Страница:
— Вижу, — кивнул Игорь, не оборачиваясь, и направился в сторону плюшевой портьеры.
Швейцар вместе с молчаливыми молодыми людьми испарились, словно по мановению волшебной палочки. Михайлов топтал грязными подошвами зеркальный пол, ругая себя за то, что в спешке не вытер ноги возле стеклянных дверей. Михайлов вспоминал, когда ему последний раз доводилось бывать в ресторане. Кажется, еще при советской власти. А про ресторанные «кабинеты» Игорь знал лишь из советских фильмов о революции и временах нэпа.
Откинув полог плюшевой шторы, Игорь вошел в кабинет. Слава богу, здесь не было никаких зеркал. Столик на двоих, бра в виде подсвечника на отделанной ценными породами дерева стене, коврик на полу.
— Присаживайся, голубь, — Зусов взял со стола пузатый графинчик, плеснул прозрачную жидкость в рюмку, пододвинул к Игорю пустую, чистую тарелку. — Удобно?
— Да, спасибо. Вполне.
— Ну, давай, тяпнем по маленькой, голуба моя.
— Я бы воздержался.
— Э-э-э, нет! Специально у доктора спрашивал, можно ли тебе чуть-чуть водочки, медицина разрешила. Давай. За удачу!
Чокнулись, выпили.
— Закусывай, голубь мой. Осетринку бери, икорку. Хавай, на меня не смотри. Покуда тебя ждал, наелся от пуза. Нехорошо опаздывать, голуба! Ой, нехорошо!
— Разве я опоздал?
Игорь подцепил ломтик осетрины с долькой лимона.
— На три минуты, голубь. На сто восемьдесят секунд.
— Извините, в дверях заминка вышла.
— Да ты кушай. Видел я, как тебя пускать не хотели. Наружка доложила, когда ты подъехал, — Зусов похлопал рукой по трубке мобильного телефона, лежащей на столе, давая понять, каким образом ему доложили о приезде Игоря. — Я в щелку наблюдал, как тебя тормознули, голубь. Испокон века у нас принято встречать человека по одежке и только провожать по уму. Нужно тебе, голуба моя, поменять одежку-то, а? Как считаешь?
— Одежду сменить дело не хитрое, но меня тормознули, я думаю, еще и потому, что рожей не вышел и повадки не те, к каким здешние халдеи привыкли.
— Во! — Зусов широко улыбнулся, перегнулся через стол и панибратски хлопнул Игоря по плечу. — Во, за что, голубь, я тебя уважаю! Умный ты, сил нет! Все с ходу сечешь, в самый корень зришь! Повадки тебе тоже надобно поменять. И рожу подправить не проблема. Но давай об этом позже покалякаем. Прежде обсудим нашу с тобой любовь и дружбу.
— Насколько я понял, вам от меня не дружба требуется и, тем более, не любовь.
— Во! Опять в десятку угодил! Давай еще по одной.
— Я пас.
— А я тяпну, — Зусов плеснул себе водки, выпил одним глотком. — Ты кушай, кушай. Я говорить буду, а ты кушай, икорку бери, поправляй здоровье. Голубь ты мой ясный... Чой-то я тебя все «голубь» да «голубь» кличу? Пора отвыкать, а то еще обзову тебя птичкой при чужих, и сочтут тя пидором. Умник, скажи-ка мне, ты знаешь, как с японского переводится слово «самурай»?
— Самурай?.. — Игорь задумался. — Нет, не знаю.
— Самурай дословно переводится как «служащий знатного господина». Я хотя и не из знатного роду, но будем считать меня за господина, а тебя, значит, за самурая, не возражаешь?
— Нет, однако, Иван Андреич, я до сих пор не понимаю, чего вы от меня хотите?
— Хочу, чтоб ты кушал, чтоб трескал икру за обе щеки, набирался сил, которые в скорости тебе понадобятся. Самурай... Эй! Ты давай, откликайся, когда я тя «Самураем» называю. Такая теперь у тебя кликуха, привыкай, крестник. Чего морщишься? Не нравится погоняло?
— Честно говоря, не очень. Какой я, к черту, «самурай»? Смех один.
— Ошибаешься, голу... тьфу! Ошибаешься, Самурай. Кому смех, а кому слезы. Я уже выложил кругленькую сумму специальным людям, чтоб за три дня сделали из тебя настоящего Самурая. Чтоб кликуха к тебе подходила, как шитый на заказ в Париже костюмчик. Завтра с утра жди, заедут за тобой и повезут лепить из ботаника Самурая. Будь готов. В пятницу утречком перед тобой шестерки по типу здешних лакеев должны спины гнуть без всяких разговоров, от единого твоего вида.
— Почему в пятницу?
— А потому, господин Самурай, что ранехонько в пятницу сойдешь ты со скорого поезда маршрута «Москва — Тьмутаракань» в городе Никоновске, что в Энской губернии, и займешься тем, что, оказывается, умеешь лучше других моих обалдуев — всех, вместе взятых.
— Честное слово, не представляю, чем я могу быть вам полезен.
— Кушай! Хавай рыбку, на икорку налегай, а я объясню, какая мне в тебе польза, слушай. Кушай и слушай, Самурай, вни-и-ма-а-тельно слушай... Я, умник, главный в городе Никоновске. Городишко наш небольшой, маленький, можно сказать, но весь мой, оттого мне и люб. Мэр Никоновска мой старинный кореш. Главный мент моего города... С ментом не все так просто, но и его я держу в кулаке. Мой город примечателен тем, что стоит на перекрестке. Мимо нас проходит железнодорожная ветка всесоюз... тьфу, всероссийского значения и единственная приличная шоссейка на всю губернию. Транспортный узел, короче. С машин на поезда и наоборот перегружают день и ночь все, что угодно, от говна до золота, а я контролирую погрузку-разгрузку. Склады контролирую, грузы, заодно и родной город. Бизнес прибыльный, не жалуюсь. Меня уважают, я людям работу даю, городу помогаю, но и себя, понимаешь, не обижаю. Завидуют мне многие, копают под меня втихаря, а я тихушников наказываю. Городок-то маленький, все как на ладони, кто возбух — раз, и прихлопнул его. По-настоящему раньше никто на меня и не наезжал, до этого года, а зимой началась препоганейшая чехарда...
