Страница:
— Нужно было сообщить королю!
— А ты уверен, что он поверил бы? И как думаешь, сколько бы ему дали времени на раздумья?
— И всё равно, мы обязаны были попытаться! — упрямо набычился Докс. — Первым делом нужно было вывести короля из-под удара! Это наш долг!
— А кто тебе сказал, что я об этом не позаботился? — прищурился Вейдж.
— Как? — Докс недоверчиво уставился на него.
— У каждого свой след! Не забыл? — жёстко напомнил тёмный лис. Докс покраснел. — В одном ты прав, — отойдя от окна, продолжил Вейдж, — нам нужно поторопиться!
Лисы спустились с чердака. Возле лестницы их поджидал гвардеец в звании первеца.
— Начинаем, — сказал Вейдж, поймав его нетерпеливый взгляд. — Люди готовы?
— Давно пора, — угрюмо буркнул первец. — Чего ждём — неизвестно!
— Как договаривались, пойдут только двадцать человек, — не обращая внимания на его ворчание, напомнил Вейдж.
— А может, всё-таки сотня? — дрок упорно продолжал гнуть свою линию.
— Послушай, Борн, — лис вплотную подошёл к рослому гвардейцу и посмотрел на него снизу вверх. — Ты будешь делать всё в точности, как я скажу! Понял? Не слышу?!
— Так точно, — хмуро ответил первец.
— Во дворце нам хватит и двадцати, — спокойно продолжил Вейдж. — А вот остальных ты поведёшь… — лис подманил гвардейца, и после того, как тот наклонился, что-то зашептал ему на ухо.
Когда дрок выпрямился, на его лице застыло изумление, смешанное с решимостью выполнить приказ любой ценой. Он расправил плечи:
— Когда начинать?
— Прорываться начнёшь, как только увидишь сигнал. Оставишь прикрытие — человек тридцать, не больше. Остальным в бой не ввязываться ни в коем случае! Понял? У тебя другая задача!
— Слушаюсь! — дрок просто поедал глазами тёмного лиса.
— Пора! — тряхнул головой Вейдж.
Все трое спустились на первый этаж, а затем в подвал. По пути к ним присоединились отобранные Борном двадцать гвардейцев. Шли молча, вопросов никто не задавал. Дроки — те вообще не страдали излишним любопытством, а Докс уже начал догадываться, каким способом Вейдж собирается проникнуть во дворец.
Тёмный лис остановился в правом дальнем углу подвала и принялся шарить руками по стене. Нащупав нужный камень, надавил на него и быстро отошел назад. Раздался скрежет, и одна из квадратных плит на полу стала медленно опускаться вниз, открывая чёрный провал подземного хода.
«Лисья тропа», — сообразил Докс. Он давно подозревал о существовании во дворце потайных ходов, но, разумеется, понятия не имел, сколько их и где они находятся. Только тёмный лис и старший наставник питомника были посвящены в эту тайну.
— За мной, — приказал Вейдж и, взяв в руки факел, спрыгнул вниз. За ним последовали остальные.
Спустя десять минут дрок, стоявший на посту возле кабинета тёмного лиса, услышал с той стороны двери условный стук. Он постучал в ответ. Дверь приоткрылась, и в коридор выглянул лис.
— Как?
— Чисто, — ответил гвардеец. — Здесь никого! На лестнице в конце коридора двое из городской стражи, остальные на первом этаже и на третьем. Смена через полчаса.
— Где Сарн?
— Только что он взял пятерых и направился к королевским покоям.
Лис махнул рукой. Из кабинета в коридор один за другим стали выходить дроки. Докс задержался. Он взял свечу, зажёг её и, подойдя к окну, сделал несколько круговых движений. Почти сразу со стороны гвардейских казарм послышались крики.
Тем временем тёмный лис вполголоса отдавал приказы:
— Вы двое, — указал он пальцем на крайних гвардейцев, — к кабинету внешнего министра. Если он на месте — тихо пеленаете и, не дожидаясь нас, уходите тем же путём, что и пришли. В казарму не соваться! Оставайтесь в подвале! Ясно? — Вейдж повернулся. — Докс, возьмёшь пятерых и займёшься лестницей. И чтоб без шума там! Остальные за мной!
Послышались щелчки взводимых арбалетов и лёгкий шелест вынимаемых из ножен клинков. Лица людей были сосредоточены и серьёзны. О смерти никто не думал. Они привыкли не думать о ней…
Спустя некоторое время двое гвардейцев приблизились к двери кабинета внешнего министра. Она была приоткрыта. Один из дроков остался в коридоре, взяв его на прицел, а другой осторожно заглянул внутрь. Новидж по-прежнему сидел в кресле, запрокинув голову назад. На его мёртвом лице застыла похожая на оскал улыбка.
За те десять лет, что прошли со дня королевской свадьбы, все уже привыкли, что Далия всегда и во всём поступает по-своему. Вековые традиции королевского дома одна за другой сметались этим рыжим вихрем, будто огненным шквалом, пронёсшимся над сухим лесом. Первой такой жертвой пала традиция раздельных спален короля и королевы. Сразу после брачной ночи юная принцесса заявила супругу, что отныне и навсегда они будут спать вместе. Разумеется, принц, который с самого утра веселил придворных застывшей на лице блаженной улыбкой влюблённого идиота, с превеликой радостью поддержал эту идею. Более того, он тогда впервые позволил себе поговорить с отцом на повышенных тонах. Справедливости ради нужно отметить, что Грав XII, давно мечтавший о внуках, с пониманием отнесся к стремлению молодожёнов спать под одним балдахином. Спор возник из-за другой прихоти Далии: она потребовала убрать гвардейский пост от дверей спальни молодой четы. И вот здесь старик упёрся! Битых два часа он выпытывал у пунцовой от смущения Далии причину столь странного каприза, пока его личный лекарь — а по совместительству друг и сподвижник — хитро улыбаясь в усы, не напомнил ему старинную грайворскую загадку: «Где женщина кричит так, что эхо откликается только через девять месяцев?». Король довольно расхохотался и приказал убрать пост.
