Желязны Роджер. Песнопевец

Желязны Роджер
Песнопевец

   Роджер Желязны
   Песнопевец
   После того, как все разошлись, выслушав рассказ о происшедшем, а остатки останков убрали - еще долго после этого, пока тянулась ночь, поздняя, чистая, с множеством ярких звезд, двоившихся и мерцавших в прохладных водах Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленьком заднем дворике за моим жилищем, потягивал пиво из жестянки и следил за тем, как заходят звезды.
   Чувства мои были в неприятном смятении, и я еще не совсем четко представлял себе, что же делать дальше.
   Продолжать расследование было опасно. Конечно, я мог бы плюнуть на оставшиеся шероховатости, нерешенные маленькие загадки, беспокоившие меня: ведь то, что мне поручили, было выполнено. И хотя у меня было желание узнать побольше, я имел полное право поставить мысленно "Закрыто" на папке с этим делом, отправиться за гонораром, а затем жить припеваючи.
   А что до моего беспокойства - что ж, никто никогда не сможет все разузнать, никого не встревожат те незначительные детали, которые продолжают волновать меня. Я вовсе не обязан вести расследование дальше этого момента.
   И все же...
   Может быть, это и называется чувством долга. По крайней мере, именно оно само по себе заставляло меня действовать, и принуждение это маскировалось такими общепринятыми словами, как "чувство долга" и "свобода воли".
   Так ли это? Или все дело в том, что люди унаследовали мозг обезьяны - с глубокими извилинами, отвечающими за любопытство, которое может привести к добру - или худу.
   Тем не менее, я должен оставаться на станции еще некоторое время - хотя бы для того, чтобы не лишать свою легенду правдоподобности.
   Я еще глотнул пива.
   Да, надо бы получить ответы на те вопросы, которые меня волнуют. Извилины этого требуют.
   А еще надо повнимательнее осмотреться вокруг себя. Да, решил я, так мы и сделаем.
   Я вытащил сигарету и принялся было прикуривать. И тут вниманием моим завладело пламя.
   Я уставился на трепетные языки пламени, осветившие ладонь и скрюченные пальцы левой руки, поднявшейся, чтобы защитить их от ночного бриза. Пламя казалось чистым как сами звезды, расплавленным и маслянистым.
   Языки пламени были тронуты оранжевым с синим нимбом и время от времени открывали мерцающий вишневый фитиль, похожий на душу огня. А затем полилась музыка...
   Музыка - именно это слово, по-моему, и подходило лучше всего, потому что по сути своей это явление было скорее похоже именно все, хотя в действительности являлось чем-то таким, с чем мне никогда не приходилось еще сталкиваться. Вообще это были не звуки в обычном понимании этого слова. Они всплыли во мне, как всплывают воспоминания, без каких-либо внешних стимулов, и не хватало силы самосознания, чтобы повернуть мысль к необходимости прийти в себя и соотнести действия со временем - как во сне. Затем что-то приостановилось, что-то высвободилось и чувства мои двинулись к кульминации. Это были не эмоции, не что-то, им подобное; а скорее состояние нарастающей эйфории, наслаждения, удивления - все это переполняло меня, сливаясь с нарастающим беспокойством. Что-то росло и что-то растворялось - но что это было на самом деле, я не знаю. Это была угнетающая красота и прекрасная угнетенность - и я был ее частью. Походило на то, что я испытывал нечто, чего еще не доводилось испытать, нечто космическое, величественное и вездесущее, но игнорирующее все окружающее.
   И все это усиливалось и усиливалось по своим собственным законам, пока я не согнул пальцы своей левой руки настолько, что пламя лизнуло их.
   Боль моментально прогнала наркотический транс, и я, вскакивая на ноги, щелкнул зажигалкой; звук предупреждением ударил по моим мыслям. Я повернулся и побежал через искусственный остров к маленькой кучке зданий, в которых располагались музей, библиотека и контора.
