– Вот кайф… жаль даже, что мало.
   – Увы, – сказал я, – больше нельзя. Ты чего-нибудь хочешь?
   – Попить, – попросил Герт. Я напоил его.
   Мне показалось, что сегодня он лучше выглядит. Может быть, и не будет ночью этих приступов. Должно же это пройти…
   Мне вдруг захотелось рассказать Герту о том, что меня берут в Дозорную службу. Мы с Гертом обычно много болтали, с ним было как-то легко… Но рассказывать, конечно, было нельзя. Во-первых, просто нельзя. Во-вторых, стыдно. Ведь я так ошибся на Анзоре… Меня на выстрел не то, что к Дозорной службе, даже к СКОНу подпускать нельзя. Дурак я… И вот как ему теперь сказать, что у меня даже вроде как повышение по службе намечается.
   Если это, конечно, считать повышением.
   Вместо этого я вдруг сказал. Неожиданно для себя самого.
   – Слушай, Герт… Я давно тебе хотел сказать. Ты прости меня. Сможешь простить?
   Герт глянул удивленно из-под белой псевдокожи, стянувшей лоб.
   – Ты о чем, Ланс?
   – Ну… об Анзоре… Ведь это ты из-за меня… я себя вел как дурак.
   – А… – Герт вздохнул, – да брось ты. Все мы бываем в таких ситуациях. Меня самого пару раз из таких переделок вытаскивали. Один раз напарник, другой – спасатели. Ну, если я еще раз влипну куда-нибудь, может, ты меня вытащишь, кто знает?
   – Так ведь по-разному можно влипнуть, – сказал я задумчиво. Герт понял.
   – Можно и ошибиться, Ланс. Это тоже со всяким может случиться.
   Он помолчал.
   – Не дергайся, Ланс, все будет нормально. Знаешь, как у нас говорят? Я прощаю, и Бог простит.
   – Спасибо, – сказал я с чувством. И вспомнил про Библию, – можно посмотреть?
   – Конечно, – обрадовался Герт. Я взял книгу, полистал…
   Давно не держал в руках нормальной книги. Собственно – с Анзоры. Здесь-то старинные книги только у чокнутых коллекционеров. Ну, вообще-то я слышал, что Библию тоже принято печатать на бумаге. Традиция.
   – А я ведь видел эту книгу в Бешиоре…
   – Серьезно? – удивился Герт, -я не думал, что у них есть что-то похожее.
   Я начал рассказывать ему про бешиорскую систему. Герт молча выслушал, а потом сказал.
   – Да ведь это ерунда полная.
   – Что – ерунда?
   – Ну, про Евангелие… про Христа…
   – А как же? – спросил я глупо. Герт улыбнулся.
   – Да как есть, вот так и надо читать. Прямо как там написано.
   Я открыл книгу. Посмотрел на Герта.
   – Так это что… это на самом деле было, что ли?
   – Ну да, это было. На Терре. Поэтому мы и считаем, что Терра – прародина человечества. Это самое весомое доказательство – где еще Бог пожелал бы стать человеком? Только на Прародине.
   – А почему же так много планет, Герт? Зачем Бог создал все эти планеты?
   – Зачем в Галактике так много одинаковых, очень похожих планет биогенного типа? С благодатным климатом, растениями и животными, с почти одинаковым радиусом орбиты и скоростью обращения, и массой… Действительно – зачем? – ответил Герт вопросом, тем самым, на который никто ответа не знал. Я посмотрел в книгу… и внезапно в глаза мне бросилась фраза, которую я прочел вслух.
   – «В доме Отца Моего обителей много, а если бы не так, Я приготовил бы вам».
   – Вот именно, – сказал Герт, – но Терра – все же прародина. Там был Эдем, оттуда люди расселились по всей Галактике… возможно, до Потопа еще, ты читал в Библии про Потоп? И там же Господь явился людям.
   – Я бы хотел когда-нибудь побывать на Терре.
   – И я тоже, – согласился Герт, – может, и удастся…
   Может быть, подумал я, на Терре можно ощутить что-то совсем особое. Необычное. Присутствие… чье присутствие?
   Я посмотрел на лицо Герта, еще пересеченное тонкими полосками шрамов. Вдруг подумал, что сегодня в его глазах нет страха перед ночью.
   – Как ты себя чувствуешь? – спросил я, – мне кажется, сегодня лучше.
   – Да, – согласился Герт, – надеюсь, сегодня ночью ты хоть сможешь поспать по-человечески.
 
