Роджер Желязны
Долина проклятий
1
Чайка сорвалась с места, взмыла в воздух и на миг, казалось, застыла на распростертых крыльях.
Черт Таннер большим и указательным пальцем швырнул окурок и угодил прямо в птицу. Чайка издала хриплый крик и резко забила крыльями. Она поднялась на пятьдесят футов, и, если и крикнула второй раз, то звук потерялся в реве ветра и грохоте прибоя. Одно серое перо, качаясь в фиолетовом небе, проплыло у края скалы и полетело вниз, к поверхности океана. Таннер ухмыльнулся в бороду, скинул ноги с руля и завел мотоцикл.
Он медленно поднялся по склону, свернул на тропу, затем прибавил скорость и, выходя на шоссе, шел уже шестьдесят миль в час. Дорога принадлежала только ему. Таннер слился с рулем и дал газ. Через забрызганные грязью защитные очки мир казался мерзким и пакостным – таким же, каким казался ему и без очков.
Все старые знаки с его куртки исчезли. Особенно жаль старой эмблемы. Может быть удастся раздобыть такую эмблему в Тихуане и заставить какую-нибудь крошку пришить ее... Нет, не пойдет. Все это мертво, все в прошлом. Надо продать «Харли», двинуться вдоль побережья и посмотреть, что можно найти в другой Америке.
Он проскочил Лагуна-Бич, Капистрано-Бич, Сан-Клементе и Сан-Онофре. Там заправился и прошел Карлсбад и множество мертвых поселков, что заполняли побережье до Солана-Бич Дель Мар. А за Сан-Диего его ждали.
Таннер увидел дорожный блок и развернулся. Они даже не сообразили, как он сумел это сделать – так быстро и на такой скорости. Сзади послышались выстрелы. А потом раздались сирены.
В ответ он дважды нажал на клаксон и еще плотнее прилип к рулю. «Харли» рванулся вперед; от напряжения работающего на пределе мотора гудела стальная рама. Десять минут – оторваться не удалось. Пятнадцать минут...
Он взлетел на подъем и далеко впереди увидел второй блок. Его взяли в тиски.
Таннер огляделся в надежде найти боковые дороги. Боковых дорог не было.
Тогда он пошел прямо на блок. Можно попробовать прорваться.
Бесполезно!
Машины перегораживали все шоссе, даже обочину.
В самую последнюю секунду он притормозил, встал на заднее колесо, развернулся и помчался навстречу преследователям.
Их было шестеро; а за спиной уже завыли новые сирены. Он снова притормозил, взял влево, ударил по газу и спрыгнул. Мотоцикл понесся вперед, а Таннер покатился по земле, вскочил на ноги и бросился бежать.
Послышался скрежет тормозов. Потом звук удара. Потом выстрелы. Он продолжал бежать. Они стреляли поверх его головы, но он этого не знал. Его хотели взять живым.
Через пятнадцать минут его загнали к каменной стене.
Под дулами винтовок он отшвырнул монтировку и поднял руки.
– Ваша взяла, – проговорил он. – Берите.
На него надели наручники и втолкнули на заднее сиденье в одну из машин. С обеих сторон уселось по полицейскому. Еще один, с обрезом на коленях, сидел рядом с водителем.
Водитель завел двигатель и на задней передаче выехал на шоссе. Человек с обрезом повернулся и пристально посмотрел через бифокальные очки. Секунд десять он не сводил взгляда, а потом произнес:
– Это очень глупо с твоей стороны. – Черт Таннер смотрел на него так же пристально, пока человек не повторил: – Очень глупо, Таннер.
– О, я не знал, что ты обращаешься ко мне.
– Я смотрю на тебя, сынок.
– А я смотрю на тебя. Привет!
Водитель, не сводя глаз с дороги, сказал:
– Жаль, что мы должны его доставить в целости – после того, как он разбил машину своим проклятым мотоциклом...