Прошло десять лет. Даниэль стал королём, а Далия матерью двух дочерей, но они по-прежнему спали в одной спальне, возле дверей которой по-прежнему отсутствовал пост охраны…
Король что-то пробормотал во сне и грузно перевернулся на другой бок. Далия тихо вскрикнула и проснулась. Стараясь не разбудить мужа, она осторожно вытащила из-под его руки прядь своих длинных волос и убрала её за ухо. Обычно перед сном, чтобы они не мешали, она надевала чепец, но сегодня не стала этого делать. Далия знала, что мужу нравились её распущенные волосы, и умело этим пользовалась. Королева прежде всего была женщиной, и потому неудивительно, что для примирения с мужем она выбрала старый как мир, способ — который, к слову, её ещё ни разу не подводил…
Далия ласково и немножко грустно улыбнулась, глядя на спящего супруга, и вновь опустила голову на подушку. Веки тотчас отяжелели, и она стала медленно погружаться в сон. В последний момент её взгляд случайно скользнул в сторону, и королева вздрогнула: на ковре, устилавшем пол спальни, дрожала длинная тень. И эта тень двигалась! Далия глубоко вздохнула, намереваясь превратить выдох в душераздирающий крик, но внезапно почувствовала на губах чью-то руку.
— Не надо кричать, — раздался над ухом тихий голос. — Не надо!
Больше всего на свете Жижа боялся высоты. Оно и понятно: когда ты большую часть своей жизни проводишь, сидя на земле, то даже взгляд с высоты собственного роста вполне может вызвать головокружение. Но деваться было некуда — своего бобра он боялся ещё больше. Потому и пробирался сейчас осторожными мелкими шажками сквозь частокол печных труб, подвывая каждый раз, когда нога оскальзывалась на мокрой после дождя черепице. Труб было много, очень много. Дворцовая крыша походила на крутой холм, густо заросший ельником. Но самое неприятное заключалось в том, что почти все они были одинаковыми, а ему нужна была одна единственная, о местоположении которой так упорно вдалбливал бобёр.
Долг и сам по себе неприятная штука, а при некоторых обстоятельствах и вовсе смертельная. Бобёр четко и недвусмысленно дал понять, что деньги его не интересуют. Услышав эти слова, Жижа с беспощадной ясностью осознал, что вольница закончилась: отказавшись от денег, бобёр отныне имел полное право требовать почти всё, что угодно, и должник — если конечно хотел жить — обязан был подчиниться.
Попасть во дворец оказалось не так уж и сложно. Хотя, у нищего сложилось впечатление, что те двое стражников вовсе не случайно отвернулись, будто бы нарочно давая ему возможность прошмыгнуть в фургон. Скрючившись в три погибели, он затаился среди бочек и тяжёлых кадок с солениями, успев в пути немного пощипать запасы королевской кухни. Точно так же, без особых проблем, ему удалось незаметно покинуть фургон, когда тот миновал дворцовые ворота. Бобёр явно играл по-крупному, и Жиже эта догадка совсем не понравилась.
Резкий порыв ветра чуть было не смахнул тщедушное тело с крыши. В последний момент нищий успел уцепиться за ближайшую трубу. Его стошнило. В довершение ко всему, неожиданно хлынул дождь, и Жижа почувствовал, как за воротник стали просачиваться холодные струи. «Да где же эта Кхурова труба?!» — застонал он, утирая рот. Словно в ответ, со стороны площади раздался одинокий удар колокола. Времени оставалось совсем немного.
Мелькнула яркая вспышка, и небо расчертил ломаный зигзаг молнии. Жижа испуганно присел, и вдруг увидел прямо перед своим носом намалеванный мелом жирный крест. Кто-то предусмотрительно отметил нужную трубу, словно заботясь о том, чтобы он ни при каких обстоятельствах не прошёл мимо.
Проходняк сел. Как только задница коснулась крыши, тошнота исчезла, и нищий почувствовал себя гораздо уверенней, но на всякий случай, всё же упёрся ногами в трубу. Он натянул куртку на голову, соорудив нечто вроде накидки от дождя, а затем торопливо достал из-за пазухи продолговатый брикет, спрессованный из высушенной травы, и кресало. Запалить «посылку» получилось только с третьей попытки. Как и советовал бобёр, Жижа сразу задержал дыхание, даже зажмурился на всякий случай, и наощупь отыскав края трубы, со всей силы швырнул дымящийся брикет внутрь. Затем стянул куртку и заткнул ею дымоход.
Звоночек нехорошего предчувствия, который поначалу деликатно звякал, предупреждая об опасности, превратился в оглушительный набат церковного колокола, но Сарн уже не мог остановиться. Его как будто толкала в спину какая-то безжалостная сила, заставляя делать один шаг за другим. Прямо как тогда — во время боя за Серебряный проход. В тот раз ему удалось выиграть у смерти, поставив на кон свою жизнь и жизни других. Надеялся он выиграть и сегодня…
По привычке, вбитой в подсознание многолетней муштрой, все шестеро шли нога в ногу. Но сейчас их поступь ничуть не походила на маршевую — шагов было почти не слышно.
Сарн тщательно отбирал эту пятёрку. У каждого из них за душой было столько грехов, что их с лихвой бы хватило на три виселицы, и стражники это прекрасно понимали. Такими людьми легко управлять: достаточно время от времени напоминать, что их жизни целиком и полностью находятся в твоих руках, и они будут тебе преданны почище любых фанатиков. Однако, несмотря на это, Сарн не собирался впоследствии оставлять своих «подданных» в живых — а у них, к счастью, не хватало мозгов, чтобы предугадать подобный исход, и это было ещё одним критерием, которым он руководствовался, отбирая будущих убийц короля Грайвора и Аурии Даниеля Грава XIII.
Перед дверью, ведущей в королевские покои, Сарн остановился. За его спиной с выверенной чёткостью старых вояк замерли подручные. Тёмник развернулся и поочередно взглянул на каждого. Стражники хмуро переглянулись. Для них настал самый беспощадный миг — миг принятия решения, ценой которого могли стать их собственные жизни…
Первым обнажил меч Сарн. Спустя мгновение ещё пять клинков один за другим покинули ножны. «Пошли!» — мотнув головой, беззвучно приказал тёмник. Он распахнул дверь и переступил порог.
В глубине души Сарн надеялся, что король уже мёртв. Ещё тогда — впервые услышав от Новиджа о суомах — Сарн как-то сразу и безоговорочно поверил в их существование и нечеловеческие возможности. Поверил не разумом, но чутьём зверя, который чует другого хищника, даже если тот находится очень и очень далеко. И сейчас он уповал на то, что маленькой дикарке уже удалось добраться до своей жертвы. Если же нет…
Дверь королевской опочивальни располагалась сразу за личным кабинетом Грава XIII. Тяжёлый шерстяной гобелен левийской работы, украшенный королевским гербом, отделял дверь спальни от главного коридора. Сарн отодвинул его и прислушался. С той стороны не доносилось ни единого звука. Тёмник опустил взгляд: из-под двери ползли сизые струйки дыма. Он тут же обмотал лицо влажной тряпкой. Остальные последовали его примеру. «Болотный сонник! — удовлетворённо подумал Сарн. — Тени выполнили свою часть работы! Королева, а точнее — королевская вдова, утром проснётся с сильной головной болью…». «Запомните, Сарн! — памятно прозвучал в голове настойчивый голос Неуса. — Королева должна остаться в живых! Меня не волнует, как вы это сделаете, но она не должна пострадать! Поймите, вдовствующая королева нам намного полезней, чем её труп. Мне необходим её голос при формировании регентского совета!»
