Желязны Роджер. Создания света – создания тьмы

   Тень беззвучна, лишь меняет в движении свои очертания. У нее грива, хвост и четыре ноги с копытами. Опять слышится дыхание, подобное шуму органных мехов.
   Тень лошади поднимается на дыбы, и ее передние копыта образуют на троне рисунок косого креста. Издалека доносится звук шагов. Когда Анубис входит, по залу проносится вихрь довольного фырканья, напоминающего смех.
   Все смолкает, и шакалоголовый видит тень перед своим троном.

ИЗМЕНЕНИЕ НАПРАВЛЕНИЯ ВОЛНЫ

   Прислушайтесь к звукам Блиса: вопли раздаются на Ярмарке Жизни. В павильоне для гостей обнаружено раздувшееся тело.
   Когда-то, оно было человеком. Теперь это прорвавшийся в дюжине мест пятнистый мешок, из которого что-то медленно вытекает на землю. Он уже начал пахнуть. Поэтому его и нашли. Визжит горничная. Визг собирает толпу.
   Видите, как они бродят, задавая друг другу вопрос, на который не могут ответить?
   Они забыли, что надо делать перед лицом смерти. Большинство из них скоро узнает это. Мегра из Калгана пробирается сквозь толпу:
   – Я няня…
   Толпа удивляется – няням пристало иметь дело с младенцами, а не с зловонными трупами.
   Ее спутник никому ничего не объясняет, но идет сквозь толпу так, словно ее нет.
   Коротышка в соломенной шляпе уже огородил павильон канатом и продает билеты тем, кто приходит поглазеть на останки. Негра просит высокого человека, которого зовут Оаким, остановить его. Оаким разбивает кассу и вышвыривает коротышку вон.
   – Он мертв, – говорит Негра, осматривая тело.
   – Конечно, – соглашается Оаким. После тысячи лет в Доме Мертвых он определяет это состояние быстрее любого другого. – Давай накроем его простыней.
   – Я не знаю такой болезни…
   – Тогда это, должно быть, новая болезнь.
   – Надо что-то сделать. Если она инфекционная, может начаться эпидемия.
   – Она начнется, – говорит Оаким. – И люди будут умирать быстро. На Блисе их скопилось так много, что эпидемию уже ничто не остановит. Даже если лекарство будет найдено за несколько дней, эта популяция, несомненно, будет прорежена.
   – К трупу нельзя подпускать людей, его надо отправить в ближайший родовспомогательный центр.
   – Поздно.
   – Как ты можешь быть безразличным? Это же трагедия, Оаким!
   – Смерть не более трагична, чем этот вонючий мешок. Возможно, это драма, но не трагедия… Ладно, давай простыню.
   Она отвечает ему пощечиной, разносящейся по всему павильону, и отворачивается. Глаза Негры ищут на стене экран коммуникатора, но как только она делает к нему шаг, ее останавливает одноглазый человек в черном:
   – Я уже вызвал ближайший центр. Аэрокар в пути.
   – Спасибо, отец. Ты можешь убрать отсюда этих людей? Тебя они послушаются скорее.
   Человек в черном кивает. Пока Оаким накрывает тело, одноглазый коротко приказывает толпе убираться, и она уходит, повинуясь его словам и посоху.
   – Почему, – Мегра вопросительно смотрит на Оакима, – почему ты так легко обходишься со смертью?
   – Потому что она есть. Она неизбежна. Я не скорблю о сорванном листе или разбивающейся волне. Не горюю о падающей звезде, когда она сгорает и гаснет. С чего мне расстраиваться?
   – Лист и волна не живые!
   – И люди не живые, когда они входят в Дом Мертвых, а туда в конце концов уходят все.
   – Это было давно. Никто с Блиса не уходил туда многие века. Так страшно, когда жизнь завершается…
   – Жизнь и смерть не так уж отличны друг от друга.
   – Ты – отклонение – от социальной нормы! – Мегра вновь ударяет его.
   – Это оскорбление или диагноз? – интересуется он. Вопли теперь несутся с другого конца ярмарки.
   – Мы должны помочь, – спохватывается Мегра, порываясь бежать.
   – Нет! – Оаким хватает ее за запястье.
   – Оставь меня!
   – Боюсь, я не могу себе этого позволить. Ты не принесешь пользы, стоя над всеми трупами, которые будут здесь появляться, только сама рискуешь заболеть. А я вовсе не хочу так скоро потерять такую подружку. Пойдемка лучше обратно в сад, там есть все, что нужно, и мы немного отдохнем. Включим надпись «Не беспокоить»…
   – …И будем развлекаться, пока мир умирает? Ты – чудовище!
   – Разве ты не хочешь дать Блису новые жизни взамен потерянных?
   Она с размаху бьет его свободной рукой, заставляя упасть на колено.
   – Оставь меня! – кричит она.
   – Отпустите леди, вы же видите – она желает уйти. – В павильоне незаметно появились два других действующих лица. Первое – это воин-священник Модрак, только что выставивший оттуда толпу, а рядом с ним – зеленобородый маг, известный людям под именем Фрамин.
   Оаким останавливается и в бешенстве смотрит на них.
   – Кто вы такие, чтобы приказывать мне?
