Страница:
Капсула приземлилась возле перелеска на краю поля. Слабый теплый ветерок шелестел листьями деревьев, играл в складках парашюта, накрывшего капсулу белым сугробом. В траве звенели кузнечики, а невдалеке от места приземления, в лесочке, заливалась песней какая-то пичуга. Небо, рассекаемое осколками от недавнего космического сражения, падающими яркими звездами и оставляющими за собой мерцающий след, с восхода светлело. Но на темном фоне еще можно было рассмотреть яркие россыпи знакомых созвездий и вереницы кораблей эскадры адмирала Армора.
— Капитан, помогите мне выбраться на свежий воздух, — окликнул Скайта из недр аппарата Джо. Стимулирующий укол, который ему сделал Скайт, начал действовать, и сейчас Джо, несмотря на потерю крови, находился в возбужденном состоянии и не мог усидеть в тесной кабине спасательной капсулы.
— Конечно, — ответил Скайт, направляясь к товарищу. — Только я больше не капитан, а гражданин. — Он протянул Джо руку и помог ему выбраться из кабины.
— Спасибо, гражданин, — улыбаясь, отозвался с веселым сарказмом в голосе бывший десантник.
— Пожалуйста, гражданин, — в тон ответил Скайт.
— Непривычно это все, но мне нравится. — И так как у него все же кружилась голова, Джо присел на край парашютной материи. Он глубоко дышал носом, вдыхая свежий утренний воздух. Скайт видел, как этот большой человек осторожно поглаживает траву, на которой поблескивали капельки росы.
— Признаюсь, Скайт, я уже думал, что никогда мне не увидеть восход солнца на Плобое, — произнес Джо и заплакал.
Уорнер присел рядом с десантником, но ничего говорить не стал, чтобы не мешать Джо. В такие минуты любые слова оказались бы лишними.
Джо утер ладонью лицо, на котором заблестели капельки — то ли росы, то ли слез.
— В тот день стояла прекрасная погода. — Скайт не стал спрашивать Джо, в какой день. Он смотрел на восход, туда, куда смотрел и Джо. — Только это было вечером, и солнце садилось за горизонт, — продолжил начатый рассказ Джо. Горизонт был затянут облаками и словно горел в огне. Такое бывает перед бурей. Алое пламя, прямо как в преисподней. Ощущение, как будто солнце проваливается прямо в ад. Для меня тогда действительно настал конец света. Ночь, наступившая в тот вечер, продлилась для меня на годы. — Джо замолчал, на его лицо легла тень тяжелого воспоминания, а когда он заговорил вновь, его голос изменился, став глуше. — Жизнь моя была беззаботна, и я никогда не сталкивался с препятствиями, которые не мог бы преодолеть. Мать воспитывала меня без отца, но у нее была хорошая работа в одной из плобитаунских торговых компаний, и поэтому она могла позволить себе баловать единственного сына. Я не отказывал себе ни в чем. Возможно, некоторые из моих капризов, такие, как ужасно дорогой мотоцикл «Лорд Эдерхаузер», заставляли мою мать отказывать себе в чем-то, но тогда меня это мало волновало. Я рос эгоистом. В школе я был заводилой. Мои сверстники избрали меня своим лидером, скорее всего из-за большого роста и крепкого телосложения, которыми я отличался уже в то время, — единственное, что досталось мне в наследство от моего папаши. Мать говорила, что он был футболистом.
Каким образом мне удалось окончить школу, для меня остается загадкой и по сей день. Через неделю после выпускного вечера я улетел в компании таких же искателей приключений, каким был сам, в экспедицию в далекий космос за золотом. Моя бедная мать переживала, пыталась меня отговорить. Она хотела, чтобы я продолжил обучение. Но к тому времени я считал себя уже взрослым и самостоятельным, знавшим жизнь не по книжкам. А экспедиция за золотом могла принести неплохие деньги, которые дали бы мне независимость от материнской опеки.
Я провел в космосе три долгих года. Из всей нашей компании искателей приключений такой долгий срок сумел выдержать только один я. Остальные мои товарищи, с которыми мы начинали дело, ни с чем вернулись домой. Они вернулись с пустыми руками, разочарованными и униженными. Я же не мог вернуться побежденным. Кто угодно, но только не я. Удача обязательно должна улыбнуться мне, необходимо лишь чуточку потерпеть. После того как последний из моих товарищей покинул экспедицию, я терпел еще пять лет, пока мне по-настоящему не повезло.
Это произошло, как удар молнии — внезапно и навсегда. Я влюбился до беспамятства. Она была не просто красивой — она была совершенна.
Ты знаешь, Скайт, в чем состоит работа космического геолога. Постоянные перелеты с планеты на планету на арендованном корабле, готовом от малейшего толчка развалиться на составные части, оставив тебя подыхать на какой-нибудь пустынной планете, у которой нет даже регистрационного номера.
И вот после одного из таких полетов (а мне, после того как товарищи покинули экспедицию, приходилось летать одному) я вернулся в городок геологов, какие спонтанно появляются на пригодных для жизни планетах в далеком, плохо изведанном космосе. Ни золота, ни алмазов я не нашел, и, чтобы оправдать затраты на аренду корабля, топливо и провиант, мне пришлось наловить целый трюм гремучих змей. (В лавке возле космодрома их можно было выгодно продать торговцу. Он их покупал для фармацевтической фирмы.) Одна из этих ползущих гадин каким-то чудом выбралась и укусила меня за ногу. Как раз в ту самую. — Джо показал на свою перевязанную правую ногу. — Очнулся я в госпитале, и первое, что увидел, было ее лицо. Сначала я решил, что вижу ангела, а уже затем понял, что это самая прекрасная женщина в мире.
Она работала медсестрой, и у нее были самые замечательные руки, какие только могли быть у женщины. Я быстро шел на поправку. Через три дня я уже встал на ноги. Да что там — у меня выросли крылья. Я не ходил — я парил над землей. Жизнь для меня вдруг приобрела смысл, окрасилась в яркие, сочные краски. Я понял, что все то, чем я жил до встречи с этой женщиной, было пустым и ненужным.
После выписки я каждый день дарил ей цветы, вечером, как какой-то мальчишка, провожал домой. А мне к тому времени было уже двадцать четыре, и восемь из них я провел в далеком космосе. Вот так я и ходил к госпиталю каждый день полгода, прежде чем найти в себе смелость сделать ей предложение. Это было не так легко, как может показаться на первый взгляд: кто я — золотоискатель, авантюрист, одиночка без крыши над головой? Даже звездолет, на котором работал, взят в аренду. Что я мог ей предложить, кроме своей любви? Правда, я был молод, высокого роста, широкоплечий, мое лицо под лучами множества светил приобрело темный загар, и в то время у меня еще не было этого страшного шрама на лбу. Джо потрогал рукой глубокий, давно зарубцевавшийся шрам, идущий наискось через его тяжелый лоб. — Я предложил ей руку и сердце — все, что у меня было. Самое прекрасное в этой истории было то, что ей этого оказалось вполне достаточно.
