Страница:
— Сказала — пойду, значит, пойду. — Вийка упрямо вскинула подбородок. — Может, еще и отобьюсь…
— Виюшка…— прошелестел Янко.
— Крокодилица, прости господи! — пыхнула трубкой Варвара. — Не пушшу!
У Вийки нервически задергался уголок рта, совсем как у тетки Розы. Мы поняли, что пора вмешаться. Но что мы могли сделать?
— Девица Михайлина! — зашептал Виталис мне на ушко. — Идти на кладбище следует вам, а не Вийке. Так нужно…
— Мне одной?! — завопила я на всю избу.
— Нет, можете взять остальных, если согласятся, но вы — самая сильная…
Так, понятно. Опять я и опять… Впрочем… Я глянула на тихо кашляющего в углу Янко и бледную Вийку и замялась. Картина, конечно, трогательная, но неужели я чем-то могла помочь? Я даже ужасы смотреть по телевизору боялась, всего «Графа Дракулу» просидела под одеялом, боясь и ресничку высунуть. Что ж делать, как мне справиться с толпой упырей?
Полина решительно отодвинула тарелку и громко заявила:
— Чего за проблемы-то? Мы и пойдем с упырем на стрелку, а вы, гражданочка, в вашем-то очевидном положении (Виска слегка зарумянилась) сидите дома и пейте валериану.
— Чтой-то она говорит? — Вийка всплеснула руками. — Как же я вас пущу-то, вы ж еще дети малые!
— Обижаете, тетенька! — Тяпа прислонился к стене и похлопал себя по круглому пузу. — Я еще ходить не умел, а такое отмачивал, что мать моя орала: «Это не ребенок, это акуленок!»
— Но это же УПЫРЬ! С ним сложно справиться даже очень сильному колдуну!
— Настоящие упыри, — изрекла Полина, вставая, — работали в моей школе. И я вышла оттуда живая и даже местами здоровая. Так что ваших-то мы быстро на лопатки откинем…
Сюнневе педантично составила посуду на столе в одно место и сказала:
— Ми здесь неспроста. У меня совсем не осталось силы, но я по-прежнему вижу… Ми должны пойти.
— Мы идем вместо вас, тетя Вия! — Я даже встала, осознав торжественность момента. — Только… у нас нет ничего, дайте нам хоть соли, чтобы круг очертить.
Вийка еще попыталась нас отговорить, но было видно, что делает она это только по необходимости. В самом деле, на ней сейчас держался весь дом, да и, кажется, она и вправду… беременна, а мы… но ведь неспроста же нас сюда забросило. Сюнневе вообще держалась с потрясающим спокойствием. Обшарив полки чулана, финка выгребла оттуда все нужное, старательно увязала в мешочки и вообще та-ак приготовилась, что мне даже стало завидно. И откуда она все знает? Ведь пропала девятнадцатилетней девушкой, неужто на каких-нибудь курсах для ведьм все сорок лет училась?
Натягивая какое-то Вийкино платье (не думаю, что упыри оценят халатик с кислотными окуньками) и раздолбанные башмаки, Сюнневе нас поучала:
— Упыря не бояться, пока мы в круге, он нам ничего не сделает. Микелина его только чуть-чуть стукнет психокинезом, чтоб залез обратно и не показывался. А я заговор отводящий почитаю… Дан и Ян,нэ вздумайтэ его ловить и в мешок класть!
— А че, нельзя, что ли?
— Дома в зоопарк загоним!
— Бабла срубим…
— Предкам подарок к годовщине свадьбы купим…
— А то отец знаешь что мамке готовит…
— Ой, обмочиться со смеху…
— «Камасутру» на латынь переводит…
— И перевод все время на диване забывает…
— Мамка, когда в первый раз увидела, хохотом чуть все стекла в доме не повыбивала…
— Прикинь, как патер мучился с подписями к картинкам?
Я представила себе, как дядя Алексиус, в своих вечных очках и пушистых тапочках с осликами, с высунутым языком корпеет над «Камасутрой», обложившись русско-латинскими словарями… То-то тетку последнее время ни с того ни с сего на хохот пробивает!
На дворе меж тем уже основательно стемнело, да и похолодало. Вийка, кутаясь в теплый вязаный платок, вышла нас проводить до калитки.
— До кладбища недалече… налево до околицы, а там по тракту. По правую руку рощица, а за ней и погост. Ох, чада малые, боязно мне вас отпускать. Ну как с вами что случится?
Мы старательно успокоили Вийку, хоть самим было страшновато. Спокойнее всех держалась Сюнневе. Можно подумать, всю жизнь с упырями разбиралась…
Стоило нам отойти от дома, яркими фонариками засияли наши Помощнички.
— Во что детей втягиваем?! — орала какая-то Юлия.
— Молчи, мартышка, сказано — вести на кладбище…
— Чтобы сразу закопать было где? — Это Полина храбрится.
— Давайте проясним ситуацию. — Это Ула, ярче всех светясь, размахивает своим талмудом. — Значит так, что на кладбище произойдет — нам неизвестно. Но этот упырь не такой уж и простой, так что будьте начеку. Главное — его разговорить…
Полинка хмыкнула:
— Ага, за жизнь перетрем… Что это у вас, товарищ упырь? Ух ты, вторая степень разложения и воняете соответственно… дезодорантик могу присоветовать!
— Так я не понял, он нас кусать будет или нет? — подал голос Тяпа (или Липа, фиг в потемках разберешь, гнусят одинаково).
— Упырь — это не обязательно вампир, — наставительно произнес Ула. — Упырем в России называли ожившего мертвеца, при этом сами по себе упыри из могилок не выскакивают. Для этого надо их позвать, что и сделала нечаянно ваша, Мишенька, родственница. Иногда упыри могут нападать на людей, но это если они слишком долго бродят по земле… и, скажем так, проголодались.
Ой, не надо! У меня коленки и так заходятся в мелкой дрожи. Нет, не получится из меня ведьма — мне уже сейчас в обморок хочется хлопнуться. Вон Сюнька, энергии — пшик, зато храбрости выше макушки.
— При этом странно то, что упыря ваша родственница специально не звала, — продолжал Ула. — Может быть, за всей этой ситуацией стоит нечто большее, чем банальное упыриное одиночество… Вам нужно быть крайне осторожными, особенно тебе, Миша. Нужно помнить о Черных Инквизиторах…
то вроде задушевной беседы. Жаль, что силы у меня не осталось. Но я сама так решила, теперь нечего плакать и хватать себя за косы. Зато я, смогу прожить еще одну жизнь. И прожить ее нормально. А этого стоит вся моя сила…
Микелина, конечно, еще маленькая. В ее-то годы обрести такой дар — это слишком серьезно. Помню сама, как орала, когда карты начинали со мной разговаривать…
Забавный рыжий крепыш в веселых штанишках что-то говорит о Черной Инквизиции. Ну с этой-то организацией я успела хорошо познакомиться, слабые места и y них есть, сладить можно. Только бы Микелина не растерялась… Безее силы мне не выстоять.