   – Я известен как Мадрак, и некоторые называют меня Могучим.
   – Мне это ни о чем не говорит. Лучшее, что ты можешь сделать, это убраться отсюда! Оаким хватает Мегру – и силой поднимает ее на руки.
   – Повторяю, отпустите леди, – Мадрак, словно играя, заслоняет ему путь своим посохом.
   – Разве я не предупредил тебя?!
   – Мне тоже лучше предупредить вас. Прежде чем грубить и говорить глупости, вам надо бы было знать, что я принадлежу к бессмертным и что о силе моей наслышаны на всех Средних Мирах. Между прочим, это я уничтожил кентавра Даргота, отправив его в Дом Мертвых. Еще и сейчас слагают песни об этой битве, что продолжалась день, и ночь, и еще один день. Оаким отпускает Мегру.
   – Это действительно меняет дело, бессмертный, – я позабочусь о девушке в более подходящий момент. Скажи, бессмертный, противостоишь ли ты силам Дома Жизни и Дома Мертвых? Мадрак покусывает губу.
   – Допустим, – отвечает он наконец. – Что тебе в том?
   – Я всего лишь собираюсь уничтожить тебя и твоего друга, если он тоже принадлежит к двумстам восьмидесяти трем бессмертным. Волшебник улыбается и кланяется. Негра, воспользовавшись паузой, выскальзывает из павильона.
   – Леди убежала от вас, – замечает Фрамин.
   – Сейчас это уже не важно. – Оаким делает шаг навстречу Мадраку.
   Посох крутится в пальцах священника, пока не превращается в сверкающий круг, затем прыгает вперед.
   Оаким увертывается от первого удара, но второй задевает его по плечу. Он пытается схватить посох и попадает под новый удар. Он бросается на Мадрака, но посох касается его груди и отбрасывает назад. Оаким отступает на шаг и начинает кружить вокруг своего противника.
   – Как это, ты все еще стоишь? – интересуется Фрамин. Зеленобородый остается в стороне и невозмутимо покуривает.
   – Я не могу упасть, – отвечает Оаким. Он делает резкий выпад, но Мадрак отражает и его. Затем атакует – снова и снова – уже воин-священник, и всякий раз Оаким не просто избегает удара, но пытается схватить посох.
   Наконец он останавливается и отступает на несколько шагов.
   – Ну, хватит глупостей! Время против меня, а я еще должен получить свою подружку обратно. Ты хорош с этой палкой, жирный Мадрак, но теперь она тебе не поможет!
   Затем, слегка пригнув голову, Оаким исчезает, и Мадрак лежит на земле, а его посох валяется рядом сломанный и бесполезный.
   Оаким возникает из ниоткуда – рука его поднята, как будто только что нанесла смертельный удар.
   Фрамин роняет сигарету, и трость прыгает у него в руках, заключая его в кольцо зеленого огня:
   – Фуга! Истинный мастер фуги! И даже впередидущей! Кто же ты?
   – Меня называют Оакимом.
   – Откуда ты знаешь точное число бессмертных?
   – Я знаю то, что я знаю, и эти огни не спасут тебя.
   – Может, да, а может быть, и нет, Оаким. Но я не противостою Дому Жизни и Дому Мертвых.
   – Лжешь! Ты – бессмертный, и этого достаточно. Само бессмертие нарушает гармонию Средних Миров и противостоит Домам!
   – В принципе я слишком ленив, чтобы чему-нибудь противостоять. Моя жизнь, однако, это совсем другое дело, – глаза его вспыхивают зеленым. – Прежде чем ты попытаешься обратить свою силу против меня, Оаким, знай, что уже слишком поздно… Он поднимает свою трость.
   – Шакал или птица послали тебя – не имеет значения, кто…
   Зеленые огни фонтанами летят вверх, заполняя пространство вокруг.
   – Но ты не просто принесший чуму. Ты слишком хорошо подготовлен, чтобы быть кем-то меньшим, чем посланец…
   Павильон вокруг них исчезает, и они стоят на открытом месте посреди ярмарки.
   – Знай, что до тебя Анубис посылал многих и все они потерпели неудачу…
   Зеленый огонь бьет вверх из его трости и зажигает в небе дугу, яркую, как сигнальная – ракета.
   – …и двое из них пали от руки того, кто сейчас приближается… Дуга разгорается и пульсирует.
   – Посмотри же на того, кто всегда приходит туда, где хаос, и чья холодная стальная рука поддерживает слабых и угнетенных!..
   Он приближается, пересекая небо на спине огромного зверя из вороненого металла. У зверя восемь ног, и копыта его – алмазы. Всадник натягивает поводья, и с каждым шагом зверь покрывает все меньшее и меньшее расстояние.
   – Его называют Стальным Генералом, и он тоже мастер фуги, Оаким. Он слышит мой зов.
   Оаким поднимает голову вверх и смотрит на того, кто когда-то был человеком. Магия ли это Фрамина или его собственное предчувствие, но он знает, что это будет первая настоящая схватка за тысячелетие, которое он помнит.
   Зеленые огни падают на Мадрака, тот вздрагивает и поднимается со стоном.
   Восемь алмазных копыт касаются земли, и Оаким слышит далекую музыку банджо.