Через месяц мы сыграли свадьбу, а еще через месяц я нашел богатое урановое месторождение на одной из планет, за которое рудодобывающая корпорация заплатила большие деньги. Это было самое счастливое время в моей жизни. Я решил воспользоваться случаем переехать обратно на Плобой в дом к матери и навсегда покончить с опасной профессией золотоискателя. У меня было желание на те деньги, которые остались от премии за урановое месторождение, открыть в Плобитауне свой собственный бар, куда могли бы заходить летчики, золотоискатели, первопроходцы. Вернувшись, я так и сделал. Но за те восемь с лишним лет, которые я провел вдали от дома, мир изменился. Впрочем, мне кажется, что на самом деле изменился не мир, а я сам.
Мать была счастлива моему возвращению. Она с радостью приняла и мою жену. Мы зажили дружной семьей. Я купил небольшой ресторанчик недалеко от южного Плобитаунского космодрома, сделал ремонт, и скоро «Восходящая звезда», как его назвала моя супруга, открыл двери для первых посетителей. Жизнь наладилась, и казалось, что ничто не помешает нашему счастью.
Дела шли в гору. Но больше всего меня радовало то, что моя жена ждала ребенка. И так как ей уже было тяжело справляться с растущим числом посетителей, пришлось нанять человека для работы на кухне. Его звали Крул Мордер. Он сам пришел и предложил свои услуги. Симпатичный молодой человек с большими голубыми глазами. Если бы я мог предположить, чем для меня обернется его помощь… — Джо замолчал. Он смотрел на восток, где поднимался, заливая своим красным светом землю, огненный диск утреннего солнца, и в глазах бывшего десантника пиратского корабля разгорался внутренний огонь. И если через столько лет одни только воспоминания о прошлом вызывают такое пламя, каким страшным оно было тогда? Скайт присмотрелся к замолчавшему товарищу — нет, это был всего лишь отсвет восходящего солнца на его зрачках. Но каким страшным было выражение лица раненого гиганта в этот момент.
— Почему я принял его на работу? — вдруг задал вопрос этот человек. Скайт молчал, зная, что Джо сейчас разговаривает сам с собой. — Возможно, меня ввели в заблуждение его большие голубые глаза, прямо как у моей жены, или его неотразимая улыбка… Или это закон мироздания, что после света всегда наступает тьма, а после радости приходит горе, и мое решение было предначертано судьбой.
— Нет, — выходя из задумчивого состояния, продолжил Джо, — просто тогда я был ослеплен счастьем и не видел, что происходит вокруг.
Так вот, этот Крул Мордер, как я потом узнал, был членом самой жестокой банды в этом районе. Но когда я это узнал, ничего поправить было уже нельзя.
Это случилось как раз после новогодних праздников, когда о недавнем веселье напоминают лишь конфетти и мятый серпантин под ногами да еще новогодние елки, которые не успели убрать из витрин магазинов. Крул в этот день не вышел на работу. Потом я узнал, почему он не появился в ресторанчике, а тогда я решил, что он либо загулял, либо заболел. Мне даже не могло прийти в голову, что причиной его отсутствия может стать нечто другое…
Я закрыл ресторан и ужасно уставший, так как работал весь день один, направился домой. По дороге я зашел в магазин и купил большой пакет глазурованного зефира для жены. Я считал, что в ее положении есть много сладкого вредно, но в последнее время она стала такой капризной, и я решил, что будет лучше для всех, если я буду покупать ей немного сладкого, чем лишний раз нервировать ее.
Поднявшись на четвертый этаж многоквартирного дома, я открыл дверь своим ключом. Было уже поздно, и меня удивило то, что телевизор в общей комнате работал на всю громкость.
«Джо, зря ты пришел сюда. Для тебя было бы лучше остаться на своем ранчо и никогда не появляться здесь», — услышал я голос персонажа какого-то боевика.
«Это роковое стечение обстоятельств», — ответил мой киношный однофамилец. Затем в телевизоре раздались выстрелы, и еще я услышал смех, только этот смех был настоящим и звучал из комнаты, где стоял телевизор. Он принадлежал Крулу Мордеру.
Я еще не понимал, что происходит, и, держа перед собой пакет с зефиром, вошел в комнату. Первое, что я увидел, был страшный беспорядок. Опрокинутые стулья, разломанный стол, сервант. Книги с полок, валявшиеся на полу. И посреди всего этого беспорядка, на диване, у которого были вспороты подушки и отломаны ножки, сидел Крул и пультом дистанционного управления переключал телевизор, стоящий прямо на полу перед ним. Мордер увидел меня. Его лицо исказила мерзкая улыбка, наверное, так должен улыбаться ядовитый гад, перед тем как ужалить в спину свою жертву.
«Джо, зря ты пришел сюда. Для тебя было бы лучше остаться на своем ранчо и никогда не появляться здесь», — произнес он только что прозвучавшую фразу из кинофильма, еще идущего на экране телевизора.
Я хотел было ответить, что это роковое стечение обстоятельств, но что-либо сказать я не успел. Что-то тяжелое ударило меня по голове. Сознание я не потерял, только перестал чувствовать свое тело, словно превратился в стороннего наблюдателя за разворачивавшимися событиями, к которым сам не имел никакого отношения. Пол комнаты стал двигаться мне навстречу. Боли от падения я не почувствовал, только соленый привкус во рту. Лежа на полу, прислонившись щекой к паркету, я с удивлением наблюдал, как зефирины из пакета, который я купил своей жене, раскатываются по комнате. Одна из них ударилась о ботинки человека, подошедшего сзади. Из-за шума включенного телевизора я не услышал, как он подкрался ко мне со спины.
«Джо, скажи, где хранишь свое золото, которое привез из космоса, и не будешь мучиться», — это сказал Крул. Встав с дивана, он подошел ко мне и пнул своим остроносым ботинком в бок. Удар был настолько силен, что сломал мне ребро, но в то же время и привел меня в чувство. Я ощутил боль.
Со стоном перевернувшись с живота на бок, я посмотрел в голубые глаза своего мучителя, склонившегося надо мной. Как я раньше не разглядел этот звериный огонь в их глубине?
«Даже если бы у меня было золото, ты, Крул, никогда бы не получил его, потому что я скорее вскрою себе вены, чем пойду на поводу у такого подонка, как ты», — ответил я, отплевывая скопившуюся во рту кровь.
