Забелин Игорь. Пояс жизни

   - Дай ост'огу! - потребовал еще раз Безликов. - Дай! - он протянул руку, но Виктор остался неумолим.
   - Можете стукнуть рыбу портфелем - сдохнет, - уверенно сказал он.
   Философ Безликов не стал спорить. Он тихо опустился на портфель и скорбно уставился в воду. Да, жизнь не удалась, увы - не удалась. Он сам виноват и все должен снести безропотно. Даже недоверие этих мальчишек Виктора и ухмыляющегося Крестовина. Ничего не поделаешь. Но грустно, грустно было на душе у Безликова.
   Один фонарь почему-то погас. Шатков вытащил его, закинул провод себе на плечо, так что фонарь повис у него на груди, и снова включил свет... А к лодке приближалось какое-то странное животное, широкое и плоское, похожее на ската...
   Шатков облизал пересохшие от волнения губы.
   - Бесподобно, - прошептал он. - Бес... А-ай!
   Черная скользкая плеть с размаху ударила астрозоолога по плечу и опрокинула навзничь. Нападение произошло так неожиданно, что в первое мгновение все растерялись, а философ Безликов отскочил в сторону, с непостижимой ловкостью подхватив портфель. Еще мгновение - и Шатков очутился бы за бортом, но Виктор успел схватить его за ноги. Лодка резко накренилась. Что-то холодное и скользкое коснулось руки Виктора. Он инстинктивно отпрянул и едва не выпустил ноги Шаткова. В ту же секунду в воду шлепнулось что-то очень тяжелое, и неслыханный вопль потряс планету: "философ" в панике уронил портфель в океан. Ни Виктор, ни Денни Уилкинс не успели еще отреагировать на это чрезвычайное происшествие, а Безликов уже бросился вниз головой в воду. Он камнем пошел ко дну и, наверное, догнал бы тонущий портфель, но темная тень метнулась ему наперерез, и огромная рыба мимоходом заглотнула портфель, как песчинку. А на лодке продолжалась отчаянная борьба, и трое людей видели совсем рядом в черной воде два круглых зеленоватых глаза. Денни Уилкинс с силой всадил в них острогу. На этот раз глаза не погасли, хотя острога вонзилась во что-то мягкое и конец ее остался над водой.
   - Нож! - крикнул Виктор. - Режь!
   Уже три плети, гибкие и круглые, как змеи, схватили Шаткова за грудь, там, где висел фонарь, и тянули под воду. Шатков вырывался, иногда хрипло вскрикивая, но чудовище одолевало, и голова астрозоолога погрузилась в воду. Денни Уилкинс не промахнулся - вот когда пригодилось его умение владеть любым оружием! - и с одного удара перерезал плеть. Виктор тоже дотянулся до ножа и отрезал вторую. Но еще две плети стремительно вылетели из воды и упали на фонарь. Шаткову удалось на секунду приподнять голову, но она тотчас снова опустилась в воду; если бы не маска, он давно бы захлебнулся. Одна из плетей обвилась вокруг шеи астрозоолога, и это закончилось бы трагически, если бы Денни Уилкинс вовремя не перерезал ее. Еще две плети упали рядом с фонарем. Виктору показалось, что вместо одной отрезанной каждый раз появляются две новые. И вдруг он все понял.
   - Фонарь! - закричал Виктор. - Гаси фонарь!
   И в самом деле, как только погас свет - чудовище отпустило Шаткова. Все уцелевшие плети исчезли так же внезапно, как появились. Лодка выпрямилась, и Виктор втащил в нее Шаткова.
   Придушенный, перепуганный астрозоолог сидел на дне лодки и крутил головой.
   - Свет, - сказал Виктор. - Это свет его привлек. Вот так история!
   - Ну, не только свет - оно же могло схватить фонарь и под водою, теперь, когда опасность миновала, Денни Уилкинс склонен был поиронизировать. - Это товарищ Шатков произвел на него неотразимое впечатление!
   - А ведь это был спрут, - заключил Виктор. - Самый настоящий спрут. Так ведь?
