Страница:
– Ты думаешь, я не наслышан о твоей силе, брат? – говорит Принц, когда Гор поднимает наконечник стрелы, держа его между большим и указательным пальцами. – И мне ли не знать, что ты можешь одним лишь усилием мысли увеличить массу или скорость любого предмета в тысячу раз?..
В руке Гора мелькает неясная тень, по комнате разносится грохот, и Принц вдруг оказывается в двух футах слева от того места, где только что стоял, а наконечник протыкает камень стены и улетает дальше – в пыльную и ветреную ночь Марачека. Принц тем временем продолжает: – …И разве не знаешь ты, брат, что я могу переместиться на любое невообразимое расстояние, даже за пределы Средних Миров, тем же усилием, что позволило мне избежать твоего удара?
– Не называй меня своим братом, – произносит Гор, поднимая древко стрелы.
– Но мы действительно братья, – говорит Принц – по крайней мере, сыновья одной матери. Гор опускает руку.
– Я не верю тебе!
– А от кого же, по-твоему, ты получил свои богоподобные таланты? От Осириса? Хирургия могла дать ему цыплячью голову, а его собственная сомнительная наследственность – способности к математике, но ты и я – меняющие облик, – сыновья Пеплы, Ведьмы Лоджии!
– Будь проклято ее имя!
Принц внезапно появляется перед ним, и в тишине раздается звук пощечины.
– Я мог бы убить тебя сотню раз, пока ты стоял здесь. Но не стал, потому что ты мой брат. Я мог бы убить тебя сейчас, но не убью. Причина та же. Я не ношу оружия, поскольку совсем не нуждаюсь в нем, и не таю злобы, иначе бремя моей жизни стало бы невыносимым. Но не тебе судить о нашей матери, ибо ее пути ведомы только ей. Я в равной степени не порицаю и не восхваляю ее. Я знаю, ты пришел сюда убить меня. Если хочешь получить такую возможность – попридержи свой язык, брат.
– Ладно, больше не будем о ней.
– Очень хорошо. Ты знаешь, кем был мой отец, знаешь и то, что я не новичок в воинском искусстве. Я дам тебе шанс убить меня в схватке, но только если ты сначала кое-что для меня сделаешь. В противном случае я исчезну, найду еще кого-нибудь себе в помощники, а ты можешь провести остаток своих дней, разыскивая меня.
– Наверное, это оракул и предвещал, – говорит Гор, – и он сулит мне дурное. Однако я не могу упустить случай исполнить свою миссию раньше, чем этого добьется эмиссар Анубиса – вот этот Оаким. Я не знаю его сил, которые могут и превышать твои. Я буду соблюдать перемирие, выполню твою просьбу, а потом убью тебя.
– Этот человек и есть посланец Дома Мертвых? – Принц долго смотрит на Оакима.
– Да.
– А ты знал это, мой Ангел Седьмой Станции?
– Нет, – откликается Фрамин с легким поклоном.
– И я не знал, Повелитель, – вторит Мадрак.
– Тогда разбуди его. И Генерала.
– Если ты сделаешь это, – замечает Гор, – считай, что я тебе ничего не обещал.
– Разбуди обоих, – повторяет Принц и складывает руки на груди.
Фрамин поднимает трость – зеленые огни падают на два распростертых тела.
Ветер завывает с удвоенной силой. Гор смотрит то на одного, то на другого, и лицо его спокойно: – Ты встал ко мне спиной, брат. Повернись, я хочу видеть твои глаза, когда свершится мое желание. Сейчас я ничего не должен тебе. Принц оборачивается:
– Эти люди тоже нужны мне. Гор качает головой и поднимает руку. Вдруг: – Какая трогательная встреча, – заполняет комнату голос, – наконец-то три братца собрались вместе!
Гор отдергивает руку как от змеи – тень черной лошади лежит между ним и Принцем. Он закрывает глаза рукой и опускает голову. – Я забыл, – говорит он, – из того, что я сегодня узнал, следует, что я – и твой… родственник.
– Не принимай слишком близко к сердцу, – произносит голос, – ведь я знал это тысячу лет и ничего, прожил и с этим.
Оаким и Генерал просыпаются от смеха, похожего на свист ветра.
БРОТЦ, ПУРТЦ И ДУЛЬП
ЦЕРБЕР ЗЕВАЕТ
БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ
НИКОГДА НЕ БЫТЬ
СИЛА ПСА
ПОДОШВЫ НА АЛТАРЕ
ИГЛА И НИТЬ
ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО МАДРАКА
В руке Гора мелькает неясная тень, по комнате разносится грохот, и Принц вдруг оказывается в двух футах слева от того места, где только что стоял, а наконечник протыкает камень стены и улетает дальше – в пыльную и ветреную ночь Марачека. Принц тем временем продолжает: – …И разве не знаешь ты, брат, что я могу переместиться на любое невообразимое расстояние, даже за пределы Средних Миров, тем же усилием, что позволило мне избежать твоего удара?
