Южина Маргарита. Богат и немного женат

   Дуся глянул на него внимательно — издевается, что ли? Но Пашка смотрел с самым искренним сочувствием.
   — Ну ладно, ехидна, я пойду… — проговорил Дуся, направляясь к корпусу. — Я, конечно, пойду, но… Так и знай! И вообще!
   Он бы уже давно поверил и Пашке, и этим строгим мужам из оперативного отдела, что не было никакого раздетого мужика, что все ему примерещилось с похмелья-то, поверил бы… если бы в его кармане не лежал золотой перстень с самым настоящим бриллиантом.
 
   Домой Дуся пришел разбитый, будто бы две смены без перерыва таскал на себе носилки с Анной Кирилловной.
   Навстречу ему выбежала Машка — его двухлетняя приемная дочь, которая попала к нему тоже путем весьма необычным — ее мамочку в роддоме кто-то попросту прикончил, а Дусю определили в отцы крошке. Но это дело он давно распутал, а вот теперь опять, надо же напасть какая — очередное приключение!
   — Мама! — отчетливо произнесла девочка, бросаясь к Дусе на шею. — Дуся кака! Бабу аф! Баба па-ачет, Маса бабу га-адит, баба хи-хи-хи!
   Девочка в двух словах передала все домашние новости. В переводе на взрослый это означало, что Дуся (тойтерьериха, названная исключительно в честь хозяина дома), так вот эта псина якобы тявкнула на матушку Евдокима — Олимпиаду Петровну, отчего та залилась горючими слезами. Жалостливая Машенька немедленно бабушку погладила, и та весело возрадовалась — «хи-хи-хи». Эту воспитательную игру придумала Олимпиада Петровна специально, дабы воспитывать у внучки чувство сострадания к бабушке, и теперь такое происходило ежедневно.
   — Мам! — протрубил Евдоким. — Ну чего ты ребенка мучаешь? Да и собака уже устала на тебя тявкать! Лучше бы научила Машку меня папой называть, а то все, как в том мультике, — «мама» да «мама»!
   — Ой, Дусенька! Я и не заметила, как ты пришел! — Из ванной выпорхнула Олимпиада Петровна с огурцами на щеках. — Опять ругаешься? Чего говоришь — папой называть? А кого она мамой называть будет? Вот женишься, тогда все само собой на свои места встанет. Ишь ты какой привереда!
   — Мам, у нас поесть чего-нибудь есть?
   — Есть! А как же! Кашку манную мы только что с Машенькой варили. Поешь, она еще не совсем окаменела. Потом еще… морковочки я почистила, погрызть можно…
   — Да что ж я — кролик какой, чтобы морковку грызть… — недовольно нудил сынок. — Я же вот только что приносил зарплату, неужели нельзя какого-нибудь мяса купить, котлет нажарить или… или голубцов сделать?
   — Какие это ты деньги вспомнил? — возмущенно затрясла щеками Олимпиада Петровна. — А на что я, по-твоему, юбилей отмечала! Вчера гостей было тридцать штук! И в ресторане! На что бы я их кормила? А я тебе еще вчера говорила — наедайся на неделю! А ты только напился на всю жизнь вперед! Еще и трех дней не прошло, а ему опять мяса подавай! Вон, учился бы у верблюдов: один раз поели — и на целый месяц!
   Дуся даже не стал спорить с матерью: уж он-то хорошо знал — дело это безнадежное.
   Умывшись дочиста и без аппетита поклевав манной кашки, которая все же успела затвердеть так, что ее нужно было резать ножом, Дуся демонстративно взгромоздился на весы.
   — Уйди с весов, ты мне экран загораживаешь, — попросила матушка.
   Весы и в самом деле стояли в самом центре комнаты, исключительно для того, чтобы Олимпиада Петровна ни на миг не забывала о весе.
   — …убедительная просьба — каждому, кому хоть что-то известно про исчезновение Глохова Иннокентия Викентьевича…
   — Дуся! Да отойди же ты! — уже нервничала Олимпиада Петровна. — Там опять кто-то потерялся!
