Юрская Елена. Возвращение - смерть

   Мишин вскочил, огладил руками мундир, чуть сдвинул на затылок фуражку и по-молодецки гаркнул: "Я готов, буду у ректора, без меня никому не расходиться"
   - Есть, - улыбнулась Инна Константиновна и внимательно посмотрела на поникшего Виталия Николаевича. - А теперь, миленький, давайте по порядку. Что там у нас с последними кафедральными документами? Как они к вам попали? Ведь теперь вы у нас опять - несчастная мишень - свидетель, видите ли..., Инна Константиновна плотоядно облизнулась. - Ну? Или вы думаете, что я вас буду вечно покрывать.
   - Я только хотел продвинуть собственную диссертацию, - пробормотал Виталий Николаевич, стараясь не встречаться с Инной взглядом. - Только это, поверьте.
   - Нет, я понимаю, что вам удобно, когда Заболотная взяла все на себя, но будьте же милосердны. Убить Анну, которую, кстати, давно пора было убить - это одно, но Танечку, ещё кого-то... Думаю, что её в прокуратуре били. А если вас, уважаемый, сдать куда следует, то боюсь, вы с Заболотной начнете наперегонки признаваться во всем, в чем и не был виноват. Поэтому давайте, разделим мух и котлеты и наведем здесь порядок. Лучше - жесткий.
   Виталий Николаевич уныло посмотрел на свои запястья. Счастье, которое было так возможно, снова отдалилось на неопределенное время и расстояние. Конечно, Татьяну Ивановну было жалко, но помощь ей можно было оставить до завтра. Если только тут нет личного интереса.
   - Инна Константиновна, - решился на отчаянный шаг Виталий Николаевич. - А что вас это так задевает и почему вы абсолютно уверенны, или хотите быть уверенной, что Анну убила именно она, Татьяна? - Виталий с удовлетворением заметил, как вспыхнули щеки его обвинительницы, как сверкнули глаза, шея плавно вошла в плечи. Жаль только, что удар был так неподготовлен.
   - Мне действительно удобнее так думать. И вам, кстати, тоже.
   - Нам удобнее быть союзниками, проникновенно прошептал Виталий Николаевич, пробуя роль Яго - змея - искусителя. - Ведь мы с вами здесь всегда были жертвами? Нас так долго принижали, заставляли молчать и подчиняться, Не дадим же им не одного шанса.
   - Что-то подобное я слышала в рекламе от тараканов, - удивилась актерскому мастерству своего визави Инна Константиновна.
   - А вы знаете, - вдруг успокоился Виталий, успокоился, чтобы сразу разволноваться по другому поводу. - Вы знаете, знаете, - ах дурацкая привычка - заикаться перед приемными комиссиями, если бы не нервы, Виталий стоял бы себе рядом с Табаковым и мирно давал ему советы, но ... - вы знаете, знаете.
   Вот именно потому Инна Константиновна так и не сумела выйти замуж. У неё всегда была вредная работа - слушать, внимательно и доброжелательно не подготовившихся заикающихся студентов, но повторять этот трюк рядом с неуверенным в себе или нализавшимся до срока женихом она уже не могла. После четырех неудачных попыток начать разговор, она просто разворачивалась и уходила. А потому сейчас она строго приказала себе: "Сидеть, молчать, служба", сила воли даже позволила надеть на лицо доброжелательную улыбку. Она не покушалась на Танечку. Точно, - наконец выродил Виталий Николаевич и стер пот со лба. - Мы в тот день уходили с работы вместе. Я, Татьяна Ивановна и Игорек. Я ещё довел их до трамвая и сказал, что собираюсь к ней зайти. И они ответили, что пойдут домой. Так что у Заболотной есть алиби.
   - Сын не алиби, но можно попробовать, - согласилась Инна Константиновна и взялась за телефонную трубку. - Мама дома? - сладким голосом пропела она. - А когда? Слушай, а пятого вечером она в гости ходила? Жаль. Ладно, пока.
   Этот щеголь явно с кем-то развлекался! Вместо того чтобы мыть ноги её Ирочке! Вместо того чтобы бегом устраиваться на постоянную работу, делать предложение и рожать детей! Он явно развлекается с девицами!!! Подозрительный тип, - выдохнула Инна Константиновна. - И что она в нем нашла?
