Страница:
Кроме того, Мерецков в то же время участвовал в разработке нового плана войны с Финляндией. Но в своих мемуарах он этих тем не коснулся. Не посчитал нужным подробно расписать, как готовили «планы обороны». Зачем? Для кого? Кто только не пишет про то, что такие планы якобы разрабатывались накануне немецкого нападения. И журналисты, и любители, и специалисты по ЦАМО на полставки, но только не сами исполнители тех планов. И остается два варианта. Или работа над ними их так задолбала, что они на протяжении всей своей жизни не хотели ее даже касаться. Или работа над какими-то планами велась, но такая, что ее подробностей лучше и не касаться, ограничившись лишь общими заверениями, что что-то в этом направлении, конечно же, делалось.
2
3
4
5
2
По отрывкам в двухтомнике «макулатуры» (по выражению Суворова) под названием «1941» фрагментов коснуться можно. Но попозже, а пока вернемся к мемуарам маршала Жукова. Они довольно толстые. Проанализировать каждый абзац не хватит многотомника. Поэтому в «Разгроме» Суворов предложил обсудить цитату из 11-й главы про Ставку ВГК (с. 10):
С одной стороны, обоснование как бы верное. Но есть два момента.
Вообще, вчитываясь в подобный анализ, не совсем понятно, читал ли Суворов мемуары Жукова целиком? Или только выборочно и по диагонали? Лично я сразу сознаюсь, что всю книгу маршала я осилить не смог «за один присест». «Приседал» я к ней периодически и по разным отрывкам. Но сюжет по теме «мозга армии» мне запомнился. Но не тот, что приводится в «Разгроме». По тому же, который у Суворова, можно заметить, что (во-первых) он не доведен до конца. Если продолжить, то получится следующее:
Причем на него может намекнуть и фраза «большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба». То есть в СССР, кроме Генштаба, существовали еще какие-то «отцы-командиры» оперативно-стратегического звена. А примечание к октябрю 1940 г. в 1-м томе «1941» намекает, что к ним относился и товарищ Сталин, который что-то там указывал Генштабу. Указывать Генштабу может только должностное лицо руководства страны с еще большими полномочиями оперативно-стратегического уровня, чем у ГШ.
Так что понимали что-то в теории войны и в стратегическом военном планировании генералы Ватутин, Маландин и Василевский (кстати, который выпал из обсуждения в этой главе «Разгрома») или не понимали, в СССР еще выше существовали стратегические начальники, от которых зависел Генштаб. Поэтому есть претензия к термину «мозг армии» как его характеристики. С одной стороны, сам Жуков вроде бы согласен с таким сравнением. В 9-й главе его мемуаров написано:
«Меня иногда спрашивают, почему к началу войны с фашистской Германией мы практически не в полной мере подготовились к руководству войной и управлению войсками фронтов. Прежде всего, я думаю, справедливо будет сказать, что многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 319).И далее в «Разгроме» предлагается ответить на вопрос: кто такие «они», подразумевая под «ними», конечно же, конкретных ведущих специалистов Генштаба и НКО. Но дальнейшее перечисление их профессиональных военных качеств и должностных обязанностей подводит к выводу, что держаться за методы Первой мировой войны «они» вообще-то не должны были. И Жуков не должен был держаться, будучи «главным планировщиком». Но он вину на себя вроде бы не взял.
Вот, оказывается, в чём разгадка грандиозного разгрома: «многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба» оказались дураками. Военная теория была на уровне времени, но она существовала сама по себе, а высшие руководители Красной Армии канонизировали опыт Первой мировой войны и готовились вести войну по старым рецептам и сценариям».
С одной стороны, обоснование как бы верное. Но есть два момента.
Вообще, вчитываясь в подобный анализ, не совсем понятно, читал ли Суворов мемуары Жукова целиком? Или только выборочно и по диагонали? Лично я сразу сознаюсь, что всю книгу маршала я осилить не смог «за один присест». «Приседал» я к ней периодически и по разным отрывкам. Но сюжет по теме «мозга армии» мне запомнился. Но не тот, что приводится в «Разгроме». По тому же, который у Суворова, можно заметить, что (во-первых) он не доведен до конца. Если продолжить, то получится следующее:
«… Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии.То есть Жуков какую-то часть вины за собой все же признал. И можно поспорить, какой она была (или могла быть) количественно и качественно. И могла ли она потянуть на «срок» в местах не очень отдаленных. И перевесили бы ее ордена «Победы» и Звезды Героя за последующие действия маршала? Но сам Жуков не относит свои «ошибки» под рассмотрение трибунала. Дескать, не только он «ошибался». И вообще, он выполнял приказы. Чьи? Вот об этом в мемуарах и есть конкретное объяснение. А под «старой схемой» он предлагает рассматривать лишь какой-то «старый метод» начала войны «с раскачкой». И намекает, что такая идея отрабатывалась не столько Генштабом, но в первую очередь политическим руководством страны. Откуда получается, что советский Генштаб не был «главным» по военному планированию. Это и есть «второй момент».
