— Вроде бы.
— Мне надо перебраться на север, — сказал он ей. — Ты — надежный товарищ, так я запомнил.
Удастся ли мне?
— Конечно. Отправляйся в свой бокс, а я прикрою тебя.
Билли вошел в бокс, положил в карман свой стрип и нажал кнопку «транс».
Он вышел на углу шумной жилой комнаты. Джимми Желтое Облако встал с кресла перед экраном, чтобы пожать ему руку. Это был маленький широкоплечий пузан.
— Хостин Зингер, — сказал он, — выпьешь с нами чашечку кофе?
— Не откажусь, — ответил Билли.
Напившись кофе, Джимми заметил:
— Ты говорил, что хочешь попасть в каньон?
— Да.
— Спускался в него?
— Собираюсь спуститься.
— Началось весеннее половодье.
— Я знаю.
— Отвратительное ружье, можно взглянуть на него?
— Пожалуйста.
— Эге, лазер! Ты можешь пробить еще одну дыру в Скале-окне этой штуковиной. Это старая марка, ведь так?
— Около восьмидесяти лет, не больше.
Он повертел ружье в руках:
— Иногда охотишься?
— В некотором роде.
Они немного помолчали, потом:
— Я переправлю тебя вверх, как ты хочешь, в дальний конец, — сказал Джимми.
— Спасибо.
Джимми глотнул кофе.
— Долго пробудешь внизу? — спросил он.
— Трудно сказать.
— Мы долго не увидимся.
— Будете меня вспоминать.
Джимми улыбнулся:
— Тебе стоило бы жениться на сестре моей жены и перебраться сюда.
— Она симпатичная? — поинтересовался Билли.
— Будь уверен. Кроме того, прекрасно готовит.
— Я ее знаю?
— Не думаю. Мы можем увидеть индейские танцы.
Откуда-то с севера донеслось, что пошел дождь.
— Дождь идет сюда, — сказал Джимми. — Не хочешь переждать?
Билли откашлялся:
— Может, он зарядил на несколько дней. Вы разоритесь, если придется кормить меня.
— Можем поиграть в карты. Неплохое занятие для бродяг в это время года.
Билли допил кофе.
— Сможешь научиться делать браслеты, кольца и ожерелья.
— Мои руки просто не способны на это.
Джимми поставил свою чашку:
— Ничего не поделаешь. Пойду сменю одежду и в путь. Я возьму заряженную винтовку с оптическим прицелом. Бьет слонов наповал.
Билли разглядывал рисунок на скатерти.
— На это не будет времени, — проговорил он.
— Ну, ладно. Лучше будет, если мы пойдем.
— Конечно.
Он велел Джимми оставить его на севере возвышенности выше того района, где находился разрушенный дом Антилопы. Прибыв на место, он решил отправиться на восток. Но пройдя немного, спустился на несколько миль к западу. Джимми просил взять его с собой, но это было ни к чему. Он пошел от места, где Черная гряда каньона отделялась от самого каньона дель Муэрто. Билли хотел пройти эту часть пешком и тем запутать следы. Если ему удастся это слишком легко, то это насторожит Кота.
Глянув вниз, в извилистый каньон, он увидел широкую темную ленту блестевшей воды, стекающую вниз, как он и предполагал. Она была не так глубока, как он видел в прежние времена, бурлящая по сезону: то оранжево-розовая, то серая, бьющаяся о камни, похожие на обелиски, спадающая неровными струями, бьющаяся о валуны, несущая грязь и минералы, образующая карманы зыбучих песков выше дна каньона. Несколько сотен людей строят там свои дома в теплые месяцы, но зимой уходят. И сейчас там не должно быть никого.
Шел мелкий дождик, скалы были скользкие. Билли выбрал более безопасный спуск, потом свернул налево.
Он направился к выбранному участку, с которым был лучше знаком. Да. Надо сделать так. Он проверил поклажу и начал спускаться.
Дорога вела вниз к высокой плотной насыпи, спускавшейся к основанию стены.
Пройдя часть пути, он привел в порядок свою ношу, подсушив ее, посматривая по сторонам и назад на петроглиф антилопы в полную величину. Там были и другие четвероногие, индюки, фигуры людей, концентрические круги, некоторые из которых переходили на четырехэтажные уровни большого разрушенного строения напротив основания скалы. Его народ никогда не был там. Они вернулись в Великий Индейский период в 14-20 веках — из старой Анасази. Билли шел вниз по спирали; неожиданно идти стало легче. Здесь отвес скалы защищал его от дождя.
Спустившись, он повернул на восток; на склоне росли чахлая трава и карликовые деревья, справа плескалась вода. Билли не маскируясь, упорно шагал к намеченной цели. Через поток у основания противоположного утеса стояли развалины бухты Битв — маленькая каменная кладка с белыми, красными, желтыми и зелеными петроглифами. И это также возвращало к Великим Индейским дням. Мальчиком он боялся таких мест, страшась мести духов Старого Ничто. По другой стороне он, вероятно, рискнет пройти там, решил он.
Зазубренная пляшущая молния где-то на востоке — Икме'екиа. Раздался глухой раскат грома. Билли чувствовал, что Кот, вероятно, сейчас в Аризоне, читает в его мыслях о монументальном каньоне Челли, ветви каньона Муэрто. Спрятанный трип-бокс у вигвама Птицы-грома находится в хорошем тайнике. Несомненно, Кот доберется до Челли, но на это уйдет много времени, даже если он выбрался несколько часов назад.
Хорошо. До Черного Скалистого каньона недалеко.
След ветра на кончиках моих пальцев, Знак того, что я смертен.
След дождя на моей руке, Знак из ожидающего меня мира.
Песня, непрошенно зазвучавшая во мне, Знак моей любви.
Свет с площади, где его верховая лошадь танцевала перед Безумным конем.
Знак другого мира, Где молнии гуляют, машины разговаривают и ничего необычного в этом нет.
Мы хотим встретиться на старом месте.
Задрожит земля. Опьянеют камни.
Существа лишаться теней.
Тени станут реальны, Как ветер и дождь, песня и свет; Там в старом месте.
Женщина-паук заберется на вашу скалу, Я поздороваюсь с вами, Но пойду другой дорогой.
Только глупец погонится за навахо В Каньон Смерти.
Только глупец отправится туда, когда воды разливаются.
Я собираюсь на старое место.
Он — тот, кто должен идти туда также.
Знак ветра, дождь, поет песни, свет со мной, на меня, во мне, вокруг меня.
Хорошо поглупеть, когда время справедливо.
Я — сын Солнца И Изменяющейся женщины.
Я иду на старое место.
Ией-йа!
