Страница:
– Именно, – сказал Хаукана. – Привезено очень давно из исчезнувшей Уратхи. – Он понюхал ее и улыбнулся, затем налил немного в грушевидный стаканчик и поставил перед гостем.
Принц поднял стаканчик и вдохнул букет. Затем сделал медленный глоток и закрыл глаза.
В зале затихли из уважения к удовольствию принца.
Когда он поставил стаканчик, Хаукана снова налил продукт винограда «черный пино», который в этой стране не культивировался.
Принц не дотронулся до стаканчика, а повернулся к Хаукане и спросил:
– Кто старейший музыкант в этом доме?
– Манкара, – ответил хозяин, указывая на седого мужчину, присевшего за служебный стол в углу.
– Стар не телом, а годами, – сказал принц.
– О, тогда это Дель, если его можно считать музыкантом. Он говорит, что когда-то был им.
– Кто это – Дель?
– Мальчик при конюшне.
– А, понятно. Пошли за ним.
Хаукана хлопнул в ладоши и приказал появившемуся слуге сходить на конюшню, привести грума в приличный вид и срочно доставить к обедающим.
– Прошу тебя, не трудись приводить его в приличный вид, пусть просто придет сюда, – сказал принц.
Он откинулся на сидении и ждал, закрыв глаза. Когда грум предстал перед ним, он спросил мальчика:
– Дель, какую музыку ты исполнял?
– Ту, которую больше не хотят слушать брамины, – ответил мальчик.
– Какой инструмент у тебя был?
– Фортепьяно.
– А мог бы ты сыграть на каком-нибудь из этих? – принц показал на инструменты, стоявшие теперь на небольшой платформе у стены.
Мальчик повернул к ним голову.
– Я мог бы, вероятно, сыграть на флейте, если бы она у меня была.
– Ты знаешь какие-нибудь вальсы?
– Да.
– Не сыграешь ли мне «Голубой Дунай»?
Угрюмое выражение лица мальчика исчезло и заменилось смущением. Он бросил быстрый взгляд на Хаукану; тот кивнул.
– Сиддхарта принц среди людей, он из Первых, – констатировал хозяин.
– «Голубой Дунай» на флейте?
– Если можешь.
Мальчик пожал плечами.
– Попробую. Это было страшно давно… Отнесись ко мне терпеливо.
Он подошел к инструментам и прошептал что-то собственнику выбранной им флейты. Человек кивнул. Мальчик поднес флейту к губам. Он дал несколько пробных нот, сделал паузу, и началось трепетное движение вальса. Пока он играл, принц пил свое вино.
Когда мальчик остановился перевести дух, принц сделал ему знак продолжать. И мальчик играл одну запретную мелодию за другой. Лица музыкантов-профессионалов выражали профессиональное презрение, но их ноги под столом постукивали в такт музыке.
Наконец принц допил свое вино. Вечер подступил к городу Махартха.
Принц бросил мальчику кошелек, но из-за слез на глазах не видел, как грум вышел из зала. Затем принц встал, прикрывая ладонью зевок:
– Я иду в свои комнаты, – сказал он своим людям. – Не проиграйте тут без меня свое наследие.
Они засмеялись, пожелали ему спокойной ночи и заказали себе крепкой выпивки и соленых бисквитов. Уходя, он услышал стук игральных костей.
Принц лег рано и встал до зари. Он приказал слуге оставаться весь день у двери и не допускать к нему никого под предлогом его, принца, нездоровья.
Прежде чем первые цветы раскрылись для утренних насекомых, принц вышел из гостиницы, и его уход видел только старый зеленый попугай. Он ушел не в шелках, усыпанных жемчугом, а, как обычно в таких случаях, в лохмотьях. Ему не предшествовали раковины и барабаны, а только тишина, когда он шел по туманным улицам города. Улицы были пусты, разве что иногда возвращались с позднего вызова доктор или проститутка. Когда он проходил деловой район, направляясь к гавани, он заметил, что за ним увязалась бездомная собака.
Он сел на ящик у подножия пирса. Заря снимала с мира тьму; и он смотрел на суда, качающиеся в приливе, на пустые, опутанные веревками паруса, на вырезанных на носу чудовище или девушку. В каждое свое посещение Махартхи он всегда приходил ненадолго в гавань.
Розовый зонт утра раскрылся над спутанными волосами облаков. Холодный ветер пронесся над доками. Хищные птицы хрипло кричали, огибая башни и устремляясь потом через бухту.
Он смотрел на удалявшийся в море корабль, на его парусиновые крылья, поднимающиеся высокими пиками и исчезающие в соленом воздухе. На борту других судов, стоявших на якоре, начиналось движение, команда готовилась грузить или разгружать грузы благовоний, кораллов, масла и прочих товаров вроде металла, скота, дерева и пряностей. Он вдыхал запах торговли, слушал ругань матросов и восхищался тем и другим: от первых разило богатством, а вторая объединяла две главные заботы принца: теологию и анатомию.
Через некоторое время он заговорил с иноземным морским капитаном, наблюдавшим за выгрузкой мешков с зерном и теперь отдыхавшим в тени ящиков.
– Доброе утро, – сказал принц. – Да минуют вас штормы и кораблекрушения и боги даруют вам безопасную гавань и хороший рынок для ваших товаров.
Капитан кивнул, присел на ящик и стал набивать глиняную трубку.
– Спасибо, старик, – сказал он. – Хотя я молюсь богам храмов по собственному выбору, я принимаю благословение от всех других.
Благословение всегда полезно, особенно морякам.
– У тебя было трудное путешествие?
– Менее трудное, чем могло бы быть, – ответил капитан. – Эта дымящаяся морская гора, Пушка Ниррити, снова выпустила свои снаряды в небеса.
– А, ты плыл с юго-запада!
– Да. Чатистан, из Айспера-за-морем. Ветер хорош в это время года, но именно поэтому он и несет пепел Пушки дальше, чем можно думать. Шесть дней падал на нас этот черный снег, запах подземного мира преследовал нас, портил пищу и воду, глаза наши слезились, горло жгло. Мы принесли много благодарственных жертв, когда наконец вышли оттуда. Видишь, какой грязный корпус? А поглядел бы на паруса: черные, как волосы Ратри!
Принц наклонился, чтобы лучше разглядеть судно.
– Но особенного волнения воды не было? – спросил он.
Моряк покачал головой.
– Мы окликнули крейсер возле Соленого Острова и узнали, что на шесть дней опоздали к самому скверному выстрелу Пушки. Тогда горели облака и поднялись страшные волны. Затонули два корабля, а возможно, и третий. Моряк закурил свою трубку. – Так что, как я говорил, благословение всегда полезно морякам.
