Утром 1 апреля противник открыл ураганный огонь. Крупные силы при поддержке танков рвались в деревню, не считаясь с потерями. Наши танкисты пушечным огнем не допускали прорыва танков в деревню, а пулеметным огнем поражали пехоту противника. А автоматчики, несмотря на свою малочисленность, не допускали просачивания пехоты противника, четко взаимодействовали с танками, сдерживали атаки превосходящих сил. В этот напряженный момент пять танков (из числа приданных бригаде) дрогнули и отошли с южной окраины деревни на северную, оголив стык батальонов. Противник немедленно воспользовался этим и овладел центром деревни, разрезав силы бригады на два изолированных друг от друга участка - западный, где находился командный пункт бригады и батальон Маркова, и восточный, обороняемый батальоном Моськина. Чтобы не дать противнику расширить свои позиции в деревне, я использовал последний свой резерв - группу разведчиков и отделение саперов, приказав им не допускать пехоту противника в западную часть деревни, и, надо сказать, разведчики и саперы дрались героически.
   В условиях, когда танки противника проникли в деревню и вступили в ближний бой с нашими танками, началась требующая осторожности и крепких нервов охота, в которой наши танкисты оказались на высоте, подбив несколько вражеских танков, не потеряв из своих ни одного. Гвардии майор Рязанцев по моему распоряжению отправился на северную окраину деревни, чтобы вернуть на старые позиции пять танков. В это время обвалилась кровля загоревшегося дома, где располагался командный пункт бригады, и мне пришлось перебираться в соседний дом.
   В этот напряженный и, можно сказать, критический для нас момент боя наблюдатель доложил, что противник обратился в беспорядочное бегство из занятой им части Рейснитца. Прекратились атаки противника и на нашем участке. По всем данным, немецкие солдаты побежали не от танков, которые Рязанцев повернул и направил в бой. Выяснилось, что к расположению танкового батальона Моськина подошла 16-я гвардейская механизированная бригада 6-го гвардейского мехкорпуса и вместе с нашими танкистами двигалась к центру Рейснитца. Уже сожжены два танка и самоходка противника. Пытавшиеся уйти из Рейснитца две "пантеры", за которыми охотились танки Маркова и Савича, подставили под пушки наших танкистов свои борта, и их сразу же сожгли. Буквально в течение часа Рейснитц очистили от противника. Я выразил искреннюю благодарность командиру 16-й гвардейской мехбригады гвардии подполковнику Г. М. Щербаку за выручку.
   Встречей нашей 61-й гвардейской танковой бригады с 16-й гвардейской механизированной бригадой замкнулось кольцо окружения ратиборской группировки врага. Рассеченная на две части, она была в течение 2 и 3 апреля уничтожена частями 4-й гвардейской танковой и 60-й армий.
   В связи с тем что в бою за Рейснитц мы потеряли значительную часть техники и в бригаде осталось только восемь исправных танков, 2 апреля мы получили приказ сдать свой боевой участок стрелковому полку, а бригаду вывести из боя. К 3 апреля бригада сосредоточилась в Троппау, где техническая служба принялась за восстановление неисправной боевой техники. Личный состав получил возможность отдохнуть после тяжелых боев. Многие легкораненые бойцы не захотели покидать бригаду и долечивались в медсанвзводе, на базе которого гвардии капитан Матешвили развернул подвижной госпиталь. Он считал, что раны у бойцов и офицеров заживают быстрее, если они продолжают выполнять в меру сил свои обязанности в подразделениях.
   3 апреля бригаду посетил командующий 4-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко. Он тепло беседовал с танкистами, с комбатами гвардии капитанами Марковым и Моськиным, которых знал лично. Командующий расспрашивал меня о прошедших боях и высоко оценил боевые успехи бригады. Наши разведчики подарили командарму новейший трофейный пистолет с длинным стволом и дарственной надписью.
   На прощание генерал порекомендовал принять все меры к быстрейшему восстановлению боеспособности бригады. "Времени на раскачку нет", - говорил он. Да и все мы понимали это. Если другие части корпуса вышли из боя в двадцатых числах марта, то мы - только 2 апреля. Можно утверждать, что основную тяжесть боевых задач, выполненных в Верхне-Силезской операции нашим корпусом, вынесла на своих плечах 61-я гвардейская Свердловско-Львовская танковая бригада. Она была стальным клинком нашей армии, рассекающим группировки противника. Так было при взятии Нойштадта и повторилось при взятии Рейснитц.