Когда Кот вышел из трип-бокса в Чинее, он был в черном плаще, очках и опущенной на самые глаза шляпе. Станция была пустой, хотя он видел своим инфракрасным глазом и знал по свежим запахам, что пару минут назад в дверях стояли два человека. Он прошел и выглянул наружу. Да. Мужчина и женщина уходили. Вероятно, они встретились здесь и поговорили перед тем, как уйти. Он посмотрел, как они пересекли улицу и вошли в кафе. Его мысли напомнили ему, что уже много часов его злость накапливалась. Его глаз мог много увидеть в карте на соседней стене. Он сейчас лучше запомнил все обозначения на ней, обратил внимание на особенности своих маршрутов и понял, что уже знает их. Когда он уловил смысл своих ощущений, его гнев получил определенную направленность.
Кот ушел со станции. Небо было затянуто тучами и, казалось, что их становится больше. Он чувствовал влажность и ионизацию в воздухе.
Кот пошел по улице. Три человека вышли из-за угла и уставились на него.
— Инопланетянин. Чудной. Очень чудной, — читал он. — И идет как-то смешно… — Воображение. Детские страхи. Старые сказки. Подобное происходило в сознании Билли.
Многие люди проходили, не обращая внимания, но некоторые были очень любопытны.
Он выбрал. Его рассеянные страхи и старые предчувствия:
— Побег! Человек-волк, меняющий форму!
Пожирающий трупы! Я остановлю гниение их тел, вдув прах трупов в ваши легкие. Волк лишится шкуры. Я настигну и разорву тебя!
Люди за его спиной торопливо скрывались в открытом магазине. Те, кто и останавливались перед ним, моментально переходили на другую сторону. Развлекаясь, он разбрасывал мысли даже после того, как все разбежались. Дорога была расчищена. Люди, начавшие выходить из домов, останавливались, потом заворачивали обратно, будто что-то забыли; в них оживали все их детские сказки-страхи. Пусть лучше будет так, чем излишняя беспричинная храбрость.
Но они настоящие, размышлял он. Это я меняю облик и могу расправиться с каждым из вас. Я восстал из ваших кошмарных легенд…
Кот направился к Оврагу Чинл за ускользающей мыслью, завернул за угол и дальше за ней.
Глупо. Сейчас никого не видно. Не стоит беспокоиться, решил он.
Растягиваясь и сжимаясь, он наклонился вперед, и скоро побежал по улице. Не далеко, не очень далеко. Дорога вела на север. Город остался позади. Он сошел с дороги и побежал рядом, пробегая через села. Лучше. Сейчас, скоро. Да. Склон. Деревья и сухая трава. Слабый свет. Позднее глухой гром на востоке.
Вниз, вниз, на бесплодный песок и влажную от дождя землю, деревьям без вершин и полузасыпанным камням. Быстро, достаточно быстро бежит и…
Он остановился. В голове примитивное ощущение, что заблудился. Автоматически Кот чувствовал веяние прогресса. Голод давал о себе знать в этом прелестном уголке, спасающем от сырости. Сейчас медленнее, до следующего поворота…
Он снова остановился, когда увидел собаку — тощего, черного пса, спящего на куче галек. Что будет, если он растворит их…
Кот прыгнул вперед. Собака даже не подняла голову, пока он не прыгнул третий раз, но было уже поздно. Она негромко гавкнула перед тем, как на нее обрушился удар, потом Кот левой лапой перебил ей хребет. Он поднял морду над разорванной собакой и повертел головой, чтобы осмотреть окрестности своим фасеточным глазом. Ничего. Ничто не шевелится, только шумит ветер. Еще… Почувствовал, будто кто-то наблюдает за ним. Но нет.
Кот стал обгладывать кости, кроша, размалывая и глотая вместе с песком. Ничего нет приятнее хруста костей, это лучше синтетических трубок, которые давали ему в Институте. Гораздо лучше. Мысленно он снова перебрался на сухую равнину, ничего не боясь, но…
Что? Снова! Он встряхнулся и посмотрел на горизонт. Там ничего не было, но что-то беспокоило его.
Он встал на четвереньки, выплюнул кусок и, оскалив клыки, прислушиваясь, ждал. Что могло быть страшного? Ничего неизвестного для него на этой планете не было. Но чувствовалась какая-то угроза, которую он не мог понять. Даже когда он встречался с крелем очень давно, то знал, где он стоит. Сейчас, хотя…
Кот мысленно послал вперед волну, парализующую чувства, и стал ждать. Ничего. И никаких признаков, что она на кого-то подействовала. Может это просто плод воображения?
Время толстой паутиной обволакивало его. За его правым плечом в небе что-то сверкнуло.
Постепенно напряжение ослабевало. Ушло. За его правым плечом… Странно, очень странно. Могло быть что-то вокруг этого места?
Кот закончил есть, снова вспомнив о днях охоты на равнинах его собственной планеты, где только одно существо вызывало в нем смятение…
Удар.
Походило на валун, свалившийся ниоткуда. Он подтянул ноги и прыгнул туда, откуда и шел этот звук, откинув назад голову, резкое шипение вырвалось из его глотки. Через какой-то миг перед глазами у него все поплыло, а голову заволокло туманом. Мозг его был спеленут. Он немного это понимал.
Среди его способов борьбы всегда была предварительная психическая атака на противника. Он владел этим оружием.
Кот не мог объяснить, что творится в его голове, но он обрушил на это всю силу своей ненависти, горя желанием выпутаться. Потом это прошло.
Кот упал на останки собаки, оскалив зубы. Где был второй? Когда он нападет? Кот сосредоточил все мысли на этой зоне и ждал. Но ничего не было.
Прошло много времени, пока напряжение снова спало. Ничего не произошло. Что это было? Это не было его собственным внушением и не было сражением противников, как ему показалось. Его беспокоило, что здесь есть что-то непонятное ему. Кот повернулся и отправился на север.
Мерси Спендер и Чарльз Фишер сидели по обе стороны, чтобы подхватить Уолтера Сэндса, когда он падал вперед.
— Быстро кладите его на стол! — скомандовала Элизабет.
— Он потерял сознание, — сказал Фишер. — Мне кажется надо ниже опустить голову.
— Послушайте сердце! Когда я была рядом с ним, то почувствовала, что оно останавливается. Они положили его на стол и стали слушать его сердце, но оно не билось. Мерси принялась за массаж груди.
— Ты знаешь, как это делается? — спросил Айронбэр.
— Да. Мне однажды это помогло, — проговорила она. — Я вспомнила, как это делается. Пошлите кого-нибудь за помощью.
Элизабет подошла к селектору.
— Я не знал, что у него больное сердце, — проговорил Фишер.
— Не думаю, что он когда-нибудь болел, — заметил Мансин, — или мы просто недостаточно знали друг друга.
Плохо пренебрегать чужим мнением, ведь мы не соглашались с Айронбэром, когда он нам об этом говорил.
— Это не его вина, — сказала Мерси, продолжая массаж.
— Согласен, — проговорил Фишер. — Нужно время, чтобы это понять. А мы кое-чему и научились…
Элизабет поймала Теддерса. Все замолчали, слушая ее рассказ.