   — Да тебе-то что? Глохов какой-то! Можно подумать, ты его сейчас искать побежишь! — упрямо пялился на стрелку весов Дуся.
   Стрелка неумолимо торчала на юбилейной отметке в сто килограммов и двигаться обратно не собиралась. Дуся втянул в себя живот, глубоко в рот втянул щеки и выдохнул. Стрелка не шелохнулась.
   — Ну вот… — уныло пробормотал Евдоким. — Уже девяносто восемь! И все от недостатка питания! Манную кашу я уже в детстве проходил, а теперь бы мне…
   — Бат-тюшки! — ухватилась за щеки Олимпиада Петровна. — Да он еще и сумасшедший!
   Выделывая странные пируэты, она все же умудрялась из-за телесов Дуси разглядеть экран.
   — Я говорю — ты посмотри! Он из психушки сбежал! — запричитала она. — Это что ж получается?! Мы вот так вот с Машенькой пойдем гулять, а тут он и найдется! Псих этот! Он на нас и выскочит! А я с ребенком!.. Дуся!!! Немедленно посмотри на этого бегуна и завтра же отыщи его!
   Дуся тяжело вздохнул, глянул на экран и остолбенел. Беглецом из психдиспансера был его сегодняшний знакомый! Именно тот раздетый мужчина, чей перстень весь день оттопыривал карман Евдокима, тот, кого Дуся видел собственными глазами с разбитой головой.
   — С ума сойти!.. — пробормотал он.
   — Ему уже не надо, он уже сошел, заранее побеспокоился, а вот тебе!.. Тебе, милый мой сынок, пока некогда с ума сходить… — надула накрашенные губы Олимпиада Петровна. — Ты и так-то не больно с головой дружишь. Тебе необходимо найти этого… этого спринтера и… и обезвредить!.. Только вот как? Если его обратно в психушку, он снова сбежит, а если в тюрьму, так он там долго не задержится…
   — Он… он, мам, практически обезврежен… уже…
   — Это как? — не поняла маменька. — С чего это он обезврежен, когда тебе прямо на всю страну говорят, что его поймать надо и… и что-то с ним сделать! Где это он обезврежен и почему органы ничего об этом не знают? Нет уж, милый сынок, тебе надо обязательно его найти… а потом… а потом можешь с чистой совестью передать его мне. Уж я его как следует… поговорю с ним. Он мне перестанет пугать бедных пенсионеров! Он мне… Дуся! Ну что ж ты стоишь? Беги немедленно писать план поимки! Прямо не знаю, ну такой увалень!
   Дуся вышел из комнаты и побрел к себе. Та-а-ак… парня через телевизор уже ищет милиция. А что, если станут еще лучше искать и набредут на их роддом? И вспомнят, что был такой умник, который им сам рассказывал про какого-то убитого мужика в хозблоке, а потом… ой, да кто их знает, что они найдут потом! Нет, конечно же, сам Дуся никого не убивал, а кто докажет? Да никто! Пашка, что ли? Ха! Этот первый же и завалит! Вон он как лихо дело перевернул, Дусю чуть самого в психушку сегодня не отправили. А потом он же и о тюрьме похлопочет. Нет, надеяться ни на кого нельзя, все надо самому… да… именно так — самому! Найти убийцу, передать властям, а они уж что хотят, то пусть и делают. Главное, чтобы потом к Дусе никаких претензий не предъявляли. И чего бояться? Он уже несколько дел сам раскрыл! Вон и Машка подтвердит! Нет, Машка, конечно же, ничего подтверждать не будет, мала она еще, да и ничего не знает, не надо ей знать, но… Но факт остается фактом — он в деле расследования не новичок. И вообще! Может быть, ему кто-нибудь еще и спасибо скажет? Например, родственники этого бедолаги… Точно, вот завтра он к ним и отправится. А как он их найдет? А найдет он их… да позвонит на телевидение, спросит все данные, и все дела!
   После принятого решения на душе как-то полегчало. Нет, ну в самом деле — он уж чуть было себя за больного не принял! Чего греха таить — сегодня даже специально себя этим перстнем колол, чтобы убедиться, что не спит и что ему не мерещится.