Тёмник положил ладонь на витую бронзовую ручку и осторожно потянул дверь на себя. В образовавшуюся щель сизым потоком хлынул дым. Отвернув голову в сторону, Сарн сделал глубокий вдох и со всей силы рванул дверь на себя. Через мгновение шестеро вооружённых мужчин находились внутри спальни. Рассыпавшись вдоль стены, они выставили перед собой клинки, готовые отразить любое нападение. Сарн метнулся к окну и распахнул его настежь. Когда клубы дыма рассеялись, взорам убийц открылась широкая королевская кровать. Она была пуста…
Ночью форма смотрелась даже выигрышнее, чем днём. Каждый раз, когда Ивкин приближался к ограде, серебряный позумент начинал благородно мерцать в факельном свете, подчёркивая строгую красоту замысловатого узора, и точно также стальное мерцание постепенно затухало, когда гвардеец возвращался в темноту парка.
Юноша скосил взгляд на плечо, чтобы ещё раз насладиться причудливой игрой серебряных бликов, и вдруг заметил на погоне небольшой листик, примостившийся там по воле осеннего ветра. Он остановился и стряхнул его на землю — брезгливо, двумя пальцами, словно это был не сухой лист, а мерзкая гусеница. Внимательнейшим образом осмотрев форму и не найдя больше никаких изъянов, молодой солдат продолжил патрулирование.
Только далёким от военной службы людям — булочникам там каким, или, ещё чего хуже, сапожникам — может показаться, что караул — скучное и тоскливое занятие. Правда, Ивкин заметил, что некоторые из ветеранов тоже без особого восторга относятся к подобному времяпрепровождению, но решил, что те только делают вид — всё ж несолидно седым солдатам бурно проявлять восторги, пусть даже и по поводу любимой работы! А вот ему, Ивкину, очень даже позволительно открыто проявлять свои чувства! Тем более, когда ликование просто-таки переполняет душу!
Словно в подтверждение этих мыслей, он чуть было не взвизгнул, но, вспомнив о дисциплине, сдержался. Сейчас он должен не кричать, а слушать. Смотреть и слушать — в том и заключается задача караульного.
Гвардеец замер. Шелест изрядно потрёпанных ветром крон деревьев, журчание дождевой воды в водостоках и одинокие выкрики раздосадованного неудачной охотой филина. Всё по-прежнему. Можно идти дальше.
Белодомка — родная деревня Ивкина — ещё не знала таких стремительных взлётов. Если, конечно, не считать старого Трода, шесть лет послужившего кучером у эрра Ледорна. Так тот возил не самого господина, а его младшую дочь! Да и разве можно сравнивать дом Ледорна с домом Неуса? Гвардеец Неуса и кучер Ледорна! Ледорна, у которого даже гвардия одета в невзрачную серо-зелёную форму! Смешно!
Обычно, в гвардию брали только тех, кто прослужил не менее пяти лет простым стражником — и не где-нибудь, а в столичной страже — но Ивкину повезло. Совершенно случайно лейтенант Грайн увидел, насколько ловко Ивкин управляется с мечом. Ладно-ладно, не случайно! Ивкин нарочно «крутил мельницу» прямо под окнами лейтенанта. Ну и что?! Главное, что он и в самом деле неплохой мечник. Где научился? Да всё там же — в деревне! У кого? Не поверите — у немого батрака с фермы одноногого Элтона!
Как-то раз, возвращаясь с охоты, Ивкин приметил на опушке немого, который с палкой в руках плясал какой-то странный танец. Присмотревшись, парень ахнул: то не танец совсем был, а воинская тренировка! Палка-то вроде как меч заменяла. Святой Ресс! Что он вытворял — это нужно было видеть!! У Ивкина даже в глазах зарябило! А притворялся, притворялся-то как: вся деревня его за слизняка держит, а он, подлец эдакий, оказывается из ветеранов! Решил Ивкин рассказать об увиденном в деревне и припустил к околице, но у погоста его перехватил немой. И как только успел? И давай, значит, жестами упрашивать, чтоб, дескать, не говорил никому Ивкин о тренировках. Хотел было Ивкин его послать, куда подальше — да только вот странно: как-то вдруг холодком под ложечкой засосало, будто хищника лесного — страшного и смертельно опасного — охотничье чутьё Ивкинское уловило… Несколько мгновений Ивкин раздумывал, а потом по крестьянской своей смётке, не будь дурак, попросил в обмен на молчание обучить его науке воинской. Немой посокрушался, но согласился. Целых два года он тайно обучал Ивкина мастерству. А два месяца назад ферму Элтонов сожгли. Хозяева и батраки погибли. Погиб и немой…
Ивкин подумал-подумал, и решил податься в столицу. Мечом-то чай больше заработаешь, нежели мотыгой, рассудил он. И оказался прав! Двадцать серебряных в неделю — это вам не шутка! Правда, на этой неделе он получит на десять монет меньше… Что ж, сам виноват! Нечего было задирать чужого офицера! Мало того, что тот капитан чуть кисть ему не сломал, так ещё и от лейтенанта попало!
Молодой гвардеец сокрушенно вздохнул и вдруг неожиданно выхватил меч. Он атаковал сразу — из верхней стойки. Длинный колющий удар отвлёк противника, Ивкин, не мешкая, перекинул меч в другую руку и коротко рубанул по незащищенному горлу. Раздался хруст и… подрубленная ветвь жёлтошипа, усеянная мелкими, похожими на горошины цветами, склонилась к земле.
Юноша испуганно оглянулся. Главного садовника, сварливого, вечно мрачного коротышки, побаивались даже ветераны, что уж говорить о безусом новичке. Ивкин поднял ветку, и присев на корточки, стал прилаживать её среди других ветвей куста, уповая лишь на слабое зрение старого ворчуна. Он уже почти успел спрятать следы своего «преступления», когда под его левую лопатку с тихим чавкающим звуком вонзился арбалетный болт. Парень вздрогнул и, не издав ни звука, ткнулся лицом в мокрую после дождя траву.
Быстрые тени одна за другой перемахнули через ограду и, веером рассыпавшись по парку, крадучись стали приближаться к дому.
…Сарн похолодел…
В отчаянии, он ворвался в небольшую молельню, что примыкала к королевской спальне, но она тоже была пуста.
