— Конечно, юноша. Если устроит. И если вы вообще не сочинили про Большого Человека.
— Все еще подозреваете во мне шпиона?
— Подозреваю, не обижайтесь. — Маркус поворотился к Сергачу толстой задницей, занялся отпиранием запоров. — Всей душой надеюсь, что Судьба не сыграла с вами злую шутку, прислав ко мне с камнем за пазухой.
— Иначе в меня же этот камень и полетит, да? — усмехнулся Игнат.
— Да-с. — Господин Маркус открыл перед гостем дверь на лестничную площадку. — Можете не верить в мои магические способности и возможности, но так и будет, юноша, именно так. Счастливо вам.
— И вам счастливо, господин Маркус. Вы даже представить себе не можете, как благосклонна Судьба ко мне сегодня вечером! Ауфвидерзеен.
Не дожидаясь, пока закроется благородная кожаная дверь, игнорируя лифт, Сергач поскакал вниз через три ступеньки. Удача его окрылила, лестничные пролеты уносились ввысь, мелькали перед глазами переборки перил, двери на лестничных площадках, редкие хулиганские надписи на стенах. Удача! Вторая удача за сегодняшний вечер! Два — ноль в пользу оккультного сыщика.
«А вы непоследовательны в рассуждениях, господин Маркус, — мысленно вступил Сергач в заочный спор с толстяком-фаталистом. — Ежели „оплата по факту“, если Судьбе не всегда угодно воплощать в жизнь ваши заклятья, так где ж гарантия, что мой камень за пазухой обязательно полетит в обратную сторону, то бишь в меня?! Тем паче, карающий камень, строго говоря, и не мой вовсе. Мне за пазуху его, образно выражаясь, засунула мадам Протасова, и скоро, очень скоро я с легким сердцем верну чужой булыжник. А как она им распорядится — уже ее забота».
Сергач выскочил на улицу, можно сказать — выпорхнул, и крылья удачи понесли его к последнему на сегодняшний день пункту следования, мимо знаменитой Меньшиковской башни, мимо памятника Грибоедову, по направлению к станции метро «Сухаревская».
«Ха! Чистые Пруды в пору переименовывать в Нечистые, столько черных чародеев, самых разнообразных, обитает в округе. Или лучше вернуть прудам их историческое название: „Поганые“, — веселился Сергач, все убыстряя и убыстряя шаг. — И что интересно — двое, по крайней мере, колдуют на экзотических языках. Полиглоты, блин! Асы своего темного дела. С профессиональной точки зрения я им в подметки не гожусь. Среднее магическое образование, весьма и весьма среднее, у меня — недоучки. Стыдно даже, честное слово!»
— Даром преподаватели время со мною тратили, — тихонечко запел Сергач старинную песенку из репертуара Аллы Борисовны, — даром со мною мучился самый известный маг, да-да-да!..
Последний пункт сегодняшнего запутанного маршрута предстал вскоре в виде двухэтажной безликой постройки серого кирпича. Уродливое архитектурное наследие времен застоя в глубине заснеженного двора тонуло во мраке. Редкие тополя кругом, мученики мегаполиса, вскинули к небу обрубки рук-ветвей. Сломанные качели на крошечной детской площадке впечатлительный прохожий с болезненным воображением запросто мог бы сравнить с виселицей для малышей, а трансформаторную будку поодаль с надгробием на могиле великанов. И ветер, ветер гремел жестью на крышах обступивших дворик домов. Мрачноватое местечко. Особенно если подозреваешь, что окна на втором этаже серой постройки светятся не просто так, что за двойными рамами, за плотными стеклами прямо сейчас, в эту самую минуту плетет темную паутину, быть может, тот самый зловещий Мастер, о котором с оглядкой шепчется тусовка московских мистиков.
Однако Игнату все образные предзнаменования были, как говорится, по барабану. В двухэтажном кирпичном уродстве Сергач опознал банальную жилконтору, как водится, поделившуюся площадями с частными арендаторами. Обрубки тополиных ветвей свидетельствовали о человеческой заботе и надзоре над зелеными насаждениями. В конструкции сломанных качелей Сергач увидел намек на букву П, первую букву в слове «победа». А трансформаторная будка, она и есть будка с трансформатором, что ж еще? В завывании ветра Игнату слышался звон монет, и свет в окнах второго этажа его обрадовал очень, ибо в бумажке Архивариуса четко написано: «...ВТОРОЙ ЭТАЖ, МАГ ВЕЛИАР».
О, как меняются наши мироощущения в зависимости от настроения! Щепотка удачи, пригоршня везения, и мир вокруг прекрасен, интуиция спит, и кажется, что все будет замечательно, а разве может быть иначе?..
5. Пот, кровь и слезы
— Все еще подозреваете во мне шпиона?
— Подозреваю, не обижайтесь. — Маркус поворотился к Сергачу толстой задницей, занялся отпиранием запоров. — Всей душой надеюсь, что Судьба не сыграла с вами злую шутку, прислав ко мне с камнем за пазухой.
— Иначе в меня же этот камень и полетит, да? — усмехнулся Игнат.
— Да-с. — Господин Маркус открыл перед гостем дверь на лестничную площадку. — Можете не верить в мои магические способности и возможности, но так и будет, юноша, именно так. Счастливо вам.
— И вам счастливо, господин Маркус. Вы даже представить себе не можете, как благосклонна Судьба ко мне сегодня вечером! Ауфвидерзеен.
Не дожидаясь, пока закроется благородная кожаная дверь, игнорируя лифт, Сергач поскакал вниз через три ступеньки. Удача его окрылила, лестничные пролеты уносились ввысь, мелькали перед глазами переборки перил, двери на лестничных площадках, редкие хулиганские надписи на стенах. Удача! Вторая удача за сегодняшний вечер! Два — ноль в пользу оккультного сыщика.
«А вы непоследовательны в рассуждениях, господин Маркус, — мысленно вступил Сергач в заочный спор с толстяком-фаталистом. — Ежели „оплата по факту“, если Судьбе не всегда угодно воплощать в жизнь ваши заклятья, так где ж гарантия, что мой камень за пазухой обязательно полетит в обратную сторону, то бишь в меня?! Тем паче, карающий камень, строго говоря, и не мой вовсе. Мне за пазуху его, образно выражаясь, засунула мадам Протасова, и скоро, очень скоро я с легким сердцем верну чужой булыжник. А как она им распорядится — уже ее забота».
Сергач выскочил на улицу, можно сказать — выпорхнул, и крылья удачи понесли его к последнему на сегодняшний день пункту следования, мимо знаменитой Меньшиковской башни, мимо памятника Грибоедову, по направлению к станции метро «Сухаревская».
«Ха! Чистые Пруды в пору переименовывать в Нечистые, столько черных чародеев, самых разнообразных, обитает в округе. Или лучше вернуть прудам их историческое название: „Поганые“, — веселился Сергач, все убыстряя и убыстряя шаг. — И что интересно — двое, по крайней мере, колдуют на экзотических языках. Полиглоты, блин! Асы своего темного дела. С профессиональной точки зрения я им в подметки не гожусь. Среднее магическое образование, весьма и весьма среднее, у меня — недоучки. Стыдно даже, честное слово!»