Смешные они, все эти ребятишки. Такие боевые, особенно Полина. С нее станется еще самой пощупать упыря, проверить — настоящий ли… А за братьями вообще глаз да глаз нужен, по-моему, они всерьез обдумывают план похищения упыря с последующей продажей. Интересно, они думают о чем-нибудь еще, кроме как заработать деньги и досадить Микелине?
Паоло весьма некстати занервничал, шепча мне на ухо:
— Синьорина, ты опять нарвешься! Ох, чует мое сердце — нарвешься! О Мадонна, а мне опять по морде надают!!
Нервный он, мой Паоло, истеричный не в меру. Одно слово — итальянский темперамент. За что мне его подобрали? Нет чтоб дать спокойного финского парня… Как вспомню, какие сцены он мне закатывал, пока мы с ним от этих охотников на ведьм улепетывали! Правда, когда его поймали, мне стало даже скучно…
Показалась луна. Ну хоть какое-то освещение… давно уже на Вальпургиеву ночь я не видала луны. Эта, правда, какая-то странная, вся в красных пятнах, как младенец в краснухе. Говорят, что кровавые пятна на луне — плохой знак, но я этому верить — не склонна. Папочка после контрабандной водки и не такое видел: и синие руки на стенах, и глаза на потолке…
И даже собачий вой, такой дружный и слаженный, ни о чем не говорит…
— Сюня! — всхлипнула Микелина, подбираясь поближе и хватая меня за руку. — Сюнь, это волки?
— Милая, — спокойно ответила я, осторожно отцепляя ее потную ручку от своего локтя, — настоящие волки уже бы тебя обгладывали. Они воют, так сказать, после… А это, похоже, окрестные псы на луну собачатся.
— Луна в кровавых пятнах! — продолжала Мика.
— В глазах рябит, деточка, — отрезала я. Не хватало еще детей пугать… По правую руку, как и говорила Вия, постепенно нарисовалась рощица, в глубине которой недвусмысленно так темнели кресты… Микелина повисла у меня на руке обморочной треской. Я встряхнула девочку:
— Соберись! С такой-то силой, как у тебя, бояться нечего…
— Я так и не поняла. — Это Полина, ее бодрый голос. — Мы чего делать-то будем? Бац-бац, наваляем упырю в табло? Какой там вообще сценарий?
— Посмотрим, — серьезно ответила я. — Главное — никому не выходить из круга…
Кладбище оказалось достаточно большим. По крайней мере, кресты торчали кругом, куда ни кинешь взгляд, и терялись далеко во мгле. Идя по следам колес и ориентируясь на развороченные ограды и сломанные кресты (это Вия улепетывала от толпы мужиков), мы наконец отыскали могилу некоего… Федора Костомарова — кажется, именно это имя называла Вия. Могила выглядела почти заброшенной, надпись на плите читалась с трудом, крест вообще уныло клонился на сторону, и, если бы не подозрительно свежие кучки земли вокруг, я бы решила, что мы ошиблись.
Не мешкая, я принялась сыпать соль по кругу. Круг решила сделать достаточно большим. Знаю я этих деток, сейчас стоят, а потом — ой, ноги затекли, ой, а можно на плитку присесть, ой вредная Сюнька, чего жилплощадь такую маленькую нарисовала… Соли хватило впритык, но хватило. Разбросав вокрут семена папоротника (на всякий случай, они покойника с пути собьют, заморочат, если вдруг удирать придется), я еще раз окинула взглядом круг. Вроде все нормально, круг замкнут со всех сторон… Теперь только ждать.
Помощники сбились вокруг нас, ярко мерцая. От этого было почти светло, по крайней мере, нужная могила была достаточно ярко освещена.
— Что теперь-то, Сюня? — робко спросила Мика, по-прежнему пытаясь схватиться за мой подол.
— Ждем! — Я, скрестив ноги, уселась на мешок. Холодновато, конечно, но что-то мне подсказывало, что ждать придется долго…
Дан и Ян, не раздумывая, хлопнулись на землю рядом со мной. Полина и Мика остались стоять… Жупик подумал и заполз ко мне на колени, без ошибочно определив самое теплое и уютное местечко.
Луна медленно пятнела, вот уже и весь диск багрово-красный, как хороший помидор. Воздух пропитан сыростью. Интересно, почему это на кладбищах всегда какая-то влажность ощущается? И ветер какой-то неприятный, щекочущий, и листья шуршат, так отвратительно похрустывая. Кресты скрипят, собаки вдалеке воют — в тишине посидеть не удастся.
— Может, анекдоты потравим? — неуверенно предложила Полина. — А то ждать неизвестно сколько…
— До полуночи еще часа полтора, — вмешался рыженький земляк. — Не думаю, что мертвяк раньше наружу полезет. Им тоже законы жанра соблюдать надо… Ночь сегодня антуражная, вполне подходящая.
— В такую ночь, — мечтательно продолжила одна из Юлий, — фессалийские[8] колдуньи слетались на оргии…
— Или собирались на кладбищах… — Чтобы прикусить язык мертвеца… — И передать ему послание для владыки мертвых Плутона…
— Несчастные дурочки…
— Половина из них умирала от заражения крови…
— И несоблюдения правил гигиены…
Мика заверещала. Дан и Янпокатились со смеху.
— Не пугайте девочку, вы, римские кликуши! — строго сказала я. — Лучше расскажите что-нибудь более нейтральное. Может, песню кто споет?
Земляк с готовностью вытащил нечто похожее на удлиненные гусли.
— О! — завопила Полина. — Улька ща про горячих скандинавских пацанов волыну заведет!
— Тебе что, не понравилось в прошлый раз? — обиженно спросил… Улька. (Что за имя для такого большого мужчины?!)
— Понра-авилось! — закивала Полина. — Там такая веселуха была, прикиньте, Ула
конкретно расписывал, кто, когда и кому и каким образом по морде надавал! Там
столько экспрессии! Но, Улик, а про чего-нибудь другое ты петь умел?
Ула засопел, пощипывая струны.
— Вот… может, это? — наконец предложил он и затянул чуть в нос, но приятно…
Как-то утром могучий Тор проснулся…
До хруста зевнул сын Йорд[9], потянулся…
И затряс волосами, застучал бородою,
Молота не найдя рядом с собою!
Вот так собаки, вот прыткие нерпы…
Увели, не оставив даже серпа!
Ну а кто же такой смелый?
Йотун[10] Трюм, от наглости ошалелый!
Кликнул Тор Локи, сына Лавейи,
Тот ушлый ас, тот все умеет!
