Страница:
Сергей Юров
Золото гор Уичита
Глава 1
Большое курчавое облако, закрыв собою ослепительный диск солнца, дало холмистой ссохшейся почве южных прерий за рекой Уошито короткую, но упоительную передышку. В тополевом леске робко свистнула какая-то пичуга. Одинокий койот, дремавший под можжевеловым кустом, поднялся, сладко потянулся и затрусил по округе в надежде сцапать какого-нибудь разомлевшего от жары зверька.
Такой же одинокий всадник выехал на вершину холма и, натянув уздечку, остановил своего уставшего гнедого.
— Передохни, Хоан Тоа, — ласково сказал он, похлопав животное по шее.
Достав фляжку, Майлс Ривердейл без всякого удовольствия сделал несколько глотков, а потом с отвращением вылил оставшуюся часть воды на землю.
— Горячее не бывает! — буркнул он, вытерев тыльной стороной ладони губы.
Он оставался на холме до тех пор, пока снова не стало жарко.
— Давай-ка, Боевое Копье, сделаем последнее усилие. Думается, за час мы доберемся до Дир-Сити. А там нас ждут и еда, и холодное питье, и… треп Патрика Килкенни.
Упомянув старинного ирландского приятеля, Майлс Ривердейл коротко улыбнулся.
— Поди, год не виделись с толстяком, — пробормотал он, направив черноухого коня к юго-востоку. — Ну да, с тех пор, как он решил обзавестись женушкой. Хм-м… Написал, что бросил ее, ибо не сошлись характерами. Ах ты, толстобрюхий врун! Похоже, женщине осточертели твоя болтовня и прожорливость хуже горькой редьки и она махнула на тебя рукой… Вырвал меня из Додж Сити, чтобы предложить «сногсшибательно денежное дело»… Ну, если я зря болтаюсь в седле на адском солнцепеке!.. Тогда я привяжу тебя к стулу, воткну в твою широкую пасть кляп и оставлю наедине с добрым куском зажаренной грудинки… Это будет самой страшной пыткой для чревоугодника.
Время от времени Ривердейл снимал широкополую шляпу и обмахивал ею опаленное июльским пеклом лицо. Оно, это лицо, было мужественным, с высоким лбом, живыми карими глазами, прямым носом и упрямым подбородком. Стройный торс наездника облегала легкая серая рубашка, заправленная в потертые брюки. Ноги его были обуты в короткие полусапожки с серебряными массивными шпорами. Все это, от верха «стетсона» до обуви, покрывал густой слой прерийной пыли, сбитой с жухлой бизоньей травы копытами лошади и ветром.
Неторопливая езда по холмистым равнинам навевала разные мысли. Ривердейл вспоминал о родном доме в Иллинойсе, где доживали свой век его родители, о Гражданской войне, в которой он доблестно сражался в чине сержанта, о недолгой карьере шерифа Дир-Сити. Припомнился удачный побег из становищ племени кайова, воины которого пленили его после одной бизоньей охоты. Потом, как только Килкенни оженился, Ривердейла понесло на север, сначала в Небраску, а затем — в Канзас. Профессии менялись как стекляшки в калейдоскопе; он был ковбоем, возницей дилижанса, следопытом у Кастера, гонцом на «Пони Экспресс» и, наконец, осел в Додже, в качестве постоянного сотрудника «Канзас-Ньюс».
— Бурная жизнь скитальца и тонкое, как газетный лист портмоне, — с иронией отметил Ривердейл. — Дай-то Бог, чтобы эта поездка принесла хоть какие-то дивиденды.
Вскоре потянулись знакомые места. Еще немного пыльной езды — и городок Дир-Сити предстал перед утомленным всадником во всей своей «красе». Обшарпанные одно-и-двухэтажные домишки по обе стороны единственной улицы — вот и весь Олений город.
— Ни растет, ни хиреет, — со смешком заметил Ривердейл, — как куча бизоньего кизяка.
Чего с излишком хватало Дир-Сити, так это питейных заведений. Путник миновал их дюжину, пока не поравнялся со знаменитым сапуном «Одинокий волк», где как следовало из письма, находился Патрик Килкенни. Много лошадей стояло у коновязи, туда-сюда сновали люди.
Ривердейл спрыгнул с черноухого красавца, на котором он умчался из пределов племени кайова, оставил его гордого и независимого, среди беспородного сброда и направился в салун. По пути он бросил взгляд на торчавшую у входа деревянную фигуру Гуипаго — Одинокого Волка — кровожадного вождя кайова и визитную карточку самого солидного увеселительного места в городке. Смахнув с деревяшки облупившуюся краску, Ривердейл поймал на себе взгляд стоявшего у распашной двери человека.
— Какая милая забота о дикаре, — с южной растяжкой проговорил тот. — Никак к нам в гости пожаловал любитель краснокожих?
Незнакомец был высоким, загорелым, хорошо сложенным. Его продолговатое лицо со стальными глазами и хищным крючковатым носом производило неприятное впечатление.
Ривердейл поднялся на веранду. Не глядя на незнакомца, он вздохнул и покачал головой. Сколько таких наглецов уже встречалось ему на пути!
— Что-то не так, приятель? — ровно произнес он, остановив взгляд на острых стальных глазах.
— Я спрашиваю, ты из тех подонков-северян, что желают добра дикарям?
У Ривердейла засосало под ложечкой. Беспардонные расспросы ему никогда не нравились.
— Посторонись! — потребовал он сухо.
Незнакомец пропустил это мимо ушей, а когда Ривердейл двинулся вперед, он подставил ему ногу. Ривердейл постарался, чтобы подошва его сапога легла прямо на подставленный носок. Прежде чем войти внутрь салуна, он обернулся. Незнакомец дышал через нос, его продолговатое лицо источало угрозу.
— Ступай, ступай, северянин, — протянул он сквозь зубы.
— Видно, сейчас мне не дождаться от тебя извинений. Но, думаю, скоро они слетят с твоих губ.
— Я не искал ссоры, приятель, и вряд ли когда-нибудь извинюсь, — проговорил Ривердейл, шагнув в прокуренное помещение.
За стойкой бара стоял сам хозяин салуна, Том Уилоугби, с полотенцем в руках и пустым бокалом. Завидев вошедшего, он широко улыбнулся.
— Наконец-то, Майлс… Килкенни тебя совсем заждался.
— Привет, Том. Не буду спрашивать как твои дела, — Ривердейл кивнул на заполненное людьми помещение, — сам вижу, что все в порядке… И где же мой дружок?
— Наверху, в гостинице. Отмокая от вчерашнего перебора виски, пьет пиво, поглощает уйму жратвы и слушает проповеди методиста,
Ривердейл рассмеялся.
— Ну, с первым и вторым все ясно… А что это еще за блажь — внимать слову Господнему?