   Сразу после того, как Герт вышел из больницы, я решил навестить моих стариков.
   Я уже давно про себя называл их так – мои старики. А как же еще?
   Дома оказалась только Ирна, хотя я и позвонил заранее. Зато так вкусно пахло домашним печеньем. Ирна схватила меня за руку и потащила в гостиную.
   – Ну, Ланс… ты стал такой серьезный, суровый мужчина. Как я вспомню, как ты пришел к нам в первый раз – настоящий цыпленок. Худенький, испуганный. А теперь и не узнать. Садись, и вот тебе кофе.
   Я сидел за круглым деревянным столом. Все было как раньше. Печенье хрустящее, тающее во рту, необыкновенно вкусное. Кофе крепкий и ароматный. Солнечные лучи, пробивающиеся через жалюзи, тени решеточкой на полу. За стеклянной перегородкой за циллосом в кресле сидела девочка, пушистый светлый шар волос временами слегка покачивался – одуванчик. Лилль… ей уже одиннадцать. И в отличие от своих беспутных братцев, она занимается физикой всерьез. Ирна проследила направление моего взгляда и пожаловалась.
   – Оттаскивать приходится от циллоса… это же ужас, ужас! Девочка ничем не интересуется, кроме подпространства. Ну, там математика еще… ну, элементарные частицы, там, космогония… Но пойти погулять – это мы ее просто выгоняем. Пришлось установить порядок – четыре часа за экраном, два на улице.
   – Может быть, она гений, – предположил я. Ирна кивнула.
   – Это точно. Я думаю, она решит проблему нуль-транспортировки.
   Я улыбнулся.
   – Тогда мы сможем разобраться с сагонами.
   – Не думаю, – вздохнула Ирна, – до их уровня нам еще очень и очень далеко. Ну, построим мы нуль-станции… хотя и это нереально. А они-то транспортируются усилием воли. Это же не люди, Ланс, это сверхлюди… Ну ладно, что мы все про сагонов…
   – А где Ларс? И Лисс? – спросил я.
   – Шибаги? Они сейчас живут в школьном общежитии. Решили стать самостоятельными, – пояснила бабушка, – оба готовятся к сдаче минимума. Собираются пойти в навигаторы, причем синхронно. Это что-то поразительное, они ближе друг к другу, чем близнецы. Хотя всего лишь погодки… Навигаторы… Это бандиты, не то, что Лилль. Целыми днями на ландерах гоняют… Боюсь, они себе шеи посворачивают, еще до первой практики. И откуда у интеллектуальных родителей такие дети?
   – Да уж, – сказал я скромно. Я и сам не интеллектуал, что тут сделаешь. Всего лишь ско…
   – А Кей в рейсе, – сказала Ирна, – вернется через месяц. Родители в длительной экспедиции. Я эту гениальную даму воспитываю…
   Я кивнул. Кей стал военным, в какой-то степени его работа тоже была научной, но все же более прикладной – разработка и испытание космического оружия. Кей всегда был серьезным мальчиком…
   В комнату из сада вбежал крупный рыжий песик, виляя всей задней частью туловища. Положил голову мне на колени. Я машинально погладил собаку.
   – Ты кушай печенье, Ланс… – Ирна подвинула мне вазочку, – ну рассказывай. Я слышала, ты побывал на Анзоре.
   Я уставился на нее.
   – Слухом земля полнится, – пояснила бабушка. – Дэн, не попрошайничай…
   Пес смущенно наклонил голову, но не ушел. Я незаметно сунул ему кусочек печенья.
   – Да, побывал, – признался неохотно, – ничего хорошего там нет.
   – Вот и я так думаю, – согласилась Ирна, – ну что, досталось там тебе?