И тут он «ударил» меня по самому больному: «Так тебе плевать на свою жену и мать? Никогда бы не поверил, если бы кто мне раньше сказал, что Джо владелец ресторана „Восходящая звезда“, настолько алчный человек, что готов пожертвовать ради денег своей семьей».
Расчет негодяя оказался верным. Моя жена и мать были для меня самым дорогим. И даже понимая, что такой человек, как Крул, не оставит в живых никого из свидетелей, я надеялся, что он пожалеет беременную женщину и беззащитную старушку. Я ухватился за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку, не зная, что моя жена и мать уже мертвы…
«Крул, я отдам тебе все, что у меня есть, только не трогай мою семью», — произнес я умоляющим тоном.
«Вот это другой разговор, Джо, — довольный моей капитуляцией, ответил Мордер. — Говори, где ты прячешь свое золото, и мы сразу уйдем».
«Но у меня нет золота. Все, что у меня есть, хранится в ящике письменного стола. Там около двух тысяч в билетах плобитаунского национального банка».
«Нехорошо, Джо. Очень нехорошо, — укоризненно покачав головой, произнес Крул. — Эту мелочь мы уже нашли. Нам необходимо остальное, то, что ты привез из космической экспедиции».
«Но у меня больше ничего нет!»
«Возможно, это поможет тебе вспомнить», — произнес Крул, достав нож с выкидным лезвием. Его сталь блеснула у меня перед глазами, и все мои внутренности похолодели от ужаса. Но это был ужас не за свою жизнь. На лезвии ножа Крула Мордера я заметил свежие капли человеческой крови. Он недавно пользовался своим ножом. И мысль, для чего он его использовал, раскаленной иглой вонзилась в мой мозг. Я отчетливо понял, что моя жена, как и моя мать, мертвы и убил их этот человек, стоявший сейчас надо мной.
«Будь ты проклят, Крул Мордер. Убей меня сейчас, иначе я не найду покоя, пока не убью тебя сам».
«Ты смешон и жалок. В твоем ли положении угрожать мне? Ты неудачник, Джо. И если я убью тебя, то сделаю тебе только одолжение, а я не даю в долг неудачникам, — сказал Крул. — Да, ты прав, твои женщины мертвы, и убил их я. Но ты зря рассчитываешь встретиться с ними на том свете, попав к ним в рай, потому что самоубийцы попадают в ад. А я убивать тебя не стану. Ты опять просчитался, Джо. Если ты не покончишь с собой сам, то тебе придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. Но прежде я отрежу тебе язык, чтобы ты никому не смог рассказать о том, что здесь произошло. Линкольн, держи ему руки, чтобы он не смог мне помешать», — приказал он подручному, чьи тяжелые ботинки я видел возле своего лица.
Линкольн схватил меня за запястья и, упершись коленом в спину, стал сводить руки за спину, а нож Крула Мордера, тот самый, которым тот убил все, что мне было дорого на этом свете, уже блестел перед моим взором. Именно в тот самый момент я впервые почувствовал приступ бесконтрольной ярости, которая стала преследовать меня всю последующую жизнь.
В висках застучало. Глаза затянуло каким-то кровавым туманом. Кажется, я страшно кричал, но тогда я ничего не слышал, кроме звона в ушах и бешеных ударов своего сердца.
Как я вырвался из рук Линкольна, даже не помню. Помню лишь, как душил Мордера и как он полоснул меня ножом по лицу. Этот шрам, — потрогав глубокий рубец на своем лбу, продолжал Джо, — его отметина. Но тогда я даже не почувствовал этого удара, только кровь залила мне глаза.
Каким-то образом Мордер выскользнул из моих рук, и в этот самый момент Линкольн, его подручный, стал стрелять. Я не слышал выстрелов, чувствовал только удары от пуль, словно смерть-старуха стучала концом своей клюки мне в спину. Эти удары отбросили меня к окну, и, уже теряя сознание, я выбросился, выдавив собой оконное стекло, вниз с четвертого этажа.
Крул Мордер сдержал свое слово, я не умер. Врачи вытащили меня с того света. Крул, наверное, переживал, что не успел отрезать мне язык. Но когда в мою палату пришел сержант Хэнк, ведущий это дело, чтобы записать свидетельские показания, он ушел ни с чем. Я не сказал ему ни слова про то, что произошло тем вечером в доме моей матери. Я сослался на потерю памяти. Сержант Хэнк сделал вид, что поверил, и пообещал вернуться через месяц, когда я что-нибудь вспомню. Возможно, он решил, что я испугался банды Крула Мордера, но через месяц он так уже не думал…
Я вошел в ночной клуб «Леопольд» под вечер. Крул Мордер и его банда были там. Я знал это точно.
«Парень, это закрытый клуб», — сказал обнаженный по пояс и накачанный, как супермены на картинках в дешевых комиксах, местный вышибала. Я предъявил ему автоматический скорострельный «Дум-Тум Спешэл Коммандос», и он больше ничего спрашивать не стал. Курок бластера, на удивление, легко ходил под моим указательным пальцем. Отдача была сильной, и мои недавно сросшиеся кости дали о себе знать тупой болью. Бластеры «Дум-Тум» вообще отличаются большим калибром и высокой мощностью, а автоматический «Спешэл Коммандос» рассчитан для установки на бронированных машинах. Один его выстрел разорвет обычный лендспидер на две части.
Я шел по центральному проходу по направлению к сцене, водя огнедышащим стволом бластера из стороны в сторону и убивая всех подряд. Грохот выстрелов вливался смертельным аккордом в музыку, состоящую из криков ужаса, стонов и плача. Вспыхнули декорации сцены. Танцовщица, подвешенная над подиумом в металлической клетке, где она демонстрировала стриптиз, вопила, извиваясь своим голым телом над красными языками пламени. Ее пышный ядовито-зеленый парик вспыхнул, вмиг превратив свою обладательницу в мечущийся факел.
Выстрелы, сметая столики и сидящих за ними посетителей, впивались в обшитые деревом стены, оставляя раскаленные выбоины, воспламеняли отделку. Лопнувшие лампы освещения дождем осколков сыпались вниз. Замкнувшая электропроводка горела коптящим пламенем, разбрасывая повсюду снопы искр. Люди в панике метались в сполохах пламени и вспышках моего бластера.
Я шел через зал клуба «Леопольд» подобно ангелу смерти в судный день. «И аз воздам за грехи ваши…»
За сценой, превратившейся в огненный занавес, располагался закрытый зал для постоянных посетителей. Крул Мордер был там.