— Даром преподаватели время со мною тратили, — тихонечко запел Сергач старинную песенку из репертуара Аллы Борисовны, — даром со мною мучился самый известный маг, да-да-да!..
Последний пункт сегодняшнего запутанного маршрута предстал вскоре в виде двухэтажной безликой постройки серого кирпича. Уродливое архитектурное наследие времен застоя в глубине заснеженного двора тонуло во мраке. Редкие тополя кругом, мученики мегаполиса, вскинули к небу обрубки рук-ветвей. Сломанные качели на крошечной детской площадке впечатлительный прохожий с болезненным воображением запросто мог бы сравнить с виселицей для малышей, а трансформаторную будку поодаль с надгробием на могиле великанов. И ветер, ветер гремел жестью на крышах обступивших дворик домов. Мрачноватое местечко. Особенно если подозреваешь, что окна на втором этаже серой постройки светятся не просто так, что за двойными рамами, за плотными стеклами прямо сейчас, в эту самую минуту плетет темную паутину, быть может, тот самый зловещий Мастер, о котором с оглядкой шепчется тусовка московских мистиков.
Однако Игнату все образные предзнаменования были, как говорится, по барабану. В двухэтажном кирпичном уродстве Сергач опознал банальную жилконтору, как водится, поделившуюся площадями с частными арендаторами. Обрубки тополиных ветвей свидетельствовали о человеческой заботе и надзоре над зелеными насаждениями. В конструкции сломанных качелей Сергач увидел намек на букву П, первую букву в слове «победа». А трансформаторная будка, она и есть будка с трансформатором, что ж еще? В завывании ветра Игнату слышался звон монет, и свет в окнах второго этажа его обрадовал очень, ибо в бумажке Архивариуса четко написано: «...ВТОРОЙ ЭТАЖ, МАГ ВЕЛИАР».
О, как меняются наши мироощущения в зависимости от настроения! Щепотка удачи, пригоршня везения, и мир вокруг прекрасен, интуиция спит, и кажется, что все будет замечательно, а разве может быть иначе?..
5. Пот, кровь и слезы
За две минуты до полуночи непослушными, чуть дрожащими пальцами Сергач вставил ключ в скважину «французского» замка. Повернул его, выдернул, толкнул дверь плечом. Споткнувшись о порог, Игнат чертыхнулся, включил свет, тяжело опустился на тумбочку в прихожей. Фу-у, наконец-то дома...
Вялой рукой Игнат подтолкнул дверь, она захлопнулась, клацнул, закрываясь, замок. Сергач бросил связку ключей на полочку возле зеркала. Но промахнулся, связка брякнулась на пол.
— А ну и черт с ними... — махнул рукой Сергач и нагибаться за ключами не стал.
Зеркало в прихожей давно пора менять — усталое лицо отражается расплывчато, вместо распухшего уха сплошная красная муть.
Сергач вздохнул, вытащил из кармана мобильный телефон, долго расстегивал куртку, кряхтя, разулся. Вздохнул поглубже, крякнув, поднялся и поплелся в ванную. Куртка осталась валяться на тумбочке, про вешалку Сергач как-то забыл, не до того.
В ванной, в самом просторном помещении коммунальной, увы, квартиры, висело зеркало побольше и поновей.
Сергач осторожно прикоснулся кончиками пальцев к пунцовой ушной раковине.
— Блин! — Сергач поморщился. — Ухо как блин...
Он отвернулся от зеркала, открыл до упора кран горячей воды над лоханью чугунной ванны с пожелтевшей, потрескавшейся эмалью и поковылял в комнату раздеваться дальше.
Игнату принадлежала меньшая из двух комнат в квартире, крохотулечка двенадцати с половиной квадратных метров. Зато в «сталинском» доме, в десяти минутах ходьбы от метро «Новослободская». И сосед у Игната хороший. Можно сказать, товарищ по несчастью. Сосед тоже, как и Сергач, въехал в коммуналку после развода с женой и сопутствующего дележа жилплощади. Редкий сосед — профессор физики, дома бывает две недели в году, все остальное время кочует по заграницам, заколачивает баксы, марки, кроны, песеты и, когда появляется, всегда одалживает Игнату денег, не жмотничает.
Проковыляв мимо запертой соседской двери, Игнат повернул к себе. Сегодня уровень беспорядка в коммуналке по лично им придуманной шкале приближался к критической отметке «третья степень загаженности». На гладильной доске ворох чистых, но мятых простыней, мусор на щербатом паркете, пыль на подвесных книжных полках, на фанерных створках шкафа, пылища на телевизоре, грязные кофейные чашки на подоконнике. Как раз вчера Игнат собирался прибраться, но позвонила эта лошадь Ирина Николавна, и пришлось срочно корректировать текущие планы.
Игнат разделся донага, педантично повесил костюм на спинку стула у изголовья кое-как застланной постели. Мобильник положил рядом с будильником, взял трубку домашнего радиотелефона и потащился на кухню.
На шести квадратных метрах кухни едва-едва уместились плита, тумба с выдвижными ящиками, стол с табуретками и общий с соседом двухкамерный гроб-холодильник. Из холодильника Сергач достал холодную, как ледышка, жестяную баночку кока-колы. Открыл ее, отпил хороший глоток, приложил запотевший цилиндрик к травмированному уху. Лоб мгновенно сморщился гармошкой, глаза превратились в щелочки, Игнат стиснул зубы и зашипел, переживая первые секунды соприкосновения ледяной жести с живой, пламенеющей кожей. Спустя десять секунд воспаленное ухо смирилось с ожогом ледяного компресса, лоб разгладился, глаза открылись. Игнат пошлепал голыми пятками в ванную.
Вспомнилось, как, бывалоча, спешишь на тренировку к Фаму, жрать хочется — ужас, а после изрядной порции физических нагрузок хочется только пить, и тянет, как магнитом, к горячей ванне, и мечтаешь успокоить влажным теплом дрожь в натруженных мышцах, смыть пот нежной мыльной пеной.
Игнат выбрал из ряда разнообразных пластиковых емкостей на раковине шампунь с запахом ели, набухал тягучей субстанции под горячую струю. Вода в ванне запузырилась белой пеной. Все, воду можно выключать, наконец-то можно совершить почти что ритуальное омовение после бурно прожитого дня.
Сергач медленно и умело забрался в горячую, будто кипяток, воду. Дал уху пару секунд отдохнуть от компресса, хлебнул ледяной бурой жидкости из жестяной банки, набрал по памяти телефонный номер и блаженно прикрыл веки, расслабился. Тело словно растворилось в воде под синтетической пеной, локти легли на покатые края ванны, у распухшего уха компресс кока-колы, у здорового трубка радиотелефона, затылок упирается в приятно прохладный кафель. Хорошо, кайф...