   - Сын ведь, - буркнул Виталий
   - Я не об этом. Не помнит он. Говорит, мусор вроде выносила, а в гости - не помнит. Кажется, нет.
   - На такси - туда и обратно. Могла успеть под мусор, - вздохнул Виталий, припоминая, что Танечка с кем-то разговаривала на мосту, но с кем - там такое людное место, что пришлось спрятаться на автобусной остановке, а в темноте на такие расстояния взор Виталия Николаевича не распространялся. Вот когда Танечка вдруг перелетела через ограду - да. Видно было хорошо. Потому что неожиданно. Да ни осенью, ни летом в этом отстойнике никто не купался и в него головой никогда не прыгал. - Я "скорую" вызвал и скрылся. Простит ли она мне это? Инна Константиновна утвердительно кивнула, накручивая на палец короткую женскую прядь: "Интересно, кого ещё убила эта припадочная? А знаешь, Виталик, ведь многое сходится. Если она претендовала на кафедру, то вполне могла подставить тебя с протоколами, Надьку - со шприцем, меня тоже... Так что... Пошли-ка за шефом, пока он там окопов не нарыл и по домам. Меньше знаешь, лучше спишь" Инна Константиновна огорчилась и разнервничалась. Только вроде уладилось на кафедре, как загулял почти жених её племянницы. Вот же прорва. И до Таньки ли сейчас - так бы села в тюрьму, мы бы мальчишку быстро на место поставили. А так начнет же биться за него до последней капли крови. Пусть она лучше сидит. Спокойнее без нее.
   - Идемте, Виталий, идемте. Пусть Мишин сам разбирается, - Инна Константиновна как приличная крыса покинула тонущий корабль первой, Виталий Николаевич бодро засеменил вслед за ней.
   - Как-то все-таки, - пролепетал он на лестнице. - Как-то нехорошо.
   - Мы - не рабы, - строго заявила Инна. - Рабы не мы!
   - Да-да, - поспешил согласиться ещё недавно направленный на галеры ассистент кафедры страноведенья. Мишин, выходивший из приемной ректора, только укоризненно покачал головой. Он поднялся к себе, вытащил из сейфа наган, плотно застегнул плащ, похожий на палатку, три раза сплюнул через левое плечо и отправился в путь, теперь он знал, что ему делать.
   Галантный Тошкин пропустил Татьяну Ивановну вперед. Она скромно остановилась возле обшарпанного стула и суровым взглядом попросила разрешения сесть. Тошкин немедленно кивнул. Если бы была возможность, он вообще бы сейчас не разговаривал. Его бы вполне устроили тихие спокойные мимические формы и письменные признания. Дмитрий Савельевич наклонился, выдвинул ящик стола м вытащил из него несколько листов бумаги.
   - У нас выдают получше, - снисходительно улыбнулась Татьяна Ивановна. - Хотя кругом сейчас такая нищета...
   У Заболотной были красивые пальцы начинающей пианистки - длинные, нервные, ровные, чуть забывшие о маникюре, но это не портило их. Тошкин поморщился - нечего сказать, хорошие руки убийцы. Добро пожаловать в музей восковых фигур.
   - Пишите подробно, шапку оформим после, - твердо сказал он, набирая Надин телефон. Она, черт её дери, выиграла этот бой. Она первая пришла к выводу о глупом материнском сердце, вот оно, стучит уже тут, на саму себя, ничтоже сумняшеся в том, что поступило правильно. Женщины-убийцы всегда приводили Тошкина в состояние, близкое к судорогам. Вместо того, чтобы рожать, кормить и воспитывать, они плели интриги, сыпали яд, и взводили курки. И это уже не западная пропаганда. Это образ жизни. Ведь наверняка у этой тетки есть любимые фильмы типа "Волги-волги", возможно, она даже вышивает крестиком на новый год...
   - Простите, как вас по имени-отчеству, - Татьяна Ивановна, так и не прикоснувшаяся к бумаге, смотрела на него не мигая.
   - Дмитрий Савельевич. Пишите, будьте любезны. Все вопросы - потом.