Я прошел через пламя, не ощущая его прикосновений к моему лицу, обнаженным рукам. Я не ощущал ничего — ни боли, ни страха, ни радости, ничего, кроме страстного желания убивать…
Их было шестеро — Крул Мордер и его банда. Они все были там. И Линкольн тоже был там. Хотя во время драки я видел лишь ботинки Линкольна, я знал, что он среди этих подонков с бледными лицами и трясущимися от страха руками. Они стояли вокруг бильярдного стола, держа свои бластеры наготове. Не знаю, кого они ожидали увидеть: полицию, конкурентов, самого дьявола. Но, когда я вышел к ним навстречу прямо из пламени, они узнали меня. Я понял это по ужасу на их лицах.
«Зачем ты пришел?!» — выкрикнул Мордер. Дурацкий вопрос, не так ли, Скайт? Мой бластер ответил ему за меня.
Кто-то стрелял в ответ, кто-то пытался спастись бегством, но для тех и других сегодняшний вечер продолжился в аду…
Знаешь, Скайт, раньше я никогда не верил в бога. Я всегда считал, что свою судьбу человек вершит сам, а чудеса — это всего лишь стечение обстоятельств. Но за время, прошедшее с момента смерти моей жены до того, как замолчал мой бластер в ночном клубе «Леопольд», я убедился в существовании высших сил…
Я прекратил стрелять, лишь когда из-за гари и дыма уже не смог разбирать, куда направляю огонь. Несносно пахло горелым мясом. Этот тошнотворно-сладковатый запах горелого человеческого мяса — с того момента он преследует меня всю жизнь. Я вдыхал его полной грудью, надеясь, что это поможет избавиться от боли за утрату. Я отомстил за свою жену, мать, тогда почему я не почувствовал облегчение? Почему боль не оставила меня?
Отбросив ставший ненужным «Дум-Тум», я стал бродить между лежащими на полу телами и всматриваться в их лица в надежде, что, увидев труп Мордера, я обрету покой.
«Джо, зря ты пришел сюда. Для тебя было бы лучше остаться на своем ранчо и никогда не появляться здесь». — Я решил, что это сам дьявол говорит мне эти слова голосом Крула Мордера.
Клубы дыма разошлись, и я увидел его — живого и невредимого, держащего меня на прицеле своего бластера. Этот холодный взгляд убийцы, кривая усмешка подонка и ни одной царапины. Он стоял посреди трупов своих товарищей, дымящейся мебели и смеялся. Не иначе сатана уберег его от моего бластера.
«По-видимому, я просчитался, оставив тебя в живых, — произнес он. — На этот раз я не совершу подобной ошибки». И он нажал на спусковой крючок своего оружия… Если есть тьма, то есть и свет. Если есть горе, то есть и счастье. Если есть дьявол, то есть и бог… Его бластер дал осечку. Мы сошлись врукопашную. Схватка была жестокой и короткой. Я был намного выше и тяжелее Мордера, но время, проведенное мной в больнице, не прошло бесследно, поэтому дрались мы с Мордером на равных. Он схватил меня за горло и принялся душить. Мне ничего не оставалось, как только упасть на пол и подмять Крула своим весом под себя.
«Я хотел тебя убить за то, что ты сделал, но это слишком легкий выход для тебя, подонок, — сказал я, оторвав его руки от своей шеи. — Я хочу, чтобы ты испытал то, что чувствует человек, который больше никогда не сможет увидеть самое дорогое, что было в его жизни».
Крул, извиваясь, как змея, пытался выбраться из-под меня, но я держал его крепко. Наши лица были в сантиметре друг от друга, и я увидел в его голубых глазах тот же звериный огонь, что был у него, когда он убил мою жену, ждущую ребенка, и мою престарелую мать. Я был последним человеком, видевшим этот огонь в его глазах… — Джо замолчал.
Странное время и место нашел десантник, чтобы рассказать свою историю, но Скайт внимательно слушал, не прерывая его длинный и тяжелый монолог, потому что понимал: с каждым новым словом этот человек освобождается от своего прошлого, в котором Джо жил все эти годы. И если он не расскажет все до конца, то не сможет войти в новую жизнь свободным человеком и ночь в его душе останется навсегда.
«Я вырвал ему глаза голыми руками… — произнес Джо и, глядя на свои руки, словно увидел их в первый раз, добавил: — Да, я сделал это вот этими самыми руками».
Двадцать пять лет на урановых рудниках, с учетом «смягчающих обстоятельств» — такой приговор вынес мне суд. Я тайно был рад этому решению, зная, что двадцать пять лет мучиться не придется, от силы семь-десять, после чего воссоединюсь со своей семьей. Но, не поверишь, Скайт, я не попал на урановые рудники. Начальник рудника «Знамя труда» полковник Бышовец в тот же день, когда тюремный шатл доставил группу заключенных на астероид, продал меня в рабство, а в отчете написал: «Скончался в результате несчастного случая». Он, наверное, получил хорошие деньги за высокого, рослого, крепко сложенного белого парня.
После сделки меня и еще десятерых человек отвели на частный звездолет. Некоторые из «счастливчиков» радовались, что избежали урановых шахт, не зная, что такое работа по двенадцать часов в день на бескрайнем хлопковом поле под двумя нещадно палящими с небосвода светилами. За год я приобрел такой темный загар, что стал похож на трубочиста. Но не изнуряющий труд на плантации самое страшное, самое страшное, с чем я не мог мириться, — это ошейник раба с радиомаяком, надетый каждому на шею, чтобы, не дай бог, собственность не убежала. Первый год мне по ночам снились мать и жена, их кровь и крики людей в клубе «Леопольд». Но уже на второй год, проведенный в этом пекле, перед глазами каждую ночь вырастало хлопковое поле, белое, как снег, и бескрайнее, как океан, а в голове сводящие с ума звуковые сигналы ошейника раба, вызывающие к надсмотрщику. Все кончилось, когда в самый разгар уборки прямо на хлопковое поле приземлился шатл Браена Глума.
«Меня зовут Браен Глум — я пират, — сказал он, — и мне нужны матросы для экипажа моего звездолета. Если кто из вас хочет поменять тяжелый труд на свежем воздухе на рискованную профессию джентльмена удачи и регенерированный воздух звездолета, я буду рад принять его в свою команду». Я, естественно, воспользовался таким прекрасным шансом, который дала мне судьба в лице Браена Глума, и без колебаний послал к черту и тяжелый труд, и свежий воздух, и ошейник раба.