   - Не знаю, - честно признался астрозоолог. - Не разглядел.
   - Надо было хватать его и тащить! Упустить такого спрута! И где? - на Венере!
   - Отстаньте! - взмолился астрозоолог; он массировал шею - ее все-таки сильно помяло.
   Денни Уилкинс расхохотался, Виктор тоже засмеялся - громко, раскатисто.
   И вдруг где-то поблизости послышалось глухое всхлипывание. Все оглянулись, увидели рядом с лодкой что-то темное, шевелящееся и только тут заметили, что Безликов исчез. Да, в воде, держась за борт лодки, горько рыдал "философ" Безликов, он рыдал безутешно и даже не делал попыток влезть в лодку - пришлось его втаскивать.
   - Что с вами? - допытывались у Безликова товарищи. - Что случилось?
   - Ничего, - всхлипывая, отмахнулся Безликов. И в самом деле, как могли постигнуть они всю глубину его трагедии?
   - А где портфель? - спохватился Виктор. - Неужели утонул?
   - По'тфель 'ыба съела, - едва выговорил философ.
   - Какая рыба? - изумился астрозоолог Шатков.
   - Панци'ная, должно-ик! быть.
   - Зачем ей портфель? - еще больше изумился астрозоолог.
   В самом деле, велико, наверное, было разочарование глупой панцирной рыбы, проглотившей портфель Безликова, но кому не приходилось расплачиваться за опрометчивые поступки!
   - И вы из-за портфеля так убиваетесь? - успокаивал Виктор. - Другой сделаем!
   - П'и чем-ик! тут по'тфель? - скорбно возразил "философ". - Ни п'и чем он тут! Я и так-ик! все помню.
   - Ну и хорошо, успокойтесь. Ведь вас рыба не тронула.
   - Меня! Меня ни одна 'ыба не т'онет! Не об'ащайте лучше на меня-ик! внимания. Я посижу в сто'онке.
   Так никто и не понял, что потерял Безликов не портфель, что потерял он прежнюю опору в жизни, а новую легко ли найти?
   - Продолжим охоту? - предложил Денни Уилкинс.
   - Нет, нет! Завтра продолжим! - астрозоолог Шатков временно утратил всякий интерес к проблемам своей науки. Но когда Денни Уилкинс поднял обрезанную плеть и хотел выбросить ее в море, Шатков так и подскочил на дне лодки.
   - Вы с ума сошли! - крикнул он фальцетом. - Выбрасывать такую драгоценность!
   - Берите, пожалуйста, - пожал плечами Денни Уилкинс.
   - Нет, положите ее. - Брать щупальце в руки Шаткову почему-то не хотелось. - Вон туда положите, - он показал в самый дальний конец лодки, и обрезок бросили рядом с безучастным "философом".
   ...Их лодка вернулась последней - товарищи уже начали беспокоиться о них. Рыболовам удалось добыть еще двух морских животных. Весь улов сложили до утра в "гроб" с формалином и туда же опустили обрезок плети, в объятиях которого астрозоолог провел самые неприятные минуты своей жизни.
   Вскоре Землеград уснул. Тихо-тихо стало на планете. Только шорох волн напоминал, что не все мертво вокруг, что время идет своим чередом, и новый пасмурный день все-таки займется над Венерой.
   Дверь одного из домиков бесшумно открылась, и на пороге появился Безликов - в маске, с баллонами за плечами. Он плотно прикрыл дверь, потоптался на одном месте и побрел подальше от моря, в сторону дюн. Там и провел он остаток ночи.
   А утром Безликова не узнали. За ночь он утратил философический вид, и из краснощекого, упитанного молодца превратился в осунувшегося, бледного, с ввалившимися глазами анахорета; брюки падали с него, куртка висела на плечах, как на вешалке, и, глядя на него, можно было подумать, что всю жизнь занимался он непосильным творческим трудом, иссушившим его мозг и тело. Ни с кем не разговаривая, бледной тенью отца Гамлета бродил философ Безликов по единственной улице Землеграда...
