Зайцев Михаил. Черная богиня

   Торопясь, Игнат набрал слегка трясущимся пальцем номер Циркача. Семь неровных цифр мент-затейник нацарапал на самохинской визитке всего-то час, ну чуть больше, назад... Занято, блин!
   Игнат дал отбой и начал набирать комбинацию цифр, отпечатанную на визитке в типографии.
   «А вдруг я делаю глупость? — подумал Сергач, и его палец замер, не решаясь нажать клавишу с последней цифрой телефонного номера Николая Васильевича. — Вдруг это люди Самохина за мною охотились?.. Но какой резон ему устраивать на меня облаву?.. Никакого резона, черт побери!»
   Безумная версия о тугах — организаторах слежки и засады — напрашивалась сама собой. Преследователи больше напоминали подмосковных бандитов, чем фанатов-сектантов экзотического культа, ну так что с того? Может быть, туги заказали бандюкам поймать Сергача. Может такое быть? Запросто! Зачем жрецам Черной богини понадобился живой-здоровый пленный Игнат? Элементарно: чтоб узнать от него, как идет расследование предыдущих трех... нет, четырех, памятуя магната Шумилова убийств...
   «Стоп, стоп, стоп! — осадил себя Игнат. — Совсем недавно у меня уже чуть было не съехала крыша, когда старичок в метро почесал прыщик над верхней губой. Нужно манипулировать фактами, и только фактами! Никаких пустых домыслов!»
   Задушенный на квартире Тарасова Виталий Самохин — брат Николая Васильевича. И вопреки неверию Циркача Самохин-старший, разговаривая с Игнатом о смерти ближайшего родственника, оставался, как и прежде, спокоен, вежлив и деловит. Вот они — факты! Беспристрастные и циничные факты, из которых следует сумасшедшее предположение, что...
   — Что Самохин — туг... — пробормотал Игнат и засмеялся. Нервно, истерично хохотнул. — Веселенький, ха, из меня Шерлок Холмс получается! Место в соседней с Наполеоном палате, считай, обеспечено.
   Игнат тряхнул головой и уверенно ткнул блестящую кнопку, помеченную цифрой 8.
   После первого длинного гудка трубка ответила незнакомым голосом:
   — Добрый вечер, алло, вас слушают.
   — Меня просил позвонить Николай Васильевич, я — Сергач, Игнат Сергач.
   — Минуту подождите, пожалуйста, соединяю.
   В трубке заиграла неторопливая приятная мелодия, прозвучало несколько тактов, и мелодичные переливы резко оборвались.
   — Самохин у аппарата.
   — Николай Васильевич, это Игнат...
   — Где вы, Игнат? Алло?
   — Николай Васильевич, на меня только что было совершено нападение. Прежде чем, как и договаривались, вам позвонить, я...
   — Подождите!.. На пять минут выйдите все из кабинета, пожалуйста... Игнат, продолжайте, пожалуйста.
   Игнат опустил собственные переживания по поводу прыщавого старикашки, коротко рассказал о слежке и о погоне, объяснил, откуда звонит, и, выговорившись, замолчал. Молчала и трубка. Табло таксофона бесстрастно отсчитывало молчаливые секунды.
   — Алло! Николай Васильевич. Вы слышите меня?! Алло!
   — Слышу. Задумался, извините. Вы меня ошарашили.
   — Я и сам ошарашен.
   — Игнат, в вас стреляли?
   — Чего?!
   — Я спрашиваю: преследователи в вас стреляли?
   — Хвала духам, нет, кажется...
   — Циркач о нападении уже знает?
   — Нет пока. Но, если честно, собираюсь обязательно до него дозвониться. Прежде чем набрать ваш номер, я пытался связаться с Циркачом, у него занято.
   — Игнат, слушайте внимательно! Все очень серьезно! Очень! Нам с вами нельзя сегодня встречаться, и вам КАТЕГОРИЧЕСКИ нельзя звонить и рассказывать о нападении Циркачу. Слышите меня?
   — Слышу, но...
   — Никаких «но», Игнат! Если Циркач активно включится в игру, он все нам испортит!