Погнали к Фрейе, пали в колена:
Дай, асиня, нарядец волшебный!
Слетаем к Трюму, пошукаем трошки,
Не надо ли йотуну перебить ножки?
Полетел Локи, шелестя крылами,
Полетел к йотуну и йотуновой маме…
Йотун сидит, важничает,
С мужиками бражничает…
Ты ли йотун, ты ли рог Аудумблы[11],
Стырил молот у Тора из тумбы?
Я, говорит наглый йотун,
Я взял молот, да, типа, и вот он.
Пока Фрейя мне женой не станет,
Молота никто не достанет…
Полетел Локи, шелестя крылами,
Обратно к Тору и Йорд, его маме.
Тор тряс волосами и стучал бородою,
Щелкал зубами, крутил головою…
Нет, не пойдет за йотуна Фрейя,
Надо мозгами шевелить скорее.
На Тора надели наряд невесты,
В таком виде и топал до места…
Трюм увидал, глядит больным окунем,
Мощна что-то Фрейя для йотуна.
Хитрый Лавейсон вокруг лисой вьется,
Ой да невеста, мол, ждет не дождется…
Только подарок давай сюда, суженый,
Молоток нам в хозяйстве ой как нужен…
Развесил тут уши глупый йотун,
Тащит молот, вот он, вот он…
Тут невеста-то скок из платья,
Как хватит-йотуна и йотуновых братьев!
Ох ужо вам, потомки Имира[12],
Еще у меня вы запросите мира…
Так вернул себе потомок Йорд молот,
А Скальда Недобитого мучает голод,
Отдайте хоть мясом, хоть деньгами,
А по ребрам не надо сапогами…—
плачущим выкриком закончил свое повествование рыжий скальд.
Дети лежали вповалку, корчась от хохота. Даже я улыбнулась. Забавно все расписал певун, да и сыграл недурно…
— Во, Уличек! — вопила Полина. — Умеешь же, рыжий мух!
— Очень интересное вольное переложение песни о Трюме, двенадцатый век, если я не ошибаюсь, — вставила Мика. — Кажется, это поздний слой эддических песен…
— Какой там слой, — засопел Ула. — Ее все так и пели, эту песенку-то. А переписчик вредный попался, ханжа, облагородил по мере возможности…
Глаза у Микелины стали как две зеленые фары (в том смысле, что большие и круглые).
— Да-а?! О, но… тогда это представляет большой научный интерес… Я должна это записать!
— Лежи, где лежишь…
— Не грузи ученостью…— загундосили Дан и Ян.
— Огрызки! — прошипела Микелина.
— Может, сменим тему, — вмешалась Полина. — Вот, вдруг кто еще чего споет или станцует, хоть хип-хоп с выходом? Ула, сколько у нас там еще времени?
— Где-то с час…
— Ну так чего, еще самодеятельность какая будет? — вопросила капризно Полина. — А то я уже так замерзла, что прямо сама готова позвать этого… тухленького из-под земли.
Мелодично зазвенели струны лютни. Переливчато светясь и помогая себе румянцем в обе щеки, в круг вылетел Помощник Микелины, тоненький мальчик в белом. Кажется, его звали Виталисом…
— Могу спеть…— признался он. — Если хотите…,
— Идет, чувак, — милостиво кивнула Полина. — Давай, зажги, порви зал! Но предупреждаю, если че не так — вырубаю быстро!
Виталис провел изящными пальчиками по струнам, сделал мечтательное лицо… Полилась прекрасная мелодия. В унисон заскрипел крест на могиле Костомарова, зашуршала земля…
Ах, в пухлых пальчиках резвушки Греты
Скрываются все прелести планеты…
Как ловко она режет колбасу,
Сейчас ее схвачу и унесу…
Из темноты раздалось вдохновенное подвывание. Виталис осекся и потух. Мы резко развернулись…
— Чего, и все? — кашлянув, осведомился покойничек и стеснительно признался: — А мне так занравилось…
— А мне тоже, — не растерялась я. — Вить, а Вить, ну-к обскажи подробнее, чего ты там с этой фройляйн собирался мутить?
Молчание. Я воздела очеса к небу. Виталис обморочной белой тряпочкой колыхался на соседней ветле. Чудеса, да и только — покойник покойника испугался…
— Извини, мужик, про Грету попозже… А-а ты чего вообще вылез-то? У вас, гражданин, время-то после двенадцати!
— Да знаю я, — потупил глаза предполагаемый упырь. — Только вы тут пели так хорошо, я и полез послушать. Скучно там знаете как… Ну иногда в гости к кому схожу, а так все лежу… большей частью. Левая пятка только отвалилась… Меня и проведывать-то никто не ходит… Я так обрадовался, думал, вы специально для меня поете… А что та молодка-то не пришла, уж до того хороша бабенка! Я своих свистнул, мы всех душегубов-то погнали, а она вона как все повернула…
— Заболела она, смекаешь? — принялась выкручиваться я. Простудилась, голос пропал… ну как бы она тебя молча бы развлекала? А тут мы в гости приехали, она и попросила, мол, не в службу, а чисто типа сердечно с тобой посидеть!
Упырь задумался, посопел:
— А чего круг нарисовали? А папоротник зачем рассыпали? А ведьм зачем привели? У-у, горят, горят глаза-то, как у кошек!!! Тьфу, бесовки!
— Э-э, дядя, ты сам-то рули, не тормози! — влез Данчик (или Янчик).
— Охрана-то какая-никакая нам нужна…
— А ну как ты нас есть станешь…
— Кусать за всякие места…
— А мы еще молодые…
— Нерожавшие…
— Янчик, чего несешь-то, сандаль оторванный?! (Громким шепотом )
— Не знаю, но это всегда прокатывает! (Таким же шепотом.)
— Чем? — прервал нестройное гудение покойник. — Чем мне вас кусать прикажете?
Мужик ощерился щербатым ртом, в котором сиротливо колыхались два коренных зуба. Действительно, дяде давно пора на протертые супчики переходить…
— Нема зубов-то! — пожаловался покойник. — Половина от цинги вывалилась, вторую половину жена моя, Манка Поросиха, мне вилами повыбивала. У-у, дурища! Не видели вы мою Манку-то? Еще та прохиндейка, прости господи! Думает, не знаю я, что среднего нашего, Харитошу, она от заезжего арапа родила. Обгорел на солнышке он, как же… Посреди зимы ить родила, какое там солнышко! Да и чернявых у нас в роду сроду не бывало… Ну, будете вы меня развлекать или нет?
— А тебе чего нэ спится? — спросила Сюнневе. — Все ваши вон тоже бродят по округе… Чего стряслось-то?
