Юрская Елена. Возвращение - смерть

   В следующий раз, когда мне понадобится мертвая тишина, я спрошу, какой материал лучше использовать для порочной плетки. Мозги студентов наконец-то начали производить некое подобие работы: натужно заскрипели и стали выражаться не вполне внятными предложениями.
   - Может на телевидении? Там, говорят, все такие.
   - На радио, дурак, ты голосок диджея Слава помнишь? Типаж, Надежда Викторовна.
   - Или вам розовых? - издевательски протянула девица с первой парты.
   - Синих, - отрезала я. - Только синих. Что-то приличное для среднего возраста.
   - А есть, знаю. - сказал Джагоев и все разочарованно вздохнули. Такое тело, такие мозги и пожалуйте на здоровье. Он усмехнулся и заявил. - Не переживайте, девчонки, не из личного опыта. Я - весь ваш. Называется "Василиса Прекрасная".
   - Что? Как? Где? - язык у меня порядком заплетался. От водки, пережитого и подтверждения, казалось бы, самой невероятной версии.
   - И-и-иго-го-го, - сымитировали мне призывный сигнал из передачи Ворошилова и предложили поправить название. - Что? Где? Когда? Но вы не переживайте, если Джагоев сказал "нет", значит "нет".
   - Василиса Прекрасная? - еще раз уточнила я, и отчетливо вспомнила предсмертный бред Анны Семеновны, тогда показавшийся мне связанным с моим нелепым внешним видом. Она знала, что умирает не просто так! Она давала мне адрес!
   И своды небесные померкли у меня перед глазами, и время побежало медленно и спасительно, красиво отрежиссированный обморок должен был дать всем понять, как чувствительна моя натура, но тут раздался голос, оповещавший продолжение апокалипсиса моей едва начавшейся карьеры.
   - Мне все ясно! Марш на кафедру, - Мишин вскочил с последнего ряда как черт из табакерки и решительно направился к трибуне, за которой пыталась спрятаться я. Аудитория в единой порыве дружно зааплодировала, окончательно втаптывая мой авторитет в грязь и пыль. - Я пришел к вам с проверкой. А вы... Разврат! Мерзость! Разложение! Содом! Таким не место в приличном обществе.
   Мужественный Джагоев и сотоварищи, нервно поблескивая кинжалами, загородили проход, предлагая Владимиру Сергеевичу взять нас всех силой.
   - Послюшай, - сказал короткий раскосый блондин. - Мы здесь деньги платим. Хотим ум получить. Не мешай, а, дорогой? - в подтверждение сказанному он, как заправский Джеймс Бонд, выплюнул жвачку прямо под ноги растерявшемуся заведующему. - Может, у нас тема такая, а? Греция - дело тонкое. Иди себе.
   - Вы доведете меня до инфаркта, - отчужденно, глухо проговорил Мишин, явно не желая сдаваться. - Продолжайте, Надежда Викторовна, я посижу, посмотрю.
   И что мне оставалось делать? Вместо того, чтобы лихорадочно думать о приличном гей - клубе, я стала лихорадочно объяснять своим защитникам, что греческие комедии произошли от фаллистических песен и были посвящены всякому виду плодородия. Когда сложный термин был записан на доске, Мишин схватился за сердце и положил под язык валидол. Когда классификация греческих философов была проведена по принципу их сексуальной ориентации, он встал во весь рост и размашисто зашагал к двери.
   - Я всегда знал, что Платон - идеалистическое дерьмо. Но чтобы так!.. После звонка жду вас на кафедре...
   А потом мы писали словарный диктант - как и было задумано. Театр, акрополь, басня, софизм. Все чин чинарем. И ничего, что мои студенты в слове "театр" делают две ошибки "тиадр". Когда - нибудь будет лучше...
   А приличный гей - клуб находился на окраине города - среди дач-новостроек и, скорее всего, был частным. И, значит, очень дорогим.