Зусов замолчал, задумчиво уставившись на графин с водкой, будто это хрустальный шар на манер тех, что используют в своей практике гадалки, маги и спириты. Молчал и Игорь, приостановив на время процесс пережевывания белой рыбы, чтобы не нарушить случайно зыбкую задумчивую тишину. Не обращая внимания на Игоря, Зусов вздохнул, взялся за графин, налил себе полную, до краев, рюмку, осушил ее залпом и продолжил рассказ:
— Тринадцатого января, в старый новый год, зарезали моего парня. Пацан шел к корешам отмечать праздник, пешком шел, огородами, так быстрее, и кто-то всадил ему нож в пузо. Пацан помер сразу. Медицина сказала, что-то у него порвалось в животе. Его нашли на другое утро, лежал, скукожившись, руками за рукоятку ножика держался, ни кровиночки с него не вытекло. В тот же день почтальон притаранил мне маляву. Письмо опустили в почтовый ящик около вокзала. Меня-то в городе, ясное дело, все знают, почтарь конверт вытащил и сразу ко мне, бегом... Адрес на конверте не написан, а выклеен из букв, вырезанных из газеты, внутри листок с одним-единственным словом, тоже составленным из газетных вырезок: «ПЕРВЫЙ»... Я тогда это письмо не сразу связал со смертью своего пацана, а потом, недели через две, еще один мой человек помер. Утонул. Ночью поддатый сильно хилял до дому, и кто-то его с моста сбросил в речку. У нас на окраине речушка протекает, в нее сливают всякую гадость, и зимой она не замерзает. Мелкая речушка, скорее даже не речка, а вонючий, грязный ручеек, утонуть в нем сложно, но мой человек бухой был в дрянь, медицина сказала — лыка не вязал, когда с моста навернулся. Менты еще гадали, сам он упал или подтолкнул кто, а я уже знал — помогли. Только-только труп выловили, а мне уже маляву притащили с почты. Опять и адрес, и сообщение вырезаны из газетных букв: «ВТОРОЙ. ЖДИ СЛЕДУЮЩЕГО И ГОТОВЬСЯ САМ. ТЫ СЛАБ. Я ВСЕСИЛЕН. РАБ СМЕРТИ»...
— "Раб Смерти", это вроде подписи под посланием? — уточнил Игорь.
— Ага, — Зусов опрокинул в себя очередную порцию водки, поморщился, потянулся пальцами к белой рыбе на тарелке, подхватил кусочек и отправил закуску в рот.
— Малявы те, кроме меня, читали особо верные мне люди. Ты — еще один, кому я говорю о письмах. Понимаешь, умник, заподозрил я, что кто-то решил произвести в Никоновске маленькую революцию. Я человек одинокий, бездетный, наследников не имею, все, кто подо мной, — шестерки, семерки, не выше вальтов, короче. Я один в Никоновске ТУЗ. Уйду из колоды, весь расклад поменяется. Так просто меня стрельнуть, или зарезать, или еще как пришить, нельзя. В Никоновске я сижу с благословения Больших людей из столицы. Осерчают сильно Большие люди, если в ущерб общему ДЕЛУ шлепнет Зусова какой-нибудь валетик из губернии. А подметные письма клеил вроде как сумасшедший, понимаешь? Пришьет меня психованный «Раб Смерти» — чего спросить с убогого? Ну, найдут, шкуру с него спустят, и амба. Однако сдается мне, какая-то сука специально нашла сумасшедшего гада и на меня натравила, аки бешеного пса, чтобы потом тихой сапой взять власть в городе.
— Иван Андреевич, но если вы выгодны Большим людям, я не понимаю, почему бы вам все не рассказать им?
— Нельзя! Запомни: тому, кто сильнее тебя, никогда, ни за что не показывай свою слабость! А я оказался слаб... В Никоновске я козырной туз и обязан бить любого короля, любую шестерку. Пацана моего зарезали, я весь город на уши поставил. Утопленника нашли, я такой шмон устроил, аж... аж... — Зусов махнул рукой, взялся было за пустую водочную рюмку, повертел ее в руке и поставил обратно. — Пока я здесь, в столицах, по вине суки Гунявого дурью маюсь, в прошлый понедельник в Нико-новске еще одного моего пацана порешили. Сожгли парня в своем собственном доме. С четырех углов хату подпалили. И он сгорел, и жена его, и детишки... А во вторник с утреца звонит мне из Никоновска верный человек и читает маляву, пришедшую где-то около полудня на мой тамошний адрес: «ОТ СМЕРТИ НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ, ЗУСОВ!» Такая вот малявка, понял?
Зусов налил-таки себе еще водки. Выпил, закусил.
— Иван Андреевич, — Игорь украдкой взглянул на часы. Разговаривали они уже почти час. Игорь представил, каково сейчас Ирине. Нервничает, ожидая его. Поди, уже вторую пачку сигарет скуривает. — Иван Андреевич, я никак не врублюсь, чем я могу быть вам полезен?
— Ты с ходу просек заморочку с Гунявым. У тебя мозги работают в нужную сторону. Умный ты и быстрый. И ты ничей. К чужим за помощью я не могу обратиться, не имею права ПРОСИТЬ помочь. С тобой я могу договориться по-доброму. А могу и нагнуть тебя, умник, коли захочется. Мог бы и крепостным тебя сделать, но крепостные херово, суки, работают. Так что, давай по-доброму договариваться, идет? Я тебе заплачу по-царски, — и Зусов назвал сумму, от которой, что называется, НЕВОЗМОЖНО отказаться.
— Но неужели у вас под началом не нашлось...
— Ша! — перебил лепет Игоря Хозяин целого города. — Хорош попусту базарить. Слушай сюда — падле, что роет под меня в Никоновске, все мои людишки известны наперечет! А тут приедет из Москвы темная лошадка. Кто таков? А тот, кто Зусову помог непонятки с шантажом устранить! Крутой малый по кличке Самурай! Каждого насквозь видит!
— Но, Иван Андреич! Ваши недруги в Никоновске запросто наведут обо мне справки и узнают, что я...
— ...И узнают, что ты крутой, в натуре! Те людишки, что будут лепить из тебя Самурая, позаботятся, помимо прочего, пустить волну о твоих прошлых подвигах!
Зусов самодовольно улыбнулся, наблюдая за реакцией Игоря.
— О каких «прошлых подвигах»?
— Было дело, по просьбе Больших людей из столицы мои залетные гастролеры произвели пару зачисток в Златоглавой. Я собираюсь «расколоться», объявить, что не залетные спецы работали в Москве, а мой здешний кадр по кличке Самурай! Соображаешь! Ты да-а-авно на меня пашешь, и я тебя, как будто бы специально, подставил Гунявому. Как тебе такой расклад, умник?
— Фантастика! Никто не поверит. Разве что сработает на пару дней основной принцип так называемой геббельсовской пропаганды, активно применяемой немцами во время Второй мировой: «Лжи должно быть чудовищно много, чтобы люди сказали — неужели ВСЕ это неправда?» Пару дней, не дольше, ваши недруги будут видеть во мне, с перепугу, короля — но на третий день обязательно поймут, что король-то голый. Да и не король я вовсе... Какой из меня «Самурай», к чертовой матери!..