   — В какую, черт подери, «игру»?!
   — Спокойнее, Игнат. Успокойтесь. По телефону я не могу вам всего объяснить. Послать сейчас же за вами машину не могу, поскольку нет уверенности, что возле моего офиса, как и возле вашего дома, нету засады. Вы меня слушаете?
   — Да. Время кончается.
   — Какое время?
   — Телефонная карточка. Нас скоро разъединят.
   — Слушайте внимательно! Если хотите выжить, исчезните до завтра из города побыс...
   — Как это — «исчезните»?..
   — Не перебивайте меня, слушайте! Тот, кто устроил за вами охоту, — чрезвычайно опасен! Чрезвычайно! Вам повезло скрыться, но вас ищут! Слышите?!
   — Слышу...
   — Я все объясню завтра, а сейчас — бегом на вокзал, садитесь на электричку и поезжайте до конечной, в любом направлении. Паспорт при вас?
   — Да.
   — Если на конечной железнодорожной станции вами заинтересуется милиция, предъявите паспорт, соврите что-нибудь или скажите правду, скажите, что ждете первый утренний поезд в столицу. Переночуете на подмосковном полустанке, утром приедете и звоните мне прямо с вокзала. За ночь, надеюсь, все уляжется.
   — Ни фига не понимаю! От кого я должен прятаться?
   — Игнат! Я убежден, что сейчас противник работает по вашим московским адресам, по адресам ваших знакомых, вам надо...
   — У меня полно друзей, я мог бы у кого-то из них отсидеться.
   — Игнат, не перебивайте меня! Вы, конечно, можете рискнуть и собой, и кем-то из друзей...
   — Не понял?
   — Не нужно меня все время перебивать! Всякие контакты с вами опасны для третьих лиц, слышите? Общаясь с друзьями, вы ставите их под удар, слышите?
   — Слышу.
   — Вы вправе поступить по-своему. Можете позвонить и пожаловаться Циркачу вопреки моим инструкциям. Можете еще у кого-либо искать помощи и защиты. Но вряд ли кто-то сможет быть вам более полезен, чем я. Решайте, Игнат! Решитесь довериться мне, дадите мне ночь форы, ВСЕГО ОДНУ НОЧЬ, и, возможно, завтра я назову вам имя организатора всего этого кошмара!
   — Николай Васильевич, хотя бы намекните, КОГО вы подозреваете? Я ЕГО знаю? Я о НЕМ слышал что-нибудь, когда-нибудь?
   — Завтра, Игнат! Завтра! Денег у вас при себе много?
   — Есть деньги, но...
   — Никаких «но»! Ловите такси и на вокзал! Спасибо, что вы мне поверили. Ведь вы мне доверитесь, да? Игнат?! Вы поступите так, как я прошу? Да или нет?! Алло!..
   — Да, черт побери! Но...
   Но электронный кредит телефонной карточки иссяк, и в трубке запикали короткие гудки отбоя.

6. Ночь со вторника на среду

   На вокзале по пути к пригородным билетным кассам Игнат купил у слегка выпившего бомжа газету, завтрашний номер «Московских тайн» со статьей про убийство Овечкина.
   Поговорив по телефону с Николаем Васильевичем и сообразив, на какой конкретно вокзал лучше поехать, по какому из многочисленных направлений «исчезнуть» из города, Игнат поймал таксомотор, залез на заднее сиденье автомобиля и вдруг ощутил необычайное, доселе ни разу в жизни не переживаемое состояние абсолютного, полнейшего пофигизма. Все стало по фигу. Вообще все. Ноль эмоций, и лишь желудок недовольно урчит, как голодная кошка.
   Состояние глубокого пофигизма сошло на нет, едва Игнат увидел заголовок передовицы завтрашних «Московских тайн». Бомж, торгующий газетами, разложил свой товар на прилавке закрытого привокзального буфета. Игнат шел мимо, повернул голову, считал с таблички, озаглавленной «Часы работы буфета-столовой», неутешительные для голодного желудка цифры, скользнул машинально взглядом по бомжу, по его газетному товару и остолбенел. «Жертва маньяка», или Кто задушил сыщика Овечкина?" — так была озаглавлена передовица завтрашних «Тайн». Он купил ее и стал читать.