   - Никогда и никто не сможет понять мятущуюся душу художника? - вещал Виталий Николаевич, взобравшись на стул. - Никто не станет кувыркаться после заката. Есть в этом черном силуэте звон. И пусть когда-то радость киснет. И белым заревом могильным нас господина дразнит ищущий враг. Это, кажется, были стихи. Что-то из области вселенского бреда, который ныне стал элитарной литературой для посвященных. Виталию Николаевичу внимали Татьяна Ивановна и Инна Константиновна. В центре праздника стояла трехлитровая бутылка водки, созданная по принципу сифона. Общество было пьяным. И безголовым - Мишин в борделе участия не принимал.
   - Наденька, - Виталий Николаевич бросился вниз со стула и приветственно вручил мне небольшую рюмку. - Присоединяйтесь. Поминаем.
   - Вы тоже делаете маникюр, - спросила я, отягощенная своими думами.
   - Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Конечно, делаю...
   Этот сговор мог быть и менее масштабным. Впрочем, ржавчина не выбирает себе приятелей - она вербует только сообщников. Я лихо опрокинула в себя водку и пристально посмотрела в глаза Татьяне Ивановне, а потом все же спросила, скорее устало и сочувственно, нежели агрессивно. Потому что слишком многое уже стало совершенно понятным.
   - Зачем Анна Семеновна хотела поговорить с Чаплинским?
   Татьяна вздрогнула и сжалась в комок: "Мы вместе учились" , - едва выдавила она.
   - А вы не хотели? Больные воспоминания? - а что, я тоже женщина, почему и не посплетничать прежде, чем взорвать притон вурдалаков.
   - А я не хотела! - тихо сказала она и быстро добавила. - Я виновата.
   - Что? Простите, - я отвлекалась на миражи, представляя, как будут пылать щеки моего редактора, когда я откажусь продавать бомбу за мизерную зарплату. - Что? А может быть Наум...
   Татьяна Ивановна полупрофессионально закатила глаза. На пороге кафедры застыл карающий меч командора Мишина, за его спиной маячили две счастливые физиономии: Игорька и девицы приятной наружности.
   - Моя племянница, - сухо отрекомендовала Инна Константиновна.
   - О чем это вы тут? - спросил Игорек, целуя маму в щечку.
   - О тете Ане, - сказала она сухими сжатыми губами и посмотрела на Мишина умоляюще "спасите наши души".
   - За мной, Крылова, - гаркнул шеф по-молодецки, и развернувшись на каблуках, покинул импровизированные поминки.
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
   В нос ударил неприятный запах туалета. Оказывается, я была пьяненькой покорной сомнамбулой и потащилась за шефом в его кабинет. Не ожидала от себя такой покорности.
   - Проходите, - недовольно буркнул Мишин, пропуская меня вперед, чтобы отрезать пути к отступлению и позорному бегству. - Садитесь, сразу садитесь. Спокойно, без шума, - предупредил он трагическим голосом. Предстоящий разговор, видимо, был не по нраву нам обоим. Меня он лишил возможности проверить версию, а его..?
   Я села и осмотрелась. Ничего хорошего - в лучших общежитских традициях. На окне сероватые кружевные занавески, цветочный горшок с завявшим фантиком от конфеты, на стене - Майкл Джексон, вырезанный мишинскими предшественниками из иллюстрированного журнала, и товарищ Ленин в скромной деревянной рамке. Слава Богу, национализмом в этом кабинете не пахло.
   - Будем разговаривать под протокол? - спросил Владимир Сергеевич, доставая чистый пугающий лист финской бумаги, которую в этом учебном заведении брали в качестве благодарности за троечку на экзамене.
   - А что, Танечке уже полегче, - встрепенулась я, надеясь увидеть важного свидетеля.
   - Нет, она дома. Не сбивайте меня с толку, - вдруг взвизгнул предынфарктный заведующий, и его белесые глаза налились кровью.
