Желязны Роджер. Князь Света

   — Да. Они сильны. Вернемся в гондолу.
   — Чуть позже.
   — Я боюсь, Владыка… они, быть может, слишком сильны — здесь и сейчас.
   — Что ты предлагаешь?
   — Они не могут подняться на кораблях вверх по реке. Если они захотят атаковать Лананду, им придется передвигаться по суше.
   — Конечно. Если только у него не хватит кораблей воздушных.
   — А если они захотят напасть на Хайпур, они должны будут углубиться еще дальше.
   — Ну! А если они захотят напасть на Килбар, то еще дальше! Не тяни! На что ты намекаешь? К чему ведешь?
   — Чем дальше они зайдут, тем больше перед ними встанет проблем, тем уязвимее они будут для партизанских атак на всем протяжении…
   — Ты что, предлагаешь, чтобы я ограничился легкими нападками, наскоками на его войска? Чтобы я позволил им промаршировать по стране, занимая город за городом? Они окопаются в ожидании подкреплений, чтобы удержать завоеванное, и только потом двинутся дальше. Только идиот поступил бы иначе. Если мы будем ждать…
   — Посмотри-ка вниз!
   — Что? Что это?
   — Они готовятся к выступлению.
   — Невероятно!
   — Брахма, ты забываешь, что Ниррити — фанатик, безумец. Ему не нужна Махаратха — точно так же, как Лананда или Хайпур. Он хочет уничтожить наши Храмы и нас самих. Помимо этого, волнуют его в этих городах души, а не тела. Он пройдет по стране, уничтожая всякий попадающийся ему на пути символ нашей религии, пока мы не решим сразиться с ним. Если же мы этого не сделаем, он, вероятно, разошлет миссионеров.
   — Но мы должны же что-то сделать!
   — Для начала дать ему ослабеть от его же похода. Когда он будет достаточно слаб, ударить! Отдай ему Лананду. И Хайпур, если понадобится. Даже Килбар и Хамсу. Когда он ослабнет, сотри его с лица земли. Мы можем обойтись без этих городов. Сколько там мы разрушили сами? Тебе, наверное, даже не припомнить!
   — Тридцать шесть, — промолвил Брахма. — Вернемся на Небеса, и я обдумаю все это. Если я последую твоему совету, а он отступит раньше, чем мы сочтем его достаточно слабым, велики будут наши потери.
   — Готов побиться об заклад, что он не отступит.
   — Жребий кидать не тебе, Ганеша, а мне. Взгляни, с ним эти проклятые ракшасы! Быстро уходим, пока они нас не засекли.
   — Да, быстрее!
   И они пустили своих ящеров обратно в лес.
 
   Кришна отложил свою свирель, когда к нему пришел посланник.
   — Да? — спросил он.
   — Махаратха пала…
   Кришна встал.
   — А Ниррити готовится выступить на Лананду.
   — А что предпринимают боги для ее защиты?
   — Ничего. Абсолютно ничего.
   — Пойдем со мной. Локапалам надо посовещаться.
   На столе оставил Кришна свою свирель.
 
   В эту ночь стоял Сэм на самом верхнем балконе дворца Ратри. Струи дождя, словно ледяные гвозди, протыкали насквозь ветер и рушились сверху на него. А на левой его руке светилось изумрудным сиянием железное кольцо.
   Падали, падали и падали с небес молнии — и оставались.
   Он поднял руку, и загрохотал гром, загрохотал предсмертным ревом всех драконов, что обитали, быть может, где-то, когда-то…
   Ночь отступила, ибо стояли перед Дворцом Камы в ту ночь огненные элементали.
   Поднял Сэм обе руки, и как один поднялись они в воздух и закачались высоко в ночном небе.
   Он сделал знак, и пронеслись они над Хайпуром с одного конца города на другой.
   И закружили по кругу.
   Затем разлетелись во все стороны и заплясали среди грозы.
   Он опустил руки.
   Они вернулись и вновь вытянулись перед ним.
   Он не шевелился. Он ждал.
   Сотню раз ударило сердце, и из темноты пришел к нему голос:
   — Кто ты, дерзнувший командовать рабами ракшасов?