   За Верхне-Силезскую операцию бригаду наградили орденом Кутузова II степени.
   Свердловские танкисты штурмуют Берлин
   Разгромив немецко-фашистские войска в Силезии, добившись важных побед на других участках советско-германского фронта - в Чехословакии, Венгрии, Восточной Пруссии, - Красная Армия пробила себе дорогу к подступам Берлина. Близилась полная победа над гитлеровской Германией. В апреле 1945 года нам предстояло нанести завершающий удар по фашистской Германии, который, как мы понимали, потребует от всех нас величайшего напряжения, самоотверженности, героизма и высокого воинского мастерства.
   Гитлеровское командование проделало огромнейшую работу по укреплению подступов к Берлину, созданию глубоко эшелонированной обороны. Берлинский оборонительный район включал три кольцевых обвода: внешний, проходивший по рекам, каналам и озерам через превращенные в узлы сопротивления крупные населенные пункты, внутренний, проходивший по окраинам пригородов Берлина, и наконец, городской - в самом Берлине. Мощные инженерные барьеры сочетались с естественными препятствиями и хорошо организованной обороной. Было ясно, что фашисты для обороны своего логова ничего не пожалеют и ни перед чем не остановятся, окажут тут сильнейшее сопротивление в надежде остановить наши войска под Берлином.
   При подготовке Берлинской операции нам предстояло провести большой объем организационно-политических и организационно-технических мероприятий. Танковые экипажи в основном доукомплектовывались за счет нового пополнения личного состава и боевых машин, прибывших с Урала, в частности из Нижнего Тагила. В бригаду возвращались ветераны из госпиталей.
   Механик-водитель гвардии старшина Овчинников рассказал мне, что при следовании команды в запасной полк на одной из дорог он увидел ехавшего на "виллисе" генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко, бросился к машине и попросил командарма помочь направить уральцев в родной корпус, чтобы вместе со своими однополчанами бить врага. Командующий вышел из машины, собрал танкистов, ранее служивших в его армии, назначил старшего, дал ему записку с указанием маршрута.
   На укомплектование бригады мы получили 45 танков и заново сформировали три танковых батальона двухротного состава. Первый танковый батальон возглавил гвардии капитан Н. И. Лапшин - бывший заместитель командира разведывательного батальона корпуса. Численность батальона автоматчиков довели до 195 человек. Формирование батальонов, прием боевой техники мы совместили с выверкой осевых линий танкового вооружения, проведением боевых стрельб на действительные дальности штатным боевым снарядом по трофейным фашистским танкам самых новых типов.
   В партийно-политической работе основное внимание уделялось разъяснению личному составу исторического значения предстоящей Берлинской операции. Призыв коммунистической партии и всего советского народа, выраженный в приказе Верховного Главнокомандующего: "Добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя Победы", нашел самый горячий отклик в сердцах воинов бригады. Большие усилия политотдела бригады, заместителей командиров батальонов по политчасти, командиров подразделений были направлены на создание боеспособных партийных и комсомольских организаций во всех ротах. Парторганизация бригады в боях в январе - марте 1945 года потеряла убитыми и ранеными 213 коммунистов. Но за счет приема в партию отличившихся в боях 170 воинов и вернувшихся в бригаду после излечения коммунистов численность парторганизации почти полностью восстановилась. Комсомольская организация также пополнила свои ряды. Перед Берлинской операцией в бригаде насчитывалось 400 коммунистов и 149 комсомольцев.
   Буквально накануне наступления меня до глубины души взволновало поступившее в бригаду известие о том, что я удостоен звания Героя Советского Союза. 12 апреля командующий 4-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко перед строем бригады вручил мне орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза.
   15 апреля у меня состоялась непринужденная беседа с командирами танков и механиками-водителями.