   Но в этот момент что-то опять накатило на меня. Только на этот раз уже не чудное музыкоподобное ощущение, коснувшееся секундами раньше. Теперь это было нечто зловещее, несшее страх, ничуть не менее реальный от того, что, насколько я понимал, он был иррационален. Все это сопровождалось полным искажением ощущений, и меня шатало на бегу. Поверхность, по которой я бежал, казалось, гнулась и волновалась, и звезды, здания, океан - все плыло, накатывалось прибоем и откатывалось назад, вызывая приступ тошноты. Несколько раз я падал, но тут же вскакивал и рвался вперед. Какое-то расстояние я, по-моему, преодолел ползком. Закрыть глаза? Ничего из этого хорошего не вышло бы: все кривлялось, корчилось, перемещалось и пугало не только снаружи, но и внутри меня.
   И все-таки мне необходимо было преодолеть всего лишь несколько сотен ярдов, несмотря на все эти чудеса, и, наконец, мои руки коснулись стены, я нашел дорогу, нащупал дверь, толкнул ее и вошел внутрь.
   Еще дверь, и я в библиотеке. Казалось, прошла вечность, прежде чем я нашарил выключатель.
   Шатаясь, я добрел до стола и сразился с его ящиком, вытаскивая оттуда отвертку.
   Затем, стиснув зубы, я на четвереньках добрался до дальнего экрана Информационной сети. Налетев на консоль управления, я успешно щелкнул выключателем, пробудив машину к жизни.
   Потом, все еще на коленях, держа отвертку обеими руками, я освободил левую сторону панели от крышки. Крышка упала со стуком, больно отдавшимся у меня в голове. Но доступ к деталям был открыт. Три маленьких изменения в схеме, и я мог передать нечто, что в конечном итоге вольется в Центральный банк данных. Я решил, что сделаю эти изменения и отправлю два самых опасных куска информации - о том, что, как я предполагал, имеет место и, в конце, концов связано с чем-то достаточным, чтобы послужить однажды причиной возникновения проблемы. Такой проблемы, которая причинит большой ущерб человеку, который сейчас так мучил меня.
   - Вот что я задумал! - сказал я громко. - А теперь прекрати свои фокусы, или я выполню свою угрозу!
   ...И как будто с моего носа сняли искажавшие окружающее очки: вокруг снова была самая обычная реальность.
   Я поднялся на ноги и закрыл панель.
   Вот сейчас-то, решил я, как раз и самое время для той сигареты, которую я было начал закуривать.
   После третьей затяжки я услышал, как во внешнюю дверь кто-то вошел.
   Доктор Бартелми, невысокий, загорелый, с сединой на макушке, жилистый, ступил в комнату - голубые глаза широко открыты и одна рука слегка приподнята.
   - Джим! Что стряслось? - спросил он.
   - Ничего, - ответил я. - Ничего.
   - Я видел, как вы бежали. И видел, как вы упали.
   - Ага. Я решил пробежаться. Поскользнулся. Немного растянул связки. Все в порядке.
   - Но почему вы так спешили?
   - Нервы. Я все еще расстроен. Я решил пробежаться или сделать что-нибудь еще, чтобы привести в порядок нервишки. Ну, к примеру, сбегать сюда и взять книжку - ну, что-нибудь почитать перед сном.
   - Дать вам успокаивающего?
   - Нет, все в порядке. Спасибо, не надо.
   - А что вы делали у машины? Не надо баловаться с...
   - Боковая панель отвалилась, когда я проходил мимо. Я только поставил ее на место, - махнул я отверткой. - Должно быть, ослабли винты.
   - О...
   Я шагнул и приладил панель на место. Когда я затягивал винты, зазвонил телефон. Бартелми подошел к столу, нажал кнопку и ответил.
   Через мгновение он сказал:
   - Да, минуточку, - повернулся ко мне, кивнул. - Это вас.
   - В самом деле?
   Я встал, двинулся к столу, взял трубку, кинул отвертку обратно в ящик и задвинул его.
   - Да, - сказал я в трубку.