   — Позови ко мне Тараку, — сказал в ответ Сэм.
   — Я не подчиняюсь приказам смертных.
   — Тогда взгляни на пламя истинного моего существа, пока я не приковал тебя к вон тому флагштоку — до скончания его века.
   — Бич! Ты жив!
   — Позови ко мне Тараку, — повторил он.
   — Да, Сиддхартха. Будет исполнено.
   Сэм хлопнул в ладоши, и элементали взмыли в небо, и снова темна была ночь над ним.
   Приняв человеческое обличье, Владыка Адова Колодезя вошел в комнату, где в одиночестве сидел Сэм.
   — В последний раз я, видел тебя в день Великой Битвы, — заявил он. — Потом услышал, что они нашли способ тебя уничтожить.
   — Как видишь, не нашли.
   — Как ты вернулся в мир?
   — Господин Яма отозвал меня назад — ты знаешь, Красный.
   — Велика действительно его сила.
   — Ее, по крайней мере, хватило. Ну а как нынче дела у ракшасов?
   — Хорошо. Мы продолжаем твою борьбу.
   — В самом деле? А каким образом?
   — Мы помогаем твоему былому союзнику — Черному, Владыке Ниррити — в его войне против богов.
   — Я так и подозревал. Поэтому-то я и решил с тобой встретиться.
   — Ты хочешь соединиться с ним?
   — Я все это тщательно продумал и, вопреки протестам и возражениям моих товарищей, я и в самом деле хочу с ним объединиться — при условии, что он заключит с нами соглашение. Я хочу, чтобы ты отнес ему мое послание.
   — Что за послание, Сиддхартха?
   — Гласящее, что локапалы — сиречь Яма, Кришна, Кубера и я — выступят вместе с ним на борьбу с богами, выступят во всеоружии, со всеми своими силами, машинами и помощниками, если откажется он от преследования исповедующих буддизм и индуизм — в этой форме, в какой сложились они в мире, — с целью обращения их в свою секту; и кроме того, если не будет он подавлять в отличие от богов акселеризм, коли будет победа на нашей стороне. Погляди на пламя его существа, когда даст он свой ответ, и сообщи мне, правду ли он сказал.
   — Ты думаешь, он согласится на это, Сэм?
   — Да. Он знает, что как только боги сойдут со сцены и перестанут насаждать индуизм, за ним последуют новообращенные, он мог убедиться в этом на моем буддистском примере — и это при ожесточенном противодействии богов. Ну а свой путь, свое учение считает он единственно верным, судьбоносным, и верит, что оно победит любое другое. Вот почему я думаю, что он согласится на честное соперничество. Передай ему мое послание и принеси мне его ответ. Хорошо?
   Тарака заколебался. Лицо и левая рука его частично испарились.
   — Сэм…
   — Что?
   — Какой же путь — истинный?
   — Гм? Вот что ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать?
   — Смертные зовут тебя Буддой.
   — Только потому, что они обременены языком и неведением.
   — Нет. Я смотрел на твое пламя и зову тебя Князем Света. Ты обуздываешь их, как обуздывал нас, ты выпускаешь их на волю, как выпустил нас. Тебе дана была власть дать им веру. Ты — тот, кем себя провозглашал.
   — Я лгал. Сам я никогда в это не верил — да и сейчас не верю. Я мог бы точно так же выбрать другой путь. Например религию Ниррити, только распятие болезненно. Я мог выбрать то, что называется исламом, но я знал, как ловко смешивается он с индуизмом. Мой выбор основывался на выкладках, а не на вдохновении, и я — ничто.
   — Ты — Князь Света.
   — Отправляйся же с моим посланием. На темы религии мы сможем поспорить позднее.
   — Локапалы, ты — говоришь, это Яма, Кришна, Кубера и ты сам?
   — Да.
   — Значит, он и в самом деле жив. Скажи мне, Сэм, до того, как я уйду… можешь ли ты победить в бою Господина Яму?
   — Не знаю. Хотя — вряд ли. Не думаю, чтобы кто-нибудь мог.