Надо признать также, что определенную долю ответственности за недостатки в подготовке вооруженных сил к началу военных действий несут нарком обороны и ответственные работники Наркомата обороны. Как бывший начальник Генерального штаба и ближайший помощник наркома, не могу снять с себя вины за эти недостатки и я». (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 317–318.)
Причем на него может намекнуть и фраза «большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба». То есть в СССР, кроме Генштаба, существовали еще какие-то «отцы-командиры» оперативно-стратегического звена. А примечание к октябрю 1940 г. в 1-м томе «1941» намекает, что к ним относился и товарищ Сталин, который что-то там указывал Генштабу. Указывать Генштабу может только должностное лицо руководства страны с еще большими полномочиями оперативно-стратегического уровня, чем у ГШ.
Так что понимали что-то в теории войны и в стратегическом военном планировании генералы Ватутин, Маландин и Василевский (кстати, который выпал из обсуждения в этой главе «Разгрома») или не понимали, в СССР еще выше существовали стратегические начальники, от которых зависел Генштаб. Поэтому есть претензия к термину «мозг армии» как его характеристики. С одной стороны, сам Жуков вроде бы согласен с таким сравнением. В 9-й главе его мемуаров написано:
«К сожалению, приходится отметить, что И.В. Сталин накануне и в начале войны недооценивал роль и значение Генштаба.Когда в «Разгроме» обсуждение дошло до слова «они», то лично я подумал, что дальше речь пойдет именно о Сталине, Молотове, Берии и др. членах Политбюро ЦК ВКП(б), а вовсе не о подчиненных Жукова по Генштабу и о его коллегах по НКО. Эта моя мысль базировалась на другом фрагменте из книги маршала – из 4-й главы «Командование полком и бригадой». Там есть два абзаца с упоминанием «мозга армии»:
Между тем Генеральный штаб, по образному выражения Б.М. Шапошникова, – это «мозг армии»… Однако И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба.
Не скрою, нам тогда казалось, что в делах войны, обороны И.В. Сталин знает не меньше, а больше нас, разбирается глубже и видит дальше. Когда же пришлось столкнуться с трудностями войны, мы поняли, что наше мнение по поводу чрезвычайной осведомленности и полководческих качеств И.В. Сталина было ошибочным». (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 229).
«В ходе реформы были реорганизованы центральный и местный аппараты военного управления. Новый штаб РККА во главе с М.В. Фрунзе (помощники – М.Н. Тухачевский и Б.М. Шапошников) становился действительно мозгом Красной Армии. Управление упростилось, повысилась оперативность и ответственность в работе.
…
В конце 20-х годов вышел в свет серьезный труд Б.М. Шапошникова «Мозг армии», в котором был проанализирован большой исторический материал, всесторонне обрисована роль Генерального штаба, разработаны некоторые важные положения по военной стратегии».
Но так это было в первом издании (доп. тираж 1972 г., с. 80 и 96). В дальнейшем в первый абзац из цитируемых было внесено принципиальное изменение:
«Были реорганизованы центральный и местный аппараты военного управления. Новый штаб РККА во главе с М.В. Фрунзе (помощники – М.Н. Тухачевский и Б.М. Шапошников) становился основным организующим центром Красной Армии». (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 85.)
А после второго абзаца из цитируемых появился еще один:
«Дело прошлое, но и тогда, и сейчас считаю, что название книги «Мозг армии» применительно к Красной Армии неверно. «Мозгом» Красной Армии с первых дней ее существования являлся ЦК ВКП(б), поскольку ни одно решение крупного военного вопроса не принималось без участия Центрального Комитета. Название это скорее подходит к старой царской армии, где «мозгом» действительно был Генеральный штаб». (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 100–101.)