Покойник вдруг боязливо оглянулся, поежился:
— Ох и не знаю, красавица, не ведаю… Лежали мы себе тихохонько, души наши летали себе… Вдруг слышу, кличет кто-то. И сила неведомая меня из-под земли тащит! Странно так, душа-то уже давно наверху, а вот поди ж ты… Стоит человек странный, в темном плаще, улыбается так недобро… Чего он сделал — не помню, только с тех пор нет мне покоя. Украл он что-то у меня из могилки-то, вот и не могу я упокоиться— с миром. А случилось это давно, я и остыть еще не успел в могилке-то… А намедни мужики приходят, много их пришло. Хотяевские все, знакомцы. Только синие все, распухшие, вода с одежек ручьями бежит… Воют страшно, говорят, пойдем, Федя, с нами, его найдем, хоть морду набьем… Украл он наш покой, нету мира нашим душенькам, ох, горе горькое…— Упырь пригорюнился, зашмыгал дырками, оставшимися от носа.
— Кто украл? — приподнялась Сюнневе. — Проповедник тот?
— А не ведаю, девонька, они того и сами знать не знают. Горе, бают, великое на том человеке, злоба вселенская. А лет ему ой как много, потому как помереть не может…
Упырек все оживлялся, входил в роль. Оседлав крест, он замахал кулаками, завыл:
— Э-эх, похерил я жизню за копеечку!.. Хоть вы со мной посидите, не бросайте, ноченька-то сегодня какая!
Круглый и жирный, как масло, диск луны плавно пересекла тень женщины с распущенными волосами верхом на метле. Послышался игривый хохоток, и тень исчезла.
— Аринка Косая на шабаш полетела, — со знанием дела прокомментировал упырь. — Каждый годок ее вижу. Опять ведь не долетит, бедовая. Как обычно, в Липатовцах навернется… Ну так что, может, еще чего споете? Дюже душевно малец-то выводил…
Мы все злобно покосились на Виталиса, пребывавшего в глубоком параличе.
— Отрекусь! — злобно прошипела Мишка.
— М-м, дядь, ты не обессудь, пацанчик типа в творческом отпуске… Вот, может, мы чего сообразим?
На первый план решительно выперлись Юльки. Размахивая свитком, Юлия Секунда заявила:
— Я…
— Мы…
— Я и сестрица продекламируем вам отрывки из трагедии «Федра»! Сюжет избитый, переложение наше…
Юлька Первуха приняла томную позу, опершись на жезл, Юлька Вторая развернула свиток:
— Роли исполняют: Федра — Юлия Прима Макакция, кормилица — Юлия Секунда Макакция, остальные по очереди, как придется.
Мишку вдруг скорчило. Да, точно, помню, как она на Новый год страдала над этой самой «Федрой»…
Кормилица, поди сюда, родная,
Сижу и слезы лью, стеная…
Я в пасынка влюбилась, в Ипполита…
Утечь меня, о старое корыто!
Не надо убиваться недостойно,
Обделаем все тихо и пристойно…
Обманом завлеку я Ипполита…
— Не-э, — зевнул упырь, махнув рукой. — У нас барин, помню, любил такой театр показывать. Всех крепостных сгонял обычно… Насмотрелся я этакой тягомотины…
Юлии обиженно испарились, что-то ворча о том, что плебеи все равно не поймут высокого искусства. Я яростно заскребла репу, придумывая, что бы еще такое выкинуть. Со стороны, конечно, представляю, как сюрреалистично все смотрелось. Толпа духов сверху и неплохая тусовочка снизу пытается развлечь полусгнившего упыря. Надо это нам, а? Он вроде чувак мирный, зубами не клацает, сам весь пацифист такой…
Жупик вдруг закрутил лысой головой, вытянул морду вверх и деликатно так пару раз тявкнул. Мы тотчас же задрали головы кверху… ОГО! Вот это спецэффекты… Пятна на луне расползались багровыми потеками, как будто кто банку с вишневым вареньем грохнул… Вот бордовая лужица расползлась во все стороны, совершенно закрыв уютный сырный цвет. По кладбищу поползли дымные красные тени… Так, это что за непристойные намеки, я вас спрашиваю? У них что — до двенадцати территория как кладбище функционирует, а после как район красных фонарей?! Нехилый наезд…
Жупик опять тявкнул, возвращая нас на землю. Мы огляделись. Упырь неожиданно исчез, впрочем, как и все наши Помощнички. Вшестером мы растерянно толклись на небольшом пятачке земли, обнесенном солевой оградой.
— Нэ понимаю…— озадаченно протянула Сюнневе. — Что-то… Здесь какая-то ловушка… Будте осторожны…
— Сюнь, может, пойдем, а? — постучала я финке по плечику. — Вон мужика как от римского театра скрючило, сам отвалил на фиг! Все,миссия выполнена, можем грести валенками к Вийке с чувством исполненного долга!
Но Сюнневе задумчиво трясла рыжими косами и потирала лоб, изображая при этом на личике всю небогатую эмоциональную гамму. Перестраховщица, что с нее возьмешь…
Рядом с крестом что-то затемнелось, зашевелилось… А-а, упырюга в буфет отлучался, типа на антракт. Или в мужскую комнату — галстучек поправить, косточки поддернуть.
Но в красном свете луны рядом с крестом стоял вовсе не упырь. А один оч-чень знакомый нам молодой человек.
— Ленька! — выкатила я красивые глазки. — Ты откуда?!
Леонид стоял, безумно озираясь по сторонам, переступая с ноги на ногу. При этом раздавалось странное позвякивание.
— Ребята…— наконец выдавил он. — Где я? Что… вообще случилось?
Выглядел он уже не так свеженько, как при первом знакомстве. Джинсы выпачканы, рубашка вообще отсутствует, открывая нашим жадненьким взорам накачанный торсик (м-м, сможет ли мой Васенька подняться до таких высот… широт…), волосы растрепаны… На ногах зачем-то цепь чугунная!!! Это я разглядела, когда он подошел поближе. Причем скован пацан был странно — за большие пальцы ног.
— О мама-пилорама! — завопила я. — Лень, ты где так потусил мощно?!
— Вам больно? — запищала подружка.
— Обычай сковывать за большие пальцы ног…— Сюнневе вдруг решила переквалифицироваться в энциклопедиста и порадовать нас небольшой лекцией, но мы ее не дослушали. А жаль…
— Да, пацан, а у нас даже и плоскогубцев не валялось!
— Может, пошарить по периметру?
— Дебил, думаешь, кому в могилку набор «Юный техник» подсунули?!
— Виюшка…— прошелестел Янко.
— Крокодилица, прости господи! — пыхнула трубкой Варвара. — Не пушшу!
У Вийки нервически задергался уголок рта, совсем как у тетки Розы. Мы поняли, что пора вмешаться. Но что мы могли сделать?