– Не называй меня своим братом, – произносит Гор, поднимая древко стрелы.
– Но мы действительно братья, – говорит Принц – по крайней мере, сыновья одной матери. Гор опускает руку.
– Я не верю тебе!
– А от кого же, по-твоему, ты получил свои богоподобные таланты? От Осириса? Хирургия могла дать ему цыплячью голову, а его собственная сомнительная наследственность – способности к математике, но ты и я – меняющие облик, – сыновья Пеплы, Ведьмы Лоджии!
– Будь проклято ее имя!
Принц внезапно появляется перед ним, и в тишине раздается звук пощечины.
– Я мог бы убить тебя сотню раз, пока ты стоял здесь. Но не стал, потому что ты мой брат. Я мог бы убить тебя сейчас, но не убью. Причина та же. Я не ношу оружия, поскольку совсем не нуждаюсь в нем, и не таю злобы, иначе бремя моей жизни стало бы невыносимым. Но не тебе судить о нашей матери, ибо ее пути ведомы только ей. Я в равной степени не порицаю и не восхваляю ее. Я знаю, ты пришел сюда убить меня. Если хочешь получить такую возможность – попридержи свой язык, брат.
– Ладно, больше не будем о ней.
– Очень хорошо. Ты знаешь, кем был мой отец, знаешь и то, что я не новичок в воинском искусстве. Я дам тебе шанс убить меня в схватке, но только если ты сначала кое-что для меня сделаешь. В противном случае я исчезну, найду еще кого-нибудь себе в помощники, а ты можешь провести остаток своих дней, разыскивая меня.
– Наверное, это оракул и предвещал, – говорит Гор, – и он сулит мне дурное. Однако я не могу упустить случай исполнить свою миссию раньше, чем этого добьется эмиссар Анубиса – вот этот Оаким. Я не знаю его сил, которые могут и превышать твои. Я буду соблюдать перемирие, выполню твою просьбу, а потом убью тебя.
– Этот человек и есть посланец Дома Мертвых? – Принц долго смотрит на Оакима.
– Да.
– А ты знал это, мой Ангел Седьмой Станции?
– Нет, – откликается Фрамин с легким поклоном.
– И я не знал, Повелитель, – вторит Мадрак.
– Тогда разбуди его. И Генерала.
– Если ты сделаешь это, – замечает Гор, – считай, что я тебе ничего не обещал.
– Разбуди обоих, – повторяет Принц и складывает руки на груди.
Фрамин поднимает трость – зеленые огни падают на два распростертых тела.
Ветер завывает с удвоенной силой. Гор смотрит то на одного, то на другого, и лицо его спокойно: – Ты встал ко мне спиной, брат. Повернись, я хочу видеть твои глаза, когда свершится мое желание. Сейчас я ничего не должен тебе. Принц оборачивается:
– Эти люди тоже нужны мне. Гор качает головой и поднимает руку. Вдруг: – Какая трогательная встреча, – заполняет комнату голос, – наконец-то три братца собрались вместе!
Гор отдергивает руку как от змеи – тень черной лошади лежит между ним и Принцем. Он закрывает глаза рукой и опускает голову. – Я забыл, – говорит он, – из того, что я сегодня узнал, следует, что я – и твой… родственник.
– Не принимай слишком близко к сердцу, – произносит голос, – ведь я знал это тысячу лет и ничего, прожил и с этим.
Оаким и Генерал просыпаются от смеха, похожего на свист ветра.
БРОТЦ, ПУРТЦ И ДУЛЬП
– Передай пустую иголку, пожалуйста.
– Что-что?
– Передай пустую иголку!
– У меня ее нет.
– Она у меня.
– Почему ты сразу не сказала?
– Почему ты сразу не спросил?
– Извини. Только дай ее мне. Спасибо.
– Зачем ты все шлифуешь ее? Она готова.
– Ну, чем-то же надо заняться. Ты всерьез думаешь, что он когда-нибудь пошлет за ней?
– Конечно, нет. Но это не основание для безделья!
– А я считаю, что он пошлет за ней!
– Тебя никто не спрашивает.
– А я никому и не отвечаю. Просто говорю, что он за ней пошлет.
– На что она ему? Инструмент, который никто не сможет использовать.