3
Вообще, в мемуарах Жукова время от времени возникают «оды» партии и партийной работе. Например, в 6-й главе маршал сильно сокрушается, что ему не удалось поучиться в Ленинградской военно-политической академии имени Толмачева. Из-за чего очень важное дело изучения марксизма он вынужден был отрабатывать сам (ночами) (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 156–157.):
Первая статья пособия называлась: «Современные танки, их классификация и формы боевого применения». В ней кроме ТТХ и классификации дается и «Расчет потребности танков для боя и операции» (6-й раздел). В итоге расчетов для наступательной операции двух фронтов автор статьи (С. Деревцов) определят общую необходимость иметь 15 000 танков вместе с резервами и учебными частями. Вот такой получается «марксизм-ленинизм».
Возвращаясь к мемуарам Жукова, видно, что для последующих изданий в 4-й главе кто-то удалил сравнение Генштаба РККА с «мозгом армии», но в 9-й главе оно (по недосмотру?) осталось. Но если согласиться с Жуковым, что Генштаб РККА вовсе не был «мозгом (Красной) армии», то получается, что сам Жуков вовсе и не отвечал за военно-стратегические расчеты, а был генералом на побегушках – куда его пошлет ЦК ВКП(б). Где (скорее всего) и находились главные военные стратеги. А отсюда и возникает вопрос, кого надо понимать под термином «они».
Между прочим, есть конкретный пример из послевоенного времени – в воспоминаниях генерал-лейтенанта в отставке Н.Н. Остроумова («ВИЖ», № 10, 1992). В них говорится, что весной 1952 года Сталин неожиданно для высшего военного авиационного руководства принял решение о срочном формировании ста дивизий реактивных бомбардировщиков фронтовой авиации. Генерал Остроумов пишет, что это указание Сталин передал Главкому ВВС маршалу авиации Жигареву. Маршал Жигарев подверг сомнению необходимость именно ста дивизий и решил посоветоваться с министром ВС СССР маршалом Василевским. Но оказалось, что тот знал о нем и ответил коротко: «Это приказ самого тов. Сталина – выполняйте!»
Однако в полном объеме ту задачу так и не выполнили в связи со смертью «главного планировщика» в марте 1953 г. А наследники настаивать на продолжении не стали. Но это ситуация в послевоенное время. В предвоенное же имелись и другие организации, влиявшие на Генштаб. В мемуарах Мерецкова на стр. 168–169 есть уточнения, кто и как выписывал ему команды:
Кроме того, 27 апреля 1937 года вместо «Совета Труда и Обороны» при СНК СССР был создан «Комитет Обороны». Кто-то наивно считает, что ГКО – это изобретение июня 1941 г.? Отвечаю: предшественников хватало еще задолго. Начиная со времен Гражданской войны. Кстати, попутно может возникнуть вопрос: являлась ли советская власть «родной» для народов СССР? Или это результат… э-э-э… деятельности кучки заговорщиков? Но не будем отвлекаться.
Поэтому, чем анализировать штат Генштаба, логичнее было бы рассмотреть список ЦК и методику разработки и принятия в нем решений по армии (роль того же ГВС, отделов аппарата ЦК, Комитета Обороны и лично Сталина как «главного планировщика»). Хотя такой список должен оказаться длинным. И понятно, что не все они лично периодически звонили в Генштаб и выдавали очередные ЦУ («ценные указания»). Причем одному кандидату в члены ЦК ВКП(б) звонить туда не надо было. Он сам сидел в кабинете его начальника. Из мемуаров Жукова (Изд. 2002 г. Т.1. С. 227–228):
«Если военные вопросы я изучал досконально и последовательно, шаг за шагом, как теоретически, так и практически, то в изучении марксистско-ленинской теории мне, к сожалению, не пришлось получить систематизированные знания.То, что ему не посчастливилось поучиться в нормальном военном училище и в Академии Генштаба, он не переживает. А что не удалось в дневном стационаре зачитываться классиками марксизма-ленинизма, об этом он очень сокрушается. Но как оказалось, в ЛВПА им. Толмачева изучали не только «Капитал» Маркса. Однажды в киевской библиотеке я с удивлением обнаружил пособие этой академии на 1932/33 учебный год. Но посвящено оно было не партийно-политической работе, а конкретной теории использования в боях танковых и механизированных войск. И имело соответствующее название: «Общие сведения по курсу механизации» (Ленинград, издание ВПАТ, 1932, тираж 650 экз., составитель – Б. Перепеловский). С 1932 г. я оказался его первым читателем – приходилось разрывать страницы по верху.