   Пришлось послушно взмахнуть руками и пролепетать неуместные извинения. Время, траченное даром, продолжало свой бесполезный бег. Оставалось только залихватски спросить: "Ну?" Но я удержалась, вдруг подумав о том, что мощнейший словарный запас изрядно подпорчен тюремной, блатной и прочей дворовой лексикой. Иногда мне просто не хватает умных слов, чтобы точно описать свое состояние. Например, понты. Коротко и ясно. Вот они самые меня и охватили. Или пришли? Или наступили? Что-то очень много вещей последнее время я стала делать непрофессионально.
   - С вашим приходом на кафедру, - начал Мишин, и я сочла возможным его перебить, помочу что вдруг почувствовала острую необходимость в союзнике. Как ни странно, но Мишину я почему-то доверяла.
   - Да, я знаю. На кафедре начались неприятности. Взрывы, смерти, срывы концертной программы и глубокие запойные обмороки сотрудников, - Владимир Ильич Ленин смотрел на меня хитро и укоризненно. Как на меньшевика Мартова, который был слишком демократом, чтобы точно знать, чего хотеть. - Но я тут не причем! Подумайте сами - какой смысл? Только прийти и все испортить? Прослыть на весь город сумасшедшей маньячкой и остаться без куска хлеба? Где логика?
   - Да, - согласился Мишин . - Но... кафедра СГД...
   Я впала в состояние транса. Изредка мои мозговые оболочки принимали сигналы типа "диверсия" ,"оплата", "профессиональная деструкция", "кто-то должен это делать". Мишин бредил, я абстрагировалась. У каждого свой конек, кто-то покоряет горные вершины, кто-то собирает шариковые ручки. Мишин воюет с кафедрой СГД. В сущности, он счастливый человек - образ врага прорисован до мельчайших деталей. Это очень важно - точно знать, кто виноват и что делать. Ленин снова посмотрел на меня укоризненно. Я подмигнула портрету, давая понять, что не собираюсь претендовать на его место в истории. А Мишин удивленно замолчал.
   - Прослушивающее устройство? - безнадежно спросил он.
   - Нет, что вы. Вспоминаю работу "Партийное образование и партийная литература". Знаете, мне всегда казалось, что она - основа моего филологического образования.
   - Да, "колесиком и винтиком", "колесиком и винтиком", - Владимир Сергеевич закатил глаза и в экстатическом порыве причмокнул губами. Переговоры по открытию второго фронта можно было считать начатыми.
   - Ну, а как вы можете это объяснить? В целом и коротко? - взгляд начальника потеплел и покрылся значительными маслянистыми вкраплениями. Вот этого нам как раз не надо!
   - Да никак. А с Анной Семеновной - не все так ясно, как хотелось бы. Вы знаете, что Виталий Николаевич делает маникюр? - зловещим шепотом спросила я.
   - Что? - Мишин снова побагровел и привстал со своего скрипящего стула. - Что?
   - И муж Анны Семеновны тоже!
   По поводу Коли Гребенщикова, Димы Тошкина, Наума Чаплинского я пока промолчала. У меня не было веских доказательств их связи с инфицированными и стерильными парикмахерскими щипчиками.
   - Позор! - еле выдохнул Мишин и, отчаянно плюясь ядом, прокричал. - Им не место среди людей!!! необходимо принимать срочные меры.
   Как я люблю, когда меня понимают с полуслова! Как это здорово, что в мишинском сознании всякие косметические излишества плотно завязаны на гомосексуальные наклонности. Впрочем, глядя на него не скажешь, что страсть к щегольству отсутствует в его характере напрочь. Пестрый сине-желтоватый галстук времен московского международного фестиваля молодежи и студентов выдавал в Мишине тщательно замаскированного пижона.
   - Вы думаете, между ними есть связь? - проникновенно глядя в глаза шефу спросила я.
   - А как же! Конечно. Это же отщепенцы! Выродки. Только так и не иначе. Нужно немедленно их арестовывать и пытать самым серьезным образом. Я звоню!