– Всякое еще может случиться. К примеру, он может упасть и сломать парочку ребер, – заметил полицейский слева от Таннера.
Тот, что сидел справа, промолчал, но человек с обрезом покачал головой.
– Только если попытается бежать. Л-А он нужен в хорошей форме.
– Почему ты хотел смыться, приятель? Ты же знаешь, мы тебя все равно бы изловили.
Таннер пожал плечами.
– А чего меня ловить? Разве я что сделал?
Водитель громко хмыкнул.
– Именно поэтому. Ты ничего не сделал – а должен был. Припоминаешь?
– Я никому ничего не должен. Меня помиловали и отпустили подчистую.
– У тебя слабая память, парень. Когда тебя вчера выпускали, ты дал Калифорнийскому государству обещание. Двадцать четыре часа, которые ты испросил на улаживание своих дел, истекли. Если хочешь, можешь сказать «нет», и помилование аннулируют. Никто тебя не заставляет. Тогда остаток своих дней будешь дробить большие камни и камушки помельче. Нам плевать. Я слышал, у них есть другой вариант.
– Дайте сигарету, – сказал Таннер.
Полицейский справа протянул ему зажженную сигарету.
Он поднял руки, взял сигарету. Куря, он стряхивал пепел на пол.
Они мчались по шоссе. Когда машина проезжала городки или встречалась с транспортом, водитель врубал сирену, а наверху начинал мигать красный маяк. Тогда сзади вторили сирены патрульных машин сопровождения. На протяжении всего пути до Л-А водитель ни разу не прикасался к тормозу и каждые пару минут выходил на связь по рации.
Внезапно с оглушающим шумом на них опустилось облако пыли и гравия. В правом нижнем углу пуленепробиваемого ветрового стекла появилась крохотная трещина. По крыше и капоту заколотили камни. Шины отчаянно визжали по гравию, мгновенно покрывшему всю поверхность дороги. Пыль висела тяжелым непроницаемым туманом, но через десять секунд они выскочили из нее. Все в машине подались вперед и стали смотреть наверх.
Небо приобрело багровый цвет; его пересекали черные линии, движущиеся с запада на восток. Линии распухали, сужались, скакали из стороны в сторону, иногда сливались. Водитель включил фары.
– Похоже, надвигается большая буря, – заметил человек с обрезом.
Водитель кивнул.
– Взгляните дальше на север.
В воздухе началось завывание, темные полосы продолжали расширяться. Звук нарастал, терял звонкость, переходил в мощный рев.
Небо на глазах потемнело, и, вместе с пылью, на землю упала беззвездная, безлунная ночь. Иногда раздавалось резкое «понг!», когда в машину ударял осколок покрупнее.
Водитель зажег противотуманные фары, снова врубил сирену; машина неслась вперед. Завывание и грохот боролись с душераздирающим воплем сирены, а на севере разливалось голубое пульсирующее сияние.
Таннер докурил сигарету, и ему протянули другую. Теперь курили все.
– Тебе повезло, что мы тебя подобрали, парень, – сказал сосед слева. – Не то попал бы ты на своем мотоцикле...
– Был бы рад, – ответил Таннер.
– Ты спятил.
– Нет. Я бы прошел. Не впервой.
Когда они достигли Лос-Анджелеса, голубое сияние заполняло полнеба – подкрашенное розовым и простреленное дымчато-желтыми молниями, которые словно паутина тянулись к югу. Грохот стал оглушающим, физически ощутимым. Он был по барабанным перепонкам и заставлял вибрировать кожу. Перебегая от машины к большому зданию с колоннами, им приходилось кричать во весь голос.
2
Когда они въезжали на стоянку, здание, на поверхности которого чередовались блики всполохов и холодные тени, казалось скульптурой, вырубленной из глыбы льда. Теперь оно было словно из воска, словно готово было расплавиться при первом дуновении жара.