— Почитай, неделю водит дружбу с преподобным. Просто умора! Говорит, что открыл для себя много нового. А в общем-то, тебя здесь дожидается не он один.
И в этот момент Ривердейл увидел, как повстречавшийся ему у входа человек, зашел в салун и сел к столу, за которым располагалась пятерка отчаянных на вид парней.
— Что это за тип? — спросил он у Уилоугби.
— Недобитые южане. Этот, Джон Фист, у них за главаря. Была бы моя власть, всех бы пересажал за решетку! Пьют и едят в долг, затевают драки, палят по любому поводу. Вот уже неделя, как они обосновались тут.
— А что же шериф?
— На кладбище он. Фист прострелил ему пузо. Новый же шериф, Сэм Грэгсон, боится эту шайку как огня.
— Хм-м… Вот в чем дело. Ладно. Том, налей-ка мне, да пополней.
Майлса Ривердейла не тянуло так глотать виски, как Килкенни, но он никогда не был против стаканчика хорошего спиртного.
— Какого тебе, Майлс? — спросил Уилоугби.
Ривердейл окинул взглядом ряды граненых бутылок. «Тарантул Джюс», «Форти Род», «Уайт Файер», «Скорпион Блад», «Ниддл Джюс» стояли бок о бок, как готовые к действию солдаты.
— «Олд Джо Кларк»… Ты сказал меня ждет еще кто-то.
— Неплохой выбор, — кивнул головой Уилоугби, наполняя рюмку известным на западе спиртным. — люди эти издалека…
Двое, вставших по обе стороны от Ривердейла, приятелей Фиста потребовали у салунщика виски. Они не обращали на Майлса внимания, и он на какую-то долю секунды утерял бдительность. Он делал последний глоток обжигающего напитка, когда обе его руки оказались в плотном захвате. Пустая рюмка полетела на пол под южный протяжный говорок одного из бандитов:
— Считай, что ты выпил за свой упокой, северянин.
Ривердейл попытался было вырваться, но боль в заломленных руках заставила его успокоиться. Пока бандиты вели его к своему столу, в салуне висела плотная тишина. Многочисленные посетители молчаливо наблюдали за происходящим. Ни один из них не отважился даже пикнуть, не то чтобы вмешаться, хотя многие и знали бывшего шерифа.
Ривердейла подвели к Фисту и грубо опустили на колени. Смуглое лицо главаря бандитов исказилось недоброй ухмылкой.
— Твое имя, северянин?
— Майлс Ривердейл.
— Не тот ли Ривердейл, что был здесь шерифом? — с некоторым любопытством протянул бандит.
— Он самый.
Хм-м, это интересно. Будет вдвойне приятней получить от тебя извинения, — ухмылка сменилась жестким выражением со злым мерцанием стальных глаз, — но прежде ты сотрешь пыль с моего сапога.
Когда носок бандитской обуви замаячил перед Майлсом, он с грустью подумал:
— Вот и конец моей тропы. Было бы позором подчиниться южанину.
— Тебе лучше сделать это, — рыкнул Фист, ткнув дулом револьвера в лоб Ривердейлу, — по счету десять я просверлю в твоей упрямой башке порядочную дыру. Раз, два, три…
В эти страшные мгновения Майлсу почему-то захотелось спеть песню иллинойского полка «как песню смерти умирающего кайова» — мелькнуло в его мозгу.
— …Семь, восемь, девять… — кончал свой отсчет Фист, положив палец на курок.
— Мистер Фист! — громко прозвучал женский мелодичный голос с мексиканским акцентом. — Остановитесь!
— Сеньорита Кончита?! — отозвался бандит, отстраняя револьвер от головы Ривердейла. — Неужто и на сей раз, как с тем конокрадом-кайова, вы не дадите мне попользоваться моей игрушкой?
— Именно так, мистер Фист. Оставьте этого человека в живых. Он… он мне понадобится… Возьмите вот это в знак благодарности.
Ривердейл увидел протянутую женскую руку. В следующую секунду пальцы Фиста сжимали золотой браслет тончайшей работы. Вещица была великолепной, и бандит не скрывал своего восхищения.
— Проваливай, северянин, — сказал он, продолжая любоваться браслетом. — Благодари эту сеньориту за свое спасение… Отпустите его, ребята… Надо быть истинным южанином, чтобы удовлетворять любую, порой невыполнимую для других, просьбу дамы.
Последнее циничное утверждение Фиста предназначалось всему притихшему люду. И здесь некому было оспорить эти громкие слова. Кроме Ривердейла.
— Настоящий южанин, в отличие от тебя, Фист, — произнес он ровно, встав на ноги, — услужил бы даме и без мзды.
Он был унижен и лез на рожон. И если бы не быстрое вмешательство мексиканки, его уже бы ничто не спасло.
— Идемте, мистер Ривердейл, — попросила она с нетерпением в голосе, — не усложняйте себе жизнь.
— Еще слово, северянин, — рявкнул Фист, — и тебе крышка! '
В конце концов благоразумие взяло верх. Как ни был он взведен, Ривердейл не метнул руку к кобуре. Здравый смысл подсказывал ему не делать этого. Какие у него могли быть шансы против настороженных бандитов, чьи руки уже поглаживали отполированные рукоятки револьверов? Да никаких! Как у дикого кролика, окруженного сворой голодных волков.
Увлекаемый мексиканкой, он развернулся и зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж, в гостиницу. Поднимаясь по ступенькам, он несколько успокоился и увидел, что кроме сеньориты его сопровождают еще двое: Том Уилоугби и молодой мексиканец, доводившийся, наверное, ей братом. Ривердейл остановился.
— Я не понимаю, сеньорита… — начал было он, поглядев на свою спасительницу. Сразу бросилось в глаза, что она была редкой красавицей. Лет двадцати трех, с огромными карими глазами, тонким прямым носом и яркими губами.
— Это я сбегал за сеньоритой, Майлс, — пояснил Уилоугби. — Никто другой тебе бы не помог. Ни Килкенни, ни священник, ни сам дьявол. Я видел, как она выкупила краснокожего и решил, что ей следует помочь и тебе, коль ты ей нужен… Не так ли, сеньорита?
— Спасибо, мистер Уилоугби, — проговорила мексиканка вслед спустившемуся в салун хозяину. — Дело в том, мистер Ривердейл, — обратилась она к Майлсу, — что вы мне действительно очень нужны. Патрик Килкенни сказал, что в моем деле поможете только вы.
— Мы надеемся на вас, мистер Ривердейл, — поддержал ее мексиканец.
— Не знаю, что и ответить, — пожал плечами Ривердейл. — В чем ваши проблемы?
— Тут, наверное, не место их обсуждать, — ответила красавица, — Пойдемте в наш номер.