   – Да уж, – я кивнул, – на полную катушку. Только и я дураком оказался. Еле выбрался.
   – Больше не полетишь туда?
   Я подумал.
   – Только если пошлют.
   – Ну да, ты у нас ско, прикажут, и пойдешь, деваться некуда. Но хоть ностальгия прошла?
   – Не знаю, Ирна… не знаю, трудно сказать.
   Я задумался. В самом деле… я не хочу больше на Анзору. Ни совсем переселяться, ни даже в гости – хватит, налетался. Но… вот как вспомнишь тропинку эту в лесу, или серые корпуса зданий – так снова защемит. Нет, это неизлечимо. И любого лервенца я все же понимаю лучше, чем квиринца. И это, наверное, останется до конца жизни. Эта боль не проходит. Ну что же, это не самое страшное, это можно перетерпеть.
   В коридоре вдруг послышался шум, пес выскочил из-под стола, глухо гавкнул и побежал навстречу входящим. Ирна сказала «а, это, наверное, Гер», и встала, но на лице ее возникло некоторое удивление… И действительно, в комнату вошел Геррин, а за ним еще какой-то высокий старик… смутно знакомый. Геррин сразу же облапил меня, поприветствовал, а я пытался вспомнить, где же я видел этого человека. Освободившись от объятий Геррина, я протянул ему руку.
   – Ара… Я Ланс Энгиро.
   – Ара… подожди-подожди, – прищурившись, старик посмотрел на меня, – у тебя же другое имя было… странное такое.
   – Ландзо.
   – Да! А я Акман, помнишь?
   Вот теперь я вспомнил. Однако память у пилота отнюдь не стариковская, столько лет хранить мое лицо, и узнать теперь, а ведь я здорово изменился…
   Старики на Квирине удивительно красивые. Это странно звучит, но факт. Правда, старость, собственно, и не проявляется во внешности так, как, например, на Анзоре. Вот Ирне с Геррином уже под девяносто, а у нас им дали бы ну пятьдесят. Так же и Акман, хотя я не знаю, сколько ему лет.
   Но все равно видно как-то, что человек пожилой. Стройная, худощавая сильная фигура, а в глазах – усталая, покойная мудрость. Таким был и старый пилот, стоящий передо мной. Через плечо у него висела гитара в чехле.
   – Акман. – Ирна обняла его. – Господи, сколько же я тебя не видела! Садись скорее! Гер, где ты откопал это чудо? Это же рак-отшельник.
   Она стала разливать мужчинам кофе. Акман снял гитару с плеча и прислонил ее к стулу. Пес шмыгнул под стол.
   – Этот рак и в самом деле стал отшельником, – сказал Геррин, – поселился, представь себе, в лесу… своими руками построил что-то типа хижины. В общем, дикарь.
   – Тогда тебе для полного антуража надо было бы переселиться, к примеру, на Скабиак, – заметила Ирна. Акман покачал головой.
   – Привык к Квирину.
   Он отхлебнул кофе и посмотрел на меня.
   – Ты изменился… Ландзо. Чем занимаешься?
   – Он стал ско, – с гордостью сказала Ирна. Акман улыбнулся.
   – Кто бы мог подумать…
   Мы пили кофе, и Геррин рассказывал об очередном проекте их лаборатории. Акман все больше помалкивал, и я тоже. Мне хотелось спросить, откуда они, собственно, знакомы. Но как-то не представилось случая. Наконец Ирна сказала.
   – Ну, раз уж ты с гитарой…
   Акман с готовностью взялся за инструмент.
   – Что спеть?
   – Что-нибудь новенькое, – прищурилась Ирна. Акман кивнул, подумал и сказал.
   – Недавно вот сочинил…
   И он запел, перебирая струны.
 
