Страница:
Широкая улыбка индейца и его веселые, с прищуром, глаза заронили в сердце лейтенанта Челси надежду.
— Видишь те предгорья? — рука Учиты Джо указывала на пересеченную балками и оврагами местность слева от отряда. — В них есть одна глубокая лощина, которая, петляя и змеясь, выходит прямо к той кедровой роще. Техасцы скачут медленно, мы пустим лошадей в галоп. Лощина глубока и в отдалении, нас не будет слышно.
Челси в волнении покусывал верхнюю губу. Индеец подал ему замечательную идею, и он весь был в ее власти.
— Соммерсби! — позвал он затем кряжистого помощника — Сюда!
Уичита Джо, лейтенант и сержант провели короткую беседу, после которой спецотряд из форта Силл резво помчался в сторону овражистых предгорий.
До Кедрового Утеса, ощетинившегося высокими кедрами и соснами, оставалась считанная миля, когда Джон Фист отдал приказ ехать шагом.
— Ну все, ребята, — облегченно вздохнул он. — Кажется, нам уже ни к чему гнать лошадей. Кавалеристов не видно, а там, за Кедровым Утесом, мы отыщем такую каменистую тропку до Безумной Скалы, что они и вовек не найдут наших следов.
Он подъехал к Ривердейлу и дружески заговорил с ним.
— Вот ты, северянин, в душе, наверное, считаешь меня и моих парней конченными кровавыми разбойниками. Ведь так?.. Но ты подумал о нашей Родине, об истерзанном Юге, где тех, кто родился на нем, победители помыкают почем зря? Гордые южане повсеместно терпят унижения. Мое сердце обливается кровью при виде всего этого дерьма…
— И руки тоже, — смело вставил Ривердейл. — Послушай, Фист, в той войне были победители и побежденные. Генерал и джентльмен Роберт Ли подписывал капитуляцию не за тем, чтобы на Юге продолжалась вакханалия. Предстань ты, его храбрый, наверное, солдат перед ним, он бы не стал гладить тебя по головке.
— Наш главнокомандующий был хорошим генералом, слов нет. Но ему не хватило твердости… А теперь насчет рук. Я не сделал и половины тех убийств, которые повисли на мне… А те, что я совершил, были по делу. — Фист обернулся к Кончите Нарваэс и растянул губы в улыбке, больше похожей на волчий оскал — Вот, сеньорита, не даст мне соврать. Она видела, как я прострелил живот шерифу Симмонсу. А за что? Этот наглый малый пытался выгнать нас из Дир-Сити. Да кто он такой? Вышвыривать Джона Фиста из родных мест! Также и с остальными. Все они норовили дать мне пинка.
— У тебя дурная репутация, Фист, — проговорил Ривердейл ровно. — И с ней тебе долго не продержаться в этих краях.
Южанин огласил округу громким смехом.
— Этот парень читает мои мысли, ребята! Наша репутация и впрямь слишком дурна, чтобы мотаться по Югу. Нас здесь не понимают. Вот даст нам сеньорита немного золота, и никто больше не услышит о банде Фиста. Мы навсегда сгинем в Мексике.
— Никому не скрыться от божьей кары, — возвестил методист угрюмо. — Ни в Мексике, ни где бы то ни было.
— Я попробую замолить свои грехи, Ваше преподобие, — осклабился бандит.
— Это будет трудно сделать, — проблеял Фитцпатрик. — Убийство — тягчайший грех!
«Бандюга пытается казаться своим парнем, — подумал Ривердейл. — Откровенничает, вспоминает о Боге. Хитрый лис!»
Северянин тяжко вздохнул. У пленников за все время пути не было ни единого шанса вырваться на свободу. Бандиты зорко стерегли их, не теряя бдительности ни на минуту. Этот шанс мог появиться только в горах. На какой-нибудь круче или горной узкой тропе попытка завладеть оружием не будет выглядеть столь уж безнадежной, как на открытой, голой прерии.
Путники медленно приближались к горам Уичита. Уже можно было хорошо рассмотреть складки холмов, поросшие смешанным лесом, высокие скалы с соснами и обнаженные остроконечные утесы.
Проехав мимо кедровой рощи, они направили лошадей вверх по тропинке, ведшей к широкому проходу в горы. И тут, совершенно неожиданно, впереди из-за обломков скальных пород, торчавших по обе стороны тропы, выскочила пятерка верховых солдат во главе с офицером. Их появление было так внезапно, что обескураженные бандиты только в испуге вытаращили глаза и приоткрыли рты.
— Бросьте оружие! — приказал офицер, грозно посматривая на бандитов.
Те колебались, некоторые из них поглядывали назад, думая об отступлении.
Офицер взмахнул рукой, и из кедровой рощи выехало еще столько же солдат с индейцем. Обратная дорога была заблокирована!
— Бросьте оружие! — повторил офицер со сталью в голосе. — А пленники пусть отъедут подальше.
Все ждали каких-нибудь действий от Фиста, но тот, казалось, был в шоке. Первым открыл пальбу его Неуравновешенный, суетливый кузен-коротышка. Одна из его пуль свалила грузною сержанта, другая сбила с офицера армейскую шляпу.
Прежде чем начаться ожесточенной перестрелке, Ривердейл, а за ним и все его товарищи по путешествию, спрыгнули с лошадей и распластались на земле.
Бой на каменистой тропе был коротким. Обреченные бандиты сражались с превосходящими силами кавалерии не более тридцати секунд. Когда пороховой дым рассеялся, они остались лежать на тропе в неестественных позах мертвецов. Пятеро. Шестой, Джон Фист собственной персоной, поднялся с земли с поднятыми руками.
— Эй, Челси! — крикнул он громко. — Мой брат всегда был ершистым тупицей. Я не хотел драки, и, думаю, заслужил справедливого суда. Проверьте мои револьверы — они холодней фригидной женщины.
Вытащив «кольты» из кобур, он швырнул их к ногам лошади лейтенанта.
Челси спустился на землю и подошел к телу Соммерсби. Перекрестившись, он тихо сказал:
— Это был хороший солдат… Бэртон!
— Да, сэр! — откликнулся высокий светлоусый кавалерист из той партии, что встретила банду спереди.
— Отныне ты за сержанта… Посчитай наши потери!
Послышалась солдатская перекличка.
— Кроме Соммерсби, никаких потерь даже ранеными, сэр, — отчитался Бэртон.
Лейтенант кивнул и долго смотрел на головореза-южанина, за которым гонялся бессчетное количество дней. Сейчас у него прямо-таки чесались руки прикончить подлеца на месте, но стрелять в безоружного ему не позволяли ни совесть, ни офицерская честь.