   - Я не могу, - она судорожно всхлипнула. - Я не могу это написать. Не могу.
   Прелесть какая. Убивать может, а описывать свои деяния, нет. Судя по всему, наша клиентка будет косить на состояние аффекта. "Упала, напоролось на ножик и так двенадцать раз". Не получится, дорогая. Не выйдет.
   - Попробуйте, первый раз всегда сложно, - посоветовал Тошкин, углубляясь в чтение новых поправок к уголовному кодексу. Телефон Нади молчал. От обиды она, наверное, пошла в загул. Или на помощь имитирующему сердечный приступ Чаплинскому. Тоже дело - болеет раком, умрет от инфаркта. Пути Господни неисповедимы. - - Выслушайте, просто выслушайте меня. Это же ваша работа - шумно вдыхая, попросила Заболотная.
   - Вы знаете, я с гораздо большим удовольствием читаю записки маркиза де Сада. Давайте помолчим пять минут, а потом, если вы не передумаете, обменяемся мнениями по поводу содеянного вами, - нахмурился Тошкин.
   - Время пошло, - Заболотная глянула на часы.
   Итак, Тошкин потер переносицу, в наличии имеются две с половиной жертвы. Пункт первый, выяснить, пришла ли в сознание Ильина, пункт второй, это как же надо ненавидеть человека, чтобы начать убивать всех имеющих к нему маломальское отношение.
   - Простите, а Чаплинский, он состоял в интимных отношениях с Анной Смирнягиной? Тогда в молодости, - спросил любопытный Тошкин.
   Татьяна гордо кивнула и тихо пробормотала: "Вам придется съесть дохлую кошку". Глаза Тошкина поползли на лоб и там остановились, "Что?" - выдохнул он, принюхиваясь к запахам кабинета. "Нет, это детская игра, я со своим сыном в неё часто играла. Он был таким болтуном", - Татьяна Ивановна беззвучно засмеялась.
   Пункт третий, прямо для проницательной Надежды, проверить, жив ил этот сын, который в устах матери уже "был" болтуном. Пункт четвертый, выяснить, посещала ли Заболотная квартиру Смирнягиных. Да, конечно, естественно, сто раз на дню небось. А как же иначе. - Пункт пятый, при чем тут вообще бомжиха Погорелова? Неужели она убивает, чтобы руку набить потренироваться. Тошкин вздохнул - вот она хваленая свобода прессы, информации и порнографии. Совсем недавно Надина газета давала большой материал о том, как юные киллеры газовых баллончиков за бутылку водки тренируются на бомжах. Описывались даже смертельные случаи. Может копнуть глубже, может, Заболотная начала свои тренировки гораздо раньше Раисы Погореловой? Пункт шестой, где же все-таки эта Надя. Тошкин снова набрал телефонный номер.
   - Але, Гребенщиков, Чаплинского привезли? Он один?
   - Нет, - радостно сообщили на том конце провода и сердце Тошкина, смелого рыцаря пыльного кабинета совсем упал. - Нет, с Максом. Сейчас Макс уложит его, и мы будем ужинать, подъезжай.
   - А с чего ты так веселишься? - поинтересовался обиженный Тошкин.
   - А с чего плакать - вся работа ваша. Разговор отменяется, Моссад на нас плевать хотел. Надо будет твою Надюшку к нашему делу пристроить. Как там её бомбист поживает? А? Не спи, Тошкин, приезжай. Живой твой Чаплинский - больной только очень.
   Звонить к Надиным родителям не хотелось. Они ему доверяли, ждали взаимности. Тошкин не мог себе позволить обмануть в лучших чувствах даже несостоявшуюся тёщу. Она обязательно спросит: "А ты где" и придется либо врать, что у приятеля, либо сообщать, что на работе и в компании с женщиной, которую, по мнению Надиной мамы ещё можно считать молодой. Вот так. Ни Нади, ни бомбиста.
   Пункт седьмой, позвонить в лабораторию, выяснить, что с отпечатками на бомбе и вкатать Андрею Смирнягину штраф за терроризм и введение следствия в заблуждение. Неуловимый мститель. Еще и отчаянный лжец.