– Я ищу одного моряка, – сказал принц. – Капитана. Зовут его Ян Ольвигг, теперь он, возможно, известен как Ольвагга. Ты не знаешь его?
– Знаю, – сказал моряк, – но прошло много времени с тех пор, как он плавал.
– Да? Что с ним сталось?
Моряк повернул голову, чтобы лучше рассмотреть принца.
– А кто ты такой, чтобы спрашивать?
– Меня зовут Сэм. Ян мой очень старый друг.
– Насколько давний?
– Много, очень много лет назад, в другом месте я знал его, когда он был капитаном корабля, который не заплывал в эти океаны.
Капитан вдруг нагнулся, схватил кусок деревяшки и швырнул в собаку, огибавшую сваи с другой стороны пирса. Собака взвизгнула и отскочила под защиту склада. Это была та самая собака, что шла за принцем от гостиницы Хауканы.
– Берегись адских собак, – сказал капитан. – Есть собаки и собаки… и собаки. Три разных сорта, и всех их тянет в этот порт твое присутствие.
Твои руки – он сделал жест трубкой – недавно носили много колец. Их следы еще остались.
Сэм глянул на свои руки и улыбнулся.
– Твои глаза ничего не упустят, моряк, – ответил он, – так что я признаю очевидное. Я недавно носил кольца.
– Стало быть, ты, как и собаки, не тот, кем кажешься, и ты пришел спрашивать насчет Ольвагги, своего самого старинного друга. Тебя зовут, как ты сказал, Сэм. Ты случайно не из Первых?
Сэм не сразу ответил, а вглядывался в моряка, как бы ожидая, не скажет ли тот еще что-нибудь.
Видимо, поняв это, капитан продолжал:
– Ольвагга, я знаю, считался из Первых, хотя сам он никогда этого не говорил. Если ты сам из Первых, либо из Мастеров, ты это знаешь, так что я не выдал его, сказав так. Однако, я хочу знать, с кем я говорю – с другом или с врагом.
Сэм нахмурился.
– Ян никогда не умел наживать врагов. А судя по твоим словам, теперь у него есть враги среди тех, кого ты называешь Мастерами.
Моряк продолжал пристально смотреть на него.
– Ты не Мастер, – наконец сказал он, – и ты пришел издалека.
– Ты прав, – сказал Сэм, – но как ты узнал это?
– Во-первых, ты старик. Мастер тоже мог бы иметь старое тело, но он не захочет, так же как не захочет остаться на долгое время собакой.
Слишком силен его страх перед реальной смертью, которая иногда внезапно поражает стариков. Поэтому он не остался бы так долго, чтобы кольца врезались ему в пальцы. Богатые никогда не лишаются своих тел. Если они отказываются от нового рождения, они живут полный виток своих дней.
Мастера побоятся поднять оружие среди сторонников такого человека, даже если встретят его одного. Так что такое тело, как у тебя, нельзя получить таким способом. А тело из отбросов общества никогда не имеет отметок на пальцах. Следовательно, я считаю тебя человеком другой значимости, не Мастером. Если ты знал Ольваггу в давние времена, значит, ты тоже из Первых, как и он. И считаю я тебя человеком издалека как раз из-за сорта информации, какую ты ищешь. Будь ты из Махартхи, ты знал бы о Мастерах, а зная о Мастерах, ты знал бы, почему Ольвагга не может плавать.
– Ты, похоже, знаешь о делах в Махартхе больше, чем я, о только что прибывший моряк.
– Я тоже издалека, – чуть улыбнувшись, сказал капитан. – Но за двенадцать месяцев я могу посетить в два раза больше портов. Я слышу новости и слухи, и рассказы отовсюду – больше чем из двух дюжин портов. Я слышу о дворцовых интригах и о делах Храма. Я слышу тайны, которые шепчут ночью прекрасные девушки под сахарным тростником Камы. Я слышу о кампаниях кшатрий и о сделках крупных торговцев насчет будущего урожая зерна, насчет пряностей, драгоценных камней и шелка. Я пью с бардами и астрологами, с актерами и слугами, с угольщиками и портными. Иногда я случайно натыкаюсь на порт, где побывали пираты, и узнаю цену тех, за кого они требуют выкуп.
Поэтому не удивляйся, что я, прибывший издалека, больше знаю о Махартхе, чем ты, живущий, возможно, за неделю пути отсюда. Иной раз я слышу даже о деяниях богов.
– Тогда не можешь ли ты рассказать мне о Мастерах, и почему они считаются врагами? – спросил Сэм.
– Кое-что о них могу рассказать, чтобы ты не ходил непредупрежденным.
Основная часть теперь состоит из Мастеров Кармы. Их личные имена держатся в секрете, как принято у богов, так что они безличны, как Великое Колесо, которое они якобы представляют. Теперь они не просто купцы, они связаны с Храмами. Они тоже измененные, потому что твои родичи Первые, которые стали теперь богами, общаются с ними с Неба. Если ты действительно Первый, Сэм, твой путь поведет тебя либо к обожествлению, либо к уничтожению, когда ты встретишься с этими новыми Мастерами Кармы.
– Каким образом?
– Подробности ищи в другом месте, – сказал моряк. – Я не знаю, как делаются эти вещи. Поспрошай Янагга, парусного мастера на улице Ткачей.
– Так теперь зовут Яна?
Капитан кивнул.
– И опасайся собак, – сказал он. – Или, коль на то пошло, любого живого, кто может скрывать в себе разум.
– Как зовут тебя, капитан?
– В этом порту у меня вообще нет имени, либо фальшивое, а у меня нет причин лгать тебе. Прощай, Сэм.
– Прощай, капитан. Спасибо тебе за твои слова.
Сэм встал и ушел из гавани, направляясь обратно к деловому району и торговым улицам.
Солнце красным диском поднималось навстречу Мосту Богов. Принц шел по проснувшемуся городу среди палаток мелких ремесленников. Разносчики притираний, пудры, духов и масел двигались вокруг него. Цветочницы махали прохожим своими букетами и корсажами. Виноторговцы молчали, сидя со своими бурдюками на длинных скамейках, и ожидали постоянных покупателей. Утро пахло смесью еды, мускуса, экскрементов, масел и благовоний, и казалось, будто идешь в невидимом облаке.
Поскольку принц был одет как нищий, было вполне уместно, что он остановился и заговорил с горбуном, державшим чашку для подаяния.
– Привет, брат, – сказал он, – я зашел далеко от своего квартала и заблудился. Не укажешь ли мне дорогу к улице Ткачей?
Горбун кивнул и намекающе покачал чашкой.
Принц извлек из потайного кармана под лохмотьями мелкую монету и бросил ее в чашку. Монета тут же исчезла.
