Страница:
Очень даже существенны эти “прочие расходы”. В абсолютном исчислении, общие расходы 275 триллионов, а загадочные “прочие” — 56,8 триллионов. То есть если бы “прочие” расходы сократить на упомянутые 24 процента, то все остальное можно было бы выполнить… И нет расшифровки этих “прочих расходов”, что само по себе очень симптоматично. А наука плетется в хвосте и обслуживается по остаточному принципу. Поэтому утверждение заместителя Лившица о “приоритетном” финансировании науки — это, мягко говоря, дезинформация.
У меня есть другой документ — “Оценка ожидаемого исполнения федерального бюджета за 96-й год “, по данным правительства РФ, Минфина и Госкомнауки. На этот год показатели еще хуже, чем прошлогодние, и идет большое расхождение между оценками правительства и Госкомнауки. Ожидаемые доходы — 83 процента. Расходы — 82 процента. И далее: госуправление — 87, правоохранительные органы — 84, социально-культурные мероприятия — 86, образование — 80. Наука… по оценке Госкомнауки — от 48 до 50 процентов. А по оценке правительства — 75 процентов. Но за январь-сентябрь, то есть за 9 месяцев, выполнение составило 36,4 процента. Значит, только если за оставшиеся 3 месяца выдадут фактически столько же, сколько за все 9 предыдущих месяцев, будут выполнены те самые 75 процентов. Во главе Госкомнауки все-таки стоит вице-премьер правительства. Я думаю, что там гораздо трезвее оценивают эти перспективы. И получается, что наука будет профинансирована на 48-50 процентов, то есть в полтора раза ниже, чем любая другая сфера.
Вот эта картина и показывает истинное отношение к науке нынешнего правительства. А тем самым к нашему будущему. Потому что сейчас безопасность страны, ее экономическое процветание зависят от того: имеет ли она ресурсы и может ли создавать принципиально новые технологии. Если не имеет ни того, ни другого, тогда это страна без будущего. Если она делает ставку на сырье, как сейчас у нас, это прямая проекция в колонию. Ни о каких перспективах быть какой-то державой, с которой серьезно считаются в мире, при этом не может быть и речи. Только способность создавать новые технологии делают страну достаточно сильной экономически и политически. А что такое новые технологии? Это научные достижения. И относиться к науке так, как это делается сейчас в России, значит, напрямую адресовать нашу страну в колониальное будущее. Вот что нужно ясно осознавать.
— Вы говорите о двух вариантах нашего будущего. С одной стороны — независимое развитие, наука, прогресс, а с другой — колониальная зависимость. И естественно, при втором варианте требуются подавление внутренней оппозиции и недовольства обреченных на нищенское существование людей. Вот вам и растущие расходы на правоохранительные органы и загадочные “прочие расходы”, о которых нельзя говорить открыто. Таковы обнаруженные вами тенденции в бюджетном финансировании?
— Совершенно верно. Отношение к отечественной науке должно быть раскрыто и таким образом. Вот в ответе Молчанова написано: “Предусмотренное проектом бюджета ассигнование на проведение фундаментальных исследований и содействие научно-техническому прогрессу составляет 14 триллионов рублей, или 3,58 процентов к расходной части бюджета, учтенного в сопоставимых условиях”. Оставим на совести заместителя министра финансов иезуитский конец фразы — “учтенного в сопоставимых условиях”. Простому смертному понять, что за этим кроется, невозможно. Но я получил разъяснения по этому поводу в думском комитете. А кроется за этим то, что неправильно вычисляется этот процент. Вот передо мной справка о расходной части федерального бюджета по годам. Возьмем 97-й год. Здесь проект правительства — 524 триллиона рублей, и на науку записано 14,75. И это составляет 2,65 процента к расходной части бюджета. Каким же образом родилась эта цифра, 3,58, которая содержится в письме Молчанова? А получилась она, видимо, таким образом. Возьмем финансирование за 95-й год, уберем обслуживание госдолга, пополнение резервов и “прочие расходы”, оставим только конкретные статьи, имеющие своих адресатов, и тогда действительно, соотношение будет похожим на три с лишним процента. Но выбрасывать-то это нельзя!
Известно, что в конце августа президентом был утвержден закон о науке и научно-технической политике. И в этом законе, в сноске, было написано: правительство считает, что науке надо выделять 3 процента от расходной части бюджета. Дума утвердила 4 процента. То есть правительство, считая, что необходимы 3 процента, на самом деле дало 2,65 вместо утвержденных законом 4 процентов! Даже если взять 3,58 процента в этом неправильном исчислении, и то окажется, что это нарушение принятого закона. Это значит, что нынешнее правительство должно быть однозначно квалифицировано как правительство, не желающее выполнять законы страны! А по источникам из Госдумы, после отправления ею проекта бюджета на доработку, правительство возвращает его в этой части в том же самом виде.
И последнее. В письме замминистра финансов написано: “По вопросу соответствия заработной платы научных работников сообщается (кем сообщается — неизвестно), что, по оперативным данным, в сентябре текущего года средняя заработная плата работников науки и научного обслуживания составила 768,4 тысячи рублей, в то время как средний по стране прожиточный минимум трудоспособного населения — 416,0 тысяч рублей.” Вот из-за этой дополнительной дезинформации, очень сознательно составленной, сам Лившиц, вероятно, и не стал подписывать бумагу. Потому что грубость работы здесь видна невооруженным глазом.