— Ал-л-ло. Примите сообщение для абонента семьдесят три двести семьдесят два. Диктую: ИКС... нет, не буква «Ха», три приличные буквы — "И", Игнат, «Ка», Кириллович, «Эс», Супер... Да, правильно — ИКС — ЗАПЯТАЯ — ПОЗВОНИ НА ДОМАШНИЙ — ТОЧКА. Все, спасибо.
Телефон зазвонил спустя две с половиной минуты.
— Алло-о, — ответил Сергач, — не спишь, Архивариус?
— Сергач, ты сбросил сообщение мне на пейджер?
— А кто ж еще? Я — мистер ИКС с расквашенным ухом.
— Сергач, ты пьяный?
— Я?! Почему пьяный?..
— Голос у тебя какой-то не такой, тягучий какой-то.
— Ах, это... Я трезвый, но расслабленный. Разговариваю с тобой, лежа в горячей ванне. Время у тебя есть? В смысле, я тебя не оторвал от работы, от еды или от женщины?
— Нет.
— Отлично. Меня прямо-таки распирает, так охота рассказать кому-нибудь про свои кровавые похождения.
— Кровавые?
— Ага. Готов меня выслушать?
— Готов, рассказывай.
— Рассказ будет долгий. Ты, надеюсь, не с мобильника позвонил? А то разоришься платить, хоть и по ночному тарифу.
— Это мои проблемы, рассказывай.
— А не боишься, что нас подслушивают, конспиратор?
— Нет. Я проверил, все нормально.
— Как проверил?
— Не отвлекайся, говори по существу.
— О'кей. Во-первых, ты оказался, как всегда, прав — надо было мне взять пневмашку, не побрезговать. Пистолетный ствол во рту смотрится куда внушительнее, чем шариковая ручка в ноздре.
— Чего? Ты правда трезвый?
— Истинная правда. Ладно, не буду более тебя интриговать, расскажу все по порядку, слушай... — Игнат отхлебнул все еще холодной колы, вернул баночку обратно, прижал к разбитому уху.
— Алло, Сергач! Куда ты пропал?
— Никуда, я здесь. Горло прополаскивал. Итак, слушай... По первым трем адресам из четырех, намеченных на сегодня... пардон, уже на вчера, я сходил нормально. Весьма, можно сказать, удачно сходил. К двадцати одному часу счет был два — ноль в мою пользу. То есть двое черных магов, причем один из них в буквальном смысле черный, а другой, естественно, в переносном, двое практически согласились навести порчу на смерть. Чернокожий Дон Мигель еще оставил себе пути к отступлению, ну а господин Маркус прямо назначил иену, однако оговорился, дескать, стопроцентного результата не гарантирует...
— Прервись, Сергач! — перебил Игната Архивариус. — Ответь: они тебе угрожали?
— Мигель и Маркус?
— Да. Сглазом, порчей, проклятьем, тебе лично они угрожали?
— Ой, я тебя умоляю! Опять пугаешь. Хватит, пуганый. Не боюсь я Мигеля с Маркусом, хрен с ними. Конфуз с мордобоем приключился во время последнего визита к Велиару. Самый настоящий кунгфуз. Улавливаешь юмор?
— Нет.
— Кунгфуз, производится от слова «кунг-фу», дошло?
— Тебя пытались побить?
— Ха! Если бы только пытались. По уху здорово перепало. Ухо у меня сейчас как блин, ты в видел. Правда, в травме ушной раковины виновен прислужник Велиара, ни фига в кунг-фу не смыслящий, зато второй халдей черного мага...
— Сергач! Постарайся излагать события по порядку, я совершенно запутался.
— О'кей, постараюсь. Значится, так... — Игнат замолчал на секунду, быстренько перетасовал в голове эпизоды минувшего вечера, — значится, до логова сволочи Велиара я добрался где-то около двадцати одного тридцати и очень обрадовался, что застал мага на рабочем месте в столь поздний час. Может, ты знаешь — он арендует на втором этаже жилконторы две смежные комнаты. Первая маленькая, вроде приемной, в первой сидит типа охранник. Мужик лет сорока, в таком же, как у идиота Паши, камуфляжном комбинезоне, но еще и с солдатским ремешком на пузе...
— Кто такой идиот Паша?
— Неважно. Не о нем речь. Слушай дальше. Амбалу в камуфляже с блестящей звездой на пузе я вежливо объяснил, дескать, имею страстное желание повидаться с господином Велиаром, а он меня не пропускает, ну ни в какую! Прием посетителей, говорит, закончился полчаса назад, завтра, говорит, приходите. Я ему талдычу, дескать, я не простой посетитель, а он посылает меня, и все тут. Пришлось назваться настоящим именем, сказать про «Альфхейм». Мужик ввел мои данные в компьютер...
— У него был компьютер с досье на профессионалов в нашей тусовке?!.
— Вот именно, «был». Позже я этот «лап-топ» случайно расколошматил. Монитор вдребезги, я на него нечаянно каблуком наступил...
— Сергач! Взялся рассказывать по порядку, будь любезен, придерживайся хронологии.
— Буду любезен, но и ты не перебивай меня лишний раз, договорились? А то сегодня... то есть вчера, все кому не лень обрывали меня на полуслове, и сегодня опять то же самое начинается... Итак, выяснил мужик с ремешком, что я не вру...
— Как выяснил? Конкретнее опиши.
— Блин! Ну я ж просил не перебивать, а? Очень просто выяснил — в компьютерной базе данных имелась моя фотография. Солидно, да? Короче, я один остался в приемной, украдкой взглянул на монитор, подивился своей фотке, прочитал подпись под фотографией — все как положено, «Сергач И.К., владелец частного предприятия „Альфхейм“, прорицатель», — а охранник тем временем сходил, доложил обо мне Велиару. Вернулся минуты через полторы, пропустил к самому. Захожу — большущая комната, письменный стол у дальней от входа стены. На столешнице обычные письменные принадлежности, за столом сидит, как после выяснилось, Велиар, под ним вращающийся стул на треноге, и больше никакой мебели, представляешь? Ковровая дорожка поверх елочки паркета, стены белые, лампы дневного света под потолком, черные шторы на окнах, полная стерильность. Не за что глазом зацепиться, кроме как за икону Иуды. Не перебивай! Сам объясню, что за икона. Вообрази: висит в углу, косо под потолком лакированная доска, метр на метр. В стиле иконописина доске изображен Иуда Искариот, повесившийся на осине. Честно признаться, я не сразу догадался, что это Иуда, сначала думал, это какой-то малоизвестный мученик, но разглядел под ногами повешенного горсть сребреников и запоздало сообразил... Впрочем, может, это вовсе и не Иуда, может, я и ошибся, не знаю...
Игнат отхлебнул потеплевшей колы. Пользуясь паузой, Архивариус попросил:
— Опиши Велиара поподробнее.