— Э-э-э, не скажи! — заулыбался Зусов. — Я вот, к примеру, семь классов закончил, две ходки в зону имею, а поднатаскался и часика четыре могу выпендриваться, косить под интеллигента. Случалось и на презентациях с профессорами шампанское жрать, и с артистами всякими калякать. Который час?.. О! Гляди ж ты, без пятнадцати четыре! Хорош базарить, Самурай. Я почему встречу в этом кабаке назначил? Потому что мне самому здесь стрелку забили на шестнадцать ноль-ноль. Дела, понимаешь! Смертушка машет косой, а дела столичные все равно делать нужно, покуда я в Москве, понял? Вечером на поезд и ту-ту, домой, в Никоновск... Погоди, не суетись! На-ка, возьми аванец. Бери-бери, здесь много. Ни ты, ни твоя супружница таких деньжищ в жизни в руках не держали...
Очень все это походило на бред, на кинокомедию криминальную. Очень хотелось отказаться от денег, но, как уже было сказано выше, существуют суммы, отказаться от которых НЕВОЗМОЖНО просто физиологически. Да и тему про «крепостного» не просто так затронул Хозяин. И уж лучше быть высокооплачиваемым, чем крепостным, правда?
3. Пигмалионы
Швейцар вместе с молчаливыми молодыми людьми испарились, словно по мановению волшебной палочки. Михайлов топтал грязными подошвами зеркальный пол, ругая себя за то, что в спешке не вытер ноги возле стеклянных дверей. Михайлов вспоминал, когда ему последний раз доводилось бывать в ресторане. Кажется, еще при советской власти. А про ресторанные «кабинеты» Игорь знал лишь из советских фильмов о революции и временах нэпа.
Откинув полог плюшевой шторы, Игорь вошел в кабинет. Слава богу, здесь не было никаких зеркал. Столик на двоих, бра в виде подсвечника на отделанной ценными породами дерева стене, коврик на полу.
— Присаживайся, голубь, — Зусов взял со стола пузатый графинчик, плеснул прозрачную жидкость в рюмку, пододвинул к Игорю пустую, чистую тарелку. — Удобно?
— Да, спасибо. Вполне.
— Ну, давай, тяпнем по маленькой, голуба моя.
— Я бы воздержался.
— Э-э-э, нет! Специально у доктора спрашивал, можно ли тебе чуть-чуть водочки, медицина разрешила. Давай. За удачу!
Чокнулись, выпили.
— Закусывай, голубь мой. Осетринку бери, икорку. Хавай, на меня не смотри. Покуда тебя ждал, наелся от пуза. Нехорошо опаздывать, голуба! Ой, нехорошо!
— Разве я опоздал?
Игорь подцепил ломтик осетрины с долькой лимона.
— На три минуты, голубь. На сто восемьдесят секунд.
— Извините, в дверях заминка вышла.
— Да ты кушай. Видел я, как тебя пускать не хотели. Наружка доложила, когда ты подъехал, — Зусов похлопал рукой по трубке мобильного телефона, лежащей на столе, давая понять, каким образом ему доложили о приезде Игоря. — Я в щелку наблюдал, как тебя тормознули, голубь. Испокон века у нас принято встречать человека по одежке и только провожать по уму. Нужно тебе, голуба моя, поменять одежку-то, а? Как считаешь?
— Одежду сменить дело не хитрое, но меня тормознули, я думаю, еще и потому, что рожей не вышел и повадки не те, к каким здешние халдеи привыкли.
— Во! — Зусов широко улыбнулся, перегнулся через стол и панибратски хлопнул Игоря по плечу. — Во, за что, голубь, я тебя уважаю! Умный ты, сил нет! Все с ходу сечешь, в самый корень зришь! Повадки тебе тоже надобно поменять. И рожу подправить не проблема. Но давай об этом позже покалякаем. Прежде обсудим нашу с тобой любовь и дружбу.
— Насколько я понял, вам от меня не дружба требуется и, тем более, не любовь.
— Во! Опять в десятку угодил! Давай еще по одной.
— Я пас.
— А я тяпну, — Зусов плеснул себе водки, выпил одним глотком. — Ты кушай, кушай. Я говорить буду, а ты кушай, икорку бери, поправляй здоровье. Голубь ты мой ясный... Чой-то я тебя все «голубь» да «голубь» кличу? Пора отвыкать, а то еще обзову тебя птичкой при чужих, и сочтут тя пидором. Умник, скажи-ка мне, ты знаешь, как с японского переводится слово «самурай»?
— Самурай?.. — Игорь задумался. — Нет, не знаю.
— Самурай дословно переводится как «служащий знатного господина». Я хотя и не из знатного роду, но будем считать меня за господина, а тебя, значит, за самурая, не возражаешь?
— Нет, однако, Иван Андреич, я до сих пор не понимаю, чего вы от меня хотите?
— Хочу, чтоб ты кушал, чтоб трескал икру за обе щеки, набирался сил, которые в скорости тебе понадобятся. Самурай... Эй! Ты давай, откликайся, когда я тя «Самураем» называю. Такая теперь у тебя кликуха, привыкай, крестник. Чего морщишься? Не нравится погоняло?
— Честно говоря, не очень. Какой я, к черту, «самурай»? Смех один.
— Ошибаешься, голу... тьфу! Ошибаешься, Самурай. Кому смех, а кому слезы. Я уже выложил кругленькую сумму специальным людям, чтоб за три дня сделали из тебя настоящего Самурая. Чтоб кликуха к тебе подходила, как шитый на заказ в Париже костюмчик. Завтра с утра жди, заедут за тобой и повезут лепить из ботаника Самурая. Будь готов. В пятницу утречком перед тобой шестерки по типу здешних лакеев должны спины гнуть без всяких разговоров, от единого твоего вида.
— Почему в пятницу?
— А потому, господин Самурай, что ранехонько в пятницу сойдешь ты со скорого поезда маршрута «Москва — Тьмутаракань» в городе Никоновске, что в Энской губернии, и займешься тем, что, оказывается, умеешь лучше других моих обалдуев — всех, вместе взятых.
— Честное слово, не представляю, чем я могу быть вам полезен.
— Кушай! Хавай рыбку, на икорку налегай, а я объясню, какая мне в тебе польза, слушай. Кушай и слушай, Самурай, вни-и-ма-а-тельно слушай... Я, умник, главный в городе Никоновске. Городишко наш небольшой, маленький, можно сказать, но весь мой, оттого мне и люб. Мэр Никоновска мой старинный кореш. Главный мент моего города... С ментом не все так просто, но и его я держу в кулаке. Мой город примечателен тем, что стоит на перекрестке. Мимо нас проходит железнодорожная ветка всесоюз... тьфу, всероссийского значения и единственная приличная шоссейка на всю губернию. Транспортный узел, короче. С машин на поезда и наоборот перегружают день и ночь все, что угодно, от говна до золота, а я контролирую погрузку-разгрузку. Склады контролирую, грузы, заодно и родной город. Бизнес прибыльный, не жалуюсь. Меня уважают, я людям работу даю, городу помогаю, но и себя, понимаешь, не обижаю. Завидуют мне многие, копают под меня втихаря, а я тихушников наказываю. Городок-то маленький, все как на ладони, кто возбух — раз, и прихлопнул его. По-настоящему раньше никто на меня и не наезжал, до этого года, а зимой началась препоганейшая чехарда...