— Девица Михайлина! — зашептал Виталис мне на ушко. — Идти на кладбище следует вам, а не Вийке. Так нужно…
— Мне одной?! — завопила я на всю избу.
— Нет, можете взять остальных, если согласятся, но вы — самая сильная…
Так, понятно. Опять я и опять… Впрочем… Я глянула на тихо кашляющего в углу Янко и бледную Вийку и замялась. Картина, конечно, трогательная, но неужели я чем-то могла помочь? Я даже ужасы смотреть по телевизору боялась, всего «Графа Дракулу» просидела под одеялом, боясь и ресничку высунуть. Что ж делать, как мне справиться с толпой упырей?
Полина решительно отодвинула тарелку и громко заявила:
— Чего за проблемы-то? Мы и пойдем с упырем на стрелку, а вы, гражданочка, в вашем-то очевидном положении (Виска слегка зарумянилась) сидите дома и пейте валериану.
— Чтой-то она говорит? — Вийка всплеснула руками. — Как же я вас пущу-то, вы ж еще дети малые!
— Обижаете, тетенька! — Тяпа прислонился к стене и похлопал себя по круглому пузу. — Я еще ходить не умел, а такое отмачивал, что мать моя орала: «Это не ребенок, это акуленок!»
— Но это же УПЫРЬ! С ним сложно справиться даже очень сильному колдуну!
— Настоящие упыри, — изрекла Полина, вставая, — работали в моей школе. И я вышла оттуда живая и даже местами здоровая. Так что ваших-то мы быстро на лопатки откинем…
Сюнневе педантично составила посуду на столе в одно место и сказала:
— Ми здесь неспроста. У меня совсем не осталось силы, но я по-прежнему вижу… Ми должны пойти.
— Мы идем вместо вас, тетя Вия! — Я даже встала, осознав торжественность момента. — Только… у нас нет ничего, дайте нам хоть соли, чтобы круг очертить.
Вийка еще попыталась нас отговорить, но было видно, что делает она это только по необходимости. В самом деле, на ней сейчас держался весь дом, да и, кажется, она и вправду… беременна, а мы… но ведь неспроста же нас сюда забросило. Сюнневе вообще держалась с потрясающим спокойствием. Обшарив полки чулана, финка выгребла оттуда все нужное, старательно увязала в мешочки и вообще та-ак приготовилась, что мне даже стало завидно. И откуда она все знает? Ведь пропала девятнадцатилетней девушкой, неужто на каких-нибудь курсах для ведьм все сорок лет училась?
Натягивая какое-то Вийкино платье (не думаю, что упыри оценят халатик с кислотными окуньками) и раздолбанные башмаки, Сюнневе нас поучала:
— Упыря не бояться, пока мы в круге, он нам ничего не сделает. Микелина его только чуть-чуть стукнет психокинезом, чтоб залез обратно и не показывался. А я заговор отводящий почитаю… Дан и Ян,нэ вздумайтэ его ловить и в мешок класть!
— А че, нельзя, что ли?
— Дома в зоопарк загоним!
— Бабла срубим…
— Предкам подарок к годовщине свадьбы купим…
— А то отец знаешь что мамке готовит…
— Ой, обмочиться со смеху…
— «Камасутру» на латынь переводит…
— И перевод все время на диване забывает…
— Мамка, когда в первый раз увидела, хохотом чуть все стекла в доме не повыбивала…
— Прикинь, как патер мучился с подписями к картинкам?
Я представила себе, как дядя Алексиус, в своих вечных очках и пушистых тапочках с осликами, с высунутым языком корпеет над «Камасутрой», обложившись русско-латинскими словарями… То-то тетку последнее время ни с того ни с сего на хохот пробивает!
На дворе меж тем уже основательно стемнело, да и похолодало. Вийка, кутаясь в теплый вязаный платок, вышла нас проводить до калитки.
— До кладбища недалече… налево до околицы, а там по тракту. По правую руку рощица, а за ней и погост. Ох, чада малые, боязно мне вас отпускать. Ну как с вами что случится?
Мы старательно успокоили Вийку, хоть самим было страшновато. Спокойнее всех держалась Сюнневе. Можно подумать, всю жизнь с упырями разбиралась…
Стоило нам отойти от дома, яркими фонариками засияли наши Помощнички.
— Во что детей втягиваем?! — орала какая-то Юлия.
— Молчи, мартышка, сказано — вести на кладбище…
— Чтобы сразу закопать было где? — Это Полина храбрится.
— Давайте проясним ситуацию. — Это Ула, ярче всех светясь, размахивает своим талмудом. — Значит так, что на кладбище произойдет — нам неизвестно. Но этот упырь не такой уж и простой, так что будьте начеку. Главное — его разговорить…
Полинка хмыкнула:
— Ага, за жизнь перетрем… Что это у вас, товарищ упырь? Ух ты, вторая степень разложения и воняете соответственно… дезодорантик могу присоветовать!
— Так я не понял, он нас кусать будет или нет? — подал голос Тяпа (или Липа, фиг в потемках разберешь, гнусят одинаково).
— Упырь — это не обязательно вампир, — наставительно произнес Ула. — Упырем в России называли ожившего мертвеца, при этом сами по себе упыри из могилок не выскакивают. Для этого надо их позвать, что и сделала нечаянно ваша, Мишенька, родственница. Иногда упыри могут нападать на людей, но это если они слишком долго бродят по земле… и, скажем так, проголодались.
Ой, не надо! У меня коленки и так заходятся в мелкой дрожи. Нет, не получится из меня ведьма — мне уже сейчас в обморок хочется хлопнуться. Вон Сюнька, энергии — пшик, зато храбрости выше макушки.
— При этом странно то, что упыря ваша родственница специально не звала, — продолжал Ула. — Может быть, за всей этой ситуацией стоит нечто большее, чем банальное упыриное одиночество… Вам нужно быть крайне осторожными, особенно тебе, Миша. Нужно помнить о Черных Инквизиторах…
Сюнневе, moderato [7]
Беспокоиться было положительно не о чем. Я слишком долго жила на этом свете, чтобы бояться какого-то там упыря. Теперь, когда я все вспомнила… В самом деле, мне довелось пережить столько, что ночь на кладбище в компании ожившего мертвеца представлялась мне чем-то вроде задушевной беседы. Жаль, что силы у меня не осталось. Но я сама так решила, теперь нечего плакать и хватать себя за косы. Зато я, смогу прожить еще одну жизнь. И прожить ее нормально. А этого стоит вся моя сила…
Микелина, конечно, еще маленькая. В ее-то годы обрести такой дар — это слишком серьезно. Помню сама, как орала, когда карты начинали со мной разговаривать…
Забавный рыжий крепыш в веселых штанишках что-то говорит о Черной Инквизиции. Ну с этой-то организацией я успела хорошо познакомиться, слабые места и y них есть, сладить можно. Только бы Микелина не растерялась… Безее силы мне не выстоять.