   А у Тошкина, между прочим, от икоты долго болит желудок. И хоть за последнее время он не сделал мне ничего хорошего, но за прошлые заслуги... Я представила, как этот нахальный городской законник будет смеяться над пожилым ветераном и приложила палец к губам.
   - Тихо! Пока надо присмотреться. Может быть - там банда?
   - Докладывайте по порядку! - Мишин приосанился и сделался молодым и серьезным.
   - Мною обнаружено место обитания противника. Из оперативных данных, полученных от студентов, таковым является гей-клуб "Василиса Прекрасная". Разрешите начать операцию по внедрению?
   Мишин посмотрел на меня скептически. Согласна, на голубого я походила мало. Но если приложить усилия... А третий размер груди можно дорастить до пивного животика - получится очень органично. Я даже готова приклеить усики.
   - Будем действовать в команде! - подытожил шеф, нервно потирая покрытую пушком лысину.
   - А если я ошибаюсь? - мне просто необходимо было подстраховаться, потому что я - гражданка продвинутая и ничего, кроме уважения к чужим личным проблемам по-настоящему не испытываю. Каждый устраивается в меру своих желаний и возможностей. Правда, у нас как всегда - провинциальные перегибы.
   - Оргвыводы сделаем после операции. Я ещё понимаю - после драки махнуть кулаком, но перед..? Надежда Викторовна, несолидно.. - Мишин покачал головой и хитро сощурился. - Давайте на всякий случай сегодня уже не расставаться.
   Если бы он жестом фокусника достал из-под стола наручники, я удивилась бы меньше, потому что шеф сказал:
   - Милости прошу к нашему шалашу. В гости ко мне поедем. А оттуда, подкрепившись...
   Дело оставалось за малым - получить пригласительный билет в закрытый клуб. Все-таки мой государственный шеф жил ещё старыми понятиями - он, видимо, полагал, что его воинского звания с лихвой хватит, чтобы открыть любую дверь ногой или выстрелом в дежурного швейцара. Да, диверсия вырисовывалась хиленькая - муж Анны, чтобы скрыть (!) свою дружбу с Виталиком (или все-таки с Колей) убивает жену, которая по идее и так должна была все это знать и терпеть...
   - Ну что же вы, - бравый солдат Владимир Сергеевич уже дернул меня за локоток, весьма деликатно, по - джентельменски. - Пойдемте. Не задерживайте процесс.
   - А может вам стоит немного позаигрывать с Виталием Николаевичем? тихо спросила я.
   - То есть как это? - Мишин отпрянул от меня к белозубому Майклу Джексону.
   - Ну погладить его, скажем, ниже спины, в щечку поцеловать. Проявить внимание, иначе же мы туда не...
   Договорить мне не пришлось. Владимир Сергеевич громко стукнул по столу, быстро и четко определил границы своего неуважения ко мне, к Виталию, к гей - клубу, и всей этой жизни. Уже из коридора донеслись его более цензурные вопли: "Меня сейчас вырвет, стошнит. Ой, ой, прямо сейчас!!!" Думаю, что для любимого преподавателя студентки потеснятся в местах не столь отдаленных от его кабинета. А мне, как всегда, ничего не оставалось, как продолжать совершать житейские усилия в гордом одиночестве. Я вернулась на кафедру, поцеловала замок и решила сосредоточиться где-нибудь в тихом месте - скажем, в прокуратуре.
   Тошкин был не в духе. Во всяком случае посетитель, пулей вылетевший из его кабинета, был похож на изрядно потрепанную промокашку. Я осторожно заглянула внутрь.
   - Можно?
   - Заходите! - отличный повод для обратного перехода на "вы". Когда моя вторая свекровь сектантка - двоеперстка Полина Игнатьевна достала меня окончательно и бесповоротно, я потребовала от неё соблюдения формальной любезности, считая этот факт справедливым. "Будьте любезны, - отчеканила я. - Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Теперь - мы чужие люди, так что..." Полина Игнатьевна мелко перекрестилась и троекратно плюнула мне под ноги:" Не дождешься, - заявила она. - Я с Богом на "ты", а выше его нет никого!" "А вровень?" - ласково спросила я, и к счастью успела увернуться от удара тяжелой авоськой, наполненной ворованным с полей картофелем.