Средний прожиточный минимум по стране… Даже если согласиться с самой цифрой, это все равно, что средняя температура по больнице, включая врачей, медсестер и посетителей. У нас есть население сельское, есть небольших городов, есть мегаполисов типа Москвы, Петербурга или Новосибирска. Те, что живут на селе, в мелких городах, как правило, имеют участки, подсобные хозяйства. Люди больших городов ничего этого не имеют. Расходы на транспорт — тоже разные. В Москве, например, люди обычно ездят в метро и на автобусе или троллейбусе. Но даже если человек ездит только в метро, он тратит 3 тысячи рублей в день. То есть в среднем в месяц — 90 тысяч. Реально же — в два раза больше. И за квартиру он должен заплатить, и за лекарства. Кроме питания, он также должен кое-что купить из одежды и обуви. А семья, как правило, состоит из 4-5 человек, включая детей и престарелых родителей. То есть цифра в 416 тысяч рублей для Москвы и других мегаполисов, где в основном и работают ученые, абсолютно неприемлема. Ее надо как минимум в два, два с половиной раза увеличивать… А кроме того, цифра в 768 тысяч взята с потолка. Вот опять-таки по справке думского комитета, в научной сфере за январь-сентябрь 96-го года средняя зарплата составила 618 тьсяч рублей.
Английский физик Резерфорд говорил: “Существует три вида лжи. Первая ложь — наглая, вторая — во спасение, а третья — это математическая статистика. Вот здесь мы с этим однозначно и сталкиваемся.
— Как вашу акцию восприняли широкие слои работников академической науки и члены РАН, в частности?
— Думаю, что подавляющее большинство ученых встретило нашу голодовку с пониманием и внутренне нас одобрило. Но что касается академического корпуса, то он отнесся к ней с долей непонимания и нежелания открыто солидаризироваться. Мы получили довольно большую поддержку от разных институтов. Но если все суммировать, то в итоге это будет где-то пятьдесят академиков и членов-корреспондентов. А ведь на самом деле их более тысячи. Вот такая боязливость, а если откровенней сказать, даже трусливость, воспитанная десятилетиями прошлой жизни и страхом за свое существование в данный момент, как бы является определяющим для академического корпуса. В целом этой реакцией я разочарован.
— Именно в дни заседаний общего собрания РАН произошло самоубийство директора федерального ядерного центра В. З. Нечая. Какой была реакция академического сообщества на эту трагедию?
— На следующий день на общем собрании была попытка почтить память погибшего вставанием и как-то сформулировать свое отношение к случившемуся. Но руководство Академией пошло по иному пути: мы, мол, не знаем, что и как, и давайте пока ничего такого не делать. Я считаю это неправильным. Потому что, по большому счету, было видно, что этот человек был доведен до отчаяния всеми трудностями жизни. Было видно, что природа его самоубийства — социальная. И конечно то, что общее собрание не почтило его память, не солидаризовалась таким образом с этой формой протеста, я считаю ошибкой.
— Какова финансовая ситуация в руководимом вами Объединенном институте физики Земли?
— Крайне тяжелая. На бумаге наш бюджет 10 миллиардов 164 миллиона рублей в год. В месяц это где-то 843 миллиона. А реально нам дают примерно по 610. В том же письме замминистра Молчанова сказано, что за 9 месяцев наука была профинансирована на 70,3 процента. Если бы нам выдавали, по крайней мере, то, что нам причитается на бумаге, мы, наверное, жили бы относительно неплохо. А сейчас нам погасили долги не из ста процентов, а приблизительно из этих 70 процентов. И еще несколько миллионов урезали. В результате мы живем не по средствам. Получая 610 миллионов в месяц, мы тратим по 750. То есть каждый месяц образуется примерно 140 миллионов рублей долга. И вот мы судорожно отправляем людей в отпуск без содержания, и чтобы выжить, должны произвести сокращения где-то на 15 процентов. Но это означает достаточно массовое увольнение. Вот вам парадокс: если бы статья была защищенная и мы получали хотя бы то, что запланировано, мы не только бы не делали сокращений, но у нас была бы еще возможность миллионов на 80 покупать оборудование. Поэтому ситуация очень трудная. И ответственность за все это несет правительство в целом и министерство финансов в частности.
— Как вы представляете себе продолжение борьбы за будущее отечественной науки? Что намерены предпринять дальше?
— То, что было, — это только начало. Мы должны настраиваться на перманентную борьбу, об этом я говорю постоянно. Надеюсь также, что все однозначно понимают: речь не идет о какой-то физической борьбе. Речь идет о борьбе с непониманием роли и значения науки и нежеланием выделять на нее необходимые средства. Считаю, что время аппаратных методов, время стояния с протянутой рукой в приемной премьера прошло. Сегодня необходимо постоянное давление снизу. И наш профсоюз должен свои акции без конца возобновлять.
Другое направление — борьба в Госдуме. Надо настоять, чтобы там были проведены слушания о состоянии науки. Если прибавить к этому запланированное обсуждение на совете министров, то в целом должен появиться нужный итог. Во-первых, эти 4 процента, во-вторых, защищенность статей бюджета, чтобы расходы на науку не велись по остаточному принципу. И сверх того, конечно, программа технического переоснащения науки. Реорганизация науки нужна, как и ликвидация ее балласта. Но это очень трудный социальный вопрос, потому что речь идет о судьбах людей. И я считаю, что это один из отправных моментов для создания пособий по безработице. Во всех странах такие пособия существуют. Они позволяют человеку в течение года-полутора пройти какие-то курсы, освоить новую профессию, чтобы переходный период в его жизни не был таким страшным и мучительным.
Но вот возьмем те же данные по бюджету. В научной сфере средняя зарплата 618 тысяч рублей. Сельское хозяйство — 307 тысяч. Пищевая промышленность — 906. Государственные органы управления — 939. Банки и финансовые компании — 1302 тысячи, я думаю, реально они получают намного больше. Энергетика — 1512 тысяч. Нефтедобыча — 2109 тысяч. Газовая промышленность — 2960 тысяч. Мы видим, что в сфере нефтедобычи, газовой промышленности получают в три раза больше, чем в среднем по стране. При этом оказывается, что в науке платят в 5 раз меньше, чем в газовой промышленности. По этим показателям прекрасно видно отношение к науке.