   В первый раз Игнат пробежал глазами передовицу, стоя у билетных касс. Смешно, нелепо и глупо. Однако подсознательно Игнат надеялся отыскать в статье ответ на поставленный в заголовке вопрос. Естественно, «кто» задушил Овечкина, газета не сообщала. Статья вообще оказалась путаной, замороченной и невнятной. Из первого прочтения Игнат уяснил лишь факт утечки в печатный орган некоторых весьма второстепенных подробностей позавчерашнего убийства. Сообщалось название книги, найденной возле трупа, имя ее автора и зачем-то краткое содержание. Где задушили Овечкина, журналистка скорее всего не знала, зато она знала, каким делом занимался сотрудник фирмы «Самохин и брат» Д. Овечкин, и напоминала читателям про убийство магната Шумилова, про которое она же, журналистка по фамилии Кривошеева с инициалами И.А., уже написала однажды передовую статью и которое до сих пор остается нераскрытым.
   Вторично, вдумчиво и внимательно, Сергач проштудировал газетный текст, сидя на лавке в вагоне электрички. Владея отрывочной информацией касательно убийства Овечкина, журналистка по фамилии Кривошеева слишком много домысливала, присочиняла, и из подтекста ее статьи следовало, что в смерти Димы заинтересованы какие-то темные политические силы, каковые также виновны и в смерти предпринимателя Шумилова. Перед глазами у Игната был красноречивый пример того, как буйная фантазия, лишенная опоры на факты, уводит несомненно умного человека в сторону, чрезвычайно далекую от действительности.
   «Вот черт! Жрать охота, лучше бы на вокзале чего съестного прикупил, чем эту никчемную газетенку», — подумал Игнат, проглядывая мельком заголовки прочих статей и заметок.
   Перелистав «никчемную газетенку», Игнат аккуратно ее сложил, многократно перегнув, и спрятал во внутреннем кармане куртки, а совсем уж никчемным рекламным листком-вкладышем, смяв его в комок, обтер засохшую глину с грязных после марш-броска через стройплощадку ботинок.
   Игнат внял совету господина Самохина лишь отчасти. Ехать до конечной и ночевать на пригородном вокзале, а то и на платформе, ему не улыбалось. К чему такие сложности, ежели вспомнилось подходящее место для ночевки вне пределов города, гораздо более спокойное, чем железнодорожная станция, а о нескольких часах покоя и одиночества мечталось сейчас больше всего на свете.
   Прошлой теплой осенью Сергач ездил, помнится, в Подмосковье «на шашлыки» с друзьями. Так случилось, что по дороге к приятельской даче сломался старик «жигуль» с четырьмя любителями жаренной на углях свинины и водки на свежем воздухе. Автомобильный мотор категорически отказался крутить колеса на энном километре загородного шоссе в смутно знакомых Игнату местах. Где-то здесь, совсем рядом, юный пионер Сергач провел лето во времена оны в пионерском лагере. Друзья-приятели задымили сигаретами, заговорили на нецензурном языке автослесарей и отмахнулись от Сергача, когда он испросил разрешения погулять-побродить по окрестностям. Мол, делай что хочешь, иди куда заблагорассудится, только не мешай. Игнат пошел вдоль шоссе и через полчаса разыскал «свой» пионерлагерь. Подивился безлюдности и сохранности пустых бараков, кирпичного двухэтажного административного здания и деревянной трибуны. Давно заброшенный лагерь находился в стороне от деревень и поселков. Подмосковная пацанва заглядывала сюда редко, и далее битья окон хулиганские детские забавы не заходили. А на грунтовку, ведущую от шоссе, наверное, во время летнего памятного урагана 1998 года свалилась огромная береза, и ее бело-черный подгнивший ствол шлагбаумом перегородил единственный подъездной путь к лагерю так, что моторизованное хулиганье не имело возможности совершать набеги на территорию былого летнего отдыха пионеров.