— Когда я вошел, кроме Велиара, там оказался еще один кадр — смуглый паренек, лет этак тридцати, высокий, спортивный брюнет весь в черном. А Велиар выглядит, как поп-расстрига, — борода лопатой, патлы до плеч. Во что одет, ты знаешь, я не запомнил. Неброско прикинут, во что-то серое... Я зашел, брюнет в черном сразу же за дверь, и мы с Велиаром остались тет-а-тет. Он за столом сидит, а я перед ним на ковровой дорожке по стойке «смирно», будто рядовой перед маршалом. Куртку я еще в прихожей распахнул, снять-то верхнюю одежду охранник не предложил. Ну, я, значит, поправил галстук, одернул пиджак и с ходу выпалил первоначальную легенду про богатея — заказчика порчи и отсутствие нужных специалистов в фирме «Альфхейм». Велиар как просек фишку, как сообразил, что я ему предлагаю, сразу же на меня и наехал. Откуда, спрашивает, у меня взялся адрес его конторы, кто, требует назвать поименно, меня на него, Великого Мага, навел. Я и так, и сяк, ужом извиваюсь, соскакиваю с адресной темы, а он, хамло, угрожать начал, обзываться, оскорблять. Ну, я, понимаешь, заскучал и вежливо так ему говорю — захлопни, говорю, свой вонючий едальник, хорош, говорю, слюной брызгать, ауфвидерзеен, говорю, пошел я. И топаю на выход. Я уже потом сообразил, что у Велиара под столешницей приделана специальная кнопка вызова охраны. Три шага мне до дверей оставалось, как вдруг они распахнулись, и навстречу выбежал мужик в камуфляже с ремешком на пузе. А за камуфляжным спортивный брюнет поспешает, и Велиар орет им что-то типа «вяжи его», меня то есть. Первый в камуфляже ловко так отстегивает пряжку со звездой, я и глазом моргнуть не успел, а ремешок уже свистит в воздухе. Старый солдатский приемчик — расстегиваешь ремешок, свободный конец дергаешь, и пряха вылетает из-за спины. Испугаться я не успел, испугался бы — пряжка сто процентов звезданула бы мне по затылку. Убить бы, конечно, не убило, однако нокаут был бы обеспечен. Спасли благоприобретенные под руководством Фама Тхыу Тхыонга инстинкты. Ты знаешь, чем отличается стиль Сегучо от прочих боевых аналогов?
— Да, я слышал. Фам требовал от учеников постоянной самоотдачи, заставлял выкладываться до полной...
— Заставлял?! Фиг! Предлагал — или выжимай из себя все, на что способен, до последней капельки, или садись на скамеечку, отдыхай, копи силы. Иная работа, кроме как на максимуме сил и скорости, в Сегучо исключена в принципе. Фам никого не выгонял, ученики сами уходили из секции, стыдно, понимаешь, через три минуты тренировки ползти к шведской стенке и полчаса приходить в себя, чтоб потом продержаться еще минуту и сдохнуть окончательно. Мы у Фама на каждом занятии проходили своеобразный профотбор, жесточайшую проверку на вшивость, он вколачивал в нас весьма и весьма специфические навыки без всякой жалости или снисхождения, постоянно увеличивая и без того запредельные нагрузки. Я хоть и не тренировался уже тыщу лет, однако школа Сегучо меня спасла — мужика с ремешком я сделал. Правда, и мне перепало, ну, очень больно! Едва пряжка блеснула в воздухе, я на автопилоте шагнул вперед, вскинул руку, ремень захлестнуло вокруг предплечья, и, представляешь, проклятая пряжка, просвистев у виска, задела-таки ухо. Боль я почувствовал потом, сначала дернул пойманный ремешок, охранника рвануло на меня, и я ввинтил кулак в его жирное пузо. Бил в область печени. Попал. В спортивном карате давно отказались от связок «рывок-удар», дабы физкультурники в кимоно не калечились понапрасну. Я чуть пальцы себе не сломал, а мужика аж подбросило. Спекся пузатый — ремень отпустил, упал, свернулся калачиком и закричал. И тут я уже схватился за ухо. Кожу как огнем жгло, даже в глазах потемнело, слезы проступили. Гляжу слезящимися глазами на второго, на брюнета, и вижу сквозь соленую влагу, что он, паскуда, закрыл дверь на ключ. Закрыл, ключ оставил в замке и вдруг ка-а-ак прыгнет! Вперед и вверх. Над пузатым приятелем на полу перелетел, ножкой так грамотно-грамотно сбрыкнул, едва не заехал мне каблуком по лбу. Опять спасла былая выучка. Коленки у меня сами собой подогнулись, тело упало на спину, перекувыркнулось, откатилось от брюнета подальше. Ремень я как стиснул пальцами, так и не отпускал машинально и, вскочив на ноги после кувырка, сразу же от брюнета отмахнулся. А он, представляешь, скок-поскок, метра на два назад отскочил, встал на цыпочки, ладошки собрал лодочками, запястья скрючил и быстро-быстро так взлохматил волосы у себя на макушке. А главное, губы вытянул трубочкой и глаза, глазищи округлил. И башкой крутит, и так негромко вскрикивает: «У!..» А смотрит так выразительно-выразительно...
— Стиль Обезьяны! По-китайски «хоуцюань». У обезьян, у животных, которым подражают бойцы, глаза всегда круглые. Косить глазами обезьяна не умеет, поворачивает голову. Ученики обезьяньего стиля разучивают двенадцать основных выражений глаз и двадцать четыре дополнительных.
— Слушай, эрудит! Откуда у тебя столь глубокие познания в области боевых искусств, а? Клянусь, с тобой иногда страшно разговаривать! Все-то и обо всем ты знаешь, откуда?
— Очень просто: тусовки мистиков и адептов восточных единоборств всегда пересекались. Раньше больше, сейчас меньше. В восточных единоборствах детально расписаны методики работы с внутренней энергией — «ци» по-китайски, «чи» по-японски, «хи» по-вьетнамски. Наши доморощенные мистики, целители в частности, много позаимствовали из учения об энергиях. Многие бывшие бойцы стали лечить, освоили рейки, прочие системы.