Они торопливо взбежали по ступеням, и дежурный полицейский впустил их через маленькую дверь справа от тяжелых металлических двойных ворот, служащих главным входом в здание. Он закрыл дверь на замок и цепочку, но лишь после того, как, увидев Таннера, расстегнул свою кобуру.
– Куда? – спросил человек с обрезом.
– На второй этаж, – ответил полицейский, махнув в сторону лестницы. – Наверх и прямо до конца.
– Спасибо.
Грохот сюда почти не доносился, и в искусственном освещении тела вновь обрели живой вид.
Дойдя до последнего кабинета, человек с обрезом кивнул водителю.
– Стучи.
На пороге появилась женщина, начала что-то говорить, потом увидела Таннера и замолчала. Она отошла в сторону и распахнула дверь.
– Сюда, – пригласила она, и они протиснулись мимо нее в приемную. Женщина нажала кнопку на столе.
– Да, миссис Фиск? – раздался голос.
– Они здесь, сэр.
– Пусть заходят.
Она провела их в конец приемной и открыла темную дверь.
Сидящий за столом мужчина откинулся в кресле и переплел под подбородком короткие толстые пальцы. Его властные глаза были лишь чуть темнее серебристо-седых волос.
– Садитесь, – сказал он Таннеру мягким голосом. И добавил, обращаясь к остальным: – А вы подождите в приемной.
– Мистер Дентон, этот тип опасен, – предупредил человек с обрезом, когда Таннер небрежно развалился в кресле напротив стола.
Окна помещений закрывали стальные шторы, и о ярости разгулявшейся стихии можно было догадываться лишь по доносящимся издалека пулеметным очередям.
– Я знаю.
– По крайней мере, он в наручниках. Оставить вам оружие?
– У меня есть.
– Хорошо. Мы будем снаружи.
Они покинули комнату.
Двое мужчин не сводили друг с друга глаз, пока дверь не закрылась. Потом тот, кого назвали Дентоном, произнес:
– Теперь ваши дела улажены?
Другой пожал плечами.
– И все-таки, как вас действительно зовут? Даже по документам...
– Черт, – сказал Таннер. – Так меня зовут. Я был седьмым ребенком в семье, и когда повитуха показала меня старику и спросила, какое имя он хочет мне дать, тот буркнул: «Черт!» – и ушел. Так меня и записали. Это рассказал мне брат. Я не мог расспросить своего папашу, потому что никогда его не видел. Он сгинул в тот же день.
– Значит, всех семерых воспитала мать?
– Нет. Она померла спустя две недели, и нас приютили родственники.
– Понятно... – проговорил Дентон. – У вас еще есть выбор. Хотите попробовать или нет?
– А кто вы, собственно, такой? – спросил Таннер.
– Министр транспорта государства Калифорния.
– При чем тут это дело?
– Я за него отвечаю. С таким же успехом на моем месте мог быть Главный врач или Начальник почт, но я все-таки лучше прочих знаю техническую сторону. Лучше знаю шансы на успех...
– И каковы они? – поинтересовался Таннер.
Впервые за весь разговор Дентон отвел глаза.
– Да, дело рискованное...
– Точнее, оно еще никому не удавалось, кроме того парня, который принес сообщение. Но он мертв... И после этого вы говорите о шансах на успех?
– Вы думаете, – медленно произнес Дентон, – что это самоубийство. Возможно, вы правы... Мы посылаем три машины с двумя водителями в каждой. Если хотя бы одна из них пробьется достаточно близко, то ее радиомаяк наведет группы из Бостона... Впрочем, вы можете отказаться.
– Ага. И провести остаток жизни в тюрьме.
– Вы убили троих человек. Вас могли казнить.
– Но не казнили, так что к чему зря болтать? Послушайте, мистер, я не желаю подыхать, однако и ваш вариант меня не прельщает.