   - Порядок, - ответил голос. - Я думаю, нам лучше потолковать. Вы навестите меня?
   - А где вы?
   - Дома.
   - Ладно. Я приду. - Я повесил трубку и повернулся к Бартелми. - Ну вот, и книга теперь не нужна. Сплаваю ненадолго к Андросу.
   - Уже поздно. Вы уверены что в состоянии это сделать?
   - О, сейчас я чувствую себя хорошо, - ответил я. - Извините, что потревожил вас.
   Казалось, он расслабился. По крайней мере, уступил и мрачно улыбнулся.
   - Может быть, это мне надо пойти и принять лекарство, - проворчал он. Когда такое случается... Знаете, вы напугали меня.
   - Ну, что случилось, то уже случилось. И кончено.
   - Вы правы, конечно. Ну, как бы то ни было, приятного вечера!
   Он повернулся к двери, и я вышел следом за ним, погасив свет, когда проходил мимо выключателя.
   - Спокойной ночи!
   - Спокойной ночи.
   Он отправился обратно к домам, а я двинулся к причалу, решив взять "Изабеллу".
   Чуть позже я отошел от берега, по-прежнему недоумевая. Все эти странности, в конечном счете, вполне могли естественным образом соотноситься с проблемой человека.
   Случилось это в мае и не так уж давно, хотя сейчас кажется, что прошло достаточно много времени. Я сидел в глубине бара "У капитана Тони" в Кей Вест, справа у камина, потягивая свое обычное пиво. Было уже чуть больше восьми, и я решил, что на этот раз, похоже, зря только потерял время, когда в бар через широкую переднюю арку вошел Дон. Он огляделся, скользнул по мне взглядом, отыскал свободный табурет в переднем углу бара, занял его и что-то заказал. Нас разделяло много людей и, к тому же, группа музыкантов вернулась к возвышению позади меня и начала новую песню, громко открывая счет, так что мы поначалу просто-напросто сидели там и осматривались.
   Через десять-пятнадцать минут Дон поднялся и пошел к задней стене вдоль дальней стороны бара. Немного спустя он повернулся обратно и оказался рядом со мной. Я ощутил его руку на своем плече.
   - Билл! - сказал он. - А что ты здесь делаешь?
   Я поднялся, приветствуя его, и улыбнулся:
   - Сэм! Господи!
   Мы пожали друг другу руки.
   - Здесь слишком шумно и нам не дадут поболтать, - сказал он затем. Пойдем куда-нибудь.
   - Хорошая мысль.
   Немного погодя мы оказались на темном и пустынном берегу залива, пахнущего соленым дыханием океана. До нас доносился лишь шум его да стук случайных капель. Мы остановились и закурили.
   - Вы знаете, что Флорида продает отсюда свыше двух миллионов тонн урана ежегодно? - спросил он.
   - По правде говоря, нет.
   - Ну, это так... А что вы слышали о дельфинах?
   - Ну, с этим легче, - ответил я. - Это прекрасные дружелюбные существа, настолько хорошо приспособленные к окружающей среде, что своим образом жизни не причиняют ей никакого вреда и в то же время всецело наслаждаются жизнью. Они разумны, они вообще не проявляют никаких признаков злобности. Они...
   - Достаточно, - поднял он руки. - Вы вроде того дельфина. Я знаю, что вы бы это подчеркнули. Вы иногда мне напоминаете этих существ - так же скользите по жизни, не оставляя ни следа в поисках того, за чем я вас посылаю...
   - Не забудьте дать мне рыбки.
   Он кивнул:
   - Договор обычный. И задание вроде бы относительно легкое: определение по принципу "да" или "нет", и оно не отнимет много времени. Происшествию всего несколько дней, и то место, где оно случилось, совсем рядом.
   - О! И кто в этом замешан?
   - Я хотел бы разобраться в деле, касающемся дельфинов, обвиненных в убийстве.