   Зато астрозоолог Шатков к утру совершенно оправился и проснулся в превосходном настроении.
   - Удивительно, - говорил он Батыгину. - Никогда бы не подумал, что в венерском океане столько жизни. Я бы даже сказал - с избытком! И это при полной безжизненности суши.
   Шатков запустил руку в "гроб" с формалином и извлек оттуда обрезок плети.
   - Ну, конечно щупальце, - он протянул обрезок Батыгину. - И с присосками. Жаль, что мне не удалось получше разглядеть эту зверюгу. Безусловно это животное близко к земным головоногим моллюскам, хотя я и не могу утверждать, что это спрут. Может быть, и не спрут. На Земле спруты почти не нападают на людей, боятся их.
   - Но все-таки нападают?
   - Кое-кто это утверждает, а кое-кто решительно отвергает. Если и нападают, то крупные и очень, очень редко. Но как жаль, что я не разглядел это животное!
   - Если уж вы так жалеете об этом... - начал Виктор, но Батыгин взглядом остановил его.
   - По-моему, жизни на Венере давно пора бы выбраться на сушу, продолжал Шатков. - Возраст здешней жизни никак не менее миллиарда лет или даже двух миллиардов.
   - Думаете?
   - Ну конечно! И Громов того же мнения - водоросли в море весьма разнообразны. Может быть, даже и двух миллиардов лет мало. Ведь палеонтологи никак не могут договориться с геологами и астрономами о возрасте земной жизни. Палеонтологи и биологи считают, что для столь пышного расцвета жизни на Земле потребовалось никак не меньше семи-восьми миллиардов лет. Но астрономы определяют возраст Земли в пять-шесть миллиардов, а возраст биогеносферы и того меньше - всего около четырех миллиардов лет. Видите, какое несоответствие!
   - Да, несоответствие, - согласился Батыгин. - Но не поможет ли нам чем-нибудь философ?
   Безликов стоял поодаль, прислушиваясь к разговору, и беспомощно вертел руками: они слишком привыкли к портфелю, и он не знал, чем их занять.
   Батыгин решил отвлечь его от грустных размышлений. Безликов робко приблизился, как-то снизу вверх глядя на Батыгина.
   - Мате'ия движется, взаимодействует и 'азвивается не'авноме'но, - начал он, смотря на Батыгина послушными испуганными глазами. - П'инцип не'авноме'ности...
   - Э-э, да вы, кажется, меня теперь цитировать решили! - прервал его Батыгин. - Лестно, конечно. Н-да! Но стоит ли, а? Может, не стоит при жизни в классики записывать?.. Кто же подскажет, что после смерти получится!
   Безликов осекся и погас окончательно. Ссутулившись, он побрел к морю, и ему казалось, что планета раскачалась на большой скорости бегая вокруг Солнца; по крайней мере почва уходила из-под ног Безликова. Это уж точно.
   А Батыгин с Шатковым продолжали разговор.
   - Мне тоже кажется, что жизни на Венере давно пора бы выйти на сушу, согласился Батыгин. - Но знаете, кто виноват в том, что она не вышла?..
   - Я вас пока не понимаю.
   - Луна виновата. Вернее - отсутствие спутника у Венеры. Земле больше повезло.
   Шатков ждал разъяснения.
   - Видите ли, мы уже установили, что уровень венерского океана остается почти постоянным. Значит, береговая линия - это резкая природная граница, рубеж, перейти который очень трудно. Бывают, конечно, сгоны и нагоны, сдвигающие эту границу. Но сгоны и нагоны - явления эпизодические и кратковременные. А систематических, закономерных колебаний уровня океана на Венере практически нет, потому что солнечные приливы незначительны, и в расчет их можно не брать...
   - Теперь понятно, куда вы клоните, - сказал Шатков. - У нас на Земле Луна по сути дела выгнала жизнь из моря на сушу...