— Только что… Только что, — сказал Фишер, — он был с нами.
— Кажется, что он все еще здесь, — подтвердил Мансин.
— Мы пытались настичь Зингера, — сказала Элизабет, проходя по комнате и садясь.
— Трудное положение… Что мы можем сказать ему? — спросил Фишер.
— Все, что знаем, — ответил Айронбэр.
— Кто может знать, какой облик существо примет, и что творится в его мозгу? — задала вопрос Мерси. — Может быть, лучше все предусмотреть, как предлагает Мансин.
— Может, нам за это взяться вдвоем, — предложила Элизабет. — Но если не попытаемся помочь Зингеру, тогда атака Уолтера была напрасной.
— Я с тобой, — заявила Мерси. — Мы должны справиться.
— Скорей бы кто-нибудь появился из медицинского трипа. Я устала.
— Я помогу, — решил Фишер. — Покажи, как ты делаешь.
— Я тоже поучусь, — придвинулся Мансин. — Я пока слабо чувствую его присутствие. И, может это добрый знак.
Снизу, где восстанавливали разрушенную стену, слышался стук молотка.
Он прошел по воде, выше маленького водопада, зная, что дно относительно твердое. Потом пошел вдоль южного склона по четкому следу, вошел в каньон Черной Скалы и шел еще с полмили. Дождь упорно поливал его, в вышине пел ветер. Он увидел группу утесов, отходящую от северной гряды, соскальзывающую на дно каньона в самый поток.
Осмотрев нагромождение бревен у берега, он составил план. Затем подошел к краю воды и направился по длинной каменистой отмели, где его следы вскоре затерялись. Потом пошел задом наперед, стараясь ступать в свои следы, пока снова не очутился на берегу. Опять вошел в воду, палкой пробуя места сыпучего песка, и отправился назад к устью каньона.
Дойдя до него, он перешел главный поток и вышел на северный берег, повернул направо и дальше пошел по каньону дель Муэрто к Старой Коровьей развалине, запутывая свои следы, проходя следующие полмили. Ему нравилось чувствовать, что он совершенно один в этом гигантском ущелье. Поток воды здесь был шире и глубже. Вспомнилась история, слышанная им в детстве, история, пролетевшая через время и страхи. Кто был тот старик певец? Вверх, вокруг Кейенти, возврат в 1920 год…
Старика поразила молния, он умер. Но через несколько дней он воскрес, принеся от богов весть, что мир будет затоплен. Это не распространялось на людей, переживших удар молнии; он тоже удостоился особого внимания. Люди, поверив ему, побежали со своими стадами к Черной Скале. Но вода не пришла, кукурузные поля без полива высохли, посевы погибли от летнего зноя. Шаман за это не поплатился.
Билли хихикнул. Как это Желтое Облако называл его?
— «Эзетлин» — «врачеватель».
Мы не всегда надежны, думал он, склонны к гневу и заблуждению, как и все. Врачеватель лечит себя сам.
Он миновал «холм желаний» — образование из валунов и можжевельника, остановился, вернулся и положил еще один камень. Почему нет? Он был там.
Скоро он вышел к Старой Коровьей развалине, одной из самых больших в каньонах. Она была напротив северной стены за гигантским выступом. Ее останки покрывали площадь больше, чем четыреста футов в длину, были раскиданы среди громоздких валунов. Вернемся к Великому Индейскому селению, состоящему из трех кив со множеством комнат. Были там также и бревенчатые и земляные склады, закрома навахо, расписанные выходцами из Анасази. Билли подошел ближе, чтобы еще раз посмотреть на белые, желтые, черные изображения людей с поднятыми руками, стрелков из лука, круги, круги, много кругов и животных… Высоко над выступом слева от него было одно замечательное навахское творение, самое интересное для него. Высокие, закутанные в плащи, в шляпах испанцы с ружьями, двое из них стреляют в индейцев. Это были солдаты лейтенанта Энтони Нарбони, сражавшиеся с навахами в 1805 году. Внизу у основания скалы, были всадники и кавалеристы
— американцы 1860 года. Когда он смотрел на них, казалось, что они живые.
Билли протер глаза. Они действительно двигались. Казалось, что он слышит ружейные выстрелы. Фигуры были трехпространственные, живые, скакали по пескам…
— Всегда против нас, не так ли? — обратился он к ним и ко всему миру.
Билли слышал проклятия на испанском. А взглянув на другую фигуру, он услышал голос кавалерийской трубы. Огромные каменные стены, казалось, исчезают над ним, и тихо надвигается вода. Ему виделся сейчас совершенно другой ландшафт — мрачный, бесплодный и ужасно сверкающий. Он поднял глаза к солнцу, призрачно светившему сверху.
Его двойник стоял рядом, удивляясь, как такое возможно; второй был просто поглощен зрелищем.
Казалось, слышится барабанный бой и видны всадники в чужой пустыни. Темп постоянно увеличивался. Потом, когда скачка стала бешеной, пески вздымались перед предводителями всадников, большая треугольная полупрозрачная форма вдруг поднялась перед ним, прыгнув и окутав лошадь и всадника скользкими перепончатыми крыльями. Некоторые всадники были подброшены вверх, потом рухнули на других и утянули их вниз, в селение, напоминая бьющиеся груды, похожие на камни на бесплодном ландшафте.
Даже кавалеристы, увидев такое, взмахнули саблями; затрубили трубы, загремели барабаны.
Конечно.
На что рассчитывать, когда один на один схватился с Крелем. Он быстро выкинул из головы все, что возвращало его в институт. Два вызова: он решил, что они опасны для него. Этот мир Кота — пародия на очень злобных существ…
Кот. Речь дьявола… Кот пересек равнину — воплощение меняющейся силы…
Снова из песчаного вихря встал Крель…
Кот отступил, вырастая и вытягиваясь, нанося сокрушительный удар. Они пошли вместе, и Кот, борясь, оттащил его.
Барабанный бой, и сцена исчезла. Билли смотрел на антропоморфные фигуры: лошадей и Большую Старую Корову. За своей спиной он слышал плеск воды.
Зная странные события многих лет, он всегда чувствовал, какая мощь обитает в старых местах. Как-то это и ободряло по-своему, он считал это добрым предзнаменованием. Билли запел короткий псалом, благодаря за видение, и повернулся, чтобы идти дальше.
Тени сгущались, скалистые стены сейчас казались выше, и через какое-то время ему показалось, что он видит их сквозь радужный туман.
Вернулся назад. Одна его половина пока жила отдельно, казалась маленькой и очень далекой. Его жизнь между детством и сегодняшним днем была мерцающим сном, и он не заметил всего происшедшего. Билли принялся называть давно забытые имена. С правой стороны надвигался ливень; его пока прикрывала стена каньона. Вспышка молнии осветила красноватую тропу перед ними.