— Тебя ждет виселица, Фист, — сухо проговорил он, оставаясь стоять на месте. — Уж я постараюсь доставить тебя к висельному помосту в целости и как можно быстрей… Бэртон!.. С вязать бандиту руки самыми крепкими узлами! Сделаешь это, собери трофейное оружие, поймай всех лошадей и проследи за тем, чтобы для погибшего вырыли могилу.
Он прошел мимо Фиста. которого уже вязали солдаты, к группе бывших пленников.
— Вы слышали, меня зовут Челси, — сказал он. — Гордон Челси.
Каждому он протянул руку. С миловидной девушкой он знакомился с краской на щеках.
— Извините, сеньорита, за мой потрепанный вид. В форте Силл я выгляжу куда лучше.
— Не сомневаюсь, мистер Челси, — улыбнулась Кончита Нарваэс. — Спасибо. Вы вытащили нас из настоящей беды.
— Я выполнял свой долг, сеньорита… Позвольте полюбопытствовать, что хотели от вас бандиты и куда направляется такая пестрая компания: мексиканцы, два ирландца, один из которых проповедник, и северянин?
Девушка взглянула на Ривердейла и, догадавшись по ее лицу, что он полагается на нее, с вздохом пояснила:
— Вы столько для нас сделали, мистер Челси… Но кроме того, что мы едем в горы, я больше ничего не могу сказать. Знаете, в этой стране лучше не распространяться о некоторых вещах… А бандиты… Они собирались спрятать нас в горах Уичита и получить выкуп.
Учтивому офицеру пришлось принять на веру объяснение мексиканки. Действительно, в пограничных областях следовало держать рот на замке.
— Пустое, — махнул он рукой. — Это было чистое любопытство… А люди Фиста свое уже получили… Что ж, господа, остается лишь попросить вашего методиста провести короткий похоронный обряд. А там забирайте своих лошадей, вооружайтесь и — счастливой дороги! Только будьте осторожны: военные отряды команчей и кайова не редкость в здешних местах.
Спустя полчаса, помолившись на могиле сержанта Соммерсби, путешественники отправились в путь. Прощаясь с лейтенантом, Ривердейл посоветовал ему не спускать глаз с Фиста.
— Он всегда будет под присмотром, — пообещал Челси. — До самой виселицы!
Глава 9
Глава 10
Глава 11
— Видишь те предгорья? — рука Учиты Джо указывала на пересеченную балками и оврагами местность слева от отряда. — В них есть одна глубокая лощина, которая, петляя и змеясь, выходит прямо к той кедровой роще. Техасцы скачут медленно, мы пустим лошадей в галоп. Лощина глубока и в отдалении, нас не будет слышно.
Челси в волнении покусывал верхнюю губу. Индеец подал ему замечательную идею, и он весь был в ее власти.
— Соммерсби! — позвал он затем кряжистого помощника — Сюда!
Уичита Джо, лейтенант и сержант провели короткую беседу, после которой спецотряд из форта Силл резво помчался в сторону овражистых предгорий.
До Кедрового Утеса, ощетинившегося высокими кедрами и соснами, оставалась считанная миля, когда Джон Фист отдал приказ ехать шагом.
— Ну все, ребята, — облегченно вздохнул он. — Кажется, нам уже ни к чему гнать лошадей. Кавалеристов не видно, а там, за Кедровым Утесом, мы отыщем такую каменистую тропку до Безумной Скалы, что они и вовек не найдут наших следов.
Он подъехал к Ривердейлу и дружески заговорил с ним.
— Вот ты, северянин, в душе, наверное, считаешь меня и моих парней конченными кровавыми разбойниками. Ведь так?.. Но ты подумал о нашей Родине, об истерзанном Юге, где тех, кто родился на нем, победители помыкают почем зря? Гордые южане повсеместно терпят унижения. Мое сердце обливается кровью при виде всего этого дерьма…
— И руки тоже, — смело вставил Ривердейл. — Послушай, Фист, в той войне были победители и побежденные. Генерал и джентльмен Роберт Ли подписывал капитуляцию не за тем, чтобы на Юге продолжалась вакханалия. Предстань ты, его храбрый, наверное, солдат перед ним, он бы не стал гладить тебя по головке.
— Наш главнокомандующий был хорошим генералом, слов нет. Но ему не хватило твердости… А теперь насчет рук. Я не сделал и половины тех убийств, которые повисли на мне… А те, что я совершил, были по делу. — Фист обернулся к Кончите Нарваэс и растянул губы в улыбке, больше похожей на волчий оскал — Вот, сеньорита, не даст мне соврать. Она видела, как я прострелил живот шерифу Симмонсу. А за что? Этот наглый малый пытался выгнать нас из Дир-Сити. Да кто он такой? Вышвыривать Джона Фиста из родных мест! Также и с остальными. Все они норовили дать мне пинка.
— У тебя дурная репутация, Фист, — проговорил Ривердейл ровно. — И с ней тебе долго не продержаться в этих краях.
Южанин огласил округу громким смехом.
— Этот парень читает мои мысли, ребята! Наша репутация и впрямь слишком дурна, чтобы мотаться по Югу. Нас здесь не понимают. Вот даст нам сеньорита немного золота, и никто больше не услышит о банде Фиста. Мы навсегда сгинем в Мексике.
— Никому не скрыться от божьей кары, — возвестил методист угрюмо. — Ни в Мексике, ни где бы то ни было.
— Я попробую замолить свои грехи, Ваше преподобие, — осклабился бандит.
— Это будет трудно сделать, — проблеял Фитцпатрик. — Убийство — тягчайший грех!
«Бандюга пытается казаться своим парнем, — подумал Ривердейл. — Откровенничает, вспоминает о Боге. Хитрый лис!»
Северянин тяжко вздохнул. У пленников за все время пути не было ни единого шанса вырваться на свободу. Бандиты зорко стерегли их, не теряя бдительности ни на минуту. Этот шанс мог появиться только в горах. На какой-нибудь круче или горной узкой тропе попытка завладеть оружием не будет выглядеть столь уж безнадежной, как на открытой, голой прерии.
Путники медленно приближались к горам Уичита. Уже можно было хорошо рассмотреть складки холмов, поросшие смешанным лесом, высокие скалы с соснами и обнаженные остроконечные утесы.
Проехав мимо кедровой рощи, они направили лошадей вверх по тропинке, ведшей к широкому проходу в горы. И тут, совершенно неожиданно, впереди из-за обломков скальных пород, торчавших по обе стороны тропы, выскочила пятерка верховых солдат во главе с офицером. Их появление было так внезапно, что обескураженные бандиты только в испуге вытаращили глаза и приоткрыли рты.
— Бросьте оружие! — приказал офицер, грозно посматривая на бандитов.
Те колебались, некоторые из них поглядывали назад, думая об отступлении.