– Туда, – махнул головой горбун. – Пройдешь три улицы и повернешь налево. Пройдешь еще две улицы и увидишь Круг Фонтана перед храмом Варуны.
Войди в этот Круг. Улица Ткачей отмечена знаком шила.
Принц кивнул горбуну, похлопал его по горбу и продолжал путь.
Дойдя до Круга Фонтана, он остановился. Несколько десятков людей стояло движущейся линией перед Храмом Варуны, самого строгого и величественного из всех божеств. Эти люди не собирались войти в Храм, а были приглашены на какое-то занятие, которое требовало ожидания. Он услышал звон монет и подошел поближе.
Все двигалось мимо большой сверкающей металлической машины.
Человек бросил монету в пасть стального тигра. Машина замурлыкала. Он нажал кнопки в виде животных и демонов. Вспышка света прошла во всю длину Нагов, двух священных змей, огибающих прозрачный перед машины.
Принц подошел еще ближе.
Человек потянул рычаг, напоминающий рыбий хвост.
Священный голубой свет заполнил машину изнутри; змеи вспыхивали красным; в свете и тихой музыке началась молитва, выскочило молитвенное колесо и завертелось со страшной силой.
Лицо человека выражало блаженство. Через несколько минут машина остановилась. Он вложил другую монету и снова потянул за рычаг, что вызвало громкий ропот тех, кто стоял в конце линии; говорили, что это уже седьмая его монета, что день жаркий, что другие тоже хотят принести молитву, и почему бы ему не войти в Храм и не отдать столь большой дар прямо в руки жрецов? Кто-то возразил, что маленькому человеку явно надо загладить слишком многое. Тут же начались рассуждения о возможной природе его грехов. Все это сопровождалось громким смехом.
Увидев в очереди несколько нищих, принц подошел к концу ее и встал.
Пока очередь продвигалась, он заметил, что некоторые, проходя перед машиной, нажимают кнопки, а другие просто опускают плоский металлический диск в пасть второго тигра на противоположной стороне шасси. Когда машина останавливалась, диск выпадал в чашу и забирался его владельцем.
Принц рискнул спросить и обратился к стоявшему перед ним:
– Почему у некоторых свои диски?
– Потому что эти люди зарегистрированы, – ответил тот, не оборачиваясь.
– В Храме?
– Да.
– А-а.
Он подождал полминуты и снова спросил:
– А незарегистрированные, но желающие пользоваться машиной, нажимают кнопки?
– Да, – ответил тот, – написав свое имя, адрес, род занятий.
– А если человек гость здесь, как я, например?
– Добавишь название своего города.
– А если человек неграмотный, как вот я, тогда как?
Человек повернулся к нему.
– Тебе, наверное, лучше заказать молитву по-старому и отдать пожертвование прямо в руки жрецов. А то – зарегистрируйся и получишь диск.
– Понятно, – сказал принц. – Да, ты прав. Я подумаю. Спасибо тебе.
Он вышел из ряда и обогнул фонтан. На столбе висел Знак Шила. Он пошел по улице Ткачей.
Три раза он спрашивал, где живет Янагга – парусный мастер; в третий раз у невысокой женщины с мощными плечами и с усиками, которая сидела, поджав ноги, и плела коврик в палатке под низким навесом, бывшей, вероятно, когда-то стойлом и до сих пор сохранившей соответствующий запах.
Она осмотрела его сверху донизу удивительно приятными бархатными карими глазами и рыкающим голосом объяснила, куда идти. Он пошел в указанном ею направлении по извилистому переулку и дошел до открытой двери в подвал. Внутри было темно и сыро.
Он постучал в третью дверь налево, и через некоторое время дверь открылась.
Перед ним вырос человек.
– Да?
– Могу я войти? У меня важное дело…
Человек поколебался, затем резко кивнул и отступил в сторону, давая проход.
Принц вошел в комнату. На полу был разостлан большой кусок парусины.
Человек сел на табуретку и указал принцу на единственный в комнате стул.
Человек был невысок и широк в плечах; волосы полностью седые, зрачки помутнели от начинающейся катаракты; руки были темные, загрубевшие, с узловатыми пальцами.
– Да? – повторил он.
– Ян Ольвигг, – сказал принц.
Глаза старика расширились, затем сузились до щелочек. Он взвесил в руке ножницы.
– «Долог путь до Типперери», – сказал принц.
Человек вгляделся в него и вдруг улыбнулся.
– «Долог путь до милой Мэри», – сказал он, кладя ножницы на станок. Когда это было, Сэм?
– Я потерял счет годам.
– Я тоже. Но наверное, прошло лет сорок или сорок пять, как мы не виделись.
Сэм кивнул.
– По правде сказать, не знаю, с чего начать, – сказал человек.
– Для начала скажи, почему «Янагга»?
– А почему бы и нет? Имя достаточно убедительное. В нем звучит нечто от рабочего класса. А как ты? Все еще ходишь в принцах?
– Все еще хожу, – сказал Сэм. – И меня все еще называют Сиддхартой, когда окликают.
Старик хихикнул.
– И «Связующий Демонов», – процитировал он. – Очень хорошо. Поскольку твой наряд не соответствует твоему богатству, я заключил, что ты, по своей привычке, разыгрываешь спектакль?
Сэм кивнул.
– И я столкнулся со многим, чего не понимаю.
– Угу, – вздохнул Ян. – Угу. Так с чего же мне начать? Расскажу о себе, как… Я набрал слишком много дурной кармы, чтобы быть уверенным в перемещении.
– Что?
– Дурная карма, говорю. Древняя религия не просто религия, а разоблачающая, вынуждающая и пугающе наглядная религия. Но о последней части не говори вслух. Лет двенадцать тому назад Совет разрешил использовать психозонды на тех, кто просил возрождения; это было сразу после акселерационистско-деикратического раскола, когда Святая Коалиция прижала техников и сохранила право на подавление. Простейшее решение, чтобы пережить проблему. Храмовников заставили иметь дело с корпорацией торговцев, клиентам запудрили мозги, акселерационистам отказали в возрождении или… ну, в общем, вроде этого. Так что теперь акселерационистов не слишком много. Но это только начало. Боги быстро поняли, что в этом заключается путь власти. Сканирование наших мозгов перед пересадкой стало стандартной процедурой. Корпорация купцов стала Мастерами Кармы и частью структуры Храма. Они читают твою прошлую жизнь, взвешивают Карму и определяют твою последующую жизнь. Это превосходный метод для поддержки кастовой системы и укрепления деикратического контроля. Таким образом большая часть наших старых знакомых получила нимб.
– Бог! – сказал Сэм.