– Либо вы едете, либо нет. Выбирайте. Но помните – если вы поедете и доберетесь до Бостона, все будет забыто, и вы свободны делать, что хотите. Государство Калифорния даже заплатит за тот мотоцикл, который вы угнали и разбили, не говоря уже об ущербе полицейской машине.
– Большое спасибо...
Ураганный ветер бился и завывал за стенами, и резкие удары о стальные шторы сотрясали комнату.
– Вы очень хороший водитель, – продолжил Дентон немного погодя. – Вам приходилось водить практически все, что способно ездить. Когда вы занимались контрабандой, то делали ежемесячные рейсы в Солт-Лейк-Сити. Даже сегодня очень немногие отважились бы на это.
Таннер улыбнулся каким-то своим мыслям.
– Вы были лучшим водителем на сиэтловском маршруте и единственным человеком, сумевшим доставить почту в Альбукерке. После вас это никому не удавалось... Я хочу лишь сказать, что из всех наших асов у вас лучшие шансы на удачу. Если кто-нибудь и дойдет до цели, то, скорее всего, вы. Вот почему с вами были терпеливы. Но больше мы ждать не можем. Ответ нужен немедленно, и в случае согласия – выезд через час.
Таннер поднял скованные руки и указал на окно.
– В такую погоду?
– Машины смогут выдержать, – ответил Дентон.
– Да вы с ума сошли!
– Пока мы с вами тут болтаем, там умирают люди.
– Парочкой больше, парочкой меньше... Разве нельзя отложить до завтра?
– Нет! Человек пожертвовал своей жизнью, чтобы доставить нам это сообщение! Континент необходимо пересечь как можно быстрее, иначе все лишается смысла. Есть буря или нет, машины должны уйти немедленно! И ваши чувства здесь совершенно не при чем. Итак, я жду ответа.
– Мне необходимо поесть. Я не...
– В машине есть еда. Ну?
– Хорошо, – промолвил Таннер, глядя в темное окно. – Я пройду для вас Долину Проклятий. Однако я не сдвинусь с места, пока не получу кое-какой бумаги.
– Она у меня.
Дентон открыл ящик стола и вынул плотный пакет, из которого извлек лист бумаги с ярким оттиском Большой государственной печати Калифорнии.
Таннер внимательно прочитал текст.
– Здесь говорится, что если я доберусь до Бостона, то получу полное прощение за все преступные действия, совершенные на территории государства Калифорнии...
– Да.
– Входят ли сюда преступления, о которых вам неизвестно, если они вдруг всплывут?
– Там сказано: «все преступные действия».
– Значит, договорились. Снимите эти браслеты и покажите мою машину.
Дентон вернулся на свое место и сел.
– Скажу вам еще кое-что. Если вздумаете где-нибудь по пути отстать... В общем, у других водителей есть приказ на этот случай, и они согласны его выполнить. Приказ открыть огонь. От вас и пепла не останется. Это ясно?
– Еще бы, – ответил Таннер. – Я так понимаю, что обязан оказать им ту же услугу?
– Верно.
– Отлично. Это может быть любопытно.
– Не сомневался, что вам понравится. Но перед тем как снять наручники, я хочу сказать, что я о вас думаю.
– Что ж, если вы желаете тратить время, пока там умирают люди...
– Заткнитесь! Вам на них совершенно наплевать!.. Я только хочу сказать, что, по моему мнению, вы – самое низкое существо, которое я когда-либо встречал. Вы убивали мужчин и насиловали женщин. Вас два раза осудили за торговлю наркотиками и три – за сводничество. Вы пьяница и дегенерат. Не думаю, что вы принимали ванну хоть раз со дня своего рождения. С дружками-головорезами вы терроризировали честных людей, старающихся сплотиться и встать на ноги после войны. Вы крали и грабили, не гнушаясь отнимать самое необходимое. Жаль, что вас не убили, как прочих, во время Большого Рейда. Вы – не человек. В вас нет того, что позволяет людям жить в обществе. Единственное ваше достоинство – если его можно назвать достоинством – заключается в том, что ваши рефлексы немного быстрее, мускулы немного сильнее, зрение немного лучше, чем у большинства из нас, и вы можете проехать сквозь что угодно, если через это вообще можно проехать. Если один раз вы употребите свое единственное достоинство на пользу, а не во вред... Мне это не нравится. Я бы на вас не полагался, потому что вы не из таких людей, на кого можно положиться. Я был бы рад, если бы вы сдохли, и хотя я очень хочу, чтобы кто-нибудь доехал, надеюсь, что это будете не вы. Я ненавижу вас. А теперь идем. Машина ждет.