На английском она говорила правильно, почти без запинок. Это было не удивительно. Жители северных провинций Мексики неплохо разбирались в языке американских граждан по ту сторону Рио-Гранде.
Джон Фист; сидя в кругу своих парней, почти не слышал их громкого гомона. Он ушел в себя, прикладываясь к бутылке «Скорпион Блад» и поглядывая время от времени в сторону стоявших на лестнице мексиканцев и высокого северянина. Ему было над чем пораскинуть мозгами.
Значит, прекрасная сеньорита поселилась в «Одиноком волке», чтобы дождаться Ривердейла. Не знаю, для чего ей нужен был кайова, но чует сердце, северянин — это тот, из-за кого она торчит в Дир-Сити. Что она затевает? Какой прок в раздаче драгоценностей за жизни этих двух типов? Какая выгода?
В следующий раз поглядев на лестницу и увидев, что она пуста, Фист сбросил с себя задумчивость.
— Джонсон! — позвал он сидящего напротив человека с черными пышными усами и шрамом на левой щеке. — Есть разговор.
Фист отвел его в сторону и что-то прошептал ему на ухо. Когда он вернулся на место, черноусый уже поднимался вверх по лестнице.
— Что-то здесь не так, — сказал он себе, трогая в кармане золотой браслет. — Чутье меня подводило редко.
В самом деле, Фист принадлежал к тому сорту людей, чьим предчувствиям можно было только завидовать. Без них он уже давно лежал бы в гробу. Ему исполнилось двадцать три, когда разразилась Гражданская война. Будучи техасцем и патриотом, он бесстрашно сражался с янки, лез в самое пекло. И за все военные годы его даже не ранило. Своим изумленным боевым товарищам он говорил, что его внутренний голос действует безотказно.
Потом, по окончании войны, он вернулся в Техас. Расстроенный поражением Конфедерации, южанин ожесточился еще больше, когда увидел, как его Родина заполняется чванливыми политиками, продажными дельцами и грязными неграми, которым предоставили свободу.
Фист недолго сидел сложа руки. Возглавив шайку таких же недовольных положением на Юге парней, он стал жить по своим законам. Он собственноручно пристрелил тридцать человек, кочуя по Техасу и индейской территории. Негры, индейцы, северяне отправлялись на тот свет безжалостно, словно никакой капитуляции не было.
За него назначили цену, за ним охотился спецотряд лейтенанта Челси, но Фисту удавалось избегать неприятностей. Его летучая банда, жившая разбоем и откровенной наглостью, продолжала колесить по Югу с тем же размахом.
Остановка в Дир-Сити продлилась больше обычного и на сегодня Фист планировал отъезд. Однако прибытие высокого северянина и действия кареглазой мексиканки натолкнули его на мысль, что тут стоит немного задержаться. Просто задарма выпить, закусить и еще раз подвергнуть проверке то тонкое чувство, какое называлось интуицией. Даже опасная близость лейтенанта Челси с его закаленными кавалеристами не повлияла на планы кровожадного головореза.
Такой же одинокий всадник выехал на вершину холма и, натянув уздечку, остановил своего уставшего гнедого.
— Передохни, Хоан Тоа, — ласково сказал он, похлопав животное по шее.
Достав фляжку, Майлс Ривердейл без всякого удовольствия сделал несколько глотков, а потом с отвращением вылил оставшуюся часть воды на землю.
— Горячее не бывает! — буркнул он, вытерев тыльной стороной ладони губы.
Он оставался на холме до тех пор, пока снова не стало жарко.
— Давай-ка, Боевое Копье, сделаем последнее усилие. Думается, за час мы доберемся до Дир-Сити. А там нас ждут и еда, и холодное питье, и… треп Патрика Килкенни.
Упомянув старинного ирландского приятеля, Майлс Ривердейл коротко улыбнулся.
— Поди, год не виделись с толстяком, — пробормотал он, направив черноухого коня к юго-востоку. — Ну да, с тех пор, как он решил обзавестись женушкой. Хм-м… Написал, что бросил ее, ибо не сошлись характерами. Ах ты, толстобрюхий врун! Похоже, женщине осточертели твоя болтовня и прожорливость хуже горькой редьки и она махнула на тебя рукой… Вырвал меня из Додж Сити, чтобы предложить «сногсшибательно денежное дело»… Ну, если я зря болтаюсь в седле на адском солнцепеке!.. Тогда я привяжу тебя к стулу, воткну в твою широкую пасть кляп и оставлю наедине с добрым куском зажаренной грудинки… Это будет самой страшной пыткой для чревоугодника.
Время от времени Ривердейл снимал широкополую шляпу и обмахивал ею опаленное июльским пеклом лицо. Оно, это лицо, было мужественным, с высоким лбом, живыми карими глазами, прямым носом и упрямым подбородком. Стройный торс наездника облегала легкая серая рубашка, заправленная в потертые брюки. Ноги его были обуты в короткие полусапожки с серебряными массивными шпорами. Все это, от верха «стетсона» до обуви, покрывал густой слой прерийной пыли, сбитой с жухлой бизоньей травы копытами лошади и ветром.
Неторопливая езда по холмистым равнинам навевала разные мысли. Ривердейл вспоминал о родном доме в Иллинойсе, где доживали свой век его родители, о Гражданской войне, в которой он доблестно сражался в чине сержанта, о недолгой карьере шерифа Дир-Сити. Припомнился удачный побег из становищ племени кайова, воины которого пленили его после одной бизоньей охоты. Потом, как только Килкенни оженился, Ривердейла понесло на север, сначала в Небраску, а затем — в Канзас. Профессии менялись как стекляшки в калейдоскопе; он был ковбоем, возницей дилижанса, следопытом у Кастера, гонцом на «Пони Экспресс» и, наконец, осел в Додже, в качестве постоянного сотрудника «Канзас-Ньюс».
— Бурная жизнь скитальца и тонкое, как газетный лист портмоне, — с иронией отметил Ривердейл. — Дай-то Бог, чтобы эта поездка принесла хоть какие-то дивиденды.
Вскоре потянулись знакомые места. Еще немного пыльной езды — и городок Дир-Сити предстал перед утомленным всадником во всей своей «красе». Обшарпанные одно-и-двухэтажные домишки по обе стороны единственной улицы — вот и весь Олений город.
— Ни растет, ни хиреет, — со смешком заметил Ривердейл, — как куча бизоньего кизяка.
Чего с излишком хватало Дир-Сити, так это питейных заведений. Путник миновал их дюжину, пока не поравнялся со знаменитым сапуном «Одинокий волк», где как следовало из письма, находился Патрик Килкенни. Много лошадей стояло у коновязи, туда-сюда сновали люди.