Офицер взмахнул рукой, и из кедровой рощи выехало еще столько же солдат с индейцем. Обратная дорога была заблокирована!
— Бросьте оружие! — повторил офицер со сталью в голосе. — А пленники пусть отъедут подальше.
Все ждали каких-нибудь действий от Фиста, но тот, казалось, был в шоке. Первым открыл пальбу его Неуравновешенный, суетливый кузен-коротышка. Одна из его пуль свалила грузною сержанта, другая сбила с офицера армейскую шляпу.
Прежде чем начаться ожесточенной перестрелке, Ривердейл, а за ним и все его товарищи по путешествию, спрыгнули с лошадей и распластались на земле.
Бой на каменистой тропе был коротким. Обреченные бандиты сражались с превосходящими силами кавалерии не более тридцати секунд. Когда пороховой дым рассеялся, они остались лежать на тропе в неестественных позах мертвецов. Пятеро. Шестой, Джон Фист собственной персоной, поднялся с земли с поднятыми руками.
— Эй, Челси! — крикнул он громко. — Мой брат всегда был ершистым тупицей. Я не хотел драки, и, думаю, заслужил справедливого суда. Проверьте мои револьверы — они холодней фригидной женщины.
Вытащив «кольты» из кобур, он швырнул их к ногам лошади лейтенанта.
Челси спустился на землю и подошел к телу Соммерсби. Перекрестившись, он тихо сказал:
— Это был хороший солдат… Бэртон!
— Да, сэр! — откликнулся высокий светлоусый кавалерист из той партии, что встретила банду спереди.
— Отныне ты за сержанта… Посчитай наши потери!
Послышалась солдатская перекличка.
— Кроме Соммерсби, никаких потерь даже ранеными, сэр, — отчитался Бэртон.
Лейтенант кивнул и долго смотрел на головореза-южанина, за которым гонялся бессчетное количество дней. Сейчас у него прямо-таки чесались руки прикончить подлеца на месте, но стрелять в безоружного ему не позволяли ни совесть, ни офицерская честь.
— Тебя ждет виселица, Фист, — сухо проговорил он, оставаясь стоять на месте. — Уж я постараюсь доставить тебя к висельному помосту в целости и как можно быстрей… Бэртон!.. С вязать бандиту руки самыми крепкими узлами! Сделаешь это, собери трофейное оружие, поймай всех лошадей и проследи за тем, чтобы для погибшего вырыли могилу.
Он прошел мимо Фиста. которого уже вязали солдаты, к группе бывших пленников.
— Вы слышали, меня зовут Челси, — сказал он. — Гордон Челси.
Каждому он протянул руку. С миловидной девушкой он знакомился с краской на щеках.
— Извините, сеньорита, за мой потрепанный вид. В форте Силл я выгляжу куда лучше.
— Не сомневаюсь, мистер Челси, — улыбнулась Кончита Нарваэс. — Спасибо. Вы вытащили нас из настоящей беды.
— Я выполнял свой долг, сеньорита… Позвольте полюбопытствовать, что хотели от вас бандиты и куда направляется такая пестрая компания: мексиканцы, два ирландца, один из которых проповедник, и северянин?
Девушка взглянула на Ривердейла и, догадавшись по ее лицу, что он полагается на нее, с вздохом пояснила:
— Вы столько для нас сделали, мистер Челси… Но кроме того, что мы едем в горы, я больше ничего не могу сказать. Знаете, в этой стране лучше не распространяться о некоторых вещах… А бандиты… Они собирались спрятать нас в горах Уичита и получить выкуп.
Учтивому офицеру пришлось принять на веру объяснение мексиканки. Действительно, в пограничных областях следовало держать рот на замке.
— Пустое, — махнул он рукой. — Это было чистое любопытство… А люди Фиста свое уже получили… Что ж, господа, остается лишь попросить вашего методиста провести короткий похоронный обряд. А там забирайте своих лошадей, вооружайтесь и — счастливой дороги! Только будьте осторожны: военные отряды команчей и кайова не редкость в здешних местах.
Спустя полчаса, помолившись на могиле сержанта Соммерсби, путешественники отправились в путь. Прощаясь с лейтенантом, Ривердейл посоветовал ему не спускать глаз с Фиста.
— Он всегда будет под присмотром, — пообещал Челси. — До самой виселицы!
Глава 9
В косых лучах заходящего солнца, за Кедровым Утесом путники столкнулись с трудностями горных переходов. Узкая тропа не позволяла расслабиться. Она прижималась к скалистым уступам, ныряла круто вниз, резко взмывала вверх. Лошади дрожали всем телом, храпели, испуганно кося глазами на частые провалы. Люди были не в лучшем состоянии: постоянное напряжение изматывало силы, держало нервы на пределе. Только Килкенни не терял присутствия духа. Покрытый потом и пылью, он бодро распевал ирландские песни, перемежая их либо громким чавканьем, либо бульканьем из бутылки.
В один из моментов, когда тропа расширилась, он поравнялся с Ривердейлом.
— Хлебни-ка виски, дружище… Не хочешь? Ну ладно… Ох и повезло нам, Майлс, с этим лейтенантом Челси. Не будь его, кто знает, что бы нас ожидало… А военному понравилась Кончита, уж поверь старому охотнику до женщин. Но знаешь, Майлс, у девушки на уме твоя особа. Не этот ее трусливый женишок греет ей сердце, а ты. Да где ж тебе это увидеть, холостяцкая душа! Ты слишком застенчив, дружок. Эх, мне бы твою внешность!..
Тропа вновь стала сужаться, и треп веселого ирландца иссяк. Ривердейл, продолжая прокладывать путь, улыбнулся. Неправда, что он ничего не смыслил в женских взглядах. У него были девушки, значился даже один бурный роман в Додж Сити. Патрик этого не знал. Ривердейл не любил болтать на любовную тему. А Кончита ему понравилась, как только он взглянул на нее там, на лестнице салуна в Дир-Сити. Эти большие карие глаза, полнокровные губы, маленькие твердые груди, слегка обозначивающиеся под курткой, изумительно гонкая талия и легкая округлость бедер! Боже, это, наверное, и был тот женский идеал красоты, которого, может быть, бессознательно искал он в этой жизни. Что тут таить, он завидовал Луису Дельгадо! Но врожденная порядочность не позволяла ему вольничать. Были табу, против которых он никогда бы не пошел. И получилось так, что Кончита сама, без какого-либо его вмешательства отвергла своего жениха. В ту ночь она коснулась его руки, и тело его пронзила истома. Он попробовал потрогать ее пальцы — она не отдернула руки. Какой-то миг они гладили пальцы друг друга, а потом одновременно опомнились, испугавшись чего-то необъяснимого.