   - Я готов вас выслушать. Только, если можно, без истерики. Здесь этот номер не пройдет, - Тошкин картинно закинул ногу за ногу и на всякий случай включил диктофон.
   - Сейчас другая жизнь, - тихо сказала Татьяна Ивановна, - если бы я тогда знала, что доживу, все было бы иначе. Но ненависть уже успела прирасти. Успела. Он изменил мне с Анной, а она, вместо того, чтобы навсегда уйти, спрятаться, осталась моим вечным спутником, всегда знавшим, что мне лучше, а что хуже. Я больше не могла жить по её указке. Вот сейчас она сказала: "Брось все и уходи, пусть сами доказывают". Но нет. Я сама себе хозяйка, - Татьяна Ивановна трогательно улыбнулась и расправила складки на юбке. - Тридцать лет назад родить ребенка без мужа - это был такой позор. Такой позор, что некоторые накладывали на себя руки. Но не я. Потому что любила. Нёмина мама сказала: "роди, может остепениться". Вы знаете, - Заболотная встрепенулась и радостно встряхнула волосами. - Они ведь мне до самой смерти помогали. Игоречек пытался их даже "бабулей и дедом" звать, но я не разрешила. Как чувствовала, что выйду замуж и все у меня будет хорошо.
   А Нема не остепенился. Он даже ни разу не написал мне. Вот сейчас вспомнил, что сын у него есть, позаботиться о нем решил. Правильно - не пеленки же стирать. А тогда? Когда меня с незаконнорожденным сыном замуж брали, когда усыновляли мальчика - где он был, за что боролся? Глупости, конечно, но я поклялась, - не увидит он сына никогда. Вы мне верите? Заболотная чуть наклонилась вперед и Тошкин даже услышал слабый запах её духов. Что-то среднее между Красной Москвой и Елисейскими полями. Он только пожал плечами и чуть дернул коленом. Словопрения Заболотной начали его утомлять. Впрочем, мотивация звучала довольно убедительно и сомнений не вызывала. - Я очень его любила, Нему, с мужем всегда его сравнивала, и по всему выходило - не прошло у меня ничего. Первое время, когда он скитался, сидел, я очень его жалела. Думала: приедет, разведусь и к нему перейду. Но женился он там на своей исторической родине и предал меня бесповоротно. Оставалось только читать газеты. О нем, о герое. А муж, запасной аэродром, оказался основным. Он, бедный, так и не знает, чьего сына растит. А тут явление: "Здрасьте - мордастье", покажите мальчика. И Анна - тут как тут. И Погорелова: "похож, ой как похож", но вот и пришлось. Такое дело, Заболотная устало вздохнула и подняла на Тошкина чистые бессмысленные глаза. Дмитрий Савельевич взглянул на часы: семь с лишним. Лаборатория наверно уже отъезжала на зимние квартиры.
   - Извините, мне надо поговорить, - Тошкин быстро набрал номер и наткнулся на свою школьную подругу, ныне эксперта-криминалиста и прочее, и прочее, и прочее. - Галочка, отпечатки с бомбы и с письма счастья посмотри идентичны? Нет? А так по рисунку - кто шалил: мальчик или девочка? Нет? Имя и возраст мы как-нибудь сами. Угу. Спасибо утешила. Успокоила? А ты сколько ещё на месте? Я бы тебе работку подкинул...
   Галочка хитро засмеялась и сообщила, что распространила Смирягинское письмо счастья по всему управлению и прокуратуре. И оно даже начало действовать - у начальника уже родилась тройня, а судебный эксперт наконец убедился, что ему не изменяет жена... Но все остальное - завтра. И пальчики, и снимочки - все завтра...
   - Я очень любила его, - продолжала свой рассказ Заболотная, когда Тошкин положил трубку. - Не просто очень, а больше всех на свете. За это Бог меня и покарал.
   Тошкин чуть не упал со стула. Если убийцы рассуждают о том, что их покарал Бог, то страна действительно стала по-настоящему православной. Кошмар. Кошмар. Или позор? Надо завести попугая и научить его кричать всякие глупости.
   - Я для него была готова на все. Мы ведь были близки вне брака, спросите у своей мамы, приятно это было или нет. Вот спросите, как называли девушку, которая согрешила до мужа!