   Минут двадцать Игнат гулял по бывшему лагерю, отдавшись во власть сопливой ностальгии, затем вернулся к «Жигулям» и мгновенно был послан ошалевшими от авторемонтных работ приятелями на ближайшую (километр ходу) железнодорожную станцию за сигаретами. Прогулявшись до станции и обратно. Игнат от скуки начал сочинять детективный роман, в котором главный герой бежит из Москвы и скрывается от полчищ врагов в обветшалом пионерлагере. Разве он мог тогда, прошлой осенью, вообразить, что не пройдет и года, как самому придется оказаться в шкуре вымышленного героя-беглеца?..
   На захолустной пригородной платформе с интригующим названием «Каюк» помимо Игната сошли двое парней с длинными волосами, в клешах и с одной на двоих гитарой да тетка с характерным баулом торговки вещевого рынка. До чего же странные и, прямо скажем, диковатые названия населенных пунктов и железнодорожных станций встречаются в Подмосковье. Вот, например, на Дмитровском направлении есть поселок Габо. Что за «габо» такое, откуда взялось это слово? «Каюк» хотя бы понятно. Каюк означает конец. Кранты, финиш, абзац. И живут, оказывается, в этом самом Каюке люди-каючане.
   Длинноволосые парни и тетка с баулом, как только отъехала электричка, перебрались через пути и пошли на свет одиноких окон, желтеющих недалеко, в той стороне, откуда доносился ленивый собачий лай. Игнат еще долго слышал бренчание гитары за спиной, идя в другую сторону, в темноту, ориентируясь на шум автомобильных моторов.
   Через пять минут Игнат вышел к шоссе. Черная лента автострады уходила вдаль и, казалось, не имела ни конца, ни начала. Но это только казалось. Поверни направо — и рано или поздно дойдешь до Москвы, сверни налево — и минут через сорок доковыляешь до ухабистой дорожки, перегороженной рухнувшей березой-шлагбаумом, ведущей к бывшему пионерлагерю.
   Игнат свернул налево.
   Мимо промчалась черная громада грузовика. И спустя секунду ослепшие от яркого света фар глаза, едва прозрев, заметили новое световое двоеточие на горизонте. Радужные огоньки, быстро приближаясь, высветили фигуру одинокого ночного путника, бредущего вдоль обочины, мигнули, раздался визг тормозов. Продолговатая ядовито-красная иномарка, поравнявшись с Игнатом, остановилась. Опустилось стекло в автомобильной дверце, из комфортабельного салона высунулась коротко стриженная лобастая голова.
   — Слышь, земляк, откуда здесь позвонить можно? — спросила голова.
   — Позвонить?! — переспросил Игнат. Вопрос, вполне уместный на центральной московской улице и совершенно идиотский в чистом поле, на ночном пригородном шоссе, немного обескураживал.
   — Слышь, земляк, в Москву срочно звякнуть нужно. Мобильники, слышь, не фурычат, паскуды. Ретрансляторы, слышь, вокруг всей Москвы понавтыкали, а в этом, мать их за ногу, районе ни хера сотовая связь не работает! Ты, мужик, местный? Ты не знаешь, где тута почта или еще чего, откуда в город звонят? До зарезу нужно звякнуть, слышь, а?
   — Метрах в пятистах впереди железнодорожная станция, «Каюк» называется.
   — А там есть откуда звякнуть?
   — Не знаю...
   — Херово, бляха-муха! У меня два мобильника, двух разных сетей, бляха, и оба, прикинь, не фурычат, ты представляешь, а?.. Так метров пятьсот до станции, говоришь? А закурить у тебя есть?
   — Некурящий.
   — Ну извини...
   Голова исчезла, кроваво-красная иномарка рванула с места, скрылась, будто ее никогда и не было.
   «Выбранное мною место для ночлега наверняка отсутствует на современных топографических картах, — подумал Игнат, ухмыльнувшись. — И совершенные средства мобильной связи, оказывается, здесь не работают. Прямо-таки идеальное местечко для всяких ужасов и привидений».