В космосе так много прекрасных миров. Планеты, полностью покрытые океаном, катящим свои гигантские волны от полюса до полюса, или планеты с бесконечными барханами белого песка, и все эти миры прекрасны по-своему. И кого бы я ни встречал, никто из тех, кто родился на такой планете, не пожелал бы променять единственное, особенное очарование своей родины на что-либо другое. У каждого человека должно быть место, куда он сможет вернуться, когда настанет время. А у меня больше не было такого места. Я потерял свою родину, когда преступил закон, решив, что могу сам вершить правосудие. Потом это рабство. И, наконец, пиратский корабль Браена Глума… — Джо замолчал, и на этот раз Скайт позволил себе вступить в разговор:
— Капитан, помогите мне выбраться на свежий воздух, — окликнул Скайта из недр аппарата Джо. Стимулирующий укол, который ему сделал Скайт, начал действовать, и сейчас Джо, несмотря на потерю крови, находился в возбужденном состоянии и не мог усидеть в тесной кабине спасательной капсулы.
— Конечно, — ответил Скайт, направляясь к товарищу. — Только я больше не капитан, а гражданин. — Он протянул Джо руку и помог ему выбраться из кабины.
— Спасибо, гражданин, — улыбаясь, отозвался с веселым сарказмом в голосе бывший десантник.
— Пожалуйста, гражданин, — в тон ответил Скайт.
— Непривычно это все, но мне нравится. — И так как у него все же кружилась голова, Джо присел на край парашютной материи. Он глубоко дышал носом, вдыхая свежий утренний воздух. Скайт видел, как этот большой человек осторожно поглаживает траву, на которой поблескивали капельки росы.
— Признаюсь, Скайт, я уже думал, что никогда мне не увидеть восход солнца на Плобое, — произнес Джо и заплакал.
Уорнер присел рядом с десантником, но ничего говорить не стал, чтобы не мешать Джо. В такие минуты любые слова оказались бы лишними.
Джо утер ладонью лицо, на котором заблестели капельки — то ли росы, то ли слез.
— В тот день стояла прекрасная погода. — Скайт не стал спрашивать Джо, в какой день. Он смотрел на восход, туда, куда смотрел и Джо. — Только это было вечером, и солнце садилось за горизонт, — продолжил начатый рассказ Джо. Горизонт был затянут облаками и словно горел в огне. Такое бывает перед бурей. Алое пламя, прямо как в преисподней. Ощущение, как будто солнце проваливается прямо в ад. Для меня тогда действительно настал конец света. Ночь, наступившая в тот вечер, продлилась для меня на годы. — Джо замолчал, на его лицо легла тень тяжелого воспоминания, а когда он заговорил вновь, его голос изменился, став глуше. — Жизнь моя была беззаботна, и я никогда не сталкивался с препятствиями, которые не мог бы преодолеть. Мать воспитывала меня без отца, но у нее была хорошая работа в одной из плобитаунских торговых компаний, и поэтому она могла позволить себе баловать единственного сына. Я не отказывал себе ни в чем. Возможно, некоторые из моих капризов, такие, как ужасно дорогой мотоцикл «Лорд Эдерхаузер», заставляли мою мать отказывать себе в чем-то, но тогда меня это мало волновало. Я рос эгоистом. В школе я был заводилой. Мои сверстники избрали меня своим лидером, скорее всего из-за большого роста и крепкого телосложения, которыми я отличался уже в то время, — единственное, что досталось мне в наследство от моего папаши. Мать говорила, что он был футболистом.
Каким образом мне удалось окончить школу, для меня остается загадкой и по сей день. Через неделю после выпускного вечера я улетел в компании таких же искателей приключений, каким был сам, в экспедицию в далекий космос за золотом. Моя бедная мать переживала, пыталась меня отговорить. Она хотела, чтобы я продолжил обучение. Но к тому времени я считал себя уже взрослым и самостоятельным, знавшим жизнь не по книжкам. А экспедиция за золотом могла принести неплохие деньги, которые дали бы мне независимость от материнской опеки.
Я провел в космосе три долгих года. Из всей нашей компании искателей приключений такой долгий срок сумел выдержать только один я. Остальные мои товарищи, с которыми мы начинали дело, ни с чем вернулись домой. Они вернулись с пустыми руками, разочарованными и униженными. Я же не мог вернуться побежденным. Кто угодно, но только не я. Удача обязательно должна улыбнуться мне, необходимо лишь чуточку потерпеть. После того как последний из моих товарищей покинул экспедицию, я терпел еще пять лет, пока мне по-настоящему не повезло.
Это произошло, как удар молнии — внезапно и навсегда. Я влюбился до беспамятства. Она была не просто красивой — она была совершенна.
Ты знаешь, Скайт, в чем состоит работа космического геолога. Постоянные перелеты с планеты на планету на арендованном корабле, готовом от малейшего толчка развалиться на составные части, оставив тебя подыхать на какой-нибудь пустынной планете, у которой нет даже регистрационного номера.
И вот после одного из таких полетов (а мне, после того как товарищи покинули экспедицию, приходилось летать одному) я вернулся в городок геологов, какие спонтанно появляются на пригодных для жизни планетах в далеком, плохо изведанном космосе. Ни золота, ни алмазов я не нашел, и, чтобы оправдать затраты на аренду корабля, топливо и провиант, мне пришлось наловить целый трюм гремучих змей. (В лавке возле космодрома их можно было выгодно продать торговцу. Он их покупал для фармацевтической фирмы.) Одна из этих ползущих гадин каким-то чудом выбралась и укусила меня за ногу. Как раз в ту самую. — Джо показал на свою перевязанную правую ногу. — Очнулся я в госпитале, и первое, что увидел, было ее лицо. Сначала я решил, что вижу ангела, а уже затем понял, что это самая прекрасная женщина в мире.
Она работала медсестрой, и у нее были самые замечательные руки, какие только могли быть у женщины. Я быстро шел на поправку. Через три дня я уже встал на ноги. Да что там — у меня выросли крылья. Я не ходил — я парил над землей. Жизнь для меня вдруг приобрела смысл, окрасилась в яркие, сочные краски. Я понял, что все то, чем я жил до встречи с этой женщиной, было пустым и ненужным.
После выписки я каждый день дарил ей цветы, вечером, как какой-то мальчишка, провожал домой. А мне к тому времени было уже двадцать четыре, и восемь из них я провел в далеком космосе. Вот так я и ходил к госпиталю каждый день полгода, прежде чем найти в себе смелость сделать ей предложение. Это было не так легко, как может показаться на первый взгляд: кто я — золотоискатель, авантюрист, одиночка без крыши над головой? Даже звездолет, на котором работал, взят в аренду. Что я мог ей предложить, кроме своей любви? Правда, я был молод, высокого роста, широкоплечий, мое лицо под лучами множества светил приобрело темный загар, и в то время у меня еще не было этого страшного шрама на лбу. Джо потрогал рукой глубокий, давно зарубцевавшийся шрам, идущий наискось через его тяжелый лоб. — Я предложил ей руку и сердце — все, что у меня было. Самое прекрасное в этой истории было то, что ей этого оказалось вполне достаточно.