   - Вот именно. В отлив по всей Земле обнажались огромные участки морского дна, и все животные и растения; находившиеся там, два раза в сутки оказывались на осушке, на воздухе. Многие из них при этом погибали, но многие приспособились к закономерной смене среды, научились жить то в воде, то на воздухе. Так сложилась литоральная фауна. Она-то и выдвинула пионеров заселения суши, животных и растений, научившихся, приспособившихся жить на воздухе... А Венере никто такой услуги не оказывает, никто не подготавливает с такой же настойчивостью венерскую жизнь к выходу из моря.
   И Шатков и Громов согласились, что это, пожалуй, наиболее логичное объяснение.
   - И очень хорошо, - продолжал Батыгин, - что жизнь на Венере более развита, чем мы предполагали. Это облегчает нашу задачу. Мы просто заселим материки Венеры растительностью, она обогатит атмосферу кислородом, снизит содержание углекислоты, и вы лет через тридцать сможете завезти сюда сухопутных животных и довершить, таким образом, преобразование биогеносферы Венеры.
   Кривцов и Вершинин вели атомоход на юго-запад, к тридцатой параллели, где опустился звездолет N_2. Кривцов, проспав около суток, на рассвете следующего дня выбрался из каюты и пошел проверять приборы. Океан был спокоен, дул несильный попутный ветер. Судя по показанию приборов, он вторые сутки не менял направления. Временами начинал моросить теплый мелкий дождик. Пока Кривцов спал, на "Витязе" взяли одну станцию: медленное течение шло в общем с востока на запад. Небольшая скорость течения объяснялась просто: поблизости находился материк, и ветер не успевал "разогнать" воду. "В открытом океане скорость должна значительно возрасти", - заключил Кривцов и пошел взглянуть на показания эхолота, непрерывно измерявшего глубину.
   На пятые сутки "Витязь" достиг места посадки грузового звездолета. Вокруг расстилалось спокойное темно-свинцовое море. В полдень температура поднялась до тридцати шести градусов.
   Непрерывная пасмурность при такой жаре казалась невероятной: все невольно посматривали, на небо, в надежде, что вот-вот брызнут на море яркие лучи солнца, и оно оживет, заблещет, откроет глазу аквамариновые глубины, станет густо-синим вдалеке...
   - Как Балтика осенью, - хмуро сказал Вершинин. - Только жара тропическая.
   - Да, сюда бы холодный дождичек! - мечтательно произнес Кривцов и повел худыми острыми плечами, к которым прилипла взмокшая от пота рубашка.
   - И Ленинград, - вздохнул Вершинин. - Ленинград бы сюда!
   Они посмотрели друг на друга и засмеялись...
   Взяли очередную станцию. Течение, немного увеличив скорость, продолжало идти на запад, лишь слегка отклоняясь к северу.
   - Звездолет где-то поблизости, - сказал Кривцов. - Скорость течения по-прежнему невелика, и далеко унести его не могло.
   - А глубина какая?
   - Как обычно, около двух километров.
   Радист атомохода в условленный час связался с Землеградом и сообщил, что "Витязь", миновав район посадки, продолжает поиски звездолета.
   Через день на шхуне заметили, что течение начинает круто поворачивать на север. Объяснить это отклонение действием силы Кориолиса было невозможно. Кривцов предположил, что поблизости находится материк или длинная островная гряда, расположенная перпендикулярно к направлению течения.
   Некоторое время шхуна еще продолжала идти прежним курсом. Характер морского дна не менялся, а течение заворачивало к северу все круче и круче. Выйдя на его внешний край и не обнаружив никаких признаков суши, Кривцов распорядился повернуть обратно. Он так и не понял, почему отклонилось течение, но тратить время на выяснение причин не мог.
   Атомоход лег в дрейф, и за борт сбросили вертушку - Кривцов хотел найти стрежень течения, чтобы продолжать поиски звездолета, следуя по самой быстрой струе.
   На море был полный штиль, даже обычная в океанах мертвая зыбь не раскачивала атомоход. Неожиданно с запада подошла широкая, очень пологая волна. Слабо качнувшись, "Витязь" поднялся на ее гребень и плавно спустился по противоположному склону. Через несколько минут подошла вторая волна, за ней третья, и море снова затихло.