«Всё! — опустошенно подумал он, уткнувшись лбом в косяк. — Вот теперь уже точно — всё! Где я промахнулся? Впрочем, это уже не важно…». Тёмник поднял голову. Стражники нерешительно переминались с ноги на ногу и вопрошающе смотрели на своего командира в надежде, что он разъяснит им суть происходящего. «Тупицы! — презрительно хмыкнул Сарн. — Самые настоящие скоты, привыкшие, что за них думают другие. Убрать сейчас? — с ленивой отстраненностью размышлял он. — Успеется… До границы с собой, конечно, не потащу, а вот в городе они ещё могут пригодиться».
Сарн не мог объяснить, почему он сразу решил, что заговор провалился — он просто это знал. Ощущал всей своей сутью. Тёмник, разумеется, помнил, что где-то во дворце в поисках своей жертвы рыщет дикарка, но даже если бы он узнал, что ей удалось убить короля, всё равно бы это ничего не изменило. Заговор провалился! Короли так просто из своих спален не исчезают…
— Уходим! — резко скомандовал тёмник.
Ближайший к выходу стражник толкнул дверь и тотчас опрокинулся навзничь, получив в упор два арбалетных болта. В спальню ворвались вооруженные люди.
«Не успел…» — с удивительным спокойствием подумал Сарн, различив за спинами дроков тёмного лиса.
— Бросайте оружие! — приказал Вейдж.
Заговорщики даже не пошевелились. Терять им было абсолютно нечего. Сарн, без всякой надежды на успех, а, скорее, по привычке мальчишки-трущобника, выжившего только потому, что никогда не сдавался, крикнул:
— Дроки! Лисы обманывают вас! Они хотят убить короля! Вашего тёмника тоже убили они!
Ответом ему послужили мрачные взгляды королевских гвардейцев.
— Бросайте оружие, — повторил Вейдж. — У вас нет никаких шансов!
Сарн толкнул вперёд одного из своих людей и одновременно сделал шаг в сторону, оказываясь за его спиной. Трое других стражников в точности повторили манёвр тёмника. Эта военная уловка была широко известна под названием «живой щит» и применялась в ближнем бою против арбалетчиков. Как ни странно, дроки купились — раздался залп, и грудь неудачника приняла на себя все пять болтов. Оттолкнув мёртвое тело, заговорщики рассредоточились и бросились вперёд.
— Дроки! Сарна брать живым! — перекрикивая звон клинков, приказал Вейдж.
Бой в ограниченном пространстве имеет свои особенности: численное превосходство здесь уже не играет значительной роли. Всё решает выучка и личное мастерство, но сейчас противники были достойны друг друга. К несчастью для заговорщиков, стремительный прорыв им не удался, и дроки тут же этим воспользовались: сдерживая напор атакующих, они прикрыли спинами арбалетчиков, и те быстро перезарядили оружие. Исход схватки был предрешён.
Сарн понял это чуть раньше остальных. Отбив очередной удар, он метнулся в сторону молельни и скрылся за дверью. Сразу вслед за этим почти одновременно сухо щелкнули тетивы арбалетов. Бой закончился.
— Дверь! Ломайте дверь! — заорал тёмный лис, перескакивая через мертвые тела. — И помните, брать только живым!
Несколько дроков с разбегу обрушились на дверь, но тяжёлые створки выдержали страшный удар. Гвардейцы отошли и с диким криком снова бросились вперёд. Раздался треск, и дверь рухнула в проём.
Сарн стоял у дальней стены, под скрижницей святого Ресса, приставив кинжал к груди. На его губах застыла презрительная полуулыбка.
— Ты выиграл мою жизнь, лис, — звонким голосом выкрикнул он. — Выиграл! Но жизнь короля проиграл! — тёмник торжествующе осклабился и с силой вогнал клинок себе в сердце.
Столичные особняки знати только носили гордое наименование «замок». На самом же деле, с родовыми замками древности, отличавшимися высокими крепостными стенами, сторожевыми башнями и узкими бойницами, они имели столько же общего, сколько общего имеют деревянный меч и стальной шершень. И всё же, оборонительный принцип при их строительстве довлел над всеми прочими, и в случае умело организованной обороны безобидные с виду особняки превращались в весьма крепкие орешки, о которые могла обломать зубы целая сотня.
У Лэртона этой сотни не было…
На его счастье, офицер, командовавший гвардией Неуса, сделал ошибку: вместо того, чтобы сосредоточить основные силы внутри здания — как бы на его месте поступил сам Лэртон — большую часть своих людей он расположил в парке вокруг особняка. И капитан использовал его оплошность по-полной.
Бесшумно сняв из арбалетов часовых с северной стороны, три десятка гвардейцев Лэртона проникли в парк. Большинство из них служили во время войны в пластунах, и незаметно проскользнуть к зданию, минуя многочисленные патрули, для них не составило особого труда. У единственного входа — напоминавшего о том, что всё же не зря особняк называли замком — состоялся скоротечный бой, окончившийся в пользу нападавших. Как только люди Лэртона проникли в здание, ситуация переменилась коренным образом: теперь уже гвардейцы Неуса выступали в роли атакующих, а ночные гости, несмотря на то, что их было в три раза меньше, успешно оборонялись.
— Третий этаж зачистили! — зычным криком доложил первец, свесив голову через перила парадной лестницы.
— Молодцы! — похвалил Лэртон. — Давай сюда пятерых, а остальных ставь к окнам. Делай что хочешь, но чтобы эти Кхуровы дети даже голову поднять не смели! Понял?! — прокричал он. — У тебя как? — спросил капитан первеца первого десятка.
— Около часа продержимся, а потом нужно будет уходить в подвал, — хмуро отозвался гвардеец. — Дроки точно подтянутся?
— Что, жить захотелось?! — нервно хохотнул Лэртон. — Будут дроки, будут! Не скули! А подвал ещё взять нужно. И чего там Рапс ковыряется? Ты давай держись здесь, а я вниз — нужно поторопить этих увальней! — он напоследок приложился к ложу арбалета и выстрелил. Из темноты парка тут же раздался крик, возвестивший о том, что казначей эрра Неуса отныне может сэкономить на жаловании ещё одного гвардейца. — Когда будешь отходить, не забудь наших парней на третьем этаже, — капитан хлопнул подчинённого по плечу и, обнажив меч, бросился вниз по подвальной лестнице.
Миновав тяжёлую трёхслойную дверь из морёного дуба, капитан оказался в подвале. «Молодец, Рапс! — подумал он. — Успел таки, хитрая его рожа! Сумей они запереть дверь, нам бы не выкурить их и за год!». Прямо у порога вповалку лежало с десяток трупов. Лэртон с удовлетворением отметил, что все они были одеты в форму гвардии Неуса.