   - Сейчас позвонить? - спросил Тошкин.
   - Не ерничайте! Вам меня нисколько не жаль! Вам даже не интересно, вдруг закричала Заболотная и заметалась по кабинету. - Вы - чурбан.
   - Ну, почему же? Мне интересно, продолжайте, только давайте по эпизодам. Сначала по Погореловой.
   - Я хочу по Смирнягиной, - капризным голосом заявила Татьяна Ивановна. - Она мне своим рабочим контролем всю жизнь отравила. Я подменила ей инсулин, подложила в коробочку и все! Коробочку потом, через пару дней после поминок забрала из их квартиры - тут не было ничего сложного. Вы знаете, - заговорщицки прошептала Заболотная, - она даже не мучалась, я узнавала. Ушла спокойно.
   - Понятно, а шприц и флакон? - спросил Тошкин.
   - Что шприц и флакон? - не поняла Татьяна Ивановна, и глаза её возбужденно заблестели. - Вы думаете, мне все это приятно вспоминать? Вот у Вас есть дети?
   Пункт девятый, Тошкин, пункт девятый, она разговаривает только о том, о чем сама хочет. Сумасшедшая? Прикидывается? Или что-то здесь не так?
   - У меня нет детей. А Ваши, ведь, беспокоятся, наверное? А? Может быть, позвоним? Ведь когда-нибудь их нужно ставить в известность о Ваших подвигах?
   Татьяна Ивановна мигом закатила глаза и стала картинно сползать по стулу. Тошкин внимательно проследил за траекторией её съезда и, отметив про себя, что тяжких телесных повреждений она себе не нанесла, налил из графина немного воды и прыснул на Заболотную как на сильно пересушенную рубашку. Спящая красавица соизволила открыть глаза.
   - Где я? - томно прошептала она.
   - В Монте-Карло, - процедил Дмитрий Савельевич и вернулся на свое прокурорское место. - Продолжим: звонить Вы не хотите, Ваше право. Давайте о флаконе и шприце - Вы куда их дели?
   - Будете собаку заказывать? - совершенно спокойно спросила Заболотная, злобно сверкнув глазами. Да, и у этой отношения с Крыловой явно не сложились.
   - Хорошо, - Тошкин глубоко вздохнул. - Давайте о Погореловой. Чем она так уж провинилась? Когда, при каких обстоятельствах Вы лишили её жизни?
   - Не помню, - радостно засмеялась Татьяна Ивановна. - Знаете, так много дел сразу навалилось. Генеральная уборка, письмо Наума, потом эта новенькая на кафедре. Сынок мой опять чуть с работы не вылетел. Словом, закрутилось, - точно не помню. Да и не обязана, - она кокетливо повела плечиком, а Тошкин ощутил жгучее желание ударить её чем-нибудь тяжелым по голове. - Налила в бутылку денатурат, отдала ей - глотке луженой, а там как Бог дал. Потом в больницу позвонила, уточнила, что та умерла. Кстати, а может это и не я даже. Мало ли гадости Райка за жизнь на грудь приняла. Но в целом, по эпизоду, признаю. Мне её пьяные россказни во где, - Татьяна провела рукой по горлу, - во где сидели, надоело! Что еще? А по Танечке? Да я её так, только попугать. Знаете? - Заболотная придвинула стул поближе к столу и предано тронула Тошкина за руку. - Знаете, Анька при всех своих недостатках была очень честным человеком, о моей тайне вообще никто, кроме самых близких подруг и Райки-проныры так и не узнал. Но годы! Анечка, видимо, стала сдавать, а Танечка - ребенок догадливый. И к чему эти лишние хлопоты? Растрезвонила бы всем, при случае - Игорька бы стала нервировать. Я, ведь, только припугнула.
   - Декомпрессионный перелом шейных позвонков и ушиб мозга, - тихо проговорил Тошкин.
   - Не рассчитала, - покорно вздохнула Заболотная.
   Тошкин нервничал. Нервничал сильно и не напрасно. Где-то запропала Надя. И что-то было не так с этой странной веселенькой Татьяной Ивановной, которая, казалось, просто получала удовольствие от того, что её, наконец, согласились выслушать. Да, что-то было не так. Тошкин вздрогнул от деликатного стука в дверь.