Смешные они, все эти ребятишки. Такие боевые, особенно Полина. С нее станется еще самой пощупать упыря, проверить — настоящий ли… А за братьями вообще глаз да глаз нужен, по-моему, они всерьез обдумывают план похищения упыря с последующей продажей. Интересно, они думают о чем-нибудь еще, кроме как заработать деньги и досадить Микелине?
Паоло весьма некстати занервничал, шепча мне на ухо:
— Синьорина, ты опять нарвешься! Ох, чует мое сердце — нарвешься! О Мадонна, а мне опять по морде надают!!
Нервный он, мой Паоло, истеричный не в меру. Одно слово — итальянский темперамент. За что мне его подобрали? Нет чтоб дать спокойного финского парня… Как вспомню, какие сцены он мне закатывал, пока мы с ним от этих охотников на ведьм улепетывали! Правда, когда его поймали, мне стало даже скучно…
Показалась луна. Ну хоть какое-то освещение… давно уже на Вальпургиеву ночь я не видала луны. Эта, правда, какая-то странная, вся в красных пятнах, как младенец в краснухе. Говорят, что кровавые пятна на луне — плохой знак, но я этому верить — не склонна. Папочка после контрабандной водки и не такое видел: и синие руки на стенах, и глаза на потолке…
И даже собачий вой, такой дружный и слаженный, ни о чем не говорит…
— Сюня! — всхлипнула Микелина, подбираясь поближе и хватая меня за руку. — Сюнь, это волки?
— Милая, — спокойно ответила я, осторожно отцепляя ее потную ручку от своего локтя, — настоящие волки уже бы тебя обгладывали. Они воют, так сказать, после… А это, похоже, окрестные псы на луну собачатся.
— Луна в кровавых пятнах! — продолжала Мика.
— В глазах рябит, деточка, — отрезала я. Не хватало еще детей пугать… По правую руку, как и говорила Вия, постепенно нарисовалась рощица, в глубине которой недвусмысленно так темнели кресты… Микелина повисла у меня на руке обморочной треской. Я встряхнула девочку:
— Соберись! С такой-то силой, как у тебя, бояться нечего…
— Я так и не поняла. — Это Полина, ее бодрый голос. — Мы чего делать-то будем? Бац-бац, наваляем упырю в табло? Какой там вообще сценарий?
— Посмотрим, — серьезно ответила я. — Главное — никому не выходить из круга…
Кладбище оказалось достаточно большим. По крайней мере, кресты торчали кругом, куда ни кинешь взгляд, и терялись далеко во мгле. Идя по следам колес и ориентируясь на развороченные ограды и сломанные кресты (это Вия улепетывала от толпы мужиков), мы наконец отыскали могилу некоего… Федора Костомарова — кажется, именно это имя называла Вия. Могила выглядела почти заброшенной, надпись на плите читалась с трудом, крест вообще уныло клонился на сторону, и, если бы не подозрительно свежие кучки земли вокруг, я бы решила, что мы ошиблись.
Не мешкая, я принялась сыпать соль по кругу. Круг решила сделать достаточно большим. Знаю я этих деток, сейчас стоят, а потом — ой, ноги затекли, ой, а можно на плитку присесть, ой вредная Сюнька, чего жилплощадь такую маленькую нарисовала… Соли хватило впритык, но хватило. Разбросав вокрут семена папоротника (на всякий случай, они покойника с пути собьют, заморочат, если вдруг удирать придется), я еще раз окинула взглядом круг. Вроде все нормально, круг замкнут со всех сторон… Теперь только ждать.
Помощники сбились вокруг нас, ярко мерцая. От этого было почти светло, по крайней мере, нужная могила была достаточно ярко освещена.
— Что теперь-то, Сюня? — робко спросила Мика, по-прежнему пытаясь схватиться за мой подол.
— Ждем! — Я, скрестив ноги, уселась на мешок. Холодновато, конечно, но что-то мне подсказывало, что ждать придется долго…
Дан и Ян, не раздумывая, хлопнулись на землю рядом со мной. Полина и Мика остались стоять… Жупик подумал и заполз ко мне на колени, без ошибочно определив самое теплое и уютное местечко.
Луна медленно пятнела, вот уже и весь диск багрово-красный, как хороший помидор. Воздух пропитан сыростью. Интересно, почему это на кладбищах всегда какая-то влажность ощущается? И ветер какой-то неприятный, щекочущий, и листья шуршат, так отвратительно похрустывая. Кресты скрипят, собаки вдалеке воют — в тишине посидеть не удастся.
— Может, анекдоты потравим? — неуверенно предложила Полина. — А то ждать неизвестно сколько…
— До полуночи еще часа полтора, — вмешался рыженький земляк. — Не думаю, что мертвяк раньше наружу полезет. Им тоже законы жанра соблюдать надо… Ночь сегодня антуражная, вполне подходящая.
— В такую ночь, — мечтательно продолжила одна из Юлий, — фессалийские[8] колдуньи слетались на оргии…
— Или собирались на кладбищах… — Чтобы прикусить язык мертвеца… — И передать ему послание для владыки мертвых Плутона…
— Несчастные дурочки…
— Половина из них умирала от заражения крови…
— И несоблюдения правил гигиены…
Мика заверещала. Дан и Янпокатились со смеху.
— Не пугайте девочку, вы, римские кликуши! — строго сказала я. — Лучше расскажите что-нибудь более нейтральное. Может, песню кто споет?
Земляк с готовностью вытащил нечто похожее на удлиненные гусли.
— О! — завопила Полина. — Улька ща про горячих скандинавских пацанов волыну заведет!
— Тебе что, не понравилось в прошлый раз? — обиженно спросил… Улька. (Что за имя для такого большого мужчины?!)
— Понра-авилось! — закивала Полина. — Там такая веселуха была, прикиньте, Ула
конкретно расписывал, кто, когда и кому и каким образом по морде надавал! Там
столько экспрессии! Но, Улик, а про чего-нибудь другое ты петь умел?
Ула засопел, пощипывая струны.
— Вот… может, это? — наконец предложил он и затянул чуть в нос, но приятно…
Как-то утром могучий Тор проснулся…
До хруста зевнул сын Йорд[9], потянулся…
И затряс волосами, застучал бородою,
Молота не найдя рядом с собою!
Вот так собаки, вот прыткие нерпы…
Увели, не оставив даже серпа!
Ну а кто же такой смелый?
Йотун[10] Трюм, от наглости ошалелый!
Кликнул Тор Локи, сына Лавейи,
Тот ушлый ас, тот все умеет!
Погнали к Фрейе, пали в колена:
Дай, асиня, нарядец волшебный!