— А ты уверен, что он поверил бы? И как думаешь, сколько бы ему дали времени на раздумья?
— И всё равно, мы обязаны были попытаться! — упрямо набычился Докс. — Первым делом нужно было вывести короля из-под удара! Это наш долг!
— А кто тебе сказал, что я об этом не позаботился? — прищурился Вейдж.
— Как? — Докс недоверчиво уставился на него.
— У каждого свой след! Не забыл? — жёстко напомнил тёмный лис. Докс покраснел. — В одном ты прав, — отойдя от окна, продолжил Вейдж, — нам нужно поторопиться!
Лисы спустились с чердака. Возле лестницы их поджидал гвардеец в звании первеца.
— Начинаем, — сказал Вейдж, поймав его нетерпеливый взгляд. — Люди готовы?
— Давно пора, — угрюмо буркнул первец. — Чего ждём — неизвестно!
— Как договаривались, пойдут только двадцать человек, — не обращая внимания на его ворчание, напомнил Вейдж.
— А может, всё-таки сотня? — дрок упорно продолжал гнуть свою линию.
— Послушай, Борн, — лис вплотную подошёл к рослому гвардейцу и посмотрел на него снизу вверх. — Ты будешь делать всё в точности, как я скажу! Понял? Не слышу?!
— Так точно, — хмуро ответил первец.
— Во дворце нам хватит и двадцати, — спокойно продолжил Вейдж. — А вот остальных ты поведёшь… — лис подманил гвардейца, и после того, как тот наклонился, что-то зашептал ему на ухо.
Когда дрок выпрямился, на его лице застыло изумление, смешанное с решимостью выполнить приказ любой ценой. Он расправил плечи:
— Когда начинать?
— Прорываться начнёшь, как только увидишь сигнал. Оставишь прикрытие — человек тридцать, не больше. Остальным в бой не ввязываться ни в коем случае! Понял? У тебя другая задача!
— Слушаюсь! — дрок просто поедал глазами тёмного лиса.
— Пора! — тряхнул головой Вейдж.
Все трое спустились на первый этаж, а затем в подвал. По пути к ним присоединились отобранные Борном двадцать гвардейцев. Шли молча, вопросов никто не задавал. Дроки — те вообще не страдали излишним любопытством, а Докс уже начал догадываться, каким способом Вейдж собирается проникнуть во дворец.
Тёмный лис остановился в правом дальнем углу подвала и принялся шарить руками по стене. Нащупав нужный камень, надавил на него и быстро отошел назад. Раздался скрежет, и одна из квадратных плит на полу стала медленно опускаться вниз, открывая чёрный провал подземного хода.
«Лисья тропа», — сообразил Докс. Он давно подозревал о существовании во дворце потайных ходов, но, разумеется, понятия не имел, сколько их и где они находятся. Только тёмный лис и старший наставник питомника были посвящены в эту тайну.
— За мной, — приказал Вейдж и, взяв в руки факел, спрыгнул вниз. За ним последовали остальные.
Спустя десять минут дрок, стоявший на посту возле кабинета тёмного лиса, услышал с той стороны двери условный стук. Он постучал в ответ. Дверь приоткрылась, и в коридор выглянул лис.
— Как?
— Чисто, — ответил гвардеец. — Здесь никого! На лестнице в конце коридора двое из городской стражи, остальные на первом этаже и на третьем. Смена через полчаса.
— Где Сарн?
— Только что он взял пятерых и направился к королевским покоям.
Лис махнул рукой. Из кабинета в коридор один за другим стали выходить дроки. Докс задержался. Он взял свечу, зажёг её и, подойдя к окну, сделал несколько круговых движений. Почти сразу со стороны гвардейских казарм послышались крики.
Тем временем тёмный лис вполголоса отдавал приказы:
— Вы двое, — указал он пальцем на крайних гвардейцев, — к кабинету внешнего министра. Если он на месте — тихо пеленаете и, не дожидаясь нас, уходите тем же путём, что и пришли. В казарму не соваться! Оставайтесь в подвале! Ясно? — Вейдж повернулся. — Докс, возьмёшь пятерых и займёшься лестницей. И чтоб без шума там! Остальные за мной!
Послышались щелчки взводимых арбалетов и лёгкий шелест вынимаемых из ножен клинков. Лица людей были сосредоточены и серьёзны. О смерти никто не думал. Они привыкли не думать о ней…
Спустя некоторое время двое гвардейцев приблизились к двери кабинета внешнего министра. Она была приоткрыта. Один из дроков остался в коридоре, взяв его на прицел, а другой осторожно заглянул внутрь. Новидж по-прежнему сидел в кресле, запрокинув голову назад. На его мёртвом лице застыла похожая на оскал улыбка.
За те десять лет, что прошли со дня королевской свадьбы, все уже привыкли, что Далия всегда и во всём поступает по-своему. Вековые традиции королевского дома одна за другой сметались этим рыжим вихрем, будто огненным шквалом, пронёсшимся над сухим лесом. Первой такой жертвой пала традиция раздельных спален короля и королевы. Сразу после брачной ночи юная принцесса заявила супругу, что отныне и навсегда они будут спать вместе. Разумеется, принц, который с самого утра веселил придворных застывшей на лице блаженной улыбкой влюблённого идиота, с превеликой радостью поддержал эту идею. Более того, он тогда впервые позволил себе поговорить с отцом на повышенных тонах. Справедливости ради нужно отметить, что Грав XII, давно мечтавший о внуках, с пониманием отнесся к стремлению молодожёнов спать под одним балдахином. Спор возник из-за другой прихоти Далии: она потребовала убрать гвардейский пост от дверей спальни молодой четы. И вот здесь старик упёрся! Битых два часа он выпытывал у пунцовой от смущения Далии причину столь странного каприза, пока его личный лекарь — а по совместительству друг и сподвижник — хитро улыбаясь в усы, не напомнил ему старинную грайворскую загадку: «Где женщина кричит так, что эхо откликается только через девять месяцев?». Король довольно расхохотался и приказал убрать пост.
Прошло десять лет. Даниэль стал королём, а Далия матерью двух дочерей, но они по-прежнему спали в одной спальне, возле дверей которой по-прежнему отсутствовал пост охраны…
Король что-то пробормотал во сне и грузно перевернулся на другой бок. Далия тихо вскрикнула и проснулась. Стараясь не разбудить мужа, она осторожно вытащила из-под его руки прядь своих длинных волос и убрала её за ухо. Обычно перед сном, чтобы они не мешали, она надевала чепец, но сегодня не стала этого делать. Далия знала, что мужу нравились её распущенные волосы, и умело этим пользовалась. Королева прежде всего была женщиной, и потому неудивительно, что для примирения с мужем она выбрала старый как мир, способ — который, к слову, её ещё ни разу не подводил…
Далия ласково и немножко грустно улыбнулась, глядя на спящего супруга, и вновь опустила голову на подушку. Веки тотчас отяжелели, и она стала медленно погружаться в сон. В последний момент её взгляд случайно скользнул в сторону, и королева вздрогнула: на ковре, устилавшем пол спальни, дрожала длинная тень. И эта тень двигалась! Далия глубоко вздохнула, намереваясь превратить выдох в душераздирающий крик, но внезапно почувствовала на губах чью-то руку.