— Крель! Крель! — не зная зачем, напевал он, продолжая идти. Освободил Кота, чтобы убить стрэджианку, найти Креля, чтобы убить Кота… Что потом? — Он хмыкнул.
Нет объяснения случайно виденному. Его память играла с окружающими скалами. У индейцев прерий было много культовых ритуалов, больше, чем у жителей Скал, чем у его народа. Сейчас казалось, что можно слегка прикоснуться к ним. Кто был тот, философ белликанов, который ему нравился? Спиноза? Да. Все живы, все связаны внутри и снаружи.
Очень индейское.
— Хах'ла'тзе'кис! — звал он, а эхо возвращалось обратно.
Зигзаг молнии танцевал над высоким скалистым краем, и когда исчезла вечерняя заря, Билли увидел, что наступила ночь. Он прибавил шаг, понимая, что будет лучше, если он доберется до каньона Челли до того, как мир окутает черная ночь.
Земля под его ногами постепенно уступала место болоту. Он пошел, пробуя дорогу палкой. Билли почистил башмаки и тронулся дальше. Он пробежал по обломку скалы, ощущая ее влажное спокойствие и шероховатость. Потом лизнул палец и снова всмотрелся в мрак.
Минуты бежали, как темные приливы между камней, когда он шагал, в мозгу вспыхивали неясные воспоминания общественных, расовых и личных событий.
Они казались выплывают к нему из вторгшейся темноты, своими носами взрезая видимые ему линии. Это была Скала-Корабль в миниатюре, появившаяся на поверхности. Когда он покачнулся, она выросла и заполнила его воображение…
Его неодолимо тянуло к прошлому. Снова небо над ним было голубым стеклом. Дул резкий и холодный ветер; скалы шероховаты и ноги вязнут в грязи. Скоро наступит время, когда силы иссякнут.
…Они приблизились к близлежащей вертикальной вершине.
Он, оглядываясь на нее, упрямо лез вверх; она раскраснелась. Она была хорошей альпинисткой, очень опытной. Но это восхождение было особым, запретная проба…
Он заскрежетал зубами, пробормотав, что он дурак. Они взбирались на тзе'би'дахи — крылатую скалу. Белые люди называли ее Скала-Корабль. Ее высота семь тысяч сто семьдесят восемь футов, на нее взбирались только один раз, приблизительно двести лет назад, многие погибли, пытаясь взобраться на нее.
Это было священное место, и сейчас восхождения на нее запрещались.
Доре нравилось скалолазание, правда она никогда не советовала это другим, но с ним пошла. Да, это была его идея, не ее.
В памяти он восстановил их малюсенькие фигурки на поверхности, подтягивающиеся все выше. Его идея. Скажите, зачем? Скажи Хостин хоган — бог ночи, зачем? Так, чтобы он мог засмеяться и пойти, чтобы черный ветер с севера дул на него.
Зачем?
Ему хотелось доказать ей, что он не боится людского табу, что лучше, умнее, опытнее других людей. Хотел показать, что не верит в духов, что свободен от предрассудков, что выше этого, что смеется над ними. Ему только позднее пришло в голову, что не стоило это говорить ей, что тени страха только для него, что его действия бессмысленны, ненаучны, наиграны. Но она-то была нужна ему, была веянием новой жизни в новое суровое время и…
Услышав ее крик, он моментально оглянулся и протянул руку. Их пальцы разделяло не более восьми дюймов. И потом она сорвалась. Пораженный он смотрел на нее.
Полуослепший от слез, он проклял горы, богов, себя. Все было кончено. Он все потерял, стал ничем.
Билли снова прошептал проклятие, глазами внимательно обшарив местность, он мог поклясться, что секунду назад здесь был койот, щелкнувший хвостом и захохотавший, потом он исчез во мраке. Ему вспомнились куплеты ритуального костра древнего пути Койотов:
Я пойду в места, где черные облака нависают надо мной, Я пойду туда, где дождь хлынет на меня, Я пойду туда, где молния сверкнет надо мной.
Я пойду в места, где черный туман сгустился надо мной, Я пойду туда, где играют радуги и гремят громы, Я буду гулять по росе и пыльце.
Они будут на моих подошвах, выше облепят мои ноги…
Когда он дошел до места, где, как он думал, он видел койота, он быстро осмотрелся в тусклом свете, и ему показалось, что он видит отпечатки лап.
Не важно, хотя это что-то означает. Но что именно, он не мог сказать.
Он вошел в воду…
На тропу за горами.
Заклинание готово.
…Это его вода, вода белого койота.
Заклинание готово.
Пройдя Вишневый каньон, Билли был уверен, что Кот идет по его следу. Он допускал это. Это было предопределено судьбой, если не Кот за его спиной, то все равно кто-нибудь другой. События сейчас разворачивались по разному. Мир ускользал из поля зрения.
Темно, темно. Но его глаза привыкли к необычным очертаниям. Он мог пройти пещеру Голубого Быка. Шел дальше, рассматривая свои возможности. Шел не отдыхая. Он изобрел другой ложный путь к каньону Двойного Следа. Проходя, маскировал свой проход. Шел все дальше. Вошел в воду.
Проходи за мной, Кот. Спокойный отрезок кончился. Слабые вспышки. Ветер и вода заглатывают гром. Билли хохочет, его лицо мокрое.
Черное заклинание поднимает меня своей рукой…
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
— Мне надо перебраться на север, — сказал он ей. — Ты — надежный товарищ, так я запомнил.
Удастся ли мне?
— Конечно. Отправляйся в свой бокс, а я прикрою тебя.
Билли вошел в бокс, положил в карман свой стрип и нажал кнопку «транс».
Он вышел на углу шумной жилой комнаты. Джимми Желтое Облако встал с кресла перед экраном, чтобы пожать ему руку. Это был маленький широкоплечий пузан.
— Хостин Зингер, — сказал он, — выпьешь с нами чашечку кофе?
— Не откажусь, — ответил Билли.
Напившись кофе, Джимми заметил:
— Ты говорил, что хочешь попасть в каньон?
— Да.
— Спускался в него?
— Собираюсь спуститься.
— Началось весеннее половодье.
— Я знаю.
— Отвратительное ружье, можно взглянуть на него?
— Пожалуйста.
— Эге, лазер! Ты можешь пробить еще одну дыру в Скале-окне этой штуковиной. Это старая марка, ведь так?
— Около восьмидесяти лет, не больше.
Он повертел ружье в руках:
— Иногда охотишься?
— В некотором роде.
Они немного помолчали, потом:
— Я переправлю тебя вверх, как ты хочешь, в дальний конец, — сказал Джимми.
— Спасибо.
Джимми глотнул кофе.
— Долго пробудешь внизу? — спросил он.
— Трудно сказать.
— Мы долго не увидимся.
— Будете меня вспоминать.