Зусов замолчал, задумчиво уставившись на графин с водкой, будто это хрустальный шар на манер тех, что используют в своей практике гадалки, маги и спириты. Молчал и Игорь, приостановив на время процесс пережевывания белой рыбы, чтобы не нарушить случайно зыбкую задумчивую тишину. Не обращая внимания на Игоря, Зусов вздохнул, взялся за графин, налил себе полную, до краев, рюмку, осушил ее залпом и продолжил рассказ:
— Тринадцатого января, в старый новый год, зарезали моего парня. Пацан шел к корешам отмечать праздник, пешком шел, огородами, так быстрее, и кто-то всадил ему нож в пузо. Пацан помер сразу. Медицина сказала, что-то у него порвалось в животе. Его нашли на другое утро, лежал, скукожившись, руками за рукоятку ножика держался, ни кровиночки с него не вытекло. В тот же день почтальон притаранил мне маляву. Письмо опустили в почтовый ящик около вокзала. Меня-то в городе, ясное дело, все знают, почтарь конверт вытащил и сразу ко мне, бегом... Адрес на конверте не написан, а выклеен из букв, вырезанных из газеты, внутри листок с одним-единственным словом, тоже составленным из газетных вырезок: «ПЕРВЫЙ»... Я тогда это письмо не сразу связал со смертью своего пацана, а потом, недели через две, еще один мой человек помер. Утонул. Ночью поддатый сильно хилял до дому, и кто-то его с моста сбросил в речку. У нас на окраине речушка протекает, в нее сливают всякую гадость, и зимой она не замерзает. Мелкая речушка, скорее даже не речка, а вонючий, грязный ручеек, утонуть в нем сложно, но мой человек бухой был в дрянь, медицина сказала — лыка не вязал, когда с моста навернулся. Менты еще гадали, сам он упал или подтолкнул кто, а я уже знал — помогли. Только-только труп выловили, а мне уже маляву притащили с почты. Опять и адрес, и сообщение вырезаны из газетных букв: «ВТОРОЙ. ЖДИ СЛЕДУЮЩЕГО И ГОТОВЬСЯ САМ. ТЫ СЛАБ. Я ВСЕСИЛЕН. РАБ СМЕРТИ»...
— "Раб Смерти", это вроде подписи под посланием? — уточнил Игорь.
— Ага, — Зусов опрокинул в себя очередную порцию водки, поморщился, потянулся пальцами к белой рыбе на тарелке, подхватил кусочек и отправил закуску в рот.
— Малявы те, кроме меня, читали особо верные мне люди. Ты — еще один, кому я говорю о письмах. Понимаешь, умник, заподозрил я, что кто-то решил произвести в Никоновске маленькую революцию. Я человек одинокий, бездетный, наследников не имею, все, кто подо мной, — шестерки, семерки, не выше вальтов, короче. Я один в Никоновске ТУЗ. Уйду из колоды, весь расклад поменяется. Так просто меня стрельнуть, или зарезать, или еще как пришить, нельзя. В Никоновске я сижу с благословения Больших людей из столицы. Осерчают сильно Большие люди, если в ущерб общему ДЕЛУ шлепнет Зусова какой-нибудь валетик из губернии. А подметные письма клеил вроде как сумасшедший, понимаешь? Пришьет меня психованный «Раб Смерти» — чего спросить с убогого? Ну, найдут, шкуру с него спустят, и амба. Однако сдается мне, какая-то сука специально нашла сумасшедшего гада и на меня натравила, аки бешеного пса, чтобы потом тихой сапой взять власть в городе.
— Иван Андреевич, но если вы выгодны Большим людям, я не понимаю, почему бы вам все не рассказать им?
— Нельзя! Запомни: тому, кто сильнее тебя, никогда, ни за что не показывай свою слабость! А я оказался слаб... В Никоновске я козырной туз и обязан бить любого короля, любую шестерку. Пацана моего зарезали, я весь город на уши поставил. Утопленника нашли, я такой шмон устроил, аж... аж... — Зусов махнул рукой, взялся было за пустую водочную рюмку, повертел ее в руке и поставил обратно. — Пока я здесь, в столицах, по вине суки Гунявого дурью маюсь, в прошлый понедельник в Нико-новске еще одного моего пацана порешили. Сожгли парня в своем собственном доме. С четырех углов хату подпалили. И он сгорел, и жена его, и детишки... А во вторник с утреца звонит мне из Никоновска верный человек и читает маляву, пришедшую где-то около полудня на мой тамошний адрес: «ОТ СМЕРТИ НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ, ЗУСОВ!» Такая вот малявка, понял?
Зусов налил-таки себе еще водки. Выпил, закусил.
— Иван Андреевич, — Игорь украдкой взглянул на часы. Разговаривали они уже почти час. Игорь представил, каково сейчас Ирине. Нервничает, ожидая его. Поди, уже вторую пачку сигарет скуривает. — Иван Андреевич, я никак не врублюсь, чем я могу быть вам полезен?
— Ты с ходу просек заморочку с Гунявым. У тебя мозги работают в нужную сторону. Умный ты и быстрый. И ты ничей. К чужим за помощью я не могу обратиться, не имею права ПРОСИТЬ помочь. С тобой я могу договориться по-доброму. А могу и нагнуть тебя, умник, коли захочется. Мог бы и крепостным тебя сделать, но крепостные херово, суки, работают. Так что, давай по-доброму договариваться, идет? Я тебе заплачу по-царски, — и Зусов назвал сумму, от которой, что называется, НЕВОЗМОЖНО отказаться.
— Но неужели у вас под началом не нашлось...
— Ша! — перебил лепет Игоря Хозяин целого города. — Хорош попусту базарить. Слушай сюда — падле, что роет под меня в Никоновске, все мои людишки известны наперечет! А тут приедет из Москвы темная лошадка. Кто таков? А тот, кто Зусову помог непонятки с шантажом устранить! Крутой малый по кличке Самурай! Каждого насквозь видит!
— Но, Иван Андреич! Ваши недруги в Никоновске запросто наведут обо мне справки и узнают, что я...
— ...И узнают, что ты крутой, в натуре! Те людишки, что будут лепить из тебя Самурая, позаботятся, помимо прочего, пустить волну о твоих прошлых подвигах!
Зусов самодовольно улыбнулся, наблюдая за реакцией Игоря.
— О каких «прошлых подвигах»?
— Было дело, по просьбе Больших людей из столицы мои залетные гастролеры произвели пару зачисток в Златоглавой. Я собираюсь «расколоться», объявить, что не залетные спецы работали в Москве, а мой здешний кадр по кличке Самурай! Соображаешь! Ты да-а-авно на меня пашешь, и я тебя, как будто бы специально, подставил Гунявому. Как тебе такой расклад, умник?