Дентон поднялся; поднялся и Таннер, глядя на него сверху вниз и скалясь в усмешке.
– Я доеду. Если этот бостонец доехал и помер, то я доеду и останусь жить.
Они подошли к двери.
– Я желаю удачи, – процедил Дентон. – Не ради вас, конечно.
– Конечно, я понимаю.
Дентон открыл дверь.
– Освободите его. Он едет.
Старший полицейский передал обрез тому, кто угощал Таннера сигаретами, и полез в карман за ключами. Отомкнув наручники, он отступил назад и повесил их себе на пояс.
– Я пойду с вами, – сказал Дентон. – Гараж внизу.
Когда они ушли, миссис Фиск достала из сумочки четки и склонила голову. Она молилась за Бостон, она молилась за душу усопшего гонца. Она помолилась даже за Черта Таннера.
3
Они спустились вниз, и Таннер увидел три машины; и еще увидел пятерых мужчин, сидящих вдоль стены. Одного он узнал.
– Денни, – проговорил Таннер, – подойди сюда.
К нему подошел стройный светловолосый юноша, державший в правой руке шлем.
– Какого дьявола ты здесь ошиваешься? – потребовал ответа Таннер.
– Я второй водитель машины номер три.
– У тебя собственный гараж и нет никаких грязных дел за спиной. Чего ради ты согласился?
– Дентон предложил мне пятьдесят тысяч, – сказал юноша, и Таннер отвел взгляд. – Я хочу жениться, и они бы мне пригодились.
– Я считал, что тебе хватает.
– Да, но я собираюсь купить дом.
– Твоя девушка знает, что ты надумал?
– Нет.
– Послушай, у меня другого выхода нет. А ты можешь не соглашаться...
– Это уже мне решать.
– ...поэтому вот что я тебе скажу: поезжай в Пасадену, в то место, где мы играли мальчишками, – помнишь, скалы у больших деревьев?
– Конечно.
– От дерева в центре, с той стороны, где я вырезал свои инициалы, отмерь семь шагов и копай там фута четыре. Ты понял?
– Ну. А что там такое?
– Мое наследство. Найдешь стальной ящик, наверное, весь проржавевший. Внутри, в опилках, запаянная с обеих сторон труба. В ней чуть больше пяти тысяч; купюры чистые.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Потому что теперь это твои деньги, – ответил Таннер и ударил его в челюсть.
Денни упал, и он еще трижды ударил его ногой в ребра, прежде чем подоспели полицейские.
– Идиот! – закричал Дентон. – Проклятый, сумасшедший идиот!
– Угу, – ухмыльнулся Таннер. – Но мой брат не поедет по Долине Проклятий, пока я рядом и в состоянии вывести его из игры. Лучше ищите другого водителя – у Денни переломаны ребра. Или дайте мне вести самому.
– Значит, ты поведешь один, – решил Дентон. – Мы не можем больше ждать. В машине есть тонизирующие средства, не дай бог тебе заснуть. Если отстанешь, тебя сожгут. Не забывай.
– Не забуду. И вас не забуду, мистер, если когда-нибудь снова окажусь в этом городе. Не сомневайтесь.
– Тогда садись в машину номер два. Вакцина под задним сиденьем... Двигай, подонок!