— Я понял. Когда брюнет начал гримасничать, я подумал примерно о том же, о чем ты только что сказал. Я подумал: «Ежели и Велиар чего-то соображает в технике мордобоя, то мне полный абзац, от двоих фиг отобьюсь». Ты знаешь, я не жлоб, я себя трезво оцениваю — как только брюнет начал выдрючиваться, я вспомнил его взбрык ножкой в прыжке и сообразил, что и от одного брюнета хрен отобьюсь без потерь. Если вообще отобьюсь. И я рискнул — размахнулся, бросил в обезьяну ремень, а сам бросился к столу Велиара. Черный бородатый маг, на мое счастье, подобной наглости не ожидал и лоханулся, в смысле быстроты ответных реакций. Через стол я перелетел колобком, а он лишь крикнуть чего-то успел, обезьянке своей чего-то в приказном тоне заорал, ну а я одной рукой обхватил его за шею, другой хвать со столешницы шариковую ручку и засунул ее в Велиарову ноздрю. Брюнет прекратил паясничать, едва я крикнул: «Марш к окну! Лечь на пол, мордой вниз и не шевелиться! Иначе проткну твоему хозяину нюхалку, до мозгов достану, гадом буду!» Не знаю, поверил брюнет в мою угрозу, выполнил бы он мою команду или нет, но тут Велиар заверещал свиньей: «Делай, как он говорит!» Брюнет лег, куда было сказано, однако мне этого показалось мало. Я быстренько сообразил, что, едва представится возможность, обезьяна кинется за мною в погоню, и выдвинул дополнительные требования: «Снимай штаны! Лежа снимай и не глядя швыряй их к дверям! Быстро!» Я слегка пошевелил шариковой ручкой, Велиар завопил отнюдь не благим матом, на мой кулак, сжимавший импровизированное оружие, из ноздри мага капнула кровушка. От него так завоняло потом, честное слово, меня чуть не стошнило. И, кажется, он всплакнул. А брюнет, молодец, быстренько справился с брюками, ловко их швырнул, и, представляешь, штаны повисли на торчащем из замка ключе. Я велел Велиару встать, посильнее стиснул предплечьем его бородатую шею, и мы с пленником бочком-бочком, кое-как доковыляли до выхода. Да! Чуть не забыл — пока ковыляли, я еще раз стукнул пузатого в камуфляже. Для профилактики, чтоб повалялся дополнительно пять-десять минут на полу, чтоб не кинулся меня догонять. Без всякой, честно признаюсь, жалости пнул жирного ногой, по-футбольному, пыром по почке. Открывая замок, пришлось перехватить шариковую ручку той же рукой, которой обнимал мага за шею. Открыл, дал Велиару коленкой под зад, схватил штаны брюнета и шмыг за дверь. Только-только успел замок с другой стороны закрыть, как дверь сотряс мощнейший удар — брюнет попытался сорвать ее с петель. Я бегом через приемную, компьютер задел, уронил «лап-топ», второпях наступил на жидкокристаллический экранчик, поскользнулся, чудом устоял. Выбегаю на лестницу, гляжу — снизу поднимаются работяги. Наверное, сантехники со срочного вызова вернулись, зашли в жилконтору, услыхали шум и крики наверху, посовещались и решили подняться на второй этаж, проверить, чего за базары. У одного в мозолистой ручке разводной ключ на изготовку, другой я не разглядел чем замахивался. Одна радость — оба пьяненькие, заторможенные. Я в крик. «Бомба! — ору. — Контору чечены заминировали, спасайся кто может!» Ребята спьяну офигели, я в них штаны брюнета метнул, тому, который с разводным ключом, голову накрыло, а я сиганул через перила. Приземлился уже на половину лестничного пролета ниже рабочего класса, как ноги себе не переломал, до сих пор удивляюсь. Выбегаю на улицу и галопом через двор. Отбежал метров на пятьдесят, оглядываюсь, и что же ты думаешь?! Вижу брюнета! Представляешь, бежит за мной без портков! А за ним, с отставанием, пыхтят сантехники! Я головой крутанул, гляжу — невдалеке дедушка с внучкой здоровенную овчарку выгуливают. Я бегом к овчарке. Бегу и думаю: «Лишь бы не поскользнуться, только бы не упасть». Подбегаю, овчарка в лай, а я деду, задыхаясь, объясняю: «За мной гонятся пьяные!» И умоляю собачника — помогите, мол, ради всего святого, спасите! Дед колебался недолго, разглядел человека без штанов, внучку собою заслонил, а потом указал песику пальцем, на кого нужно лаять. Дед поводок немного приспустил, овчарка кинулась наперерез брюнету, тот притормозил и двинул в обход пса, ну а я рванул прямиком со двора. Повезло, выскочил в десятке метров от остановки, и как раз автобус подъезжает. Ввалился, плюхнулся на сиденье, минут десять все никак отдышаться не получалось. Пока дыхалку успокаивал, автобус завез черт знает куда. Тачку полчаса ловил, домой добрался только к двенадцати и сразу практически тебе позвонил... Ну? Чего скажешь? Как тебе мои приключения?
Игнат допил теплую колу, бросил пустую банку в раковину, взбаламутил ногами остывающую воду.
— Сергач, тебя ожидают неприятности.
— Ошибаешься. Уже не ожидают, уже дождались. Ухо, блин, ноет, мышцы болят. Вдобавок ко всему я вполне мог себе чего-нибудь застудить, бегая потным по холоду.
— Я о другом.
— Я понял. Ну, во-первых, в ментуру Велиар стучать не пойдет, согласен?
— Да, но...
— Никаких «но»! Не пойдет. А насчет диких наездов, так я завтра же с утречка приму меры разумной предосторожности, безоружным на улицу не выйду. Смотаюсь на работу, перетру базары с соседом по рабочему месту, с Лехой Тимошенко. Я тебе как-то о нем рассказывал. Лешка не раз намекал, мол, имеет связи в бандитских кругах. Проинструктируюсь с Лешкой и, в крайнем случае, позвоню мадам Протасовой, попрошу зашиты у вдовы олигарха от хама Велиара.
Вялой рукой Игнат подтолкнул дверь, она захлопнулась, клацнул, закрываясь, замок. Сергач бросил связку ключей на полочку возле зеркала. Но промахнулся, связка брякнулась на пол.
— А ну и черт с ними... — махнул рукой Сергач и нагибаться за ключами не стал.
Зеркало в прихожей давно пора менять — усталое лицо отражается расплывчато, вместо распухшего уха сплошная красная муть.
Сергач вздохнул, вытащил из кармана мобильный телефон, долго расстегивал куртку, кряхтя, разулся. Вздохнул поглубже, крякнув, поднялся и поплелся в ванную. Куртка осталась валяться на тумбочке, про вешалку Сергач как-то забыл, не до того.
В ванной, в самом просторном помещении коммунальной, увы, квартиры, висело зеркало побольше и поновей.
Сергач осторожно прикоснулся кончиками пальцев к пунцовой ушной раковине.
— Блин! — Сергач поморщился. — Ухо как блин...
Он отвернулся от зеркала, открыл до упора кран горячей воды над лоханью чугунной ванны с пожелтевшей, потрескавшейся эмалью и поковылял в комнату раздеваться дальше.
Игнату принадлежала меньшая из двух комнат в квартире, крохотулечка двенадцати с половиной квадратных метров. Зато в «сталинском» доме, в десяти минутах ходьбы от метро «Новослободская». И сосед у Игната хороший. Можно сказать, товарищ по несчастью. Сосед тоже, как и Сергач, въехал в коммуналку после развода с женой и сопутствующего дележа жилплощади. Редкий сосед — профессор физики, дома бывает две недели в году, все остальное время кочует по заграницам, заколачивает баксы, марки, кроны, песеты и, когда появляется, всегда одалживает Игнату денег, не жмотничает.
Проковыляв мимо запертой соседской двери, Игнат повернул к себе. Сегодня уровень беспорядка в коммуналке по лично им придуманной шкале приближался к критической отметке «третья степень загаженности». На гладильной доске ворох чистых, но мятых простыней, мусор на щербатом паркете, пыль на подвесных книжных полках, на фанерных створках шкафа, пылища на телевизоре, грязные кофейные чашки на подоконнике. Как раз вчера Игнат собирался прибраться, но позвонила эта лошадь Ирина Николавна, и пришлось срочно корректировать текущие планы.