Государство, которое печется о будущем, никогда бы не допустило, чтобы наука имела столь низкую зарплату по сравнению с добывающими отраслями. А правительство, которое сознательно ликвидирует отечественную науку и все больше ориентируется на добывающие отрасли, должно получить соответствующую реакцию со стороны народа. Уверен, что наш народ не согласится с будущим, которое предполагает колониальную эксплуатацию страны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Причем то отношение к науке, которое было в советское время, можно квалифицировать как гораздо более государственное, чем нынешнее.
— На митинге 10 октября вы сказали, что приостанавливаете свою голодовку. Вы имели в виду, что можете ее возобновить?
— Я думаю, что это продолжение уже где-то на горизонте. Потому что я понял: правительство твердокаменно стоит на малом проценте для науки, твердокаменно стоит на попирании закона. И это требует, по-моему, решительной позиции протеста. То есть на самом деле сегодня воля идет на волю…
Интервью вел Александр ПРОКУДИН
Информационное агенство NORD — PRESS
ОГОНЬ НА СЕБЯ Александр Бородай
ПРИХОДЯТ С ВОЙНЫ СЫНОВЬЯ Владислав Шурыгин старший
У меня есть другой документ — “Оценка ожидаемого исполнения федерального бюджета за 96-й год “, по данным правительства РФ, Минфина и Госкомнауки. На этот год показатели еще хуже, чем прошлогодние, и идет большое расхождение между оценками правительства и Госкомнауки. Ожидаемые доходы — 83 процента. Расходы — 82 процента. И далее: госуправление — 87, правоохранительные органы — 84, социально-культурные мероприятия — 86, образование — 80. Наука… по оценке Госкомнауки — от 48 до 50 процентов. А по оценке правительства — 75 процентов. Но за январь-сентябрь, то есть за 9 месяцев, выполнение составило 36,4 процента. Значит, только если за оставшиеся 3 месяца выдадут фактически столько же, сколько за все 9 предыдущих месяцев, будут выполнены те самые 75 процентов. Во главе Госкомнауки все-таки стоит вице-премьер правительства. Я думаю, что там гораздо трезвее оценивают эти перспективы. И получается, что наука будет профинансирована на 48-50 процентов, то есть в полтора раза ниже, чем любая другая сфера.
Вот эта картина и показывает истинное отношение к науке нынешнего правительства. А тем самым к нашему будущему. Потому что сейчас безопасность страны, ее экономическое процветание зависят от того: имеет ли она ресурсы и может ли создавать принципиально новые технологии. Если не имеет ни того, ни другого, тогда это страна без будущего. Если она делает ставку на сырье, как сейчас у нас, это прямая проекция в колонию. Ни о каких перспективах быть какой-то державой, с которой серьезно считаются в мире, при этом не может быть и речи. Только способность создавать новые технологии делают страну достаточно сильной экономически и политически. А что такое новые технологии? Это научные достижения. И относиться к науке так, как это делается сейчас в России, значит, напрямую адресовать нашу страну в колониальное будущее. Вот что нужно ясно осознавать.
— Вы говорите о двух вариантах нашего будущего. С одной стороны — независимое развитие, наука, прогресс, а с другой — колониальная зависимость. И естественно, при втором варианте требуются подавление внутренней оппозиции и недовольства обреченных на нищенское существование людей. Вот вам и растущие расходы на правоохранительные органы и загадочные “прочие расходы”, о которых нельзя говорить открыто. Таковы обнаруженные вами тенденции в бюджетном финансировании?
— Совершенно верно. Отношение к отечественной науке должно быть раскрыто и таким образом. Вот в ответе Молчанова написано: “Предусмотренное проектом бюджета ассигнование на проведение фундаментальных исследований и содействие научно-техническому прогрессу составляет 14 триллионов рублей, или 3,58 процентов к расходной части бюджета, учтенного в сопоставимых условиях”. Оставим на совести заместителя министра финансов иезуитский конец фразы — “учтенного в сопоставимых условиях”. Простому смертному понять, что за этим кроется, невозможно. Но я получил разъяснения по этому поводу в думском комитете. А кроется за этим то, что неправильно вычисляется этот процент. Вот передо мной справка о расходной части федерального бюджета по годам. Возьмем 97-й год. Здесь проект правительства — 524 триллиона рублей, и на науку записано 14,75. И это составляет 2,65 процента к расходной части бюджета. Каким же образом родилась эта цифра, 3,58, которая содержится в письме Молчанова? А получилась она, видимо, таким образом. Возьмем финансирование за 95-й год, уберем обслуживание госдолга, пополнение резервов и “прочие расходы”, оставим только конкретные статьи, имеющие своих адресатов, и тогда действительно, соотношение будет похожим на три с лишним процента. Но выбрасывать-то это нельзя!
Известно, что в конце августа президентом был утвержден закон о науке и научно-технической политике. И в этом законе, в сноске, было написано: правительство считает, что науке надо выделять 3 процента от расходной части бюджета. Дума утвердила 4 процента. То есть правительство, считая, что необходимы 3 процента, на самом деле дало 2,65 вместо утвержденных законом 4 процентов! Даже если взять 3,58 процента в этом неправильном исчислении, и то окажется, что это нарушение принятого закона. Это значит, что нынешнее правительство должно быть однозначно квалифицировано как правительство, не желающее выполнять законы страны! А по источникам из Госдумы, после отправления ею проекта бюджета на доработку, правительство возвращает его в этой части в том же самом виде.
И последнее. В письме замминистра финансов написано: “По вопросу соответствия заработной платы научных работников сообщается (кем сообщается — неизвестно), что, по оперативным данным, в сентябре текущего года средняя заработная плата работников науки и научного обслуживания составила 768,4 тысячи рублей, в то время как средний по стране прожиточный минимум трудоспособного населения — 416,0 тысяч рублей.” Вот из-за этой дополнительной дезинформации, очень сознательно составленной, сам Лившиц, вероятно, и не стал подписывать бумагу. Потому что грубость работы здесь видна невооруженным глазом.