– Раз он заказал ее, она ему нужна. Он единственный из своего племени, кто приходит сюда по делу, и еще он – джентльмен, я знаю, что говорю. Скоро он или кто-нибудь им посланный явится сюда, чтобы забрать ее.
– Ха!
– Вот тебе и «ха»! Подожди, сам увидишь.
– Выбора-то у нас все равно нет.
– На, забери свою пустую иголку.
– Почему бы тебе не сесть на нее?!
– Что-что?
– Передай пустую иголку!
– У меня ее нет.
– Она у меня.
– Почему ты сразу не сказала?
– Почему ты сразу не спросил?
– Извини. Только дай ее мне. Спасибо.
– Зачем ты все шлифуешь ее? Она готова.
– Ну, чем-то же надо заняться. Ты всерьез думаешь, что он когда-нибудь пошлет за ней?
– Конечно, нет. Но это не основание для безделья!
– А я считаю, что он пошлет за ней!
– Тебя никто не спрашивает.
– А я никому и не отвечаю. Просто говорю, что он за ней пошлет.
– На что она ему? Инструмент, который никто не сможет использовать.
– Раз он заказал ее, она ему нужна. Он единственный из своего племени, кто приходит сюда по делу, и еще он – джентльмен, я знаю, что говорю. Скоро он или кто-нибудь им посланный явится сюда, чтобы забрать ее.
– Ха!
– Вот тебе и «ха»! Подожди, сам увидишь.
– Выбора-то у нас все равно нет.
– На, забери свою пустую иголку.
– Почему бы тебе не сесть на нее?!
ЦЕРБЕР ЗЕВАЕТ
Пес перебрасывает перчатку от одной головы к другой, пока, зевнув, не промахивается, и та падает на землю.
Он извлекает ее из костей, валяющихся вокруг, виляет хвостами, сворачивается клубком и закрывает четыре глаза.
Но еще четыре глаза горят, как угли, во тьме, что лежит за Не Той Дверью. Над ним, в лабиринте, мычит Минотавр…
Он извлекает ее из костей, валяющихся вокруг, виляет хвостами, сворачивается клубком и закрывает четыре глаза.
Но еще четыре глаза горят, как угли, во тьме, что лежит за Не Той Дверью. Над ним, в лабиринте, мычит Минотавр…
БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ
Пятьдесят тысяч приверженцев Старых Сандалий, ведомые шестью жрецами-кастратами, поют величественную литанию. Тысяча воинов, обезумевших от наркотиков, выкрикивает «слава – слава-слава» и потрясает копьями пред алтарем Неодеваемых.
Начинается дождь, но на него не обращают внимания.
Начинается дождь, но на него не обращают внимания.
НИКОГДА НЕ БЫТЬ
Осирис держит в руке череп и смеется, нажимая кнопку:
– Когда-то смертная, теперь ты вечно будешь пребывать в Доме Жизни. Когда-то красивая, ты увяла. Когда-то гордая, ты докатилась до этого.
– А кто, – отвечает череп, – кто виноват? Не ты ли, Повелитель Дома Жизни, не дающий мне отдыха? И опять смеется Осирис:
– Знай же, что я использую тебя как пресс-папье.
– Если ты когда-нибудь любил – прошу, разбей меня и позволь умереть! Не оживляй часть той, что когда – то любила тебя!..
– Но, дорогая моя леди, однажды я могу вернуть тебе тело, чтобы вновь почувствовать твои ласки…
– Мысль об этом мне отвратительна.
– Мне тоже. Но когда-нибудь она может показаться мне забавной.
– Ты мучаешь всех, кто навлек на себя твою немилость?
– Нет-нет, скорлупа смерти, разве я так жесток? Правда, Ангел Девятнадцатой Станции попытался убить меня, и сейчас его нервная система живет, вплетенная в ткань ковра, на котором я стою; правда и то, что другие мои враги существуют в более простых формах – в каминах, холодильниках и пепельницах. Но не подумай, что я мстителен. Как повелитель Жизни, я только обязан воздавать тем, кто угрожал жизни, по делам их.
– Я не угрожала жизни, Повелитель.
– Ты угрожала покою моего сердца.
– Тем, что напоминала твою жену, леди Пойду?
– Замолчи!
– Ай-яй-яй! Я походила на Королеву Шлюх, твою женушку. Потому ты и пожелал меня, а потом решил уничтожить…
Тут речь черепа резко обрывается – Осирис с силой швыряет его о стену.
Обломки и разбитые микросхемы разлетаются по ковру, Осирис выкрикивает проклятая и бросается к переключателям на панели, нажатие на которые пробуждает множество голосов. Один из них вырывается из динамика в стене:
– О мудрый череп, так обмануть бога-предателя!