Таннер сплюнул на пол и повернулся спиной к Министру транспорта. Несколько полицейских оказывали первую помощь его брату, один побежал за врачом. Пока Дентон разбивал оставшихся четырех водителей на пары, Таннер забрался в машину, завел мотор и стал ждать. В одном из отделений он нашел сигареты, закурил и откинулся на спинку сиденья.
Водители заняли места в бронированных автомобилях. Ожила рация; раздался треск, гул, шорох и, наконец, голос:
– Машина номер один – готовы!
Затем, после паузы, другой голос доложил:
– Машина номер три – готовы!
Таннер взял микрофон, вдавил кнопку сбоку и произнес:
– Готов.
– Пошли!
Машины поднялись по наклонной плоскости, проехали через откатившиеся в сторону стальные двери и вступили в ураган.
4
Это был кошмар – выбраться из Лос-Анджелеса и доехать до шоссе 91. Вода низвергалась потоками, и камни с футбольный мяч колотили в броню автомобилей. Таннер закурил и включил специальные фары. В инфракрасных лучах он продирался через свирепствующую ночь.
Рация трещала, и много раз ему чудились далекие голоса, но ни разу он не мог разобрать слов.
Машины двигались по шоссе, а когда то кончилось, и шины натужно завздыхали по исковерканной земле, Таннер вышел вперед, а остальные послушно пристроились сзади. Он знал дорогу; они – нет.
Он выбрал старый путь контрабандистов, по которому обычно провозил сласти мормонам. Возможно, кроме него не осталось в живых людей, знавших этот путь.
Начали срываться молнии, и не по одной, а целыми стенами. Машина была изолирована, однако вскоре волосы у него на голове встали дыбом. Один раз вроде бы показалось гигантское чудовище Хила, но Таннер не был уверен и даже не повернулся к пульту управления огнем. Судя по задним экранам, один из автомобилей выпустил ракету, но радиосвязь была потеряна, как только они выехали из гаража.
Навстречу несся разбивающийся о машину поток воды. В небе громыхала артиллерийская канонада. Прямо впереди упал булыжник размером с могильную плиту, и Таннер резко крутанул руль, объезжая его. С севера на юг небеса прорезали яркие багровые вспышки. В их свете он различал множество черных полос, скользящих с запада на восток.
Таннер объехал очаг радиации, не ослабевшей за те четыре года, что он здесь не был. У места, где песок сплавился в стеклянное озеро, Таннер сбавил скорость, остерегаясь скрытых расселин.
Еще трижды на них обрушивались лавины камней, прежде чем небеса раскололись и впустили яркий голубой свет. Темные шторы откатились назад, громыхание затихло. На севере сохранилось бледно-лиловое свечение, и зеленое солнце нырнуло за горизонт.
Таннер вырубил инфра-прожекторы, стянул очки и включил обычные ночные фары.
Что-то большое, похожее на гигантскую летучую мышь, промелькнуло в коридоре света. Через пять минут оно показалось снова, на этот раз гораздо ближе, и Таннер выпустил осветительную ракету. Обрисовалась черная туша футов сорока в поперечнике. Таннер дал две очереди из пулемета, туша провалилась и больше не появлялась.
Для всех людей здесь уже была Долина Проклятий; для Черта Таннера это все еще была автостоянка. Таннер проходил здесь тридцать два раза. Лично для него Долина Проклятий начиналась с того места, которое раньше называлось Колорадо.
Он шел впереди, а они следовали сзади, и ночь вокруг размывалась, как наждак.
Самолеты давно не летали. Ни один аппарат не мог подняться выше двухсот футов – туда, где начинались ветры. Свирепые ветры, опоясывающие земной шар, срывающие вершины гор, гигантские секвойи, развалины зданий; зашвыривающие птиц, летучих мышей и насекомых в мертвую зону; ветры, пронизывающие небеса черными полосами мусора. Эти полосы иногда встречались, сталкивались, сливались, обрушивая на землю тонны месива всякий раз, когда масса их оказывалась слишком большой. Воздушное сообщение абсолютно исключалось, ибо ветры повсюду и никогда не утихали. По крайней мере, на 25-летней памяти Черта Таннера.