   — Маманя! — Он вышел из своей комнаты совсем с другим настроением. — А давай-ка мы с тобой картошечки пожарим!
   — А давай-ка ты сам пожаришь! — не шелохнулась почтенная дама. — Машутка! Ты хочешь картошечки? А? Ну скажи: «Мама! Давай позарим Масеньке кальтосецки. Масенька хоцет кальтоски!»
   — Маса хоцет чипсов! И дозиевки! А маме пива!
   — Ма-а-а-ма!! — взревел Дуся. — Ну сколько раз говорить! Научи Машку звать меня папой! И потом — мы же говорили, что ты не будешь покупать ей чипсы! Да еще и газировку!
   — Вот поэтому она тебя и зовет «мамой», что ты к ней без понимания относишься и она к тебе! — поджала губы Олимпиада Петровна. — И вообще… чипсы я себе покупала…
   Но Дуся ее уже не слушал. Он присел перед дочерью на корточки и по слогам учил:
   — Мария! Ты уже взрослая девица! Давай говори правильно: я — папа! Запомнила? Ну давай — па-а-а-а-па-а-а-а…
   — Нек… — упрямо качала кудрявой головенкой «взрослая девица». — Ты — ма-а-а-а-ма-а-а-а! А там сидит… дед!
   — Ма!.. Маша! Какой дед?!! — подпрыгнула Олимпиада Петровна. — Это ж я — твоя бабушка! Хотя… можешь называть меня мамой.
   — Нек… — сурово супила бровки девочка. — Ты — дед! Итамуста хьяпис ночем.
   — Та-а-ак… — уперла руки в бока матрона. — Кто сказал ребенку, что я ночью храплю? Она сама не могла до этого додуматься! Она всегда спит в это время!
   — Ма, — уныло отбрехивался Дуся. — Ты и правда думаешь, что, когда ты храпишь, кто-то может уснуть? Наивная!
   Весь оставшийся вечер мать и сын Филины учили маленькую Машеньку, кого и как следует называть. В конце концов девочка окончательно запуталась и уже в кроватке, перед сном пробормотала Дусе:
   — Давай я тиба буду баусей звать… чоб дед не ругайся…
   — Зови меня просто Дусей… — сдался Евдоким. — Как нашу собаку.
   — Гуся… — улыбнулась Машенька и чмокнула Евдокима в колючую щеку. — У тиба четка выясла…
   — М-да… — качнул головой Дуся, почесывая густую щетину. — Недоработка…
   И пошел бриться — его маленькая дама чуть не укололась.
   Утром он начал свою смену на работе весьма решительно — смело распахнул двери в кабинет к главврачу и сразу с порога заявил:
   — Матвей Макарович, вы только не юлите, а отвечайте в лоб! У нас есть профсоюз?
   — Что тебе опять понадобилось, свет мой Евдоким? — насторожился главный.
   От этого работника он каждый раз мог ожидать чего угодно — от роскошных подарков в виде новых белых халатов до очередного найденного трупа, причем на территории их роддома!
   — Мне нужен отпуск и путевка «Мать и дитя». — Дуся хлопнул по столу и старательно загрустил, чтобы главный немедленно догадался, как тяжело отцу одному, да еще и без путевки, воспитывать дочь.
   — Ну какой тебе отпуск? Ты ж ведь сам по этой путевке не поедешь. Стопроцентно — отправишь отдыхать с Машей Олимпиаду Петровну. А мне вот тут стоишь и бессовестно лжешь! Да еще и отпуск клянчишь…
   — Позво-о-ольте! — вытаращил честные глаза Дуся. — То есть как же это лжу? Все честно! Путевка «Мать и дитя», по ней и поедут мои мать и дитя! Чего непонятного? А отпуск нужен мне! Потому как мне даже и путевки не положено, нет такой путевки «Отец Евдоким и дочка Маша». Вот как только организуют — я первый!
   — Дуся… — медленно поднялся из-за стола главврач Беликов. — Ну ты ж понимаешь, что сейчас у нас просто катастрофически не хватает работников. У нас же сейчас все женщины рожают, ну просто как из пулемета, потому как деньги за это дают. Ну погоди маленько, женщины одумаются, и уж потом… Ну ведь прямо роды принимать некому, ты ж понимаешь!