День ото дня
Все бессмысленней мы живем.
Который виток совершает моя судьба.
Когда надоест писать стихи ни о чем,
Тогда я пойму, что жизнь – это просто борьба.
Тогда, может быть, я пойму, что жизнь – борьба
Борьба за место под солнцем и за успех,
За деньги, за хлеб, за удачу и за любовь.
И в ней победит тот, кто пройдет дальше всех
По судьбам друзей и по трупам врагов.
Тот, кто пройдет по трупам друзей и врагов.
 
   Я вздрогнул. Мне стало как-то не по себе… Не знаю даже, почему. Может, потому что это я – лишь в последний миг остановился, чтобы не пройти по судьбам… да что уж там – по трупам друзей.
 
А ты не сумел,
Оказался неловок и слаб.
И вот ни любви, ни ветра твоим парусам.
Но вот ты стоишь –
Не воин, не царь и не раб.
И песню поешь,
Которую выдумал сам.
И песню с собой берешь, что придумал сам.
 
   Акман доиграл концовку. Ирна, внимательно слушавшая, вздохнула и сказала.
   – Что-то ты странно… непонятная какая-то философия. Разве жизнь – не борьба?
   – Смотря в каком смысле, – буркнул Акман.
   – Мне кажется, я понимаю, – сказал Геррин. Я опустил глаза.
   – Самое бессмысленное, – заметил Геррин, – это просить поэта объяснить его стихи. Он уже все в них сказал! Если ты не понял – это твои проблемы.
   – Золотые слова, – подтвердил Акман. Ирна коснулась его рукава.
   – А теперь давай-ка сыграй нашу любимую…
 
   И они запели хором все втроем, три старика, подсевшими, но еще красивыми голосами. Я слышал эту песню – древняя совсем, кажется, еще Эдолийская. Но не знал слов.
 
Она скажет – люблю, ты ответишь, ну что же, однако – прощай.
Время плыть кораблю, подчиняться рулю, меня ждет звездный край.
И за гранью огня, я, твой облик храня, буду помнить тебя.
А вернувшись, найду уж не ту, уж не ту, что оставил, любя.
 
   Интересно, что было связано у них с этой музыкой? Я вглядывался в глаза Ирны… Геррина… пилота. Многое связано. Мне никогда этого не узнать, даже если расскажут – просто не понять. Каждый проживает свою жизнь. И я никому не могу рассказать о том, что было со мной.
   Наверное, так и должно быть. Но кажется, что все равно есть кто-то, кто знает обо мне все. Знает, и помнит… и, наверное, любит меня. Пусть я и не встречу этого кого-то – просто знать, что он есть…
   Это слишком глубоко, чтобы можно было об этом сказать словами.
 
Она скажет – прости, будут клятвы пусты, не узнать нам сейчас,
Что нас ждет за чертой, за глухой пустотой, разделяющей нас.
И быть может, что я на земле, без тебя стану нервной, чужой.
Но твой облик храня, будут ждать сыновья новой встречи с тобой.
 
   Вскоре позвонили из лаборатории, и Геррин с Ирной вступили в какую-то малопонятную и ожесточенную дискуссию. Акман сказал «Пойду, посмотрю, как там у вас в саду». Я, подумав, двинулся за ним.
   Мы подошли к фонтану. Пилот с неясной нежностью рассматривал и поглаживал растения – твердые темно-зеленые листья аскара, нежнейшие лепестки тимской розы, вьющееся кружево традесканции…
   – Рассадили они кусты-то, – сказал он себе под нос, – ну и правильно… А что-то хибис в этом году не цветет, что ли?
   Услышав мои шаги, Акман обернулся.
   – А, Ландзо… Ну и как ты летаешь?
   – Хорошо, – я пожал плечами.
   – Нравится? Не женился еще?
   – Нет пока.
   – Ты… найди себе кого-нибудь, – сказал Акман, – а то, знаешь… когда-нибудь все равно перестанешь летать. И тогда…
   Я кивнул.
   – Видишь, я думал, мол, мне больше никто не нужен, никогда… Когда моя жена погибла, – пояснил он, – ну, дурак был. Летал много. Не до того. И вообще, знаешь, такой был романтичный. А потом как-то понял – кто-то должен быть рядом. Но поздно уже. Теперь – поздно. Да и привык я один.
   – Я не знал, что вы знакомы с Геррином, – сказал я осторожно.
   – Летали вместе, – сказал Акман, – шесть экспедиций. Он был руководителем. Каждый раз уговаривал меня вести корабль. Видно, привык ко мне.
   Он помолчал.
   – Давно это было, Ландзо.
   Я вдруг ощутил какую-то холодную пропасть. Между мной и Акманом. И моими стариками. Вот я – молодой и сильный, и в моих руках теперь корабли, и оружие, и сила, и слава Квирина. А раньше все это принадлежало им. Казалось бы, это должно нас сближать. Но все яснее, все четче разница между нами. Мне их не понять. Мне не узнать их жизни. Так же, как им не узнать моей.
   Но я их все равно люблю.
   И потом, они совсем не плохо прожили жизнь, и не плохо держали Квирин. И я должен их не подвести. Я должен оказаться не хуже.
   – Слышишь, как птицы… – начал Акман и умолк. Действительно – птицы звенели во всю весеннюю силу. Мы постояли и помолчали, слушая их.
   – Эй, эстарги, идите в дом. – Ирна подошла к нам, – что это вы уединились?
 