   В свободное от проповедей время Полина Игнатьевна промышляла на бывших колхозных полях, чтобы донести до посетителей рынка новый смысл Ветхого завета. Каждый проданный ею корнеплод был завернут в листочек скурпулезно переписанными цитатами из Библии и её собственными комментариями. Для пущей убедительности она предлагала своим покупателям проверить наличие гиенны огненной приложением к телу раскаленного утюга. Учитывая сводки криминальных новостей, у милой старушки в свое время нашлась целая куча добровольных последователей. А на "вы" она со мной так и не перешла.
   - Господин Тошкин, - уныло сказала я, - у вас ус отклеился. Дмитрий Савельевич нервно провел пальцем над губой. Усов у него никогда не было и в помине И чего тогда так волноваться? Стала бы нормальная женщина искать стрелку на колготках, если бы точно знала, что вышла из дому с голыми ногами? Хорошо, что у нас есть хотя бы женская логика, потому что у мужчин, похоже, нет никакой!
   - Все развлекаетесь! - подытожил свое поражение Тошкин. - Надежда Викторовна, постарайтесь впредь бороться со свое скукой какими-нибудь более законными и грамотными методами. И не беспокойте наших сотрудников при исполнении служебных обязанностей.
   - Коля стукнул? - сыпанулся из меня вышеозначенный жаргон.
   - Почему стукнул? Заявление написал. Жалобу. Все как положено. Так что впереди у вас одни сплошные неприятности. Предупреждаю официально.
   - Но Анну Семеновну убили, - обиженно прошептала я.
   - Дошло, наконец, а в больнице погибла её соседка-алкоголичка! Странное совпадение, правда?
   - А в 1963 году убили Кеннеди, вы не находите, что это тоже подозрительно. А как погибла?
   - Не ваще дело, Надежда Викторовна, - огрызнулся Тошкин и потянулся к сигарете, чтобы показать мне, как я его, бедного, довела. Ничего страшного, чтобы по-настоящему отравиться никотином, некоторым особям необходимо лет восемьдесят. Так что - на здоровье. - И хватит! - сказал он, глубоко затянувшись. - Хватит развлекаться за счет
   чужих смертей. Нечего совать нос в... Стыдно же, Надя, - он смотрел на меня грустно и укоризненно. И, кажется, правда считал, что я греюсь возле кремационых печей.
   Обидно. Впрочем, не всем так везет, как Тошкину - быть человеком одной идеи, знать, что она никогда не воплотится в жизнь, но все равно пробираться к цели... Я пробовала, мечта у меня точно поскромнее - никакой официальной справедливости и законности - я просто хотела прославить наш город и лично себя брачными рекордами
   для книги Гиннеса. Как говорят в американских фильмах, а другого, по-настоящему ценного желания для себя я как-то не запасла.
   Неужели Тошкин не знает, что к середине четвертого десятилетия эмоции изнашиваются, как детские сандалии, что все люди превращаются в типажи под девизом "я вас уже где-то видел", а все светлые чувства - это только не всегда удачное повторение пройденного. И может быть, он прав - так жить нельзя? Безнравственно, грубо... Но Анна Семеновна почему-то выбрала мои колени, и теперь я у неё в долгу.
   - Тошкин, вам пора найти женщину и начать морочить ей мозги. Вы пропадаете зазря.
   - Моя мама тоже так считает, - нахально улыбаясь, ответил он.
   Все правильно: забирай свои игрушки и не писай в мой горшок. Я, кажется, первая начала это мерзкое противостояние, но из джентльменских побуждений мог бы и простить мне маленькую женскую слабость. Я подняла руку и сложила ладонь в кулак.