Средний прожиточный минимум по стране… Даже если согласиться с самой цифрой, это все равно, что средняя температура по больнице, включая врачей, медсестер и посетителей. У нас есть население сельское, есть небольших городов, есть мегаполисов типа Москвы, Петербурга или Новосибирска. Те, что живут на селе, в мелких городах, как правило, имеют участки, подсобные хозяйства. Люди больших городов ничего этого не имеют. Расходы на транспорт — тоже разные. В Москве, например, люди обычно ездят в метро и на автобусе или троллейбусе. Но даже если человек ездит только в метро, он тратит 3 тысячи рублей в день. То есть в среднем в месяц — 90 тысяч. Реально же — в два раза больше. И за квартиру он должен заплатить, и за лекарства. Кроме питания, он также должен кое-что купить из одежды и обуви. А семья, как правило, состоит из 4-5 человек, включая детей и престарелых родителей. То есть цифра в 416 тысяч рублей для Москвы и других мегаполисов, где в основном и работают ученые, абсолютно неприемлема. Ее надо как минимум в два, два с половиной раза увеличивать… А кроме того, цифра в 768 тысяч взята с потолка. Вот опять-таки по справке думского комитета, в научной сфере за январь-сентябрь 96-го года средняя зарплата составила 618 тьсяч рублей.
Английский физик Резерфорд говорил: “Существует три вида лжи. Первая ложь — наглая, вторая — во спасение, а третья — это математическая статистика. Вот здесь мы с этим однозначно и сталкиваемся.
— Как вашу акцию восприняли широкие слои работников академической науки и члены РАН, в частности?
— Думаю, что подавляющее большинство ученых встретило нашу голодовку с пониманием и внутренне нас одобрило. Но что касается академического корпуса, то он отнесся к ней с долей непонимания и нежелания открыто солидаризироваться. Мы получили довольно большую поддержку от разных институтов. Но если все суммировать, то в итоге это будет где-то пятьдесят академиков и членов-корреспондентов. А ведь на самом деле их более тысячи. Вот такая боязливость, а если откровенней сказать, даже трусливость, воспитанная десятилетиями прошлой жизни и страхом за свое существование в данный момент, как бы является определяющим для академического корпуса. В целом этой реакцией я разочарован.
— Именно в дни заседаний общего собрания РАН произошло самоубийство директора федерального ядерного центра В. З. Нечая. Какой была реакция академического сообщества на эту трагедию?
— На следующий день на общем собрании была попытка почтить память погибшего вставанием и как-то сформулировать свое отношение к случившемуся. Но руководство Академией пошло по иному пути: мы, мол, не знаем, что и как, и давайте пока ничего такого не делать. Я считаю это неправильным. Потому что, по большому счету, было видно, что этот человек был доведен до отчаяния всеми трудностями жизни. Было видно, что природа его самоубийства — социальная. И конечно то, что общее собрание не почтило его память, не солидаризовалась таким образом с этой формой протеста, я считаю ошибкой.
— Какова финансовая ситуация в руководимом вами Объединенном институте физики Земли?
— Крайне тяжелая. На бумаге наш бюджет 10 миллиардов 164 миллиона рублей в год. В месяц это где-то 843 миллиона. А реально нам дают примерно по 610. В том же письме замминистра Молчанова сказано, что за 9 месяцев наука была профинансирована на 70,3 процента. Если бы нам выдавали, по крайней мере, то, что нам причитается на бумаге, мы, наверное, жили бы относительно неплохо. А сейчас нам погасили долги не из ста процентов, а приблизительно из этих 70 процентов. И еще несколько миллионов урезали. В результате мы живем не по средствам. Получая 610 миллионов в месяц, мы тратим по 750. То есть каждый месяц образуется примерно 140 миллионов рублей долга. И вот мы судорожно отправляем людей в отпуск без содержания, и чтобы выжить, должны произвести сокращения где-то на 15 процентов. Но это означает достаточно массовое увольнение. Вот вам парадокс: если бы статья была защищенная и мы получали хотя бы то, что запланировано, мы не только бы не делали сокращений, но у нас была бы еще возможность миллионов на 80 покупать оборудование. Поэтому ситуация очень трудная. И ответственность за все это несет правительство в целом и министерство финансов в частности.
— Как вы представляете себе продолжение борьбы за будущее отечественной науки? Что намерены предпринять дальше?
— То, что было, — это только начало. Мы должны настраиваться на перманентную борьбу, об этом я говорю постоянно. Надеюсь также, что все однозначно понимают: речь не идет о какой-то физической борьбе. Речь идет о борьбе с непониманием роли и значения науки и нежеланием выделять на нее необходимые средства. Считаю, что время аппаратных методов, время стояния с протянутой рукой в приемной премьера прошло. Сегодня необходимо постоянное давление снизу. И наш профсоюз должен свои акции без конца возобновлять.
Другое направление — борьба в Госдуме. Надо настоять, чтобы там были проведены слушания о состоянии науки. Если прибавить к этому запланированное обсуждение на совете министров, то в целом должен появиться нужный итог. Во-первых, эти 4 процента, во-вторых, защищенность статей бюджета, чтобы расходы на науку не велись по остаточному принципу. И сверх того, конечно, программа технического переоснащения науки. Реорганизация науки нужна, как и ликвидация ее балласта. Но это очень трудный социальный вопрос, потому что речь идет о судьбах людей. И я считаю, что это один из отправных моментов для создания пособий по безработице. Во всех странах такие пособия существуют. Они позволяют человеку в течение года-полутора пройти какие-то курсы, освоить новую профессию, чтобы переходный период в его жизни не был таким страшным и мучительным.
Но вот возьмем те же данные по бюджету. В научной сфере средняя зарплата 618 тысяч рублей. Сельское хозяйство — 307 тысяч. Пищевая промышленность — 906. Государственные органы управления — 939. Банки и финансовые компании — 1302 тысячи, я думаю, реально они получают намного больше. Энергетика — 1512 тысяч. Нефтедобыча — 2109 тысяч. Газовая промышленность — 2960 тысяч. Мы видим, что в сфере нефтедобычи, газовой промышленности получают в три раза больше, чем в среднем по стране. При этом оказывается, что в науке платят в 5 раз меньше, чем в газовой промышленности. По этим показателям прекрасно видно отношение к науке.