На дороге к горам Уичита девушка сторонилась Дельгадо и обычно ехала возле Ривердейла. Они вели какие-то там разговоры, но в глубине его глаз и в огромных очах Кончиты горело пламя взаимопонимания, близости и надежды. Ривердейл чувствовал, что что-то должно произойти на трудном пути к сокровищам семьи Нарваэс.
У Безумной Скалы, на небольшом плато с водопадом и быстрым ручьем, путешественники остановились на ночлег. Напоив лошадей, они расселись вокруг костра со съестными припасами. Килкенни с методистом, позабыв о распрях, завели беседу о Родине, милой их сердцу Ирландии. Отвергнутый всеми Дельгадо, хмуро уставившись в землю, грыз травинку и молчал. Девушка сидела к нему спиной, наблюдая за тем, как Ривердейл ломает сучья и подкладывает их в костер.
— Кончита, — позвал ее мексиканец по-испански.
Девушка нехотя обернулась.
— Что еще, Луис?
— Выходит, я для тебя ничего не значу?
— Между нами все кончено. Я воспитана отцом, который. больше всего на свете презирает в людях подлость и трусость.
— Зато я вижу, что между тобой и тем американцем все начинается, — голос Дельгадо задрожал от ревности.
— Теперь тебя это не должно касаться!
— Кончита, — заныл мексиканец. — Не говори так. Я… люблю тебя… И… не знаю, что сделаю, если… если…
— Замолчи! — Девушка поднялась на ноги и зашагала в волнении возле костра.
Присутствующие при этой перебранке путники, не очень сведущие в испанском, молча ждали ее концовки.
— Не смей меня запугивать! — гневно продолжала мексиканка, уже на английском. Ее большие глаза сверкали, — Не смей! Мы чужие люди! Я презираю тебя! Зачем ты здесь? Можешь прямо сейчас убираться отсюда. В Мексике у тебя богатая семья.
Уничтоженный Луис Дельгадо долго, словно в прострации, смотрел в огонь. Наконец шевельнулся.
— Я уеду завтра, — каким-то далеким, не своим голосом произнес он. Встав, он тяжелой походкой отошел от костра и улегся на траве, с головой укрывшись одеялом.
Ужин был коротким и невеселым. Закончив трапезу, мужчины распределили между собой дежурство на ночь. Первую смену должен был отбывать методист, и он, истово помолившись, сел на торчавший поблизости валун в настороженной позе. Килкенни завалился под одеяло с бутылкой виски. Некоторое время были слышны бульканье и причмокивания, сменившиеся богатырским храпом.
У Ривердейла сна не было ни в одном глазу. Он понимал, что прямым или косвенным образом повлиял на разрыв Кончиты с Луисом. Его это угнетало, он не находил себе места, ворочаясь с боку на бок. Так прошел час, затем — другой. Мерно шумел водопад, иногда в верхушках сосен пробегал ветерок. Костер догорал, отбрасывая во тьму рассеянный свет. Ривердейла потихоньку стало клонить ко сну. Веки отяжелели, мысли замедлили свой нескончаемый хоровод. И, вдруг, хруст сучка донесся до его слуха. Не шевелясь, он открыл глаза. Его преподобие, согнувшись на валуне в три погибели, сопел носом в глубоком сне. В стороне от него, вооруженный длинной «навахой», крался мексиканец. У подлеца имелась цель — спавшая Кончита — и он уже был на подходе к ней. Угнетенного состояния Ривердейла, болезненных ощущений вины — как не бывало! Он видел перед собой убийцу, которого следовало обезвредить. Его пальцы коснулись рукоятки «кольта». Он потянул оружие из кобуры и почти выпростал его наружу. И на этом все. Что-то внутри Ривердейла сломалось.
— Дельгадо! — его резкий крик был сродни револьверному выстрелу.
Вспугнутый мексиканец подпрыгнул на месте и, выронив нож, бросился бежать через можжевеловые кусты, куда глаза глядят. А они глядели, но ничего не видели во тьме. В том месте Ривердейл собирал сучья для костра и заметил глубокую, с отвесными краями, расселину среди зарослей можжевельника. К ней-то и стремился мексиканец. Бивуак быстро проснулся. Кончита, Килкенни, проповедник — все они вскочили на ноги с немым вопросом на лицах.
Ответом им был протяжный вопль сорвавшегося в пропасть мексиканца.
Чуть позже путешественники сидели у костра и слушали Ривердейла.
— Мне бы ничего не стоило пристрелить Луиса, — говорил он. — Не знаю… Наверное, я хотел дать ему шанс выжить, но он побежал не в ту сторону. Эта его трусость с бандитами испортила все. Он потерял наше доверие. Похоже, этот поход стал ему в тягость.
— Он превратился в изгоя, — сказал нараспев методист, — и возжелал крови.
— И ты им станешь, старый блеющий козел! — взорвался Килкенни. — Какого черта ты делал на валуне?! Если бы не Майлс, не сидеть бы нам тут, а лежать с перерезанными глотками стервятникам на радость.
— Я и не заметил, как сон смежил мне веки, — пожав плечами, оправдался Фитцпатрик.
— А вот съездить бы по твоей лошадиной морде кулачищем, они б надолго у тебя захлопнулись!
— Не сомневаюсь, что у такого богохульника и пьяницы поднимется рука на слабого, беззащитного проповедника, — горестно проблеял методист.
— Кончай, Патрик, яриться! — вмешался Ривердейл. — Лучше ложись спать, — скоро твоя смена.
Килкенни, бурча что-то под нос, отправился к одеялу, методист снова уселся на валун, а у костра друг против друга остались сидеть северянин и мексиканка. Их молчание длилось достаточно продолжительное время. Оба испытывали одни и те же чувства.
— Майлс, — голос девушки звучал проникновенно. — Ты спас мне жизнь. Спасибо… Знаешь, может быть, когда-нибудь я и смогла простить трусость Луису… Может быть. Но в ту ночь, когда наши руки были вместе, в моей душе произошел перелом. Высокий, красивый, уверенный в себе, ты мне понравился сразу. В ночь перед отъездом из Дир-Сити я видела тебя во сне. Но у нас с Луисом была помолвка, наши отцы хотели этого союза давно. Я была связана обязательствами, хотя никогда по-настоящему не любила Луиса. Я, как это часто случается в богатых семьях Мексики, просто предназначалась в жены потомку такого же славного рода… И вот там, на берегу ручья, в плену у бандитов, я сделала свой выбор…
— Кончита, малышка, я люблю тебя, — нежно проговорил Ривердейл, опускаясь перед красавицей — мексиканкой на колени. Она наклонилась к нему, и их губы слились в долгом ласковом поцелуе под ровный гул Уичитского водопада.