   Дуся облизнул мгновенно высохшие губы:
   — Так вы меня чего — вы меня в акушеры переводите? Ну чтоб я роды принимал, что ли? — осипшим голосом спросил он.
   — Господи! Дуся! Ну как такая ересь могла в твою башку залететь?! Меня Пряхин за одну такую мысль разорвет! Скажет, что я порочу светлое имя акушера!
   — Тогда я вообще ни фига не понял… а чего меня не отпускаете? Пусть женщины рожают, я-то тут и вовсе не при делах! Это их мужья… — Дуся замялся, потом потряс головой и начал заново: — Вы, Матвей Макарович, мне мозги не пудрите! Я ж вас просил, отвечайте прямо — что там у нас с профсоюзами? Путевку дадите? Я ее выкуплю. И еще сверху добавлю чего-нибудь… ну, например коробку конфет… Коркунова. Мама говорит, что жутко дорогие.
   — А вот и не надо дорогие… — вдруг блеснул очочками Беликов. — Чего ж зря деньгами раскидываться!
   — То есть путевку вы так даете? Бесплатно? — радостно оскалился Дуся.
   — Ну конечно! Только мы от тебя ждем ма-а-аленькую благодарность. А, Дуся?
   — Да ну вас, Матвей Макарович, — отмахнулся Дуся. — Сами всегда говорите, что маленькую, а сами потом как попросите, так у меня никаких денег не хватает. Давайте я вам лучше просто так, бесплатно, благодарен буду. Или могу песенку спеть, стих там какой-нибудь рассказать… я смогу.
   Беликов покривился.
   — Ну и куда я этот твой стих? Ты б лучше в детстве песенки пел, может, из тебя что и получилось бы, а сейчас я все больше по театрам да по эстрадам… А вот ты, мой добрый друг, купи нам небольшие гинекологические креслица, а? Сам же знаешь, ну так нужны! А я уж тебе и путевку и отпуск, а?
   Дуся на миг задумался.
   — А диван не подойдет?
   — Гинекологический? — отвесил челюсть главврач.
   — Да кто его знает… у нас маменька новую мебель в гостиную купила, а старый диван девать некуда. А он еще такой хороший, новый совсем! Мы его в прошлом году брали. У нас его соседка взять хотела, но если вам надо…
   — Н-ну… можешь и диван, мы его в холл поставим, если новый, но только кресла тоже купи! — сурово сверкнул из-под очков глазами Беликов. — И вот тогда… а то, понимаешь, ты ему то дай, се дай, а он… на благо родного роддома расстараться не хочет! Все, иди. Я сейчас переговорю с Ниной Сергеевной, она тебе найдет путевку… Когда надо-то?
   — Завтра! — тут же выпалил Дуся. — И отпуск чтоб тоже!
   Беликов еще серьезнее глянул на подчиненного и тоном, не терпящим возражения, добавил:
   — Ладно… будет завтра. Но только тогда три кресла! Три!
   Дуся опустил плечи. Три кресла! И где он возьмет деньги? Но потом воспрял — да хоть сорок! Сейчас он пообещает что угодно, главное, чтобы маменька завтра с Машкой уехали отдыхать, а он ушел в отпуск, а уж потом — сколько он купит, дело десятое. К тому же Беликов и одному креслу рад будет — кто ему, кроме Дуси, еще купит?
   — Три говорите? — деловито насупился он. — Но тогда только… чтобы путевки были у меня к обеду!
   — Идет! — мотнул головой старенький главврач, и Дуся вышел из кабинета — день начинался неплохо.
   Дальше все прошло тоже великолепно, будто кто-то специально расстилал перед Дусей ковровую дорожку.