Государство, которое печется о будущем, никогда бы не допустило, чтобы наука имела столь низкую зарплату по сравнению с добывающими отраслями. А правительство, которое сознательно ликвидирует отечественную науку и все больше ориентируется на добывающие отрасли, должно получить соответствующую реакцию со стороны народа. Уверен, что наш народ не согласится с будущим, которое предполагает колониальную эксплуатацию страны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Причем то отношение к науке, которое было в советское время, можно квалифицировать как гораздо более государственное, чем нынешнее.
— На митинге 10 октября вы сказали, что приостанавливаете свою голодовку. Вы имели в виду, что можете ее возобновить?
— Я думаю, что это продолжение уже где-то на горизонте. Потому что я понял: правительство твердокаменно стоит на малом проценте для науки, твердокаменно стоит на попирании закона. И это требует, по-моему, решительной позиции протеста. То есть на самом деле сегодня воля идет на волю…
Интервью вел Александр ПРОКУДИН
Информационное агенство NORD — PRESS
* * *
Военно-патриотический клуб “Русские витязи” выступил с предложением к федеральным и краевым властям взять на себя охрану слабоконтролируемых участков административной границы Чечни и Ставропольского края. Созданный три года назад в Ставрополе клуб насчитывает сегодня несколько сотен активистов, многие из которых прошли военную службу на территории Чечни, Таджикистана, Абхазии и в других “горячих точках” СНГ.
Председатель клуба Михаил Ратничкин заявил: “Опять начались набеги на приграничные станицы, похищения людей, угон скота и прочий беспредел, творившийся в 1990-94 годах, когда бандиты чувствовали полную безнаказанность за свои преступления. Патриоты хотят сами защищать свой дом, а не слушать обещания о мире из Кремля”.
* * *
Во Владивостоке завершено следствие по делу Александра Шестопалова, бывшего сопредседателя “Республиканского движения Крыма”, девять месяцев находящегося в следственном изоляторе.
В 1993 году Шестопалов переехал из Крыма в Приморье, где продолжал заниматься активной общественно-политической деятельностью. С 1994 года он также занимался выпуском газеты “Русский порядок” для дальневосточного региона.
По словам адвоката Александра Шестопалова, дело от начала до конца сфабриковано под давлением местных властей, против которых Шестопалов неоднократно выступал с критикой.
* * *
В конце октября Арбитражный суд Санкт-Петербурга предписал Центральному комитету Российской коммунистической рабочей партии освободить помещение в бывшем здании Дома политического просвещения. Три года назад это здание было передано городскими властями под Международный центр делового сотрудничества (МЦДС). Руководство РКРП отказалось выполнить решение суда.
Недавно силами ОМОНа и службы безопасности МЦДС руководство партии было выдворено из своих помещений, а принадлежавшие ей комнаты переданы в эксплуатацию “ОНЭКСИМ БАНКУ”, владеющему 50 процентами акций МЦДС.
Лидер РКРП Виктор Тюлькин сообщил корреспонденту “НОРД-ПРЕСС”: “Здание Дома политического просвещения было построено на деньги коммунистов и распоряжаться им могут только приеемники КПСС, а не новоявленные демократы. По имеющейся информации, “ОНЭКСИМ БАНК” предоставил бывшему мэру Собчаку кредит на проведение предвыборной кампании на сумму в 50 млрд. рублей, а после грандиозного провала ставленника демократов на губернаторских выборах потребовал от руководства города вернуть затраченные средства. В качестве платежа руководство банка предложило передать в собственность помещения РКРП”.
Контактный телефон
“NORD-PRESS”: 925-69-14
факс 924-84-35
Военно-патриотический клуб “Русские витязи” выступил с предложением к федеральным и краевым властям взять на себя охрану слабоконтролируемых участков административной границы Чечни и Ставропольского края. Созданный три года назад в Ставрополе клуб насчитывает сегодня несколько сотен активистов, многие из которых прошли военную службу на территории Чечни, Таджикистана, Абхазии и в других “горячих точках” СНГ.
Председатель клуба Михаил Ратничкин заявил: “Опять начались набеги на приграничные станицы, похищения людей, угон скота и прочий беспредел, творившийся в 1990-94 годах, когда бандиты чувствовали полную безнаказанность за свои преступления. Патриоты хотят сами защищать свой дом, а не слушать обещания о мире из Кремля”.
* * *
Во Владивостоке завершено следствие по делу Александра Шестопалова, бывшего сопредседателя “Республиканского движения Крыма”, девять месяцев находящегося в следственном изоляторе.
В 1993 году Шестопалов переехал из Крыма в Приморье, где продолжал заниматься активной общественно-политической деятельностью. С 1994 года он также занимался выпуском газеты “Русский порядок” для дальневосточного региона.
По словам адвоката Александра Шестопалова, дело от начала до конца сфабриковано под давлением местных властей, против которых Шестопалов неоднократно выступал с критикой.
* * *
В конце октября Арбитражный суд Санкт-Петербурга предписал Центральному комитету Российской коммунистической рабочей партии освободить помещение в бывшем здании Дома политического просвещения. Три года назад это здание было передано городскими властями под Международный центр делового сотрудничества (МЦДС). Руководство РКРП отказалось выполнить решение суда.
Недавно силами ОМОНа и службы безопасности МЦДС руководство партии было выдворено из своих помещений, а принадлежавшие ей комнаты переданы в эксплуатацию “ОНЭКСИМ БАНКУ”, владеющему 50 процентами акций МЦДС.