* * *

   Огненная Ведьма вызывает свою колесницу-запряженную-десятью и велит подать золотой плащ. Сегодня она отправляется по небесному пути к Кольцу, замыкающему Средние Миры.
   Она пройдет своими собственными, одной ей известными дорогами, чтобы показать…
   Туда, на миры Жизни и Смерти, миры, к которым она привыкла…
   Одни говорят, что имя ее – Милосердие, другие – что Похоть. Но непроизносимое смертными имя ее – Псина, а тайна души ее – прах.

* * *

   …Евнух, жрец высшей касты, ставит тонкие свечи перед парой старых сандалий.
   …Пес терзает грязную перчатку, видевшую много лучших столетий.
   …Слепые Парны бьют по крошечной серебряной наковальне деревянными молоточками пальцев. На металле лежит полоса голубого света.

МЕСТО СТРЕМЛЕНИЙ СЕРДЦА

   Принц-Который-был-Тысячей идет у моря и под морем. Второй разумный обитатель мира, по которому идет Принц, никак не может решить, создал ли Принц этот мир или открыл. Не может потому, что никак не решит – создает ли мудрость или только находит, а Принц мудр.
   Он идет вдоль берега, и следы начинаются в семи шагах за его шиной. Высоко над головой Принца висит море. Оно висит над его головой потому, что у него просто нет выбора. Мир этот устроен так, что откуда бы вы на него ни взглянули, он покажется вам висящей в космосе голубой каплей, полностью лишенной суши. Но если достаточно глубоко погрузиться в океан этого мира, то пересечешь нижнюю поверхность вод и войдешь в атмосферу планеты. Опускаясь еще ниже, достигнешь земли. Обходя эту землю, вы нашли бы другие моря – воды под водами, висящими в небе.
   Океан плещется в тысяче футов над головой. Яркие рыбы снуют по его дну, как диковинные созвездия, и здесь внизу, на земле, все сверкает.
   Говорил же кто-то, что мир, подобный этому безымянному месту, с морем вместо неба, не может существовать. Тот, кто говорил это, – ошибался. Положите в основу бесконечность – остальное просто.
   Принц-Который-был-Тысячей уникален. Он телепортатор, а телепортаторы встречаются на Средних Мирах еще реже, чем мастера темпоральной фуги. Возможно, ой всего один такой. Он способен мгновенно перенести себя в любое место, какое только может отчетливо себе представить.
   А у него очень пылкое воображение. Допустим, любое место, которое вы способны вообразить, существует где-то в бесконечности; если же и Принц может подумать о нем, то он в состоянии оказаться там. Некоторые теоретики утверждают, что его видение места и желание оказаться в нем на самом деле есть акт творения. Никто не знал об этом месте прежде, и если Принц может отыскать его, тогда, возможно, в действительности он сделал так, что оно возникло. Впрочем, положите в основу бесконечность – остальное просто.
   Принц не имеет ни малейшего представления о том, где находится безымянный мир, во всяком случае, по отношению к остальной Вселенной. Его это и не заботит. Он может приходить и уходить, когда пожелает, взяв с собой любого, кого бы ни пожелал. Однако он всегда приходит один, потому что хочет увидеть, ее. Свою жену Нефиту.