   - Но пасаран, - вырвалось у меня на прощанье.
   - Это точно, - согласился Дмитрий Савельевич.
   Дурацкий город - парик купить можно, а бороду - только по спецзаказам и в театральном магазине. Пришлось обойтись серым фломастером, которым и были нанесены мелкие точки на подбородке. Зеркало свидетельствовало, что мною был создан не приличный монстр Франкенштейн, а какой-то недооперированный транссексуал. Что же - чем хуже, тем лучше. Это главный принцип нашей жизни и действует он куда эффективнее валериановых капель. Грудь я запеленала папиным шарфом, которым раньше лечилась от ангины, а диванную подушку засунула под свитер. Причины не доведенной до конца операции стали ясны - мой транссексуал оказался немного беременным...
   Клуб "Василиса Прекрасная" таксистам был известен - секрет Полишинеля, тайна, известная всем. Вот это - по нашему. По-бразильски. Трехэтажный особняк был обнесен высоким узорчатым забором, в саду виднелись бывшие обкомовские елочки и ностальгические березки. Дом напоминал партийную дачу чиновника городского масштаба. Я отпустила машину и остановилась у ворот в раздумье. Мне нравились низкие желтые парковые фонари и скромный дизайн бегущей строки над дверью здания. Просто, изысканно, со вкусом. Вдруг где-то за спиной раздалось подозрительное шипение. Я не знаю, нужно ли бояться змей, если на земле живут такие люди, но стало как-то не по себе. Шипение повторилось и усилилось шепотом: "Надежда Викторовна, Надежда Викторовна!" Я медленно оглянулась. Кусты напротив забора подозрительно зашевелились, из них проглядывал металлический каркас автомобиля "Запорожец" и лысая голова Мишина.
   - Как вы меня узнали? - обиженно прошептала я.
   - По запаху. Идите сюда, обсудим план дальнейших действий, - Мишин вынырнул из убежища и начальственно дернул меня за руку. Когда дверь "запорожца" захлопнулась, я поняла, что худшее уже случилось. Я стала йогом и вряд ли теперь найдется человек, способный разогнуть меня обратно.
   - У входа в заведение мне придется вас обнять, - прошептал Мишин. - Мы сделаем вид, что приехали из области по обмену опытом. Пойдет? Диктофон с собой? Очень хорошо, - констатировал он, когда я сделала вид, что кивнула. Мы, индийцы запорожского происхождения, вообще предпочитаем ограниченные жесты. - А я взял фотоаппарат. Ну,
   ни пуха, ни пера...
   Я с глубокой благодарностью за предоставленную возможность послала своего шефа к черту!
   Узорчатые двери загородного клуба были снабжены фотоэлементами: они, как в приличной сказке, самостоятельно отворились без всякого щучьего веления. Мишин настороженно засопел, но фотографировать это чудо враждебной техники решительно
   отказался. Мы прошли по мощенной плитками дорожке и оказались внутри здания. В маленьком темном коридоре сидел печальный уставший сержант, снабженный дубинкой, пистолетом и огнетушителем. Нехотя оторвавшись от супернорвежского кроссворда, он поднял мутные глаза и спросил:
   - Вы к кому?
   Ну, не я ли говорила, что наши гей - клубы - самые гей - клубы в мире?! Здесь тоже нужно записываться на прием! Чувствовалась во всем этом рука мастера, нечто фундаментальное, государственное - на века. Я вопросительно посмотрела на Мишина в надежде, что по крайней мере сейчас он не станет вытаскивать из-за пазухи свое народное оружие системы наган.
   - Мы - по обмену опытом! - важно ответил Владимир Сергеевич и предъявил бумажку, на которой четырнадцатым шрифтом было выведено "Все вокруг стало голубым и зеленым", а подателям сего необходимо получить дополнительную информацию о способах сексуального воздействия на душу ближнего своего.
   - Это как же? - искренне удивился окончательно проснувшийся сержант. Как?