   - Можно? - в кабинет протиснулась фуражка и ухо с вертикальным взлетом. - Мишин, подполковник, - отрекомендовался посетитель, крупно шагая в сторону Тошкина. - Прибыл с докладом. Разрешите?
   - Пожалуйста. - Тошкин покорно кивнул. Мишин снял фуражку, достал крупнозубую расческу, пару раз провел по несуществующим волосам, пригладил рукой виски, подмигнул Татьяне Ивановне и, расправив плечи, отрапортовал.
   - Я посетил центральную диспетчерскую неотложной помощи и могу с полным основанием заявить, что наша сотрудница Татьяна Ивановна Заболотная не совершала выброса Ильиной с моста. В тот вечер, в четко означенное в диспетчерской время она говорила со мной по телефону. Мы составляли план захвата Виталия Николаевича, основываясь на данных моего информатора. Причем, я позвонил ей на дом сам. Разговор длился около двух часов - моя жена как раз успела посмотреть три сериала. Ее показания я принесу в следующий раз. Вот, - он виновато развел руками. Заболотная побледнела и крепко сцепила пальцы. В кабинете повисла тяжелая тишина. Владимир Сергеевич деликатно кашлянул и тихо добавил: "Я только что из больницы, Танечка - то пришла в себя. Врач сказал, что пять минут с ней можно поговорить. Так я там дал команду, родных до прихода прокуратуры не впускать.
   - Нет, - тихо сказала Заболотная. - Нет, нет, нет, - быстро зашептала она. - Нет, этого просто не может быть! Он врет, Вы видите, он нагло врет, у него же пальцы крестиком. Вот, глядите...
   Ее новый обморок был глубоким и, кажется, неподдельным.
   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
   Раз ступенька, два ступенька - будет лестница. Это намного лучше, чем лифт. Потому что я никак не могу, как говорит моя мама "дать себе ладу", по её мнению, порядка, системы, а по моим языческим понятиям - лада, то есть любви. В этом я с ней полностью согласна. Что полезнее - убиваться за единственным до последней капли крови или спокойно разводиться, чтобы передохнуть и снова ринуться в бой? Может оно и к лучшему, что сейчас так не любят. И никак не любят. Наше поколение напугано чувствами на уровне подсознания и сильно аллергизировано страстями. На бесплодные поиски синей птицы, по сути, и ушла жизнь всей страны. Но лично я, бездушная и бездуховная не стала бы убивать свою дочь, чтобы доказать её отцу вредность сектанстко - вегетарианской позиции. И подруг своих я тоже не стала бы убивать, хотя некоторых - просто надо. Для общественного спокойствия.
   А вообще, в моей голове все очень сильно перепуталось, завести, что ли рабочий дневник, под красивым названием "органайзер". И кстати, пусть этот сытый капиталистический мир не думает, что идейный приоритет в области систематизации жизни принадлежит им. Им, никогда не сдававшим "ленинский зачет", а стало быть и понятия не имеющим, как в тонкой желтой книжечке можно подробно изложить план собственного интеллектуального мужания, местами даже роста. Мне всего лишь нужно подняться на третий этаж и наконец поставить точку и водрузить флажок памяти Анны Семеновны. Хоть бы этот сынок был жив... Надеюсь, за полчаса таблетки, если таковые имелись ещё не у спели сделать свое черное дело, а марганец у меня с собой. Спасу! Спасу обязательно. Хотя бы и для выравнивания счета погибших и оставшихся в живых.
   Только вот зачем Татьяна Ивановна кидала мне в окно кирпич. Как-то это не по-женски, впрочем, наслышанная о моих дедуктивных способностях, она могла желать, чтобы я просто самоустранилась. Не вмешивалась. Или это просто обыкновенная ревность? Застаревшая, гноящаяся, рождающая болезненные поступки? Пожалуй так. Красиво я стала мыслить. Закачаешься. Если честно, то преступницу мне было жалко. Прямо до слез. И Анну Семеновну тоже, но силой страстей Заболотная, пожалуй не уступала самой леди Макбет. А с извилинами у нас все в порядке. Такое время, такая жизнь - эстетика убийства стала одной из составляющих существования. Стоит признать это, мы с чистой совестью прилепляемся к телевизору во время криминальных новостей, которые по совместительству являются ликбезом для начинающих.