   Я обратил их внимание на особенность предстоящих боевых действий. С первого же дня придется наступать в лесу. Успех может быть достигнут, если будет обеспечена высокая бдительность, отлично организованное круговое наблюдение в каждом экипаже, постоянная готовность к нанесению удара по неожиданно возникшему противнику. Бои в лесу потребуют четко выдерживать заданное направление наступления, умело ориентироваться по карте и компасу.
   Предупредил, что в ходе Берлинской операции нам придется сражаться помимо регулярных войск противника с так называемым фольксштурмом, сформированным гитлеровским командованием из лиц непризывных возрастов - стариков и подростков. Для борьбы с нашими танками фольксштурмовцы, среди которых немало фанатиков, несомненно организуют широкое использование фаустпатронов. Попросил учесть, что действительный огонь фаустпатронов 100 метров и больше. Поэтому экипажам танков не следует останавливаться неподалеку от возможных засад фаустников, надо уметь своевременно их обнаруживать и обрабатывать интенсивным огнем из танковых пушек и пулеметов.
   Одной из важнейших задач, которую поставило командование фронта перед танковыми частями, является высокий темп наступления после того, как танки вырвутся на оперативный простор. Поэтому танковым войскам предложено не ввязываться в бои за города и крупные населенные пункты, которые лишили бы танкистов их главных боевых качеств - быстроты маневра и свободы действий в интересах сосредоточенного и внезапного удара по резервам и тылам противника. Я попросил неуклонно руководствоваться этим правилом, чтобы успешно громить вражескую группировку на Берлинском направлении.
   Берлинская операция началась, как известно, 16 апреля 1945 года.
   10-му гвардейскому танковому корпусу требовалось выделить две бригады в передовой отряд и наступать на участке 95-й гвардейской стрелковой дивизии в направлении на Беесков. После форсирования Нейсе пехотой сразу ввести свой передовой отряд, допрорвать оборону противника, обогнать ее боевые порядки и в ночь с 16 на 17-е развивать наступление с тем, чтобы к утру 17 апреля с ходу форсировать реку Шпрее.
   Нашей бригаде предписывалось наступать за 62-й гвардейской танковой бригадой, после форсирования реки Шпрее выйти в район Гросс-Буков и северной окраины Кансдорф в готовности к отражению контратак противника из района Шпремберг. На третий день, составляя первый боевой эшелон левой колонны, бригаде следовало наступать в направлении на Штрадов, северная окраина Альт-Деберн, Задо, южная окраина Зонневальде и к исходу дня овладеть Бревитц, перерезать железную дорогу Берлин - Лейпциг. В последующем наступать на Кронштедт, Барсдорф{7}.
   Из боевой задачи, которую получила бригада, вытекало, что при вводе в прорыв активных задач ей не ставилось, и только после форсирования реки Шпрее она выдвигалась в первый эшелон корпуса и приступала к активным боевым действиям. Для бригады такая боевая задача была весьма благоприятной, так как обеспечивала постепенное втягивание личного состава в боевую обстановку. Но боевая действительность очень часто чревата крутыми поворотами, и я предупредил командиров батальонов и рот с вводом в прорыв быть ежеминутно готовыми к бою.
   Вечером 15 апреля бригада по распоряжению штаба корпуса начала выдвигаться в район исходных позиций для ввода в прорыв и к двум часам ночи вышла к Клейн-Зархену. Доложив об этом командиру корпуса по телефону, я обошел все подразделения бригады и убедился, что все готовы к выполнению боевой задачи.
   В 6.15 началась артиллерийская подготовка. Наша авиация поставила плотную дымовую завесу, чтобы скрыть от наблюдения противника участки форсирования реки Нейсе. После артиллерийской подготовки войска 5-й гвардейской армии приступили к форсированию реки. За ними по наведенным мостовым переправам прошла 62-я гвардейская танковая бригада, а за ней двинулись и мы. Впереди шел 3-й танковый батальон гвардии капитана Маркова, а за ним другие подразделения бригады и средства усиления. Местность в междуречье Нейсе и Шпрее лесистая. Лес после артиллерийской подготовки загорелся, что осложнило наше движение вперед. Находчивые десантники, расположившись на броне танков, надели противогазы, чтобы не страдать от дыма. Несколько человек были ранены, и, когда их отправили в тыл в противогазах, там поднялась паника, так как многие решили, что противник применил отравляющие вещества, а у тыловиков не имелось противогазов. Дело дошло до комкора, который запросил меня по радио: "Что происходит на твоем участке? Почему люди в противогазах?" После того как я доложил о действительной причине переполоха, генерал Белов решительно пресек возникшую было панику в тыловых подразделениях.