   — Ну а он может победить тебя?
   — Вероятно — в честном поединке. Когда бы мы ни встречались в прошлом как враги, мне либо везло, либо удавалось его провести. В последнее время я фехтовал с ним, и тут ему нет равных. Уж слишком он ушл во всем, что касается разрушения и уничтожения.
   — Ясно, — сказал Тарака, и его правая рука, прихватив с собой добрую половину грудной клетки, уплыла прочь. — Ну хорошо, спокойной тебе, Сиддхартха, ночи. Я ухожу с твоим посланием.
   — Благодарю и — спокойной ночи и тебе.
   Клуб дыма, струйка — и Тарака растворился в грозе.
 
   Высоко над миром смерч — это Тарака.
   Пусть гроза бушует вокруг него, нет ему дела до ее слепой ярости.
   Грохотал гром, разверзлись хляби небесные, утонул во мраке Мост Богов.
   Но все это его не беспокоило.
   Ибо он — Тарака, вожак ракшасов, Владыка Адова Колодезя…
   И он был могущественнейшим существом на свете, если не считать Бича.
   А теперь Бич объявил ему, что и он не самый могущественный… и что опять они будут биться заодно.
   Как высокомерно держался он со своею Силой и в своем Красном! В тот день… более полувека назад. У Ведры.
   Уничтожить Яму-Дхарму, победить Смерть… это бы доказало превосходство Тараки над всеми…
   А доказать это важнее, чем победить богов, которые все равно когда-нибудь уйдут из мира, ибо они не ракшасы.
   Стало быть, послание Бича Ниррити — на которое, как сказал Сэм, Черный согласится, — поведано будет только грозе, а Тарака, глядя на ее огонь, увидит, что она не лжет. Ибо гроза никогда не лжет… и всегда говорит Нет!
 
   Черный сержант провел его в лагерь. Он был великолепен в своих доспехах с блестящими украшениями, и он не был пленником: просто подошел к дозорному и сказал, что у него послание к Ниррити, поэтому и решил сержант сразу его не убивать. Он отобрал у него оружие и повел в ставку, расположившуюся в лесу неподалеку от Лананды; там он оставил его на попечение караульных, а сам пошел доложить своему Господину.
   Ниррити и Ольвегг сидели внутри черного шатра. Рядом с ними была расстелена карта Лананды.
   Когда по его приказу внутрь ввели пленника, Ниррити посмотрел на него и отпустил сержанта.
   — Кто ты такой? — спросил он.
   — Ганеша из Града. Тот самый, кто помог тебе бежать с Небес.
   Ниррити вроде бы обдумал это.
   — Припоминаю старинного дружка, — сказал он. — Почему ты пришел ко мне?
   — Потому что настал подходящий момент. Ты, наконец, предпринял крестовый поход.
   — Да.
   — Я хотел бы обсудить его с тобой частным образом.
   — Тогда говори.
   — А этот приятель?
   — Говорить при Яне Ольвегге — все равно, что говорить при мне. Говори все, что у тебя на уме.
   — Ольвегг?
   — Да.
   — Ну ладно. Я пришел сказать тебе, что слабы Боги Града. Слишком слабы, я чувствую, чтобы победить тебя.
   — Сдается мне, что ты прав.
   — Но не настолько слабы, чтобы не причинить тебе огромный урон, когда сделают они свой ход. А если приложат они все свои силы в подходящий момент, так и вовсе может наступить равновесие.
   — Я иду в бой, не забывая об этом.
   — Лучше, чтобы твоя победа не стала слишком уж дорогостоящей. Ты знаешь, я же симпатизирую христианам.
   — Так что же у тебя на уме?
   — Я вызвался развернуть здесь некую партизанскую войну против тебя, только чтобы сообщить, что Лананда — твоя. Они не будут ее защищать. Если и дальше ты будешь продолжать наступление в том же духе — то есть не закрепляясь в завоеванных пунктах, — и двинешься на Хайпур, Брахма сдаст без боя и его. Ну а когда доберешься ты до Килбара, а силы твои несколько поредеют и ослабнут от битв за три первых города и от рейдов моих людей на протяжении всего пути, вот тут-то Брахма и обрушит на тебя всю мощь Небес, и нет никаких гарантий, что не потерпишь ты поражение под стенами Килбара. Наготове все силы Небесного Града. Они ждут тебя у врат четвертого на этой реке города.