Взглянув на панель и увидев, что это сказал ковер, Осирис прыгает на нем и бьет по нему пятками.
Вопли в Доме Жизни.
– Когда-то смертная, теперь ты вечно будешь пребывать в Доме Жизни. Когда-то красивая, ты увяла. Когда-то гордая, ты докатилась до этого.
– А кто, – отвечает череп, – кто виноват? Не ты ли, Повелитель Дома Жизни, не дающий мне отдыха? И опять смеется Осирис:
– Знай же, что я использую тебя как пресс-папье.
– Если ты когда-нибудь любил – прошу, разбей меня и позволь умереть! Не оживляй часть той, что когда – то любила тебя!..
– Но, дорогая моя леди, однажды я могу вернуть тебе тело, чтобы вновь почувствовать твои ласки…
– Мысль об этом мне отвратительна.
– Мне тоже. Но когда-нибудь она может показаться мне забавной.
– Ты мучаешь всех, кто навлек на себя твою немилость?
– Нет-нет, скорлупа смерти, разве я так жесток? Правда, Ангел Девятнадцатой Станции попытался убить меня, и сейчас его нервная система живет, вплетенная в ткань ковра, на котором я стою; правда и то, что другие мои враги существуют в более простых формах – в каминах, холодильниках и пепельницах. Но не подумай, что я мстителен. Как повелитель Жизни, я только обязан воздавать тем, кто угрожал жизни, по делам их.
– Я не угрожала жизни, Повелитель.
– Ты угрожала покою моего сердца.
– Тем, что напоминала твою жену, леди Пойду?
– Замолчи!
– Ай-яй-яй! Я походила на Королеву Шлюх, твою женушку. Потому ты и пожелал меня, а потом решил уничтожить…
Тут речь черепа резко обрывается – Осирис с силой швыряет его о стену.
Обломки и разбитые микросхемы разлетаются по ковру, Осирис выкрикивает проклятая и бросается к переключателям на панели, нажатие на которые пробуждает множество голосов. Один из них вырывается из динамика в стене:
– О мудрый череп, так обмануть бога-предателя!
Взглянув на панель и увидев, что это сказал ковер, Осирис прыгает на нем и бьет по нему пятками.
Вопли в Доме Жизни.
СИЛА ПСА
В места темные и пользующиеся дурной славой, на мир Валдик, приходят два воителя, Мадрак и Тифон. Посланные Тотем Гермесом Трисмегистом выкрасть перчатку необычайной мощи, они идут сражаться со стражем этой перчатки. Валдик, давно опустошенный, захватили орды тварей, поселившихся под поверхностью в пещерах и подземных залах вдали от дня и ночи. Темнота, сырость, вырождение, братоубийство, кровосмешение и насилие – самые употребительные слова у тех немногих, кто брался описывать этот мир. Перенесенные сквозь пространство способом, известным только Принцу, воители победят или останутся здесь навсегда. Сейчас они идут подземными галереями туда, откуда доносится мычание. Так им посоветовал Принц.
– Как ты думаешь, тень черной лошади, – спрашивает воин-священник, – твой брат сможет вернуть нас?
– Да, – отвечает тень. – Но если и не сможет, меня это мало заботит. В любой момент я могу уйти и сам.
– Да, но я-то не могу.
– Вот ты и беспокойся. Ты сам вызвался идти со мной, сам и выпутывайся. Я тебя с собой не приглашал.
– Тогда я вверяю себя в руки Любого Возможного, большего, чем жизнь и смерть, – если это поможет мне сохранить жизнь. Если же нет, то не вверяю. Если эти мои слова покажутся дерзостью и, следовательно, не понравятся Любому Возможному, которое может слушать меня или же не обращать на меня внимания, то я беру назад свои слова и прошу прощения, если это необходимо. В противном случае, я ничего не беру назад и прощения не прошу. С другой стороны…
– Аминь! И заткнись, пожалуйста! – грохочет Тифон. – Я слышу что-то похожее на мычание – слева от нас…
Он неслышно скользит вдоль стены, огибает угол и уносится вперед. Мадрак щурится сквозь инфракрасные очки и кривит улыбку, как издевательское благословение, на все, с чем встречается.
– Глубоки и обширны пещеры Любого Возможного, – заключает он. Ответа нет.
Вдруг он оказывается у двери, которая может быть Той Дверью.
Открыв ее, он натыкается на минотавра. Он поднимает посох, но зверь мгновенно исчезает.
– А где?.. – ошеломленно бормочет Мадрак.