Ривердейл спрыгнул с черноухого красавца, на котором он умчался из пределов племени кайова, оставил его гордого и независимого, среди беспородного сброда и направился в салун. По пути он бросил взгляд на торчавшую у входа деревянную фигуру Гуипаго — Одинокого Волка — кровожадного вождя кайова и визитную карточку самого солидного увеселительного места в городке. Смахнув с деревяшки облупившуюся краску, Ривердейл поймал на себе взгляд стоявшего у распашной двери человека.
— Какая милая забота о дикаре, — с южной растяжкой проговорил тот. — Никак к нам в гости пожаловал любитель краснокожих?
Незнакомец был высоким, загорелым, хорошо сложенным. Его продолговатое лицо со стальными глазами и хищным крючковатым носом производило неприятное впечатление.
Ривердейл поднялся на веранду. Не глядя на незнакомца, он вздохнул и покачал головой. Сколько таких наглецов уже встречалось ему на пути!
— Что-то не так, приятель? — ровно произнес он, остановив взгляд на острых стальных глазах.
— Я спрашиваю, ты из тех подонков-северян, что желают добра дикарям?
У Ривердейла засосало под ложечкой. Беспардонные расспросы ему никогда не нравились.
— Посторонись! — потребовал он сухо.
Незнакомец пропустил это мимо ушей, а когда Ривердейл двинулся вперед, он подставил ему ногу. Ривердейл постарался, чтобы подошва его сапога легла прямо на подставленный носок. Прежде чем войти внутрь салуна, он обернулся. Незнакомец дышал через нос, его продолговатое лицо источало угрозу.
— Ступай, ступай, северянин, — протянул он сквозь зубы.
— Видно, сейчас мне не дождаться от тебя извинений. Но, думаю, скоро они слетят с твоих губ.
— Я не искал ссоры, приятель, и вряд ли когда-нибудь извинюсь, — проговорил Ривердейл, шагнув в прокуренное помещение.
За стойкой бара стоял сам хозяин салуна, Том Уилоугби, с полотенцем в руках и пустым бокалом. Завидев вошедшего, он широко улыбнулся.
— Наконец-то, Майлс… Килкенни тебя совсем заждался.
— Привет, Том. Не буду спрашивать как твои дела, — Ривердейл кивнул на заполненное людьми помещение, — сам вижу, что все в порядке… И где же мой дружок?
— Наверху, в гостинице. Отмокая от вчерашнего перебора виски, пьет пиво, поглощает уйму жратвы и слушает проповеди методиста,
Ривердейл рассмеялся.
— Ну, с первым и вторым все ясно… А что это еще за блажь — внимать слову Господнему?
— Почитай, неделю водит дружбу с преподобным. Просто умора! Говорит, что открыл для себя много нового. А в общем-то, тебя здесь дожидается не он один.
И в этот момент Ривердейл увидел, как повстречавшийся ему у входа человек, зашел в салун и сел к столу, за которым располагалась пятерка отчаянных на вид парней.
— Что это за тип? — спросил он у Уилоугби.
— Недобитые южане. Этот, Джон Фист, у них за главаря. Была бы моя власть, всех бы пересажал за решетку! Пьют и едят в долг, затевают драки, палят по любому поводу. Вот уже неделя, как они обосновались тут.
— А что же шериф?
— На кладбище он. Фист прострелил ему пузо. Новый же шериф, Сэм Грэгсон, боится эту шайку как огня.
— Хм-м… Вот в чем дело. Ладно. Том, налей-ка мне, да пополней.
Майлса Ривердейла не тянуло так глотать виски, как Килкенни, но он никогда не был против стаканчика хорошего спиртного.
— Какого тебе, Майлс? — спросил Уилоугби.
Ривердейл окинул взглядом ряды граненых бутылок. «Тарантул Джюс», «Форти Род», «Уайт Файер», «Скорпион Блад», «Ниддл Джюс» стояли бок о бок, как готовые к действию солдаты.
— «Олд Джо Кларк»… Ты сказал меня ждет еще кто-то.
— Неплохой выбор, — кивнул головой Уилоугби, наполняя рюмку известным на западе спиртным. — люди эти издалека…
Двое, вставших по обе стороны от Ривердейла, приятелей Фиста потребовали у салунщика виски. Они не обращали на Майлса внимания, и он на какую-то долю секунды утерял бдительность. Он делал последний глоток обжигающего напитка, когда обе его руки оказались в плотном захвате. Пустая рюмка полетела на пол под южный протяжный говорок одного из бандитов:
— Считай, что ты выпил за свой упокой, северянин.
Ривердейл попытался было вырваться, но боль в заломленных руках заставила его успокоиться. Пока бандиты вели его к своему столу, в салуне висела плотная тишина. Многочисленные посетители молчаливо наблюдали за происходящим. Ни один из них не отважился даже пикнуть, не то чтобы вмешаться, хотя многие и знали бывшего шерифа.
Ривердейла подвели к Фисту и грубо опустили на колени. Смуглое лицо главаря бандитов исказилось недоброй ухмылкой.
— Твое имя, северянин?
— Майлс Ривердейл.
— Не тот ли Ривердейл, что был здесь шерифом? — с некоторым любопытством протянул бандит.
— Он самый.
Хм-м, это интересно. Будет вдвойне приятней получить от тебя извинения, — ухмылка сменилась жестким выражением со злым мерцанием стальных глаз, — но прежде ты сотрешь пыль с моего сапога.
Когда носок бандитской обуви замаячил перед Майлсом, он с грустью подумал:
— Вот и конец моей тропы. Было бы позором подчиниться южанину.
— Тебе лучше сделать это, — рыкнул Фист, ткнув дулом револьвера в лоб Ривердейлу, — по счету десять я просверлю в твоей упрямой башке порядочную дыру. Раз, два, три…
В эти страшные мгновения Майлсу почему-то захотелось спеть песню иллинойского полка «как песню смерти умирающего кайова» — мелькнуло в его мозгу.
— …Семь, восемь, девять… — кончал свой отсчет Фист, положив палец на курок.
— Мистер Фист! — громко прозвучал женский мелодичный голос с мексиканским акцентом. — Остановитесь!
— Сеньорита Кончита?! — отозвался бандит, отстраняя револьвер от головы Ривердейла. — Неужто и на сей раз, как с тем конокрадом-кайова, вы не дадите мне попользоваться моей игрушкой?
— Именно так, мистер Фист. Оставьте этого человека в живых. Он… он мне понадобится… Возьмите вот это в знак благодарности.
Ривердейл увидел протянутую женскую руку. В следующую секунду пальцы Фиста сжимали золотой браслет тончайшей работы. Вещица была великолепной, и бандит не скрывал своего восхищения.