Лидер РКРП Виктор Тюлькин сообщил корреспонденту “НОРД-ПРЕСС”: “Здание Дома политического просвещения было построено на деньги коммунистов и распоряжаться им могут только приеемники КПСС, а не новоявленные демократы. По имеющейся информации, “ОНЭКСИМ БАНК” предоставил бывшему мэру Собчаку кредит на проведение предвыборной кампании на сумму в 50 млрд. рублей, а после грандиозного провала ставленника демократов на губернаторских выборах потребовал от руководства города вернуть затраченные средства. В качестве платежа руководство банка предложило передать в собственность помещения РКРП”.
Контактный телефон
“NORD-PRESS”: 925-69-14
факс 924-84-35
ОГОНЬ НА СЕБЯ Александр Бородай
«ВСЛЕД ЗА ПОСЛЕДНЕЮ МЕТКОЮ ПУЛЕЙ МЫ ПОКИДАЕМ КАВКАЗ…»
Такие слова были в старой русской военной песне. Сегодня откат русских войск, русского влияния, русской цивилизации из всего Северокавказского региона принимает обвальные масштабы. Практически подмяв под себя территории Чечни, Ингушетии, Дагестана, полевые командиры боевиков распространяют свое влияние на север, в области, искони заселенные русскими. Эмиссары чеченских бандитов пробираются даже на Дон, где поднимает голову, казалось, давно рассыпавшийся в прах призрак местного сепаратизма. Компетентные источники утверждают, что многие донские атаманы, даже те, что отстаивали с оружием в руках интересы России в Приднестровье, устав ждать от Москвы льгот, милостей и денег, подумывают о создании независимой казачьей Донской республики, идею которой проповедовал еще генерал Петр Краснов. И помощь в осуществлении этого плана — как финансовую, так и материальную — они могут получить у “отстоявших независимость” чеченских боевиков и их турецких хозяев, которым на руку продолжающийся распад России.
В Чечне начался период затяжных осенних дождей. На Ханкале и Северном месят грязь еще около десяти тысяч российских военнослужащих. Кроме 205-й мотострелковой бригады и 101-й бригады внутренних войск, остаются в Чечне еще ставропольские десантники, части ОДОН (отдельная дивизия особого назначения ВВ МВД РФ) и многострадальный “Витязь”. Ходят слухи, что контингент, размещенный на этих двух базах, будет не уменьшаться, а увеличиваться. Армейцы относятся к этой перспективе крайне отрицательно — больше никто из них не желает воевать за правительство, так хорошо умеющее продавать противнику результаты побед своих собственных войск.
Псковские омоновцы, несущие сейчас службу в составе совместной комендатуры в Грозном, чувствуют себя настоящими смертниками. Боеприпасов у них на полчаса боя, и “случись что”, им не продержаться до подхода помощи. Их “коллег” из числа бандитов в несколько раз больше и ведут они себя нагло, запрещают даже укреплять мешками с песком входы и окна в здании, где расквартированы псковские милиционеры.
Обстрелы позиций и колонн федеральных войск не прекращаются ни на один день, но российские военнослужащие ответный огонь, как правило, не открывают.
Одновременно в Грозном работают правительственные эксперты, торгующиеся с боевиками из-за сумм репараций (для приличия называемых помощью по восстановлению экономики), которые русский народ по воле своих бездарных руководителей должен выплатить кавказским уголовникам.
Александр БОРОДАЙ
Такие слова были в старой русской военной песне. Сегодня откат русских войск, русского влияния, русской цивилизации из всего Северокавказского региона принимает обвальные масштабы. Практически подмяв под себя территории Чечни, Ингушетии, Дагестана, полевые командиры боевиков распространяют свое влияние на север, в области, искони заселенные русскими. Эмиссары чеченских бандитов пробираются даже на Дон, где поднимает голову, казалось, давно рассыпавшийся в прах призрак местного сепаратизма. Компетентные источники утверждают, что многие донские атаманы, даже те, что отстаивали с оружием в руках интересы России в Приднестровье, устав ждать от Москвы льгот, милостей и денег, подумывают о создании независимой казачьей Донской республики, идею которой проповедовал еще генерал Петр Краснов. И помощь в осуществлении этого плана — как финансовую, так и материальную — они могут получить у “отстоявших независимость” чеченских боевиков и их турецких хозяев, которым на руку продолжающийся распад России.
В Чечне начался период затяжных осенних дождей. На Ханкале и Северном месят грязь еще около десяти тысяч российских военнослужащих. Кроме 205-й мотострелковой бригады и 101-й бригады внутренних войск, остаются в Чечне еще ставропольские десантники, части ОДОН (отдельная дивизия особого назначения ВВ МВД РФ) и многострадальный “Витязь”. Ходят слухи, что контингент, размещенный на этих двух базах, будет не уменьшаться, а увеличиваться. Армейцы относятся к этой перспективе крайне отрицательно — больше никто из них не желает воевать за правительство, так хорошо умеющее продавать противнику результаты побед своих собственных войск.
Псковские омоновцы, несущие сейчас службу в составе совместной комендатуры в Грозном, чувствуют себя настоящими смертниками. Боеприпасов у них на полчаса боя, и “случись что”, им не продержаться до подхода помощи. Их “коллег” из числа бандитов в несколько раз больше и ведут они себя нагло, запрещают даже укреплять мешками с песком входы и окна в здании, где расквартированы псковские милиционеры.
Обстрелы позиций и колонн федеральных войск не прекращаются ни на один день, но российские военнослужащие ответный огонь, как правило, не открывают.
Одновременно в Грозном работают правительственные эксперты, торгующиеся с боевиками из-за сумм репараций (для приличия называемых помощью по восстановлению экономики), которые русский народ по воле своих бездарных руководителей должен выплатить кавказским уголовникам.