— Фантастика! Никто не поверит. Разве что сработает на пару дней основной принцип так называемой геббельсовской пропаганды, активно применяемой немцами во время Второй мировой: «Лжи должно быть чудовищно много, чтобы люди сказали — неужели ВСЕ это неправда?» Пару дней, не дольше, ваши недруги будут видеть во мне, с перепугу, короля — но на третий день обязательно поймут, что король-то голый. Да и не король я вовсе... Какой из меня «Самурай», к чертовой матери!..
— Э-э-э, не скажи! — заулыбался Зусов. — Я вот, к примеру, семь классов закончил, две ходки в зону имею, а поднатаскался и часика четыре могу выпендриваться, косить под интеллигента. Случалось и на презентациях с профессорами шампанское жрать, и с артистами всякими калякать. Который час?.. О! Гляди ж ты, без пятнадцати четыре! Хорош базарить, Самурай. Я почему встречу в этом кабаке назначил? Потому что мне самому здесь стрелку забили на шестнадцать ноль-ноль. Дела, понимаешь! Смертушка машет косой, а дела столичные все равно делать нужно, покуда я в Москве, понял? Вечером на поезд и ту-ту, домой, в Никоновск... Погоди, не суетись! На-ка, возьми аванец. Бери-бери, здесь много. Ни ты, ни твоя супружница таких деньжищ в жизни в руках не держали...
Очень все это походило на бред, на кинокомедию криминальную. Очень хотелось отказаться от денег, но, как уже было сказано выше, существуют суммы, отказаться от которых НЕВОЗМОЖНО просто физиологически. Да и тему про «крепостного» не просто так затронул Хозяин. И уж лучше быть высокооплачиваемым, чем крепостным, правда?
3. Пигмалионы
В понедельник Игорь проснулся в шесть утра. Чмокнул спящую супругу, вылез из-под одеяла. Голышом, лишь с бинтом на левом предплечье, прошагал на кухню, зажег газ, поставил чайник на огонь. Заглянул в ванную, почистил зубы, накинул на плечи домашний халат и, вернувшись на кухню, приготовил себе крепкий растворимый кофе без сахара.
Звонок в дверь раздался ровно в семь тридцать, секунда в секунду. Михайлов открыл запоры, предварительно заглянув в дверной глазок. Двое мужчин. Средних лет, строгие, подтянутые, одетые скромно и аккуратно.
— Игорь Александрович Михайлов? — спросил плечистый мужчина с серыми выразительными глазами под густыми сросшимися на переносице бровями.
— Да, это я, — кивнул Игорь.
— Меня зовут Артур, моего коллегу Анатолий. Мы от Зусова, Ивана Андреича.
— Да, Зусов предупреждал... Проходите, угощу вас кофе.
— Спасибо, но нам с вами, Игорь Александрович, сегодня предстоит весьма насыщенный день. Внизу ожидает машина.
— Через пять минут я выйду, ладно? И, простите ради бога, не могли бы вы сообщить, в котором часу вы привезете меня обратно, домой?
— Не раньше двадцати четырех. Но и не позже.
— Ага. Понятно. Тогда через пять минут я буду внизу, о'кей?
Артур и Анатолий (во внешности Анатолия самой примечательной деталью был маленький белый шрам над верхней губой) молча побрели вниз по лестнице.
Игорь закрыл дверь, заглянул в комнату. Ирина сидела в постели, сонно моргая красивыми глазами.
— Игорь, кто это?
— Создатели самураев. Через пять минут меня повезут на перековку, вернусь не позже двенадцати. Я специально задержал отъезд, чтобы это тебе сообщить. Спи дальше, не волнуйся за меня.
— Легко сказать, «не волнуйся»!
— Спи. Три дня, по крайней мере, волноваться не о чем.
— Ты так считаешь?
— Убежден. Пожелай мне удачи.
— Ни пуха!
— К черту!
Без четверти восемь четырехдверный джип, более похожий на танк, отъехал от парадной малопримечательного жилого дома в «тихом центре» Москвы. Анатолий за рулем, Артур рядом с коллегой. Игорь на заднем сиденье.
Артур и Анатолий молчали, а Игорь не спросил, куда его везут, и от этого неведения, и от молчания пары впереди Михайлов чувствовал себя «не в своей тарелке». Но немного, самую малость. Поразительно, однако Игорь уже начал привыкать к своему особому статусу.
Автомобиль-танк привез Игоря на Полянку. Свернул, проехав мимо книжного магазина «Молодая гвардия», остановился подле приземистого желтого домика. Артур и Анатолий все так же молча вышли из машины. Игорь понятливо вылез вслед за ними. Гуськом подошли к двери с видеоглазком, та открылась, и вся троица оказалась в ярко освещенных, прекрасно отремонтированных белоснежных коридорах полуподвального медицинского центра. Да, как оказалось, прежде всего Михайлова привезли в частную медицинскую клинику. И на протяжении четырех без малого часов его водили по кабинетам разнообразных специалистов, где вежливые врачи с помощью тактичных медсестер придирчиво осматривали михайловское тело, прощупывали, простукивали, делали рентген, брали кровь на анализ. Заодно обработали пулевое ранение на предплечье и сменили повязку.
Артур с Анатолием водили Игоря по кабинетам, как родители малого дитятю. Доктора общались только с ними, и Михайлов послушно дожидался Артура и Анатолия в коридоре. А потом они выходили и, не проронив ни слова, жестом указывали Игорю, куда следовать далее. В итоге Игорю поменяли еще и пломбу в четвертом нижнем зубе. Михайлов попытался, было, отказаться от сверления зубов, но Артур был неумолим. Спустя пятнадцать минут старую почерневшую пломбу сменил не отличимый по цвету от зубной кости дорогостоящий пломбировочный материал. Краем уха Игорь слышал, как стоматолог называл Анатолию цену за работу — триста долларов. Примечательно, что, кроме Михайлова, других пациентов в полуподвальном медицинском центре не наблюдалось. Игорь прикинул, какую сумму за индивидуальное обслуживание клиента заплатят его няньки, и присвистнул в уме. Поди ж ты, не меньше трех штук.
— С вас пять тысяч четыреста у-е, — озвучила итоговую сумму медсестра, напоследок вкатив Михайлову пару каких-то уколов в задницу. Зашуршали деньги в руках Артура.
— Ни фига себе! — не выдержал, высказался Игорь, поднимаясь с кушетки и застегивая штаны.
— Зато теперь мы имеем полную и достоверную картину вашего физического состояния, — не обращая внимания на медсестру, пересчитывающую деньги, произнес Анатолий, глядя на Михайлова взглядом председателя жюри с выставки породистых собак.
— А психического? — пошутил Игорь.
— Иван Андреевич разрешил ограничиться физикой, — бесстрастно ответил Анатолий, не поняв или сделав вид, что не понимает шутки.