   — Ясно. Полезно знать об этом. Стало быть, они боятся того, что я несу им.
   — Конечно. Донесешь ли ты это до Килбара?
   — Да. И моею будет победа под его стенами. До того, как напасть на город, я пошлю за самым мощным своим оружием. Я придерживал его для осады самого Небесного Града, но теперь я обрушу мощь его на своих врагов, когда явятся они на защиту обреченного Килбара.
   — Но и они воспользуются могучим оружием.
   — Значит, когда встретимся мы с ними, исход битвы будет не у них и не у нас в руках. Все воистину в руце божией.
   — Но можно и перевесить одну чашу весов, Ренфрю.
   — Да? Что еще ты задумал?
   — Многие полубоги не удовлетворены ныне ситуацией, сложившейся в Граде. Они хотели продолжить кампанию против акселеризма и последователей Татхагаты. Их разочаровало, что после Дезирата эта программа не получила должного развития. А с восточного континента отозван Великий Индра, который вел там войну с ведьмами. Индра вполне в состоянии посочувствовать полубогам — а его приспешники разгорячены предыдущими баталиями.
   Ганеша оправил свой плащ.
   — Продолжай, — сказал ему Ниррити.
   — Когда они явятся к Килбару, — проговорил Ганеша, — вполне может статься, что не станут они сражаться в его защиту.
   — Ясно. А что выигрываешь на всем этом ты, Ганеша?
   — Удовлетворение.
   — И ничего более?
   — Я надеюсь, ты когда-нибудь вспомнишь, что я нанес этот визит.
   — Быть посему. Я не забуду, и ты получишь вознаграждение от меня после… Стражник!
   Откинув полог шатра, внутрь вступил приведший сюда Ганешу сержант.
   — Отведи этого человека туда, куда он захочет, и смотри не причини ему никакого вреда, — приказал Ниррити.
   — И ты ему доверишься? — спросил Ольвегг, когда они удалились.
   — Да, — ответил Ниррити, — но свои сребреники он получит после.
 
   Локапалы собрались на совет в комнате Сэма во Дворце Камы, украшающем собою славный Хайпур. Присутствовали также Так и Ратри.
   — Тарака говорит, что Ниррити не принял наших условий, — начал Сэм.
   — Ну и хорошо, — сказал Яма. — Я почти боялся, что он согласится.
   — А утром они атакуют Лананду. Тарака убежден, что они возьмут город. Это будет посложнее, чем с Махаратхой, но он абсолютно уверен, что город падет. Я тоже.
   — И я.
   — И я.
   — Тогда он отправится к следующему городу, к Хайпуру. Далее — Килбар, Хамса, Гаятри. И он знает, что где-то на этом маршруте на него нападут боги.
   — Конечно.
   — Итак, мы в самой серединке, и у нас есть некоторый выбор. Мы не смогли договориться с Ниррити. Не думаете ли вы, что нам удастся сделать это с Небесами?
   — Нет! — воскликнул, ударив кулаком по столу, Яма. — На чьей стороне ты сам, Сэм?
   — Акселеризма, — был ответ. — И если я смогу преуспеть путем переговоров, без никому не нужного кровопролития, то буду этому только рад.
   — Уж лучше якшаться с Ниррити, чем с Небесами!
   — Тогда давайте за это проголосуем — точно так же, как голосовали за переговоры с Ниррити.
   — И тебе нужно согласие лишь одного из нас, чтобы склонить чашу весов в свою сторону.
   — На таких условиях согласился я войти в локапалы. Вы просили меня вас возглавить, и я в ответ потребовал полномочий трактовать ничью в свою пользу. Ну да лучше дайте мне изложить свои соображения, прежде чем переходить к голосованию.
   — Ну хорошо — говори!