Александр БОРОДАЙ
ПРИХОДЯТ С ВОЙНЫ СЫНОВЬЯ Владислав Шурыгин старший
Сознание не сразу вернулось к нему. Наверное, очень долгими были мгла и его беспамятное парение между землей, на которой он был распростерт, и небытием, в котором он мог бы навсегда остаться. Очнулся ночью. С трудом повернул неимоверно тяжелую голову, закованную в спецкаску “СОБРа”, увидел неподалеку силуэт бэтээра, несколько неподвижных черных фигур на разбитом асфальте и стену дома, сквозь мертвые глазницы окон которой светила луна…
Их расстреляли в упор из развалин по всем правилам городского боя — ударили залпом сразу из нескольких гранатометов… Разнесли, развалили в металлолом, а по тем, кто уцелел, защелкали дудаевские снайперы… Били сначала в ноги, затем в руки, и лишь в конце следовал “милосердный” выстрел в голову…
У него тоже были прострелены ноги и рука, но что-то, видно, помешало стрелку довести дело до конца… Может, то, что, потеряв сознание, он недвижно лежал навзничь, и это создало уверенность: не жив он вовсе. Что толку стрелять в мертвого, когда еще есть живые?
Боец хотел отползти к стене дома, но простреленное тело не повиновалось ему. И тогда он тихо позвал:
— Ребята! Ребята… Кто есть, отзовитесь!
Тишина. Никто не отзывался. И вдруг голос:
— Эй! Ты где?
Нет, это не свои.
— Эй! Ты где?
“Молчи!” — приказал себе боец. Вскоре в темноте возникла идущая крадучись, почти на четвереньках, фигурка почему-то очень небольшого человека. Он склонился над одним из недвижно лежащих бойцов СОБРа, стал то ли трясти его, то ли обыскивать. Перебежал к следующему… И вот он рядом. На неподвижно лежащего бойца глядели черные, вовсе не испуганные, а азартные глаза подростка-чеченца. Лицо приблизилось, а затем отпрянуло — понял, что голос подавал этот русский и что он тяжело ранен. Что-то зловещее и неясное прозвучало на незнакомом языке — подросток исчез в темноте. Сейчас он сообщит своим о легкой добыче, и они либо добьют его снайперским выстрелом, либо, что не приведи Бог, постараются захватить живым. И нетрудно догадаться, какими страшными будут оставшиеся минуты жизни… Единственная рука все еще была верна ему, и он нащупал на бронежилете гранату…
Не надо о подвиге, о мужестве. Это — безысходность, кратчайший путь обеспечить себе достойный “отход” из этой жизни. Собрался, приготовился. Но вот с другой стороны улицы послышался топот ног и голоса: “Ребята! Кто живой есть? Мы — лефортовцы!”
Свои! Это уж точно. К тому же, вэвэшники. Собровец откликнулся. К нему подходили грамотно, перебежками. Несколько человек нырнули в развалины; чуть поодаль кто-то саданул из “мухи” по руинам противоположного дома. Двое склонились над раненым. Один — с портативной рацией. Передал негромко в эфир: “Ляпин! Вперед тридцать метров и возле сгоревшей коробки стоп! Правильно. Действуй!”
Рывком подлетел бэтээр. Выскочили двое и сноровисто перенесли грузного раненого на броню.
Уже в безопасном месте, когда собровцы раздели, надежно перевязали, вкололи промедол и еще какой-то тюбик, он снова услышал эту фамилию “Ляпин”: “Давай, Ляпин, жми на всю железку к нашему скверу. Туда вертолет подойдет!” — “Есть жать к нашему скверу. Сдать раненого на вертолет!”
Все получилось у этого шустрого паренька. Домчал, как на “скорой помощи”, передал врачу в вертолете. А собровец, когда его перекладывали на носилки, еще нашел в себе силы — поблагодарил:
— Спасибо… Сам-то откуда будешь?
— Из Москвы!
— Земляк… — тихо произнес собровец и, похоже, отключился. Через полгода, оправившись от ранений, он будет вспоминать тот роковой грозненский вечер, будет помнить, что вывез его из боя какой-то москвич-солдат по фамилии Ляпин или что-то близкое к этому. Земляк. Вывез из-под огня, как на “скорой помощи”.
* * *
А Ляпин и впрямь когда-то работал шофером на “скорой помощи”. Это была самая значимая лично для него работа, на которой ощущал себя нужным людям, во-первых, и по-мужски сильным, во-вторых.
Мчался на своей “скорой”, и лучи автомобильных фар чаще всего высвечивали узкие проезды между рытвинами и буграми новостроек… Возил рожениц. Даже участвовал однажды при приеме младенца — тот горласто кричал, а Влад, державший его на простыне, больше всего боялся, как бы случайно сильно не сжать или не уронить. Это было самое хрупкое существо, которое он держал в своих руках! Возил пожилых людей с сердечными приступами, приходилось доставлять в “Склиф” и с виду грозных, “навороченных”, а на самом деле совсем по-мальчишески боящихся уколов и боли парней…
К машине приобщился рано. Она была у отца. Лет, наверное, в девять тот доверил сыну порулить. Но вся сложность была в том, что с трудом доставал педали сцепления и газа… “Качай силенку, Влад! И расти!” — говорил отец.
Качал, рос. Но уже в одиннадцать лет отец от них ушел. Вместе со своей машиной… Встретил другую женщину, перешел к ней жить. Отец избрал очень жесткую форму разрыва со своим первым семейным прошлым — порвал, как отрезал. Ни посещений, ни встреч, ни даже телефонных разговоров с сыном.
Недостачу сильной мужской опеки Влад ощутил довольно рано… Подерется с мальчишками, побьют его беспощадно, а поделиться своей бедой, найти из нее достойный выход — с чьей помощью? Мать, она может только погладить, приласкать, пожалеть… А требовалось совсем иное. Искал выход сам — подался, было, в секцию каратэ, но там ему буквально на первой неделе сломали руку. Ходил в школу с гипсом.
Как-то встретился с отцом. Тот сам его нашел:
— Я теперь снова в Москве работаю. Возглавляю фирму… Заходи, поговорить надо. Не чужие люди…
— О чем говорить-то? Ты столько лет пропадал, скрывался…
— Ну не ершись, не скрывался… Не сложились у нас отношения. Просто не хотел создавать дополнительные сложности, давал матери возможность устроить новую семейную жизнь… Но она, похоже, так и осталась одна.