   Стоп. А что я скажу Игорьку: "Это вы вдова Рабиновича? То есть сын убийцы? Есть другой вариант: краснознаменно улыбаясь провозгласить: "Твой папа приехал!" И - толку? Если человек, считающийся его отцом, действительно может приехать из командировки? Пожалуй, для установления контакта модно предложить услуги знакомого адвоката. Игорек - не красна девица, нервы, думаю выдержат... 0й! раз ступенька, два ступенька, - будет лестница и дверь, ведущая к спасению мальчика от материнской любви.
   А ещё я плохо в выгляжу: косметика не выдержала полигонных испытаний на дождь и мягко растеклась по лицу, волосы поникли и местами даже опали, колготки забрызганы грязью. В таком виде - и к молодому человеку! Впрочем, если он уже не жив, то ему должно быть все равно. А мне - нет. Я присела на подоконник в пролете и достала пудреницу: умытая, немолодая и неинтересная девица смотрела на меня вызывающе. Тремя движениями я привела её в божеский вид и подписала рекомендацию на конкурс фотомоделей. Гордость города не может походить на нищенку, даже если у неё кончились деньги силы и мужчины. Дверь, в которую я только что собиралась звонить, распахнулась сама. Чертовски приятно, когда тебя ждут так преданно и красиво. Я почувствовала прилив крови к лицу и попыталась унять нервную дрожь в коленях. Мой папа, конечно, был бы против этого двусмысленного визита к молодому человеку, он, пожалуй, даже прочел бы лекцию о свирепствовании СПИда в нашем регионе, но как врач, как хирург он должен был меня понять. Не корысти ради, а что мальчик хорошенький - так только по официально изложенной биографии у меня их было семь. Правда, по другим, очень желтым источникам - выходило девять. Не хватало для ровного счета, на котором можно было бы и остановиться. На время, пока не выдам Аньку замуж, потому что зал регистрации торжественных событий не рассчитан на слишком большое количество лиц, считающихся отцами моей дочери. Впрочем, дверь распахнулась, для того чтобы явить моему слуху какую-то не вполне приличную возню. Неужели Игорек пытается выползти из ловушки? О ужас, я опоздала.
   - Обязательно, обязательно сделай что-нибудь. Удержи, помоги. Ты, должна, - раздался сексуально - взволнованный шепот. - И сразу перезвони. От этого зависит наша жизнь. Прошу...
   На площадку, вместо ожидаемого трупа Игорька весело выпорхнула девчушка, представленная мне ранее, как Ирочка, племянница Инны Константиновны.
   - Я все сделаю, - томно и немного нервно сказала она, поправляя спиралеобразные волосы, модные в тысяча девятьсот затертом году у выпускниц профессионально - технических училищ. - Не волнуйся, - на площадке картинно чмокнулись и быстро подобрали слюни. - Твое горе - мое горе, - сказала она.
   В позитивном смысле мне это принцип нравился. Только я предпочитала распространять его на более материальные субстанции: твоя машина - моя машина, твоя квартира - моя квартира, твои деньги - мои деньги. Для всего остального существовала железный занавес со строгой надписью: "Не подходи убьет" Что касается квартиры, то Сливятинское поручение я выполнила как-то плохо. Неужели придется собирать чемоданы. Впрочем, я верну Чаплинскому его ребенка, а он за это сделает для меня невозможное. Нет, на кресло губернатора я не претендую, но если все, что мне рассказывали о еврейских папах - не очередная яшина выдумка, то счет в швейцарском банке мне гарантирован. Очень жаль только, что не я родила этого смазливого Игорька. Сердце зашлось теплой материнской мелодией. В принципе, там, в Израиле он может познакомиться с моей Анькой, и как знать, может через десять лет он все-таки поймет - что наша семья - это его судьба. Очередной космический круг замкнется, и мой редактор Владимир Игнатьевич укусит себя за левое ухо.