– Во множественном числе, – поправил Ян. – Они всегда считались богами с их Аспектами и Атрибутами, но теперь это стало страшно официальным. И любому из тех, кому повезло быть из Первых, чертовски необходимо твердо знать, желает ли он быстрого обожествления или погребального костра, на который он взойдет в Зала Кармы. Когда у тебя встреча?
– Завтра днем, – ответил Сэм. – Но почему ты все еще ходишь кругом, и у тебя нет ни ореола, ни горсти громовых стрел?
– Потому что у меня есть пара друзей, и оба они намекали мне, что лучше продолжать жить спокойно, чем встретиться с зондом. Я принял к сердцу их мудрый совет и поэтому продолжаю латать паруса и иной раз шумлю в местных кабачках. Кроме того – он поднял узловатую руку и щелкнул пальцами – если не реальная смерть, то, возможно, тело, изъеденное раком или интересная жизнь кастрированного водяного буйвола, или…
– Собака? – спросил Сэм.
– Именно, – ответил Ян и наполнил два стаканчика спиртным.
– Спасибо.
– Прямо адский огонь.
– Да еще на пустой желудок… Ты сам его делаешь?
– Ну. Перегонный аппарат в соседней комнате.
– Поздравляю. Если бы у меня была плохая карма, все это было бы теперь разобрано.
– Плохая карма – это то, что не нравится нашим друзьям-богам.
– А почему ты думаешь, что у тебя она есть?
– Я хотел начать изучение машин с нашими здешними потомками.
Обратился в Совет, получил отказ и надеялся, что об этом забудут. Но акселерационизм теперь так далеко загнан, что не возродится за время моей жизни. Очень жаль. Я хотел бы снова поднять парус и уплыть к другим горизонтам. Или поднять самолет…
– Зонд и в самом деле достаточно чувствителен, чтобы уловить что-то столь же запутанное, как положение акселерациониста?
– Зонд, – ответил Ян, – достаточно чувствителен и скажет, что ты ел на завтрак одиннадцать лет назад, и как ты утром порезался, напевая андоррский национальный гимн.
– Они делали эксперименты, когда мы оставили… дом, – сказал Сэм. Мы с тобой осуществили тогда весьма хорошую основу трансляторов мозговых волн. Когда произошел взрыв?
– Был у меня дальний родственник, – сказал Ян. – Ты помнишь сопливого щенка сомнительного происхождения третьего поколения по имени Яма? Щенка, который вечно увеличивал мощность генераторов, пока один из них не взорвался и Яма так обгорел, что получил второе тело – лет на пятьдесят старше – когда ему было всего шестнадцать? Щенка обожавшего оружие? Парня, который анестезировал и расчленял все, что двигалось, и делал это с таким удовольствием, что мы прозвали его богом смерти?
– Да, я помню его. Он все еще жив?
– Да, если хочешь так назвать это. Он теперь и в самом деле бог смерти – это уже не прозвище, а титул. Он усовершенствовал зонд сорок лет назад, но деикраты положили его под сукно до недавнего времени. Я слышал, что он придумал еще какое-то маленькое ювелирное изделие для служения воле богов… что-то вроде механической кобры, способной регистрировать энцефалограммы на расстоянии в милю. Она может ужалить человека в толпе, в каком бы теле он ни был. Противоядия нет. Четыре секунды – и все… Или огненный жезл, который, говорят, может содрать поверхность трех лун, в то время как Бог Агни стоит на берегу, размахивая этим жезлом. И, как я слышал, он проектирует сейчас реактивный джаггернаут для Бога Шивы… что-то вроде этого.
– Ого! – сказал Сэм.
– Ты пройдешь испытание? – спросил Ян.
– Боюсь, что нет. Скажи-ка, я сегодня видел машину, каковую лучше всего назвать молитвенным ковриком – они что, в ходу?
– Да. Они появились года два назад; ее придумал молодой Леонардо однажды ночью после стаканчика сомы. Теперь, когда идея кармы стала модной, эти вещи лучше кружки для пожертвований. Когда мистер горожанин предстает лично в клинике бога церкви, выбранной им в канун своего шестидесятилетия, считается, что его молитва будет рассмотрена с учетом его греха при решении, в какую касту он войдет, а также возраст, пол и здоровье тела, которое он получит. Мило. Ловко придумано.
– Я не пройду испытания, – сказал Сэм, – даже если воздвигну мощный молитвенный счет. Они поймают меня, когда дело коснется греха.
– Какого рода грех?
– Я еще только собираюсь его совершить, но он записан в моем мозгу, поскольку я его обдумывал.
– Хочешь выступить против богов?
– Да.
– Каким образом?
– Еще не знаю. Начну, однако, с контакта с ними. Кто их глава?
– Не могу назвать ни одного. Правит Тримурти – Брама, Вишну и Шива.
Но кто из них главнее в данный момент – не могу сказать. Кто-то думает, что Брама…
– Кто они – по-настоящему? Ян покачал головой. – Не знаю. У всех у них не те тела, что были тридцать лет назад. И все пользуются именами богов.
Сэм встал.
– Я вернусь попозже, или пришлю за тобой.
– Надеюсь… Выпьешь еще?
Сэм покачал головой.
– Я должен еще раз стать Сиддхартой, разговеться в гостинице Хаукана и объявить о своем намерении посетить Храм. Если наши друзья стали теперь богами, они наверняка общаются со своими жрецами. Сиддхарта идет молиться.
– Только не упоминай в молитве меня, – сказал Ян, наливая еще стаканчик. – Я не знаю, останусь ли я жив после божественного посещения.
Сэм улыбнулся.
– Они не всемогущи.
– Надеюсь, что нет, но боюсь, что это скоро случится.
– Счастливого плавания, Ян.
– К чертям!
Принц Сиддхарта остановился на улице Кузнецов на пути к Храму Брамы.
Через полчаса он вышел из мастерской в сопровождении Страка и трех слуг.
Улыбаясь, словно ему было видение того, что произойдет, он прошел через центр Махартхи и, наконец, появился у высокого, обширного Храма Творца.
Не обращая внимания на тех, кто стоял у молитвенной машины, он поднялся по длинной пологой лестнице, чтобы встретиться у входа в Храм с главным жрецом, которого он заранее известил.
Сиддхарта и его люди вошли в Храм, разоружились и почтительно поклонились центру помещения, прежде чем обратиться к жрецу.
Страк и остальные держались на почтительном расстоянии, когда принц положил тяжелый кошелек в руки жреца и тихо сказал:
– Я бы хотел поговорить с Богом.
Жрец внимательно вгляделся в лицо принца.
– Храм открыт для всех, господин Сиддхарта, и каждый может общаться с Небом, сколько пожелает.