Джимми улыбнулся:
— Тебе стоило бы жениться на сестре моей жены и перебраться сюда.
— Она симпатичная? — поинтересовался Билли.
— Будь уверен. Кроме того, прекрасно готовит.
— Я ее знаю?
— Не думаю. Мы можем увидеть индейские танцы.
Откуда-то с севера донеслось, что пошел дождь.
— Дождь идет сюда, — сказал Джимми. — Не хочешь переждать?
Билли откашлялся:
— Может, он зарядил на несколько дней. Вы разоритесь, если придется кормить меня.
— Можем поиграть в карты. Неплохое занятие для бродяг в это время года.
Билли допил кофе.
— Сможешь научиться делать браслеты, кольца и ожерелья.
— Мои руки просто не способны на это.
Джимми поставил свою чашку:
— Ничего не поделаешь. Пойду сменю одежду и в путь. Я возьму заряженную винтовку с оптическим прицелом. Бьет слонов наповал.
Билли разглядывал рисунок на скатерти.
— На это не будет времени, — проговорил он.
— Ну, ладно. Лучше будет, если мы пойдем.
— Конечно.
Он велел Джимми оставить его на севере возвышенности выше того района, где находился разрушенный дом Антилопы. Прибыв на место, он решил отправиться на восток. Но пройдя немного, спустился на несколько миль к западу. Джимми просил взять его с собой, но это было ни к чему. Он пошел от места, где Черная гряда каньона отделялась от самого каньона дель Муэрто. Билли хотел пройти эту часть пешком и тем запутать следы. Если ему удастся это слишком легко, то это насторожит Кота.
Глянув вниз, в извилистый каньон, он увидел широкую темную ленту блестевшей воды, стекающую вниз, как он и предполагал. Она была не так глубока, как он видел в прежние времена, бурлящая по сезону: то оранжево-розовая, то серая, бьющаяся о камни, похожие на обелиски, спадающая неровными струями, бьющаяся о валуны, несущая грязь и минералы, образующая карманы зыбучих песков выше дна каньона. Несколько сотен людей строят там свои дома в теплые месяцы, но зимой уходят. И сейчас там не должно быть никого.
Шел мелкий дождик, скалы были скользкие. Билли выбрал более безопасный спуск, потом свернул налево.
Он направился к выбранному участку, с которым был лучше знаком. Да. Надо сделать так. Он проверил поклажу и начал спускаться.
Дорога вела вниз к высокой плотной насыпи, спускавшейся к основанию стены.
Пройдя часть пути, он привел в порядок свою ношу, подсушив ее, посматривая по сторонам и назад на петроглиф антилопы в полную величину. Там были и другие четвероногие, индюки, фигуры людей, концентрические круги, некоторые из которых переходили на четырехэтажные уровни большого разрушенного строения напротив основания скалы. Его народ никогда не был там. Они вернулись в Великий Индейский период в 14-20 веках — из старой Анасази. Билли шел вниз по спирали; неожиданно идти стало легче. Здесь отвес скалы защищал его от дождя.
Спустившись, он повернул на восток; на склоне росли чахлая трава и карликовые деревья, справа плескалась вода. Билли не маскируясь, упорно шагал к намеченной цели. Через поток у основания противоположного утеса стояли развалины бухты Битв — маленькая каменная кладка с белыми, красными, желтыми и зелеными петроглифами. И это также возвращало к Великим Индейским дням. Мальчиком он боялся таких мест, страшась мести духов Старого Ничто. По другой стороне он, вероятно, рискнет пройти там, решил он.
Зазубренная пляшущая молния где-то на востоке — Икме'екиа. Раздался глухой раскат грома. Билли чувствовал, что Кот, вероятно, сейчас в Аризоне, читает в его мыслях о монументальном каньоне Челли, ветви каньона Муэрто. Спрятанный трип-бокс у вигвама Птицы-грома находится в хорошем тайнике. Несомненно, Кот доберется до Челли, но на это уйдет много времени, даже если он выбрался несколько часов назад.
Хорошо. До Черного Скалистого каньона недалеко.
След ветра на кончиках моих пальцев, Знак того, что я смертен.
След дождя на моей руке, Знак из ожидающего меня мира.
Песня, непрошенно зазвучавшая во мне, Знак моей любви.
Свет с площади, где его верховая лошадь танцевала перед Безумным конем.
Знак другого мира, Где молнии гуляют, машины разговаривают и ничего необычного в этом нет.
Мы хотим встретиться на старом месте.
Задрожит земля. Опьянеют камни.
Существа лишаться теней.
Тени станут реальны, Как ветер и дождь, песня и свет; Там в старом месте.
Женщина-паук заберется на вашу скалу, Я поздороваюсь с вами, Но пойду другой дорогой.
Только глупец погонится за навахо В Каньон Смерти.
Только глупец отправится туда, когда воды разливаются.
Я собираюсь на старое место.
Он — тот, кто должен идти туда также.
Знак ветра, дождь, поет песни, свет со мной, на меня, во мне, вокруг меня.
Хорошо поглупеть, когда время справедливо.
Я — сын Солнца И Изменяющейся женщины.
Я иду на старое место.
Ией-йа!
Когда Кот вышел из трип-бокса в Чинее, он был в черном плаще, очках и опущенной на самые глаза шляпе. Станция была пустой, хотя он видел своим инфракрасным глазом и знал по свежим запахам, что пару минут назад в дверях стояли два человека. Он прошел и выглянул наружу. Да. Мужчина и женщина уходили. Вероятно, они встретились здесь и поговорили перед тем, как уйти. Он посмотрел, как они пересекли улицу и вошли в кафе. Его мысли напомнили ему, что уже много часов его злость накапливалась. Его глаз мог много увидеть в карте на соседней стене. Он сейчас лучше запомнил все обозначения на ней, обратил внимание на особенности своих маршрутов и понял, что уже знает их. Когда он уловил смысл своих ощущений, его гнев получил определенную направленность.
Кот ушел со станции. Небо было затянуто тучами и, казалось, что их становится больше. Он чувствовал влажность и ионизацию в воздухе.
Кот пошел по улице. Три человека вышли из-за угла и уставились на него.
— Инопланетянин. Чудной. Очень чудной, — читал он. — И идет как-то смешно… — Воображение. Детские страхи. Старые сказки. Подобное происходило в сознании Билли.
Многие люди проходили, не обращая внимания, но некоторые были очень любопытны.
Он выбрал. Его рассеянные страхи и старые предчувствия:
— Побег! Человек-волк, меняющий форму!
Пожирающий трупы! Я остановлю гниение их тел, вдув прах трупов в ваши легкие. Волк лишится шкуры. Я настигну и разорву тебя!