Через месяц мы сыграли свадьбу, а еще через месяц я нашел богатое урановое месторождение на одной из планет, за которое рудодобывающая корпорация заплатила большие деньги. Это было самое счастливое время в моей жизни. Я решил воспользоваться случаем переехать обратно на Плобой в дом к матери и навсегда покончить с опасной профессией золотоискателя. У меня было желание на те деньги, которые остались от премии за урановое месторождение, открыть в Плобитауне свой собственный бар, куда могли бы заходить летчики, золотоискатели, первопроходцы. Вернувшись, я так и сделал. Но за те восемь с лишним лет, которые я провел вдали от дома, мир изменился. Впрочем, мне кажется, что на самом деле изменился не мир, а я сам.
Мать была счастлива моему возвращению. Она с радостью приняла и мою жену. Мы зажили дружной семьей. Я купил небольшой ресторанчик недалеко от южного Плобитаунского космодрома, сделал ремонт, и скоро «Восходящая звезда», как его назвала моя супруга, открыл двери для первых посетителей. Жизнь наладилась, и казалось, что ничто не помешает нашему счастью.
Дела шли в гору. Но больше всего меня радовало то, что моя жена ждала ребенка. И так как ей уже было тяжело справляться с растущим числом посетителей, пришлось нанять человека для работы на кухне. Его звали Крул Мордер. Он сам пришел и предложил свои услуги. Симпатичный молодой человек с большими голубыми глазами. Если бы я мог предположить, чем для меня обернется его помощь… — Джо замолчал. Он смотрел на восток, где поднимался, заливая своим красным светом землю, огненный диск утреннего солнца, и в глазах бывшего десантника пиратского корабля разгорался внутренний огонь. И если через столько лет одни только воспоминания о прошлом вызывают такое пламя, каким страшным оно было тогда? Скайт присмотрелся к замолчавшему товарищу — нет, это был всего лишь отсвет восходящего солнца на его зрачках. Но каким страшным было выражение лица раненого гиганта в этот момент.
— Почему я принял его на работу? — вдруг задал вопрос этот человек. Скайт молчал, зная, что Джо сейчас разговаривает сам с собой. — Возможно, меня ввели в заблуждение его большие голубые глаза, прямо как у моей жены, или его неотразимая улыбка… Или это закон мироздания, что после света всегда наступает тьма, а после радости приходит горе, и мое решение было предначертано судьбой.
— Нет, — выходя из задумчивого состояния, продолжил Джо, — просто тогда я был ослеплен счастьем и не видел, что происходит вокруг.
Так вот, этот Крул Мордер, как я потом узнал, был членом самой жестокой банды в этом районе. Но когда я это узнал, ничего поправить было уже нельзя.
Это случилось как раз после новогодних праздников, когда о недавнем веселье напоминают лишь конфетти и мятый серпантин под ногами да еще новогодние елки, которые не успели убрать из витрин магазинов. Крул в этот день не вышел на работу. Потом я узнал, почему он не появился в ресторанчике, а тогда я решил, что он либо загулял, либо заболел. Мне даже не могло прийти в голову, что причиной его отсутствия может стать нечто другое…
Я закрыл ресторан и ужасно уставший, так как работал весь день один, направился домой. По дороге я зашел в магазин и купил большой пакет глазурованного зефира для жены. Я считал, что в ее положении есть много сладкого вредно, но в последнее время она стала такой капризной, и я решил, что будет лучше для всех, если я буду покупать ей немного сладкого, чем лишний раз нервировать ее.
Поднявшись на четвертый этаж многоквартирного дома, я открыл дверь своим ключом. Было уже поздно, и меня удивило то, что телевизор в общей комнате работал на всю громкость.
«Джо, зря ты пришел сюда. Для тебя было бы лучше остаться на своем ранчо и никогда не появляться здесь», — услышал я голос персонажа какого-то боевика.
«Это роковое стечение обстоятельств», — ответил мой киношный однофамилец. Затем в телевизоре раздались выстрелы, и еще я услышал смех, только этот смех был настоящим и звучал из комнаты, где стоял телевизор. Он принадлежал Крулу Мордеру.
Я еще не понимал, что происходит, и, держа перед собой пакет с зефиром, вошел в комнату. Первое, что я увидел, был страшный беспорядок. Опрокинутые стулья, разломанный стол, сервант. Книги с полок, валявшиеся на полу. И посреди всего этого беспорядка, на диване, у которого были вспороты подушки и отломаны ножки, сидел Крул и пультом дистанционного управления переключал телевизор, стоящий прямо на полу перед ним. Мордер увидел меня. Его лицо исказила мерзкая улыбка, наверное, так должен улыбаться ядовитый гад, перед тем как ужалить в спину свою жертву.
«Джо, зря ты пришел сюда. Для тебя было бы лучше остаться на своем ранчо и никогда не появляться здесь», — произнес он только что прозвучавшую фразу из кинофильма, еще идущего на экране телевизора.
Я хотел было ответить, что это роковое стечение обстоятельств, но что-либо сказать я не успел. Что-то тяжелое ударило меня по голове. Сознание я не потерял, только перестал чувствовать свое тело, словно превратился в стороннего наблюдателя за разворачивавшимися событиями, к которым сам не имел никакого отношения. Пол комнаты стал двигаться мне навстречу. Боли от падения я не почувствовал, только соленый привкус во рту. Лежа на полу, прислонившись щекой к паркету, я с удивлением наблюдал, как зефирины из пакета, который я купил своей жене, раскатываются по комнате. Одна из них ударилась о ботинки человека, подошедшего сзади. Из-за шума включенного телевизора я не услышал, как он подкрался ко мне со спины.
«Джо, скажи, где хранишь свое золото, которое привез из космоса, и не будешь мучиться», — это сказал Крул. Встав с дивана, он подошел ко мне и пнул своим остроносым ботинком в бок. Удар был настолько силен, что сломал мне ребро, но в то же время и привел меня в чувство. Я ощутил боль.
Со стоном перевернувшись с живота на бок, я посмотрел в голубые глаза своего мучителя, склонившегося надо мной. Как я раньше не разглядел этот звериный огонь в их глубине?
«Даже если бы у меня было золото, ты, Крул, никогда бы не получил его, потому что я скорее вскрою себе вены, чем пойду на поводу у такого подонка, как ты», — ответил я, отплевывая скопившуюся во рту кровь.
И тут он «ударил» меня по самому больному: «Так тебе плевать на свою жену и мать? Никогда бы не поверил, если бы кто мне раньше сказал, что Джо владелец ресторана „Восходящая звезда“, настолько алчный человек, что готов пожертвовать ради денег своей семьей».