   Вскоре начались мои тренировки. Дэцин руководил моим обучением, и по-моему, оно было не менее круто, чем у команды Ноль. Например, рукопашным боем я занимался с самым настоящим хвостатым кронгом с планеты Кроон, или как они сами себя называют – скаржем. В результате, конечно, ходил в синяках. Зато мастерство нарастало день ото дня…
   Учились мы и еще всякому. Например, особенно много занимались тактикой информационной войны. Занимались психотренингом – довольно жуткая штука, основанная на дозированном использовании психотронного излучения, которое мне уже пришлось на себе испытать как-то. Так нас готовили к бою с дэггерами. Все это не входило в систему подготовки ско, и для меня было совершенно новым. Я занимался то с кем-нибудь из военных, то с самим Дэцином. Вскоре руководитель познакомил меня с отрядом – то есть декурией, которая называлась отрядом, поскольку исполняла особое назначение. Так была организована Дозорная служба, каждый знал лишь несколько человек, свой отряд, хотя в акциях, конечно, участвовало много народу.
   В нашу группу входили бывшие ско Данг и Лири Ро, Чен Дзиро, Арнис Кендо и его жена Ильгет, военные – Гэсс Равиньос и Мира Таринта, пилот высшей категории Иост Фэри, бывший спасатель Ойланг Эл-кин, Чен Дзиро, бывший спасатель Ойланг Эл-Кин, военные – Мира Альмаро и Гэсс Лет, и двое выходцев с Терры – Рэйли, новичок еще, и очень странная личность по имени Иволга. Ну и Дэцин тоже. Мы довольно много времени проводили вместе. Во-первых, совместные занятия, особенно на местности (нашей группе, кстати, принадлежало два десятка рабочих собак – для борьбы с дэггерами). Во-вторых, Дэцин, по-моему, как-то особенно старался нашу группу сплотить. Мы то забегали после учебы на пляж – искупаться, сыграть в мету, то заходили посидеть в кафе, то в выходные отправлялись за город, полазить по горам, переночевать у костра – вместе с семьями, с детьми (у кого они были, разумеется)…
   Мне снова не хватало времени. Только теперь это было как-то иначе – весело и легко. Интересно. Мне хотелось жить. У меня было очень много друзей. Вся наша группа… и старики… и Валтэн, вернувшийся из санатория… и еще я часто заходил в гости к Герту.
   И еще я снова перечитал Библию, уже совсем по-другому, и стало во мне зреть странное и глубокое решение.
 