Игнат разделся донага, педантично повесил костюм на спинку стула у изголовья кое-как застланной постели. Мобильник положил рядом с будильником, взял трубку домашнего радиотелефона и потащился на кухню.
На шести квадратных метрах кухни едва-едва уместились плита, тумба с выдвижными ящиками, стол с табуретками и общий с соседом двухкамерный гроб-холодильник. Из холодильника Сергач достал холодную, как ледышка, жестяную баночку кока-колы. Открыл ее, отпил хороший глоток, приложил запотевший цилиндрик к травмированному уху. Лоб мгновенно сморщился гармошкой, глаза превратились в щелочки, Игнат стиснул зубы и зашипел, переживая первые секунды соприкосновения ледяной жести с живой, пламенеющей кожей. Спустя десять секунд воспаленное ухо смирилось с ожогом ледяного компресса, лоб разгладился, глаза открылись. Игнат пошлепал голыми пятками в ванную.
Вспомнилось, как, бывалоча, спешишь на тренировку к Фаму, жрать хочется — ужас, а после изрядной порции физических нагрузок хочется только пить, и тянет, как магнитом, к горячей ванне, и мечтаешь успокоить влажным теплом дрожь в натруженных мышцах, смыть пот нежной мыльной пеной.
Игнат выбрал из ряда разнообразных пластиковых емкостей на раковине шампунь с запахом ели, набухал тягучей субстанции под горячую струю. Вода в ванне запузырилась белой пеной. Все, воду можно выключать, наконец-то можно совершить почти что ритуальное омовение после бурно прожитого дня.
Сергач медленно и умело забрался в горячую, будто кипяток, воду. Дал уху пару секунд отдохнуть от компресса, хлебнул ледяной бурой жидкости из жестяной банки, набрал по памяти телефонный номер и блаженно прикрыл веки, расслабился. Тело словно растворилось в воде под синтетической пеной, локти легли на покатые края ванны, у распухшего уха компресс кока-колы, у здорового трубка радиотелефона, затылок упирается в приятно прохладный кафель. Хорошо, кайф...
— Ал-л-ло. Примите сообщение для абонента семьдесят три двести семьдесят два. Диктую: ИКС... нет, не буква «Ха», три приличные буквы — "И", Игнат, «Ка», Кириллович, «Эс», Супер... Да, правильно — ИКС — ЗАПЯТАЯ — ПОЗВОНИ НА ДОМАШНИЙ — ТОЧКА. Все, спасибо.
Телефон зазвонил спустя две с половиной минуты.
— Алло-о, — ответил Сергач, — не спишь, Архивариус?
— Сергач, ты сбросил сообщение мне на пейджер?
— А кто ж еще? Я — мистер ИКС с расквашенным ухом.
— Сергач, ты пьяный?
— Я?! Почему пьяный?..
— Голос у тебя какой-то не такой, тягучий какой-то.
— Ах, это... Я трезвый, но расслабленный. Разговариваю с тобой, лежа в горячей ванне. Время у тебя есть? В смысле, я тебя не оторвал от работы, от еды или от женщины?
— Нет.
— Отлично. Меня прямо-таки распирает, так охота рассказать кому-нибудь про свои кровавые похождения.
— Кровавые?
— Ага. Готов меня выслушать?
— Готов, рассказывай.
— Рассказ будет долгий. Ты, надеюсь, не с мобильника позвонил? А то разоришься платить, хоть и по ночному тарифу.
— Это мои проблемы, рассказывай.
— А не боишься, что нас подслушивают, конспиратор?
— Нет. Я проверил, все нормально.
— Как проверил?
— Не отвлекайся, говори по существу.
— О'кей. Во-первых, ты оказался, как всегда, прав — надо было мне взять пневмашку, не побрезговать. Пистолетный ствол во рту смотрится куда внушительнее, чем шариковая ручка в ноздре.
— Чего? Ты правда трезвый?
— Истинная правда. Ладно, не буду более тебя интриговать, расскажу все по порядку, слушай... — Игнат отхлебнул все еще холодной колы, вернул баночку обратно, прижал к разбитому уху.
— Алло, Сергач! Куда ты пропал?
— Никуда, я здесь. Горло прополаскивал. Итак, слушай... По первым трем адресам из четырех, намеченных на сегодня... пардон, уже на вчера, я сходил нормально. Весьма, можно сказать, удачно сходил. К двадцати одному часу счет был два — ноль в мою пользу. То есть двое черных магов, причем один из них в буквальном смысле черный, а другой, естественно, в переносном, двое практически согласились навести порчу на смерть. Чернокожий Дон Мигель еще оставил себе пути к отступлению, ну а господин Маркус прямо назначил иену, однако оговорился, дескать, стопроцентного результата не гарантирует...
— Прервись, Сергач! — перебил Игната Архивариус. — Ответь: они тебе угрожали?
— Мигель и Маркус?
— Да. Сглазом, порчей, проклятьем, тебе лично они угрожали?
— Ой, я тебя умоляю! Опять пугаешь. Хватит, пуганый. Не боюсь я Мигеля с Маркусом, хрен с ними. Конфуз с мордобоем приключился во время последнего визита к Велиару. Самый настоящий кунгфуз. Улавливаешь юмор?
— Нет.
— Кунгфуз, производится от слова «кунг-фу», дошло?
— Тебя пытались побить?
— Ха! Если бы только пытались. По уху здорово перепало. Ухо у меня сейчас как блин, ты в видел. Правда, в травме ушной раковины виновен прислужник Велиара, ни фига в кунг-фу не смыслящий, зато второй халдей черного мага...
— Сергач! Постарайся излагать события по порядку, я совершенно запутался.
— О'кей, постараюсь. Значится, так... — Игнат замолчал на секунду, быстренько перетасовал в голове эпизоды минувшего вечера, — значится, до логова сволочи Велиара я добрался где-то около двадцати одного тридцати и очень обрадовался, что застал мага на рабочем месте в столь поздний час. Может, ты знаешь — он арендует на втором этаже жилконторы две смежные комнаты. Первая маленькая, вроде приемной, в первой сидит типа охранник. Мужик лет сорока, в таком же, как у идиота Паши, камуфляжном комбинезоне, но еще и с солдатским ремешком на пузе...
— Кто такой идиот Паша?
— Неважно. Не о нем речь. Слушай дальше. Амбалу в камуфляже с блестящей звездой на пузе я вежливо объяснил, дескать, имею страстное желание повидаться с господином Велиаром, а он меня не пропускает, ну ни в какую! Прием посетителей, говорит, закончился полчаса назад, завтра, говорит, приходите. Я ему талдычу, дескать, я не простой посетитель, а он посылает меня, и все тут. Пришлось назваться настоящим именем, сказать про «Альфхейм». Мужик ввел мои данные в компьютер...
— У него был компьютер с досье на профессионалов в нашей тусовке?!.
— Вот именно, «был». Позже я этот «лап-топ» случайно расколошматил. Монитор вдребезги, я на него нечаянно каблуком наступил...