   Он стоит у моря под морем и зовет ее и ждет, когда коснется плеча легкий бриз, шепчущий в ответ его имя.
   Тогда Принц склоняет голову и чувствует, что на берегу он не один.
   – Как обходится с тобой этот мир, любимая? – вопрошает он. И в плеск прибоя вплетается сдавленное рыдание.
   – Хорошо, – приходит ответ. – А с тобой, мой повелитель?
   – Лучше быть искренним, чем вежливым, и сказать «плохо».
   – Оно все еще плачет в ночи?
   – Да.
   – Я думала о тебе, когда поднималась к морю, которое ты сделал небом. Я создала птиц, чтобы не было мне в воздухе так одиноко, но их крики грубы или печальны. Что я могу сказать тебе, чтобы быть скорее вежливой, чем искренней? Что не измучена этой жизнью, которая что угодно, только не жизнь? Что не мечтаю опять быть женщиной, а не дыханием, цветом, движением? Что не жажду опять коснуться тебя и ощутить твое прикосновение? Ты заранее знаешь все, что я могу сказать. Я бы не жаловалась, но я боюсь, мой повелитель, я боюсь того безумия, что иногда находит на меня: никогда не спать, никогда не есть, никогда не почувствовать под рукой тверди… Как долго это тянется?..
   – Столетия.
   – Прости меня… Я знаю, все жены во все века будут, просить о жалости у любимых, но у кого еще я могу просить ее?
   – Ты сказала истину, моя Нефита. Воплотить тебя, рассеять тьму моего одиночества… Я пытался…
   – Когда ты убьешь Вещь-что-плачет, ты покараешь Осириса и Анубиса?
   – Конечно.
   – Пожалуйста, не уничтожай их сразу, если они могут чем-то помочь мне. Даруй им снисхождение, если с их помощью я вернусь к тебе…
   – Возможно.
   – …Ведь я так одинока, так хотела бы уйти отсюда…
   – Ты просила планету, окруженную водой, чтобы жить. Ты просила целый мир, чтобы не страдать от одиночества.
   – Я помню. Я знаю…
   – Если бы Осирис не был так одержим местью, все могло быть иначе. Но теперь я должен уничтожить его, как только смогу убить Безымянное.
   – Да, я знаю, я согласна. Но что Анубис?..
   – Время от времени он пытается убить меня, но это не имеет значения. Быть может, я даже Прощу его. Но не моего птицеголового ангела. Его – никогда!
   Принц-Который-был-Властелином (когда-то) садится на камень и смотрит на волны, а затем вверх – на дно моря. Огни лениво колышутся над ним, вершины гор пронзают остриями глубины небесного океана. Свет тускл и бледен, кажется, что он исходит отовсюду. Принц бросает плоский камешек, и он улетает вдаль, прыгая по волнам.
   – Расскажи мне еще раз о днях битвы, что гремела тысячелетие назад, – слышит он шепот, – о днях, когда пал тот, кто был твоим сыном и твоим отцом, – самым могучим ройном из всех, поднимавшихся на битву за шесть человеческих рас.
   Принц молчит, глядя на волны.
   – К чему? – спрашивает он наконец.
   – Потому что каждый раз, когда ты рассказываешь об этом, ты вновь пытаешься…
   – …чтобы потом проклинать новую неудачу, – заканчивает Принц.
   – Расскажи мне, – робко настаивает она. Принц вздыхает, и небеса над ним ревут, и мечутся в них прозрачные рыбы. Он протягивает руку, и камешек возвращается в нее из моря. Ветер летает над морем, лаская его. Принц начинает говорить.

