941 г. – позади были первые три недели, в течение которых вермахт продвинулся в глубь советской территории на различных направлениях от 300 до 600 километров. Катастрофа советских войск в Белоруссии, глубокий прорыв немцев на северо-западном и юго-западном направлениях, о чем британские чины были, безусловно, информированы, настраивали их на скептический лад. Если начало военных действий на советско-германском фронте вселило в них надежду на устранение непосредственной угрозы гитлеровского вторжения на Британские острова, то с учетом громких побед вермахта над полях Белоруссии и Украины английскому военному руководству приходилось опасаться, не придется ли вновь оказаться с Гитлером один на один. Потому планы войны, как ни упрекал их Ф. И. Голиков, они в первую очередь стремились согласовывать с Соединенными Штатами.
Чувство некоторого удовлетворения вызвала последняя встреча этого насыщенного впечатлениями дня. Посланцы Москвы вели переговоры с уже известными им заместителями начальников штабов – Имперского Генерального генерал-лейтенантом Г. Паунеллом, Главного штаба ВВС вице-маршалом авиации Н. Боттемли и Главного морского вице-адмиралом Т. Филиппсом, которые накануне встречали делегацию на лондонском вокзале Юстон. В отличие от предыдущих встреч, здесь удалось перевести в практическую плоскость некоторые волновавшие Голикова и его товарищей вопросы: о помощи в эвакуации со Шпицбергена советских горняков и об участии в боевых действиях на морских коммуникациях в Арктике нескольких боевых кораблей британских ВМС (места для их базирования в Кольском заливе предоставляла советская сторона). В то же время предложение о занятии англичанами архипелага Шпицберген и острова Медвежий, принадлежащих Норвегии, для предотвращения их захвата немцами, поддержки не встретило. Новая постановка вопроса о высадке десантных войск в Северной Франции вообще была обойдена молчанием.
Чтобы побудить партнеров к встречным шагам, советская сторона согласилась, в случае совместной операции на Севере, взять на себя обеспечение их войск и сил флота горючим, заявила о готовности делиться разведданными об авиации противника, показать англичанам нашу авиационную технику и организовать посещение ими передовой. Больше того, с разрешения Сталина генерал Голиков выразил готовность СССР предоставить дальним бомбардировщикам королевских ВВС возможность использовать советские аэродромы, лишь бы добиться значительного усиления их авианалетов на рейх. Здесь же, на этой встрече, английской стороне были переданы списки заказов на вооружение и стратегические материалы, в которых особо нуждалась Красная Армия.
«Первый день в английской столице прошел все-таки недаром», – с удовлетворением констатировал Голиков.
В последующие два дня он вместе с послом И. М. Майским встречался с морским министром А. Александером и министром авиации А. Синклером, присутствовал на коктейль-пати в гостинице «Ритц», устроенном от имени начальника Имперского Генштаба генерала Дилла. Как писал Н. М. Харламов, «из всех деятелей тогдашнего английского правительства Александер, быть может, наиболее честно относился к союзническим обязательствам». Вероятно, так и было, потому что уже в ходе повторной встречи с ним 11 июля удалось серьезно продвинуться в направлении организации совместной операции в Арктике. Руководители королевского британского флота сообщили о концентрации боевых кораблей специально для нее.
Присутствующим был представлен ее будущий командир – контр-адмирал Ф. Вайан, внешне грубоватый, прямолинейный, но, как показалось членам нашей миссии, искренний и деловой человек. В его биографии был уникальный факт, вызывавший зависть у каждого английского моряка – участие в качестве командира дивизиона эсминцев в потоплении в мае 1941 г. грозы морей германского крейсера «Бисмарк». Позднее, уже в 1942 г., в качестве командира легкого крейсера «Эдинбург» Вайан участвовал в проводке союзных конвоев из Рейкьявика в Мурманск и обратно. А пока для организации совместных действий он должен был побывать в Полярном, в штабе Северного флота, куда и планировал вылететь в ближайшие дни.
Что касается Голикова, то он в сопровождении своего подчиненного по Разведывательному управлению Генштаба полковника В. М. Драгуна на следующий день отправился в Москву, куда был срочно отозван для личного доклада Сталину. Обратная дорога оказалась еще более тяжелой, чем путь в Лондон, и заняла больше трех суток.