   62-я гвардейская танковая бригада, совместно с частями 5-й гвардейской армии, прорвала первую полосу вражеской обороны. При подходе ко второй полосе мы встретили яростные контратаки противника, который уже в этот день выдвинул в междуречье Нейсе-Шпрее на заранее подготовленный рубеж "Матильда" свои не только тактические, но и оперативные резервы. На нашем участке в бой вступили, как выяснила разведка, части вражеских дивизий "Охрана фюрера" и "Богемия".
   К исходу дня 16 апреля комкор запросил меня об обстановке. Я доложил, что боевые действия прекратились с обеих сторон к 23.00, а уставшие наши танкисты и стрелки отдыхают, то же самое и у противника. Он приказал мне обогнать боевые порядки 62-й бригады и пехоты 5-й гвардейской армии и стремительными действиями выйти к реке Шпрее, форсировать ее у Залессен и не допустить занятия войсками противника подготовленного рубежа обороны по западному берегу Шпрее. Так 61-я гвардейская танковая бригада в первый день операции вышла в первый эшелон корпуса и приступила к выполнению важнейшей задачи форсированию реки Шпрее.
   Гитлеровцы не ожидали, что мы будем наступать ночью, и это их погубило. Наше продвижение в основном развивалось успешно. Огня мы, как правило, не открывали, двигались с выключенными фарами на сокращенных дистанциях, старались обходить населенные пункты и снова скрываться в лесу. И после наступления рассвета мы по преимуществу пробирались по лесным дорогам, преодолевая сравнительно небольшое сопротивление противника, застигнутого врасплох. Так мы преодолели рубеж обороны врага "Матильда".
   С приближением к Шпрее мы понесли некоторые потери. Танк, шедший в боевом охранении, попал в противотанковую яму, подготовленную и искусно замаскированную немцами на перекрестке лесных просек. Казалось, что танк буквально провалился сквозь землю. Вместе с комбатами Марковым и Бендриковым, группой автоматчиков мы подошли к яме и убедились - она настолько глубока, что экипажу самостоятельно оттуда не выбраться, да он и не подавал признаков жизни. В это время из кустов раздался слабый звук выстрела. Бендриков схватился руками за лицо, между пальцами показалась кровь. Мы тщательно осмотрели местность, откуда раздался выстрел, и вскоре автоматчики вытащили двух отлично замаскированных фашистов с фаустпатронами. Если бы они не поспешили с выстрелом, мы бы их, безусловно, не обнаружили, и своими фаустпатронами они могли бы сжечь не один наш танк. Вот с такими засадами мы имели дело до рубежа реки Шпрее и после ее форсирования.
   Через пару часов в скоротечной схватке с противником получил ранение комсорг батальона автоматчиков гвардии старшина В. К. Очеретин, погиб парторг роты управления гвардии старший сержант Хмельницкий.
   И дальше мы встречались с засадами противника, но танковые подразделения, для которых практически непроходимых участков местности почти не существовало, обходили узлы сопротивления и засады, в то время как под огонь гитлеровцев попадали колесные машины тыловых подразделений, привязанные к дорогам. Получилось так, что борьбу с засадами противника вынес на своих плечах отважный личный состав службы тыла и штаба бригады. Шофера, ремонтники, писаря, повара не раз вступали в схватки с противником и выходили из них победителями. В этих боях мы несли потери. Так, в бою с одной из засад погиб командир взвода связи коммунист гвардии старший лейтенант Петровичев.