   - Да через жопу же, - прошептал Мишин, одновременно устыдившийся моих ушей и разгорячившись от присутствия настоящего.., ну - сами понимаете. Там нам направо или налево?
   - Все дороги ведут в зал, - почему-то успокоившись заявил охранник. Черт вас разберет. Оставляйте оружие и отправляйтесь, если так надо.
   - Но.., - попытался возразить Владимир Сергеевич.
   - Как хотите, - сержант пожал плечами. - Оно, то есть ваш спутник, может идти прямо, а вы - думайте.
   Мишин нехотя выложил игрушку и поддерживая меня за локоток, прошептал: "Заранее извиняюсь за ненормативную лексику, хотя в других её не терплю, и никому сего безобразия не прощаю".
   Зал был оформлен, как ночной клуб средней руки. В центре помещалась площадка для танцев, стриптиза и митингов, рядом с ценной музыкальной аппаратурой размещалась массивная трибуна, сделанная из красного дерева. Столики были отделены друг от друга формальными и очень искусственными зарослями арабских цветов, тихо работал кондиционер, магнитофон, холодильник, установленный прямо на выходе в кухню, в обыденные звуки врывался первый фортепианный концерт Чайковского, исполняемый на разбитом белом рояле. Посетителей было много - практически за всеми столиками сидели парочки странного вида, которые изредка переговаривались с соседями по залу, используя мобильную и цифровую связь. Для того, чтобы отдохнуть в такой обстановке, нужно было запастись звуконепроницаемым шлемом. Но, к счастью, мы пришли сюда работать.
   - Только платить за все это буду я, ладно, милый, - пользуясь случаем, я погладила начинающего гомосексуалиста Мишина по гладко выбритому подбородку. Он даже слишком охотно поддержал игру и, мило скалясь, ущипнул меня за щечку. В зале воцарилась подозрительная тишина. Что-то явно мы делали не так. Мишин, кажется, тоже это понял и нахмурился:
   - Ладно, давайте займемся делом! Есть тут кто-то из наших знакомых? Проверить лично! Считайте это своим первым кафедральным поручением.
   Я хотела было возмутиться и напомнить шефу собственное скандальное появление в костюме вакхической славянской Венеры и позор, связанный с ним, как вдруг натолкнулась на тяжелый жесткий взгляд, который буравил меня по линии нос-живот.
   - Есть, - вскрикнула-шепнула я. - Есть! Попали. Вон там, быстро, не поворачивайтесь, сидит Андрей - муж Анны Семеновны...
   - Что будете заказывать? - раздался откуда-то сверху подозрительный веселый голос официанта. - Для дамы можно мартини, шоколад, тортики, есть икорочка, водка.
   Так как?
   - А кто здесь дама? - возмутился Мишин.
   - Ну, это вам уж, как говорится, виднее! - разулыбался официант, следующий моде носить золотые вставные зубы, именуемые фиксами. - А письмо счастья уже входит в счет. Вот, - он положил на столик небольшую бумажку с уже известным мне содержанием. - Если хотите, можем сразу же отксерить сто вариантов. Если нет - переписывайте на здоровье.
   - Мартини, водку и шоколадку, - быстро согласилась я, вчитываясь в обещание непременного улучшения моей жизни, если я не поступлю, как глупый Конан Дойль, не придавший значения писульке и лишившийся из-за этого обеих рук. Правда потом, когда он одумался, говорилось в письме... Я не успела дочитать, отрасли ли у Конан Дойля руки, потому что Мишин больно пнул меня ногой. Из его уст вылетело
   нечто вроде команды "ложись". Я на всякий случай пригнулась и с готовностью скомкала бумажку с тем, чтобы в случае пожара отправить её в желудок. Все же лучше не рисковать.
   - По тылу, - шепнул насмерть перепуганный Мишин, увидевший, судя по реакции, что-то вроде фантома Жукова в столь неприличном месте. - По тылу.