— Проваливай, северянин, — сказал он, продолжая любоваться браслетом. — Благодари эту сеньориту за свое спасение… Отпустите его, ребята… Надо быть истинным южанином, чтобы удовлетворять любую, порой невыполнимую для других, просьбу дамы.
Последнее циничное утверждение Фиста предназначалось всему притихшему люду. И здесь некому было оспорить эти громкие слова. Кроме Ривердейла.
— Настоящий южанин, в отличие от тебя, Фист, — произнес он ровно, встав на ноги, — услужил бы даме и без мзды.
Он был унижен и лез на рожон. И если бы не быстрое вмешательство мексиканки, его уже бы ничто не спасло.
— Идемте, мистер Ривердейл, — попросила она с нетерпением в голосе, — не усложняйте себе жизнь.
— Еще слово, северянин, — рявкнул Фист, — и тебе крышка! '
В конце концов благоразумие взяло верх. Как ни был он взведен, Ривердейл не метнул руку к кобуре. Здравый смысл подсказывал ему не делать этого. Какие у него могли быть шансы против настороженных бандитов, чьи руки уже поглаживали отполированные рукоятки револьверов? Да никаких! Как у дикого кролика, окруженного сворой голодных волков.
Увлекаемый мексиканкой, он развернулся и зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж, в гостиницу. Поднимаясь по ступенькам, он несколько успокоился и увидел, что кроме сеньориты его сопровождают еще двое: Том Уилоугби и молодой мексиканец, доводившийся, наверное, ей братом. Ривердейл остановился.
— Я не понимаю, сеньорита… — начал было он, поглядев на свою спасительницу. Сразу бросилось в глаза, что она была редкой красавицей. Лет двадцати трех, с огромными карими глазами, тонким прямым носом и яркими губами.
— Это я сбегал за сеньоритой, Майлс, — пояснил Уилоугби. — Никто другой тебе бы не помог. Ни Килкенни, ни священник, ни сам дьявол. Я видел, как она выкупила краснокожего и решил, что ей следует помочь и тебе, коль ты ей нужен… Не так ли, сеньорита?
— Спасибо, мистер Уилоугби, — проговорила мексиканка вслед спустившемуся в салун хозяину. — Дело в том, мистер Ривердейл, — обратилась она к Майлсу, — что вы мне действительно очень нужны. Патрик Килкенни сказал, что в моем деле поможете только вы.
— Мы надеемся на вас, мистер Ривердейл, — поддержал ее мексиканец.
— Не знаю, что и ответить, — пожал плечами Ривердейл. — В чем ваши проблемы?
— Тут, наверное, не место их обсуждать, — ответила красавица, — Пойдемте в наш номер.
На английском она говорила правильно, почти без запинок. Это было не удивительно. Жители северных провинций Мексики неплохо разбирались в языке американских граждан по ту сторону Рио-Гранде.
Джон Фист; сидя в кругу своих парней, почти не слышал их громкого гомона. Он ушел в себя, прикладываясь к бутылке «Скорпион Блад» и поглядывая время от времени в сторону стоявших на лестнице мексиканцев и высокого северянина. Ему было над чем пораскинуть мозгами.
Значит, прекрасная сеньорита поселилась в «Одиноком волке», чтобы дождаться Ривердейла. Не знаю, для чего ей нужен был кайова, но чует сердце, северянин — это тот, из-за кого она торчит в Дир-Сити. Что она затевает? Какой прок в раздаче драгоценностей за жизни этих двух типов? Какая выгода?
В следующий раз поглядев на лестницу и увидев, что она пуста, Фист сбросил с себя задумчивость.
— Джонсон! — позвал он сидящего напротив человека с черными пышными усами и шрамом на левой щеке. — Есть разговор.
Фист отвел его в сторону и что-то прошептал ему на ухо. Когда он вернулся на место, черноусый уже поднимался вверх по лестнице.
— Что-то здесь не так, — сказал он себе, трогая в кармане золотой браслет. — Чутье меня подводило редко.
В самом деле, Фист принадлежал к тому сорту людей, чьим предчувствиям можно было только завидовать. Без них он уже давно лежал бы в гробу. Ему исполнилось двадцать три, когда разразилась Гражданская война. Будучи техасцем и патриотом, он бесстрашно сражался с янки, лез в самое пекло. И за все военные годы его даже не ранило. Своим изумленным боевым товарищам он говорил, что его внутренний голос действует безотказно.
Потом, по окончании войны, он вернулся в Техас. Расстроенный поражением Конфедерации, южанин ожесточился еще больше, когда увидел, как его Родина заполняется чванливыми политиками, продажными дельцами и грязными неграми, которым предоставили свободу.
Фист недолго сидел сложа руки. Возглавив шайку таких же недовольных положением на Юге парней, он стал жить по своим законам. Он собственноручно пристрелил тридцать человек, кочуя по Техасу и индейской территории. Негры, индейцы, северяне отправлялись на тот свет безжалостно, словно никакой капитуляции не было.
За него назначили цену, за ним охотился спецотряд лейтенанта Челси, но Фисту удавалось избегать неприятностей. Его летучая банда, жившая разбоем и откровенной наглостью, продолжала колесить по Югу с тем же размахом.
Остановка в Дир-Сити продлилась больше обычного и на сегодня Фист планировал отъезд. Однако прибытие высокого северянина и действия кареглазой мексиканки натолкнули его на мысль, что тут стоит немного задержаться. Просто задарма выпить, закусить и еще раз подвергнуть проверке то тонкое чувство, какое называлось интуицией. Даже опасная близость лейтенанта Челси с его закаленными кавалеристами не повлияла на планы кровожадного головореза.
Глава 2
Номер иностранцев был богато обставлен красивой мебелью и устлан мягкими коврами. На стенах висели картины известных художников в золоченых рамах, высокие окна скрывали длинные бархатные шторы. И среди этого изысканного европейского великолепия, как нечто совершенно дикое и неуместное, обреталось длинноволосое меднокожее существо. Со связанными за спиной руками, опустив голову на грудь, в углу комнаты сидел индеец кайова, тянувший какую-то нудную мелодию.
— Тот самый конокрад? — спросил Ривердейл у мексиканцев, осмотрев номер и бросив беглый взгляд на краснокожего.
Мексиканка кивнула.
— Сегодняшней ночью в налете на конюшню Смита индейцев было трое. Двоих убили, а этого удалось заарканить
— Постойте, сеньорита, — перебил Ривердейл, вглядываясь в индейца. — Похоже, я знаю его. — Он присел на корточки перед краснокожим и поднял ему голову. — Ну, так и есть… Гайетайгуа, Гуи Гуадал, — сказал он кайова на ею родном наречии. — Привет, Красный Волк.
Индеец исподлобья взглянул на бывшего пленника и молча, с бесстрастным выражением на лице, отвернул голову.