– Я не совсем это имею в виду, – сказал Сиддхарта, – я думал о чем-то более личном, чем жертвоприношение и долгая литания.
Принц поднял стаканчик и вдохнул букет. Затем сделал медленный глоток и закрыл глаза.
В зале затихли из уважения к удовольствию принца.
Когда он поставил стаканчик, Хаукана снова налил продукт винограда «черный пино», который в этой стране не культивировался.
Принц не дотронулся до стаканчика, а повернулся к Хаукане и спросил:
– Кто старейший музыкант в этом доме?
– Манкара, – ответил хозяин, указывая на седого мужчину, присевшего за служебный стол в углу.
– Стар не телом, а годами, – сказал принц.
– О, тогда это Дель, если его можно считать музыкантом. Он говорит, что когда-то был им.
– Кто это – Дель?
– Мальчик при конюшне.
– А, понятно. Пошли за ним.
Хаукана хлопнул в ладоши и приказал появившемуся слуге сходить на конюшню, привести грума в приличный вид и срочно доставить к обедающим.
– Прошу тебя, не трудись приводить его в приличный вид, пусть просто придет сюда, – сказал принц.
Он откинулся на сидении и ждал, закрыв глаза. Когда грум предстал перед ним, он спросил мальчика:
– Дель, какую музыку ты исполнял?
– Ту, которую больше не хотят слушать брамины, – ответил мальчик.
– Какой инструмент у тебя был?
– Фортепьяно.
– А мог бы ты сыграть на каком-нибудь из этих? – принц показал на инструменты, стоявшие теперь на небольшой платформе у стены.
Мальчик повернул к ним голову.
– Я мог бы, вероятно, сыграть на флейте, если бы она у меня была.
– Ты знаешь какие-нибудь вальсы?
– Да.
– Не сыграешь ли мне «Голубой Дунай»?
Угрюмое выражение лица мальчика исчезло и заменилось смущением. Он бросил быстрый взгляд на Хаукану; тот кивнул.
– Сиддхарта принц среди людей, он из Первых, – констатировал хозяин.
– «Голубой Дунай» на флейте?
– Если можешь.
Мальчик пожал плечами.
– Попробую. Это было страшно давно… Отнесись ко мне терпеливо.
Он подошел к инструментам и прошептал что-то собственнику выбранной им флейты. Человек кивнул. Мальчик поднес флейту к губам. Он дал несколько пробных нот, сделал паузу, и началось трепетное движение вальса. Пока он играл, принц пил свое вино.
Когда мальчик остановился перевести дух, принц сделал ему знак продолжать. И мальчик играл одну запретную мелодию за другой. Лица музыкантов-профессионалов выражали профессиональное презрение, но их ноги под столом постукивали в такт музыке.
Наконец принц допил свое вино. Вечер подступил к городу Махартха.
Принц бросил мальчику кошелек, но из-за слез на глазах не видел, как грум вышел из зала. Затем принц встал, прикрывая ладонью зевок:
– Я иду в свои комнаты, – сказал он своим людям. – Не проиграйте тут без меня свое наследие.
Они засмеялись, пожелали ему спокойной ночи и заказали себе крепкой выпивки и соленых бисквитов. Уходя, он услышал стук игральных костей.
***
Принц лег рано и встал до зари. Он приказал слуге оставаться весь день у двери и не допускать к нему никого под предлогом его, принца, нездоровья.
Прежде чем первые цветы раскрылись для утренних насекомых, принц вышел из гостиницы, и его уход видел только старый зеленый попугай. Он ушел не в шелках, усыпанных жемчугом, а, как обычно в таких случаях, в лохмотьях. Ему не предшествовали раковины и барабаны, а только тишина, когда он шел по туманным улицам города. Улицы были пусты, разве что иногда возвращались с позднего вызова доктор или проститутка. Когда он проходил деловой район, направляясь к гавани, он заметил, что за ним увязалась бездомная собака.
Он сел на ящик у подножия пирса. Заря снимала с мира тьму; и он смотрел на суда, качающиеся в приливе, на пустые, опутанные веревками паруса, на вырезанных на носу чудовище или девушку. В каждое свое посещение Махартхи он всегда приходил ненадолго в гавань.
Розовый зонт утра раскрылся над спутанными волосами облаков. Холодный ветер пронесся над доками. Хищные птицы хрипло кричали, огибая башни и устремляясь потом через бухту.
Он смотрел на удалявшийся в море корабль, на его парусиновые крылья, поднимающиеся высокими пиками и исчезающие в соленом воздухе. На борту других судов, стоявших на якоре, начиналось движение, команда готовилась грузить или разгружать грузы благовоний, кораллов, масла и прочих товаров вроде металла, скота, дерева и пряностей. Он вдыхал запах торговли, слушал ругань матросов и восхищался тем и другим: от первых разило богатством, а вторая объединяла две главные заботы принца: теологию и анатомию.
Через некоторое время он заговорил с иноземным морским капитаном, наблюдавшим за выгрузкой мешков с зерном и теперь отдыхавшим в тени ящиков.
– Доброе утро, – сказал принц. – Да минуют вас штормы и кораблекрушения и боги даруют вам безопасную гавань и хороший рынок для ваших товаров.
Капитан кивнул, присел на ящик и стал набивать глиняную трубку.
– Спасибо, старик, – сказал он. – Хотя я молюсь богам храмов по собственному выбору, я принимаю благословение от всех других.
Благословение всегда полезно, особенно морякам.
– У тебя было трудное путешествие?
– Менее трудное, чем могло бы быть, – ответил капитан. – Эта дымящаяся морская гора, Пушка Ниррити, снова выпустила свои снаряды в небеса.
– А, ты плыл с юго-запада!
– Да. Чатистан, из Айспера-за-морем. Ветер хорош в это время года, но именно поэтому он и несет пепел Пушки дальше, чем можно думать. Шесть дней падал на нас этот черный снег, запах подземного мира преследовал нас, портил пищу и воду, глаза наши слезились, горло жгло. Мы принесли много благодарственных жертв, когда наконец вышли оттуда. Видишь, какой грязный корпус? А поглядел бы на паруса: черные, как волосы Ратри!
Принц наклонился, чтобы лучше разглядеть судно.
– Но особенного волнения воды не было? – спросил он.
Моряк покачал головой.
– Мы окликнули крейсер возле Соленого Острова и узнали, что на шесть дней опоздали к самому скверному выстрелу Пушки. Тогда горели облака и поднялись страшные волны. Затонули два корабля, а возможно, и третий. Моряк закурил свою трубку. – Так что, как я говорил, благословение всегда полезно морякам.
– Я ищу одного моряка, – сказал принц. – Капитана. Зовут его Ян Ольвигг, теперь он, возможно, известен как Ольвагга. Ты не знаешь его?