Люди за его спиной торопливо скрывались в открытом магазине. Те, кто и останавливались перед ним, моментально переходили на другую сторону. Развлекаясь, он разбрасывал мысли даже после того, как все разбежались. Дорога была расчищена. Люди, начавшие выходить из домов, останавливались, потом заворачивали обратно, будто что-то забыли; в них оживали все их детские сказки-страхи. Пусть лучше будет так, чем излишняя беспричинная храбрость.
Но они настоящие, размышлял он. Это я меняю облик и могу расправиться с каждым из вас. Я восстал из ваших кошмарных легенд…
Кот направился к Оврагу Чинл за ускользающей мыслью, завернул за угол и дальше за ней.
Глупо. Сейчас никого не видно. Не стоит беспокоиться, решил он.
Растягиваясь и сжимаясь, он наклонился вперед, и скоро побежал по улице. Не далеко, не очень далеко. Дорога вела на север. Город остался позади. Он сошел с дороги и побежал рядом, пробегая через села. Лучше. Сейчас, скоро. Да. Склон. Деревья и сухая трава. Слабый свет. Позднее глухой гром на востоке.
Вниз, вниз, на бесплодный песок и влажную от дождя землю, деревьям без вершин и полузасыпанным камням. Быстро, достаточно быстро бежит и…
Он остановился. В голове примитивное ощущение, что заблудился. Автоматически Кот чувствовал веяние прогресса. Голод давал о себе знать в этом прелестном уголке, спасающем от сырости. Сейчас медленнее, до следующего поворота…
Он снова остановился, когда увидел собаку — тощего, черного пса, спящего на куче галек. Что будет, если он растворит их…
Кот прыгнул вперед. Собака даже не подняла голову, пока он не прыгнул третий раз, но было уже поздно. Она негромко гавкнула перед тем, как на нее обрушился удар, потом Кот левой лапой перебил ей хребет. Он поднял морду над разорванной собакой и повертел головой, чтобы осмотреть окрестности своим фасеточным глазом. Ничего. Ничто не шевелится, только шумит ветер. Еще… Почувствовал, будто кто-то наблюдает за ним. Но нет.
Кот стал обгладывать кости, кроша, размалывая и глотая вместе с песком. Ничего нет приятнее хруста костей, это лучше синтетических трубок, которые давали ему в Институте. Гораздо лучше. Мысленно он снова перебрался на сухую равнину, ничего не боясь, но…
Что? Снова! Он встряхнулся и посмотрел на горизонт. Там ничего не было, но что-то беспокоило его.
Он встал на четвереньки, выплюнул кусок и, оскалив клыки, прислушиваясь, ждал. Что могло быть страшного? Ничего неизвестного для него на этой планете не было. Но чувствовалась какая-то угроза, которую он не мог понять. Даже когда он встречался с крелем очень давно, то знал, где он стоит. Сейчас, хотя…
Кот мысленно послал вперед волну, парализующую чувства, и стал ждать. Ничего. И никаких признаков, что она на кого-то подействовала. Может это просто плод воображения?
Время толстой паутиной обволакивало его. За его правым плечом в небе что-то сверкнуло.
Постепенно напряжение ослабевало. Ушло. За его правым плечом… Странно, очень странно. Могло быть что-то вокруг этого места?
Кот закончил есть, снова вспомнив о днях охоты на равнинах его собственной планеты, где только одно существо вызывало в нем смятение…
Удар.
Походило на валун, свалившийся ниоткуда. Он подтянул ноги и прыгнул туда, откуда и шел этот звук, откинув назад голову, резкое шипение вырвалось из его глотки. Через какой-то миг перед глазами у него все поплыло, а голову заволокло туманом. Мозг его был спеленут. Он немного это понимал.
Среди его способов борьбы всегда была предварительная психическая атака на противника. Он владел этим оружием.
Кот не мог объяснить, что творится в его голове, но он обрушил на это всю силу своей ненависти, горя желанием выпутаться. Потом это прошло.
Кот упал на останки собаки, оскалив зубы. Где был второй? Когда он нападет? Кот сосредоточил все мысли на этой зоне и ждал. Но ничего не было.
Прошло много времени, пока напряжение снова спало. Ничего не произошло. Что это было? Это не было его собственным внушением и не было сражением противников, как ему показалось. Его беспокоило, что здесь есть что-то непонятное ему. Кот повернулся и отправился на север.
Мерси Спендер и Чарльз Фишер сидели по обе стороны, чтобы подхватить Уолтера Сэндса, когда он падал вперед.
— Быстро кладите его на стол! — скомандовала Элизабет.
— Он потерял сознание, — сказал Фишер. — Мне кажется надо ниже опустить голову.
— Послушайте сердце! Когда я была рядом с ним, то почувствовала, что оно останавливается. Они положили его на стол и стали слушать его сердце, но оно не билось. Мерси принялась за массаж груди.
— Ты знаешь, как это делается? — спросил Айронбэр.
— Да. Мне однажды это помогло, — проговорила она. — Я вспомнила, как это делается. Пошлите кого-нибудь за помощью.
Элизабет подошла к селектору.
— Я не знал, что у него больное сердце, — проговорил Фишер.
— Не думаю, что он когда-нибудь болел, — заметил Мансин, — или мы просто недостаточно знали друг друга.
Плохо пренебрегать чужим мнением, ведь мы не соглашались с Айронбэром, когда он нам об этом говорил.
— Это не его вина, — сказала Мерси, продолжая массаж.
— Согласен, — проговорил Фишер. — Нужно время, чтобы это понять. А мы кое-чему и научились…
Элизабет поймала Теддерса. Все замолчали, слушая ее рассказ.
— Только что… Только что, — сказал Фишер, — он был с нами.
— Кажется, что он все еще здесь, — подтвердил Мансин.
— Мы пытались настичь Зингера, — сказала Элизабет, проходя по комнате и садясь.
— Трудное положение… Что мы можем сказать ему? — спросил Фишер.
— Все, что знаем, — ответил Айронбэр.
— Кто может знать, какой облик существо примет, и что творится в его мозгу? — задала вопрос Мерси. — Может быть, лучше все предусмотреть, как предлагает Мансин.
— Может, нам за это взяться вдвоем, — предложила Элизабет. — Но если не попытаемся помочь Зингеру, тогда атака Уолтера была напрасной.
— Я с тобой, — заявила Мерси. — Мы должны справиться.
— Скорей бы кто-нибудь появился из медицинского трипа. Я устала.
— Я помогу, — решил Фишер. — Покажи, как ты делаешь.
— Я тоже поучусь, — придвинулся Мансин. — Я пока слабо чувствую его присутствие. И, может это добрый знак.
Снизу, где восстанавливали разрушенную стену, слышался стук молотка.
Он прошел по воде, выше маленького водопада, зная, что дно относительно твердое. Потом пошел вдоль южного склона по четкому следу, вошел в каньон Черной Скалы и шел еще с полмили. Дождь упорно поливал его, в вышине пел ветер. Он увидел группу утесов, отходящую от северной гряды, соскальзывающую на дно каньона в самый поток.