   Дорожку к лагерю Игнат не проморгал. Вовремя заметил толстый березовый ствол поперек уходящей в темень леса заброшенной дороги. Свернул с асфальта, сбавил шаг, чтоб не споткнуться второпях. В лесу заухал филин. Утробные крики ночной птицы резали ухо. Чтобы песня филина не казалась такой пугающей, Игнат тихо прошептал: «Филин, филин, сколько мне жить осталось?» Филин, будто расслышав вопрос Сергача, заухал еще громче и бодрее. Игнат досчитал до ста, а настырная птица все продолжала и продолжала пророчить необычайно долгую жизнь. Вечность, предсказанная пернатым, воспринималась как злая шутка, как издевательство.
   Добравшись наконец до лагеря, Сергач обнаружил, что, пока топал, промочил ноги на фиг. Поспешил к двухэтажному кирпичному административному корпусу. Мелькающий в небе сквозь прорехи в тучах месяц освещал ему путь лучше, чем городские подслеповатые фонари сегодня вечером дорогу к дому, где Игната ожидала засада. Сейчас Игнат не боялся никаких засад. Ну разве что выбежит навстречу привидение старшей пионервожатой — очкастой стервы, вдоволь попившей кровушки много лет назад у пионера Игната и его товарищей по детским забавам. Ну выскочит привидение, так и черт с ним. Да хоть мертвец-зомби выйдет из лесу — наплевать! Бояться надо не мертвых и не призраков, бояться нужно живых. Эта истина за последние пару дней сделалась для Игната абсолютно очевидной.
   Вдоволь поплутав в темноте, Игнат отыскал на втором этаже мертвого кирпичного здания комнатушку-кладовку с выбитой дверью и без окон. То, что надо, то, что доктор прописал: в кладовке не дует, относительно тепло, сухо, и на полу здоровенный фанерный лист, будто специально, чтобы на нем вытянуться во весь рост и уснуть. Игнат разулся, снял носки, вытащил из кармана сложенную вчетверо газету, порвал ее надвое и, как сумел, обернул бумагой голые стопы. Лег на спину, подложив под голову руки, закрыл глаза и моментально отключился.
   Коктейль из усталости физической плюс моральной — лучшее снотворное. Когда за порогом твоей квартиры задушили старинного знакомого, когда ты главный подозреваемый в двух других убийствах, когда на тебя охотится неведомо кто, когда бывший кагэбэшник орет в телефонную трубку, что в городе тебе оставаться смерти подобно, тогда затерявшееся в лесу каменное строение с выбитыми окнами становится для тебя воистину домом отдыха, убежищем от всех бед и напастей, уголком покоя и умиротворения, а лист фанеры на полу кажется мягче пуховой перины в номере люкс пятизвездочного отеля, ибо все в этой жизни относительно, абсолютно все!
   Игнату снились призраки, упыри и лешие. Нежить кружила по территории пионерлагеря и охраняла спящего Игната от всех живущих на этом свете. Игнату было хорошо и спокойно. И только желудок терся о ребра голодной кошкой, недовольно мурлыча, но вскоре и его убаюкало монотонное уханье неугомонного филина.

7. Среда, утро

   Игнат проснулся в начале седьмого. Проспал четыре с небольшим часа, не выспался. Кабы не холод, наверное, дрых бы на жесткой фанере до двенадцати, но к рассвету закоченели обернутые в газету голые стопы, и Сергач проснулся от неприятного покалывания в посиневших пальцах и пятках.
   С минуту Игнат тер кулаками глаза, соображая, где находится, вспоминая, как его сюда занесло. Вспомнил, погрустнел и, зябко поежившись, принялся растирать закаменевшие пальцы на ногах.
   Промокшие носки за ночь не высохли, пришлось с отвращением натягивать их на едва-едва отогретые ступни и потом впихивать ноги во влажное нутро ботинок. Жрать хотелось до коликов, до спазмов в желудке, однако еще больше хотелось согреться. А как согреться, не имея ни спичек для костра, ни теплой одежды? Существует единственный способ — активные физические упражнения. Например, бег. И Сергач, обувшись, побежал. По коридору второго этажа лагерного административного корпуса, вниз по лестнице, по двору, мимо пустых бараков, по запущенной дорожке к шоссе. Перепрыгнул через березовый ствол-шлагбаум, свернул в сторону железнодорожной станции и продолжил бег по твердому, лоснящемуся от утренней влаги асфальту.