— Не надо кричать, — раздался над ухом тихий голос. — Не надо!
Больше всего на свете Жижа боялся высоты. Оно и понятно: когда ты большую часть своей жизни проводишь, сидя на земле, то даже взгляд с высоты собственного роста вполне может вызвать головокружение. Но деваться было некуда — своего бобра он боялся ещё больше. Потому и пробирался сейчас осторожными мелкими шажками сквозь частокол печных труб, подвывая каждый раз, когда нога оскальзывалась на мокрой после дождя черепице. Труб было много, очень много. Дворцовая крыша походила на крутой холм, густо заросший ельником. Но самое неприятное заключалось в том, что почти все они были одинаковыми, а ему нужна была одна единственная, о местоположении которой так упорно вдалбливал бобёр.
Долг и сам по себе неприятная штука, а при некоторых обстоятельствах и вовсе смертельная. Бобёр четко и недвусмысленно дал понять, что деньги его не интересуют. Услышав эти слова, Жижа с беспощадной ясностью осознал, что вольница закончилась: отказавшись от денег, бобёр отныне имел полное право требовать почти всё, что угодно, и должник — если конечно хотел жить — обязан был подчиниться.
Попасть во дворец оказалось не так уж и сложно. Хотя, у нищего сложилось впечатление, что те двое стражников вовсе не случайно отвернулись, будто бы нарочно давая ему возможность прошмыгнуть в фургон. Скрючившись в три погибели, он затаился среди бочек и тяжёлых кадок с солениями, успев в пути немного пощипать запасы королевской кухни. Точно так же, без особых проблем, ему удалось незаметно покинуть фургон, когда тот миновал дворцовые ворота. Бобёр явно играл по-крупному, и Жиже эта догадка совсем не понравилась.
Резкий порыв ветра чуть было не смахнул тщедушное тело с крыши. В последний момент нищий успел уцепиться за ближайшую трубу. Его стошнило. В довершение ко всему, неожиданно хлынул дождь, и Жижа почувствовал, как за воротник стали просачиваться холодные струи. «Да где же эта Кхурова труба?!» — застонал он, утирая рот. Словно в ответ, со стороны площади раздался одинокий удар колокола. Времени оставалось совсем немного.
Мелькнула яркая вспышка, и небо расчертил ломаный зигзаг молнии. Жижа испуганно присел, и вдруг увидел прямо перед своим носом намалеванный мелом жирный крест. Кто-то предусмотрительно отметил нужную трубу, словно заботясь о том, чтобы он ни при каких обстоятельствах не прошёл мимо.
Проходняк сел. Как только задница коснулась крыши, тошнота исчезла, и нищий почувствовал себя гораздо уверенней, но на всякий случай, всё же упёрся ногами в трубу. Он натянул куртку на голову, соорудив нечто вроде накидки от дождя, а затем торопливо достал из-за пазухи продолговатый брикет, спрессованный из высушенной травы, и кресало. Запалить «посылку» получилось только с третьей попытки. Как и советовал бобёр, Жижа сразу задержал дыхание, даже зажмурился на всякий случай, и наощупь отыскав края трубы, со всей силы швырнул дымящийся брикет внутрь. Затем стянул куртку и заткнул ею дымоход.
Звоночек нехорошего предчувствия, который поначалу деликатно звякал, предупреждая об опасности, превратился в оглушительный набат церковного колокола, но Сарн уже не мог остановиться. Его как будто толкала в спину какая-то безжалостная сила, заставляя делать один шаг за другим. Прямо как тогда — во время боя за Серебряный проход. В тот раз ему удалось выиграть у смерти, поставив на кон свою жизнь и жизни других. Надеялся он выиграть и сегодня…
По привычке, вбитой в подсознание многолетней муштрой, все шестеро шли нога в ногу. Но сейчас их поступь ничуть не походила на маршевую — шагов было почти не слышно.
Сарн тщательно отбирал эту пятёрку. У каждого из них за душой было столько грехов, что их с лихвой бы хватило на три виселицы, и стражники это прекрасно понимали. Такими людьми легко управлять: достаточно время от времени напоминать, что их жизни целиком и полностью находятся в твоих руках, и они будут тебе преданны почище любых фанатиков. Однако, несмотря на это, Сарн не собирался впоследствии оставлять своих «подданных» в живых — а у них, к счастью, не хватало мозгов, чтобы предугадать подобный исход, и это было ещё одним критерием, которым он руководствовался, отбирая будущих убийц короля Грайвора и Аурии Даниеля Грава XIII.
Перед дверью, ведущей в королевские покои, Сарн остановился. За его спиной с выверенной чёткостью старых вояк замерли подручные. Тёмник развернулся и поочередно взглянул на каждого. Стражники хмуро переглянулись. Для них настал самый беспощадный миг — миг принятия решения, ценой которого могли стать их собственные жизни…
Первым обнажил меч Сарн. Спустя мгновение ещё пять клинков один за другим покинули ножны. «Пошли!» — мотнув головой, беззвучно приказал тёмник. Он распахнул дверь и переступил порог.
В глубине души Сарн надеялся, что король уже мёртв. Ещё тогда — впервые услышав от Новиджа о суомах — Сарн как-то сразу и безоговорочно поверил в их существование и нечеловеческие возможности. Поверил не разумом, но чутьём зверя, который чует другого хищника, даже если тот находится очень и очень далеко. И сейчас он уповал на то, что маленькой дикарке уже удалось добраться до своей жертвы. Если же нет…
Дверь королевской опочивальни располагалась сразу за личным кабинетом Грава XIII. Тяжёлый шерстяной гобелен левийской работы, украшенный королевским гербом, отделял дверь спальни от главного коридора. Сарн отодвинул его и прислушался. С той стороны не доносилось ни единого звука. Тёмник опустил взгляд: из-под двери ползли сизые струйки дыма. Он тут же обмотал лицо влажной тряпкой. Остальные последовали его примеру. «Болотный сонник! — удовлетворённо подумал Сарн. — Тени выполнили свою часть работы! Королева, а точнее — королевская вдова, утром проснётся с сильной головной болью…». «Запомните, Сарн! — памятно прозвучал в голове настойчивый голос Неуса. — Королева должна остаться в живых! Меня не волнует, как вы это сделаете, но она не должна пострадать! Поймите, вдовствующая королева нам намного полезней, чем её труп. Мне необходим её голос при формировании регентского совета!»