   Если он предполагал, что я что-то скажу на это, он разочаровался. Я раздумывал, припомнив новости прошедшей недели. Два водолаза погибли в то же самое время, когда в этом районе наблюдалась необычная активность дельфинов. Люди были искусаны животными, чьи челюсти, судя по следам, напоминали челюсти бутылконосых дельфинов, обычно посещавших эти парки и иногда даже селившихся в них. Тот же парк, в котором произошел инцидент, был закрыт до выяснения обстоятельств дела. Свидетелей нападения, насколько я помнил, не было, и ни в одной газете я не мог найти следов, чем же кончилась вся эта история.
   - Я серьезно говорю, - сказал он наконец.
   - Один из тех ребят был опытным проводником, отлично знавшим весь этот район, не так ли?
   Он просиял - это было заметно даже в темноте.
   - Да, - подтвердил он, - Мишель Торнлей... Он, можно сказать, работал еще и проводником. Он был служащим "Белтрайн Процессинг". Подводный ремонт и обслуживание добывающих заводов компании. Бывший военный моряк. Человек-лягушка. Крайне квалифицированный. Другой парень, его приятель с Андроса, был новичком в подводном деле - Руди Майерс. Они вышли вместе в необычный час и отсутствовал очень долго. В то же время было замечено несколько дельфинов, быстро поднимавшихся с глубин. Они перепрыгивали "стену", вместо того, чтобы проходить сквозь "калитку". Другие дельфины пользовались обычными проходами, а эти были не в себе, как сумасшедшие. В течение нескольких минут все дельфины, бывшие в парке, покинули его. Когда служащие отправились на поиски Майка и Руди, то они нашли трупы.
   - А как это дело попало к вам?
   - Институт дельфинологии не пожелал признать этот поклеп на своих подопечных. Они утверждают, что никогда не было подлинно достоверного случая неспровоцированного нападения дельфина на человека. И они не желают, чтобы этот факт лег в досье в Центральном банке данных, если на самом деле ничего подобного не было.
   - Ну, это и в самом деле не сумели доказать. Возможно, в гибели людей виновато какое-то другое животное. Испугавшее заодно и самих дельфинов.
   - У меня нет никакой версии, - проговорил Дон, закуривая. - Но ведь совсем не так уж давно запретили убивать дельфинов во всех странах мира и по-настоящему оценили работы таких людей, как Лилли, чтобы развернуть широкомасштабные работы, нацеленные на изучение этих существ. Как вам должно быть известно, они привели к некоторым поразительным эффектам и результатам. Известная проблема - были ли дельфины настолько же разумны, как и люди, стояла недолго. Установлено, что они высокоразумны - хотя разум их совершенно другого типа, чем наш, так что, возможно, полного сходства не может быть ни в чем. Именно это и стало основной причиной сохранения проблемы во взаимопонимании, и как раз это ясно представляла себе большая часть людей. Основываясь на этом, наш клиент полностью отрицал выводы, сделанные из происшедшего - то есть утверждение о том, что эти могучие, свободно организованные существа по характеру своего разума могли стать врагами человеку.
   - Так значит, Институт нанял вас, чтобы разобраться со всем этим?
   - Неофициально. Мне сделали это предложение потому, что характер происшедшего требует действий и ученого, и сыщика. Вообще-то, основным инициатором была состоятельная пожилая дама, интересы которой совпадают с интересами Института: миссис Лидия Барнс, бывший президент Общества друзей дельфинов - неправительственной организации, боровшейся за принятие законодательства о дельфинах несколько лет тому назад. Вот она-то и платит мне гонорар.
   - А какого рода роль вы решили отвести в этом деле мне? - поинтересовался я.
   - "Белтрайну" понадобится принять кого-нибудь на место Мишеля Торнлея. А как ты считаешь, справишься с этой работенкой?
   - Может быть. Расскажи-ка мне поподробнее о "Белтрайне" и парнях.
   - Ну, - сказал он, - насколько помнится, где-то около поколения назад доктор Спенсер из Харвела доказал, что гидроокись титана может производить химическую реакцию, в ходе которой атомы урана выделяются из морской воды. Однако, стоило это дорого и не получило практического воплощения до тех пор, пока Сэмюэл Белтрайн не выступил со своей экранной технологией, организовал маленькую фирму и быстро превратил ее в большую - с уранодобывающими станциями вдоль всего этого участка Гольфстрима. Его процесс был полностью чистым с точки зрения окружающей среды: он занялся бизнесом в то время, когда общественное давление на промышленность было таким, что некоторые экологические жесты концернов были весьма щедрыми. Итак, он выделил немало денег, оборудования и рабочего времени на создание четырех подводных парков в окрестностях Андроса. Участок барьерного рифа делал один из них особенно привлекательным. Он установил хорошую плату - однако, я сказал бы, заслуженно. Он сотрудничал с учеными, изучающими дельфинов, и в парках обосновывались лаборатории. Каждый из четырех районов был окружен "звуковой стеной" ультразвуковым барьером, который удерживал всех обитателей района внутри и не пускал туда посторонних - если говорить о больших животных. Единственное исключение - люди и дельфины. В нескольких местах в стене располагались "звуковые калитки" - пара ультразвуковых занавесов в нескольких метрах друг от друга - которые имели простое управление, находившееся внизу. Дельфины были способны научить друг друга обращению с этими приспособлениями и были достаточно воспитаны, чтобы закрывать за собою дверь. Они сновали туда-сюда, приплывали в лаборатории по своему желанию, чтобы учиться и, я думаю, обучать исследователей.
   - Стоп, - сказал я. - А как насчет акул?
   - Из парков их выгнали в первую очередь. Дельфины даже помогали изгонять их. Лет десять прошло с тех пор, как избавились от последней акулы.
   - Понятно. Скажите, а для компании эти парки обременительны?
   - Вообще-то, нет. Сейчас ее работники заняты лишь обслуживанием размещенного там оборудования.
   - А многие служащие "Белтрайна" работают в парках проводниками?
   - Немногие и не на полный день. Они бывают в тех районах, которые хорошо знают, и владеют всеми необходимыми навыками.
   - Я бы хотел взглянуть на медицинское заключение.
   - Они здесь, вместе со снимками трупов.
   - Теперь насчет человека с Андроса. Руди Майерса. Чем он занимался?
   - Он закончил медучилище. Долго работал в нескольких домах. Пару раз арестовывался по обвинению в кражах у пациентов. И в первый раз следствие прекратили. Во второй - отсрочка в исполнении приговора. А впоследствии нечто вроде отстранения от этой работы. Это случилось лет шесть-семь назад. Потом было множество мелких работ, ничем себя не скомпрометировал. И последнюю пару лет работал на острове в чем-то вроде бара.
   - Что вы имеете в виду - "вроде бара"?
   - Они имели лицензию только на продажу алкоголя, но появлялись там и наркотики... Тем не менее, шума никто не поднимал.
   - Как назывался бар?
   - "Чикчарни".
   - Что это такое?
   - Персонаж местного фольклора. Разновидность древесного духа. Озорник. Ну, вроде эльфа.
   - Достаточно колоритно, я полагаю. А это не на Андросе ли поселилась Марта Миллэй?
   - Да, на нем.
   - Я ее поклонник. Я люблю подводные съемки, а ее снимки всегда хороши. На самом деле, она же издала несколько книг о дельфинах. Кто-нибудь поинтересовался ее мнением об убийствах?
   - Она уезжала.
   - О, надеюсь, она скоро вернется. Я бы хотел с ней познакомиться.
   - Значит, вы беретесь за работу?
   - Да, я в ней нуждаюсь.
   Он полез в пиджак, достал тяжелый сверток и протянул его мне.
   - Здесь копии всего, чем я располагаю. И не нужно говорить...
   - Не стоит говорить, - подхватил я, - что жизнь поденки будет словно вечность.
   Я опустил сверток себе в карман и повернулся.
   - Приятно было повидаться, - бросил я.