   Путевку принесли минут за двадцать до того, как Евдоким отправился на кухню. Он немножко попрыгал от избытка чувств, чмокнул в морщинистую щеку санитарку бабу Любу и побежал обедать — требовалось срочно обдумать план дальнейших действий. Сначала надо было позвонить маменьке, сообщить ей радостную весть, пусть бегает по магазинам, закупает себе и Марье нужные вещи. Потом… а вот потом надо позвонить на телевидение — он вчера и телефончик записал — и выяснить, кого они там потеряли. И уже с завтрашнего утра бежать в гости к родне неизвестного мужичка.
   После обеда Дуся метнулся к телефону, но тут его ожидала неудача — на телефоне прочно зависла медсестра Раечка. Это был крах!
   Дело в том, что при всей телефонизации страны, в роддоме было только три телефона, по которым можно было говорить свободно. Остальные находились по кабинетам, и за каждый личный звонок персонала Беликов тут же этот самый персонал нещадно штрафовал. Но и из тех трех, которые были доступны, два постоянно не работали, их еще с Нового года никак не могли отремонтировать, а один… один сейчас заняла Раечка. И ладно бы кто другой, но эта медсестричка всегда зависала у аппарата минут на сорок, не меньше, Дуся засекал. И получалось, что позвонить ему в ближайший час не удастся. Однако время поджимало. Оставался только один старый, добрый, проверенный способ.
   Дуся ворвался к врачам и сразу же спросил:
   — Пряхин Андрюха где?
   — В родовой, — отмахнулась Юля, молоденькая помощница Пряхина. Она была занята важным делом — подкрашивала себе губки. — Там кого-то привезли… кажется, женщину. Сейчас и я пойду, а то потом кричать будет… Дуся, у меня губы ровно накрашены?
   — Нормально, — не глядя на губы, буркнул Дуся. — А где его пиджак?
   — Вон, на стуле висит, телефон в правом кармане, на прошлой неделе новый купил. Хотя мне его бывший больше нравился, у него кнопочки светились… — кокетливо сообщила прелестница и, призывно виляя бедрами, отправилась принимать новую жизнь.
   Пряхин уже несколько лет сходил с ума по сотовым телефонам. Именно на них он тратил основную часть заработной платы, и чуть ли не каждый месяц у него появлялась новая трубка. Очередным своим телефоном Пряхин наивно хвастался коллегам, а потом убегал в родовую палату, бережно оставив сокровище в кармане пиджака. И как-то так издавна повелось, что все работники считали прямо-таки необходимым по этому новомодному телефончику перезваниваться со своими друзьями и близкими — дабы дорогая игрушка не лежала без дела. Пряхин платил огромные счета, ссорился с компаниями, но все так же упрямо оставлял телефоны на попечение коллег, а те, в свою очередь, не обделяли трубку своим вниманием.
   Дуся остался один и стал торопливо набирать домашний номер.
   — Аллеу! — важно пропела в трубку Олимпиада Петровна. — Я вас слушаю.
   — Мам, короче — сегодня… да нет же, прямо сейчас ты вместе с Машуткой едешь по магазинам, покупаешь, что там тебе надо, а завтра вы едете отдыхать по путевке «Мать и дитя».
   — Отдыхать?! По путевке?! Боже, какой сюрприз! — радостно захлопала в ладоши Олимпиада Петровна, но потом вдруг насторожилась. — Надеюсь, путевка бесплатна и нам не придется потом покупать твоему Беликову три ящика с клизмами?
   — Нет, маменька, он только хочет забрать у нас старый диван.
   — Диван? — удивилась дама и вздохнула. — Боже мой, как обнищали роддома! И они еще удивляются, что женщины отказываются рожать!.. Дуся! Передай главному, что мы отдадим не только диван, мы еще и пожертвуем им твою кровать! Пусть мамочки лежат со всеми удобствами!
   — Маменька, если со всеми, тогда я скажу, что ты пожертвуешь свою, потому что у моей еще в прошлом году прорвалась сетка, — рявкнул Дуся и отключился.
   Теперь ему надо было позвонить на телевидение. Он достал свернутую бумажку, расправил ее и стал набирать номер. Трубку долго не снимали, но потом ласковый голосок пропел в самое ухо:
   — Телеканал «Умереть не встать», мы вас слушаем.
   — Девушка… — солидно заговорил Дуся. — Вчера в прямом эфире была обнародована просьба — вы просили найти человека. Так вот мы решили его найти, но нам нужны его координаты.