— И как у меня с физикой? — поинтересовался Игорь, ожидая услышать короткое «в норме», но вместо этого Артур разродился неожиданными подробностями:
— Наблюдается незначительное варикозное расширение вен на ногах. Подозрение на раннюю стадию холецистита. Уровень гемоглобина в крови пониженный. Давление выше нормы. Есть признаки гипертонической болезни. Легкие хрипы в бронхах. Средних размеров геморройная шишка в анусе. Общее переутомление организма. Поясница застужена.
— Ни фига себе! — Игорь тряхнул головой, ухмыльнулся. — Оказывается, я полнейшая развалина. Жить-то буду? Долго протяну?
— Это зависит от вас, — многозначительно улыбнулся в ответ Артур. — Пойдемте. Скоро полдень, перекусим и поедем дальше.
«Перекусили» в ресторане. Не менее шикарном, чем тот, в котором вчера Игорь встречался с Зусовым. На самом деле все трое плотно и обстоятельно пообедали. Хоть и часа не прошло с тех пор, как Михайлову поменяли пломбу, но он успел позабыть о зубах. Вспомнил, когда угощался итоговой чашечкой кофе. Забеспокоился, ибо привык слышать от стоматологов: «два часа не пить, не есть», между тем пломба никак во рту не ощущалась, и Игорь мысленно махнул на нее рукой.
Из ресторана поехали на Арбат. Игоря ожидало посещение «салона красоты». Входя в открытые перед ним Анатолием гостеприимные двери салона, Игорь, грешным делом, надеялся, что название не соответствует действительности и на самом деле под многообещающей вывеской скрывается обычная парикмахерская, но он ошибался, его действительно привезли в «салон красоты».
Ежели служащие медицинского центра интересовались лишь внутренним содержанием Михайлова, то труженики здешнего заведения с энтузиазмом и рвением взялись за его внешность. Причем подход к клиенту у спецов по «красоте» оказался комплексным. Можно даже сказать — бригадным. В то время как две престарелые тетки накладывали на лицо «маску» из бальзамов и трав и массировали морщинки на лбу, пара моложавых дамочек делали клиенту маникюр. Дамочки поругивали запущенные ногти Михайлова и тихо обсуждали промеж себя, каким кремом, каким составом эффективнее обрабатывать кисти рук работяги, дабы они сделались «поблагороднее». Это был кошмар! Пытка! Издевательство! Нечто подобное Игорь ожидал с самого начала, но действительность превзошла все его ожидания. Самурая из ботаника лепили всерьез и надолго.
Вслед за обработкой лица, кистей рук и маникюра последовало умасливание всего остального тела, срезание мозолей с пальцев ног и педикюр, будь он неладен. Для последующих процедур пришлось раздеваться до трусов. Когда, казалось, все окончилось и Игорь потянулся за одеждой, его остановили — ждал солярий. А после него — ванна, остро пахнущая травами, душ, пятиминутное посещение сауны, опять душ и снова умасливание всего тела. На исходе третьего часа битвы за красоту Игорь почувствовал себя трупом фараона во время подготовки к бальзамированию.
Одуревшего от масел и щебетания жриц красоты, завернутого в неимоверно длинное махровое полотенце Игоря усадили в кресло парикмахера, гордо представившегося «стилистом». Мытье головы, стрекотание ножниц, пустая болтовня цирюльника окончательно уморили Михайлова. Он задремал, полулежа, откинув голову, не обращая внимания на зеркало, в коем отражался сильно преобразившийся молодой человек.
— ...Вот и все. Полюбуйтесь на себя в зеркало. Как вы себе? Нравитесь? — поинтересовался стилист-цирюльник, выключая фен.
— Нормально, — устало выдохнул Игорь, тряхнув головой, чтобы прогнать сонливость. — Только, черт побери, зачем вы меня так коротко постригли?
— Вам велено сделать не прическу, а стрижку, чтоб держалась и без укладки. Лысинка на макушке немного видна, но это не страшно, она вас не портит.
— Да, но я стал похож на бандита.
— Ой, да ну вас! Вовсе нет.
— Точно бандит.
— Обратите внимание, какая тугая, бархатистая у вас кожа. Послушайте! А давайте вам покрасим волосы. В радикально черный цвет!
— Нет уж! Увольте.
— Зря отказываетесь. Вам бы пошли черные волосы.
— Ага. И серьгу в ухо.
— А что? Вам бы пошла серьга. Золотое кольцо в правое ухо выглядело бы гармонично. А еще...
— Ну, как тут наш? — перебил стилиста Артур, без стука входя в отдельную, изолированную от остальных помещений комнату для стрижки VIP-персон (на табличке у двери так и было написано: «VIP-обслуживание»). Хвала всевышнему, Артур с Анатолием не сопровождали Игоря во время блужданий по «салону». Сдали его с рук на руки «кудесницам» и удалились из «храма тела».
— Нормально, — изрек Анатолий, вошедший вслед за коллегой. — Похож на бандита немного, но на весьма состоятельного бандита.
— Это от того, что замотали Игоря Александровича, замучили, пока до ума доводили, — высказал особое мнение Артур. — От того, что взгляд у него сейчас ошалелый, не может себя в зеркале узнать. Тупой взгляд, обычно он по-другому смотрит. Обычно глаза у парня умные, как у собаки, и выразительные, как у лошади.
— Спасибо за комплимент, — вздохнул Игорь. — Позволите попону накинуть или предложите ошейник?
— Одевайтесь, — разрешил Артур. — Пока магазины открыты, и правда, заедем, купим подходящий ошейник.
— Позвольте, а расплатиться? — подал реплику парикмахер.
— С дирекцией вашей уже рассчитались, — успокоил цирюльника Анатолий. — За сегодня и за завтра. Завтра опять его сюда привезем.
— Как, опять? Зачем? — Игорь замер, попадая свежевымытой ногой в непослушную брючину.
— Не беспокойтесь, Игорь Александрович, — чуть заметно, уголками губ, улыбнулся Анатолий. — Завтра заедем совсем ненадолго. Примете еще один сеанс ультрафиолетовой обработки кожи, легкая пропитка кремами, чтоб закрепить полученные результаты, и все. Поторопитесь, пожалуйста, а то в магазин опоздаем.
Игорь глубоко вздохнул, тряхнул головой и продолжил прерванный процесс натягивания брюк.
Выходя из салона красоты, Игорь взглянул на обшарпанный циферблат своих верных наручных часов, ужаснулся:
— Десять минут седьмого! Это ж сколько меня там мурыжили? Половину дня!
— Красота требует жертв, — небрежно бросил через плечо Анатолий, открывая дверцу джипа.
Игорь хотел уточнить, для интереса, какой сумме в долларах соответствуют эти самые «жертвы», но в последний момент воздержался от скользкого вопроса.
«Честное слово, я похож на проститутку, которую готовят к выходу на панель, — подумал Игорь. — На чертовски дорогую проститутку, черт меня побери!..»