   - Что это могло быть? - спросил Кривцов. - Похоже на цунами.
   - Похоже, - ответил Вершинин, которого гораздо больше интересовали показания вертушки. Уже темнело, и пришлось зажечь фонарь, чтобы записать наблюдения.
   - По-моему, мы как раз на стрежне, - заключил Кривцов. - Здесь еще можно идти ночью, - звездолет все равно унесло к северу, и мы не проплывем мимо.
   - Малый вперед, - скомандовал Вершинин.
   Снова заработал мотор, снова вспенилась вода за винтом. "Витязь", набирая скорость, лег на новый курс.
   В обычное время судовой радист послал рапорт в Землеград. Закончив передачу, он настроился на прием, но ответа не последовало. Радист повторил свои позывные. "Штаб" Батыгина молчал.
   Встревоженный радист пошел докладывать о странном поведении Землеграда.
   - Я же совсем недавно разговаривал с Костиком, - растерянно объяснял радист. - Совсем недавно!
   - У тебя аппаратура в порядке? - спросил Вершинин.
   - Проверял. В полном порядке.
   - Может быть, у них поломка?..
   - У Костика? - обиделся за товарища радист. - Скажете тоже! Он же артист, он же, что хотите...
   - Артист, артист!.. Попробуй связаться еще раз.
   "Штаб" Батыгина по-прежнему молчал.
   - Уж не случилось ли чего-нибудь? - забеспокоился Кривцов.
   - Что могло случиться?.. Они же на берегу!
   - Как будто только на море беды случаются!
   - Может, какие-нибудь атмосферные явления, - с сомнением произнес радист. - Встречаются такие непроходимые Для радиоволн пространства...
   - Вот что, свяжись-ка ты со звездолетом, - распорядился Вершинин. - Они ближе, им проще разобраться, в чем там дело.
   Радист помчался к себе в рубку и через некоторое время получил ответ: звездолет разговаривал со "штабом" час назад, там все было благополучно. Потом после короткого молчания радист звездолета сообщил, что астрогеофизиками отмечено землетрясение, и обещал еще раз связаться с Землеградом.
   Через полчаса радист "Витязя" услышал позывные звездолета, а еще через пять минут он снова выбежал на палубу: "штаб" Батыгина не ответил!..
   Рабочий день в Землеграде, как обычно, закончился с темнотой. Рыбная ловля на этот раз была отменена, и все укрылись в герметических домиках. Батыгин уже лег спать, когда внезапный страшный удар потряс домик. Батыгин, Травин, Костик вскочили со своих мест и бросились к двери, но ее повредило и заклинило. Не понимая, что происходит, они попытались открыть дверь. Было слышно, как за стенами клокочет вода. Второй, еще более сильный удар обрушился на домик, и все, кто стоял, полетели на пол. Падая, Батыгин стукнулся головой обо что-то твердое. Он не услышал третьего удара и не почувствовал, как сорванный с креплений домик понесло в море.
   Когда Батыгин очнулся, то прежде всего увидел у себя над головой окно, в которое лился слабый сумеречный свет. Домик слегка покачивало. Сначала Батыгин подумал, что у него просто кружится голова, но, окончательно придя в себя, убедился, что дело не в этом...
   Рядом с ним сидел обмотанный бинтами Костик и пострадавший менее других Травин.
   - Как вы себя чувствуете? - спросил Травин.
   - Где мы? - в свою очередь спросил Батыгин, пытаясь приподняться.
   Травин мягко, но решительно уложил его обратно.
   - Плаваем в море, - ответил он. - А далеко ли до берега, сказать не могу.
   - Что с Землеградом?
   - Не знаю.
   - А с нашими... товарищами?
   - Тоже не знаю.
   - Связи нет?
   - Нет, - жалобно сказал Костик. - Аппаратура разбита. Я пытался починить, но не смог. - Перевязанная бинтами голова Костика была скорбно опущена на грудь; темный хохолок каким-то чудом пробился между бинтами, но, утратив прежний задорный вид, он выглядел жалким, теряясь на белом марлевом фоне. Костик чувствовал себя очень скверно, его тошнило, и Травин подозревал, что у Костика сотрясение мозга.