– Знаю, – сказал моряк, – но прошло много времени с тех пор, как он плавал.
– Да? Что с ним сталось?
Моряк повернул голову, чтобы лучше рассмотреть принца.
– А кто ты такой, чтобы спрашивать?
– Меня зовут Сэм. Ян мой очень старый друг.
– Насколько давний?
– Много, очень много лет назад, в другом месте я знал его, когда он был капитаном корабля, который не заплывал в эти океаны.
Капитан вдруг нагнулся, схватил кусок деревяшки и швырнул в собаку, огибавшую сваи с другой стороны пирса. Собака взвизгнула и отскочила под защиту склада. Это была та самая собака, что шла за принцем от гостиницы Хауканы.
– Берегись адских собак, – сказал капитан. – Есть собаки и собаки… и собаки. Три разных сорта, и всех их тянет в этот порт твое присутствие.
Твои руки – он сделал жест трубкой – недавно носили много колец. Их следы еще остались.
Сэм глянул на свои руки и улыбнулся.
– Твои глаза ничего не упустят, моряк, – ответил он, – так что я признаю очевидное. Я недавно носил кольца.
– Стало быть, ты, как и собаки, не тот, кем кажешься, и ты пришел спрашивать насчет Ольвагги, своего самого старинного друга. Тебя зовут, как ты сказал, Сэм. Ты случайно не из Первых?
Сэм не сразу ответил, а вглядывался в моряка, как бы ожидая, не скажет ли тот еще что-нибудь.
Видимо, поняв это, капитан продолжал:
– Ольвагга, я знаю, считался из Первых, хотя сам он никогда этого не говорил. Если ты сам из Первых, либо из Мастеров, ты это знаешь, так что я не выдал его, сказав так. Однако, я хочу знать, с кем я говорю – с другом или с врагом.
Сэм нахмурился.
– Ян никогда не умел наживать врагов. А судя по твоим словам, теперь у него есть враги среди тех, кого ты называешь Мастерами.
Моряк продолжал пристально смотреть на него.
– Ты не Мастер, – наконец сказал он, – и ты пришел издалека.
– Ты прав, – сказал Сэм, – но как ты узнал это?
– Во-первых, ты старик. Мастер тоже мог бы иметь старое тело, но он не захочет, так же как не захочет остаться на долгое время собакой.
Слишком силен его страх перед реальной смертью, которая иногда внезапно поражает стариков. Поэтому он не остался бы так долго, чтобы кольца врезались ему в пальцы. Богатые никогда не лишаются своих тел. Если они отказываются от нового рождения, они живут полный виток своих дней.
Мастера побоятся поднять оружие среди сторонников такого человека, даже если встретят его одного. Так что такое тело, как у тебя, нельзя получить таким способом. А тело из отбросов общества никогда не имеет отметок на пальцах. Следовательно, я считаю тебя человеком другой значимости, не Мастером. Если ты знал Ольваггу в давние времена, значит, ты тоже из Первых, как и он. И считаю я тебя человеком издалека как раз из-за сорта информации, какую ты ищешь. Будь ты из Махартхи, ты знал бы о Мастерах, а зная о Мастерах, ты знал бы, почему Ольвагга не может плавать.
– Ты, похоже, знаешь о делах в Махартхе больше, чем я, о только что прибывший моряк.
– Я тоже издалека, – чуть улыбнувшись, сказал капитан. – Но за двенадцать месяцев я могу посетить в два раза больше портов. Я слышу новости и слухи, и рассказы отовсюду – больше чем из двух дюжин портов. Я слышу о дворцовых интригах и о делах Храма. Я слышу тайны, которые шепчут ночью прекрасные девушки под сахарным тростником Камы. Я слышу о кампаниях кшатрий и о сделках крупных торговцев насчет будущего урожая зерна, насчет пряностей, драгоценных камней и шелка. Я пью с бардами и астрологами, с актерами и слугами, с угольщиками и портными. Иногда я случайно натыкаюсь на порт, где побывали пираты, и узнаю цену тех, за кого они требуют выкуп.
Поэтому не удивляйся, что я, прибывший издалека, больше знаю о Махартхе, чем ты, живущий, возможно, за неделю пути отсюда. Иной раз я слышу даже о деяниях богов.
– Тогда не можешь ли ты рассказать мне о Мастерах, и почему они считаются врагами? – спросил Сэм.
– Кое-что о них могу рассказать, чтобы ты не ходил непредупрежденным.
Основная часть теперь состоит из Мастеров Кармы. Их личные имена держатся в секрете, как принято у богов, так что они безличны, как Великое Колесо, которое они якобы представляют. Теперь они не просто купцы, они связаны с Храмами. Они тоже измененные, потому что твои родичи Первые, которые стали теперь богами, общаются с ними с Неба. Если ты действительно Первый, Сэм, твой путь поведет тебя либо к обожествлению, либо к уничтожению, когда ты встретишься с этими новыми Мастерами Кармы.
– Каким образом?
– Подробности ищи в другом месте, – сказал моряк. – Я не знаю, как делаются эти вещи. Поспрошай Янагга, парусного мастера на улице Ткачей.
– Так теперь зовут Яна?
Капитан кивнул.
– И опасайся собак, – сказал он. – Или, коль на то пошло, любого живого, кто может скрывать в себе разум.
– Как зовут тебя, капитан?
– В этом порту у меня вообще нет имени, либо фальшивое, а у меня нет причин лгать тебе. Прощай, Сэм.
– Прощай, капитан. Спасибо тебе за твои слова.
Сэм встал и ушел из гавани, направляясь обратно к деловому району и торговым улицам.
***
Солнце красным диском поднималось навстречу Мосту Богов. Принц шел по проснувшемуся городу среди палаток мелких ремесленников. Разносчики притираний, пудры, духов и масел двигались вокруг него. Цветочницы махали прохожим своими букетами и корсажами. Виноторговцы молчали, сидя со своими бурдюками на длинных скамейках, и ожидали постоянных покупателей. Утро пахло смесью еды, мускуса, экскрементов, масел и благовоний, и казалось, будто идешь в невидимом облаке.
Поскольку принц был одет как нищий, было вполне уместно, что он остановился и заговорил с горбуном, державшим чашку для подаяния.
– Привет, брат, – сказал он, – я зашел далеко от своего квартала и заблудился. Не укажешь ли мне дорогу к улице Ткачей?
Горбун кивнул и намекающе покачал чашкой.
Принц извлек из потайного кармана под лохмотьями мелкую монету и бросил ее в чашку. Монета тут же исчезла.
– Туда, – махнул головой горбун. – Пройдешь три улицы и повернешь налево. Пройдешь еще две улицы и увидишь Круг Фонтана перед храмом Варуны.