   — Как я понимаю, в последние годы Небеса выработали более терпимую линию поведения в отношении акселеризма. Никаких официальных перемен в доктрине не было, но и никаких новых шагов против акселеризма не предпринималось — скорее всего из-за той взбучки, которую они получили под Дезиратом. Я прав?
   — По сути — да, — кивнул Кубера.
   — Кажется, что пришли они к выводу, что слишком расточительно будет реагировать подобным образом всякий раз, когда поднимает свою уродливую голову Наука. В той битве против них, против Небес, сражались люди, человеческие существа. А люди, в отличие от нас, имеют семьи, имеют связи, которые их ослабляют, — и они связаны по рукам и ногам необходимостью иметь чистые кармические анкеты — если хотят возродиться. И тем не менее, они сражались. И это, похоже, несколько смягчило позицию Небес в последующие годы. Поскольку такая ситуация объективно сложилась, они могут, ничего не теряя, это признать. На самом деле, они могут даже обратить ее себе на пользу, представив это как милостивый жест божественного милосердия. Я думаю, что они согласятся пойти на уступки, на которые Ниррити не пошел бы.
   — Я хочу увидеть, как Небеса падут, — сказал Яма.
   — Конечно. И я тоже. Но поразмысли хорошенько. Со всем тем, что ты дал людям за последние полвека, — долго ли смогут Небеса удерживать весь этот мир в вассальной зависимости? Небеса пали в тот день у Дезирата. Еще одно, может быть, два поколения — и их власть над смертными улетучится. В битве с Ниррити, даже и победив, понесут они новые потери. Дайте им еще несколько лет декадентской славы. С каждым годом они все бессильнее и бессильнее. Их расцвет уже позади. Идет увядание.
   Яма зажег сигарету.
   — Ты хочешь, чтобы кто-нибудь убил для тебя Брахму? — спросил Сэм.
   Яма помолчал, затянулся сигаретой, выпустил дым.
   — Может быть, — сказал он. — Может быть и так. Не знаю. И не хочу об этом думать. Хотя, вероятно, так оно и есть.
   — Не хочешь ли ты моих гарантий, что Брахма умрет?
   — Нет! Только попробуй, и я убью тебя!
   — Вот видишь, на самом деле ты даже и не знаешь, чего Брахме желаешь — жизни или смерти. Быть может, все дело в том, что ты и любишь, и ненавидишь одновременно. Ты был стар, прежде чем стал молодым, Яма, а она была единственной, кого ты когда-либо любил. Я ведь прав?
   — Да.
   — Тогда нет у меня для тебя совета, нет панацеи от твоих напастей, сам должен ты разграничить свои чувства и одолевающие нас заботы.
   — Хорошо, Сиддхартха. Я за то, чтобы остановить Ниррити здесь, в Хайпуре, если Небеса поддержат нас.
   — Есть ли у кого-нибудь возражения?
   Молчание.
   — Тогда нам надо в Храм, реквизировать его средства связи.
   Яма потушил сигарету.
   — Но разговаривать с Брахмой я не буду, — сказал он.
   — Переговоры я беру на себя, — откликнулся Сэм.
 
   Или, пятая нота гаммы, сорвавшись со струны арфы, зазвенела в Саду Пурпурного Лотоса.
   Когда Брахма включил связь в своем павильоне, на экране возник какой-то человек в зелено-голубом тюрбане Симлы.
   — А где жрец? — спросил Брахма.
   — Связан снаружи. Можно, если ты желаешь выслушать пару-другую молитв, притащить его сюда…
   — Кто ты такой, что носишь тюрбан Первых и вступаешь в Храм при оружии?
   — У меня такое странное ощущение, будто все это со мной уже однажды было, — промолвил в ответ человек.
   — Отвечай на мои вопросы!
   — Хочешь ли ты, чтобы Ниррити был остановлен, Леди? Или же ты намерена отдать ему все эти города, от Махаратхи до самых верховий?
   — Ты испытываешь терпение Небес, смертный! Ты не уйдешь из Храма живым.
   — Твои смертельные угрозы ничего не значат для главного из локапал, Кали.
   — Локапал больше нет, и, стало быть, нет среди них и главного.