   - Вот еще нелегкая! - тихо сказал Батыгин. - Что могло произойти?
   - Я уже думал, - ответил Травин. - Единственное правдоподобное объяснение - цунами...
   - Цунами, цунами! - горестно повторил Батыгин. - Я обязан был предвидеть это!
   - Все невозможно предвидеть, - успокаивал Травин. - Не волнуйтесь. Не надо волноваться.
   - Я обязан был предвидеть! Планета еще не состарилась, это же не Марс!
   - Не Марс, - соглашался Травин. - А вы не волнуйтесь. Все обойдется.
   - Обойдется!.. Хорошо, если погибнем только мы. А если и все остальные?..
   - Все не могли погибнуть. И мы постараемся не погибнуть. Нас должно выкинуть на берег, а кислорода хватит на неделю.
   - Я ничего не понял, - безучастным тоном сказал Костик. - Какое цунами? Что произошло?
   - Моретрясение, - пояснил Травин. - Иначе - подводное землетрясение. Они и на Земле случаются довольно часто, особенно на Тихом океане. От того места, где на дне моря произошел толчок, во все стороны расходятся волны, как от брошенного камня. Их и называют японским словом цунами. Они пологие, и поэтому на море не опасны, моряки часто их даже не замечают. Наши на "Витязе" тоже, наверное, не заметили, а если и заметили, то не придали им особого значения. Но у берегов, на мелководье, волны поднимаются иной раз метров на двадцать, обрушиваются ка сушу и причиняют страшные разрушения. Между прочим, японцы, которые чаще других народов страдают от цунами, предпочитают не строить домов у самого берега... Видимо, и Землеград придется перенести на новое место - подальше от моря...
   Геликоптер, который в момент разрушения Землеграда находился на плато Звездолета, немедленно вылетел со спасательной партией. В полной темноте Мачук точно вывел вертолет на город, хотя красный маяк на мачте не горел.
   Невеселая картина открылась глазам, когда вертолет, снизившись, осветил Землеград прожекторами. Всего три домика - те, что были смонтированы дальше других от моря, - уцелело в столице Венеры. Несколько других лежали опрокинутыми, а один - "штаб" Батыгина - исчез. Обитатели уцелевших домиков уже принимали меры к спасению товарищей. Из двух поваленных домиков вытащили пострадавших, среди которых находился и Денни Уилкинс при падении он сломал себе руку.
   Участники спасательной партии немедленно включились в работу, и к утру Землеград постепенно принял жилой вид. Никто не погиб при катастрофе, и если бы не исчезновение "штаба" с Батыгиным, Травиным и Костиком, можно было бы считать, что экспедиция отделалась дешево...
   Едва рассвело, геликоптер вновь поднялся в воздух и полетел на поиски домика Батыгина: кто знает, может быть, домик не разбило и он держится на воде.
   Вертолет взял курс в открытое море. Неожиданно послышались позывные, которых сначала никто не узнал. Видимость была хорошей, и ни одна сколько-нибудь заметная деталь не могла ускользнуть от наблюдателей. Через два часа полета Виктор, вместе с другими вылетевший на поиски, крикнул:
   - Прямо по курсу что-то блестит!
   Геликоптер увеличил скорость.
   - Эта штука не похожа на домик, - сказал Мачук. - По очертаниям, размерам и форме скорее можно прийти к заключению, что перед нами находится нечто очень напоминающее...
   - Звездолет! - воскликнул Виктор. - Это звездолет! Наверное, он миновал зону непрохождения радиоволн!
   Действительно, это был грузовой звездолет: течение, повернув к северу, а затем к востоку, медленно, но верно несло его к Землеграду. Весть о находке немедленно передали на берег и на "Витязь", указав Вершинину координаты.
   А вертолет повернул к берегу, потому что дальше лететь не имело смысла. Виктор и Мачук решили обследовать прибрежные районы океана.