АНГЕЛ ДОМА ОГНЯ

   Вверх смотрит Анубис и видит смерть.
   Смерть-это черная тень лошади, хотя, казалось бы нечему отбрасывать тень.
   Анубис смотрит, сжав посох в руках.
   – Приветствую, Анубис, Ангел Дома Мертвых, – приходит голос, глубокий и мощный, отдающийся эхом от стен огромного зала.
   – Приветствую, – мягок ответ Анубиса. – Приветствую. Хозяин Дома Огня, Дома, которого нет больше?
   – А Дом Мертвых изменился…
   – Прошло немало времени, – говорит Анубис.
   – В самом деле.
   – Могу я узнать, как твое здоровье?
   – Не имею оснований жаловаться на него, впрочем, как и всегда.
   – Могу я узнать, что привело тебя сюда?
   – Можешь.
   Молчание.
   – Я думал, ты мертв, – говорит Анубис.
   – Знаю.
   – Как бы то ни было, я рад, что ты уцелел после той битвы…
   – Я тоже, представь себе. Возвращение оттуда, где я оказался после того дурацкого удара Молотом, заняло у меня немало столетий. Я отступил за пределы пространства мгновением раньше, чем Осирис нанес удар, разбивающий солнца. Это завело меня несколько дальше, чем я собирался…
   – И что ты делал все это время?
   – Возвращался.
   – Ты, Тифон, единственный из всех богов сумел пережить удар Молота…
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Что Сет-Разрушитель, твой отец, умер в той битве.
   – АЙиии!!!
   Анубис затыкает уши и зажмуривается. Посох падает на пол. Но этот душераздирающий крик, звенящий в зале, крик одновременно человека и зверя, больно слышать даже так.
   Когда наступает молчание, Анубис открывает глаза и опускает руки. Тень сейчас меньше и ближе. – А Безымянное мертво?
   – Не знаю.
   – А что твой хозяин – Тот? – тень приближается.
   – Повелитель Жизни и Смерти отрекся и удалимся за пределы Средних Миров.
   – В это трудно поверить. Анубис пожимает плечами.
   – Это жизнь. И смерть.
   – И что его заставило отречься?
   – Не знаю.
   – Где отыскать его?
   – Не знаю.
   – Немногое же ты знаешь, Ангел. Теперь скажи мне, кто правит в отсутствие моего брата и твоего хозяина?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Слушай, пес, ты прожил достаточно долго, чтобы понимать простые вопросы. Кто управляет волнами Энергий?
   – Дом Жизни и Дом Мертвых, разумеется.
   – Действительно, разумеется! И кто в Доме Жизни?
   – Осирис.
   – Та-а-ак… Тень становится на дыбы и растет.
   – Запомни, пес, – говорит Тифон, черная тень на троне, – я подозреваю заговор – но никогда не убиваю лишь по подозрению. Чувствую, правда, что здесь что-то не так. Мертвый отец не отмщен. Если ты не лжешь, отрекся брат… Ты должен отвечать мне быстро и без раздумий. Можешь сказать даже больше, чем собирался. Слушай еще: я знаю, что никого на свете ты не боишься так, как меня, ты всегда боялся тени лошади – и не зря. Если эта тень упадет на тебя, Ангел, ты перестанешь существовать. Полностью. И это случится, если ты замешан хоть в чем-то. Я ясно говорю?
   – Да, могучий Тифон. Ты единственный из богов, кого я почитаю…
   В тот же миг Анубис прыгает с воем, и в правой руке у него сверкает уздечка.
   Тень копыта ударяет рядом с ним, падает на серебро уздечки, и та исчезает, а Анубис в ужасе простирается на полу.
   – Ты дурак, Ангел! Зачем ты пытался связать меня?
   – Только потому, что ты заставил меня опасаться за мою жизнь, Повелитель!
   – Не вставай! Не шевелись, иначе превратишься в ничто! Ты мог опасаться меня, только если в чем-то виновен.