В магазин успели за полчаса до закрытия. Скромный такой магазинчик, ежели судить по занимаемой им площади. Лавочка три на четыре метра квадратных в конце коридора за бронированной дверью. Вход только после предварительных переговоров с держателем лавчонки через специальное устройство. Артур произнес в микрофон свое имя и подставился под глазок видеокамеры. Дверца открылась. Они вошли в коридорную кишку, дверь автоматически захлопнулась. В затылок прошагали десять шагов. Открылась вторая дверь. Перешагнули через порог. Дверь номер два, щелкнув запорами, отрезала посетителей от остального мира, оставив их в замкнутом пространстве три на четыре. По бокам автоматчики. Равнодушно целятся в посетителей. Впереди прилавок. Под стеклом желтые ювелирные побрякушки с сияющими огранкой камушками. А за прилавком улыбчивая девица в белой блузке и черной юбке.
— Рада вас видеть, господа, — улыбка девушки приторно доброжелательная, как у теледивы Натальи Дарьяловой.
— Дуся, нам вот этому молодому человеку, — Артур мотнул головой в сторону Игоря, — надобно купить ошейник поизящней, часики, запонки, булавку для галстука и гайку в комплекте.
Звонок в дверь раздался ровно в семь тридцать, секунда в секунду. Михайлов открыл запоры, предварительно заглянув в дверной глазок. Двое мужчин. Средних лет, строгие, подтянутые, одетые скромно и аккуратно.
— Игорь Александрович Михайлов? — спросил плечистый мужчина с серыми выразительными глазами под густыми сросшимися на переносице бровями.
— Да, это я, — кивнул Игорь.
— Меня зовут Артур, моего коллегу Анатолий. Мы от Зусова, Ивана Андреича.
— Да, Зусов предупреждал... Проходите, угощу вас кофе.
— Спасибо, но нам с вами, Игорь Александрович, сегодня предстоит весьма насыщенный день. Внизу ожидает машина.
— Через пять минут я выйду, ладно? И, простите ради бога, не могли бы вы сообщить, в котором часу вы привезете меня обратно, домой?
— Не раньше двадцати четырех. Но и не позже.
— Ага. Понятно. Тогда через пять минут я буду внизу, о'кей?
Артур и Анатолий (во внешности Анатолия самой примечательной деталью был маленький белый шрам над верхней губой) молча побрели вниз по лестнице.
Игорь закрыл дверь, заглянул в комнату. Ирина сидела в постели, сонно моргая красивыми глазами.
— Игорь, кто это?
— Создатели самураев. Через пять минут меня повезут на перековку, вернусь не позже двенадцати. Я специально задержал отъезд, чтобы это тебе сообщить. Спи дальше, не волнуйся за меня.
— Легко сказать, «не волнуйся»!
— Спи. Три дня, по крайней мере, волноваться не о чем.
— Ты так считаешь?
— Убежден. Пожелай мне удачи.
— Ни пуха!
— К черту!
Без четверти восемь четырехдверный джип, более похожий на танк, отъехал от парадной малопримечательного жилого дома в «тихом центре» Москвы. Анатолий за рулем, Артур рядом с коллегой. Игорь на заднем сиденье.
Артур и Анатолий молчали, а Игорь не спросил, куда его везут, и от этого неведения, и от молчания пары впереди Михайлов чувствовал себя «не в своей тарелке». Но немного, самую малость. Поразительно, однако Игорь уже начал привыкать к своему особому статусу.
Автомобиль-танк привез Игоря на Полянку. Свернул, проехав мимо книжного магазина «Молодая гвардия», остановился подле приземистого желтого домика. Артур и Анатолий все так же молча вышли из машины. Игорь понятливо вылез вслед за ними. Гуськом подошли к двери с видеоглазком, та открылась, и вся троица оказалась в ярко освещенных, прекрасно отремонтированных белоснежных коридорах полуподвального медицинского центра. Да, как оказалось, прежде всего Михайлова привезли в частную медицинскую клинику. И на протяжении четырех без малого часов его водили по кабинетам разнообразных специалистов, где вежливые врачи с помощью тактичных медсестер придирчиво осматривали михайловское тело, прощупывали, простукивали, делали рентген, брали кровь на анализ. Заодно обработали пулевое ранение на предплечье и сменили повязку.
Артур с Анатолием водили Игоря по кабинетам, как родители малого дитятю. Доктора общались только с ними, и Михайлов послушно дожидался Артура и Анатолия в коридоре. А потом они выходили и, не проронив ни слова, жестом указывали Игорю, куда следовать далее. В итоге Игорю поменяли еще и пломбу в четвертом нижнем зубе. Михайлов попытался, было, отказаться от сверления зубов, но Артур был неумолим. Спустя пятнадцать минут старую почерневшую пломбу сменил не отличимый по цвету от зубной кости дорогостоящий пломбировочный материал. Краем уха Игорь слышал, как стоматолог называл Анатолию цену за работу — триста долларов. Примечательно, что, кроме Михайлова, других пациентов в полуподвальном медицинском центре не наблюдалось. Игорь прикинул, какую сумму за индивидуальное обслуживание клиента заплатят его няньки, и присвистнул в уме. Поди ж ты, не меньше трех штук.
— С вас пять тысяч четыреста у-е, — озвучила итоговую сумму медсестра, напоследок вкатив Михайлову пару каких-то уколов в задницу. Зашуршали деньги в руках Артура.
— Ни фига себе! — не выдержал, высказался Игорь, поднимаясь с кушетки и застегивая штаны.
— Зато теперь мы имеем полную и достоверную картину вашего физического состояния, — не обращая внимания на медсестру, пересчитывающую деньги, произнес Анатолий, глядя на Михайлова взглядом председателя жюри с выставки породистых собак.
— А психического? — пошутил Игорь.
— Иван Андреевич разрешил ограничиться физикой, — бесстрастно ответил Анатолий, не поняв или сделав вид, что не понимает шутки.
— И как у меня с физикой? — поинтересовался Игорь, ожидая услышать короткое «в норме», но вместо этого Артур разродился неожиданными подробностями:
— Наблюдается незначительное варикозное расширение вен на ногах. Подозрение на раннюю стадию холецистита. Уровень гемоглобина в крови пониженный. Давление выше нормы. Есть признаки гипертонической болезни. Легкие хрипы в бронхах. Средних размеров геморройная шишка в анусе. Общее переутомление организма. Поясница застужена.
— Ни фига себе! — Игорь тряхнул головой, ухмыльнулся. — Оказывается, я полнейшая развалина. Жить-то буду? Долго протяну?
— Это зависит от вас, — многозначительно улыбнулся в ответ Артур. — Пойдемте. Скоро полдень, перекусим и поедем дальше.
«Перекусили» в ресторане. Не менее шикарном, чем тот, в котором вчера Игорь встречался с Зусовым. На самом деле все трое плотно и обстоятельно пообедали. Хоть и часа не прошло с тех пор, как Михайлову поменяли пломбу, но он успел позабыть о зубах. Вспомнил, когда угощался итоговой чашечкой кофе. Забеспокоился, ибо привык слышать от стоматологов: «два часа не пить, не есть», между тем пломба никак во рту не ощущалась, и Игорь мысленно махнул на нее рукой.