… Правда, партия делала все возможное, чтобы поднять идеологический уровень строевого командного состава Красной Армии… Не многим посчастливилось в свое время пройти курсы при Военно-политической академии имени Толмачева.
Командуя корпусом, я понимал необходимость серьезного изучения партийно-политических вопросов, и мне часто приходилось просиживать ночи за чтением произведений классиков марксизма-ленинизма. Надо сказать, что они давались мне нелегко, особенно «Капитал» К. Маркса и философские работы В.И. Ленина. Но упорная работа помогла добиться результатов. Впоследствии я был доволен, что не отступил перед трудностями, что хватило, как говорится, духу продолжать учебу. Это помогло мне ориентироваться в вопросах организации наших вооруженных сил, внутренней и внешней политики партии».
Первая статья пособия называлась: «Современные танки, их классификация и формы боевого применения». В ней кроме ТТХ и классификации дается и «Расчет потребности танков для боя и операции» (6-й раздел). В итоге расчетов для наступательной операции двух фронтов автор статьи (С. Деревцов) определят общую необходимость иметь 15 000 танков вместе с резервами и учебными частями. Вот такой получается «марксизм-ленинизм».
Возвращаясь к мемуарам Жукова, видно, что для последующих изданий в 4-й главе кто-то удалил сравнение Генштаба РККА с «мозгом армии», но в 9-й главе оно (по недосмотру?) осталось. Но если согласиться с Жуковым, что Генштаб РККА вовсе не был «мозгом (Красной) армии», то получается, что сам Жуков вовсе и не отвечал за военно-стратегические расчеты, а был генералом на побегушках – куда его пошлет ЦК ВКП(б). Где (скорее всего) и находились главные военные стратеги. А отсюда и возникает вопрос, кого надо понимать под термином «они».
Между прочим, есть конкретный пример из послевоенного времени – в воспоминаниях генерал-лейтенанта в отставке Н.Н. Остроумова («ВИЖ», № 10, 1992). В них говорится, что весной 1952 года Сталин неожиданно для высшего военного авиационного руководства принял решение о срочном формировании ста дивизий реактивных бомбардировщиков фронтовой авиации. Генерал Остроумов пишет, что это указание Сталин передал Главкому ВВС маршалу авиации Жигареву. Маршал Жигарев подверг сомнению необходимость именно ста дивизий и решил посоветоваться с министром ВС СССР маршалом Василевским. Но оказалось, что тот знал о нем и ответил коротко: «Это приказ самого тов. Сталина – выполняйте!»
Однако в полном объеме ту задачу так и не выполнили в связи со смертью «главного планировщика» в марте 1953 г. А наследники настаивать на продолжении не стали. Но это ситуация в послевоенное время. В предвоенное же имелись и другие организации, влиявшие на Генштаб. В мемуарах Мерецкова на стр. 168–169 есть уточнения, кто и как выписывал ему команды:
«Будучи заместителем начальника Генерального штаба, я являлся одновременно секретарем Главного военного совета… Заседания ГВС проводились дважды либо трижды в неделю. Как правило, на них заслушивались доклады командующих военными округами или родами войск.И может возникнуть вопрос, мог ли Генштаб игнорировать указания от ГВС и лично от товарища Сталина, если они входили в противоречие с его разработками? Наверно, вряд ли. Но тогда получается, что Генштаб лишь детализировал общие указания, получаемые «со стороны».
В Совет входило человек восемь из руководителей Наркомата обороны, а председательствовал народный комиссар. По каждому рассматривавшемуся вопросу принималось решение. Затем оно утверждалось наркомом и направлялось И.В. Сталину. Это означало, что практически ни одна военная или военно-экономическая проблема, стоявшая перед страной, не решалась без прямого участия Генерального секретаря ЦК ВКП(б). От него проект партийно-правительственного решения поступал на рассмотрение правительства СССР, принимался там, иногда с некоторыми поправками, и поступал далее в Генштаб уже как постановление, обязательное для исполнения. Сталин часто присутствовал на заседаниях ГВС. В этих случаях он приглашал вечером его членов, а также командующих округами и окружных начальников штабов к себе на ужин. Там беседа нередко продолжалась и затягивалась до поздней ночи, причем Сталин подробнейшим образом расспрашивал военачальников о положении на местах, о запросах, требованиях, пожеланиях, недостатках и поэтому всегда был в курсе всей армейской жизни».