   Равномерный бег, слегка превосходящий по скорости так называемый бег трусцой, разогрел тело и окончательно отогнал сонливость. Игнат даже испытал некоторое удовольствие от ощущения слаженности в работе мышц и дыхания. Напрасно Игнат записал себя в старики в свои тридцать семь лет. Вчера сумел показать блестящий результат в сверхскоростном забеге по пересеченной местности и восстановился после сумасшедшего спринтерского рывка замечательно быстро, а сегодня преодолел стайерскую дистанцию от экс-пионерлагеря до платформы Каюк, практически не запыхавшись.
   Игнату повезло — он вбежал на платформу за пару секунд до отправления ранней электрички на Москву. Запрыгнул в щель захлопывающихся дверей, постоял недолго в тамбуре, отдышался, вошел в вагон и с удовольствием сел на свободное место. Народу в вагоне было много, рабочий люд спешил в столицу, чтобы обменять часть времени, отпущенного богом на земное существование, на средства, для этого самого существования необходимые. Иначе выражаясь — народ ехал зарабатывать.
   «Что такое деньги? Бумага! — подумал Игнат, проверяя сохранность наличности в карманах. — Вот я, например, имею при себе кучу бумажек с водяными знаками и при этом страшно хочу есть, но не смогу насытиться прежде, чем доберусь до города, где царствуют товарно-денежные отношения, где за лоскутки радужных бумажек можно купить все что угодно — еду, женщину, сорокаградусное счастье, где ради этих бумажек живут и ради них же умирают. И убивают... Или я не прав? Миллионера Шумилова, сыщика Овечкина, Виталия Самохина, Бориса Тарасова, возможно, убили не из-за денег, а во славу Черной богини Кали... Впрочем, вряд ли...»
   На свежую голову версия о причастности к преступлениям БЕСКОРЫСТНЫХ религиозных фанатиков казалась особенно абсурдной.
   В Москву электричка прибыла в семь часов пятьдесят две минуты, а в восемь ноль три Игнат уже жевал аппетитный бутерброд с колбасой, запивая лакомство некрепким, но горячим кофе. Скушав дюжину кусков колбасы и столько же ломтиков черного хлеба, выпив две чашки кофе и ощутив наконец долгожданную теплую тяжесть в желудке, Игнат покинул гостеприимное здание вокзала, зашел в метро, купил телефонную карту, снова вышел на улицу, разыскал таксофон, вставил карточку в прорезь аппарата, отстучал телефонный номер Николая Васильевича Самохина.
   — Самохин у аппарата. Алло.
   Голос у Николая Васильевича усталый, с хрипотцой.
   — Алло, это я, Игнат...
   — Где вы?
   Николай Васильевич будто проснулся, вопрос задал напористо и требовательно.
   — На вокзале.
   — Приезжайте! Я в офисе, я всю ночь провел в офисе. Вокруг все спокойно, засады не бойтесь. Берите такси, подъезжайте и смело заходите прямо в парадную дверь. Поспешите, Игнат. Вы в большой опасности, но я придумал, как вам помочь. Жду, приезжайте быстрее... И вот еще что... с моими сотрудниками — минимум контактов, ни одного слова, слышите? Приедете — и сразу в мой кабинет, слышите?
   — Слышу.
   — Все, Игнат. Поспешите! Промедление смерти подобно. Трубка запикала, затявкала в ухо короткими гудками. Игнат встряхнул головой, дрогнувшей рукой вынул из прорези таксофона телефонную карточку, ощущая что-то вроде предстартовой лихорадки. И любопытства, как это ни странно. И никакого чувства опасности, абсолютно.