Из ресторана поехали на Арбат. Игоря ожидало посещение «салона красоты». Входя в открытые перед ним Анатолием гостеприимные двери салона, Игорь, грешным делом, надеялся, что название не соответствует действительности и на самом деле под многообещающей вывеской скрывается обычная парикмахерская, но он ошибался, его действительно привезли в «салон красоты».
Ежели служащие медицинского центра интересовались лишь внутренним содержанием Михайлова, то труженики здешнего заведения с энтузиазмом и рвением взялись за его внешность. Причем подход к клиенту у спецов по «красоте» оказался комплексным. Можно даже сказать — бригадным. В то время как две престарелые тетки накладывали на лицо «маску» из бальзамов и трав и массировали морщинки на лбу, пара моложавых дамочек делали клиенту маникюр. Дамочки поругивали запущенные ногти Михайлова и тихо обсуждали промеж себя, каким кремом, каким составом эффективнее обрабатывать кисти рук работяги, дабы они сделались «поблагороднее». Это был кошмар! Пытка! Издевательство! Нечто подобное Игорь ожидал с самого начала, но действительность превзошла все его ожидания. Самурая из ботаника лепили всерьез и надолго.
Вслед за обработкой лица, кистей рук и маникюра последовало умасливание всего остального тела, срезание мозолей с пальцев ног и педикюр, будь он неладен. Для последующих процедур пришлось раздеваться до трусов. Когда, казалось, все окончилось и Игорь потянулся за одеждой, его остановили — ждал солярий. А после него — ванна, остро пахнущая травами, душ, пятиминутное посещение сауны, опять душ и снова умасливание всего тела. На исходе третьего часа битвы за красоту Игорь почувствовал себя трупом фараона во время подготовки к бальзамированию.
Одуревшего от масел и щебетания жриц красоты, завернутого в неимоверно длинное махровое полотенце Игоря усадили в кресло парикмахера, гордо представившегося «стилистом». Мытье головы, стрекотание ножниц, пустая болтовня цирюльника окончательно уморили Михайлова. Он задремал, полулежа, откинув голову, не обращая внимания на зеркало, в коем отражался сильно преобразившийся молодой человек.
— ...Вот и все. Полюбуйтесь на себя в зеркало. Как вы себе? Нравитесь? — поинтересовался стилист-цирюльник, выключая фен.
— Нормально, — устало выдохнул Игорь, тряхнув головой, чтобы прогнать сонливость. — Только, черт побери, зачем вы меня так коротко постригли?
— Вам велено сделать не прическу, а стрижку, чтоб держалась и без укладки. Лысинка на макушке немного видна, но это не страшно, она вас не портит.
— Да, но я стал похож на бандита.
— Ой, да ну вас! Вовсе нет.
— Точно бандит.
— Обратите внимание, какая тугая, бархатистая у вас кожа. Послушайте! А давайте вам покрасим волосы. В радикально черный цвет!
— Нет уж! Увольте.
— Зря отказываетесь. Вам бы пошли черные волосы.
— Ага. И серьгу в ухо.
— А что? Вам бы пошла серьга. Золотое кольцо в правое ухо выглядело бы гармонично. А еще...
— Ну, как тут наш? — перебил стилиста Артур, без стука входя в отдельную, изолированную от остальных помещений комнату для стрижки VIP-персон (на табличке у двери так и было написано: «VIP-обслуживание»). Хвала всевышнему, Артур с Анатолием не сопровождали Игоря во время блужданий по «салону». Сдали его с рук на руки «кудесницам» и удалились из «храма тела».
— Нормально, — изрек Анатолий, вошедший вслед за коллегой. — Похож на бандита немного, но на весьма состоятельного бандита.
— Это от того, что замотали Игоря Александровича, замучили, пока до ума доводили, — высказал особое мнение Артур. — От того, что взгляд у него сейчас ошалелый, не может себя в зеркале узнать. Тупой взгляд, обычно он по-другому смотрит. Обычно глаза у парня умные, как у собаки, и выразительные, как у лошади.
— Спасибо за комплимент, — вздохнул Игорь. — Позволите попону накинуть или предложите ошейник?
— Одевайтесь, — разрешил Артур. — Пока магазины открыты, и правда, заедем, купим подходящий ошейник.
— Позвольте, а расплатиться? — подал реплику парикмахер.
— С дирекцией вашей уже рассчитались, — успокоил цирюльника Анатолий. — За сегодня и за завтра. Завтра опять его сюда привезем.
— Как, опять? Зачем? — Игорь замер, попадая свежевымытой ногой в непослушную брючину.
— Не беспокойтесь, Игорь Александрович, — чуть заметно, уголками губ, улыбнулся Анатолий. — Завтра заедем совсем ненадолго. Примете еще один сеанс ультрафиолетовой обработки кожи, легкая пропитка кремами, чтоб закрепить полученные результаты, и все. Поторопитесь, пожалуйста, а то в магазин опоздаем.
Игорь глубоко вздохнул, тряхнул головой и продолжил прерванный процесс натягивания брюк.
Выходя из салона красоты, Игорь взглянул на обшарпанный циферблат своих верных наручных часов, ужаснулся:
— Десять минут седьмого! Это ж сколько меня там мурыжили? Половину дня!
— Красота требует жертв, — небрежно бросил через плечо Анатолий, открывая дверцу джипа.
Игорь хотел уточнить, для интереса, какой сумме в долларах соответствуют эти самые «жертвы», но в последний момент воздержался от скользкого вопроса.
«Честное слово, я похож на проститутку, которую готовят к выходу на панель, — подумал Игорь. — На чертовски дорогую проститутку, черт меня побери!..»
В магазин успели за полчаса до закрытия. Скромный такой магазинчик, ежели судить по занимаемой им площади. Лавочка три на четыре метра квадратных в конце коридора за бронированной дверью. Вход только после предварительных переговоров с держателем лавчонки через специальное устройство. Артур произнес в микрофон свое имя и подставился под глазок видеокамеры. Дверца открылась. Они вошли в коридорную кишку, дверь автоматически захлопнулась. В затылок прошагали десять шагов. Открылась вторая дверь. Перешагнули через порог. Дверь номер два, щелкнув запорами, отрезала посетителей от остального мира, оставив их в замкнутом пространстве три на четыре. По бокам автоматчики. Равнодушно целятся в посетителей. Впереди прилавок. Под стеклом желтые ювелирные побрякушки с сияющими огранкой камушками. А за прилавком улыбчивая девица в белой блузке и черной юбке.
— Рада вас видеть, господа, — улыбка девушки приторно доброжелательная, как у теледивы Натальи Дарьяловой.
— Дуся, нам вот этому молодому человеку, — Артур мотнул головой в сторону Игоря, — надобно купить ошейник поизящней, часики, запонки, булавку для галстука и гайку в комплекте.