Кроме того, 27 апреля 1937 года вместо «Совета Труда и Обороны» при СНК СССР был создан «Комитет Обороны». Кто-то наивно считает, что ГКО – это изобретение июня 1941 г.? Отвечаю: предшественников хватало еще задолго. Начиная со времен Гражданской войны. Кстати, попутно может возникнуть вопрос: являлась ли советская власть «родной» для народов СССР? Или это результат… э-э-э… деятельности кучки заговорщиков? Но не будем отвлекаться.
Поэтому, чем анализировать штат Генштаба, логичнее было бы рассмотреть список ЦК и методику разработки и принятия в нем решений по армии (роль того же ГВС, отделов аппарата ЦК, Комитета Обороны и лично Сталина как «главного планировщика»). Хотя такой список должен оказаться длинным. И понятно, что не все они лично периодически звонили в Генштаб и выдавали очередные ЦУ («ценные указания»). Причем одному кандидату в члены ЦК ВКП(б) звонить туда не надо было. Он сам сидел в кабинете его начальника. Из мемуаров Жукова (Изд. 2002 г. Т.1. С. 227–228):
«15–20 февраля 1941 года состоялась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), на которой мне довелось присутствовать… На конференции кандидатами в члены ЦК ВКП(б) и в состав Центральной ревизионной комиссии было избрано много военных: И.В. Тюленев, М.П. Кирпонос, И.С. Юмашев, В.Ф. Трибуц, Ф.С. Октябрьский и другие товарищи. Высокое доверие было оказано и мне. Я был также избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б)».
4
Доверие надо было оправдывать. Перед старшим начальником в ЦК, которым в то время был товарищ Сталин. И попробовал бы товарищ Жуков пороть отсебятину! Но чтобы знать «линию партии» и партийные задания, он должен был встречаться с товарищем Сталиным не только по военным вопросам. И не так уж мало было тех встреч, о недостатке которых не преминул фальшиво пожаловаться маршал в своих мемуарах. Вспомним цитату выше: «Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны… И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».
А вот это можно проверить по опубликованному «Журналу посещений кабинета Сталина в Кремле» (есть в сборнике «1941»). В частности, только за один предвоенный месяц генерал Жуков посетил Сталина в общей сложности около суток. И при этом он «не имел возможности что-то сказать»? Молчали они, что ли, дуэтом? Для чего туда ходил генерал Жуков? Пивка попить? Или говорил только один Сталин? «Накачивая» генерала Жукова ответственностью за текущий момент? И выдавая ЦУ, как сочинять планы («обороны»)? Ну так почему б об этом не упомянуть в мемуарах? Например:
Раскройте мемуары маршала и сравните это с его описаниями посещения Сталина в Кремле. Мягко говоря, разница так и ударит в глаза. Не стал маршал подробно вспоминать об этих встречах. Вспомнил лишь парочку. И то фальшиво.
И вот тут можно согласиться с Суворовым, что мемуары все же являются важным источником. Но если оценивать в них не только то, что там написано, но и то, чего там нет, хотя должно быть. Из того, что там написано, меня очень умилил следующий пассаж маршала в главе 9 «Накануне Великой Отечественной войны» (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 207):
А вот это можно проверить по опубликованному «Журналу посещений кабинета Сталина в Кремле» (есть в сборнике «1941»). В частности, только за один предвоенный месяц генерал Жуков посетил Сталина в общей сложности около суток. И при этом он «не имел возможности что-то сказать»? Молчали они, что ли, дуэтом? Для чего туда ходил генерал Жуков? Пивка попить? Или говорил только один Сталин? «Накачивая» генерала Жукова ответственностью за текущий момент? И выдавая ЦУ, как сочинять планы («обороны»)? Ну так почему б об этом не упомянуть в мемуарах? Например:
«12 мая мы с Тимошенко полтора часа беседовали со Сталиным в его кабинете про то, как организовать оборону страны!В смысле, до какого рубежа придется отступить? Или как?
И 14 мая тоже полтора часа!
И 19 мая столько же.
А 23 мая уже два часа.
А 24 мая вообще весь вечер просидели в кабинете Сталина вместе с командованием западных военных округов (два с половиной часа).