Войди в этот Круг. Улица Ткачей отмечена знаком шила.
Принц кивнул горбуну, похлопал его по горбу и продолжал путь.
Дойдя до Круга Фонтана, он остановился. Несколько десятков людей стояло движущейся линией перед Храмом Варуны, самого строгого и величественного из всех божеств. Эти люди не собирались войти в Храм, а были приглашены на какое-то занятие, которое требовало ожидания. Он услышал звон монет и подошел поближе.
Все двигалось мимо большой сверкающей металлической машины.
Человек бросил монету в пасть стального тигра. Машина замурлыкала. Он нажал кнопки в виде животных и демонов. Вспышка света прошла во всю длину Нагов, двух священных змей, огибающих прозрачный перед машины.
Принц подошел еще ближе.
Человек потянул рычаг, напоминающий рыбий хвост.
Священный голубой свет заполнил машину изнутри; змеи вспыхивали красным; в свете и тихой музыке началась молитва, выскочило молитвенное колесо и завертелось со страшной силой.
Лицо человека выражало блаженство. Через несколько минут машина остановилась. Он вложил другую монету и снова потянул за рычаг, что вызвало громкий ропот тех, кто стоял в конце линии; говорили, что это уже седьмая его монета, что день жаркий, что другие тоже хотят принести молитву, и почему бы ему не войти в Храм и не отдать столь большой дар прямо в руки жрецов? Кто-то возразил, что маленькому человеку явно надо загладить слишком многое. Тут же начались рассуждения о возможной природе его грехов. Все это сопровождалось громким смехом.
Увидев в очереди несколько нищих, принц подошел к концу ее и встал.
Пока очередь продвигалась, он заметил, что некоторые, проходя перед машиной, нажимают кнопки, а другие просто опускают плоский металлический диск в пасть второго тигра на противоположной стороне шасси. Когда машина останавливалась, диск выпадал в чашу и забирался его владельцем.
Принц рискнул спросить и обратился к стоявшему перед ним:
– Почему у некоторых свои диски?
– Потому что эти люди зарегистрированы, – ответил тот, не оборачиваясь.
– В Храме?
– Да.
– А-а.
Он подождал полминуты и снова спросил:
– А незарегистрированные, но желающие пользоваться машиной, нажимают кнопки?
– Да, – ответил тот, – написав свое имя, адрес, род занятий.
– А если человек гость здесь, как я, например?
– Добавишь название своего города.
– А если человек неграмотный, как вот я, тогда как?
Человек повернулся к нему.
– Тебе, наверное, лучше заказать молитву по-старому и отдать пожертвование прямо в руки жрецов. А то – зарегистрируйся и получишь диск.
– Понятно, – сказал принц. – Да, ты прав. Я подумаю. Спасибо тебе.
Он вышел из ряда и обогнул фонтан. На столбе висел Знак Шила. Он пошел по улице Ткачей.
Три раза он спрашивал, где живет Янагга – парусный мастер; в третий раз у невысокой женщины с мощными плечами и с усиками, которая сидела, поджав ноги, и плела коврик в палатке под низким навесом, бывшей, вероятно, когда-то стойлом и до сих пор сохранившей соответствующий запах.
Она осмотрела его сверху донизу удивительно приятными бархатными карими глазами и рыкающим голосом объяснила, куда идти. Он пошел в указанном ею направлении по извилистому переулку и дошел до открытой двери в подвал. Внутри было темно и сыро.
Он постучал в третью дверь налево, и через некоторое время дверь открылась.
Перед ним вырос человек.
– Да?
– Могу я войти? У меня важное дело…
Человек поколебался, затем резко кивнул и отступил в сторону, давая проход.
Принц вошел в комнату. На полу был разостлан большой кусок парусины.
Человек сел на табуретку и указал принцу на единственный в комнате стул.
Человек был невысок и широк в плечах; волосы полностью седые, зрачки помутнели от начинающейся катаракты; руки были темные, загрубевшие, с узловатыми пальцами.
– Да? – повторил он.
– Ян Ольвигг, – сказал принц.
Глаза старика расширились, затем сузились до щелочек. Он взвесил в руке ножницы.
– «Долог путь до Типперери», – сказал принц.
Человек вгляделся в него и вдруг улыбнулся.
– «Долог путь до милой Мэри», – сказал он, кладя ножницы на станок. Когда это было, Сэм?
– Я потерял счет годам.
– Я тоже. Но наверное, прошло лет сорок или сорок пять, как мы не виделись.
Сэм кивнул.
– По правде сказать, не знаю, с чего начать, – сказал человек.
– Для начала скажи, почему «Янагга»?
– А почему бы и нет? Имя достаточно убедительное. В нем звучит нечто от рабочего класса. А как ты? Все еще ходишь в принцах?
– Все еще хожу, – сказал Сэм. – И меня все еще называют Сиддхартой, когда окликают.
Старик хихикнул.
– И «Связующий Демонов», – процитировал он. – Очень хорошо. Поскольку твой наряд не соответствует твоему богатству, я заключил, что ты, по своей привычке, разыгрываешь спектакль?
Сэм кивнул.
– И я столкнулся со многим, чего не понимаю.
– Угу, – вздохнул Ян. – Угу. Так с чего же мне начать? Расскажу о себе, как… Я набрал слишком много дурной кармы, чтобы быть уверенным в перемещении.
– Что?
– Дурная карма, говорю. Древняя религия не просто религия, а разоблачающая, вынуждающая и пугающе наглядная религия. Но о последней части не говори вслух. Лет двенадцать тому назад Совет разрешил использовать психозонды на тех, кто просил возрождения; это было сразу после акселерационистско-деикратического раскола, когда Святая Коалиция прижала техников и сохранила право на подавление. Простейшее решение, чтобы пережить проблему. Храмовников заставили иметь дело с корпорацией торговцев, клиентам запудрили мозги, акселерационистам отказали в возрождении или… ну, в общем, вроде этого. Так что теперь акселерационистов не слишком много. Но это только начало. Боги быстро поняли, что в этом заключается путь власти. Сканирование наших мозгов перед пересадкой стало стандартной процедурой. Корпорация купцов стала Мастерами Кармы и частью структуры Храма. Они читают твою прошлую жизнь, взвешивают Карму и определяют твою последующую жизнь. Это превосходный метод для поддержки кастовой системы и укрепления деикратического контроля. Таким образом большая часть наших старых знакомых получила нимб.
– Бог! – сказал Сэм.