Слетаем к Трюму, пошукаем трошки,
Не надо ли йотуну перебить ножки?
Полетел Локи, шелестя крылами,
Полетел к йотуну и йотуновой маме…
Йотун сидит, важничает,
С мужиками бражничает…
Ты ли йотун, ты ли рог Аудумблы[11],
Стырил молот у Тора из тумбы?
Я, говорит наглый йотун,
Я взял молот, да, типа, и вот он.
Пока Фрейя мне женой не станет,
Молота никто не достанет…
Полетел Локи, шелестя крылами,
Обратно к Тору и Йорд, его маме.
Тор тряс волосами и стучал бородою,
Щелкал зубами, крутил головою…
Нет, не пойдет за йотуна Фрейя,
Надо мозгами шевелить скорее.
На Тора надели наряд невесты,
В таком виде и топал до места…
Трюм увидал, глядит больным окунем,
Мощна что-то Фрейя для йотуна.
Хитрый Лавейсон вокруг лисой вьется,
Ой да невеста, мол, ждет не дождется…
Только подарок давай сюда, суженый,
Молоток нам в хозяйстве ой как нужен…
Развесил тут уши глупый йотун,
Тащит молот, вот он, вот он…
Тут невеста-то скок из платья,
Как хватит-йотуна и йотуновых братьев!
Ох ужо вам, потомки Имира[12],
Еще у меня вы запросите мира…
Так вернул себе потомок Йорд молот,
А Скальда Недобитого мучает голод,
Отдайте хоть мясом, хоть деньгами,
А по ребрам не надо сапогами…—
плачущим выкриком закончил свое повествование рыжий скальд.
Дети лежали вповалку, корчась от хохота. Даже я улыбнулась. Забавно все расписал певун, да и сыграл недурно…
— Во, Уличек! — вопила Полина. — Умеешь же, рыжий мух!
— Очень интересное вольное переложение песни о Трюме, двенадцатый век, если я не ошибаюсь, — вставила Мика. — Кажется, это поздний слой эддических песен…
— Какой там слой, — засопел Ула. — Ее все так и пели, эту песенку-то. А переписчик вредный попался, ханжа, облагородил по мере возможности…
Глаза у Микелины стали как две зеленые фары (в том смысле, что большие и круглые).
— Да-а?! О, но… тогда это представляет большой научный интерес… Я должна это записать!
— Лежи, где лежишь…
— Не грузи ученостью…— загундосили Дан и Ян.
— Огрызки! — прошипела Микелина.
— Может, сменим тему, — вмешалась Полина. — Вот, вдруг кто еще чего споет или станцует, хоть хип-хоп с выходом? Ула, сколько у нас там еще времени?
— Где-то с час…
— Ну так чего, еще самодеятельность какая будет? — вопросила капризно Полина. — А то я уже так замерзла, что прямо сама готова позвать этого… тухленького из-под земли.
Мелодично зазвенели струны лютни. Переливчато светясь и помогая себе румянцем в обе щеки, в круг вылетел Помощник Микелины, тоненький мальчик в белом. Кажется, его звали Виталисом…
— Могу спеть…— признался он. — Если хотите…,
— Идет, чувак, — милостиво кивнула Полина. — Давай, зажги, порви зал! Но предупреждаю, если че не так — вырубаю быстро!
Виталис провел изящными пальчиками по струнам, сделал мечтательное лицо… Полилась прекрасная мелодия. В унисон заскрипел крест на могиле Костомарова, зашуршала земля…
Ах, в пухлых пальчиках резвушки Греты
Скрываются все прелести планеты…
Как ловко она режет колбасу,
Сейчас ее схвачу и унесу…
Из темноты раздалось вдохновенное подвывание. Виталис осекся и потух. Мы резко развернулись…
Полина отрывается
На покосившейся могильной плите сидел… мужик. Ну мужик как мужик, в общем, чуть протухший, подгнивший, а так ничего, в хозяйстве сгодится. Обеими руками мужик обнимал крест и хрипловато подвывал в такт звону струн Виталисовой гитарки. Когда Витя от испуга выключился, мужик оторвал романтический взгляд от луны, похожей на колбасу наоборот, и уставился на нас:— Чего, и все? — кашлянув, осведомился покойничек и стеснительно признался: — А мне так занравилось…
— А мне тоже, — не растерялась я. — Вить, а Вить, ну-к обскажи подробнее, чего ты там с этой фройляйн собирался мутить?
Молчание. Я воздела очеса к небу. Виталис обморочной белой тряпочкой колыхался на соседней ветле. Чудеса, да и только — покойник покойника испугался…
— Извини, мужик, про Грету попозже… А-а ты чего вообще вылез-то? У вас, гражданин, время-то после двенадцати!
— Да знаю я, — потупил глаза предполагаемый упырь. — Только вы тут пели так хорошо, я и полез послушать. Скучно там знаете как… Ну иногда в гости к кому схожу, а так все лежу… большей частью. Левая пятка только отвалилась… Меня и проведывать-то никто не ходит… Я так обрадовался, думал, вы специально для меня поете… А что та молодка-то не пришла, уж до того хороша бабенка! Я своих свистнул, мы всех душегубов-то погнали, а она вона как все повернула…
— Заболела она, смекаешь? — принялась выкручиваться я. Простудилась, голос пропал… ну как бы она тебя молча бы развлекала? А тут мы в гости приехали, она и попросила, мол, не в службу, а чисто типа сердечно с тобой посидеть!
Упырь задумался, посопел:
— А чего круг нарисовали? А папоротник зачем рассыпали? А ведьм зачем привели? У-у, горят, горят глаза-то, как у кошек!!! Тьфу, бесовки!
— Э-э, дядя, ты сам-то рули, не тормози! — влез Данчик (или Янчик).
— Охрана-то какая-никакая нам нужна…
— А ну как ты нас есть станешь…
— Кусать за всякие места…
— А мы еще молодые…
— Нерожавшие…
— Янчик, чего несешь-то, сандаль оторванный?! (Громким шепотом )
— Не знаю, но это всегда прокатывает! (Таким же шепотом.)
— Чем? — прервал нестройное гудение покойник. — Чем мне вас кусать прикажете?
Мужик ощерился щербатым ртом, в котором сиротливо колыхались два коренных зуба. Действительно, дяде давно пора на протертые супчики переходить…
— Нема зубов-то! — пожаловался покойник. — Половина от цинги вывалилась, вторую половину жена моя, Манка Поросиха, мне вилами повыбивала. У-у, дурища! Не видели вы мою Манку-то? Еще та прохиндейка, прости господи! Думает, не знаю я, что среднего нашего, Харитошу, она от заезжего арапа родила. Обгорел на солнышке он, как же… Посреди зимы ить родила, какое там солнышко! Да и чернявых у нас в роду сроду не бывало… Ну, будете вы меня развлекать или нет?