– Прячется, – сообщает Тифон, внезапно появившись рядом, – где-нибудь в закоулках своего логова.
– А почему?
– Кажется, на таких, как он, здесь охотятся создания, похожие на тебя. Ради мяса и охотничьих трофеев. Минотавр боится встречи с ними, ведь люди всегда могут иметь с собой те орудия, что они применяют на бойнях. Давай войдем в лабиринт и будем надеяться, что больше его не встретим. Вход в нижние помещения, который нам нужен, где-то там, внутри.
Полдня они блуждают, тщетно разыскивая Не Ту Дверь. Они отпирают дверь за дверью, но обнаруживают только кости.
– Интересно, а как там путешествуют другие? – осведомляется воин-священник.
– Лучше или хуже. А может быть, и точно так же, – отвечает тень лошади и смеется. Мадраку, впрочем, не до смеха.
Оступившись на куче костей, он едва успевает заметить разъяренного зверя. Священник поднимает свой посох и начинает отбиваться.
Он молотит его меж рогов и по хребту. Он колет тварь, рубит, толкает и бьет. Он хватает ее за рога и борется врукопашную, пока минотавр не отрывает его от папа и не отшвыривает; когда Мадрак пытается подняться, раздается душераздирающее мычание, и, нагнув рога, минотавр бросается вперед.
Но тень черной лошади падает на тварь, и та исчезает – полностью и навсегда.
Мадрак склоняет голову и поет литанию Возможно Подлинной Смерти.
– Прекрасно, – фыркает его спутник и, когда Мадрак заканчивает, произносит: – Аминь. А сейчас вот что, жирный отец, – я думаю, что нашел Не Ту Дверь. Я мог бы войти и не открывая ее, но ты на это не способен. Как быть?
– Подожди минутку, – говорит Мадрак, вставая – Доза наркотика, и я буду как новенький и сильнее, чем прежде. Тогда мы войдем вместе.
– Хорошо, я жду.
Мадрак делает себе инъекцию, становясь подобным богу.
– Теперь покажи мне дверь и давай войдем.
– Сюда.
Он указывает на запретную дверь, большую и бесцветную в инфракрасных лучах.
– Открой ее, – говорит Тифон, и Мадрак открывает. Цербер резвится в бликах света, терзая перчатку. Величиной он превосходит двух слонов. Лежа на груде костей, он развлекается со своей игрушкой. Одна из его голов чует порыв ветра из-за Не Той Двери, две головы рычат, а четвертая роняет перчатку.
– Ты понимаешь меня? – спрашивает Тифон, но в восьми красных глазах нет и проблеска разума. Хвосты пса дергаются, он поднимается в мерцании огней – чешуйчатый и злобный.
– Славный песик, – комментирует Мадрак, а песик машет хвостами, разевает пасти и прыгает к нему.
– Убей его! – вопит воин-священник.
– Не могу, – отвечает Тифон – По кранная мере сейчас.
– Как ты думаешь, тень черной лошади, – спрашивает воин-священник, – твой брат сможет вернуть нас?
– Да, – отвечает тень. – Но если и не сможет, меня это мало заботит. В любой момент я могу уйти и сам.
– Да, но я-то не могу.
– Вот ты и беспокойся. Ты сам вызвался идти со мной, сам и выпутывайся. Я тебя с собой не приглашал.
– Тогда я вверяю себя в руки Любого Возможного, большего, чем жизнь и смерть, – если это поможет мне сохранить жизнь. Если же нет, то не вверяю. Если эти мои слова покажутся дерзостью и, следовательно, не понравятся Любому Возможному, которое может слушать меня или же не обращать на меня внимания, то я беру назад свои слова и прошу прощения, если это необходимо. В противном случае, я ничего не беру назад и прощения не прошу. С другой стороны…
– Аминь! И заткнись, пожалуйста! – грохочет Тифон. – Я слышу что-то похожее на мычание – слева от нас…
Он неслышно скользит вдоль стены, огибает угол и уносится вперед. Мадрак щурится сквозь инфракрасные очки и кривит улыбку, как издевательское благословение, на все, с чем встречается.
– Глубоки и обширны пещеры Любого Возможного, – заключает он. Ответа нет.
Вдруг он оказывается у двери, которая может быть Той Дверью.
Открыв ее, он натыкается на минотавра. Он поднимает посох, но зверь мгновенно исчезает.
– А где?.. – ошеломленно бормочет Мадрак.
– Прячется, – сообщает Тифон, внезапно появившись рядом, – где-нибудь в закоулках своего логова.
– А почему?