И в июне только и заезжали с Тимошенко к Сталину в Кремль:
3 июня – почти на 3 часа.
6 июня – на два с лишним.
9 июня – на час (один).
11 июня – еще на один час.
19 июня – уже на 4 часа.
21 июня – на полтора часа.
Итого почти 22 часа только и беседовали, как поэффективнее организовать оборону страны!»
Раскройте мемуары маршала и сравните это с его описаниями посещения Сталина в Кремле. Мягко говоря, разница так и ударит в глаза. Не стал маршал подробно вспоминать об этих встречах. Вспомнил лишь парочку. И то фальшиво.
И вот тут можно согласиться с Суворовым, что мемуары все же являются важным источником. Но если оценивать в них не только то, что там написано, но и то, чего там нет, хотя должно быть. Из того, что там написано, меня очень умилил следующий пассаж маршала в главе 9 «Накануне Великой Отечественной войны» (Изд. 2002 г. Т. 1. С. 207):
«Весь февраль был занят тщательным изучением дел, непосредственно относящихся к деятельности Генерального штаба. Работал по 15–16 часов в сутки, часто оставался ночевать в служебном кабинете… С чем же мы пришли к началу войны, была ли готова страна, ее вооруженные силы достойно встретить врага?… Со своей стороны я готов высказать мнение прежде всего о военной стороне дела, восстановив в меру сил и возможностей общую картину и обрисовав события тревожных месяцев и дней первой половины 1941 года. Начнем с самого главного…»Знаете, что в понимании маршала «главное» в «военной стороне» дела подготовки обороны? Думаете, смысл плана обороны? Как бы не так. Вчитайтесь внимательнее дальше:
«Начнем с самого главного развития нашей экономики и промышленности, основы обороноспособности страны. Третий пятилетний план (1938–1942 гг.) являлся естественным продолжением второго и первого. Известно, что те две пятилетки были перевыполнены. Если говорить о промышленности, то она возросла за четыре года первой пятилетки в два раза… К июню 1941 года валовая продукция промышленности уже составила 86 %, а грузооборот железнодорожного транспорта – 90 % от уровня, намеченного на конец 1942 года. Было введено в действие 2900 новых заводов, фабрик, электростанций, шахт, рудников и других промышленных предприятий».Н-да… «Грузооборот ж/д транспорта»… И что? Куда какие грузы возились? Стиральные и швейные машинки в сельские магазины? Стройматериалы дачникам? Сборные стройконструкции на разные объекты соцкультбыта? Или воинскими эшелонами парализовывали то тут, то там ж/д перевозки всего остального?
5
Однажды в библиотеке я нашел альбом «ЗА РОДИНУ» («Героические страницы истории нашей Родины»), Госпланиздат, Москва, 1941, подписано в печать 3 марта 1941 г. Тираж большой – 155 500 экз., цена – 45 руб. Вот там и расписано поподробнее про историю Красной Армии и ее достижения к 1941 г. Написано много, местами в цвете и с восторгом! А был там еще и раздел «III. Страна наша стала могучей, богатой и культурной». И в нем на стр. 88 приведены графики к теме «роста зажиточной жизни колхозников». Есть там график «Приобретение колхозниками главнейших промтоваров на душу колхозного населения в %%» (за годы 1933–1938).
Он меня заинтересовал. Ну-ка, какие же это промтовары в то время считались «главнейшими»? В голове промелькнули разные варианты – утюги, мебель, швейные машинки… Но вот я вчитался в «легенду» к графику, и оказалось, что к «главнейшим» ПРОМтоварам (т. е. «промышленным») для колхозников тогда были отнесены шесть: сахар, мыло туалетное, мыло хозяйственное, хлопчатобумажные ткани, обувь кожаная, галоши и боты. И наверное, даже не надо задавать вопрос, по какому же ПРОМтовару из названных наблюдался самый большой рост продаж среди колхозников в 1938 г. по сравнению с 1933 г.? Конечно же, по САХАРУ!
781 % роста!
То есть в 1938 г. колхозники стали покупать сахара почти в 8 раз больше, чем в 1933 г.!
А какой важнейший промтовар оказался на втором месте?
Ну конечно же – мыло туалетное!
696 % роста!
На третьем – мыло хозяйственное – 472 % роста.