— А тебе чего нэ спится? — спросила Сюнневе. — Все ваши вон тоже бродят по округе… Чего стряслось-то?
Покойник вдруг боязливо оглянулся, поежился:
— Ох и не знаю, красавица, не ведаю… Лежали мы себе тихохонько, души наши летали себе… Вдруг слышу, кличет кто-то. И сила неведомая меня из-под земли тащит! Странно так, душа-то уже давно наверху, а вот поди ж ты… Стоит человек странный, в темном плаще, улыбается так недобро… Чего он сделал — не помню, только с тех пор нет мне покоя. Украл он что-то у меня из могилки-то, вот и не могу я упокоиться— с миром. А случилось это давно, я и остыть еще не успел в могилке-то… А намедни мужики приходят, много их пришло. Хотяевские все, знакомцы. Только синие все, распухшие, вода с одежек ручьями бежит… Воют страшно, говорят, пойдем, Федя, с нами, его найдем, хоть морду набьем… Украл он наш покой, нету мира нашим душенькам, ох, горе горькое…— Упырь пригорюнился, зашмыгал дырками, оставшимися от носа.
— Кто украл? — приподнялась Сюнневе. — Проповедник тот?
— А не ведаю, девонька, они того и сами знать не знают. Горе, бают, великое на том человеке, злоба вселенская. А лет ему ой как много, потому как помереть не может…
Упырек все оживлялся, входил в роль. Оседлав крест, он замахал кулаками, завыл:
— Э-эх, похерил я жизню за копеечку!.. Хоть вы со мной посидите, не бросайте, ноченька-то сегодня какая!
Круглый и жирный, как масло, диск луны плавно пересекла тень женщины с распущенными волосами верхом на метле. Послышался игривый хохоток, и тень исчезла.
— Аринка Косая на шабаш полетела, — со знанием дела прокомментировал упырь. — Каждый годок ее вижу. Опять ведь не долетит, бедовая. Как обычно, в Липатовцах навернется… Ну так что, может, еще чего споете? Дюже душевно малец-то выводил…
Мы все злобно покосились на Виталиса, пребывавшего в глубоком параличе.
— Отрекусь! — злобно прошипела Мишка.
— М-м, дядь, ты не обессудь, пацанчик типа в творческом отпуске… Вот, может, мы чего сообразим?
На первый план решительно выперлись Юльки. Размахивая свитком, Юлия Секунда заявила:
— Я…
— Мы…
— Я и сестрица продекламируем вам отрывки из трагедии «Федра»! Сюжет избитый, переложение наше…
Юлька Первуха приняла томную позу, опершись на жезл, Юлька Вторая развернула свиток:
— Роли исполняют: Федра — Юлия Прима Макакция, кормилица — Юлия Секунда Макакция, остальные по очереди, как придется.
Мишку вдруг скорчило. Да, точно, помню, как она на Новый год страдала над этой самой «Федрой»…
Кормилица, поди сюда, родная,
Сижу и слезы лью, стеная…
Я в пасынка влюбилась, в Ипполита…
Утечь меня, о старое корыто!
Не надо убиваться недостойно,
Обделаем все тихо и пристойно…
Обманом завлеку я Ипполита…
— Не-э, — зевнул упырь, махнув рукой. — У нас барин, помню, любил такой театр показывать. Всех крепостных сгонял обычно… Насмотрелся я этакой тягомотины…
Юлии обиженно испарились, что-то ворча о том, что плебеи все равно не поймут высокого искусства. Я яростно заскребла репу, придумывая, что бы еще такое выкинуть. Со стороны, конечно, представляю, как сюрреалистично все смотрелось. Толпа духов сверху и неплохая тусовочка снизу пытается развлечь полусгнившего упыря. Надо это нам, а? Он вроде чувак мирный, зубами не клацает, сам весь пацифист такой…
Жупик вдруг закрутил лысой головой, вытянул морду вверх и деликатно так пару раз тявкнул. Мы тотчас же задрали головы кверху… ОГО! Вот это спецэффекты… Пятна на луне расползались багровыми потеками, как будто кто банку с вишневым вареньем грохнул… Вот бордовая лужица расползлась во все стороны, совершенно закрыв уютный сырный цвет. По кладбищу поползли дымные красные тени… Так, это что за непристойные намеки, я вас спрашиваю? У них что — до двенадцати территория как кладбище функционирует, а после как район красных фонарей?! Нехилый наезд…
Жупик опять тявкнул, возвращая нас на землю. Мы огляделись. Упырь неожиданно исчез, впрочем, как и все наши Помощнички. Вшестером мы растерянно толклись на небольшом пятачке земли, обнесенном солевой оградой.
— Нэ понимаю…— озадаченно протянула Сюнневе. — Что-то… Здесь какая-то ловушка… Будте осторожны…
— Сюнь, может, пойдем, а? — постучала я финке по плечику. — Вон мужика как от римского театра скрючило, сам отвалил на фиг! Все,миссия выполнена, можем грести валенками к Вийке с чувством исполненного долга!
Но Сюнневе задумчиво трясла рыжими косами и потирала лоб, изображая при этом на личике всю небогатую эмоциональную гамму. Перестраховщица, что с нее возьмешь…
Рядом с крестом что-то затемнелось, зашевелилось… А-а, упырюга в буфет отлучался, типа на антракт. Или в мужскую комнату — галстучек поправить, косточки поддернуть.
Но в красном свете луны рядом с крестом стоял вовсе не упырь. А один оч-чень знакомый нам молодой человек.
— Ленька! — выкатила я красивые глазки. — Ты откуда?!
Леонид стоял, безумно озираясь по сторонам, переступая с ноги на ногу. При этом раздавалось странное позвякивание.
— Ребята…— наконец выдавил он. — Где я? Что… вообще случилось?
Выглядел он уже не так свеженько, как при первом знакомстве. Джинсы выпачканы, рубашка вообще отсутствует, открывая нашим жадненьким взорам накачанный торсик (м-м, сможет ли мой Васенька подняться до таких высот… широт…), волосы растрепаны… На ногах зачем-то цепь чугунная!!! Это я разглядела, когда он подошел поближе. Причем скован пацан был странно — за большие пальцы ног.
— О мама-пилорама! — завопила я. — Лень, ты где так потусил мощно?!
— Вам больно? — запищала подружка.
— Обычай сковывать за большие пальцы ног…— Сюнневе вдруг решила переквалифицироваться в энциклопедиста и порадовать нас небольшой лекцией, но мы ее не дослушали. А жаль…
— Да, пацан, а у нас даже и плоскогубцев не валялось!
— Может, пошарить по периметру?
— Дебил, думаешь, кому в могилку набор «Юный техник» подсунули?!