   – Нет! Я боялся, что ты можешь неверно истолковать мои слова и ударить. Я не хочу превращаться в ничто и старался связать тебя лишь для того, чтобы удержать, пока я не рассказал тебе все. На первый взгляд, Повелитель, я могу показаться виновным…
   Тень снова движется. Она касается правой руки Анубиса, и рука высыхает.
   – Ты никогда не заменишь руку, которую посмел поднять на меня, шакал! Пересади новую, и она высохнет тоже. Поставь руку из металла, и она откажется служить. Для пакостей тебе достаточно одной руки. Я найду доказательства – все доказательства – сам. Если ты виновен, а я думаю, что ты виновен, я буду тебе и судьей, и палачом. Ни уздечка из серебра, ни золотые поводья не могут остановить Тифона, запомни это. И знай, что если моя тень пройдет по тебе, то даже пыли не останется. Скоро я вернусь в Дом Мертвых, и если что-нибудь будет не в порядке, на твое место найдется новая шавка!..
   По черному силуэту змеится огонь. Тень лошади встает на дыбы, словно собирается ударить снова, пламя слепяще вспыхивает, и Анубис остается один на плитах огромного зала.
   Он медленно встает и притягивает левой рукой посох. Красный язык вываливается из пасти, и Анубис шатаясь идет к своему трону. Мерцающее окно возникает перед ним в воздухе, и он смотрит на Повелителя Жизни.
   – Осирис! – говорит он. – Дьявол жив!
   – Что случилось? – приходит ответ.
   – Сегодня ночью тень лошади была здесь.
   – Плохо… Особенно сейчас, когда ты послал нового эмиссара.
   – Как ты узнал?
   – У меня есть свои способы. Но я сделал то же самое – в первый раз. Это мой сын, Гор. Надеюсь, что смогу отозвать его вовремя.
   – Да, он всегда мне нравился.
   – А что с твоим эмиссаром?
   – Я не стану его отзывать. Хотел бы я посмотреть, как Тифон попытается уничтожить его.
   – Этот твой Оаким – кто он на самом деле? Кем был?
   – Оставим это.
   – Если он тот, кем, я думаю, он может быть, – а ты знаешь, кого я имею в виду – отзови его, или между нами никогда не будет мира… если мы выживем. Анубис только смеется:
   – Стоит ли? И был ли вообще мир между нами?
   – Нет, – смеется и Осирис, – если говорить откровенно.
   – Между прочим, Принц, действительно угрожал покончить с нашим царствованием!
   – Да, двадцать лет назад – и мы должны действовать. Пройдут столетия, прежде чем он сможет ударить. Но он ударит – Принц всегда держит слово. Кто знает, что у него на уме?
   – Спроси у него самого.
   – Что у тебя с рукой?
   – Тень…
   – И мы оба пойдем под нее, если ты не отзовешь эмиссара. Тифон спутал все карты. Мы должны связаться с Принцем – у нас есть что предложить ему.
   – Нет, Осирис, он достаточно умен, чтобы не обмануться нашими обещаниями, и ты недооцениваешь Оакима.
   – Возможно, нам следовало бы поторговаться честно – не для того, разумеется, чтобы вернуть ему прежнее место…
   – Нет! Принца все-таки можно победить!
   – Что ж, докажи – заставь работать свою руку!
   – И докажу…
   – Пока, Анубис, и помни – против Ангела Дома огня не действует даже фуга.
   – Я знаю. Пока, Ангел Дома Жизни.
   – С чего это ты вспомнил древние титулы?
   – Из-за твоего неприличного страха, что старые дни возвратятся, Осирис!
   – Отзови Оакима.
   – Нет!
   – Тогда прощай, самый глупый, самый падший Ангел.
   – Адью…
   Окно полно звезд и невидимых всплесков энергии, пока Анубис взмахом руки не стирает его. Молчание в Доме Мертвых.