В один из моментов, когда тропа расширилась, он поравнялся с Ривердейлом.
— Хлебни-ка виски, дружище… Не хочешь? Ну ладно… Ох и повезло нам, Майлс, с этим лейтенантом Челси. Не будь его, кто знает, что бы нас ожидало… А военному понравилась Кончита, уж поверь старому охотнику до женщин. Но знаешь, Майлс, у девушки на уме твоя особа. Не этот ее трусливый женишок греет ей сердце, а ты. Да где ж тебе это увидеть, холостяцкая душа! Ты слишком застенчив, дружок. Эх, мне бы твою внешность!..
Тропа вновь стала сужаться, и треп веселого ирландца иссяк. Ривердейл, продолжая прокладывать путь, улыбнулся. Неправда, что он ничего не смыслил в женских взглядах. У него были девушки, значился даже один бурный роман в Додж Сити. Патрик этого не знал. Ривердейл не любил болтать на любовную тему. А Кончита ему понравилась, как только он взглянул на нее там, на лестнице салуна в Дир-Сити. Эти большие карие глаза, полнокровные губы, маленькие твердые груди, слегка обозначивающиеся под курткой, изумительно гонкая талия и легкая округлость бедер! Боже, это, наверное, и был тот женский идеал красоты, которого, может быть, бессознательно искал он в этой жизни. Что тут таить, он завидовал Луису Дельгадо! Но врожденная порядочность не позволяла ему вольничать. Были табу, против которых он никогда бы не пошел. И получилось так, что Кончита сама, без какого-либо его вмешательства отвергла своего жениха. В ту ночь она коснулась его руки, и тело его пронзила истома. Он попробовал потрогать ее пальцы — она не отдернула руки. Какой-то миг они гладили пальцы друг друга, а потом одновременно опомнились, испугавшись чего-то необъяснимого.
На дороге к горам Уичита девушка сторонилась Дельгадо и обычно ехала возле Ривердейла. Они вели какие-то там разговоры, но в глубине его глаз и в огромных очах Кончиты горело пламя взаимопонимания, близости и надежды. Ривердейл чувствовал, что что-то должно произойти на трудном пути к сокровищам семьи Нарваэс.
У Безумной Скалы, на небольшом плато с водопадом и быстрым ручьем, путешественники остановились на ночлег. Напоив лошадей, они расселись вокруг костра со съестными припасами. Килкенни с методистом, позабыв о распрях, завели беседу о Родине, милой их сердцу Ирландии. Отвергнутый всеми Дельгадо, хмуро уставившись в землю, грыз травинку и молчал. Девушка сидела к нему спиной, наблюдая за тем, как Ривердейл ломает сучья и подкладывает их в костер.
— Кончита, — позвал ее мексиканец по-испански.
Девушка нехотя обернулась.
— Что еще, Луис?
— Выходит, я для тебя ничего не значу?
— Между нами все кончено. Я воспитана отцом, который. больше всего на свете презирает в людях подлость и трусость.
— Зато я вижу, что между тобой и тем американцем все начинается, — голос Дельгадо задрожал от ревности.
— Теперь тебя это не должно касаться!
— Кончита, — заныл мексиканец. — Не говори так. Я… люблю тебя… И… не знаю, что сделаю, если… если…
— Замолчи! — Девушка поднялась на ноги и зашагала в волнении возле костра.
Присутствующие при этой перебранке путники, не очень сведущие в испанском, молча ждали ее концовки.
— Не смей меня запугивать! — гневно продолжала мексиканка, уже на английском. Ее большие глаза сверкали, — Не смей! Мы чужие люди! Я презираю тебя! Зачем ты здесь? Можешь прямо сейчас убираться отсюда. В Мексике у тебя богатая семья.
Уничтоженный Луис Дельгадо долго, словно в прострации, смотрел в огонь. Наконец шевельнулся.
— Я уеду завтра, — каким-то далеким, не своим голосом произнес он. Встав, он тяжелой походкой отошел от костра и улегся на траве, с головой укрывшись одеялом.
Ужин был коротким и невеселым. Закончив трапезу, мужчины распределили между собой дежурство на ночь. Первую смену должен был отбывать методист, и он, истово помолившись, сел на торчавший поблизости валун в настороженной позе. Килкенни завалился под одеяло с бутылкой виски. Некоторое время были слышны бульканье и причмокивания, сменившиеся богатырским храпом.
У Ривердейла сна не было ни в одном глазу. Он понимал, что прямым или косвенным образом повлиял на разрыв Кончиты с Луисом. Его это угнетало, он не находил себе места, ворочаясь с боку на бок. Так прошел час, затем — другой. Мерно шумел водопад, иногда в верхушках сосен пробегал ветерок. Костер догорал, отбрасывая во тьму рассеянный свет. Ривердейла потихоньку стало клонить ко сну. Веки отяжелели, мысли замедлили свой нескончаемый хоровод. И, вдруг, хруст сучка донесся до его слуха. Не шевелясь, он открыл глаза. Его преподобие, согнувшись на валуне в три погибели, сопел носом в глубоком сне. В стороне от него, вооруженный длинной «навахой», крался мексиканец. У подлеца имелась цель — спавшая Кончита — и он уже был на подходе к ней. Угнетенного состояния Ривердейла, болезненных ощущений вины — как не бывало! Он видел перед собой убийцу, которого следовало обезвредить. Его пальцы коснулись рукоятки «кольта». Он потянул оружие из кобуры и почти выпростал его наружу. И на этом все. Что-то внутри Ривердейла сломалось.
— Дельгадо! — его резкий крик был сродни револьверному выстрелу.
Вспугнутый мексиканец подпрыгнул на месте и, выронив нож, бросился бежать через можжевеловые кусты, куда глаза глядят. А они глядели, но ничего не видели во тьме. В том месте Ривердейл собирал сучья для костра и заметил глубокую, с отвесными краями, расселину среди зарослей можжевельника. К ней-то и стремился мексиканец. Бивуак быстро проснулся. Кончита, Килкенни, проповедник — все они вскочили на ноги с немым вопросом на лицах.
Ответом им был протяжный вопль сорвавшегося в пропасть мексиканца.
Чуть позже путешественники сидели у костра и слушали Ривердейла.
— Мне бы ничего не стоило пристрелить Луиса, — говорил он. — Не знаю… Наверное, я хотел дать ему шанс выжить, но он побежал не в ту сторону. Эта его трусость с бандитами испортила все. Он потерял наше доверие. Похоже, этот поход стал ему в тягость.
— Он превратился в изгоя, — сказал нараспев методист, — и возжелал крови.
— И ты им станешь, старый блеющий козел! — взорвался Килкенни. — Какого черта ты делал на валуне?! Если бы не Майлс, не сидеть бы нам тут, а лежать с перерезанными глотками стервятникам на радость.