Хлопчатобумажных тканей колхозники в 1938 г. покупать стали всего лишь чуть больше чем в 3 раза (280 %). Еще меньше рост продаж отмечен по обуви кожаной – 247 %. И совсем мало увеличились продажи галош и бот – всего лишь на 236 %.
Конечно, сахар или мыло – не танки и не швейные машинки. Как бы не совсем интересно на них останавливаться. Но ведь по какой-то причине их отнесли в 1941 г. к оценке «зажиточности»! И разместили в красочном альбоме о родной армии! И этот факт можно проанализировать. Например, по теории статистики. Как наука, она требует сравнивать одинаковые показатели и за одинаковое время. То есть не имеет смысла сравнивать разные показатели – реальная картинка не получится. Например, «3750 штук танков» – это количественный показатель. А «только 18 % новейших» – это качественный. Но если сравнить именно их именно так, то сделать какой-либо научный вывод совершенно невозможно (не имеет смысла).
Или, например, «произведено за весь 1941 год у немцев 1359 тыс. винтовок» – это один показатель, а «произведено за вторую половину 1941 г. в СССР 1567 тыс. винтовок» – это другой показатель. Нельзя их сравнивать. Если «за вторую половину» – то у всех, если «за весь год», то тоже у всех. А иначе ж как? Вот и в указанном примере. Графики вроде бы о чем-то показывают. Какой-то рост. Но чего?
Во-первых, сравнение идет в относительных цифрах.
Что означает «100 %» в 1933 году? Сколько в абсолютных цифрах было куплено кусков мыла хозяйственного на душу колхозного населения? 5? 10? 100?
Мыло – продукт истрачивающийся, если им пользоваться. Если не пользоваться, то может какое-то (длительное) время полежать. Но если им периодически мылить (например, для стирки), то хватит ненадолго. Допустим, одному человеку – на месяц. То есть в год ему (ей) потребуется кусков 10. Причем что в 1933 г., что в 1938 г. – потребность одинакова. А если предположить, что и в 1933 г., и в 1938 г. принцип потребления мыла хозяйственного был одинаков, то его увеличение в 5 раз может сказать либо о том, что в 5 раз увеличилось рассматриваемое население, либо в 1933 г. не все эти «души» могли себе позволить покупать это самое мыло. Но во втором случае может возникнуть вопрос: а как же тогда некоторые обходились без мыла хозяйственного? Пеплом стирали, что ли? Или еще какими «самоделками»?
Кстати, как-то однажды в выходной день за общим праздничным столом я поднял тему истории 30-х годов. Так теща, 1932 г. рождения, кое-что рассказала из жизни своей и родственников. Ее детство прошло где-то в окрестностях Киева и Житомира (упоминались названия разных сел и райцентров, например, Брусилов, но я не уловил последовательности). Теща сказала, что вот была бы жива бабушка Валентина Григорьевна (т. е. «бабушка» для нас – так она назвала свою мать), вот она бы подробно рассказала, как ее с родителями 6 января 1931 г. под Рождество большевики выгнали из хаты. В тот вечер не успели они даже испечь праздничный хлеб, как появились милиционеры и сообщили, что их приказано выселить. Куда? «Куда-то». Вот и похватали в спешке что попалось, и отвели их в какой-то сарай на краю села. И было холодно. Так кто-то из односельчан кинул им соломы и краюху хлеба. А в это время их хату и «раскулачили». Причем не только хату, но и амбары с зерном. (Кстати, поэтому, видимо, и удалось именно в 1931 г. вывезти за рубеж больше всего зерна за предвоенные годы.) До утра они как-то продержались. А на следующий день их и повезли «дальше». Причем вместе с другими, такими же «раскулаченными», в том числе родственниками. Одного отправили на Колыму, другого на Алтай, кого-то в Архангельскую область. И пришлось им потратить долгие годы, чтобы вернуться. Но некоторым удавалось остаться, как тещиной маме, которую быстренько куда-то «пристроили».
Он меня заинтересовал. Ну-ка, какие же это промтовары в то время считались «главнейшими»? В голове промелькнули разные варианты – утюги, мебель, швейные машинки… Но вот я вчитался в «легенду» к графику, и оказалось, что к «главнейшим» ПРОМтоварам (т. е. «промышленным») для колхозников тогда были отнесены шесть: сахар, мыло туалетное, мыло хозяйственное, хлопчатобумажные ткани, обувь кожаная, галоши и боты. И наверное, даже не надо задавать вопрос, по какому же ПРОМтовару из названных наблюдался самый большой рост продаж среди колхозников в 1938 г. по сравнению с 1933 г.? Конечно же, по САХАРУ!