   Поймать мотор на привокзальной площади по нынешним временам — раз плюнуть. Ладный, новенький «Москвич» затормозил, едва Сергач взмахнул рукой. Интеллигентного вида водитель выказал готовность подвезти Сергача куда угодно, хоть в центр, хоть на окраину, хоть за город, хоть в другой город. Игнат не знает точного адреса нужного ему офиса в Замоскворечье? Не беда — шофер поможет отыскать особнячок подле церквушки с разноцветными куполами за лишний чирик.
   И вскоре, самую малость попетляв по узким замоскворецким улочкам, «жигуленок» остановился напротив входа в особнячок, где дожидался Игната господин Самохин. Стольник из внутреннего кармана Игната перекочевал в боковой карман шоферской куртки, водитель и пассажир синхронно сказали друг другу «спасибо», Игнат вылез из машины.
   Оглянувшись на всякий случай по сторонам, Игнат подбежал к тяжелой двери, потянул отполированную сотнями рук медную дверную ручку, шагнул из утренней холодной свежести в тепло помещения. Дверь за Игнатом закрылась, путь вперед заслонило камуфляжное тело.
   — Куда? — спросил охранник, сверху вниз взирая на Игната маленькими хмурыми глазками.
   — К Самохину. К Николаю Васильевичу Самохину в контору «Самохин и брат».
   — Как фамилия?
   — Моя? Сергач.
   — Про вас не предупреждали. — Здоровенная пятнистая лапа отодвинула Игната чуть в сторону, охранник, щелкнув шпингалетом, закрыл уличную дверь. — Пойдемте, я вас провожу.
   Игнат шел по коридору первым, охранник сопел в затылок, держась сзади на расстоянии вытянутой руки.
   Охранник протянул руку и положил на плечо Игнату широкую ладонь, когда подошли к дверям офиса под номером девятнадцать.
   «Решетка на окне в торце коридора, конвоир за спиной — ну прямо как в тюрьме! — думал Игнат, пока провожатый свободной рукой нажимал на кнопку электрического звонка. — Как же так? Николай Васильевич забыл предупредить на входе о моем визите?.. Ах да! Он же сказал, чтобы я ни с кем не вступал в контакт... Ну и что? Тем более должен был предупредить охрану, сказать: появится Сергач И.К. — сразу сообщите лично мне, Самохину Н.В. А впрочем, он скорее всего ночь не спал, причем вторую подряд, вполне мог просто-напросто забыть».
   Двери офиса номер двенадцать, как и позавчера, открыл Юра.
   — Доброе утро, Юрий. К сожалению, не знаю вашего отчества...
   У Юры в ответ на приветствие отвисла челюсть. Очевидно, Николай Васильевич не предупредил о приходе Сергача и своих сотрудников, с которыми, кстати, запретил иметь контакты. И так же очевидно: явление Игната не на шутку озадачило Юру, и более того — немного шокировало.
   — Говорит, он к Николаю Васильичу. — Охранник сильнее стиснул плечо Игната.
   — Я... в смысле, мы договорились о встрече. — Игнат приветливо улыбнулся, глядя в изумленные глаза Юры.
   — Гм... ну ладно... — Юра перевел взгляд на охранника. — Отпусти его. Проходите, Игнат Кириллович, Николай Васильевич в кабинете. Вон в ту дверь, пожалуйста.
   Игнат перешагнул порог, огляделся. В офисе народу не в пример больше, чем позавчера. Человек семь мужчин с серыми лицами, в мятых рубашках да девушка Жанна в распахнутом пальтишке на хрупких плечах — явление Игната застало ее в момент одевания верхней одежды, наверное, собиралась домой, отдыхать после бессонной ночи. А незнакомые мужчины явно никуда уходить не собирались. Снятые пиджаки болтаются на спинках стульев, из пиджачных нагрудных карманов торчат хвостики галстуков, у четверых в руках стаканы с кофе, у остальных дымящиеся сигареты. И все смотрят на Игната. Молча. Кто удивленно, кто сурово и сосредоточенно. Игнат кивнул Жанночке, она ответила кивком и попыталась улыбнуться. Улыбка у Жанночки получилась фальшивой, натянутой.