— Я и не заметил, как сон смежил мне веки, — пожав плечами, оправдался Фитцпатрик.
— А вот съездить бы по твоей лошадиной морде кулачищем, они б надолго у тебя захлопнулись!
— Не сомневаюсь, что у такого богохульника и пьяницы поднимется рука на слабого, беззащитного проповедника, — горестно проблеял методист.
— Кончай, Патрик, яриться! — вмешался Ривердейл. — Лучше ложись спать, — скоро твоя смена.
Килкенни, бурча что-то под нос, отправился к одеялу, методист снова уселся на валун, а у костра друг против друга остались сидеть северянин и мексиканка. Их молчание длилось достаточно продолжительное время. Оба испытывали одни и те же чувства.
— Майлс, — голос девушки звучал проникновенно. — Ты спас мне жизнь. Спасибо… Знаешь, может быть, когда-нибудь я и смогла простить трусость Луису… Может быть. Но в ту ночь, когда наши руки были вместе, в моей душе произошел перелом. Высокий, красивый, уверенный в себе, ты мне понравился сразу. В ночь перед отъездом из Дир-Сити я видела тебя во сне. Но у нас с Луисом была помолвка, наши отцы хотели этого союза давно. Я была связана обязательствами, хотя никогда по-настоящему не любила Луиса. Я, как это часто случается в богатых семьях Мексики, просто предназначалась в жены потомку такого же славного рода… И вот там, на берегу ручья, в плену у бандитов, я сделала свой выбор…
— Кончита, малышка, я люблю тебя, — нежно проговорил Ривердейл, опускаясь перед красавицей — мексиканкой на колени. Она наклонилась к нему, и их губы слились в долгом ласковом поцелуе под ровный гул Уичитского водопада.
Глава 10
Уичита Джо, известный в селениях своего племени под именем Зоркое Око, возвращался к Кедровому Утесу в приподнятом настроении. Искусно правя крапчатым пони по лощине, он мысленно уже снимал скальпы с тех погибших техасцев. Когда солдаты из Форта Силл сделали привал на берегу ручья, он заявил Челси, что ему опротивела армейская скудная еда и он отправляется на охоту. Этот обман был необходим. Суровый Длинный Нож никогда не дал бы разрешения на скальпирование бандитов. Какими бы отщепенцами они ни прослыли, это все равно были белые люди. Лейтенант оставил их гнить на солнце не погребенными, но кощунства над ними он бы не потерпел.
Уичита Джо схитрил. Но разве у подножия Кедрового Утеса не лежали техасцы — злейшие враги народа уичита? Разве не он устроил им ловушку? Разве не он посоветовал Челси спрятаться за обломками скал на их пути? Это был он, Зоркое Око!
Как будут рады отец, мать, многочисленные родственники! Они затеют пляски, которых давно не было в селениях уичита. Они будут прославлять Зоркое Око. Скальпы бледнолицых повиснут в отчем жилище, на ивовых обручах, как боевой трофей единственного гордого уичита, оставшегося свободным.
У амбициозного индейца от этих мыслей кружилась голова, в убыстренном темпе стучало сердце. И каково же было его разочарование, когда выехав из Кедровой Рощи, он посмотрел на горный склон. Да, на нем лежали пятеро убитых бандитов. Да, их позы и местоположение оставались теми же. Но вместо пышных шевелюр на головах бледнолицых зияли кроваво-красные раны. Скальпов уже не было!
Раздосадованный уичита спрыгнул с лошади и провел короткий осмотр. Тут находились индейцы! Девять, нет, десять воинов. Сняв скальпы, они поехали вверх по тропинке, вслед за пленниками бандитов! Это было недавно, судя по лошадиному навозу. Уичита вскочил на лошадь и погнал ее вверх по тропинке. На горном перевале он остановился. Внизу, прижимаясь к скалам, цепочкой ехали десять краснокожих всадников.
— Кайова! — буркнул уичита недовольно, и, развернув крапчатого, поскакал мимо остывших трупов в прерию к стоянке солдатского отряда из Форта Силл.
— Мигуэль говорил, что они с отцом потратили около десяти часов, чтобы добраться до Сэн-эло Пихо, — сказала Кончита, выехав на вершину перевала одновременно с Ривердейлом. Следом подтянулись методист и Килкенни.
— Мы пробыли в пути больше, — проговорил северянин. — Но они торопились, а нам это ни к чему… Итак, Кончита, значит — Сэн-эло Пихо. Кактусовый полуостров?
— Да, он нам и нужен, — улыбнулась девушка. — Далеко еще?
— Ты вовремя упомянула о нем… Вот он — Кактусовый полуостров во всей своей красе!
Путешественники с интересом глядели вниз на большую долину или плато, в конце которого, далеко вдаваясь в зияющую пропасть, протянулся заросший кактусами «полуостров». Панорама была величественной. Прямо от перевала в захватывающей дух последовательности шла череда широких уступов и террас, заваленных обломками скал и валунами. Через них и между ними узкой искрящейся лентой сбегал стремительный водный поток, исчезавший в темных глубинах пропасти у «полуострова». На уступах одинокими исполинами уходили ввысь сосны, которые, казалось, собирались перерасти окружающие их горы.
— Красота! — молвил Килкенни, позабыв о зажатой в руке бутылке.
— Дикая красота, — поправил его методист. — Только орлам и жить здесь.
В поднебесье, описывая медленные круги, летали два белоголовых орла. Их огромное гнездо топорщилось на верхушке самой могучей сосны.
Ривердейл вопросительно посмотрел на девушку.
— Что дальше, Кончита?
— Заросли китайской вишни, — напрягая зрение и щурясь от солнца, сказала она. — Мигуэль говорил о зарослях китайской вишни, за которыми начинается спуск в ущелье.
— Там они, — Ривердейл указал на густые кущи по левую сторону от «полуострова» — трамплина в пропасть. По правую сторону в нее низвергался стремительный водный поток.
— Поехали! — северянин взмахнул рукой, и компания направилась вниз по едва заметной, петляющей по террасам и между обломков скал, горной тропе. Лошади скорее скользили, чем шли. Их подкованные копыта утопали в толще мелких камней и гравия.
Путники надорвали себе руки, сдерживая животных уздечками. Потом склон стал более пологим, и до зарослей китайской вишни — эготе, на языке кайова, — они доехали без особого труда. Оставив лошадей у кромки зарослей, они продрались через них и оказались среди причудливо иссеченных ветром и временем скальных глыб на бровке плато. Почти у самых ног путников, пугая и завораживая, открывалась бездна. Солнечный свет едва освещал ее далекое дно. Ривердейл пнул камень, и он сорвался вниз. Все затаили дыхание в попытке услышать его падение. Напрасно! В огромном сумрачном нутре пропасти застыла тишина.