– Во множественном числе, – поправил Ян. – Они всегда считались богами с их Аспектами и Атрибутами, но теперь это стало страшно официальным. И любому из тех, кому повезло быть из Первых, чертовски необходимо твердо знать, желает ли он быстрого обожествления или погребального костра, на который он взойдет в Зала Кармы. Когда у тебя встреча?
– Завтра днем, – ответил Сэм. – Но почему ты все еще ходишь кругом, и у тебя нет ни ореола, ни горсти громовых стрел?
– Потому что у меня есть пара друзей, и оба они намекали мне, что лучше продолжать жить спокойно, чем встретиться с зондом. Я принял к сердцу их мудрый совет и поэтому продолжаю латать паруса и иной раз шумлю в местных кабачках. Кроме того – он поднял узловатую руку и щелкнул пальцами – если не реальная смерть, то, возможно, тело, изъеденное раком или интересная жизнь кастрированного водяного буйвола, или…
– Собака? – спросил Сэм.
– Именно, – ответил Ян и наполнил два стаканчика спиртным.
– Спасибо.
– Прямо адский огонь.
– Да еще на пустой желудок… Ты сам его делаешь?
– Ну. Перегонный аппарат в соседней комнате.
– Поздравляю. Если бы у меня была плохая карма, все это было бы теперь разобрано.
– Плохая карма – это то, что не нравится нашим друзьям-богам.
– А почему ты думаешь, что у тебя она есть?
– Я хотел начать изучение машин с нашими здешними потомками.
Обратился в Совет, получил отказ и надеялся, что об этом забудут. Но акселерационизм теперь так далеко загнан, что не возродится за время моей жизни. Очень жаль. Я хотел бы снова поднять парус и уплыть к другим горизонтам. Или поднять самолет…
– Зонд и в самом деле достаточно чувствителен, чтобы уловить что-то столь же запутанное, как положение акселерациониста?
– Зонд, – ответил Ян, – достаточно чувствителен и скажет, что ты ел на завтрак одиннадцать лет назад, и как ты утром порезался, напевая андоррский национальный гимн.
– Они делали эксперименты, когда мы оставили… дом, – сказал Сэм. Мы с тобой осуществили тогда весьма хорошую основу трансляторов мозговых волн. Когда произошел взрыв?
– Был у меня дальний родственник, – сказал Ян. – Ты помнишь сопливого щенка сомнительного происхождения третьего поколения по имени Яма? Щенка, который вечно увеличивал мощность генераторов, пока один из них не взорвался и Яма так обгорел, что получил второе тело – лет на пятьдесят старше – когда ему было всего шестнадцать? Щенка обожавшего оружие? Парня, который анестезировал и расчленял все, что двигалось, и делал это с таким удовольствием, что мы прозвали его богом смерти?
– Да, я помню его. Он все еще жив?
– Да, если хочешь так назвать это. Он теперь и в самом деле бог смерти – это уже не прозвище, а титул. Он усовершенствовал зонд сорок лет назад, но деикраты положили его под сукно до недавнего времени. Я слышал, что он придумал еще какое-то маленькое ювелирное изделие для служения воле богов… что-то вроде механической кобры, способной регистрировать энцефалограммы на расстоянии в милю. Она может ужалить человека в толпе, в каком бы теле он ни был. Противоядия нет. Четыре секунды – и все… Или огненный жезл, который, говорят, может содрать поверхность трех лун, в то время как Бог Агни стоит на берегу, размахивая этим жезлом. И, как я слышал, он проектирует сейчас реактивный джаггернаут для Бога Шивы… что-то вроде этого.
– Ого! – сказал Сэм.
– Ты пройдешь испытание? – спросил Ян.
– Боюсь, что нет. Скажи-ка, я сегодня видел машину, каковую лучше всего назвать молитвенным ковриком – они что, в ходу?
– Да. Они появились года два назад; ее придумал молодой Леонардо однажды ночью после стаканчика сомы. Теперь, когда идея кармы стала модной, эти вещи лучше кружки для пожертвований. Когда мистер горожанин предстает лично в клинике бога церкви, выбранной им в канун своего шестидесятилетия, считается, что его молитва будет рассмотрена с учетом его греха при решении, в какую касту он войдет, а также возраст, пол и здоровье тела, которое он получит. Мило. Ловко придумано.
– Я не пройду испытания, – сказал Сэм, – даже если воздвигну мощный молитвенный счет. Они поймают меня, когда дело коснется греха.
– Какого рода грех?
– Я еще только собираюсь его совершить, но он записан в моем мозгу, поскольку я его обдумывал.
– Хочешь выступить против богов?
– Да.
– Каким образом?
– Еще не знаю. Начну, однако, с контакта с ними. Кто их глава?
– Не могу назвать ни одного. Правит Тримурти – Брама, Вишну и Шива.
Но кто из них главнее в данный момент – не могу сказать. Кто-то думает, что Брама…
– Кто они – по-настоящему? Ян покачал головой. – Не знаю. У всех у них не те тела, что были тридцать лет назад. И все пользуются именами богов.
Сэм встал.
– Я вернусь попозже, или пришлю за тобой.
– Надеюсь… Выпьешь еще?
Сэм покачал головой.
– Я должен еще раз стать Сиддхартой, разговеться в гостинице Хаукана и объявить о своем намерении посетить Храм. Если наши друзья стали теперь богами, они наверняка общаются со своими жрецами. Сиддхарта идет молиться.
– Только не упоминай в молитве меня, – сказал Ян, наливая еще стаканчик. – Я не знаю, останусь ли я жив после божественного посещения.
Сэм улыбнулся.
– Они не всемогущи.
– Надеюсь, что нет, но боюсь, что это скоро случится.
– Счастливого плавания, Ян.
– К чертям!
***
Принц Сиддхарта остановился на улице Кузнецов на пути к Храму Брамы.
Через полчаса он вышел из мастерской в сопровождении Страка и трех слуг.
Улыбаясь, словно ему было видение того, что произойдет, он прошел через центр Махартхи и, наконец, появился у высокого, обширного Храма Творца.
Не обращая внимания на тех, кто стоял у молитвенной машины, он поднялся по длинной пологой лестнице, чтобы встретиться у входа в Храм с главным жрецом, которого он заранее известил.
Сиддхарта и его люди вошли в Храм, разоружились и почтительно поклонились центру помещения, прежде чем обратиться к жрецу.
Страк и остальные держались на почтительном расстоянии, когда принц положил тяжелый кошелек в руки жреца и тихо сказал:
– Я бы хотел поговорить с Богом.
Жрец внимательно вгляделся в лицо принца.
– Храм открыт для всех, господин Сиддхарта, и каждый может общаться с Небом, сколько пожелает.
– Я не совсем это имею в виду, – сказал Сиддхарта, – я думал о чем-то более личном, чем жертвоприношение и долгая литания.