   — Погодите, я вас соединю… — словно робот отреагировала милая девушка, и трубку взяла девица уже не столь радужного настроения.
   — Слушаю вас. У вас есть сообщение?
   — Да! У меня есть радостное сообщение. Для вас! Мы его найдем, этого мужчину! — разулыбался Дуся, полагая, что и девица сейчас возрадуется.
   Не тут-то было.
   — Не понимаю… а кто это? Представьтесь, пожалуйста, — очень строгим голосом попросила девчонка.
   — Так, хорошо, представляюсь… — передохнул Дуся и выдал заранее придуманную легенду. — Наш клуб… «Филин — ясный сокол», да, вот именно так мы называемся… Так вот, мы занимаемся тем, что разыскиваем потерявшихся людей. У нас знаете столько граждан каждый день теряют, прямо как ключи. А мы терпеливо их разыскиваем. И уже почти всех нашли, а тут… представляете — смотрим вчера телевизор, а вы снова кого-то потеряли! Ну конечно, мы этого человека найдем, у нас уже громадный опыт, но нам нужны координаты этого потерянного.
   — Ха! — печально усмехнулась девчонка. — Так если б нам кто его координаты сказал, мы бы помощи не просили!
   — Нет! — оборвал ее Дуся. — Вы все не так поняли! Нам нужны его данные — где родился, когда женился, где живут его родственники, короче — все!
   Девушка на том конце провода помялась, а потом нехотя произнесла:
   — Ну, вы знаете… у меня всех данных нет, но я могу дать вам телефон, вы свяжетесь с его родственниками и, если они сочтут нужным…
   — Давайте!
   Девушка что-то пробормотала, потом посопела в трубку, а затем выдала номер.
   Дуся ликовал. Теперь он уже набирал номер матери Глухова Иннокентия Викентьевича — того самого разнесчастного мужика, которому так и не удалось спрятаться.
   — Алло, — грустно заговорил он, едва на том конце провода сняли трубку. — Вас беспокоит клуб «Филин — ясный сокол». Мы специализируемся на том, что находим пропавших. Мы готовы помочь в вашем горе, но… но нам нужно узнать о нем немного подробнее — с кем работал, дружил, женат, разведен, имя любовницы…
   — Я сейчас не могу говорить… — быстро и строго ответил женский голос. — Давайте завтра встретимся в кафе «Алтай». В пять вечера. Я буду в зеленом костюме.
   — Хорошо, — быстро согласился Дуся. — А я… на мне будет такая фланелевая рубашка… нет, я, наверное, завтра надену шерстяной пуловер, а брюки…
   — Достаточно, если у вас в руках будет журнал «Авто-мото», и к тому же, я надеюсь, вы не забудете удостоверение, — оборвала его собеседница и отключилась.
   — Обалдеть!.. — качнул головой Дуся. — Удостоверение… и где мне его взять? Да еще и журнал теперь придется покупать…
   Домой Дуся сорвался рано — кто за ним будет следить, когда он с завтрашнего дня в отпуске. Он даже и за зарплатой заходить не стал — пока там еще Нина Сергеевна документы напечатает…
   Он шел домой и думал — и где ж ему взять это самое удостоверение? И что — без него незнакомая женщина с ним разговаривать не станет?
   Дома его никто не ждал. Это было обидно, потому что ключа ему тоже никто оставить не догадался. Пришлось сесть на лавочку и смиренно ждать.
   — Дуся, у тебя десяти рублей не найдется? — Рядом с ним присел соседский парнишка со второго этажа — Юрка.
   — Есть, а что это меняет… — думая о своем, грустно проговорил Евдоким.
   — Ха! Так для меня все меняет! — задохнулся от счастья Юрка. — Мне как раз десяти рублей не хватает, чтоб в компьютерный салон сбегать! У нас там знаешь какие битвы!
   — А толку? Бьетесь, бьетесь… и чего вы все к этим компьютерам? Вашим родителям делать нечего — тратят деньги на такие игрушки… Я вот тут передачу смотрел… Очень это, оказывается, вредная штука, от нее худеют даже… — по-стариковски ворчал Дуся.