— Боже! — выдохнула Кончита.
— Да-а! — протянул Килкенни. — Вот это овражек!.. И, похоже, мы здесь за тем, чтобы в него спуститься?
Девушка немного успокоившись, закивала головой.
— Здесь должна быть тропинка, на этом самом обрыве.
Путники разбрелись по бровке плато, осторожно просматривая стену ущелья.
— Сюда! — послышался возглас Ривердейла.
Он стоял между двух обломков скал, чудом зацепившихся за край горного плато. Здесь начиналась узкая дорожка в ущелье. Она тянулась по стене обрыва наискось и казалось какой-то заброшенной в этой бездонной расщелине. Хрупкий мосток из стволов и веток был переброшен через провал в стене ущелья, и над ним грозя ежеминутным падением, как перст роковой судьбы, на бровке плато возвышался громадный валун.
— Я беспокоюсь о лошадях, — сказал северянин, поглядывая на мост. — Вряд ли они пройдут по нему.
— Мост выдержал их даже с поклажей, — заверила мексиканка.
— Тогда — к лошадям — и да поможет нам Бог! — Ривердейл все не мог оторвать взгляда от мостка. — Проложить его было, по-видимому, нелегко. И кому вздумалось это свершить?
— Мигуэль говорил, что давным-давно в ущелье спустились белые золотоискатели, — сказала Кончита. — Команчи перебили их всех.
Слушая ее, Ривердейл вдруг краем глаза уловил движение на вершине перевала и тут же бросил на нее взгляд.
— Кажется, кайова собираются сделать с нами тоже самое.
Уичита Джо схитрил. Но разве у подножия Кедрового Утеса не лежали техасцы — злейшие враги народа уичита? Разве не он устроил им ловушку? Разве не он посоветовал Челси спрятаться за обломками скал на их пути? Это был он, Зоркое Око!
Как будут рады отец, мать, многочисленные родственники! Они затеют пляски, которых давно не было в селениях уичита. Они будут прославлять Зоркое Око. Скальпы бледнолицых повиснут в отчем жилище, на ивовых обручах, как боевой трофей единственного гордого уичита, оставшегося свободным.
У амбициозного индейца от этих мыслей кружилась голова, в убыстренном темпе стучало сердце. И каково же было его разочарование, когда выехав из Кедровой Рощи, он посмотрел на горный склон. Да, на нем лежали пятеро убитых бандитов. Да, их позы и местоположение оставались теми же. Но вместо пышных шевелюр на головах бледнолицых зияли кроваво-красные раны. Скальпов уже не было!
Раздосадованный уичита спрыгнул с лошади и провел короткий осмотр. Тут находились индейцы! Девять, нет, десять воинов. Сняв скальпы, они поехали вверх по тропинке, вслед за пленниками бандитов! Это было недавно, судя по лошадиному навозу. Уичита вскочил на лошадь и погнал ее вверх по тропинке. На горном перевале он остановился. Внизу, прижимаясь к скалам, цепочкой ехали десять краснокожих всадников.
— Кайова! — буркнул уичита недовольно, и, развернув крапчатого, поскакал мимо остывших трупов в прерию к стоянке солдатского отряда из Форта Силл.
— Мигуэль говорил, что они с отцом потратили около десяти часов, чтобы добраться до Сэн-эло Пихо, — сказала Кончита, выехав на вершину перевала одновременно с Ривердейлом. Следом подтянулись методист и Килкенни.
— Мы пробыли в пути больше, — проговорил северянин. — Но они торопились, а нам это ни к чему… Итак, Кончита, значит — Сэн-эло Пихо. Кактусовый полуостров?
— Да, он нам и нужен, — улыбнулась девушка. — Далеко еще?
— Ты вовремя упомянула о нем… Вот он — Кактусовый полуостров во всей своей красе!
Путешественники с интересом глядели вниз на большую долину или плато, в конце которого, далеко вдаваясь в зияющую пропасть, протянулся заросший кактусами «полуостров». Панорама была величественной. Прямо от перевала в захватывающей дух последовательности шла череда широких уступов и террас, заваленных обломками скал и валунами. Через них и между ними узкой искрящейся лентой сбегал стремительный водный поток, исчезавший в темных глубинах пропасти у «полуострова». На уступах одинокими исполинами уходили ввысь сосны, которые, казалось, собирались перерасти окружающие их горы.
— Красота! — молвил Килкенни, позабыв о зажатой в руке бутылке.
— Дикая красота, — поправил его методист. — Только орлам и жить здесь.
В поднебесье, описывая медленные круги, летали два белоголовых орла. Их огромное гнездо топорщилось на верхушке самой могучей сосны.
Ривердейл вопросительно посмотрел на девушку.
— Что дальше, Кончита?
— Заросли китайской вишни, — напрягая зрение и щурясь от солнца, сказала она. — Мигуэль говорил о зарослях китайской вишни, за которыми начинается спуск в ущелье.
— Там они, — Ривердейл указал на густые кущи по левую сторону от «полуострова» — трамплина в пропасть. По правую сторону в нее низвергался стремительный водный поток.
— Поехали! — северянин взмахнул рукой, и компания направилась вниз по едва заметной, петляющей по террасам и между обломков скал, горной тропе. Лошади скорее скользили, чем шли. Их подкованные копыта утопали в толще мелких камней и гравия.
Путники надорвали себе руки, сдерживая животных уздечками. Потом склон стал более пологим, и до зарослей китайской вишни — эготе, на языке кайова, — они доехали без особого труда. Оставив лошадей у кромки зарослей, они продрались через них и оказались среди причудливо иссеченных ветром и временем скальных глыб на бровке плато. Почти у самых ног путников, пугая и завораживая, открывалась бездна. Солнечный свет едва освещал ее далекое дно. Ривердейл пнул камень, и он сорвался вниз. Все затаили дыхание в попытке услышать его падение. Напрасно! В огромном сумрачном нутре пропасти застыла тишина.
— Боже! — выдохнула Кончита.
— Да-а! — протянул Килкенни. — Вот это овражек!.. И, похоже, мы здесь за тем, чтобы в него спуститься?
Девушка немного успокоившись, закивала головой.
— Здесь должна быть тропинка, на этом самом обрыве.
Путники разбрелись по бровке плато, осторожно просматривая стену ущелья.
— Сюда! — послышался возглас Ривердейла.
Он стоял между двух обломков скал, чудом зацепившихся за край горного плато. Здесь начиналась узкая дорожка в ущелье. Она тянулась по стене обрыва наискось и казалось какой-то заброшенной в этой бездонной расщелине. Хрупкий мосток из стволов и веток был переброшен через провал в стене ущелья, и над ним грозя ежеминутным падением, как перст роковой судьбы, на бровке плато возвышался громадный валун.