СКЕТЧИ

   …Евнух, жрец высшей касты, ставит тонкие свечи перед парой старых сандалий.
   …Пес терзает грязную перчатку, видевшую много лучших столетий.
   …Слепые Керны бьют по крошечной серебряной наковальне деревянными молоточками пальцев. На металле лежит полоса голубого света.

ПОЯВЛЕНИЕ СТАЛЬНОГО ГЕНЕРАЛА

   Вверх смотрит Оаким и видит Стального Генерала:
   – Мне кажется, я должен его знать.
   – Еще бы – говорит Фрамин, глаза его и трость рассыпаются зелеными огнями. – Генерала знают все. Страницы истории истоптаны его боевым конем – Бронзам. Он летал в эскадрилье Лафайета. Он держал оборону в долине Харамы. Мертвой зимой он помотал отстоять Сталинград. С горсткой друзей пытался захватить Кубу. И в каждой битве он оставлял часть самого себя. Он стоял лагерем в Вашингтоне к плохие времена, пока более великий Генерал не попросил его уйти, он был разбит при Литл-Роке, в Беркли ему плеснули в лицо кислотой, и его имя значилось во всех черных списках. Все идеи, за которые он сражался, давно умерли, и с каждой из них умирала часть его самого. Как-то он прожил целое столетие с протезами вместо рук и ног, с механическим сердцем, искусственной челюстью стеклянным глазом, с пластиной в черепе и ребрами из пластика, с извивами проводов и фарфоровыми изоляторами вместо нервов – пока, наконец, наука не научилась делать эти вещи более надежными, чем те, какими обычно наделяет человека природа. Он опять был обновлен, деталь за деталью, и стал сильнее любого человека из плоти и крови. И он снова сражался, снова и снова бывал разбит в войнах планет-колоний против метрополии и в войнах независимых миров против Федерации. Он всегда в каком-нибудь черном списке и всегда играет на своем банджо, и его не заботит, что он поставил себя вне закона тем, что всегда следует больше его духу, чем букве. Много раз он менял свой металл на плоть и возвращал себе человеческий облик, но он всегда прислушивается к любой далекой трубе, трогает струны своего банджо и мчится туда – и вновь теряет свою человечность. Он правдами и неправдами добывал деньги вместе с Львом Троцким, от которого узнал, что писателям мало платят; он делил грузовичок с Вуди Гатри, который научил его своим песенкам и рассказал, что певцам мало платят; некоторое время он поддерживал Фиделя Кастро и узнал, что адвокатам тоже мало платят. Почти всегда его побеждают, используют его и пользуются им, и это его не заботит, так как идеалы значат для него больше, чем плоть. Сейчас все против Принца-Который-Был-Тысячей. Ты говорил, что те, кто противостоит Дому Жизни и Дому Мертвых, будут считаться сторонниками Принца, который ни у кого не просил поддержки. Ты хочешь уничтожить Принца, Оаким, и теперь Генерал будет поддерживать его, ибо Принц-меньшинство, состоящее из его одного. Генерал может быть побежден, но никогда не может быть уничтожен, Оаким. Он уже здесь – спроси его сам, если хочешь.