Тёмник положил ладонь на витую бронзовую ручку и осторожно потянул дверь на себя. В образовавшуюся щель сизым потоком хлынул дым. Отвернув голову в сторону, Сарн сделал глубокий вдох и со всей силы рванул дверь на себя. Через мгновение шестеро вооружённых мужчин находились внутри спальни. Рассыпавшись вдоль стены, они выставили перед собой клинки, готовые отразить любое нападение. Сарн метнулся к окну и распахнул его настежь. Когда клубы дыма рассеялись, взорам убийц открылась широкая королевская кровать. Она была пуста…
Ночью форма смотрелась даже выигрышнее, чем днём. Каждый раз, когда Ивкин приближался к ограде, серебряный позумент начинал благородно мерцать в факельном свете, подчёркивая строгую красоту замысловатого узора, и точно также стальное мерцание постепенно затухало, когда гвардеец возвращался в темноту парка.
Юноша скосил взгляд на плечо, чтобы ещё раз насладиться причудливой игрой серебряных бликов, и вдруг заметил на погоне небольшой листик, примостившийся там по воле осеннего ветра. Он остановился и стряхнул его на землю — брезгливо, двумя пальцами, словно это был не сухой лист, а мерзкая гусеница. Внимательнейшим образом осмотрев форму и не найдя больше никаких изъянов, молодой солдат продолжил патрулирование.
Только далёким от военной службы людям — булочникам там каким, или, ещё чего хуже, сапожникам — может показаться, что караул — скучное и тоскливое занятие. Правда, Ивкин заметил, что некоторые из ветеранов тоже без особого восторга относятся к подобному времяпрепровождению, но решил, что те только делают вид — всё ж несолидно седым солдатам бурно проявлять восторги, пусть даже и по поводу любимой работы! А вот ему, Ивкину, очень даже позволительно открыто проявлять свои чувства! Тем более, когда ликование просто-таки переполняет душу!
Словно в подтверждение этих мыслей, он чуть было не взвизгнул, но, вспомнив о дисциплине, сдержался. Сейчас он должен не кричать, а слушать. Смотреть и слушать — в том и заключается задача караульного.
Гвардеец замер. Шелест изрядно потрёпанных ветром крон деревьев, журчание дождевой воды в водостоках и одинокие выкрики раздосадованного неудачной охотой филина. Всё по-прежнему. Можно идти дальше.
Белодомка — родная деревня Ивкина — ещё не знала таких стремительных взлётов. Если, конечно, не считать старого Трода, шесть лет послужившего кучером у эрра Ледорна. Так тот возил не самого господина, а его младшую дочь! Да и разве можно сравнивать дом Ледорна с домом Неуса? Гвардеец Неуса и кучер Ледорна! Ледорна, у которого даже гвардия одета в невзрачную серо-зелёную форму! Смешно!
Обычно, в гвардию брали только тех, кто прослужил не менее пяти лет простым стражником — и не где-нибудь, а в столичной страже — но Ивкину повезло. Совершенно случайно лейтенант Грайн увидел, насколько ловко Ивкин управляется с мечом. Ладно-ладно, не случайно! Ивкин нарочно «крутил мельницу» прямо под окнами лейтенанта. Ну и что?! Главное, что он и в самом деле неплохой мечник. Где научился? Да всё там же — в деревне! У кого? Не поверите — у немого батрака с фермы одноногого Элтона!
Как-то раз, возвращаясь с охоты, Ивкин приметил на опушке немого, который с палкой в руках плясал какой-то странный танец. Присмотревшись, парень ахнул: то не танец совсем был, а воинская тренировка! Палка-то вроде как меч заменяла. Святой Ресс! Что он вытворял — это нужно было видеть!! У Ивкина даже в глазах зарябило! А притворялся, притворялся-то как: вся деревня его за слизняка держит, а он, подлец эдакий, оказывается из ветеранов! Решил Ивкин рассказать об увиденном в деревне и припустил к околице, но у погоста его перехватил немой. И как только успел? И давай, значит, жестами упрашивать, чтоб, дескать, не говорил никому Ивкин о тренировках. Хотел было Ивкин его послать, куда подальше — да только вот странно: как-то вдруг холодком под ложечкой засосало, будто хищника лесного — страшного и смертельно опасного — охотничье чутьё Ивкинское уловило… Несколько мгновений Ивкин раздумывал, а потом по крестьянской своей смётке, не будь дурак, попросил в обмен на молчание обучить его науке воинской. Немой посокрушался, но согласился. Целых два года он тайно обучал Ивкина мастерству. А два месяца назад ферму Элтонов сожгли. Хозяева и батраки погибли. Погиб и немой…
Ивкин подумал-подумал, и решил податься в столицу. Мечом-то чай больше заработаешь, нежели мотыгой, рассудил он. И оказался прав! Двадцать серебряных в неделю — это вам не шутка! Правда, на этой неделе он получит на десять монет меньше… Что ж, сам виноват! Нечего было задирать чужого офицера! Мало того, что тот капитан чуть кисть ему не сломал, так ещё и от лейтенанта попало!
Молодой гвардеец сокрушенно вздохнул и вдруг неожиданно выхватил меч. Он атаковал сразу — из верхней стойки. Длинный колющий удар отвлёк противника, Ивкин, не мешкая, перекинул меч в другую руку и коротко рубанул по незащищенному горлу. Раздался хруст и… подрубленная ветвь жёлтошипа, усеянная мелкими, похожими на горошины цветами, склонилась к земле.
Юноша испуганно оглянулся. Главного садовника, сварливого, вечно мрачного коротышки, побаивались даже ветераны, что уж говорить о безусом новичке. Ивкин поднял ветку, и присев на корточки, стал прилаживать её среди других ветвей куста, уповая лишь на слабое зрение старого ворчуна. Он уже почти успел спрятать следы своего «преступления», когда под его левую лопатку с тихим чавкающим звуком вонзился арбалетный болт. Парень вздрогнул и, не издав ни звука, ткнулся лицом в мокрую после дождя траву.
Быстрые тени одна за другой перемахнули через ограду и, веером рассыпавшись по парку, крадучись стали приближаться к дому.
…Сарн похолодел…
В отчаянии, он ворвался в небольшую молельню, что примыкала к королевской спальне, но она тоже была пуста.