— Это военный вождь кайова, — проговорил Ривердейл, поднимаясь на ноги. — Дальний родственник великого Дохасана — Маленького Утеса.
— В самом деле?! — воскликнула девушка. — Значит, он стоящий человек в племени?
— Что-то в этом роде, — ответил Ривердейл. — Он — Ондейгупа. Это вторая по значимости каста у кайова.
— Хорошо, — удовлетворенно произнесла мексиканка. — Индеец будет нам нужен… Луис, будь любезен, открой окно. Здесь так душно.
Когда мексиканец справился с поручением, девушка представилась:
— Давайте познакомимся поближе. Я — Кончита Нарваэс, родом из Соноры. Моего жениха зовут Луис Дельгадо.
Пожав руки мексиканцам, Ривердейл сказал:
— Майлс Ривердейл, из Иллинойса… А я-то думал, что вы брат и сестра.
Сейчас у него где-то глубоко внутри шевельнулось нечто очень похожее на зависть. И, наверное, это было понятно. Своей экзотической яркой красотой Кончита Нарваэс могла затуманить голову любому представителю сильного пола.
— Американцам почему-то всегда кажется, что мексиканцы похожи друг на друга, — улыбнулась девушка. — А ведь это совсем не так. Взгляните на Луиса: у него серые глаза, тонкие губы, каштановые волосы.
Ривердейл оглядел мексиканцев более основательно.
— Кажется, вы правы, сеньорита, — развел руками он. — Американцы — невнимательные люди… Ну что ж, перейдем к делу. Я готов выслушать вас.
— Да, конечно, мистер Ривердейл, — спохватилась девушка. Усадив мужчин в кресла, Кончита Нарваэс осталась стоять на ногах, нервно поглаживая руки.
— Я из богатой семьи, мистер Ривердейл, — начала она прямо. — Мои корни уходят в эпоху Конкисты. Но только что, в этом салуне, я сняла последнюю бывшую при мне драгоценность. Все остальное богатство — золото, брильянты и дорогие украшения — лежат сейчас в горах Уичита. — Она покачала головой и зашагала туда-сюда по комнате. — Наши беды начались в Соноре. Как я уже говорила, моя семья была на виду в Мексике. За нами числились многие рудники и шахты, мы владели богатой землей. Однако в последнее время политическая нестабильность на руку лишь тем, кто зарится на чужое. Очередные волнения в Соноре, в конце концов, заставили нас спешно покинуть Родину и искать убежище здесь, в Штатах.
У меня есть старшая сестра, Долорес. Она вышла замуж за американского полковника и уже давно живет в Сент-Луисе. Мы — я, мой отец, Луис и наш верный слуга Мигуэль оставили Мексику, держа направление на Сент-Луис.
Путешествие через весь Техас было вполне безопасным, на что мы и рассчитывали. Ведь даже в Соноре знали, что после Большого Совета на Медисин-Лодж-Крик, все южные племена — команчи, кайова и кайова-апачи — подписали мирный договор и поселились в резервации. И вот, огибая горы Уичита, мы обнаружили, что за нами следят кайова. — Мексиканка метнула гневный взгляд на индейского пленника. — Они жгли костры, посылая дымные сигналы. Было ясно, что индейцы готовят нападение. Под угрозой оказались и мы сами и фамильные богатства.
— Кончита, — сказал отец, — нам нужно позаботиться о наших сокровищах. Они будут спрятаны там, в горах. Мы с Мигуэлем займемся этим, а вы с Луисом скачите дальше.
— Но что, отец, будет с вами? — задала я вопрос. — И где нам искать золото?
— Думаю, плена нам с Мигуэлем не избежать. Пусть так. Мигуэль знает кайовский язык и он скажет, что за нашу свободу дикарям заплатят богатый выкуп. Мне не под силу будет сбежать от индейцев, но наш верный Мигуэль сделает все возможное, чтобы обрести свободу и показать вам путь к захоронению золота… Поезжайте на юго-восток, в Дир-Сити. Мигуэль найдет вас там.
В фургоне, который тянули мулы, лежало наше добро. Погрузив в мешки золото и драгоценности и оставив все остальное — ковры, картины, посуду — в фургоне, отец со слугой поскакали в горы, а мы с Луисом отправились на юго-восток.
Девушка смолкла и стала вытирать проступившие слезы тонким кружевным платком.
— У нас не было выбора, мистер Ривердейл, — сказала она затем. — Не было. Фургон был слишком громоздким, и даже, если бы мы поделили золото на четыре части, то и тогда бы ничего не вышло! Обремененные тяжестью наши лошади не выдержали бы погони. А она была. С десяток кайова гнались за нами почти до самого Дир-Сити.
Поселившись в «Одиноком Волке», мы еще надеялись первое время, что отцу с Мигуэлем повезет и они останутся в живых и на свободе. Прошел день, затем второй и мы поняли — они либо в плену, либо убиты… Признаюсь, я опасалась самого худшего. Но Бог услышал мои молитвы!.. Спустя неделю здесь появился Мигуэль. Он сумел сбежать из индейского лагеря и сказал, что с отцом будет все в порядке, поскольку краснокожие держат его за ценного пленника, ожидая выкупа.
Да, наш верный Мигуэль сбежал, но заплатил за свой отчаянный побег жизнью. От полученной во время погони пули в бок, он скончался у меня на руках через считанные часы после прибытия.
Это был его второй побег из кайовского лагеря. Лет десять назад Мигуэль попался в плен военному отряду кайова и команчей, проникшему на территорию Соноры, и прожил среди индейцев около двух лет.
Перед смертью он нарисовал карту тех мест в горах Уичита, где они с отцом спрятали золото. Она достаточно подробная, с ориентирами у предгорий, долинами и перевалами в самих горах… Но, мистер Ривердейл, эта карта в наших с Луисом руках — бесполезная штука! Все названия на ней на языке кайова. Если бы Мигуэль был жив, то тогда бы не возникло никаких трудностей. А так, мы просто беспомощные люди… Нам осталось уповать только на вас, мистер Ривердейл. Вы жили с кайова, знаете их язык и горы Уичита. Патрик Килкенни сказал, что Вы порядочный человек и сможете нам помочь… И, знаете, того вознаграждения, что вы получите после вылазки в горы, хватит на то, чтобы всю оставшуюся жизнь прожить обеспеченным человеком… Что вы на это скажете?
В номере стало тихо. Лишь из распахнутого окна долетали звуки улицы, да слышался глухой гомон заполненного салуна.
Ривердейл достал сигарету и принялся сосредоточенно курить…
— «Итак, Килкенни не соврал, — подумал он. — Намечавшееся дело сулило немалые выгоды. Риск, конечно, большой. Военные и охотничьи отряды кайова буквально роятся вокруг этих индейских гор, как пчелы. Но, черт возьми, при удаче мне обещано целое состояние!.. Я ведь хорошо знаком с горами Уичита, есть в конце концов, карта…».