Их расстреляли в упор из развалин по всем правилам городского боя — ударили залпом сразу из нескольких гранатометов… Разнесли, развалили в металлолом, а по тем, кто уцелел, защелкали дудаевские снайперы… Били сначала в ноги, затем в руки, и лишь в конце следовал “милосердный” выстрел в голову…
У него тоже были прострелены ноги и рука, но что-то, видно, помешало стрелку довести дело до конца… Может, то, что, потеряв сознание, он недвижно лежал навзничь, и это создало уверенность: не жив он вовсе. Что толку стрелять в мертвого, когда еще есть живые?
Боец хотел отползти к стене дома, но простреленное тело не повиновалось ему. И тогда он тихо позвал:
— Ребята! Ребята… Кто есть, отзовитесь!
Тишина. Никто не отзывался. И вдруг голос:
— Эй! Ты где?
Нет, это не свои.
— Эй! Ты где?
“Молчи!” — приказал себе боец. Вскоре в темноте возникла идущая крадучись, почти на четвереньках, фигурка почему-то очень небольшого человека. Он склонился над одним из недвижно лежащих бойцов СОБРа, стал то ли трясти его, то ли обыскивать. Перебежал к следующему… И вот он рядом. На неподвижно лежащего бойца глядели черные, вовсе не испуганные, а азартные глаза подростка-чеченца. Лицо приблизилось, а затем отпрянуло — понял, что голос подавал этот русский и что он тяжело ранен. Что-то зловещее и неясное прозвучало на незнакомом языке — подросток исчез в темноте. Сейчас он сообщит своим о легкой добыче, и они либо добьют его снайперским выстрелом, либо, что не приведи Бог, постараются захватить живым. И нетрудно догадаться, какими страшными будут оставшиеся минуты жизни… Единственная рука все еще была верна ему, и он нащупал на бронежилете гранату…
Не надо о подвиге, о мужестве. Это — безысходность, кратчайший путь обеспечить себе достойный “отход” из этой жизни. Собрался, приготовился. Но вот с другой стороны улицы послышался топот ног и голоса: “Ребята! Кто живой есть? Мы — лефортовцы!”
Свои! Это уж точно. К тому же, вэвэшники. Собровец откликнулся. К нему подходили грамотно, перебежками. Несколько человек нырнули в развалины; чуть поодаль кто-то саданул из “мухи” по руинам противоположного дома. Двое склонились над раненым. Один — с портативной рацией. Передал негромко в эфир: “Ляпин! Вперед тридцать метров и возле сгоревшей коробки стоп! Правильно. Действуй!”
Рывком подлетел бэтээр. Выскочили двое и сноровисто перенесли грузного раненого на броню.
Уже в безопасном месте, когда собровцы раздели, надежно перевязали, вкололи промедол и еще какой-то тюбик, он снова услышал эту фамилию “Ляпин”: “Давай, Ляпин, жми на всю железку к нашему скверу. Туда вертолет подойдет!” — “Есть жать к нашему скверу. Сдать раненого на вертолет!”
Все получилось у этого шустрого паренька. Домчал, как на “скорой помощи”, передал врачу в вертолете. А собровец, когда его перекладывали на носилки, еще нашел в себе силы — поблагодарил:
— Спасибо… Сам-то откуда будешь?
— Из Москвы!
— Земляк… — тихо произнес собровец и, похоже, отключился. Через полгода, оправившись от ранений, он будет вспоминать тот роковой грозненский вечер, будет помнить, что вывез его из боя какой-то москвич-солдат по фамилии Ляпин или что-то близкое к этому. Земляк. Вывез из-под огня, как на “скорой помощи”.
* * *
А Ляпин и впрямь когда-то работал шофером на “скорой помощи”. Это была самая значимая лично для него работа, на которой ощущал себя нужным людям, во-первых, и по-мужски сильным, во-вторых.
Мчался на своей “скорой”, и лучи автомобильных фар чаще всего высвечивали узкие проезды между рытвинами и буграми новостроек… Возил рожениц. Даже участвовал однажды при приеме младенца — тот горласто кричал, а Влад, державший его на простыне, больше всего боялся, как бы случайно сильно не сжать или не уронить. Это было самое хрупкое существо, которое он держал в своих руках! Возил пожилых людей с сердечными приступами, приходилось доставлять в “Склиф” и с виду грозных, “навороченных”, а на самом деле совсем по-мальчишески боящихся уколов и боли парней…
К машине приобщился рано. Она была у отца. Лет, наверное, в девять тот доверил сыну порулить. Но вся сложность была в том, что с трудом доставал педали сцепления и газа… “Качай силенку, Влад! И расти!” — говорил отец.
Качал, рос. Но уже в одиннадцать лет отец от них ушел. Вместе со своей машиной… Встретил другую женщину, перешел к ней жить. Отец избрал очень жесткую форму разрыва со своим первым семейным прошлым — порвал, как отрезал. Ни посещений, ни встреч, ни даже телефонных разговоров с сыном.
Недостачу сильной мужской опеки Влад ощутил довольно рано… Подерется с мальчишками, побьют его беспощадно, а поделиться своей бедой, найти из нее достойный выход — с чьей помощью? Мать, она может только погладить, приласкать, пожалеть… А требовалось совсем иное. Искал выход сам — подался, было, в секцию каратэ, но там ему буквально на первой неделе сломали руку. Ходил в школу с гипсом.
Как-то встретился с отцом. Тот сам его нашел:
— Я теперь снова в Москве работаю. Возглавляю фирму… Заходи, поговорить надо. Не чужие люди…
— О чем говорить-то? Ты столько лет пропадал, скрывался…
— Ну не ершись, не скрывался… Не сложились у нас отношения. Просто не хотел создавать дополнительные сложности, давал матери возможность устроить новую семейную жизнь… Но она, похоже, так и осталась одна.