Таннер упорно двигался вперед, под углом к заходящему зеленому солнцу. Продолжала падать пыль, небо стало фиолетовым; потом опять багровым, и наступила ночь. И где-то высоко над всем этим чуть заметными пятнышками света замерцали звезды. Через некоторое время поднялась луна, и в сиянии ее полуобрезанного лика ночь была цвета красного вина перед тусклой свечой.
Таннер вытащил сигарету, закурил и стал ругаться – медленно, тихо и бесстрастно.
Они прокладывали путь сквозь нагромождения камней, стали, обломков машин.
Перед Таннером возникло отливающее зеленью туловище с мусорный бак в поперечнике, и он остановил машину. Змея была не менее ста двадцати футов длиной, и только когда вся она проползла, Таннер снял ногу с тормоза и плавно нажал на педаль газа.
Глядя на левосторонний экран, ему показалось, что он видит два огромных светящихся глаза. Одна его рука легла на пульт управления огнем, и Таннер не убрал ее, пока не проехал несколько миль.
Окон в автомобиле не было – только экраны, дающие обзор во всех направлениях, включая небо наверху и землю под машиной. Автомобиль, тридцати двух футов в длину, защищавший водителя от радиации, двигался на восьми колесах с армированными покрышками. Он был оборудован десятью пулеметами пятидесятого калибра и четырьмя гранатометами и, кроме того, нес тридцать бронебойных ракет, которые можно пускать прямо вперед или под углом возвышения до 40 градусов. Со всех четырех сторон и на крыше стояло по пулемету. Как бритва острые «крылья» из закаленной стали – размахом в двенадцать футов, восемнадцати дюймов шириной у основания и сужающиеся в точку – выдвигались из корпуса на высоте двух с половиной футов и, словно ножи, могли рассечь что угодно. Машина была бронирована, оборудована установкой кондиционирования воздуха, несла запасы пищи и санитарные удобства. На левой дверце был укреплен длинноствольный «магнум». Пистолет-автомат сорок пятого калибра и шесть ручных гранат занимали полку над головой водителя.
Но Таннер сохранил и собственное оружие – длинный тонкий кинжал в правом ботинке...
Они находились на территории района, когда-то называемого штатом Невада.
Таннер стянул перчатки и вытер ладони о штаны. Пронзенное сердце, вытатуированное на правой руке, светилось красным в огнях приборной доски. Проходящий сквозь сердце нож отливал синим, и тем же цветом на четырех пальцах, начиная от основания мизинца, по букве на каждом суставе было наколото имя.
Таннер открыл и перерыл два ближайших отделения, но сигар не нашел. Он бросил окурок на пол, раздавил и достал другую сигарету.
На экране переднего обзора показались заросли, и Таннер сбросил скорость. Он попытался выйти на связь, но радио доносило лишь треск статических помех. Он опять сбавил скорость, всмотрелся вперед и вверх, остановился, включил фары на полную яркость и задумался.
Перед ним стояла плотная стена колючего кустарника, высотой до двенадцати футов. Стена тянулась налево и направо, и конца ей не было видно. Насколько она прочная и глубокая, он сказать не мог. Пару лет назад ее не было.
Две другие машины остановились сзади и притушили огни.
Таннер медленно подъехал вплотную к зарослям и включил фронтальный огнемет. Длинный язык пламени рванулся вперед, облизывая кустарник. Он выключил огнемет, подождал и включил снова.
Огонь яростно полез наверх, растекаясь по сторонам. Таннер подал назад и уменьшил яркость экранов. Пожар неистовствовал, расширяясь на сто футов, двести, триста... Перед Таннером в обе стороны текла река огня, и ночь озарилась взметающимися языками пламени.