Расчет негодяя оказался верным. Моя жена и мать были для меня самым дорогим. И даже понимая, что такой человек, как Крул, не оставит в живых никого из свидетелей, я надеялся, что он пожалеет беременную женщину и беззащитную старушку. Я ухватился за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку, не зная, что моя жена и мать уже мертвы…
«Крул, я отдам тебе все, что у меня есть, только не трогай мою семью», — произнес я умоляющим тоном.
«Вот это другой разговор, Джо, — довольный моей капитуляцией, ответил Мордер. — Говори, где ты прячешь свое золото, и мы сразу уйдем».
«Но у меня нет золота. Все, что у меня есть, хранится в ящике письменного стола. Там около двух тысяч в билетах плобитаунского национального банка».
«Нехорошо, Джо. Очень нехорошо, — укоризненно покачав головой, произнес Крул. — Эту мелочь мы уже нашли. Нам необходимо остальное, то, что ты привез из космической экспедиции».
«Но у меня больше ничего нет!»
«Возможно, это поможет тебе вспомнить», — произнес Крул, достав нож с выкидным лезвием. Его сталь блеснула у меня перед глазами, и все мои внутренности похолодели от ужаса. Но это был ужас не за свою жизнь. На лезвии ножа Крула Мордера я заметил свежие капли человеческой крови. Он недавно пользовался своим ножом. И мысль, для чего он его использовал, раскаленной иглой вонзилась в мой мозг. Я отчетливо понял, что моя жена, как и моя мать, мертвы и убил их этот человек, стоявший сейчас надо мной.
«Будь ты проклят, Крул Мордер. Убей меня сейчас, иначе я не найду покоя, пока не убью тебя сам».
«Ты смешон и жалок. В твоем ли положении угрожать мне? Ты неудачник, Джо. И если я убью тебя, то сделаю тебе только одолжение, а я не даю в долг неудачникам, — сказал Крул. — Да, ты прав, твои женщины мертвы, и убил их я. Но ты зря рассчитываешь встретиться с ними на том свете, попав к ним в рай, потому что самоубийцы попадают в ад. А я убивать тебя не стану. Ты опять просчитался, Джо. Если ты не покончишь с собой сам, то тебе придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. Но прежде я отрежу тебе язык, чтобы ты никому не смог рассказать о том, что здесь произошло. Линкольн, держи ему руки, чтобы он не смог мне помешать», — приказал он подручному, чьи тяжелые ботинки я видел возле своего лица.
Линкольн схватил меня за запястья и, упершись коленом в спину, стал сводить руки за спину, а нож Крула Мордера, тот самый, которым тот убил все, что мне было дорого на этом свете, уже блестел перед моим взором. Именно в тот самый момент я впервые почувствовал приступ бесконтрольной ярости, которая стала преследовать меня всю последующую жизнь.
В висках застучало. Глаза затянуло каким-то кровавым туманом. Кажется, я страшно кричал, но тогда я ничего не слышал, кроме звона в ушах и бешеных ударов своего сердца.
Как я вырвался из рук Линкольна, даже не помню. Помню лишь, как душил Мордера и как он полоснул меня ножом по лицу. Этот шрам, — потрогав глубокий рубец на своем лбу, продолжал Джо, — его отметина. Но тогда я даже не почувствовал этого удара, только кровь залила мне глаза.
Каким-то образом Мордер выскользнул из моих рук, и в этот самый момент Линкольн, его подручный, стал стрелять. Я не слышал выстрелов, чувствовал только удары от пуль, словно смерть-старуха стучала концом своей клюки мне в спину. Эти удары отбросили меня к окну, и, уже теряя сознание, я выбросился, выдавив собой оконное стекло, вниз с четвертого этажа.
Крул Мордер сдержал свое слово, я не умер. Врачи вытащили меня с того света. Крул, наверное, переживал, что не успел отрезать мне язык. Но когда в мою палату пришел сержант Хэнк, ведущий это дело, чтобы записать свидетельские показания, он ушел ни с чем. Я не сказал ему ни слова про то, что произошло тем вечером в доме моей матери. Я сослался на потерю памяти. Сержант Хэнк сделал вид, что поверил, и пообещал вернуться через месяц, когда я что-нибудь вспомню. Возможно, он решил, что я испугался банды Крула Мордера, но через месяц он так уже не думал…
Я вошел в ночной клуб «Леопольд» под вечер. Крул Мордер и его банда были там. Я знал это точно.
«Парень, это закрытый клуб», — сказал обнаженный по пояс и накачанный, как супермены на картинках в дешевых комиксах, местный вышибала. Я предъявил ему автоматический скорострельный «Дум-Тум Спешэл Коммандос», и он больше ничего спрашивать не стал. Курок бластера, на удивление, легко ходил под моим указательным пальцем. Отдача была сильной, и мои недавно сросшиеся кости дали о себе знать тупой болью. Бластеры «Дум-Тум» вообще отличаются большим калибром и высокой мощностью, а автоматический «Спешэл Коммандос» рассчитан для установки на бронированных машинах. Один его выстрел разорвет обычный лендспидер на две части.
Я шел по центральному проходу по направлению к сцене, водя огнедышащим стволом бластера из стороны в сторону и убивая всех подряд. Грохот выстрелов вливался смертельным аккордом в музыку, состоящую из криков ужаса, стонов и плача. Вспыхнули декорации сцены. Танцовщица, подвешенная над подиумом в металлической клетке, где она демонстрировала стриптиз, вопила, извиваясь своим голым телом над красными языками пламени. Ее пышный ядовито-зеленый парик вспыхнул, вмиг превратив свою обладательницу в мечущийся факел.
Выстрелы, сметая столики и сидящих за ними посетителей, впивались в обшитые деревом стены, оставляя раскаленные выбоины, воспламеняли отделку. Лопнувшие лампы освещения дождем осколков сыпались вниз. Замкнувшая электропроводка горела коптящим пламенем, разбрасывая повсюду снопы искр. Люди в панике метались в сполохах пламени и вспышках моего бластера.
Я шел через зал клуба «Леопольд» подобно ангелу смерти в судный день. «И аз воздам за грехи ваши…»
За сценой, превратившейся в огненный занавес, располагался закрытый зал для постоянных посетителей. Крул Мордер был там.
Я прошел через пламя, не ощущая его прикосновений к моему лицу, обнаженным рукам. Я не ощущал ничего — ни боли, ни страха, ни радости, ничего, кроме страстного желания убивать…
Их было шестеро — Крул Мордер и его банда. Они все были там. И Линкольн тоже был там. Хотя во время драки я видел лишь ботинки Линкольна, я знал, что он среди этих подонков с бледными лицами и трясущимися от страха руками. Они стояли вокруг бильярдного стола, держа свои бластеры наготове. Не знаю, кого они ожидали увидеть: полицию, конкурентов, самого дьявола. Но, когда я вышел к ним навстречу прямо из пламени, они узнали меня. Я понял это по ужасу на их лицах.