Осмотрев нагромождение бревен у берега, он составил план. Затем подошел к краю воды и направился по длинной каменистой отмели, где его следы вскоре затерялись. Потом пошел задом наперед, стараясь ступать в свои следы, пока снова не очутился на берегу. Опять вошел в воду, палкой пробуя места сыпучего песка, и отправился назад к устью каньона.
Дойдя до него, он перешел главный поток и вышел на северный берег, повернул направо и дальше пошел по каньону дель Муэрто к Старой Коровьей развалине, запутывая свои следы, проходя следующие полмили. Ему нравилось чувствовать, что он совершенно один в этом гигантском ущелье. Поток воды здесь был шире и глубже. Вспомнилась история, слышанная им в детстве, история, пролетевшая через время и страхи. Кто был тот старик певец? Вверх, вокруг Кейенти, возврат в 1920 год…
Старика поразила молния, он умер. Но через несколько дней он воскрес, принеся от богов весть, что мир будет затоплен. Это не распространялось на людей, переживших удар молнии; он тоже удостоился особого внимания. Люди, поверив ему, побежали со своими стадами к Черной Скале. Но вода не пришла, кукурузные поля без полива высохли, посевы погибли от летнего зноя. Шаман за это не поплатился.
Билли хихикнул. Как это Желтое Облако называл его?
— «Эзетлин» — «врачеватель».
Мы не всегда надежны, думал он, склонны к гневу и заблуждению, как и все. Врачеватель лечит себя сам.
Он миновал «холм желаний» — образование из валунов и можжевельника, остановился, вернулся и положил еще один камень. Почему нет? Он был там.
Скоро он вышел к Старой Коровьей развалине, одной из самых больших в каньонах. Она была напротив северной стены за гигантским выступом. Ее останки покрывали площадь больше, чем четыреста футов в длину, были раскиданы среди громоздких валунов. Вернемся к Великому Индейскому селению, состоящему из трех кив со множеством комнат. Были там также и бревенчатые и земляные склады, закрома навахо, расписанные выходцами из Анасази. Билли подошел ближе, чтобы еще раз посмотреть на белые, желтые, черные изображения людей с поднятыми руками, стрелков из лука, круги, круги, много кругов и животных… Высоко над выступом слева от него было одно замечательное навахское творение, самое интересное для него. Высокие, закутанные в плащи, в шляпах испанцы с ружьями, двое из них стреляют в индейцев. Это были солдаты лейтенанта Энтони Нарбони, сражавшиеся с навахами в 1805 году. Внизу у основания скалы, были всадники и кавалеристы
— американцы 1860 года. Когда он смотрел на них, казалось, что они живые.
Билли протер глаза. Они действительно двигались. Казалось, что он слышит ружейные выстрелы. Фигуры были трехпространственные, живые, скакали по пескам…
— Всегда против нас, не так ли? — обратился он к ним и ко всему миру.
Билли слышал проклятия на испанском. А взглянув на другую фигуру, он услышал голос кавалерийской трубы. Огромные каменные стены, казалось, исчезают над ним, и тихо надвигается вода. Ему виделся сейчас совершенно другой ландшафт — мрачный, бесплодный и ужасно сверкающий. Он поднял глаза к солнцу, призрачно светившему сверху.
Его двойник стоял рядом, удивляясь, как такое возможно; второй был просто поглощен зрелищем.
Казалось, слышится барабанный бой и видны всадники в чужой пустыни. Темп постоянно увеличивался. Потом, когда скачка стала бешеной, пески вздымались перед предводителями всадников, большая треугольная полупрозрачная форма вдруг поднялась перед ним, прыгнув и окутав лошадь и всадника скользкими перепончатыми крыльями. Некоторые всадники были подброшены вверх, потом рухнули на других и утянули их вниз, в селение, напоминая бьющиеся груды, похожие на камни на бесплодном ландшафте.
Даже кавалеристы, увидев такое, взмахнули саблями; затрубили трубы, загремели барабаны.
Конечно.
На что рассчитывать, когда один на один схватился с Крелем. Он быстро выкинул из головы все, что возвращало его в институт. Два вызова: он решил, что они опасны для него. Этот мир Кота — пародия на очень злобных существ…
Кот. Речь дьявола… Кот пересек равнину — воплощение меняющейся силы…
Снова из песчаного вихря встал Крель…
Кот отступил, вырастая и вытягиваясь, нанося сокрушительный удар. Они пошли вместе, и Кот, борясь, оттащил его.
Барабанный бой, и сцена исчезла. Билли смотрел на антропоморфные фигуры: лошадей и Большую Старую Корову. За своей спиной он слышал плеск воды.
Зная странные события многих лет, он всегда чувствовал, какая мощь обитает в старых местах. Как-то это и ободряло по-своему, он считал это добрым предзнаменованием. Билли запел короткий псалом, благодаря за видение, и повернулся, чтобы идти дальше.
Тени сгущались, скалистые стены сейчас казались выше, и через какое-то время ему показалось, что он видит их сквозь радужный туман.
Вернулся назад. Одна его половина пока жила отдельно, казалась маленькой и очень далекой. Его жизнь между детством и сегодняшним днем была мерцающим сном, и он не заметил всего происшедшего. Билли принялся называть давно забытые имена. С правой стороны надвигался ливень; его пока прикрывала стена каньона. Вспышка молнии осветила красноватую тропу перед ними.
— Крель! Крель! — не зная зачем, напевал он, продолжая идти. Освободил Кота, чтобы убить стрэджианку, найти Креля, чтобы убить Кота… Что потом? — Он хмыкнул.
Нет объяснения случайно виденному. Его память играла с окружающими скалами. У индейцев прерий было много культовых ритуалов, больше, чем у жителей Скал, чем у его народа. Сейчас казалось, что можно слегка прикоснуться к ним. Кто был тот, философ белликанов, который ему нравился? Спиноза? Да. Все живы, все связаны внутри и снаружи.
Очень индейское.
— Хах'ла'тзе'кис! — звал он, а эхо возвращалось обратно.
Зигзаг молнии танцевал над высоким скалистым краем, и когда исчезла вечерняя заря, Билли увидел, что наступила ночь. Он прибавил шаг, понимая, что будет лучше, если он доберется до каньона Челли до того, как мир окутает черная ночь.
Земля под его ногами постепенно уступала место болоту. Он пошел, пробуя дорогу палкой. Билли почистил башмаки и тронулся дальше. Он пробежал по обломку скалы, ощущая ее влажное спокойствие и шероховатость. Потом лизнул палец и снова всмотрелся в мрак.
Минуты бежали, как темные приливы между камней, когда он шагал, в мозгу вспыхивали неясные воспоминания общественных, расовых и личных событий.