— Я беспокоюсь о лошадях, — сказал северянин, поглядывая на мост. — Вряд ли они пройдут по нему.
— Мост выдержал их даже с поклажей, — заверила мексиканка.
— Тогда — к лошадям — и да поможет нам Бог! — Ривердейл все не мог оторвать взгляда от мостка. — Проложить его было, по-видимому, нелегко. И кому вздумалось это свершить?
— Мигуэль говорил, что давным-давно в ущелье спустились белые золотоискатели, — сказала Кончита. — Команчи перебили их всех.
Слушая ее, Ривердейл вдруг краем глаза уловил движение на вершине перевала и тут же бросил на нее взгляд.
— Кажется, кайова собираются сделать с нами тоже самое.
Глава 11
Военный отряд Красного Волка выехал на перевал у Сэн-эло Пихо вскоре после того, как до него добрались те, кого они преследовали.
Но Гуи Гуадал допустил непростительную оплошность, не выслав вперед разведчика. Оказавшись всем скопом на вершине перевала, индейцы привлекли внимание бледнолицых, тем самым упустив возможность застать их врасплох.
— Зейдлбей! — голос Красного Волка был резок и свиреп. — Плохо!.. Бледнолицые спешат к лошадям, в седельных сумках торчат карабины.
Индейцы смотрели на переполошившихся белых людей и ждали предложений военного вождя.
— Если бледнолицые с испугу бросятся к тропе в ущелье, — говорил Красный Волк быстро, — то мы сможем их всех догнать и перестрелять. Переход через мост отнимет у них время… Перестрелять мужчин, женщина нам нужна живой… О, попади она ко мне в руки, я выбил бы из нее правду о золотом тайнике! Мне не повезло с отцом, но с дочерью я буду очень осторожен…
Один из кайова толкнул отвлекшегося военного вождя.
— Бледнолицые бегут сюда, к подножию перевала. Их лошади остались у зарослей.
— Зейдлбей! — снова рявкнул кайова. — Тот высокий американец, бывший наш пленник — мудрый воин.
В самом деле, высокий белый человек, ведший спутников к подножию перевала, выбрал для обороны лучшее место. За разбросанными по нижней террасе валунами можно было хорошо укрыться и вести прицельную стрельбу.
— Нас ждет бой, квуда! — торжественно произнес Красный Волк. — И мы обязаны победить!.. Бледнолицые — рядом с водой, но я не вижу, чтобы у них была пища. Мы возьмем их измором, если потребуется. А пока спустимся ниже и попробуем покончить с белыми мужчинами. Ни одна пуля, ни одна стрела не должна лететь в женщину-мексиканку…
Военный вождь смолк, увидя, как один из бледнолицых выскочил из-за валуна и полез вверх по склону. На жесты и выкрики спутников он не обращал внимания. По высокой худой фигуре и книге в руке, Красный Волк признал в нем странного белого, который когда-то посетил лагерь Тсен Тайнте. Индеец с насмешливым видом выслушал его заверения в мире и дружбе, а затем хладнокровно расстрелял. Издевательский хохот дикарей эхом отдавался в долине, пока тело убитого кувыркалось вниз по уступам.
Лейтенант Челси с блеском справился с поставленной перед ним задачей. Ему удалось уничтожить банду и взять в плен ее кровавого главаря. У него было легко на душе, он уже принялся было на привале размышлять о будущих почестях в Форте Силл, когда Уичита Джо принес дурные вести. Спасенные им пленники вновь оказались под угрозой расправы. Добропорядочный офицер не мог допустить их гибели от рук краснокожих налетчиков. Он сам был свидетелем того, как вожди кайова давали клятвенные обещания жить в резервации и держать молодежь в узде. Плутовской народ! Ему нельзя доверять. Тропа войны для него важнее мира.
Но Гуи Гуадал допустил непростительную оплошность, не выслав вперед разведчика. Оказавшись всем скопом на вершине перевала, индейцы привлекли внимание бледнолицых, тем самым упустив возможность застать их врасплох.
— Зейдлбей! — голос Красного Волка был резок и свиреп. — Плохо!.. Бледнолицые спешат к лошадям, в седельных сумках торчат карабины.
Индейцы смотрели на переполошившихся белых людей и ждали предложений военного вождя.
— Если бледнолицые с испугу бросятся к тропе в ущелье, — говорил Красный Волк быстро, — то мы сможем их всех догнать и перестрелять. Переход через мост отнимет у них время… Перестрелять мужчин, женщина нам нужна живой… О, попади она ко мне в руки, я выбил бы из нее правду о золотом тайнике! Мне не повезло с отцом, но с дочерью я буду очень осторожен…
Один из кайова толкнул отвлекшегося военного вождя.
— Бледнолицые бегут сюда, к подножию перевала. Их лошади остались у зарослей.
— Зейдлбей! — снова рявкнул кайова. — Тот высокий американец, бывший наш пленник — мудрый воин.
В самом деле, высокий белый человек, ведший спутников к подножию перевала, выбрал для обороны лучшее место. За разбросанными по нижней террасе валунами можно было хорошо укрыться и вести прицельную стрельбу.
— Нас ждет бой, квуда! — торжественно произнес Красный Волк. — И мы обязаны победить!.. Бледнолицые — рядом с водой, но я не вижу, чтобы у них была пища. Мы возьмем их измором, если потребуется. А пока спустимся ниже и попробуем покончить с белыми мужчинами. Ни одна пуля, ни одна стрела не должна лететь в женщину-мексиканку…
Военный вождь смолк, увидя, как один из бледнолицых выскочил из-за валуна и полез вверх по склону. На жесты и выкрики спутников он не обращал внимания. По высокой худой фигуре и книге в руке, Красный Волк признал в нем странного белого, который когда-то посетил лагерь Тсен Тайнте. Индеец с насмешливым видом выслушал его заверения в мире и дружбе, а затем хладнокровно расстрелял. Издевательский хохот дикарей эхом отдавался в долине, пока тело убитого кувыркалось вниз по уступам.
Лейтенант Челси с блеском справился с поставленной перед ним задачей. Ему удалось уничтожить банду и взять в плен ее кровавого главаря. У него было легко на душе, он уже принялся было на привале размышлять о будущих почестях в Форте Силл, когда Уичита Джо принес дурные вести. Спасенные им пленники вновь оказались под угрозой расправы. Добропорядочный офицер не мог допустить их гибели от рук краснокожих налетчиков. Он сам был свидетелем того, как вожди кайова давали клятвенные обещания жить в резервации и держать молодежь в узде. Плутовской народ! Ему нельзя доверять. Тропа войны для него важнее мира.