– Кажется, на таких, как он, здесь охотятся создания, похожие на тебя. Ради мяса и охотничьих трофеев. Минотавр боится встречи с ними, ведь люди всегда могут иметь с собой те орудия, что они применяют на бойнях. Давай войдем в лабиринт и будем надеяться, что больше его не встретим. Вход в нижние помещения, который нам нужен, где-то там, внутри.
Полдня они блуждают, тщетно разыскивая Не Ту Дверь. Они отпирают дверь за дверью, но обнаруживают только кости.
– Интересно, а как там путешествуют другие? – осведомляется воин-священник.
– Лучше или хуже. А может быть, и точно так же, – отвечает тень лошади и смеется. Мадраку, впрочем, не до смеха.
Оступившись на куче костей, он едва успевает заметить разъяренного зверя. Священник поднимает свой посох и начинает отбиваться.
Он молотит его меж рогов и по хребту. Он колет тварь, рубит, толкает и бьет. Он хватает ее за рога и борется врукопашную, пока минотавр не отрывает его от папа и не отшвыривает; когда Мадрак пытается подняться, раздается душераздирающее мычание, и, нагнув рога, минотавр бросается вперед.
Но тень черной лошади падает на тварь, и та исчезает – полностью и навсегда.
Мадрак склоняет голову и поет литанию Возможно Подлинной Смерти.
– Прекрасно, – фыркает его спутник и, когда Мадрак заканчивает, произносит: – Аминь. А сейчас вот что, жирный отец, – я думаю, что нашел Не Ту Дверь. Я мог бы войти и не открывая ее, но ты на это не способен. Как быть?
– Подожди минутку, – говорит Мадрак, вставая – Доза наркотика, и я буду как новенький и сильнее, чем прежде. Тогда мы войдем вместе.
– Хорошо, я жду.
Мадрак делает себе инъекцию, становясь подобным богу.
– Теперь покажи мне дверь и давай войдем.
– Сюда.
Он указывает на запретную дверь, большую и бесцветную в инфракрасных лучах.
– Открой ее, – говорит Тифон, и Мадрак открывает. Цербер резвится в бликах света, терзая перчатку. Величиной он превосходит двух слонов. Лежа на груде костей, он развлекается со своей игрушкой. Одна из его голов чует порыв ветра из-за Не Той Двери, две головы рычат, а четвертая роняет перчатку.
– Ты понимаешь меня? – спрашивает Тифон, но в восьми красных глазах нет и проблеска разума. Хвосты пса дергаются, он поднимается в мерцании огней – чешуйчатый и злобный.
– Славный песик, – комментирует Мадрак, а песик машет хвостами, разевает пасти и прыгает к нему.
– Убей его! – вопит воин-священник.
– Не могу, – отвечает Тифон – По кранная мере сейчас.
ПОДОШВЫ НА АЛТАРЕ
Войдя в зеленую двер, открытую поэтом, и прибыв наконец на мир Интерлюдии, Оаким и Фрамин оказываются в безумном мире дождей и религий. Уставшие, они стоят на влажной траве рядом с городом, окруженным мрачными черными стенами.
– Сейчас мы войдем, – размышляет поэт, поглаживая свою изумрудно-зеленую бороду. – Мы войдем через эту маленькую дверь слева, которую я заставлю открыться. Останется загипнотизировать или подчинить охранников, если они там окажутся, и пройти к великому храму…
– …Чтобы выкрасть сандалии для Принца, – говорит Оаким – Странное это для меня дело. Если бы он не обещал мне вернуть мое имя – мое настоящее имя, – прежде чем я убью его, я бы не согласился.
– Это я понимаю, лорд Рэндалл, сын мой 2– говорит Фрамин, – но скажи мне, что ты намерен делать с Гором, который также хочет убить его – и который сейчас работает на него, только чтобы заполучить эту же возможность?
– Убью, если потребуется, сначала Гора.
– Твоя решимость бесподобна, но позволь узнать – какая тебе разница, кто его убьет – ты или Гор? Он ведь в любом случае будет одинаково мертв. Оаким молчит, явно озадаченный.
– Это моя миссия, – говорит он наконец.
– Он в любом случае умрет, – повторяет Фрамин.
– Но не от моей руки.
– Правильно. Но я не улавливаю разницы.
– И я не улавливаю, но убить Принца поручено мне.
– Возможно, Гору тоже кто-то поручил.
– Но не мой хозяин.
– А почему у тебя есть хозяин, Оаким? Почему ты не хозяин сам себе? Оаким трет лоб.
– Я… действительно… не знаю… Но я должен сделать то, что мне сказано.