Они казались выплывают к нему из вторгшейся темноты, своими носами взрезая видимые ему линии. Это была Скала-Корабль в миниатюре, появившаяся на поверхности. Когда он покачнулся, она выросла и заполнила его воображение…
Его неодолимо тянуло к прошлому. Снова небо над ним было голубым стеклом. Дул резкий и холодный ветер; скалы шероховаты и ноги вязнут в грязи. Скоро наступит время, когда силы иссякнут.
…Они приблизились к близлежащей вертикальной вершине.
Он, оглядываясь на нее, упрямо лез вверх; она раскраснелась. Она была хорошей альпинисткой, очень опытной. Но это восхождение было особым, запретная проба…
Он заскрежетал зубами, пробормотав, что он дурак. Они взбирались на тзе'би'дахи — крылатую скалу. Белые люди называли ее Скала-Корабль. Ее высота семь тысяч сто семьдесят восемь футов, на нее взбирались только один раз, приблизительно двести лет назад, многие погибли, пытаясь взобраться на нее.
Это было священное место, и сейчас восхождения на нее запрещались.
Доре нравилось скалолазание, правда она никогда не советовала это другим, но с ним пошла. Да, это была его идея, не ее.
В памяти он восстановил их малюсенькие фигурки на поверхности, подтягивающиеся все выше. Его идея. Скажите, зачем? Скажи Хостин хоган — бог ночи, зачем? Так, чтобы он мог засмеяться и пойти, чтобы черный ветер с севера дул на него.
Зачем?
Ему хотелось доказать ей, что он не боится людского табу, что лучше, умнее, опытнее других людей. Хотел показать, что не верит в духов, что свободен от предрассудков, что выше этого, что смеется над ними. Ему только позднее пришло в голову, что не стоило это говорить ей, что тени страха только для него, что его действия бессмысленны, ненаучны, наиграны. Но она-то была нужна ему, была веянием новой жизни в новое суровое время и…
Услышав ее крик, он моментально оглянулся и протянул руку. Их пальцы разделяло не более восьми дюймов. И потом она сорвалась. Пораженный он смотрел на нее.
Полуослепший от слез, он проклял горы, богов, себя. Все было кончено. Он все потерял, стал ничем.
Билли снова прошептал проклятие, глазами внимательно обшарив местность, он мог поклясться, что секунду назад здесь был койот, щелкнувший хвостом и захохотавший, потом он исчез во мраке. Ему вспомнились куплеты ритуального костра древнего пути Койотов:
Я пойду в места, где черные облака нависают надо мной, Я пойду туда, где дождь хлынет на меня, Я пойду туда, где молния сверкнет надо мной.
Я пойду в места, где черный туман сгустился надо мной, Я пойду туда, где играют радуги и гремят громы, Я буду гулять по росе и пыльце.
Они будут на моих подошвах, выше облепят мои ноги…
Когда он дошел до места, где, как он думал, он видел койота, он быстро осмотрелся в тусклом свете, и ему показалось, что он видит отпечатки лап.
Не важно, хотя это что-то означает. Но что именно, он не мог сказать.
Он вошел в воду…
На тропу за горами.
Заклинание готово.
…Это его вода, вода белого койота.
Заклинание готово.
Пройдя Вишневый каньон, Билли был уверен, что Кот идет по его следу. Он допускал это. Это было предопределено судьбой, если не Кот за его спиной, то все равно кто-нибудь другой. События сейчас разворачивались по разному. Мир ускользал из поля зрения.
Темно, темно. Но его глаза привыкли к необычным очертаниям. Он мог пройти пещеру Голубого Быка. Шел дальше, рассматривая свои возможности. Шел не отдыхая. Он изобрел другой ложный путь к каньону Двойного Следа. Проходя, маскировал свой проход. Шел все дальше. Вошел в воду.
Проходи за мной, Кот. Спокойный отрезок кончился. Слабые вспышки. Ветер и вода заглатывают гром. Билли хохочет, его лицо мокрое.
Черное заклинание поднимает меня своей рукой…
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Когда стало ясно, что Уолтер Сэндс умер, неудачу свалили на лечение. Мерси Спендер прочла молитву; Фишер был удручен; Мансин смотрел в окно; Айронбэр налил себе кофе; все долго молчали.
Наконец:
— Я хочу сразу отправиться домой, — проговорил Фишер.
— Но мы настигли Зингера, — сказала Элизабет.
— Если хотите вызвать его, — ответил он, — то он сейчас огибает излучину. Он… еще где-то. Зингер все еще мыслит примитивными символами. Я не понял его и уверен, что и он тоже. Он полагает, что надежно укрылся, следуя по какой-то древней тропе.
— Но он жив, — сказал Айронбэр, — и идет дорогой шамана.
Фишер фыркнул:
— Что ты знаешь о ней?
— Достаточно, чтобы кое-что понять, — возразил тот. — Я интересовался индейцами, когда умер мой отец. Даже запомнил некоторые давно забытые вещи. Все из его научных работ и путешествий. Он вырос в нормальное время в приличном месте, где можно было жить поблизости от среды неолита. Он витал в облаках. Частью своей души возвращался в этот раздваивающийся каньон. Он был шаманом — настоящим шаманом — один раз. На несколько дней возвращался к своему второму «я» умышленно, потому что думал, что это сможет ему помочь. Сейчас все получается не так. Вот, что я думаю: я читал телеграфные ленты на навахском языке, узнавая о нем, здесь в свободное время. Навахи немного отличаются от других индейцев, даже от своих соседей. Они проделывали кое-что с другими людьми, сохраняя в тайне нахождение своего шамана, когда назревали какие-нибудь события.
Наконец:
— Я хочу сразу отправиться домой, — проговорил Фишер.
— Но мы настигли Зингера, — сказала Элизабет.
— Если хотите вызвать его, — ответил он, — то он сейчас огибает излучину. Он… еще где-то. Зингер все еще мыслит примитивными символами. Я не понял его и уверен, что и он тоже. Он полагает, что надежно укрылся, следуя по какой-то древней тропе.
— Но он жив, — сказал Айронбэр, — и идет дорогой шамана.
Фишер фыркнул:
— Что ты знаешь о ней?
— Достаточно, чтобы кое-что понять, — возразил тот. — Я интересовался индейцами, когда умер мой отец. Даже запомнил некоторые давно забытые вещи. Все из его научных работ и путешествий. Он вырос в нормальное время в приличном месте, где можно было жить поблизости от среды неолита. Он витал в облаках. Частью своей души возвращался в этот раздваивающийся каньон. Он был шаманом — настоящим шаманом — один раз. На несколько дней возвращался к своему второму «я» умышленно, потому что думал, что это сможет ему помочь. Сейчас все получается не так. Вот, что я думаю: я читал телеграфные ленты на навахском языке, узнавая о нем, здесь в свободное время. Навахи немного отличаются от других индейцев, даже от своих соседей. Они проделывали кое-что с другими людьми, сохраняя в тайне нахождение своего шамана, когда назревали какие-нибудь события.