«Зачем ты пришел?!» — выкрикнул Мордер. Дурацкий вопрос, не так ли, Скайт? Мой бластер ответил ему за меня.
Кто-то стрелял в ответ, кто-то пытался спастись бегством, но для тех и других сегодняшний вечер продолжился в аду…
Знаешь, Скайт, раньше я никогда не верил в бога. Я всегда считал, что свою судьбу человек вершит сам, а чудеса — это всего лишь стечение обстоятельств. Но за время, прошедшее с момента смерти моей жены до того, как замолчал мой бластер в ночном клубе «Леопольд», я убедился в существовании высших сил…
Я прекратил стрелять, лишь когда из-за гари и дыма уже не смог разбирать, куда направляю огонь. Несносно пахло горелым мясом. Этот тошнотворно-сладковатый запах горелого человеческого мяса — с того момента он преследует меня всю жизнь. Я вдыхал его полной грудью, надеясь, что это поможет избавиться от боли за утрату. Я отомстил за свою жену, мать, тогда почему я не почувствовал облегчение? Почему боль не оставила меня?
Отбросив ставший ненужным «Дум-Тум», я стал бродить между лежащими на полу телами и всматриваться в их лица в надежде, что, увидев труп Мордера, я обрету покой.
«Джо, зря ты пришел сюда. Для тебя было бы лучше остаться на своем ранчо и никогда не появляться здесь». — Я решил, что это сам дьявол говорит мне эти слова голосом Крула Мордера.
Клубы дыма разошлись, и я увидел его — живого и невредимого, держащего меня на прицеле своего бластера. Этот холодный взгляд убийцы, кривая усмешка подонка и ни одной царапины. Он стоял посреди трупов своих товарищей, дымящейся мебели и смеялся. Не иначе сатана уберег его от моего бластера.
«По-видимому, я просчитался, оставив тебя в живых, — произнес он. — На этот раз я не совершу подобной ошибки». И он нажал на спусковой крючок своего оружия… Если есть тьма, то есть и свет. Если есть горе, то есть и счастье. Если есть дьявол, то есть и бог… Его бластер дал осечку. Мы сошлись врукопашную. Схватка была жестокой и короткой. Я был намного выше и тяжелее Мордера, но время, проведенное мной в больнице, не прошло бесследно, поэтому дрались мы с Мордером на равных. Он схватил меня за горло и принялся душить. Мне ничего не оставалось, как только упасть на пол и подмять Крула своим весом под себя.
«Я хотел тебя убить за то, что ты сделал, но это слишком легкий выход для тебя, подонок, — сказал я, оторвав его руки от своей шеи. — Я хочу, чтобы ты испытал то, что чувствует человек, который больше никогда не сможет увидеть самое дорогое, что было в его жизни».
Крул, извиваясь, как змея, пытался выбраться из-под меня, но я держал его крепко. Наши лица были в сантиметре друг от друга, и я увидел в его голубых глазах тот же звериный огонь, что был у него, когда он убил мою жену, ждущую ребенка, и мою престарелую мать. Я был последним человеком, видевшим этот огонь в его глазах… — Джо замолчал.
Странное время и место нашел десантник, чтобы рассказать свою историю, но Скайт внимательно слушал, не прерывая его длинный и тяжелый монолог, потому что понимал: с каждым новым словом этот человек освобождается от своего прошлого, в котором Джо жил все эти годы. И если он не расскажет все до конца, то не сможет войти в новую жизнь свободным человеком и ночь в его душе останется навсегда.
«Я вырвал ему глаза голыми руками… — произнес Джо и, глядя на свои руки, словно увидел их в первый раз, добавил: — Да, я сделал это вот этими самыми руками».
Двадцать пять лет на урановых рудниках, с учетом «смягчающих обстоятельств» — такой приговор вынес мне суд. Я тайно был рад этому решению, зная, что двадцать пять лет мучиться не придется, от силы семь-десять, после чего воссоединюсь со своей семьей. Но, не поверишь, Скайт, я не попал на урановые рудники. Начальник рудника «Знамя труда» полковник Бышовец в тот же день, когда тюремный шатл доставил группу заключенных на астероид, продал меня в рабство, а в отчете написал: «Скончался в результате несчастного случая». Он, наверное, получил хорошие деньги за высокого, рослого, крепко сложенного белого парня.
После сделки меня и еще десятерых человек отвели на частный звездолет. Некоторые из «счастливчиков» радовались, что избежали урановых шахт, не зная, что такое работа по двенадцать часов в день на бескрайнем хлопковом поле под двумя нещадно палящими с небосвода светилами. За год я приобрел такой темный загар, что стал похож на трубочиста. Но не изнуряющий труд на плантации самое страшное, самое страшное, с чем я не мог мириться, — это ошейник раба с радиомаяком, надетый каждому на шею, чтобы, не дай бог, собственность не убежала. Первый год мне по ночам снились мать и жена, их кровь и крики людей в клубе «Леопольд». Но уже на второй год, проведенный в этом пекле, перед глазами каждую ночь вырастало хлопковое поле, белое, как снег, и бескрайнее, как океан, а в голове сводящие с ума звуковые сигналы ошейника раба, вызывающие к надсмотрщику. Все кончилось, когда в самый разгар уборки прямо на хлопковое поле приземлился шатл Браена Глума.
«Меня зовут Браен Глум — я пират, — сказал он, — и мне нужны матросы для экипажа моего звездолета. Если кто из вас хочет поменять тяжелый труд на свежем воздухе на рискованную профессию джентльмена удачи и регенерированный воздух звездолета, я буду рад принять его в свою команду». Я, естественно, воспользовался таким прекрасным шансом, который дала мне судьба в лице Браена Глума, и без колебаний послал к черту и тяжелый труд, и свежий воздух, и ошейник раба.
В космосе так много прекрасных миров. Планеты, полностью покрытые океаном, катящим свои гигантские волны от полюса до полюса, или планеты с бесконечными барханами белого песка, и все эти миры прекрасны по-своему. И кого бы я ни встречал, никто из тех, кто родился на такой планете, не пожелал бы променять единственное, особенное очарование своей родины на что-либо другое. У каждого человека должно быть место, куда он сможет вернуться, когда настанет время. А у меня больше не было такого места. Я потерял свою родину, когда преступил закон, решив, что могу сам вершить правосудие. Потом это рабство. И, наконец, пиратский корабль Браена Глума… — Джо замолчал, и на этот раз Скайт позволил себе вступить в разговор: