— Угу.
Мы направились к дверям.
— Хочу поскорее увидеть тебя, — сказала она.
— Силы быстро иссякают, — сообщил я, открывая перед ней дверь. — Я ведь прошел ад — и вернулся.
Корал тронула мою щеку.
— Бедный Мерлин, — сказала она. — Выспись как следует.
Я последним глотком прикончил вино и достал Козыри. Мне хотелось поступить именно так, как она советовала, но на первом месте были вещи неизбежные. Я пролистал Колоду, вытащил карту Колеса-призрака и посмотрел на нее.
Как только мое желание оформилось и стало чуть холоднее, передо мной почти немедленно возникло Колесо-призрак красным кольцом крутясь в воздухе.
— Э-э… привет, папа, — заявило оно. — Никак не мог понять, куда ты забрался. Я вернулся потом еще раз, проверить, тебя не оказалось и, как я ни вертел отражения, вернуть тебя не сумел. Кто бы мог подумать, что ты просто вернулся домой. Я…
— Потом, — сказал я. — Мне некогда. Быстро перенеси меня в пещеру Лабиринта.
— Лучше сначала я тебе кое-что расскажу.
— Что?
— Сила, которая последовала за тобой в Замок… та, от которой я прятал тебя в пещере…
— Да?
— Тебя искал сам Лабиринт.
— До меня дошло, — сказал я, — но потом. Мы с ним повздорили, а теперь вроде как наладили отношения. Неси меня туда прямо сейчас. Это важно.
— Сэр, я его боюсь.
— Значит, донесешь меня, докуда смеешь, и будешь держаться в стороне. Надо кое-что проверить.
— Ладно. Иди сюда.
Я шагнул вперед. Призрак поднялся в воздух, развернулся на девяносто градусов, быстро падая, охватил кольцом мою голову, плечи, торс и исчез под ногами. Тут свет погас, а я немедленно призвал логрусово зрение. И увидел, что стою в проходе перед большой дверью, ведущей в пещеру Лабиринта.
— Призрак? — тихо позвал я.
Ответа не было.
Я двинулся вперед, свернул за угол, подошел к двери и нагнулся к ней. Ее так и не заперли, и от моего толчка она подалась. Фракир дернулся на запястье.
— ФРАКИР? — спросил я.
Он тоже не отзывался.
— ГОЛОС ПОТЕРЯЛИ, МИСТЕР?
Он дважды дернулся. Я погладил его.
Дверь передо мной отворялась. Я не сомневался, что Лабиринт светится ярче. Но это соображение быстро было отброшено. В середине Лабиринта, спиной ко мне, воздев руки стояла темноволосая женщина. Я чуть не выкрикнул имя, на которое, по-моему, она бы отозвалась, но женщина исчезла раньше, чем сработали голосовые связки. Я тяжело прислонился к стене.
— Я и в самом деле как выжатый лимон, — выговорил я вслух. — Ты издевался надо мной, а сколько раз моя жизнь оказывалась в опасности по твоей милости? Ты заставил меня удовлетворить твое желание подглядывать за эротическими сценами. А потом, как получил последнее, что тебе было нужно, как засветился чуть поярче, так выкинул меня пинком. Догадываюсь, что власть предержащие боги — или что там такое — не должны говорить «спасибо», или «извини», или «иди к черту», когда перестают кого-то использовать. И уж конечно, никакой нужды оправдываться передо мной ты не испытываешь. Ладно, я — не мальчик для битья. Я против того, чтобы вы с Логрусом перебрасывались мной в своей игре, не знаю уж, в какой. Понравилось бы тебе, вскрой я себе вену, чтобы ты плавал в крови?
На моей стороне Лабиринта тут же произошло огромное сгущение энергии. Передо мной с сильным шипением воздвигся столб синего пламени, который ширился, обретая черты ни женщины, ни мужчины, а существа, наделенного невероятной, нечеловеческой красотой. Пришлось загородить глаза.
— Ты не понимаешь, — раздался из ревущего пламени голос.
— Понимаю. Вот почему я здесь.
— Твои старания замечены.
— Рад слышать.
— Иначе с ситуацией было не справиться.
— Что же, ты доволен, как справился с ней?
— Да.
— Не за что.
— Ты дерзишь, Мерлин.
— Мне сейчас так хорошо, что терять нечего. Я слишком устал, устал, как черт. Нет сил волноваться, что ты со мной сделаешь. Вот я и пришел сказать тебе, что, по-моему, ты мне здорово обязан. Все.
И повернулся к нему спиной.
— Даже Оберон не смел так обращаться ко мне, — сказал он.
Я пожал плечами и шагнул к двери. И только моя нога коснулась земли, как я снова очутился в своих покоях.
Я еще раз пожал плечами, потом сходил и плеснул в лицо воды.
— Пап, ты в порядке?
Кольцо висело рядом с чашей. Оно поднялось в воздух, следуя за мной по комнате.
— В порядке, — признался я. — А ты как?
— Отлично, он совершенно не обратил на меня внимания.
— Не знаешь, что у него на уме? — спросил я.
— Похоже, они с Логрусом бьются за власть над Отражением. И он только что выиграл раунд. Что бы ни случилось, это, кажется, придало ему сил. Ты ведь участвовал в этом, верно?
— Верно.
— Где ты был с тех пор, как покинул пещеру, в которую я тебя отнес?
— Знаешь, что есть страна, лежащая между отражениями?
— МЕЖДУ? Нет. Это бессмысленно.
— Вот там я и был.
— А как ты туда попал?
— Не знаю. Думаю, с большим трудом. С Мандором и Ясрой все в порядке?
— Когда я видел их в последний раз, все было о'кей.
— А что насчет Люка?
— Мне незачем было его разыскивать. Хочешь, чтобы я занялся этим?
— Попозже. Сейчас поднимись по лестнице и загляни в королевские покои. Мне нужно знать, есть там сейчас кто-нибудь, или нет. Потом еще нужно, чтобы ты проверил камин в спальне. Посмотришь, вернули ли на место незакрепленный камень, или он все еще лежит на каминной решетке.
Он испарился, а я принялся мерить комнату шагами. Сесть или лечь я боялся, подозревая, что тут же усну, а проснуться будет нелегко. Но не успел я нашагать много, как передо мной, крутясь, снова появился Призрак.
— Там королева Виала, — сказал он, — она у себя в мастерской. Незакрепленный камень поставлен на место, а в коридоре во все двери стучится карлик.
— Черт, — сказал я, — значит, они знают, что он исчез. Карлик?
— Карлик.
Я вздохнул.
— Похоже, лучше пойти наверх, вернуть на место Камень и попробовать объяснить, что произошло. Если Виале понравится моя история, она может просто забыть упомянуть об этом Рэндому.
— Я перенесу тебя наверх.
— Нет, это было бы не слишком благоразумно. И не слишком вежливо. Лучше я пойду, постучусь, и пусть на этот раз меня пригласят как положено.
— А как узнать, когда стучать в дверь, а когда просто зайти?
— Обычно, если дверь заперта, в нее стучат.
— Как этот карлик?
Откуда-то снаружи донесся слабый стук.
— Он что, просто идет мимо и стучит во все двери без разбора? — спросил я.
— Ну, он пробует стучать во все по очереди, по этому не знаю, можно ли сказать, что он делает это без разбора. Пока что все двери, в которые он пытался достучаться, вели в пустующие покои. Что-нибудь через минуту он доберется и до твоей.
Я прошел через комнату к двери, отпер ее, открыл и вышел в коридор.
И точно — там ходил какой-то коротышка. Стоило мне открыть дверь, как он посмотрел в мою сторону, бородатое лицо тут же расплылось в улыбке, обнажая зубы, и он направился ко мне.
Очень быстро стало ясно, что он горбат.
— Господи! — сказал я. — Вы Дворкин, правда? Настоящий Дворкин?
— По-моему, да, — ответил он, и голос его не был неприятным. — А ты, надеюсь, сын Корвина, Мерлин.
— Он самый, — сказал я. — Очень приятно. Такое не каждый день бывает… и в столь необычное время…
— Это не светский визит, — заявил Дворкин, приблизившись и хватая меня за руку у плеча. — Ах! Вот твои покои!
— Да. Не зайдете?
— Благодарю.
Я проводил его внутрь. Призрак сделался примерно полдюйма в диаметре и притворился мухой на стене, заняв место на доспехах как заблудившийся солнечный зайчик. Дворкин быстро обошел гостиную, заглянул в спальню, некоторое время пристально смотрел на Найду, пробормотал: «Никогда не буди спящего демона»; на обратном пути, проходя мимо меня потрогал Камень, покачал головой, словно предчувствуя дурное, и погрузился в то кресло, в котором я боялся уснуть.
— Не хотите ли стакан вина? — спросил я.
Он покачал головой.
— Нет, спасибо, — ответил он. — Ближайший Сломанный Лабиринт починил ты, верно?
— Да.
— Зачем ты это сделал?
— У меня не было особого выбора.
— Лучше расскажи мне все как есть, — сказал старик, дергая себя за неопрятную клочковатую бороду. Волосы у него были длинные и тоже нуждались в гребешке. И все же ни в его глазах, ни в словах не было ничего безумного.
— История эта не проста, и, чтоб не заснуть, пока она не будет рассказана до конца, мне требуется кофе, — сообщил я.
Он простер руки и между нами появился маленький столик с белоснежной скатертью, на нем было два прибора, а рядом с приземистой свечой — дымящийся серебряный графинчик. Еще там был поднос с бисквитами. Я бы не сумел так быстро доставить все это. Интересно, подумал я, а Мандор смог бы?
— Раз так, я присоединяюсь, — сказал Дворкин.
Я со вздохом налил нам кофе и приподнял Камень Правосудия.
— Может, сначала вернуть эту штуку, а потом уж начинать, — обратился я к Дворкину. — Потом можно будет избежать множества неприятностей.
И начал было вставать, но он покачал головой.
— По-моему, это ни к чему, — объявил он. — Если ты теперь останешься без него, то, вероятно, погибнешь.
Я снова сел.
— Сливки, сахар? — спросил я.
9
Мы направились к дверям.
— Хочу поскорее увидеть тебя, — сказала она.
— Силы быстро иссякают, — сообщил я, открывая перед ней дверь. — Я ведь прошел ад — и вернулся.
Корал тронула мою щеку.
— Бедный Мерлин, — сказала она. — Выспись как следует.
Я последним глотком прикончил вино и достал Козыри. Мне хотелось поступить именно так, как она советовала, но на первом месте были вещи неизбежные. Я пролистал Колоду, вытащил карту Колеса-призрака и посмотрел на нее.
Как только мое желание оформилось и стало чуть холоднее, передо мной почти немедленно возникло Колесо-призрак красным кольцом крутясь в воздухе.
— Э-э… привет, папа, — заявило оно. — Никак не мог понять, куда ты забрался. Я вернулся потом еще раз, проверить, тебя не оказалось и, как я ни вертел отражения, вернуть тебя не сумел. Кто бы мог подумать, что ты просто вернулся домой. Я…
— Потом, — сказал я. — Мне некогда. Быстро перенеси меня в пещеру Лабиринта.
— Лучше сначала я тебе кое-что расскажу.
— Что?
— Сила, которая последовала за тобой в Замок… та, от которой я прятал тебя в пещере…
— Да?
— Тебя искал сам Лабиринт.
— До меня дошло, — сказал я, — но потом. Мы с ним повздорили, а теперь вроде как наладили отношения. Неси меня туда прямо сейчас. Это важно.
— Сэр, я его боюсь.
— Значит, донесешь меня, докуда смеешь, и будешь держаться в стороне. Надо кое-что проверить.
— Ладно. Иди сюда.
Я шагнул вперед. Призрак поднялся в воздух, развернулся на девяносто градусов, быстро падая, охватил кольцом мою голову, плечи, торс и исчез под ногами. Тут свет погас, а я немедленно призвал логрусово зрение. И увидел, что стою в проходе перед большой дверью, ведущей в пещеру Лабиринта.
— Призрак? — тихо позвал я.
Ответа не было.
Я двинулся вперед, свернул за угол, подошел к двери и нагнулся к ней. Ее так и не заперли, и от моего толчка она подалась. Фракир дернулся на запястье.
— ФРАКИР? — спросил я.
Он тоже не отзывался.
— ГОЛОС ПОТЕРЯЛИ, МИСТЕР?
Он дважды дернулся. Я погладил его.
Дверь передо мной отворялась. Я не сомневался, что Лабиринт светится ярче. Но это соображение быстро было отброшено. В середине Лабиринта, спиной ко мне, воздев руки стояла темноволосая женщина. Я чуть не выкрикнул имя, на которое, по-моему, она бы отозвалась, но женщина исчезла раньше, чем сработали голосовые связки. Я тяжело прислонился к стене.
— Я и в самом деле как выжатый лимон, — выговорил я вслух. — Ты издевался надо мной, а сколько раз моя жизнь оказывалась в опасности по твоей милости? Ты заставил меня удовлетворить твое желание подглядывать за эротическими сценами. А потом, как получил последнее, что тебе было нужно, как засветился чуть поярче, так выкинул меня пинком. Догадываюсь, что власть предержащие боги — или что там такое — не должны говорить «спасибо», или «извини», или «иди к черту», когда перестают кого-то использовать. И уж конечно, никакой нужды оправдываться передо мной ты не испытываешь. Ладно, я — не мальчик для битья. Я против того, чтобы вы с Логрусом перебрасывались мной в своей игре, не знаю уж, в какой. Понравилось бы тебе, вскрой я себе вену, чтобы ты плавал в крови?
На моей стороне Лабиринта тут же произошло огромное сгущение энергии. Передо мной с сильным шипением воздвигся столб синего пламени, который ширился, обретая черты ни женщины, ни мужчины, а существа, наделенного невероятной, нечеловеческой красотой. Пришлось загородить глаза.
— Ты не понимаешь, — раздался из ревущего пламени голос.
— Понимаю. Вот почему я здесь.
— Твои старания замечены.
— Рад слышать.
— Иначе с ситуацией было не справиться.
— Что же, ты доволен, как справился с ней?
— Да.
— Не за что.
— Ты дерзишь, Мерлин.
— Мне сейчас так хорошо, что терять нечего. Я слишком устал, устал, как черт. Нет сил волноваться, что ты со мной сделаешь. Вот я и пришел сказать тебе, что, по-моему, ты мне здорово обязан. Все.
И повернулся к нему спиной.
— Даже Оберон не смел так обращаться ко мне, — сказал он.
Я пожал плечами и шагнул к двери. И только моя нога коснулась земли, как я снова очутился в своих покоях.
Я еще раз пожал плечами, потом сходил и плеснул в лицо воды.
— Пап, ты в порядке?
Кольцо висело рядом с чашей. Оно поднялось в воздух, следуя за мной по комнате.
— В порядке, — признался я. — А ты как?
— Отлично, он совершенно не обратил на меня внимания.
— Не знаешь, что у него на уме? — спросил я.
— Похоже, они с Логрусом бьются за власть над Отражением. И он только что выиграл раунд. Что бы ни случилось, это, кажется, придало ему сил. Ты ведь участвовал в этом, верно?
— Верно.
— Где ты был с тех пор, как покинул пещеру, в которую я тебя отнес?
— Знаешь, что есть страна, лежащая между отражениями?
— МЕЖДУ? Нет. Это бессмысленно.
— Вот там я и был.
— А как ты туда попал?
— Не знаю. Думаю, с большим трудом. С Мандором и Ясрой все в порядке?
— Когда я видел их в последний раз, все было о'кей.
— А что насчет Люка?
— Мне незачем было его разыскивать. Хочешь, чтобы я занялся этим?
— Попозже. Сейчас поднимись по лестнице и загляни в королевские покои. Мне нужно знать, есть там сейчас кто-нибудь, или нет. Потом еще нужно, чтобы ты проверил камин в спальне. Посмотришь, вернули ли на место незакрепленный камень, или он все еще лежит на каминной решетке.
Он испарился, а я принялся мерить комнату шагами. Сесть или лечь я боялся, подозревая, что тут же усну, а проснуться будет нелегко. Но не успел я нашагать много, как передо мной, крутясь, снова появился Призрак.
— Там королева Виала, — сказал он, — она у себя в мастерской. Незакрепленный камень поставлен на место, а в коридоре во все двери стучится карлик.
— Черт, — сказал я, — значит, они знают, что он исчез. Карлик?
— Карлик.
Я вздохнул.
— Похоже, лучше пойти наверх, вернуть на место Камень и попробовать объяснить, что произошло. Если Виале понравится моя история, она может просто забыть упомянуть об этом Рэндому.
— Я перенесу тебя наверх.
— Нет, это было бы не слишком благоразумно. И не слишком вежливо. Лучше я пойду, постучусь, и пусть на этот раз меня пригласят как положено.
— А как узнать, когда стучать в дверь, а когда просто зайти?
— Обычно, если дверь заперта, в нее стучат.
— Как этот карлик?
Откуда-то снаружи донесся слабый стук.
— Он что, просто идет мимо и стучит во все двери без разбора? — спросил я.
— Ну, он пробует стучать во все по очереди, по этому не знаю, можно ли сказать, что он делает это без разбора. Пока что все двери, в которые он пытался достучаться, вели в пустующие покои. Что-нибудь через минуту он доберется и до твоей.
Я прошел через комнату к двери, отпер ее, открыл и вышел в коридор.
И точно — там ходил какой-то коротышка. Стоило мне открыть дверь, как он посмотрел в мою сторону, бородатое лицо тут же расплылось в улыбке, обнажая зубы, и он направился ко мне.
Очень быстро стало ясно, что он горбат.
— Господи! — сказал я. — Вы Дворкин, правда? Настоящий Дворкин?
— По-моему, да, — ответил он, и голос его не был неприятным. — А ты, надеюсь, сын Корвина, Мерлин.
— Он самый, — сказал я. — Очень приятно. Такое не каждый день бывает… и в столь необычное время…
— Это не светский визит, — заявил Дворкин, приблизившись и хватая меня за руку у плеча. — Ах! Вот твои покои!
— Да. Не зайдете?
— Благодарю.
Я проводил его внутрь. Призрак сделался примерно полдюйма в диаметре и притворился мухой на стене, заняв место на доспехах как заблудившийся солнечный зайчик. Дворкин быстро обошел гостиную, заглянул в спальню, некоторое время пристально смотрел на Найду, пробормотал: «Никогда не буди спящего демона»; на обратном пути, проходя мимо меня потрогал Камень, покачал головой, словно предчувствуя дурное, и погрузился в то кресло, в котором я боялся уснуть.
— Не хотите ли стакан вина? — спросил я.
Он покачал головой.
— Нет, спасибо, — ответил он. — Ближайший Сломанный Лабиринт починил ты, верно?
— Да.
— Зачем ты это сделал?
— У меня не было особого выбора.
— Лучше расскажи мне все как есть, — сказал старик, дергая себя за неопрятную клочковатую бороду. Волосы у него были длинные и тоже нуждались в гребешке. И все же ни в его глазах, ни в словах не было ничего безумного.
— История эта не проста, и, чтоб не заснуть, пока она не будет рассказана до конца, мне требуется кофе, — сообщил я.
Он простер руки и между нами появился маленький столик с белоснежной скатертью, на нем было два прибора, а рядом с приземистой свечой — дымящийся серебряный графинчик. Еще там был поднос с бисквитами. Я бы не сумел так быстро доставить все это. Интересно, подумал я, а Мандор смог бы?
— Раз так, я присоединяюсь, — сказал Дворкин.
Я со вздохом налил нам кофе и приподнял Камень Правосудия.
— Может, сначала вернуть эту штуку, а потом уж начинать, — обратился я к Дворкину. — Потом можно будет избежать множества неприятностей.
И начал было вставать, но он покачал головой.
— По-моему, это ни к чему, — объявил он. — Если ты теперь останешься без него, то, вероятно, погибнешь.
Я снова сел.
— Сливки, сахар? — спросил я.
9
Я медленно приходил в себя. Знакомая голубизна оказалась озером небытия, я качался на его волнах. Я здесь, потому, что… я здесь, как поется в песне. Перевернувшись на другой бок внутри своего спального мешка, я подтянул колени к груди и опять уснул.
В следующее пробуждение я быстро огляделся; мир все еще был голубым. Многое можно сказать в защиту прошедшего испытания настоящего мужчины. Потом я вспомнил, что в любой момент может появиться Люк, чтобы убить меня, и сжал пальцы на рукояти лежавшего рядом меча, напрягая слух, чтобы уловить — не идет ли кто.
Проведу ли я день, колотясь о стену хрустальной пещеры? Или явится Ясра и опять попытается убить меня?
Опять?
Что-то не так. Сколько всего было, впутанными оказались Юрт и Корал, Люк и Мандор, даже Джулия. Все это был сон?
Короткий приступ паники прошел быстро, а потом мой блуждающий дух вернулся и принес то, что не удавалось вспомнить. Я зевнул. Снова все было, как надо.
Я потянулся. Сел. Протер глаза.
Да, я вернулся в хрустальную пещеру. Нет, все, что случилось с тех пор, как Люк заключил меня сюда, не было сном. Я вернулся по собственному выбору: а) время, которое здесь уходило на то, чтобы основательно выспаться, для Эмбера было лишь кратким мгновением; б) здесь никто не мог потревожить меня, связавшись через Козырь; и в) потому что, возможно, здесь меня не могли выследить даже Логрус и Лабиринт.
Откинув волосы со лба, я встал и отправился умыться. Хорошо, что я додумался с помощью Призрака перенестись после беседы с Дворкиным сюда. Наверняка я проспал часов двенадцать — таким глубоким непотревоженным сном, что лучше не бывает. Я осушил четверть бутылки воды, а остатками умылся.
Позже, одевшись и сунув простыни в шкаф, я вышел в коридорчик перед дверью и постоял в свете, падавшем из штольни над головой. Видный через нее кусок неба был чистым. В ушах у меня все еще звучало то, что сказал Люк в тот день, когда заточил меня сюда и выяснилось, что мы — родственники.
Вытащив из-за пазухи Камень Правосудия и держа его подальше от глаз в вытянутой руке, высоко подняв его так, чтобы падающий свет проходил сквозь него, я пристально всмотрелся в его глубины. На этот раз там ничего не было.
Ну, ладно. У меня не было настроения выяснять, кто, кому и что должен. Скрестив ноги, я удобно уселся, продолжая смотреть в камень. Я отдохнул, был начеку и теперь пришло время взяться за дело и покончить с ним. По подсказке Дворкина я выискивал в алом омуте Лабиринт.
Время шло, начали появляться какие-то очертания. Это не было плодом моих усилий, потому что пока я пытался вызвать его к существованию силой воображения, все было тщетно. Я наблюдал, как структура становилась отчетливой. Не то, чтобы она появилась внезапно — скорее это я только теперь сумел, приспособившись должным образом, увидеть то, что находилось там все время. Очень похоже, что так оно и было на самом деле.
Я глубоко вздохнул. Еще раз. Потом принялся тщательно изучать конструкцию. Все, что говорил мне отец о том, как настраиваться на Камень, припомнить не удавалось. Дворкину я сказал об этом, но он заявил, что волноваться нечего. Нужно только поместить в Камень трехмерную копию Лабиринта, отыскать где там вход и пройти из конца в конец. Когда я пристал к нему насчет подробностей, он просто хихикнул и велел не беспокоиться.
Ладно.
Медленно поворачивая камень, я подносил его все ближе. Наверху справа появилась маленькая трещинка. Стоило сосредоточиться на ней, и она словно бы ринулась на меня.
Подойдя туда, я прошел сквозь нее внутрь. Там оказалась странная штука, похожая на серебряный поднос на колесиках, она двигалась внутри самоцвета вдоль линий, подобных Лабиринту. Я позволил ей нести меня, куда заблагорассудится — иногда при этом возникало головокружение, от которого чуть ли не выворачивало, иногда приходилось, собрав всю волю, прокладывать себе путь сквозь рубиновые преграды, они поддавались, а я принимался карабкаться, падал, скользил или пробивался дальше. Ощущение собственного тела исчезло почти совсем, из высоко поднятой руки свисала цепочка — я понимал только, что сильно потею, потому что пот то и дело щипал глаза.
Понятия не имею, сколько времени прошло, пока я подстроился к Камню Правосудия — более высокой октаве Лабиринта. Дворкин считал, что Лабиринту нужно уничтожить меня, как только рыцарское странствие придет к концу и ближайший Сломанный Лабиринт будет починен, не только потому, что я вывел его из себя. Но помогать Дворкин отказался, полагая, что узнай я подлинную причину, это могло бы повлиять на выбор, который весьма вероятно, придется делать в будущем, а он должен быть сделан свободно. Мне все это показалось полной тарабарщиной — только вот все, что он говорил на другие темы, оказалось поразительно разумным, полной противоположностью тому Дворкину, которого я знал по легендам и слухам.
Мой рассудок то нырял в глубины кровавого омута, что был внутри камня, то парил над ним. Вокруг меня двигались и уже пройденные отрезки Лабиринта, и те, которые еще предстояло пройти. Они вспыхивали, как молнии. Меня не покидало ощущение, что мой рассудок вот-вот разобьется вдребезги обо что-нибудь вроде невидимой Вуали. Скорость все росла, уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Я знал, что пока не пройду эту штуку, возможности убраться отсюда не будет.
Дворкин считал, что, когда я вернулся проверить, кого видел у входа в Лабиринт, и повздорил с ним, то Камень, который был со мной, защитил меня от него. Но носить Камень слишком долго нельзя — ведь рано или поздно это оказывается губительным. Дворкин решил, что мне следует настроиться на Камень, подобно отцу и Рэндому, а уж потом расстаться с ним. После этого я унесу в себе образ более высокого порядка, который защитит меня от Лабиринта не хуже, чем сам Камень. Едва ли можно было спорить с человеком, который, по слухам, создал с помощью Камня Лабиринт. И я согласился с ним. Потому-то, чтобы отдохнуть, пришлось заставить Призрак вернуть меня в хрустальную пещеру, мою святая святых.
Сейчас, сейчас… я плыл. Вращался. Время от времени останавливался. Подобия Вуалей, находившиеся в Камне, оказались не менее грозными, ведь я оставлял свое тело по другую их сторону. После каждого такого эпизода я так выматывался, словно побил олимпийский рекорд в беге на милю. Хотя на одном уровне было ясно, что я стою, держа Камень, в котором совершаю свой путь посвящения, на другом чувствовалось, как тяжело стучит сердце, а на третьем на ум приходили куски давным-давно прослушанного курса антропологии, тогда к нам приезжала читать лекции Джоан Галифакс. Вокруг все колыхалось, как «Гейзер Пик Мерлот» 1985 года разлива в кубке. На кого же это я в тот вечер смотрел через стол? Неважно. Дальше, вниз, по кругу… Ярко расцвеченный кровью поток вырвался на свободу. Мой дух получил известие. Я не знал, как пишется стоявшее первым слово…
…Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Столкновение с рубиновой стеной, я — пятно на ней. Давай, Шопенгауэр, начни последний поединок воли с волей. Прошло столетие, а может, два, потом вдруг путь открылся. Меня бросило вперед, в сияние взорвавшейся звезды. Красный, красный, красный, уносящий все дальше, словно моя лодочка «Звездный взрыв», поток разрастался, гнал меня, нес домой…
Я отключился. Сознания я не терял, но рассудок был не совсем в норме. Оставалась еще гипнагогия, можно было воспользоваться ею в любое время и попасть, куда угодно, но зачем? Такая эйфория меня посещает редко. Считая, что заслужил ее, я долго-долго медленно плыл по течению.
В конце концов ощущение радости уменьшилось настолько, что уже не стоило потакать своим желаниям; я поднялся на ноги, пошатнулся, оперся о стену и направился в кладовку еще раз глотнуть воды. К тому же страшно хотелось есть, но ни консервы, ни замороженные полуфабрикаты меня не прельщали. Особенно, когда не так уж трудно было добраться до чего-нибудь посвежее.
Я пошел назад через знакомые комнаты. Итак, я последовал совету Дворкина. Жаль, что пришлось покинуть его раньше, чем я припомнил все, о чем хотел его расспросить — а это немало. Когда я снова вернулся, Дворкина уже не было.
Я поднялся наверх. Единственный известный мне выход из пещеры находился на вершине голубого выступа, где я и стоял. Утро было ветреным, ароматным, точь-в-точь весенним. На востоке виднелись лишь несколько облачков. Я с удовольствием набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Потом нагнулся и перетащил голубой валун так, чтобы он закрыл вход. Если бы мне вдруг опять понадобилось уединенное убежище и пришлось бы вернуться сюда, было бы крайне неприятно, если бы на меня вдруг напал какой-нибудь хищник.
Я снял Камень Правосудия с шеи и перевесил на каменный выступ. Потом отошел шагов на десять.
— Пап, привет.
С запада, как золотой Фрисби, подплывало Колесо-призрак.
— Доброе утро, Призрак.
— Зачем ты оставляешь это устройство? Это одно из самых мощных орудий, какие мне приходилось видеть.
— Я не оставляю его. Я собираюсь вызвать Знак Логруса, и, по-моему, вряд ли они хорошо поладят. Не уверен даже, насколько я сам придусь по душе Логрусу теперь, когда несу в себе настройку на Лабиринт более высокого порядка.
— Может, мне лучше пойти и вернуться позже?
— Держись неподалеку, — велел я. — Может, если возникнут проблемы, ты сумеешь вытащить меня отсюда.
Потом я вызвал Знак Логруса, и тот явился, нависнув надо мной, но ничего не случилось. Я переместил часть сознания в Камень — тот висел на валуне неподалеку — и через него сумел воспринять Логрус с другой точки. Жуть. Но тоже безболезненно.
Снова сконцентрировав свое «я» у себя под черепом, я взялся за логрусовы отростки, потянулся…
Не прошло и минуты, как передо мной оказалась тарелка молочных оладий, колбаса, чашка кофе и стакан апельсинового сока.
— Я мог бы доставить тебе это быстрее, — заметил Призрак.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — Я просто проверял системы.
Во время еды я пытался рассортировать свои дела по степени важности. Отправив тарелки туда, откуда они появились, я забрал Камень, повесил на шею и поднялся.
— О'кей, Призрак. Пора возвращаться в Эмбер, — сказал я.
Он стал шире, разомкнулся, опустился пониже — и вот уже я стоял перед золотой аркой. Я шагнул вперед…
…в свою комнату.
— Спасибо, — сказал я.
— Не за что, пап. Слушай, у меня вопрос: когда ты добывал себе завтрак, ты не заметил ничего странного в поведении Логруса?
— Ты о чем? — спросил я, отправляясь мыть руки.
— Начнем с физических ощущений. Он не казался… липким?
— Странное определение, — сказал я. — Но, раз уж мы заговорили об этом, да, мне показалось, что на разъединение ушло чуть больше времени, чем обычно. А почему ты спросил?
— Мне только что пришла в голову странная мысль. Ты можешь творить волшебство с помощью Лабиринта?
— Ага, но с Логрусом получается лучше.
— Будь у тебя возможность, ты мог бы попробовать с обоими, а потом сравнить.
— Зачем?
— У меня и впрямь возникли кой-какие подозрения. Как только проверю, тут же расскажу тебе.
Колесо-призрак исчезло.
— Вот дерьмо, — сказал я и вымыл лицо.
Я выглянул в окно. Мимо пролетела горсть снежных хлопьев. Из ящика стола я достал ключ. Хотелось немедленно избавиться от нескольких вещей.
Я вышел в коридор, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал знакомый звук. Я остановился, послушал, потом прошел мимо лестницы, и чем ближе подходил, тем объемнее становился звук. К тому времени, как я добрался до длинного коридора, где находилась библиотека, уже было ясно, что Рэндом вернулся, потому что кто еще здесь умел так барабанить? А если и умел, кто осмелился бы воспользоваться барабанами Короля?
Оставив полуоткрытую дверь позади, я свернул за угол направо. Моим первым желанием было войти, отдать ему Камень Правосудия и попытаться объяснить, что произошло. Потом вспомнился совет Флоры: честность, прямота и открытость здесь не доведут до добра. Верить ей страшно не хотелось, пусть она и сформулировала общее правило, но мне удалось сообразить, что в данном случае объяснения отнимут уйму времени, а ведь я хотел заняться и другими делами. К тому же в результате можно получить приказ кое-что не делать вовсе.
Коридор привел меня к дальнему входу в обеденный зал, а быстрая проверка показала, что там никого нет. Хорошо. Я припомнил, что внутри, с правой стороны, есть раздвижная панель, через которую можно попасть в полую часть стены по соседству с библиотекой. Там есть не то деревянные штифты, не то лесенка, чтобы взобраться к потайному ходу на галерею библиотеки. Если сойти по ним вниз, попадешь к винтовой лестнице и дальше в пещеры под замком, если память мне не изменяет. Я надеялся, что причины исследовать эту часть замка никогда у меня не появятся, но уже хорошо знал семейные традиции и решил чуточку пошпионить, потому что несколько невнятных реплик из-за неприкрытой двери, мимо которой я прошел, привели меня к заключению, что Рэндом там не один. Если знание действительно сила, значит, необходима вся информация, на какую я только сумею наложить руку, поскольку вот уже некоторое время я чувствовал себя необычайно уязвимым.
Да. Панель скользнула в сторону, раз-два — и вот я внутри. Отправив вперед свой духовный свет, я вскарабкался наверх, и медленно, осторожно отодвинул вторую панель, чувствуя благодарность к тому, кто додумался замаскировать ее широким креслом. Из-за его правой ручки можно было осматриваться, не слишком опасаясь, что тебя обнаружат. Оттуда был хорошо виден северный конец комнаты.
Рэндом барабанил, а Мартин, весь в коже и цепочках, сидел перед ним и слушал. Рэндом творил такое, чего я в жизни не видел. Он играл пятью палочками. По одной у него было в каждой руке, по одной зажато подмышками и одну он держал в зубах. Играя, он менял их местами: та, что была зажата в зубах, оказывалась справа подмышкой, а ее предшественница перекочевывала оттуда в правую руку; палочка, которая была там до нее, отправлялась в левую, четвертая уже торчала из-под мышки слева, а та, которая только что была там, уже оказывалась зажата в зубах — и он ни разу не ошибся. Это гипнотизировало. Я не мог отвести глаз, пока Рэндом не закончил свой номер. «Фьюжн»-барабанщик вряд ли стал бы мечтать о старенькой установке Рэндома — ни прозрачного пластика, ни тарелок размером с боевой щит, ни целого набора тамтамов с парой басов, она не сияла, как огненное кольцо вокруг Корал. Рэндом обзавелся своей установкой еще до того, как шнуры стали тонкими и нервными, басы сели, а тарелки подцепили акромегалию и стали гудеть.
— Никогда еще такого не видел, — донесся голос Мартина.
Рэндом пожал плечами.
— Немножко повалял дурака, — сказал он. — Я выучился этому в тридцатые годы у Фредди Мура, не то в «Виктории», не то в «Виллидж Вэнгард», он тогда играл с Артом Хоудсом и Максом Камински. Забыл, где именно. В варьете тогда еще не было микрофонов, и освещение было скверным, чтобы держать зал, приходилось так вот выпендриваться, или забавно одеваться, говаривал он.
— Так угождать толпе? Позор!
— Ага, вам, ребята, никому бы и в голову не пришло, вырядиться или расшвырять вокруг себя инструменты.
Следом наступила тишина, а выражение лица Мартина никак не удавалось увидеть. Потом Мартин сказал:
— Я не то имел в виду.
— Ага, я тоже, — ответил Рэндом. Потом три палочки полетели вниз и он снова заиграл.
Откинувшись назад, я слушал. И тут же ошарашенно понял, что вступил альт-саксофон. Когда я снова посмотрел на них, Мартин по-прежнему стоял ко мне спиной и играл. Наверное, саксофон лежал на полу с другой стороны, за стулом. Получалось нечто в духе Ричи Коула, что мне, в общем, понравилось и немного удивило. К наслаждению их игрой примешивалось такое же сильное ощущение, что сейчас мне в этой комнате делать нечего. Я осторожно отступил назад, отодвинул панель, прошел и вернул ее на место. Спустившись вниз и выйдя наружу, я решил, что лучше пройти через обеденный зал, чтобы не проходить еще раз мимо дверей в библиотеку. Еще какое-то время их музыка была слышна, и я очень жалел, что не знаю заклинания, которым Мандор заключает звуки в драгоценные камни, хотя бог весть как Камень Правосудия отнесся бы к тому, что в него поместили «Блюз Диких».
В следующее пробуждение я быстро огляделся; мир все еще был голубым. Многое можно сказать в защиту прошедшего испытания настоящего мужчины. Потом я вспомнил, что в любой момент может появиться Люк, чтобы убить меня, и сжал пальцы на рукояти лежавшего рядом меча, напрягая слух, чтобы уловить — не идет ли кто.
Проведу ли я день, колотясь о стену хрустальной пещеры? Или явится Ясра и опять попытается убить меня?
Опять?
Что-то не так. Сколько всего было, впутанными оказались Юрт и Корал, Люк и Мандор, даже Джулия. Все это был сон?
Короткий приступ паники прошел быстро, а потом мой блуждающий дух вернулся и принес то, что не удавалось вспомнить. Я зевнул. Снова все было, как надо.
Я потянулся. Сел. Протер глаза.
Да, я вернулся в хрустальную пещеру. Нет, все, что случилось с тех пор, как Люк заключил меня сюда, не было сном. Я вернулся по собственному выбору: а) время, которое здесь уходило на то, чтобы основательно выспаться, для Эмбера было лишь кратким мгновением; б) здесь никто не мог потревожить меня, связавшись через Козырь; и в) потому что, возможно, здесь меня не могли выследить даже Логрус и Лабиринт.
Откинув волосы со лба, я встал и отправился умыться. Хорошо, что я додумался с помощью Призрака перенестись после беседы с Дворкиным сюда. Наверняка я проспал часов двенадцать — таким глубоким непотревоженным сном, что лучше не бывает. Я осушил четверть бутылки воды, а остатками умылся.
Позже, одевшись и сунув простыни в шкаф, я вышел в коридорчик перед дверью и постоял в свете, падавшем из штольни над головой. Видный через нее кусок неба был чистым. В ушах у меня все еще звучало то, что сказал Люк в тот день, когда заточил меня сюда и выяснилось, что мы — родственники.
Вытащив из-за пазухи Камень Правосудия и держа его подальше от глаз в вытянутой руке, высоко подняв его так, чтобы падающий свет проходил сквозь него, я пристально всмотрелся в его глубины. На этот раз там ничего не было.
Ну, ладно. У меня не было настроения выяснять, кто, кому и что должен. Скрестив ноги, я удобно уселся, продолжая смотреть в камень. Я отдохнул, был начеку и теперь пришло время взяться за дело и покончить с ним. По подсказке Дворкина я выискивал в алом омуте Лабиринт.
Время шло, начали появляться какие-то очертания. Это не было плодом моих усилий, потому что пока я пытался вызвать его к существованию силой воображения, все было тщетно. Я наблюдал, как структура становилась отчетливой. Не то, чтобы она появилась внезапно — скорее это я только теперь сумел, приспособившись должным образом, увидеть то, что находилось там все время. Очень похоже, что так оно и было на самом деле.
Я глубоко вздохнул. Еще раз. Потом принялся тщательно изучать конструкцию. Все, что говорил мне отец о том, как настраиваться на Камень, припомнить не удавалось. Дворкину я сказал об этом, но он заявил, что волноваться нечего. Нужно только поместить в Камень трехмерную копию Лабиринта, отыскать где там вход и пройти из конца в конец. Когда я пристал к нему насчет подробностей, он просто хихикнул и велел не беспокоиться.
Ладно.
Медленно поворачивая камень, я подносил его все ближе. Наверху справа появилась маленькая трещинка. Стоило сосредоточиться на ней, и она словно бы ринулась на меня.
Подойдя туда, я прошел сквозь нее внутрь. Там оказалась странная штука, похожая на серебряный поднос на колесиках, она двигалась внутри самоцвета вдоль линий, подобных Лабиринту. Я позволил ей нести меня, куда заблагорассудится — иногда при этом возникало головокружение, от которого чуть ли не выворачивало, иногда приходилось, собрав всю волю, прокладывать себе путь сквозь рубиновые преграды, они поддавались, а я принимался карабкаться, падал, скользил или пробивался дальше. Ощущение собственного тела исчезло почти совсем, из высоко поднятой руки свисала цепочка — я понимал только, что сильно потею, потому что пот то и дело щипал глаза.
Понятия не имею, сколько времени прошло, пока я подстроился к Камню Правосудия — более высокой октаве Лабиринта. Дворкин считал, что Лабиринту нужно уничтожить меня, как только рыцарское странствие придет к концу и ближайший Сломанный Лабиринт будет починен, не только потому, что я вывел его из себя. Но помогать Дворкин отказался, полагая, что узнай я подлинную причину, это могло бы повлиять на выбор, который весьма вероятно, придется делать в будущем, а он должен быть сделан свободно. Мне все это показалось полной тарабарщиной — только вот все, что он говорил на другие темы, оказалось поразительно разумным, полной противоположностью тому Дворкину, которого я знал по легендам и слухам.
Мой рассудок то нырял в глубины кровавого омута, что был внутри камня, то парил над ним. Вокруг меня двигались и уже пройденные отрезки Лабиринта, и те, которые еще предстояло пройти. Они вспыхивали, как молнии. Меня не покидало ощущение, что мой рассудок вот-вот разобьется вдребезги обо что-нибудь вроде невидимой Вуали. Скорость все росла, уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Я знал, что пока не пройду эту штуку, возможности убраться отсюда не будет.
Дворкин считал, что, когда я вернулся проверить, кого видел у входа в Лабиринт, и повздорил с ним, то Камень, который был со мной, защитил меня от него. Но носить Камень слишком долго нельзя — ведь рано или поздно это оказывается губительным. Дворкин решил, что мне следует настроиться на Камень, подобно отцу и Рэндому, а уж потом расстаться с ним. После этого я унесу в себе образ более высокого порядка, который защитит меня от Лабиринта не хуже, чем сам Камень. Едва ли можно было спорить с человеком, который, по слухам, создал с помощью Камня Лабиринт. И я согласился с ним. Потому-то, чтобы отдохнуть, пришлось заставить Призрак вернуть меня в хрустальную пещеру, мою святая святых.
Сейчас, сейчас… я плыл. Вращался. Время от времени останавливался. Подобия Вуалей, находившиеся в Камне, оказались не менее грозными, ведь я оставлял свое тело по другую их сторону. После каждого такого эпизода я так выматывался, словно побил олимпийский рекорд в беге на милю. Хотя на одном уровне было ясно, что я стою, держа Камень, в котором совершаю свой путь посвящения, на другом чувствовалось, как тяжело стучит сердце, а на третьем на ум приходили куски давным-давно прослушанного курса антропологии, тогда к нам приезжала читать лекции Джоан Галифакс. Вокруг все колыхалось, как «Гейзер Пик Мерлот» 1985 года разлива в кубке. На кого же это я в тот вечер смотрел через стол? Неважно. Дальше, вниз, по кругу… Ярко расцвеченный кровью поток вырвался на свободу. Мой дух получил известие. Я не знал, как пишется стоявшее первым слово…
…Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Столкновение с рубиновой стеной, я — пятно на ней. Давай, Шопенгауэр, начни последний поединок воли с волей. Прошло столетие, а может, два, потом вдруг путь открылся. Меня бросило вперед, в сияние взорвавшейся звезды. Красный, красный, красный, уносящий все дальше, словно моя лодочка «Звездный взрыв», поток разрастался, гнал меня, нес домой…
Я отключился. Сознания я не терял, но рассудок был не совсем в норме. Оставалась еще гипнагогия, можно было воспользоваться ею в любое время и попасть, куда угодно, но зачем? Такая эйфория меня посещает редко. Считая, что заслужил ее, я долго-долго медленно плыл по течению.
В конце концов ощущение радости уменьшилось настолько, что уже не стоило потакать своим желаниям; я поднялся на ноги, пошатнулся, оперся о стену и направился в кладовку еще раз глотнуть воды. К тому же страшно хотелось есть, но ни консервы, ни замороженные полуфабрикаты меня не прельщали. Особенно, когда не так уж трудно было добраться до чего-нибудь посвежее.
Я пошел назад через знакомые комнаты. Итак, я последовал совету Дворкина. Жаль, что пришлось покинуть его раньше, чем я припомнил все, о чем хотел его расспросить — а это немало. Когда я снова вернулся, Дворкина уже не было.
Я поднялся наверх. Единственный известный мне выход из пещеры находился на вершине голубого выступа, где я и стоял. Утро было ветреным, ароматным, точь-в-точь весенним. На востоке виднелись лишь несколько облачков. Я с удовольствием набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Потом нагнулся и перетащил голубой валун так, чтобы он закрыл вход. Если бы мне вдруг опять понадобилось уединенное убежище и пришлось бы вернуться сюда, было бы крайне неприятно, если бы на меня вдруг напал какой-нибудь хищник.
Я снял Камень Правосудия с шеи и перевесил на каменный выступ. Потом отошел шагов на десять.
— Пап, привет.
С запада, как золотой Фрисби, подплывало Колесо-призрак.
— Доброе утро, Призрак.
— Зачем ты оставляешь это устройство? Это одно из самых мощных орудий, какие мне приходилось видеть.
— Я не оставляю его. Я собираюсь вызвать Знак Логруса, и, по-моему, вряд ли они хорошо поладят. Не уверен даже, насколько я сам придусь по душе Логрусу теперь, когда несу в себе настройку на Лабиринт более высокого порядка.
— Может, мне лучше пойти и вернуться позже?
— Держись неподалеку, — велел я. — Может, если возникнут проблемы, ты сумеешь вытащить меня отсюда.
Потом я вызвал Знак Логруса, и тот явился, нависнув надо мной, но ничего не случилось. Я переместил часть сознания в Камень — тот висел на валуне неподалеку — и через него сумел воспринять Логрус с другой точки. Жуть. Но тоже безболезненно.
Снова сконцентрировав свое «я» у себя под черепом, я взялся за логрусовы отростки, потянулся…
Не прошло и минуты, как передо мной оказалась тарелка молочных оладий, колбаса, чашка кофе и стакан апельсинового сока.
— Я мог бы доставить тебе это быстрее, — заметил Призрак.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — Я просто проверял системы.
Во время еды я пытался рассортировать свои дела по степени важности. Отправив тарелки туда, откуда они появились, я забрал Камень, повесил на шею и поднялся.
— О'кей, Призрак. Пора возвращаться в Эмбер, — сказал я.
Он стал шире, разомкнулся, опустился пониже — и вот уже я стоял перед золотой аркой. Я шагнул вперед…
…в свою комнату.
— Спасибо, — сказал я.
— Не за что, пап. Слушай, у меня вопрос: когда ты добывал себе завтрак, ты не заметил ничего странного в поведении Логруса?
— Ты о чем? — спросил я, отправляясь мыть руки.
— Начнем с физических ощущений. Он не казался… липким?
— Странное определение, — сказал я. — Но, раз уж мы заговорили об этом, да, мне показалось, что на разъединение ушло чуть больше времени, чем обычно. А почему ты спросил?
— Мне только что пришла в голову странная мысль. Ты можешь творить волшебство с помощью Лабиринта?
— Ага, но с Логрусом получается лучше.
— Будь у тебя возможность, ты мог бы попробовать с обоими, а потом сравнить.
— Зачем?
— У меня и впрямь возникли кой-какие подозрения. Как только проверю, тут же расскажу тебе.
Колесо-призрак исчезло.
— Вот дерьмо, — сказал я и вымыл лицо.
Я выглянул в окно. Мимо пролетела горсть снежных хлопьев. Из ящика стола я достал ключ. Хотелось немедленно избавиться от нескольких вещей.
Я вышел в коридор, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал знакомый звук. Я остановился, послушал, потом прошел мимо лестницы, и чем ближе подходил, тем объемнее становился звук. К тому времени, как я добрался до длинного коридора, где находилась библиотека, уже было ясно, что Рэндом вернулся, потому что кто еще здесь умел так барабанить? А если и умел, кто осмелился бы воспользоваться барабанами Короля?
Оставив полуоткрытую дверь позади, я свернул за угол направо. Моим первым желанием было войти, отдать ему Камень Правосудия и попытаться объяснить, что произошло. Потом вспомнился совет Флоры: честность, прямота и открытость здесь не доведут до добра. Верить ей страшно не хотелось, пусть она и сформулировала общее правило, но мне удалось сообразить, что в данном случае объяснения отнимут уйму времени, а ведь я хотел заняться и другими делами. К тому же в результате можно получить приказ кое-что не делать вовсе.
Коридор привел меня к дальнему входу в обеденный зал, а быстрая проверка показала, что там никого нет. Хорошо. Я припомнил, что внутри, с правой стороны, есть раздвижная панель, через которую можно попасть в полую часть стены по соседству с библиотекой. Там есть не то деревянные штифты, не то лесенка, чтобы взобраться к потайному ходу на галерею библиотеки. Если сойти по ним вниз, попадешь к винтовой лестнице и дальше в пещеры под замком, если память мне не изменяет. Я надеялся, что причины исследовать эту часть замка никогда у меня не появятся, но уже хорошо знал семейные традиции и решил чуточку пошпионить, потому что несколько невнятных реплик из-за неприкрытой двери, мимо которой я прошел, привели меня к заключению, что Рэндом там не один. Если знание действительно сила, значит, необходима вся информация, на какую я только сумею наложить руку, поскольку вот уже некоторое время я чувствовал себя необычайно уязвимым.
Да. Панель скользнула в сторону, раз-два — и вот я внутри. Отправив вперед свой духовный свет, я вскарабкался наверх, и медленно, осторожно отодвинул вторую панель, чувствуя благодарность к тому, кто додумался замаскировать ее широким креслом. Из-за его правой ручки можно было осматриваться, не слишком опасаясь, что тебя обнаружат. Оттуда был хорошо виден северный конец комнаты.
Рэндом барабанил, а Мартин, весь в коже и цепочках, сидел перед ним и слушал. Рэндом творил такое, чего я в жизни не видел. Он играл пятью палочками. По одной у него было в каждой руке, по одной зажато подмышками и одну он держал в зубах. Играя, он менял их местами: та, что была зажата в зубах, оказывалась справа подмышкой, а ее предшественница перекочевывала оттуда в правую руку; палочка, которая была там до нее, отправлялась в левую, четвертая уже торчала из-под мышки слева, а та, которая только что была там, уже оказывалась зажата в зубах — и он ни разу не ошибся. Это гипнотизировало. Я не мог отвести глаз, пока Рэндом не закончил свой номер. «Фьюжн»-барабанщик вряд ли стал бы мечтать о старенькой установке Рэндома — ни прозрачного пластика, ни тарелок размером с боевой щит, ни целого набора тамтамов с парой басов, она не сияла, как огненное кольцо вокруг Корал. Рэндом обзавелся своей установкой еще до того, как шнуры стали тонкими и нервными, басы сели, а тарелки подцепили акромегалию и стали гудеть.
— Никогда еще такого не видел, — донесся голос Мартина.
Рэндом пожал плечами.
— Немножко повалял дурака, — сказал он. — Я выучился этому в тридцатые годы у Фредди Мура, не то в «Виктории», не то в «Виллидж Вэнгард», он тогда играл с Артом Хоудсом и Максом Камински. Забыл, где именно. В варьете тогда еще не было микрофонов, и освещение было скверным, чтобы держать зал, приходилось так вот выпендриваться, или забавно одеваться, говаривал он.
— Так угождать толпе? Позор!
— Ага, вам, ребята, никому бы и в голову не пришло, вырядиться или расшвырять вокруг себя инструменты.
Следом наступила тишина, а выражение лица Мартина никак не удавалось увидеть. Потом Мартин сказал:
— Я не то имел в виду.
— Ага, я тоже, — ответил Рэндом. Потом три палочки полетели вниз и он снова заиграл.
Откинувшись назад, я слушал. И тут же ошарашенно понял, что вступил альт-саксофон. Когда я снова посмотрел на них, Мартин по-прежнему стоял ко мне спиной и играл. Наверное, саксофон лежал на полу с другой стороны, за стулом. Получалось нечто в духе Ричи Коула, что мне, в общем, понравилось и немного удивило. К наслаждению их игрой примешивалось такое же сильное ощущение, что сейчас мне в этой комнате делать нечего. Я осторожно отступил назад, отодвинул панель, прошел и вернул ее на место. Спустившись вниз и выйдя наружу, я решил, что лучше пройти через обеденный зал, чтобы не проходить еще раз мимо дверей в библиотеку. Еще какое-то время их музыка была слышна, и я очень жалел, что не знаю заклинания, которым Мандор заключает звуки в драгоценные камни, хотя бог весть как Камень Правосудия отнесся бы к тому, что в него поместили «Блюз Диких».