17 июля на «ближней» даче вождя в Кунцево генерал обстоятельно проинформировал Сталина о результатах своих контактов на Британских островах. Но хозяин дачи уже смотрел дальше. Росло понимание необходимости установления более прочных и обширных контактов с Америкой, которая в силу своего экономического и военного потенциала могла оказать СССР куда более действенную помощь. Филипп Иванович получил приказ срочно вылететь в США: прозондировать настроения в высших кругах страны, срочно организовать приобретение вооружения и стратегических материалов, изучить условия, на которых нашей стране мог быть представлен финансовый заём, обсудить со специалистами возможные маршруты перегона самолетов (не исключался маршрут через Аляску и Алеутские острова). Было предписано лететь опять через Лондон, чтобы встретиться с находившимся там личным представителем президента США Г. Гопкинсом.
Вновь – подмосковный аэродром, вновь аэродром «Ягодники» близ Архангельска, взлет и… вынужденное возвращение. Летающая лодка с делегацией на борту столкнулась с одним из истребителей сопровождения. В результате были повреждены рули управления, один из моторов, сломана мачта антенны. С трудом удалось совершить посадку в Ягодниках. Пока дождались прибытия с Британских островов нового гидросамолета, пока наладилась погода, наступило 22 июля. Голиков получил по телефону от своего заместителя по Разведуправлению генерал-майора А. П. Панфилова сообщение о первом массированном авианалете немцев на Москву в ночь на 22-е. «Сообщения бодрящие», – записал он в блокнот, хорошо зная, как много расспросов ждет его об этом событии в британской столице. Ведь после 1 сентября 1939 г. сама Великобритания подвергалась интенсивным бомбардировкам германской авиации.
Рассказать союзникам было о чем. Московская ПВО в целом справилась со сложной задачей: из участвовавших в налете более 200 самолетов было сбито 22. В городе возникли лишь отдельные разрушения и пожары.
…И вот, наконец, самолет в воздухе. Однако в планы не задавшейся с самого начала поездки в очередной раз пришлось вносить коррективы. Сорвалась встреча с Гопкинсом (они познакомятся только через три недели, уже на американской земле). Дело в том, что добравшемуся 23 июля до Лондона Голикову англичане не гарантировали вылет в США (через Канаду) ранее 28-го, хотя он и просил максимально ускорить поездку. Однако в тот же день, к удаче генерала, выпала оказия: на вылетавшем в США самолете для русских нашлось два места. Голиков и генерал-майор инженерно-технической службы А. К. Репин (представлявший Наркомат авиационной промышленности) спешно вылетели в Прествик под Глазго, а оттуда уже стартовали на Монреаль.
Летели на американском бомбардировщике с демонтированным вооружением. В числе пассажиров были летчики и летные специалисты, занимавшиеся перегоном американских самолетов в Англию. На высоте в 3–5 тысяч метров во время резких движений ощущался недостаток кислорода, так что несколько англичан и американцев «сосали» кислород.
Лежа в хвостовом отсеке и посматривая то в иллюминатор, то с иронией на спутников, припавших к кислородным маскам, Голиков вспоминал свой утренний визит к А. Идену. Советские представители попытались жестче, чем прежде, поставить перед министром иностранных дел Великобритании вопрос о реальной технической и боевой помощи и сроках начала совместных боевых действий. Но Иден, как и в ходе прошлого визита Голикова в Лондон, обставлял оказание Советскому Союзу помощи рядом условий. Так, недостаточное знание «некоторых деталей» препятствовало оккупации Шпицбергена и острова Медвежий. Выражая готовность к осуществлению совместных с Красной Армией военных действий на севере Норвегии, британская сторона требовала надежного авиационного прикрытия морской десантной операции. Говоря о готовности начать бомбардировки Берлина, предупреждала о том, что поначалу королевские ВВС не смогут нанести противнику серьезный ущерб.