   - Уже уходите?
   - Куча дел.
   - Тогда - удачи!
   - Спасибо.
   Я пошел налево, он пошел направо - вот и все, что было потом.
   Станция-Один представляла собой что-то вроде нервного центра того района. Прежде всего она была больше всех других добывающих станций, и на ее поверхности располагались контора, несколько лабораторий, музей, амбулатория, жилые помещения и несколько комнат для отдыха. Это был искусственный остров, неподвижная платформа около семисот футов протяженностью, и она обслуживала восемь других фабрик района. Она располагалась в виду Андроса, крупнейшего из Багамских островов, и если вам нравилось обилие воды вокруг вас так же, как и мне, то вы нашли бы панораму мирной и более чем привлекательной.
   Из инструктажа в первый день по приезду я узнал, что мои обязанности были на треть рутинными, а на две трети определялись волей случая. Рутинной частью был осмотр и техническое обслуживание оборудования... Остальное непредвиденные ремонты, пополнение запасов - словом, работенка для подводного мастера на все руки, которая производится тогда, когда появляется необходимость в этом.
   Сам руководитель станции Леонард Бартелми встретил меня и показал все вокруг. Этот вежливый невысокий человек, который, казалось, получал наслаждение от разговора о своей работе, среднего возраста, овдовевший, сделал станцию своим домом. Первым, кому он представил меня, был Фрэнк Кашел, которого мы обнаружили в главной лаборатории поедавшим сэндвич и наблюдавшим за ходом какого-то опыта.
   Фрэнк поклонился, улыбнулся, встал и пожал мне руку, когда Бартелми представил меня:
   - Это наш новый сотрудник, Джеймс Мэдисон.
   Он был черноволос, с легкой сединой, и несколько морщин подчеркивали его челюсти и скулы.
   - Рад иметь вас под рукой, - сказал он. - Поглядывайте, не попадутся ли хорошенькие камушки, приносите мне веточку-другую кораллов. Мы заживем прекрасно.
   - У Фрэнка хобби - коллекционирование минералов, - пояснил Бартелми. - Это он автор выставки в музее. Мы пройдем туда через несколько минут, и вы ее посмотрите. Это весьма интересно.
   Я кивнул:
   - Ладно. Я запомню. Посмотрим, что я смогу для вас найти.
   - Вы что-то в этом понимаете? - спросил Фрэнк.
   - Немного. Когда-то я был эдакой ищейкой.
   - Ну поглядим.
   Когда мы вышли, Бартелми заметил:
   - Он делает деньги на стороне, продавая на выставках образцы самоцветов. Я запомнил это прежде, чем отдавать ему слишком много свободного времени и интересных образцов.
   - О!
   - Я имею в виду, что, если вы почувствовали, что это действительно ценная вещь или более, чем случайная находка, вы должны дать ему понять, что хотите иметь с нее определенный процент.
   - Я понял. Спасибо.
   - Не поймите превратно, Фрэнк прекрасный парень, только слегка рассеянный.
   - Как давно он здесь живет?
   - Около двух лет. Геофизик. И очень авторитетный.
   Затем мы остановились у склада оборудования, где я познакомился с Энди Димсом и Полом Картером. Первый - худощавый, с чем-то зловещим в наружности из-за корявого шрама на левой щеке, такого, что даже густая борода не скрывала его полностью; другой - высокий, красивый, гладколицый, и по комплекции между полнотой и тучностью. Они чистили какие-то цистерны, когда мы вошли, и, вытерев руки, потрясли мою и сказали, что рады со мной познакомиться. Они занимались той же работой, что предстояла и мне, а обычный штат включал четырех таких работников, занятых делом попарно. Четвертым был Пол Валонс, который с Рональдом Дэвисом, старшим по судну, укладывал свертки с инструментом в буй. Пол, как я узнал, был напарником Майка, и они дружили еще с флотских времен. Я должен был с ним работать большую часть времени.