– Понимаю, – говорит Фрамин, и пока сбитый с толку Оаким раздумывает, крошечная зеленая искра слетает с кончика трости поэта и касается шеи посланца Дома Мертвых. Оаким раздраженно чешется.
– Что это?..
– Местное насекомое, наверно, – говорит поэт. – Пошли!
Дверь перед ними открывается от постукивания трости, а охранники засыпают после короткой зеленой вспышки. Позаимствовав у них два плаща, Оаким и Фрамин направляются к центру города. Найти храм легко. Войти – куда сложнее. Ибо перед входом – охранники, обезумевшие от наркотика.
Двое в плащах подходят и требуют впустить. Восемьдесят восемь копий наружной охраны нацелены на них:
– Публичного поклонения не будет до закатных дождей, – воины дергаются марионетками в такт своим словам.
– Мы подождем. И – ждут.
С закатным дождем они присоединяются к процессии промокших паломников, входят во внешний храм и пытаются пройти дальше.
Их останавливают триста пятьдесят два копьеносца, охраняющие следующий вход.
– У вас есть знаки молящихся внутреннего храма? – спрашивает капитан.
– Конечно, – говорит Фрамин, поднимая свою трость.
После этого капитан, очевидно, решает, что знаки у обоих есть, и им дарован вход.
Затем, на подходе к самой Святая Святых, они остановлены офицером, командующим пятьюстами десятью стражниками, также одурманенными наркотиком, которые охраняют последний проход.
– Оскоплены?! – спрашивает он.
– Оскоплены, оскоплены, – уверяет Фрамин звучным сопрано. – О, дай нам пройти, – глаза его сверкают зеленым, и офицер отступает.
Войдя, они видят алтарь с его пятьюдесятью охранниками и шестью странными жрецами.
– Сандалии там, на алтаре.
– Как их заполучить?
– Лучше по-тихому, – говорит Фрамин и, пока не началась телевизионная служба, проталкивается поближе к алтарю.
– Как по-тихому?
– Хорошо бы подменить их нашими собственными, а священные надеть и без суеты уйти отсюда.
– Подходит.
– Что если бы они были украдены пять минут назад?
– Я понял тебя, – говорит Оаким и склоняет голову, как в молитве. Служба начинается.
– Аве, Сандалии, – лепечет первый жрец, – владеющие ступнями…
– Аве! – поют остальные пять.
– Добрые, благородные и блаженные Сандалии…
– Аве!
– …пришедшие к нам из хаоса…
– Аве!
– …просветить наши сердца и уберечь наши ноги.
– Аве!
– О Сандалии, несущие человечество с начала времен…
– Аве!
– …превосходные вместилища ступней.
– Аве!
– Аве, удивительные, носившие бога Котурны!
– Мы поклоняемся вам.
– Мы поклоняемся вам!
– Мы обожаем вас в величии вашей сущности!
– Слава!
– О, изначальная обувь!
– Слава!
– Высшая идея Сандалий!
– Слава!
– Что бы мы делали без вас?
– Что?
– Наши пальцы были бы исколоты, пятки исцарапаны и мы бы страдали плоскостопием.
– Аве!
– Защитите нас, ваших обожателей, добрые и блаженные Сандалии…
– Пришедшие к нам из хаоса…
– …в день мрака и скорби…
– …из пылающей бездны…
– …пылающей, но не опалившей вас, о Сандалии?
– …вы пришли успокоить и поддержать нас…
– …укрепить и ободрить нас…
– Аве!
– …вы понесете нас открыто и смело вперед…
– …ныне, присно и во веки веков!.. Оаким исчезает.
Ледяной вихрь проносится над залом. Это-ветер изменения времени; и на алтаре возникает туманная тень.
За пять минут до того семь безумных копьеносцев лежат, странно вывернув шеи, а появившийся из воздуха Оаким торопит Фрамина:
– Открой нам дверь, быстро!
– Ты надел их?
– Разумеется. Фрамин поднимает трость, но медлит.
– Боюсь, будет небольшая задержка, – и взгляд его делается изумрудным.
Все глаза в храме вдруг оказываются обращенными на них.
Сорок три безумных копьеносца, как один, с боевым кличем бросаются вперед.
Оаким пригибается и вытягивает руки. – Таково есть царство небесное, – комментирует Фрамин, и испарина, как капли дождя, блестит на его челе. – Интересно, как все это запишется на видеолентах?
– Сейчас мы войдем, – размышляет поэт, поглаживая свою изумрудно-зеленую бороду. – Мы войдем через эту маленькую дверь слева, которую я заставлю открыться. Останется загипнотизировать или подчинить охранников, если они там окажутся, и пройти к великому храму…
– …Чтобы выкрасть сандалии для Принца, – говорит Оаким – Странное это для меня дело. Если бы он не обещал мне вернуть мое имя – мое настоящее имя, – прежде чем я убью его, я бы не согласился.