   К концу дня 17 апреля бригада завязала бой за деревню Ройтен, являвшуюся узлом дорог и важным опорным пунктом противника на пути к Шпрее. Разведка, возглавляемая гвардии младшим лейтенантом Буль, доложила, что Ройтен обороняет до батальона пехоты, усиленного артиллерией и танками. Захваченный в плен немецкий солдат показал, что Ройтен занимает 100-й запасной батальон танковой дивизии "Великая Германия". Используя данные разведки, бригада нанесла удар по южной окраине Ройтена, как наиболее слабому месту в системе обороны противника, и с ходу заняла половину населенного пункта. Подошедшие части 350-й стрелковой дивизии во взаимодействии с танкистами 1-го танкового батальона очистили от противника и вторую половину Ройтена.
   Из Ройтена в направлении Залессена выслали разведгруппу под командованием командира взвода гвардии лейтенанта Сапрыкина. Разведка обнаружила и обозначила минированную просеку, ведущую к Залессен. Саперы бригады разминировали ее. Но я повел бригаду по более трудной тропе, на которой отсутствовали мины и фугасы противника. Начали движение в полной темноте. Это усложняло наши действия, но зато мы избавились от налетов авиации противника, которая делала все, чтобы как-то замедлить наше продвижение к реке Шпрее. К рассвету вышли из лесов. Разведка донесла, что Залессен и берег реки Шпрее обороняет 243-й полк фольксштурма, все средства переправы через реку противником уничтожены. Залессен небольшой поселок дачного типа. Головной, 2-й танковый батальон гвардии капитана Моськина совместно с 1-м танковым батальоном гвардии капитана Лапшина во взаимодействии с батальоном автоматчиков, в командование которым после ранения Бендрикова временно вступил его заместитель гвардии капитан Доронин, подавили сопротивление гитлеровцев, овладели Залессеном и очистили восточный берег Шпрее от мелких групп противника.
   К середине дня 18 апреля к Шпрее подошли передовые части 5-й гвардейской армии и при огневой поддержке танков нашей бригады форсировали Шпрее, захватили плацдарм на ее западном берегу. Прибывшие понтонные части навели мост, и бригада первой в нашем корпусе и армии переправилась через Шпрее.
   В этот день нам стало известно о том, что во исполнение приказа Верховного Главнокомандующего о повороте 3-й и 4-й гвардейских танковых армий на Берлин, 4-й гвардейской танковой армии командованием фронта поставлена новая задача после форсирования реки Шпрее развивать стремительное наступление в общем направлении Дрепкау, Калау, Дааме, Луккенвальде, к исходу 20 апреля овладеть районом Беелитц, а в ночь на 21 овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина.
   Приступив к выполнению этой новой задачи, бригада протаранила оборону противника и устремилась в оперативную ее глубину. Успешному прорыву обороны противника содействовали части 5-й гвардейской армии.
   Ночь с 18 на 19 апреля выдалась темная. Танки шли по лесной просеке без света, только тускло мерцали их габаритные огни и стоп-сигналы. Лес шумел, зловещая мгла окутывала танки. Десантники нервничали. Я опасался, как бы они не открыли беспричинного огня. На войне часто бывает так, что воин стреляет не потому, что увидел противника, а как раз потому, что не видит его, и ему становится не по себе. Это очень опасное состояние. Чего я боялся, то и случилось. Впереди кто-то из десантников открыл огонь, и вот уже во все стороны полетели автоматные очереди. Чтобы автоматчики не перестреляли в темноте друг друга, принимаю срочные меры. Останавливаю колонну, иду от танка к танку, кричу: "Прекратить огонь!" Мне помогают замполит бригады И. Скоп, замполит и начальник штаба батальона автоматчиков Татарченко и Морозов, другие офицеры. Постепенно огонь стал затихать, автоматчики успокоились. На них положительно воздействовало присутствие командиров, их спокойные распоряжения.
   Еду в голову колонны к комбату Моськину, который в возбужденно-нервном тоне докладывает: "Впереди - Клейн-Буков, его обороняют 15 танков типа "тигр".
   Размышляя над тем, как же организовать бой, я громко сказал комбату Моськину: "Давай покурим, а потом ты мне покажешь эти танки". Покурили, комбат успокоился, и мы пошли понаблюдать, что там творится впереди. Немецких танков оказалось всего лишь три. Я распорядился брать Клейн-Буков после огневого налета двух танковых батальонов и полка самоходных артиллерийских установок. Налет оказал сильное моральное воздействие на противника, и, когда наши танки пошли в атаку, он сопротивлялся слабо. Заняв Клейн-Буков, один из важнейших узлов обороны противника, мы открыли частям корпуса дорогу для дальнейшего наступления на Берлин.