   — Ты видишь его перед собой, Дурга.
   — Яма? Это ты?
   — Нет, хотя он здесь, со мной, — так же, как Кришна и Кубера.
   — Агни мертв. Новые Агни умирают один за другим, с тех пор как…
   — С Дезирата. Я знаю, Чанди. Я не выходил на поле в стартовом составе. Рилд не убил меня. Призрачная кошка, которая так и останется безымянной, поработала на славу, но и этого оказалось мало. А теперь я вновь пересек Мост Богов. И локапалы выбрали меня старшим. Мы намерены оборонять Хайпур и разбить Ниррити, если Небеса нам помогут.
   — Сэм… ты… не может быть!
   — Тогда зови меня иначе: Калкин ли, Сиддхартха, Татхагата или Махасаматман, Бич, Будда или Майтрея. Все равно это я, Сэм. Я пришел поклониться тебе и заключить сделку.
   — Какую же это?
   — Люди смогли ужиться с Небесами, но Ниррити — другое дело. Яма и Кубера буквально напичкали город своим оружием. Мы можем укрепить его и противостоять даже массированным атакам. Если Небеса объединят свои силы с нашими, Ниррити найдет здесь, у Хайпура, свой конец. И мы пойдем на это, если Небеса санкционируют акселеризм и религиозную веротерпимость и положат конец господству Хозяев Кармы.
   — Не много ли, Сэм…
   — Первые два пункта касаются того, что уже и так существует; это просто даст им право спокойно существовать и в дальнейшем. Третье же все равно произойдет, нравится тебе это или нет, так что я даю тебе шанс выступить в роли благодетеля.
   — Я подумаю…
   — Минуту-другую. Я подожду. Ну а если ты скажешь нет, мы уйдем из города и позволим Ренфрю его захватить, осквернить Храм. После того, как он возьмет еще несколько городов, тебе все равно придется с ним столкнуться. Нас, однако, уже не будет рядом. Мы подождем, чем все это кончится. Если после всей этой передряги ты еще останешься у власти, не тебе уже будет решать о тех принципах, о которых я упомянул. Ну а нет — так мы сможем тогда осилить Черного и остановить его зомби. В любом случае мы добьемся своих целей. Но путь, который я тебе предлагаю, для тебя явно приемлемей.
   — Хорошо! Я немедленно разворачиваю свои силы. Бок о бок пойдем мы в последнюю битву, Калкин. Ниррити умрет у Хайпура! Пусть кто-нибудь останется здесь на связи, чтобы мы не теряли контакта.
   — Я размещу здесь свою ставку.
   — А теперь развяжи жреца и приведи его сюда. Он сподобится получить несколько божественных повелений и, чуть погодя, лицезреть теофанию.
   — Да, Брахма.
   — Погоди, Сэм! После битвы, если мы останемся живы, я хотела бы поговорить с тобой — о взаимном поклонении.
   — Ты хочешь стать буддистом?
   — Нет, снова женщиной…
   — Каждому событию нужно подобающее место и время, а сейчас у нас нет ни того, ни другого.
   — Когда придет время и найдется место, тогда там я и буду.
   — Сейчас пришлю твоего жреца. Не отключайся.
 
   Теперь, после падения Лананды, Ниррити совершал службу среди ее руин, моля о победе над остальными городами. Его сержанты перешли на медленный, монотонный ритм, и зомби как один пали на колени. Ниррити молился, пока капельки пота не покрыли его лицо, словно маска из стекла и света, и не начал стекать пот под его доспехи-протезы, дарующие ему силу многих. Тогда поднял он лицо свое к небу, взглянул на Мост Богов и произнес:
   — Аминь.
   После чего резко повернулся и зашагал к Хайпуру, и вся его армия двинулась за ним по пятам.
   Когда подошел Ниррити к Хайпуру, его там ожидали боги.
   Ополченцы из Килбара ждали его рядом с войсками Хайпура.
   Дожидались его и полубоги, герои, знать.
   И ждали брамины высокого ранга, ждали многие последователи Махасаматмана. Последние прибыли сюда во имя Божественной Эстетики.