781 % роста!
То есть в 1938 г. колхозники стали покупать сахара почти в 8 раз больше, чем в 1933 г.!
А какой важнейший промтовар оказался на втором месте?
Ну конечно же – мыло туалетное!
696 % роста!
На третьем – мыло хозяйственное – 472 % роста.
Хлопчатобумажных тканей колхозники в 1938 г. покупать стали всего лишь чуть больше чем в 3 раза (280 %). Еще меньше рост продаж отмечен по обуви кожаной – 247 %. И совсем мало увеличились продажи галош и бот – всего лишь на 236 %.
Конечно, сахар или мыло – не танки и не швейные машинки. Как бы не совсем интересно на них останавливаться. Но ведь по какой-то причине их отнесли в 1941 г. к оценке «зажиточности»! И разместили в красочном альбоме о родной армии! И этот факт можно проанализировать. Например, по теории статистики. Как наука, она требует сравнивать одинаковые показатели и за одинаковое время. То есть не имеет смысла сравнивать разные показатели – реальная картинка не получится. Например, «3750 штук танков» – это количественный показатель. А «только 18 % новейших» – это качественный. Но если сравнить именно их именно так, то сделать какой-либо научный вывод совершенно невозможно (не имеет смысла).
Или, например, «произведено за весь 1941 год у немцев 1359 тыс. винтовок» – это один показатель, а «произведено за вторую половину 1941 г. в СССР 1567 тыс. винтовок» – это другой показатель. Нельзя их сравнивать. Если «за вторую половину» – то у всех, если «за весь год», то тоже у всех. А иначе ж как? Вот и в указанном примере. Графики вроде бы о чем-то показывают. Какой-то рост. Но чего?
Во-первых, сравнение идет в относительных цифрах.
Что означает «100 %» в 1933 году? Сколько в абсолютных цифрах было куплено кусков мыла хозяйственного на душу колхозного населения? 5? 10? 100?
Мыло – продукт истрачивающийся, если им пользоваться. Если не пользоваться, то может какое-то (длительное) время полежать. Но если им периодически мылить (например, для стирки), то хватит ненадолго. Допустим, одному человеку – на месяц. То есть в год ему (ей) потребуется кусков 10. Причем что в 1933 г., что в 1938 г. – потребность одинакова. А если предположить, что и в 1933 г., и в 1938 г. принцип потребления мыла хозяйственного был одинаков, то его увеличение в 5 раз может сказать либо о том, что в 5 раз увеличилось рассматриваемое население, либо в 1933 г. не все эти «души» могли себе позволить покупать это самое мыло. Но во втором случае может возникнуть вопрос: а как же тогда некоторые обходились без мыла хозяйственного? Пеплом стирали, что ли? Или еще какими «самоделками»?
Кстати, как-то однажды в выходной день за общим праздничным столом я поднял тему истории 30-х годов. Так теща, 1932 г. рождения, кое-что рассказала из жизни своей и родственников. Ее детство прошло где-то в окрестностях Киева и Житомира (упоминались названия разных сел и райцентров, например, Брусилов, но я не уловил последовательности). Теща сказала, что вот была бы жива бабушка Валентина Григорьевна (т. е. «бабушка» для нас – так она назвала свою мать), вот она бы подробно рассказала, как ее с родителями 6 января 1931 г. под Рождество большевики выгнали из хаты. В тот вечер не успели они даже испечь праздничный хлеб, как появились милиционеры и сообщили, что их приказано выселить. Куда? «Куда-то». Вот и похватали в спешке что попалось, и отвели их в какой-то сарай на краю села. И было холодно. Так кто-то из односельчан кинул им соломы и краюху хлеба. А в это время их хату и «раскулачили». Причем не только хату, но и амбары с зерном. (Кстати, поэтому, видимо, и удалось именно в 1931 г. вывезти за рубеж больше всего зерна за предвоенные годы.) До утра они как-то продержались. А на следующий день их и повезли «дальше». Причем вместе с другими, такими же «раскулаченными», в том числе родственниками. Одного отправили на Колыму, другого на Алтай, кого-то в Архангельскую область. И пришлось им потратить долгие годы, чтобы вернуться. Но некоторым удавалось остаться, как тещиной маме, которую быстренько куда-то «пристроили».