— Сергач! Взялся рассказывать по порядку, будь любезен, придерживайся хронологии.
— Буду любезен, но и ты не перебивай меня лишний раз, договорились? А то сегодня... то есть вчера, все кому не лень обрывали меня на полуслове, и сегодня опять то же самое начинается... Итак, выяснил мужик с ремешком, что я не вру...
— Как выяснил? Конкретнее опиши.
— Блин! Ну я ж просил не перебивать, а? Очень просто выяснил — в компьютерной базе данных имелась моя фотография. Солидно, да? Короче, я один остался в приемной, украдкой взглянул на монитор, подивился своей фотке, прочитал подпись под фотографией — все как положено, «Сергач И.К., владелец частного предприятия „Альфхейм“, прорицатель», — а охранник тем временем сходил, доложил обо мне Велиару. Вернулся минуты через полторы, пропустил к самому. Захожу — большущая комната, письменный стол у дальней от входа стены. На столешнице обычные письменные принадлежности, за столом сидит, как после выяснилось, Велиар, под ним вращающийся стул на треноге, и больше никакой мебели, представляешь? Ковровая дорожка поверх елочки паркета, стены белые, лампы дневного света под потолком, черные шторы на окнах, полная стерильность. Не за что глазом зацепиться, кроме как за икону Иуды. Не перебивай! Сам объясню, что за икона. Вообрази: висит в углу, косо под потолком лакированная доска, метр на метр. В стиле иконописина доске изображен Иуда Искариот, повесившийся на осине. Честно признаться, я не сразу догадался, что это Иуда, сначала думал, это какой-то малоизвестный мученик, но разглядел под ногами повешенного горсть сребреников и запоздало сообразил... Впрочем, может, это вовсе и не Иуда, может, я и ошибся, не знаю...
Игнат отхлебнул потеплевшей колы. Пользуясь паузой, Архивариус попросил:
— Опиши Велиара поподробнее.
— Когда я вошел, кроме Велиара, там оказался еще один кадр — смуглый паренек, лет этак тридцати, высокий, спортивный брюнет весь в черном. А Велиар выглядит, как поп-расстрига, — борода лопатой, патлы до плеч. Во что одет, ты знаешь, я не запомнил. Неброско прикинут, во что-то серое... Я зашел, брюнет в черном сразу же за дверь, и мы с Велиаром остались тет-а-тет. Он за столом сидит, а я перед ним на ковровой дорожке по стойке «смирно», будто рядовой перед маршалом. Куртку я еще в прихожей распахнул, снять-то верхнюю одежду охранник не предложил. Ну, я, значит, поправил галстук, одернул пиджак и с ходу выпалил первоначальную легенду про богатея — заказчика порчи и отсутствие нужных специалистов в фирме «Альфхейм». Велиар как просек фишку, как сообразил, что я ему предлагаю, сразу же на меня и наехал. Откуда, спрашивает, у меня взялся адрес его конторы, кто, требует назвать поименно, меня на него, Великого Мага, навел. Я и так, и сяк, ужом извиваюсь, соскакиваю с адресной темы, а он, хамло, угрожать начал, обзываться, оскорблять. Ну, я, понимаешь, заскучал и вежливо так ему говорю — захлопни, говорю, свой вонючий едальник, хорош, говорю, слюной брызгать, ауфвидерзеен, говорю, пошел я. И топаю на выход. Я уже потом сообразил, что у Велиара под столешницей приделана специальная кнопка вызова охраны. Три шага мне до дверей оставалось, как вдруг они распахнулись, и навстречу выбежал мужик в камуфляже с ремешком на пузе. А за камуфляжным спортивный брюнет поспешает, и Велиар орет им что-то типа «вяжи его», меня то есть. Первый в камуфляже ловко так отстегивает пряжку со звездой, я и глазом моргнуть не успел, а ремешок уже свистит в воздухе. Старый солдатский приемчик — расстегиваешь ремешок, свободный конец дергаешь, и пряха вылетает из-за спины. Испугаться я не успел, испугался бы — пряжка сто процентов звезданула бы мне по затылку. Убить бы, конечно, не убило, однако нокаут был бы обеспечен. Спасли благоприобретенные под руководством Фама Тхыу Тхыонга инстинкты. Ты знаешь, чем отличается стиль Сегучо от прочих боевых аналогов?
— Да, я слышал. Фам требовал от учеников постоянной самоотдачи, заставлял выкладываться до полной...
— Заставлял?! Фиг! Предлагал — или выжимай из себя все, на что способен, до последней капельки, или садись на скамеечку, отдыхай, копи силы. Иная работа, кроме как на максимуме сил и скорости, в Сегучо исключена в принципе. Фам никого не выгонял, ученики сами уходили из секции, стыдно, понимаешь, через три минуты тренировки ползти к шведской стенке и полчаса приходить в себя, чтоб потом продержаться еще минуту и сдохнуть окончательно. Мы у Фама на каждом занятии проходили своеобразный профотбор, жесточайшую проверку на вшивость, он вколачивал в нас весьма и весьма специфические навыки без всякой жалости или снисхождения, постоянно увеличивая и без того запредельные нагрузки. Я хоть и не тренировался уже тыщу лет, однако школа Сегучо меня спасла — мужика с ремешком я сделал. Правда, и мне перепало, ну, очень больно! Едва пряжка блеснула в воздухе, я на автопилоте шагнул вперед, вскинул руку, ремень захлестнуло вокруг предплечья, и, представляешь, проклятая пряжка, просвистев у виска, задела-таки ухо. Боль я почувствовал потом, сначала дернул пойманный ремешок, охранника рвануло на меня, и я ввинтил кулак в его жирное пузо. Бил в область печени. Попал. В спортивном карате давно отказались от связок «рывок-удар», дабы физкультурники в кимоно не калечились понапрасну. Я чуть пальцы себе не сломал, а мужика аж подбросило. Спекся пузатый — ремень отпустил, упал, свернулся калачиком и закричал. И тут я уже схватился за ухо. Кожу как огнем жгло, даже в глазах потемнело, слезы проступили. Гляжу слезящимися глазами на второго, на брюнета, и вижу сквозь соленую влагу, что он, паскуда, закрыл дверь на ключ. Закрыл, ключ оставил в замке и вдруг ка-а-ак прыгнет! Вперед и вверх. Над пузатым приятелем на полу перелетел, ножкой так грамотно-грамотно сбрыкнул, едва не заехал мне каблуком по лбу. Опять спасла былая выучка. Коленки у меня сами собой подогнулись, тело упало на спину, перекувыркнулось, откатилось от брюнета подальше. Ремень я как стиснул пальцами, так и не отпускал машинально и, вскочив на ноги после кувырка, сразу же от брюнета отмахнулся. А он, представляешь, скок-поскок, метра на два назад отскочил, встал на цыпочки, ладошки собрал лодочками, запястья скрючил и быстро-быстро так взлохматил волосы у себя на макушке. А главное, губы вытянул трубочкой и глаза, глазищи округлил. И башкой крутит, и так негромко вскрикивает: «У!..» А смотрит так выразительно-выразительно...