Однако подвижки все же были. 20 июля 1941 г. британское адмиралтейство направило в Советский Союз минный заградитель «Адвенчур» с грузом глубинных бомб, магнитных мин, парашютов и некоторых других военных материалов. Правда, ни одна просьба о поставке для нужд Красной Армии самолетов, зенитных орудий, крупнокалиберных пулеметов, ряда других образцов вооружения и материалов, о которых шла речь на переговорах, в июле удовлетворена не была.
Уже когда генерал Голиков находился в США, британское правительство согласилось передать Советскому Союзу 200 истребителей Р-40Е «Киттихоук» из числа тех, которые должны были поставить Соединенные Штаты. Шаг к совместным ударам по фашистской Германии был сделан англичанами и на море. В середине июля в Полярный для переговоров с командованием Северным флотом прилетела группа офицеров британского флота, которую возглавляли контр-адмиралы Ф. Вайан (именно с ним в ходе первого визита в Лондон познакомился Голиков) и Дж. Майлс, через непродолжительное время ставший начальником британской военной миссии в Москве.
«Последний разговор английских представителей со мной, – вспоминал командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко, – заключался в следующем.
– Адмирал, – спросил Вайан, – какую помощь вы хотели бы получить от английских морских сил?
Не знаю, предполагал ли он такой ответ:
– У нас сейчас мало авиации, а нужно ударить по базам противника в Киркенесе и Петсамо. Прошу учесть, что операция может принести пользу и вам, если ваш отряд будет идти в Кольский залив. Желательно провести ее еще до прихода английских кораблей в наши воды.
Вайан заявил, что этот вопрос не в его компетенции, но лично он считает такую операцию возможной, о чем и доложит начальству».
Когда вскоре адмирал Головко получил приказ народного комиссара ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова об отзыве с позиций всех подводных лодок, действовавших к западу от Кольского залива, то понял, что намечен тот самый удар по фашистским базам, о котором у него был разговор с Вайаном и Майлсом. Так и оказалось. 30 июля около полудня батареи и посты Северного флота на Рыбачьем донесли: «Над Петсамо и Киркенесом идет воздушный бой. Самолеты неопознанных типов бомбят оба эти пункта». А на другой день Главный морской штаб подтвердил, что Киркенес и Петсамо подверглись бомбардировке английских самолетов, взлетевших с авианосцев.
«Эффект ее был незначительный, а потери англичан велики, так как в обоих пунктах бомбардировщики попали под сильный зенитный огонь и под удары фашистских истребителей, – констатировал Головко. – Английское командование явно недооценило противовоздушную оборону Киркенеса и Петсамо»[21]. Тем не менее первый шаг к совместной борьбе британских и советских моряков на Севере был сделан.
…Все-таки 17-часовой перелет в США оказался очень утомительным. Поглядывая вниз на кажущуюся с такой высоты недвижимой океанскую поверхность, а потом на скудную растительность, блюдца бесчисленных озер и каменные груды Ньюфаундленда, напоминавшие Русский Север, Голиков набросал в записной книжке два списка. В первый он включил фамилии американских государственных деятелей, на взаимопонимание которых он рассчитывал в ходе переговоров – Ф. Рузвельта, Г. Гопкинса, Г. Моргентау – министра финансов, Г. Икеса – министра внутренних дел, Дж. Джонса – министра торговли, Ф. Нокса – военно-морского министра, Д. Ачесона – помощника государственного секретаря. Во второй вошли К. Халл – государственный секретарь США, С. Уоллес – его заместитель, А. Бэрли – помощник госсекретаря, в их объективности и понимании общих интересов борьбы у Голикова уверенности не было. Поскольку эти списки составлялись по отзывам других лиц, позднее они потребовали серьезной корректировки: первый список сокращался, второй увеличивался, в том числе за счет первого. Такова была жестокая реальность.
Только утром 26 июля глава советской военной миссии добрался до Нью-Йорка. Встреченный на аэродроме послом К. А. Уманским и полковником И. М. Сараевым, советским военным атташе в США, он тут же вместе с ними пересел на самолет до Вашингтона и в 14.00 входил в кабинет временно исполняющего обязанности государственного секретаря С. Уоллеса (К. Халл уже довольно долго болел). «Строг. Сух. Формален. Скуп. Скрытен», – позднее записал Голиков в блокноте.