   Через два дня "Витязь" отбуксировал звездолет N_2 к Землеграду, а поиски пропавших пока не дали никаких результатов...
   Батыгин чувствовал себя с каждым днем хуже; впадая в забытье, он метался, бредил, и Травин постоянно дежурил около него. Костик сначала крепился и всеми силами старался помогать Травину, но потом тоже слег. Лежал он тихо, никого ни о чем не просил и только смотрел прямо перед собой печальными глазами. Продукты им пришлось экономить с первого же дня, но главное было не в продуктах - приближался к концу кислород. Пока еще они не пользовались масками и индивидуальными баллонами, но дышать с каждым часом становилось все труднее. Случись такое несчастье на Земле, они давно бы вынули окно и выбрались на свежий воздух. Но на Венере это было равносильно самоубийству.
   Батыгин ненадолго затих. Слышалось только его прерывистое, тяжелое дыхание. Костик, приподнявшись на локтях, поманил к себе Травина. Беззвучно ступая по полу, тот подошел к нему.
   - Что тебе? - Травин старался казаться бодрым и даже улыбнулся Костику, а Костик смотрел на его голову, ставшую за несколько дней серой от густо проступившей седины. - Как ты себя чувствуешь?
   - Хорошо чувствую, - шепотом ответил Костик. - А Николай Федорович?
   - Плохо, - Травин вздохнул. - Плохо Николаю Федоровичу. Ему необходима срочная медицинская помощь и полный покой. А мы не можем предоставить ни того, ни другого. Но самое страшное - кислород кончается, а ведь больному он так нужен...
   - Вот, вот, - торопливо кивнул Костик, и хохолок мотнулся над белыми бинтами. - Я и думаю - как можно сэкономить кислород, Георгий Сергеевич?
   - Сэкономить?
   - Да, для Николая Федорович...
   - Как же ты сэкономишь кислород, Костик?.. Это же не еда и не вода. Каждый вздох не растянешь на неделю...
   - Я стараюсь тихо лежать, совсем неподвижно лежать, чтобы мне меньше доставалось. Ведь когда человек лежит неподвижно, ему меньше нужно кислорода, правда?
   - Правда, Костик, - Травин ласково погладил его по плечу. - Правда, дорогой...
   - А Николай Федорович - он мечется, ему очень плохо... Но как бы нам еще сэкономить кислород? А, Георгий Сергеевич?.. Ведь Николая Федоровича надо спасти, во что бы то ни стало спасти...
   - Мы постараемся спасти. А ты не волнуйся... Лежишь и лежи себе. Травин говорил с Костиком, как с маленьким ребенком.
   - Я все лежал и думал, - продолжал Костик. - Как спасти Николая Федоровича?.. Знаете, Георгий Сергеевич, я отдам ему свой кислород, тот, что в баллонах. Его хватит на сутки или даже немножко дольше. А лишние сутки - это так много! Вас, наверное, найдут...
   - Неужели ты думаешь, что Николай Федорович захочет спасти себя ценою твоей жизни?
   - А вы не скажете ему. Мог же я умереть... Вот и умер. Я уже все продумал. Я сумею сделать...
   Левая бровь Травина медленно поползла вверх.
   - Ты ничего не сделаешь, Костик. Если нам суждено погибнуть - погибнем вместе. И будет очень хорошо, если ты выкинешь нелепые мысли из головы.
   - Нелепые! - Костик смотрел на Травина почти с ненавистью. - Нелепые!
   - Да, нелепые. Ни я, ни Батыгин никогда не допустим ничего подобного. Ты умно придумал лежать спокойно. Вот и лежи.
   - Хорошо, я буду лежать, - Костик равнодушно отвел глаза, а рука его, скользнув по матрацу, нащупала нож. - Раз велите - буду лежать, - повторил он.
   Но Костик не умел притворяться, и Травин все понял. Он не знал, как ему поступить: хотелось и расцеловать этого мальчишку с забавно торчащим хохолком и беспощадно выпороть его.