   - Скоро вы сами себя доведете до такого же скотского состояния, жизнерадостно бросил Картер, когда мы подошли. - Наслаждайтесь же своим свободным утром. Срывайте бутоны роз.
   - Ты ужасен потому, что вспотел до неприличия, - заметил Димс.
   - Скажи это моим железам.
   Когда мы пересекали остров, Бартелми заметил, что Димс был самым способным подводником из всех, кого он знал. Когда-то он жил в одном из подводных городов-пузырей, потерял жену и дочь из-за аварии, вызванной проектом "Румоко-2" и остался наверху. Картер приехал сюда с Западного побережья около пяти месяцев сразу после развода или ухода из семьи - он не говорил об этом. С той поры он работал в "Белтрайн" и стал отличным связистом.
   Бартелми повел меня через вторую лабораторию, которая освободилась только сейчас, чтобы я мог восхититься огромной светящейся картой морей вокруг Андроса, бусинками света, показывающими размещение и состояние оборудования, поддерживавшего ультразвуковые стены вокруг парков и станций. Я видел, что мы находимся в границах, охватывающих ближайший парк.
   - В котором из них случилось несчастье? - спросил я.
   Он повернулся ко мне, внимательно изучил выражение моего лица, а затем показал, не выдавая, никаких чувств:
   - Это было дальше. Вон там. По направлению к северо-восточному концу парка. Что вы об этом слышали?
   - То, что было в последних новостях, - ответил я. - А что, обнаружилось что-либо новое?
   - Нет. Ничего.
   Кончиком пальца я нарисовал перевернутую букву "Л" по лампочкам, ограничивающим район.
   - А "дырки" в стене нет? - спросил я.
   - Никаких неисправностей оборудования не было давным-давно.
   - Вы думаете, это были дельфины?
   Он пожал плечами.
   - Я химик, - сказал он затем, - химик, а не специалист по дельфинам. Но вот что поразило меня - откуда-то я это вычитал - хотя дельфин дельфину рознь. Обычные дельфины вполне мирные, возможно, с разумом, равным нашему собственному. Но ведь они тоже должны подчиняться закону распределительной кривой - огромное количество обычных особей в ее середине, некоторое количество негодяев и идиотов на одной стороне и гениев - на другой. Возможно, есть среди них слабоумные, которые не в состоянии осознать своих действий. Или с комплексом Раскольникова. Большая часть того, что нам известно о дельфинах, возникла в результате изучения усредненных обычных образцов. А если бы в короткое время были проведены статистические исследования, они подтвердили бы закон кривой. А что мы знаем об отклонениях в их психике? Да ничего - и он снова пожал плечами. - Итак, я думаю, что это возможно, - заключил он.
   Тогда я вспомнил о подводных городах-пузырях и людях, которых никогда не встречал, и я подумал о том, что дельфины всегда чувствовали подлость, вину и гнусность тех дьявольских затей. Я загнал эту мысль назад, туда, откуда она пришла, но только тогда, когда он сказал:
   - Я надеюсь, вы не слишком обеспокоены?
   - Удивлен, - сказал я, - но и обеспокоен тоже. Естественно.
   Он повернулся, а когда я последовал за ним к двери, сказал:
   - Ну, следует запомнить, что, во-первых, это случилось на большом расстоянии к северо-востоку в самом парке. У нас там нет действующего оборудования, так что ваши обязанности не приведут вас сколько-либо близко к тому месту, где все это произошло. Во-вторых, команда из Института дельфинологии обыскала весь район, включая и наши здешние постройки, с использованием подводного поискового снаряжения. В-третьих, вплоть до дальнейших распоряжений будет продолжаться ультразвуковая локация вокруг любого района, где хоть один из наших друзей будет совершать погружения - а акулья клетка и декомпрессионная камера используются при всех спусках под воду. И пока точной разгадки нет, все начеку. А вы получите оружие - длинную металлическую трубу с зарядом и гранатой - этого вполне достаточно, чтобы убить и взбесившегося дельфина, и акулу.