— Стиль Обезьяны! По-китайски «хоуцюань». У обезьян, у животных, которым подражают бойцы, глаза всегда круглые. Косить глазами обезьяна не умеет, поворачивает голову. Ученики обезьяньего стиля разучивают двенадцать основных выражений глаз и двадцать четыре дополнительных.
— Слушай, эрудит! Откуда у тебя столь глубокие познания в области боевых искусств, а? Клянусь, с тобой иногда страшно разговаривать! Все-то и обо всем ты знаешь, откуда?
— Очень просто: тусовки мистиков и адептов восточных единоборств всегда пересекались. Раньше больше, сейчас меньше. В восточных единоборствах детально расписаны методики работы с внутренней энергией — «ци» по-китайски, «чи» по-японски, «хи» по-вьетнамски. Наши доморощенные мистики, целители в частности, много позаимствовали из учения об энергиях. Многие бывшие бойцы стали лечить, освоили рейки, прочие системы.
— Я понял. Когда брюнет начал гримасничать, я подумал примерно о том же, о чем ты только что сказал. Я подумал: «Ежели и Велиар чего-то соображает в технике мордобоя, то мне полный абзац, от двоих фиг отобьюсь». Ты знаешь, я не жлоб, я себя трезво оцениваю — как только брюнет начал выдрючиваться, я вспомнил его взбрык ножкой в прыжке и сообразил, что и от одного брюнета хрен отобьюсь без потерь. Если вообще отобьюсь. И я рискнул — размахнулся, бросил в обезьяну ремень, а сам бросился к столу Велиара. Черный бородатый маг, на мое счастье, подобной наглости не ожидал и лоханулся, в смысле быстроты ответных реакций. Через стол я перелетел колобком, а он лишь крикнуть чего-то успел, обезьянке своей чего-то в приказном тоне заорал, ну а я одной рукой обхватил его за шею, другой хвать со столешницы шариковую ручку и засунул ее в Велиарову ноздрю. Брюнет прекратил паясничать, едва я крикнул: «Марш к окну! Лечь на пол, мордой вниз и не шевелиться! Иначе проткну твоему хозяину нюхалку, до мозгов достану, гадом буду!» Не знаю, поверил брюнет в мою угрозу, выполнил бы он мою команду или нет, но тут Велиар заверещал свиньей: «Делай, как он говорит!» Брюнет лег, куда было сказано, однако мне этого показалось мало. Я быстренько сообразил, что, едва представится возможность, обезьяна кинется за мною в погоню, и выдвинул дополнительные требования: «Снимай штаны! Лежа снимай и не глядя швыряй их к дверям! Быстро!» Я слегка пошевелил шариковой ручкой, Велиар завопил отнюдь не благим матом, на мой кулак, сжимавший импровизированное оружие, из ноздри мага капнула кровушка. От него так завоняло потом, честное слово, меня чуть не стошнило. И, кажется, он всплакнул. А брюнет, молодец, быстренько справился с брюками, ловко их швырнул, и, представляешь, штаны повисли на торчащем из замка ключе. Я велел Велиару встать, посильнее стиснул предплечьем его бородатую шею, и мы с пленником бочком-бочком, кое-как доковыляли до выхода. Да! Чуть не забыл — пока ковыляли, я еще раз стукнул пузатого в камуфляже. Для профилактики, чтоб повалялся дополнительно пять-десять минут на полу, чтоб не кинулся меня догонять. Без всякой, честно признаюсь, жалости пнул жирного ногой, по-футбольному, пыром по почке. Открывая замок, пришлось перехватить шариковую ручку той же рукой, которой обнимал мага за шею. Открыл, дал Велиару коленкой под зад, схватил штаны брюнета и шмыг за дверь. Только-только успел замок с другой стороны закрыть, как дверь сотряс мощнейший удар — брюнет попытался сорвать ее с петель. Я бегом через приемную, компьютер задел, уронил «лап-топ», второпях наступил на жидкокристаллический экранчик, поскользнулся, чудом устоял. Выбегаю на лестницу, гляжу — снизу поднимаются работяги. Наверное, сантехники со срочного вызова вернулись, зашли в жилконтору, услыхали шум и крики наверху, посовещались и решили подняться на второй этаж, проверить, чего за базары. У одного в мозолистой ручке разводной ключ на изготовку, другой я не разглядел чем замахивался. Одна радость — оба пьяненькие, заторможенные. Я в крик. «Бомба! — ору. — Контору чечены заминировали, спасайся кто может!» Ребята спьяну офигели, я в них штаны брюнета метнул, тому, который с разводным ключом, голову накрыло, а я сиганул через перила. Приземлился уже на половину лестничного пролета ниже рабочего класса, как ноги себе не переломал, до сих пор удивляюсь. Выбегаю на улицу и галопом через двор. Отбежал метров на пятьдесят, оглядываюсь, и что же ты думаешь?! Вижу брюнета! Представляешь, бежит за мной без портков! А за ним, с отставанием, пыхтят сантехники! Я головой крутанул, гляжу — невдалеке дедушка с внучкой здоровенную овчарку выгуливают. Я бегом к овчарке. Бегу и думаю: «Лишь бы не поскользнуться, только бы не упасть». Подбегаю, овчарка в лай, а я деду, задыхаясь, объясняю: «За мной гонятся пьяные!» И умоляю собачника — помогите, мол, ради всего святого, спасите! Дед колебался недолго, разглядел человека без штанов, внучку собою заслонил, а потом указал песику пальцем, на кого нужно лаять. Дед поводок немного приспустил, овчарка кинулась наперерез брюнету, тот притормозил и двинул в обход пса, ну а я рванул прямиком со двора. Повезло, выскочил в десятке метров от остановки, и как раз автобус подъезжает. Ввалился, плюхнулся на сиденье, минут десять все никак отдышаться не получалось. Пока дыхалку успокаивал, автобус завез черт знает куда. Тачку полчаса ловил, домой добрался только к двенадцати и сразу практически тебе позвонил... Ну? Чего скажешь? Как тебе мои приключения?
Игнат допил теплую колу, бросил пустую банку в раковину, взбаламутил ногами остывающую воду.
— Сергач, тебя ожидают неприятности.
— Ошибаешься. Уже не ожидают, уже дождались. Ухо, блин, ноет, мышцы болят. Вдобавок ко всему я вполне мог себе чего-нибудь застудить, бегая потным по холоду.
— Я о другом.
— Я понял. Ну, во-первых, в ментуру Велиар стучать не пойдет, согласен?
— Да, но...
— Никаких «но»! Не пойдет. А насчет диких наездов, так я завтра же с утречка приму меры разумной предосторожности, безоружным на улицу не выйду. Смотаюсь на работу, перетру базары с соседом по рабочему месту, с Лехой Тимошенко. Я тебе как-то о нем рассказывал. Лешка не раз намекал, мол, имеет связи в бандитских кругах. Проинструктируюсь с Лешкой и, в крайнем случае, позвоню мадам Протасовой, попрошу зашиты у вдовы олигарха от хама Велиара.