— Позвольте, сеньорита, взглянуть на то, что нарисовал ваш покойный слуга, — попросил он, с силой затушив сигарету в стеклянной пепельнице.
Мексиканка сунула пальцы в нагрудный карман расшитого золотым позументом короткого жакета и извлекла на свет сложенный бумажный лист. Развернув бумагу, она протянула ее северянину.
Ривердейл долго рассматривал карту. Она была действительно подробной, и он, Майлс Ривердейл, помаленьку распознавал отображенные на ней места. И ручьи с долинами, и холмы.
— Гм-м, вот — Кедровый Утес, а здесь — Безумная Скала… — Ривердейл осекся, подозрительно взглянув на индейца. Потом вновь, уже молча, занялся изучением карты, запоминая ориентиры. Не хватало в этой тщательно выписанной женской рукой карте главного. Крестика, либо звездочки, либо любого иного указателя точного места захоронения сокровищ. Ривердейл мысленно снял перед мексиканкой шляпу, а вслух промолвил:
— Весьма предусмотрительно и разумно, сеньорита.
Стройная красавица слегка улыбнулась.
— Простая страховка, мистер Ривердейл. Это копия. Оригинал стал пеплом. Его не видел даже Луис.
Ривердейл взглянул на мексиканца и успел уловить проблеск недовольства на его тонком, в чем-то неискреннем лице.
— Я всего лишь жених Кончиты, мистер Ривердейл, — попытался отшутиться тот.
— «Плохое лицедейство, сеньор Дельгадо, — подумал северянин. — Осторожность невесты тебе явно не по вкусу».
— Стало быть, точное место у вас в голове? — спросил он у девушки, сунув карту в карман.
Мексиканка утвердительно кивнула.
— В конце пути я покажу вам его… Ну, мистер Ривердейл, каким будет ваш ответ?
— Кажется, я готов Вам помочь. Но…
— Цена ваших услуг? — быстро сообразила девушка. — Думается, пятьдесят тысяч американских долларов — неплохое вознаграждение?
В груди у Ривердейла екнуло сердце.
— Договорились, сеньорита… Теперь о Килкенни. Он мой друг и хороший стрелок. Я бы хотел, чтобы он стал участником этого похода.
— Я уже думала об ирландце и не против того, чтобы он поехал с нами. И, заверяю, его также ждет вознаграждение.
— Какое?
— Двадцать пять тысяч долларов.
— Будьте уверены, Патрик с радостью согласится, — с оптимизмом заявил Ривердейл.
Он снова посмотрел на угрюмого индейца, сидевшего в углу.
— Ваши планы насчет этого дикаря.
— До нашего возвращения он посидит у шерифа за решеткой, — сказала девушка. — А после мы его обменяем на отца. Никакого выкупа дикарям, если такая важная персона в моих руках!
В этот момент в коридоре послышались громкие шаги, а чуть позже дверь сотряслась от могучего удара.
— Тот самый конокрад? — спросил Ривердейл у мексиканцев, осмотрев номер и бросив беглый взгляд на краснокожего.
Мексиканка кивнула.
— Сегодняшней ночью в налете на конюшню Смита индейцев было трое. Двоих убили, а этого удалось заарканить
— Постойте, сеньорита, — перебил Ривердейл, вглядываясь в индейца. — Похоже, я знаю его. — Он присел на корточки перед краснокожим и поднял ему голову. — Ну, так и есть… Гайетайгуа, Гуи Гуадал, — сказал он кайова на ею родном наречии. — Привет, Красный Волк.
Индеец исподлобья взглянул на бывшего пленника и молча, с бесстрастным выражением на лице, отвернул голову.
— Это военный вождь кайова, — проговорил Ривердейл, поднимаясь на ноги. — Дальний родственник великого Дохасана — Маленького Утеса.
— В самом деле?! — воскликнула девушка. — Значит, он стоящий человек в племени?
— Что-то в этом роде, — ответил Ривердейл. — Он — Ондейгупа. Это вторая по значимости каста у кайова.
— Хорошо, — удовлетворенно произнесла мексиканка. — Индеец будет нам нужен… Луис, будь любезен, открой окно. Здесь так душно.
Когда мексиканец справился с поручением, девушка представилась:
— Давайте познакомимся поближе. Я — Кончита Нарваэс, родом из Соноры. Моего жениха зовут Луис Дельгадо.
Пожав руки мексиканцам, Ривердейл сказал:
— Майлс Ривердейл, из Иллинойса… А я-то думал, что вы брат и сестра.
Сейчас у него где-то глубоко внутри шевельнулось нечто очень похожее на зависть. И, наверное, это было понятно. Своей экзотической яркой красотой Кончита Нарваэс могла затуманить голову любому представителю сильного пола.
— Американцам почему-то всегда кажется, что мексиканцы похожи друг на друга, — улыбнулась девушка. — А ведь это совсем не так. Взгляните на Луиса: у него серые глаза, тонкие губы, каштановые волосы.
Ривердейл оглядел мексиканцев более основательно.
— Кажется, вы правы, сеньорита, — развел руками он. — Американцы — невнимательные люди… Ну что ж, перейдем к делу. Я готов выслушать вас.
— Да, конечно, мистер Ривердейл, — спохватилась девушка. Усадив мужчин в кресла, Кончита Нарваэс осталась стоять на ногах, нервно поглаживая руки.
— Я из богатой семьи, мистер Ривердейл, — начала она прямо. — Мои корни уходят в эпоху Конкисты. Но только что, в этом салуне, я сняла последнюю бывшую при мне драгоценность. Все остальное богатство — золото, брильянты и дорогие украшения — лежат сейчас в горах Уичита. — Она покачала головой и зашагала туда-сюда по комнате. — Наши беды начались в Соноре. Как я уже говорила, моя семья была на виду в Мексике. За нами числились многие рудники и шахты, мы владели богатой землей. Однако в последнее время политическая нестабильность на руку лишь тем, кто зарится на чужое. Очередные волнения в Соноре, в конце концов, заставили нас спешно покинуть Родину и искать убежище здесь, в Штатах.
У меня есть старшая сестра, Долорес. Она вышла замуж за американского полковника и уже давно живет в Сент-Луисе. Мы — я, мой отец, Луис и наш верный слуга Мигуэль оставили Мексику, держа направление на Сент-Луис.
Путешествие через весь Техас было вполне безопасным, на что мы и рассчитывали. Ведь даже в Соноре знали, что после Большого Совета на Медисин-Лодж-Крик, все южные племена — команчи, кайова и кайова-апачи — подписали мирный договор и поселились в резервации. И вот, огибая горы Уичита, мы обнаружили, что за нами следят кайова. — Мексиканка метнула гневный взгляд на индейского пленника. — Они жгли костры, посылая дымные сигналы. Было ясно, что индейцы готовят нападение. Под угрозой оказались и мы сами и фамильные богатства.