«Всё! — опустошенно подумал он, уткнувшись лбом в косяк. — Вот теперь уже точно — всё! Где я промахнулся? Впрочем, это уже не важно…». Тёмник поднял голову. Стражники нерешительно переминались с ноги на ногу и вопрошающе смотрели на своего командира в надежде, что он разъяснит им суть происходящего. «Тупицы! — презрительно хмыкнул Сарн. — Самые настоящие скоты, привыкшие, что за них думают другие. Убрать сейчас? — с ленивой отстраненностью размышлял он. — Успеется… До границы с собой, конечно, не потащу, а вот в городе они ещё могут пригодиться».
Сарн не мог объяснить, почему он сразу решил, что заговор провалился — он просто это знал. Ощущал всей своей сутью. Тёмник, разумеется, помнил, что где-то во дворце в поисках своей жертвы рыщет дикарка, но даже если бы он узнал, что ей удалось убить короля, всё равно бы это ничего не изменило. Заговор провалился! Короли так просто из своих спален не исчезают…
— Уходим! — резко скомандовал тёмник.
Ближайший к выходу стражник толкнул дверь и тотчас опрокинулся навзничь, получив в упор два арбалетных болта. В спальню ворвались вооруженные люди.
«Не успел…» — с удивительным спокойствием подумал Сарн, различив за спинами дроков тёмного лиса.
— Бросайте оружие! — приказал Вейдж.
Заговорщики даже не пошевелились. Терять им было абсолютно нечего. Сарн, без всякой надежды на успех, а, скорее, по привычке мальчишки-трущобника, выжившего только потому, что никогда не сдавался, крикнул:
— Дроки! Лисы обманывают вас! Они хотят убить короля! Вашего тёмника тоже убили они!
Ответом ему послужили мрачные взгляды королевских гвардейцев.
— Бросайте оружие, — повторил Вейдж. — У вас нет никаких шансов!
Сарн толкнул вперёд одного из своих людей и одновременно сделал шаг в сторону, оказываясь за его спиной. Трое других стражников в точности повторили манёвр тёмника. Эта военная уловка была широко известна под названием «живой щит» и применялась в ближнем бою против арбалетчиков. Как ни странно, дроки купились — раздался залп, и грудь неудачника приняла на себя все пять болтов. Оттолкнув мёртвое тело, заговорщики рассредоточились и бросились вперёд.
— Дроки! Сарна брать живым! — перекрикивая звон клинков, приказал Вейдж.
Бой в ограниченном пространстве имеет свои особенности: численное превосходство здесь уже не играет значительной роли. Всё решает выучка и личное мастерство, но сейчас противники были достойны друг друга. К несчастью для заговорщиков, стремительный прорыв им не удался, и дроки тут же этим воспользовались: сдерживая напор атакующих, они прикрыли спинами арбалетчиков, и те быстро перезарядили оружие. Исход схватки был предрешён.
Сарн понял это чуть раньше остальных. Отбив очередной удар, он метнулся в сторону молельни и скрылся за дверью. Сразу вслед за этим почти одновременно сухо щелкнули тетивы арбалетов. Бой закончился.
— Дверь! Ломайте дверь! — заорал тёмный лис, перескакивая через мертвые тела. — И помните, брать только живым!
Несколько дроков с разбегу обрушились на дверь, но тяжёлые створки выдержали страшный удар. Гвардейцы отошли и с диким криком снова бросились вперёд. Раздался треск, и дверь рухнула в проём.
Сарн стоял у дальней стены, под скрижницей святого Ресса, приставив кинжал к груди. На его губах застыла презрительная полуулыбка.
— Ты выиграл мою жизнь, лис, — звонким голосом выкрикнул он. — Выиграл! Но жизнь короля проиграл! — тёмник торжествующе осклабился и с силой вогнал клинок себе в сердце.
Столичные особняки знати только носили гордое наименование «замок». На самом же деле, с родовыми замками древности, отличавшимися высокими крепостными стенами, сторожевыми башнями и узкими бойницами, они имели столько же общего, сколько общего имеют деревянный меч и стальной шершень. И всё же, оборонительный принцип при их строительстве довлел над всеми прочими, и в случае умело организованной обороны безобидные с виду особняки превращались в весьма крепкие орешки, о которые могла обломать зубы целая сотня.
У Лэртона этой сотни не было…
На его счастье, офицер, командовавший гвардией Неуса, сделал ошибку: вместо того, чтобы сосредоточить основные силы внутри здания — как бы на его месте поступил сам Лэртон — большую часть своих людей он расположил в парке вокруг особняка. И капитан использовал его оплошность по-полной.
Бесшумно сняв из арбалетов часовых с северной стороны, три десятка гвардейцев Лэртона проникли в парк. Большинство из них служили во время войны в пластунах, и незаметно проскользнуть к зданию, минуя многочисленные патрули, для них не составило особого труда. У единственного входа — напоминавшего о том, что всё же не зря особняк называли замком — состоялся скоротечный бой, окончившийся в пользу нападавших. Как только люди Лэртона проникли в здание, ситуация переменилась коренным образом: теперь уже гвардейцы Неуса выступали в роли атакующих, а ночные гости, несмотря на то, что их было в три раза меньше, успешно оборонялись.
— Третий этаж зачистили! — зычным криком доложил первец, свесив голову через перила парадной лестницы.
— Молодцы! — похвалил Лэртон. — Давай сюда пятерых, а остальных ставь к окнам. Делай что хочешь, но чтобы эти Кхуровы дети даже голову поднять не смели! Понял?! — прокричал он. — У тебя как? — спросил капитан первеца первого десятка.
— Около часа продержимся, а потом нужно будет уходить в подвал, — хмуро отозвался гвардеец. — Дроки точно подтянутся?
— Что, жить захотелось?! — нервно хохотнул Лэртон. — Будут дроки, будут! Не скули! А подвал ещё взять нужно. И чего там Рапс ковыряется? Ты давай держись здесь, а я вниз — нужно поторопить этих увальней! — он напоследок приложился к ложу арбалета и выстрелил. Из темноты парка тут же раздался крик, возвестивший о том, что казначей эрра Неуса отныне может сэкономить на жаловании ещё одного гвардейца. — Когда будешь отходить, не забудь наших парней на третьем этаже, — капитан хлопнул подчинённого по плечу и, обнажив меч, бросился вниз по подвальной лестнице.
Миновав тяжёлую трёхслойную дверь из морёного дуба, капитан оказался в подвале. «Молодец, Рапс! — подумал он. — Успел таки, хитрая его рожа! Сумей они запереть дверь, нам бы не выкурить их и за год!». Прямо у порога вповалку лежало с десяток трупов. Лэртон с удовлетворением отметил, что все они были одеты в форму гвардии Неуса.