   19 апреля мы подошли к Калау, крупному узлу шоссейных дорог. В этом городе вела упорный бой 63-я гвардейская танковая бригада. Встретившись с ее командиром гвардии полковником Фомичевым, я предложил ему помощь, но он ответил, что, хотя и приходится драться буквально за каждый дом, сил у него хватит, чтобы добиться успеха.
   Вернувшись в бригаду, получил шифровку от командира корпуса, в которой тот требовал, обходя узлы сопротивления противника, стремительно двигаться к Берлину. Нашей бригаде комкор поставил задачу - к исходу дня овладеть городом Люккау.
   На подходе к Люккау захваченные в плен немецкие солдаты показали, что в городе сосредоточены крупные силы, включающие помимо пехоты артиллерию и танки. Чтобы не лезть на рожон, я решил предварительно овладеть деревней Кансдорф, расположенной на восточной окраине Люккау. Захват этой деревни позволил бы контролировать подходы к Люккау и по своему усмотрению избрать наиболее отвечающее обстановке направление для захвата или обхода города.
   Бригада всеми силами навалилась на эту деревню-и молниеносно овладела ею. На северо-западную окраину Кансдорфа вышел танковый батальон гвардии капитана Моськина с задачей не допустить контратаки противника из Люккау. Первый батальон развернулся фронтом на север в сторону леса. Такую же позицию занял приданный нам самоходно-артиллерийский полк гвардии подполковника Мусатова. Батальон гвардии капитана Маркова находился вместе со штабом бригады в центре Кансдорфа.
   Когда наши танки овладели деревней, я решил зайти к бургомистру, который, как мне доложили, не успел покинуть Кансдорф. Полуодетый бургомистр растерянно смотрел на нас, на его лице застыло выражение полной беспомощности и страха. В это время зазвонил телефон. Трубку взял хорошо владевший немецким языком инструктор политотдела армии гвардии старший лейтенант Круглянский, который в этой операции следовал на танке Маркова. Звонили из Люккау и попросили к аппарату бургомистра. Круглянский передал ему трубку и приказал ему ни слова не говорить о том, что наши войска вступили в Кансдорф. На вопрос из Люккау: "Что у вас за стрельба? Не пришли ли русские?" - бургомистр ответил: "У нас все спокойно. Проводили учения фольксштурма. О русских пока ничего не знаем". После этого разговора мы перерезали связь с Люккау.
   Выставив охранение, мы направили разведчиков в Люккау и в лес севернее города. Разведчики, возглавляемые гвардии старшим сержантом В. А. Мининым, пробрались в город и насчитали там около десятка танков, на железнодорожной станции увидели бронепоезд. По их данным, в Люккау находилось до полка пехоты. По сообщению гвардии старшего сержанта Батяйкина, разведывавшего лес севернее Кансдорфа, там обнаружено до 15 тяжелых танков с группой пехоты.
   На рассвете 20 апреля на опушке леса показались танки, двигавшиеся в нашем направлении. Первым их заметил наблюдатель комсомолец Афанасьев, сразу же подавший сигнал тревоги. Взяв бинокль, я насчитал в первой линии одиннадцать машин. Когда они подошли на расстояние пятисот метров, мы различили на них кресты. Это были "королевские тигры". Я дал команду: "Огонь". Танки противника были буквально изрешечены снарядами наших самоходок и танков.
   Принял решение воспользоваться достигнутым успехом и обойти Люккау с севера через поле, на котором неподвижно застыли остовы "королевских тигров". Некоторые танки еще продолжали дымиться, издавая тошнотворный запах горелого человеческого мяса и резины. Вид разбитых и обгоревших танков противника и то, что мы в этом бою не потеряли ни одного человека и танка, говорили о многом: о боевом мастерстве и отваге наших танкистов и самоходчиков, о безрассудных, лишенных здравого смысла действиях вражеских танкистов. Противник лез в огневой мешок без разведки, боевого обеспечения, подобно бросающемуся в омут самоубийце.