   Посмотрел Ниррити через заминированные поля, раскинувшиеся вокруг города, и увидел четырех всадников, ожидавших у ворот, четырех локапал, за спинами которых развевались штандарты Небес.
   Он опустил забрало и повернулся к Ольвеггу.
   — Ты был прав. Интересно, там ли Ганеша?
   — Скоро узнаем.
   И Ниррити продолжил свой путь.
 
   В этот день осталось поле битвы за Князем Света. Так и не вступили полчища Ниррити в Хайпур. Ганеша пал от клинка Ольвегга, когда пытался нанести предательский удар в спину Брахме, который сошелся в поединке с Ниррити на склоне холма. Пал тогда и Ольвегг, зажимая руками рану в животе, и начал медленно отползать к валуну.
   Брахма и Черный замерли лицом к лицу, и голова Ганеши прокатилась между ними и заскакала вниз по склону.
   — Это он рассказал мне о Килбаре, — сказал Ниррити.
   — Он хотел, чтобы там все и решилось, — сказал Брахма, — и склонял меня к этому. Теперь ясно, почему.
   И они сошлись в схватке, и бились доспехи Ниррити за него с силою многих.
   Яма пришпорил своего коня, торопясь к холму, как вдруг на него налетел вихрь дыли и песка. Он заслонил глаза полою своего плаща, и вокруг него зазвенел смех.
   — Где же твой смертельный взгляд, а, Яма-Дхарма?
   — Ракшас! — прорычал тот.
   — Да. Это я, Тарака!
   И вдруг на Яму обратился поток воды, под напором которой споткнулся и упал на спину его конь.
   В тот же миг был уже Яма на ногах и сжимал в руке свой клинок, а пылающий смерч уплотнился перед ним в человекообразную фигуру.
   — Я отмыл тебя от этой непереносимой гадости, бог смерти. Теперь ничто не спасет тебя от моей руки!
   Яма, подняв клинок, ринулся вперед.
   Он рубанул своего серого противника, и клинок наискось прошел через все его туловище от плеча к бедру, но ни крови, ни каких-либо признаков раны не появилось на теле ракшаса.
   — Ты не можешь ранить меня, как ранил бы человека, о Смерть! Но погляди, что могу сделать с тобой я!
   И Тарака вспрыгнул на него, накрепко прижав ему руки к туловищу, пригнул к земле. Взвился фонтан искр.
   Вдалеке уперся Брахма коленом в хребет Ниррити и потянул изо всех сил назад его голову, пытаясь превозмочь силу черных доспехов. Тогда-то и спрыгнул Бог Индра со спины своего ящера и поднял на Брахму свой меч, Громоваджру. И услышал, как хрустнула шея Ниррити.
   — Тебя спасает только твой плащ! — вскричал Тарака, продолжая бороться с Ямой, и в этот миг взглянул он в глаза Смерти…
   Стремительно слабел Тарака, но не стал ждать Яма и сразу, как только смог, отбросил его в сторону.
   Он вскочил и бросился к Брахме, даже не успев подобрать свой меч. Там, на холме, раз за разом отбивал Брахма удары Громоваджры, и кровь ключом била из обрубка его левой руки, ручейками стекала из ран на голове и груди. Ниррити стальной хваткой впился ему в лодыжку.
   Громко закричал Яма, выхватывая на бегу свой кинжал.
   Индра отступил назад, туда, где его не мог достать клинок Брахмы, и оглянулся на него.
   — Кинжал против Громоваджры, да, Красный? — спросил он.
   — Да, — выдохнул Яма и нанес удар правой рукой, перебросив кинжал в левую для настоящего удара.
   Лезвие вошло Индре в предплечье.
   Индра выронил Громоваджру и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но падая, успел дернуть соперника за ногу и повалить его рядом с собой на землю.
   И тут полностью овладел им его Облик, и под взглядом его побелел и как-то пожух Громовержец, как трава осенью. Когда обрушился на спину Смерти Тарака, Индра был уже мертв. Попытался было Яма освободиться от хватки ракшаса, но словно ледяная гора пригвоздила его плечи к земле.