   Хорошо, когда твоя работа выпадает на зимние месяцы. Хорошо возвращаться на Квирин весной и все лето жить в Коринте, купаясь, бродя по лесам, да и Набережная в теплое время года куда оживленнее.
   Хорошо, даже если приходится тяжело тренироваться. Даже если знаешь, что это лето может стать и последним твоим летом. Об этом просто надо научиться не думать. Мы все уже это умели. Давно.
   Мы брели по Набережной, возвращаясь с тренировки – я, Рэйли, Мира и Чен. Чуть впереди нас, напряженно держа хвост над мостовой, вышагивал наш тренер, молчаливый скарж по имени Айронг. Как только мой взгляд падал на него, немедленно начинало болеть ушибленное сегодня плечо. Мира и Чен ожесточенно спорили о том, генетически ли обусловлены боевые способности скаржей.
   – А ты как думаешь, Айронг? – спросил Чен, смуглый высокий уроженец Цергины. Скарж обернулся.
   – Вы о чем?
   – О скорости реакции, к примеру. Вот как посмотришь на тебя, так сразу кажется, что у нас она жутко медленная.
   Айронг медленно пожал плечами.
   – Я проводил в додзе все дни, начиная от времени, когда научился ходить. Трудно сказать.
   – Вот видишь, так что волокна здесь ни при чем, генетикой это не обусловлено – сказала Мира Чену. Мы подошли к большой компании, сидящей прямо на мостовой, вокруг уже собралась толпа зевак. Пели, по недавно возникшей моде, лимерики.
 
Как-то вечером в «Синей вороне»
Пели песни ребята из СКОНа.
И солист так старался, что народ разбежался
В этот вечер из «Синей вороны».
 
   – Точно, – шепнула Мира Чену, бывшему ско, – бандиты натуральные. Чен фыркнул и отвернулся.
   – Что поделаешь, – сказал я, – с кем поведешься, от того наберешься. С кем уж мы на работе общаемся…
 
Два спасателя на Скабиаке
Потеряли в саванне собаку.
И все ночи и дни след искали они
Розыскной первоклассной собаки.
 
   Мы расхохотались, потому что только вчера на полигоне Ойли искал своего пса, который слишком резво пошел по следу без поводка.
 
Как-то дэггер в системе Изеле
Встретил ско в состояньи похмелья.
И от ужаса дрогнув, улетел биоробот
Поскорей из системы Изеле.
 