— Кончита, — сказал отец, — нам нужно позаботиться о наших сокровищах. Они будут спрятаны там, в горах. Мы с Мигуэлем займемся этим, а вы с Луисом скачите дальше.
— Но что, отец, будет с вами? — задала я вопрос. — И где нам искать золото?
— Думаю, плена нам с Мигуэлем не избежать. Пусть так. Мигуэль знает кайовский язык и он скажет, что за нашу свободу дикарям заплатят богатый выкуп. Мне не под силу будет сбежать от индейцев, но наш верный Мигуэль сделает все возможное, чтобы обрести свободу и показать вам путь к захоронению золота… Поезжайте на юго-восток, в Дир-Сити. Мигуэль найдет вас там.
В фургоне, который тянули мулы, лежало наше добро. Погрузив в мешки золото и драгоценности и оставив все остальное — ковры, картины, посуду — в фургоне, отец со слугой поскакали в горы, а мы с Луисом отправились на юго-восток.
Девушка смолкла и стала вытирать проступившие слезы тонким кружевным платком.
— У нас не было выбора, мистер Ривердейл, — сказала она затем. — Не было. Фургон был слишком громоздким, и даже, если бы мы поделили золото на четыре части, то и тогда бы ничего не вышло! Обремененные тяжестью наши лошади не выдержали бы погони. А она была. С десяток кайова гнались за нами почти до самого Дир-Сити.
Поселившись в «Одиноком Волке», мы еще надеялись первое время, что отцу с Мигуэлем повезет и они останутся в живых и на свободе. Прошел день, затем второй и мы поняли — они либо в плену, либо убиты… Признаюсь, я опасалась самого худшего. Но Бог услышал мои молитвы!.. Спустя неделю здесь появился Мигуэль. Он сумел сбежать из индейского лагеря и сказал, что с отцом будет все в порядке, поскольку краснокожие держат его за ценного пленника, ожидая выкупа.
Да, наш верный Мигуэль сбежал, но заплатил за свой отчаянный побег жизнью. От полученной во время погони пули в бок, он скончался у меня на руках через считанные часы после прибытия.
Это был его второй побег из кайовского лагеря. Лет десять назад Мигуэль попался в плен военному отряду кайова и команчей, проникшему на территорию Соноры, и прожил среди индейцев около двух лет.
Перед смертью он нарисовал карту тех мест в горах Уичита, где они с отцом спрятали золото. Она достаточно подробная, с ориентирами у предгорий, долинами и перевалами в самих горах… Но, мистер Ривердейл, эта карта в наших с Луисом руках — бесполезная штука! Все названия на ней на языке кайова. Если бы Мигуэль был жив, то тогда бы не возникло никаких трудностей. А так, мы просто беспомощные люди… Нам осталось уповать только на вас, мистер Ривердейл. Вы жили с кайова, знаете их язык и горы Уичита. Патрик Килкенни сказал, что Вы порядочный человек и сможете нам помочь… И, знаете, того вознаграждения, что вы получите после вылазки в горы, хватит на то, чтобы всю оставшуюся жизнь прожить обеспеченным человеком… Что вы на это скажете?
В номере стало тихо. Лишь из распахнутого окна долетали звуки улицы, да слышался глухой гомон заполненного салуна.
Ривердейл достал сигарету и принялся сосредоточенно курить…
— «Итак, Килкенни не соврал, — подумал он. — Намечавшееся дело сулило немалые выгоды. Риск, конечно, большой. Военные и охотничьи отряды кайова буквально роятся вокруг этих индейских гор, как пчелы. Но, черт возьми, при удаче мне обещано целое состояние!.. Я ведь хорошо знаком с горами Уичита, есть в конце концов, карта…».
— Позвольте, сеньорита, взглянуть на то, что нарисовал ваш покойный слуга, — попросил он, с силой затушив сигарету в стеклянной пепельнице.
Мексиканка сунула пальцы в нагрудный карман расшитого золотым позументом короткого жакета и извлекла на свет сложенный бумажный лист. Развернув бумагу, она протянула ее северянину.
Ривердейл долго рассматривал карту. Она была действительно подробной, и он, Майлс Ривердейл, помаленьку распознавал отображенные на ней места. И ручьи с долинами, и холмы.
— Гм-м, вот — Кедровый Утес, а здесь — Безумная Скала… — Ривердейл осекся, подозрительно взглянув на индейца. Потом вновь, уже молча, занялся изучением карты, запоминая ориентиры. Не хватало в этой тщательно выписанной женской рукой карте главного. Крестика, либо звездочки, либо любого иного указателя точного места захоронения сокровищ. Ривердейл мысленно снял перед мексиканкой шляпу, а вслух промолвил:
— Весьма предусмотрительно и разумно, сеньорита.
Стройная красавица слегка улыбнулась.
— Простая страховка, мистер Ривердейл. Это копия. Оригинал стал пеплом. Его не видел даже Луис.
Ривердейл взглянул на мексиканца и успел уловить проблеск недовольства на его тонком, в чем-то неискреннем лице.
— Я всего лишь жених Кончиты, мистер Ривердейл, — попытался отшутиться тот.
— «Плохое лицедейство, сеньор Дельгадо, — подумал северянин. — Осторожность невесты тебе явно не по вкусу».
— Стало быть, точное место у вас в голове? — спросил он у девушки, сунув карту в карман.
Мексиканка утвердительно кивнула.
— В конце пути я покажу вам его… Ну, мистер Ривердейл, каким будет ваш ответ?
— Кажется, я готов Вам помочь. Но…
— Цена ваших услуг? — быстро сообразила девушка. — Думается, пятьдесят тысяч американских долларов — неплохое вознаграждение?
В груди у Ривердейла екнуло сердце.
— Договорились, сеньорита… Теперь о Килкенни. Он мой друг и хороший стрелок. Я бы хотел, чтобы он стал участником этого похода.
— Я уже думала об ирландце и не против того, чтобы он поехал с нами. И, заверяю, его также ждет вознаграждение.
— Какое?
— Двадцать пять тысяч долларов.
— Будьте уверены, Патрик с радостью согласится, — с оптимизмом заявил Ривердейл.
Он снова посмотрел на угрюмого индейца, сидевшего в углу.
— Ваши планы насчет этого дикаря.
— До нашего возвращения он посидит у шерифа за решеткой, — сказала девушка. — А после мы его обменяем на отца. Никакого выкупа дикарям, если такая важная персона в моих руках!
В этот момент в коридоре послышались громкие шаги, а чуть позже дверь сотряслась от могучего удара.