   — Вот вам бы эта вредная штука не помешала, — фыркнул мальчишка, а потом вмиг посерьезнел и принялся защищать свое увлечение. — И ничего это не игрушки! На нем, между прочим, на компьютере, что хочешь делать можно! Хочешь в Интернет зайди, хочешь — реферат скачай, а хочешь — можешь запросто себе деньгу какую-нибудь нарисовать, вполне может прокатить, но не всегда. Вон у нас один такой умелец нарисовал себе на компе целый пакет соток, а потом его загребли. А потому что не фиг деньги печатать!
   Дуся вдруг задышал медленно-медленно и так же медленно повернулся к соседу.
   — Слышь, Юрка… а если не деньги? А если документ? Удостоверение, а?
   — Как нечего делать! Пятьсот рублей, и у тебя завтра будет любое удостоверение, вплоть до ФСБ!
   — Не! — замахал руками Дуся. — Куда мне ФСБ? Мне бы такое… понимаешь, клуб у нас, а удостоверений нет. Вот бы сделать, а? Я заплачу эти пятьсот рублей. Но только если завтра до обеда, а?
   — А сейчас десятку дашь? — хищно прищурился паренек.
   — Легко!
   — Ну, значит, сделаем, — пожал плечами Юрка и добавил. — Только еще твоя фотография нужна.
   — Да есть у меня! Как раз на работе надо было, я и сфотографировался. Только это пять лет назад было, пойдет?
   — Да мне какая разница, хоть десять, — важно ответил паренек.
   — Ну вот и славно! — потер руки Дуся. — Тогда ты со мной сядь и сиди, сейчас мои придут, я домой попаду и тебе фотографию вынесу. И деньги.
   — Не, я лучше вечером забегу, — не согласился тот. — А чо, десять рублей тоже дома?
   — На тебе десять… — Дуся великодушно полез в карман и вытащил целую горсть рублей. — Сдачи не надо!
   Мальчишка унесся, а Дуся сидел на лавочке и насвистывал — такого отличного дня у него давненько не случалось. Нет, он обязательно найдет, кто прикончил несчастного Глохова!
 
   Маменька заявилась глубоко под вечер, и то только потому, что Маша буквально спала, и ее пришлось тащить на руках. Одной рукой дама крепко прижимала к себе внучку, а на другой болталась только крохотная сумочка.
   — Маменька! — не мог поверить своим глазам Дуся. — Ты ничего не купила?
   — Практически ничего, — вздохнула маменька, передавая внучку сыну. — Сейчас вот только подъедет грузовое такси. Ты не поверишь — сейчас в магазинах такой сервис! Даже не приходится пакеты таскать… Ну что ты вытаращился? Ты ж не думаешь, что я поволоку сумки, когда у меня на руках спящий ребенок!
   Нет, все было нормально — Дуся в маменьке не обманулся: она, как обычно, накупила себе полное грузовое такси шмоток и при этом — конечно же! — самое главное забыла.
   — Дуся! — уже дома, после того, как Евдоким переложил спящую девочку в кровать, обратилась к нему Олимпиада Петровна. — Мы сегодня встретились с Леонидом Семеновичем… Он по-прежнему необузданно мил… Так я что хотела спросить — нельзя ли его как-нибудь втиснуть в нашу путевку? Ну чтоб он сошел либо за мать, либо за дитя, а? Он необычайно хочет насладиться отдыхом вместе с нами! Необычайно!
   — Маменька! А нельзя ли, чтобы он втиснулся куда-нибудь в другую путевку? — нежно улыбнулся Дуся. — Или, к примеру, поехал бы отдыхать за свои деньги — дикарем!
   — Боже! Дуся! О чем ты говоришь? — вытаращила накрашенные глазки Олимпиада Петровна. — Он только-только обрел культурный вид, и опять — дикарем?! Какой ужас! Нет, ты совершенно не понимаешь моей тонкой души… ну хорошо, этот вопрос я возьму на себя…
   И она поплыла в комнату, упаковывать чемоданы.