   – Классно! – воскликнула Мира, – нам бояться нечего. У нас пол-отряда ско…
   – В состоянии хронического похмелья, – добавил Рэйли.
   Мы двинулись дальше, подошли к тому месту, где главная аллея, уходящая в Бетрисанду, вливается в Набережную. Скарж остановился.
   – Мне сюда, – сказал он. Мира пожала ему руку.
   – До послезавтра.
   – Я, пожалуй, тоже пройду здесь, – я вспомнил, что хотел еще зайти в театр «Рисанга», где играла Сэйн. Ребята попрощались со мной. Я двинулся вслед за Айронгом. Честно говоря, мне еще не случалось оставаться со скаржем наедине, и я не знал, о чем с ним говорить. Он уж слишком молчаливый… И вообще не такой, как мы. Скарж. На мощных мускулистых руках прицеплены саи – национальный вид оружия.
   Неожиданно скарж повернул ко мне голову и заговорил сам.
   – Ландзо. Я слышал, что ты эмигрировал на Квирин с другой планеты.
   – Да. С Анзоры, – я невольно стал подражать лаконичному, словно рубленому стилю Айронга. Он наклонил голову, непонятно, что желая этим сказать.
   – Ты давно живешь здесь?
   – Почти семь лет. А ты?
   – Недавно, – сказал Айронг, – меньше одного года. Тебе не удивительно здесь?
   – Сейчас уже нет, – ответил я честно. Мы вошли под широкую древесную арку и очутились в Бетрисанде.
   – А тебе удивительно? – спросил я. Айронг кивнул. У меня внутри все трепетало. Я, честно говоря, даже не ожидал, что скарж со мной разоткровенничается – хотя бы так. Видимо, это у него от полного одиночества, он, вроде бы, здесь совсем один живет, без своих. Я боялся спугнуть эту его неожиданную откровенность и в то же время хотел продолжить разговор.
   – А что тебя удивляет здесь?
   – Вот вы, например, – сказал скарж, – видишь… у вас нет никакой воинской культуры, никакой духовности…
   – Как это нет духовности? – обиделся я, – у нас пол-отряда в христианской церкви состоит, это что – не духовность?
   Скарж покачал головой.
   – Я не о том. Я о воинском состоянии духа. У вас этого нет. А ваша церковь, сколько я знаю, учит совсем другому.
   Я вспомнил Герта и усомнился в словах скаржа. Хотя, с другой стороны, действительно… не убий… подставь левую щеку… Это тебе не скаржская вера в Вечного Дракона и во что-то там еще.
   – Да и не связана никак ваша церковь с вашей работой, – продолжал скарж, – у нас же все пронизано воинским духом, все воспитание, с раннего детства, вся жизнь.
   – Ну что ж, – философски сказал я, – все народы живут по-разному.
   – Я бы сказал… только не обижайся… вы скорее на наших краалов похожи.
   – А что, это должно быть обидно? – удивился я. Скарж неопределенно покачал головой.
   – Ну… у нас это бы считалось оскорблением. Но это, конечно, наша специфика, – поспешно добавил он. Потом подумал и сказал.
   – Вы все разные. Очень разные. Но вот этот ваш образ жизни… общий… он не способствует, как мне кажется, росту воинского духа.
   Я подумал, что на Анзоре у нас очень даже воспитывали этот самый воинский дух. А как его здесь воспитывают – я не знаю.
   – Ну и что же тебя удивляет? – спросил я.
   – То, что вы – самая сильная в военном отношении цивилизация Галактики. То, что вы, я говорю о вашем отряде, собираетесь воевать с каким-то очень сильным противником.
   Мне стало как-то не по себе. Меня будто обвинили в некомпетентности, и что самое смешное, скарж не так уж неправ. Мы по сравнению с ним не очень-то владеем рукопашным боем. Даже наши мастера – Арнис, Гэсс, Мира, Иволга. Да уж, куда нам… как мы можем браться за такие дела.
   Я посмотрел на Айронга.
   – А ты вступай в наш отряд, – сказал я, – и иди воевать с нами. Тебя возьмут, я думаю. Не откажут.
   – У меня свой путь, – неторопливо ответил скарж. Я кивнул. Действительно. У каждого свой путь. У нас, например – воевать с сагонами. Что тут сделаешь? Если мы не умеем чего-то – надо учиться. А если учиться уже поздно…
   Да чего стоит все хваленое воинское искусство этого скаржа, все его навыки и умения, и реакция, и даже владение своим телом – рядом с Цхарном? Скаржи так же легко становятся эммендарами и добровольными слугами сагонов, как и люди… прецеденты известны.
   А что поможет нам? Что поможет мне, когда я окажусь рядом с Цхарном?
   Честно говоря, не знаю и понятия не имею. Но не идти все равно нельзя. Иначе рано или поздно Цхарн придет сюда.
   – Мне жаль, что не удается… не удастся дать вам владение своей… э… энергетической основой, – похоже, скарж с трудом подобрал слово на линкосе, – у нас нет времени на серьезные медитации. И ваши наставники попросили меня давать побольше конкретных практических приемов борьбы, но это наивно, они не понимают, что суть совсем в другом.
   – У нас мало времени, – сказал я, – видимо, поэтому. А что, Айронг, на самом деле все так ужасно? Мы совсем никуда не годимся?
   Скарж слегка улыбнулся.
   – Да нет, Ландзо, почему же…
   По-моему, он это сказал из вежливости. И тут же заговорил снова.
   – В северных горах Кроона… а я родом оттуда, Ландзо… есть мудрые, знающие Путь. Пойми, драки – вовсе не главное. Наши сурги творят чудеса… то, что вы называете телепортацией, предвидение будущего. Настоящее владение энергетической основой дает всемогущество.
   – Сагоны вот тоже всемогущи, – согласился я.
   – Сурги не похожи на сагонов, – возразил Айронг.
   – Это реально помогает вам сопротивляться сагонам? В вашей истории были случаи успешного сопротивления? Вообще ты уверен, что вот эти сверхспособности, владение основой – помогут?
   Айронг долго молчал. Потом спросил.