– Это я понимаю, лорд Рэндалл, сын мой 2– говорит Фрамин, – но скажи мне, что ты намерен делать с Гором, который также хочет убить его – и который сейчас работает на него, только чтобы заполучить эту же возможность?
– Убью, если потребуется, сначала Гора.
– Твоя решимость бесподобна, но позволь узнать – какая тебе разница, кто его убьет – ты или Гор? Он ведь в любом случае будет одинаково мертв. Оаким молчит, явно озадаченный.
– Это моя миссия, – говорит он наконец.
– Он в любом случае умрет, – повторяет Фрамин.
– Но не от моей руки.
– Правильно. Но я не улавливаю разницы.
– И я не улавливаю, но убить Принца поручено мне.
– Возможно, Гору тоже кто-то поручил.
– Но не мой хозяин.
– А почему у тебя есть хозяин, Оаким? Почему ты не хозяин сам себе? Оаким трет лоб.
– Я… действительно… не знаю… Но я должен сделать то, что мне сказано.
– Понимаю, – говорит Фрамин, и пока сбитый с толку Оаким раздумывает, крошечная зеленая искра слетает с кончика трости поэта и касается шеи посланца Дома Мертвых. Оаким раздраженно чешется.
– Что это?..
– Местное насекомое, наверно, – говорит поэт. – Пошли!
Дверь перед ними открывается от постукивания трости, а охранники засыпают после короткой зеленой вспышки. Позаимствовав у них два плаща, Оаким и Фрамин направляются к центру города. Найти храм легко. Войти – куда сложнее. Ибо перед входом – охранники, обезумевшие от наркотика.
Двое в плащах подходят и требуют впустить. Восемьдесят восемь копий наружной охраны нацелены на них:
– Публичного поклонения не будет до закатных дождей, – воины дергаются марионетками в такт своим словам.
– Мы подождем. И – ждут.
С закатным дождем они присоединяются к процессии промокших паломников, входят во внешний храм и пытаются пройти дальше.
Их останавливают триста пятьдесят два копьеносца, охраняющие следующий вход.
– У вас есть знаки молящихся внутреннего храма? – спрашивает капитан.
– Конечно, – говорит Фрамин, поднимая свою трость.
После этого капитан, очевидно, решает, что знаки у обоих есть, и им дарован вход.
Затем, на подходе к самой Святая Святых, они остановлены офицером, командующим пятьюстами десятью стражниками, также одурманенными наркотиком, которые охраняют последний проход.
– Оскоплены?! – спрашивает он.
– Оскоплены, оскоплены, – уверяет Фрамин звучным сопрано. – О, дай нам пройти, – глаза его сверкают зеленым, и офицер отступает.
Войдя, они видят алтарь с его пятьюдесятью охранниками и шестью странными жрецами.
– Сандалии там, на алтаре.
– Как их заполучить?
– Лучше по-тихому, – говорит Фрамин и, пока не началась телевизионная служба, проталкивается поближе к алтарю.
– Как по-тихому?
– Хорошо бы подменить их нашими собственными, а священные надеть и без суеты уйти отсюда.
– Подходит.
– Что если бы они были украдены пять минут назад?
– Я понял тебя, – говорит Оаким и склоняет голову, как в молитве. Служба начинается.
– Аве, Сандалии, – лепечет первый жрец, – владеющие ступнями…
– Аве! – поют остальные пять.
– Добрые, благородные и блаженные Сандалии…
– Аве!
– …пришедшие к нам из хаоса…
– Аве!
– …просветить наши сердца и уберечь наши ноги.
– Аве!
– О Сандалии, несущие человечество с начала времен…
– Аве!
– …превосходные вместилища ступней.
– Аве!
– Аве, удивительные, носившие бога Котурны!
– Мы поклоняемся вам.
– Мы поклоняемся вам!
– Мы обожаем вас в величии вашей сущности!
– Слава!
– О, изначальная обувь!
– Слава!
– Высшая идея Сандалий!
– Слава!
– Что бы мы делали без вас?
– Что?
– Наши пальцы были бы исколоты, пятки исцарапаны и мы бы страдали плоскостопием.
– Аве!
– Защитите нас, ваших обожателей, добрые и блаженные Сандалии…
– Пришедшие к нам из хаоса…
– …в день мрака и скорби…
– …из пылающей бездны…
– …пылающей, но не опалившей вас, о Сандалии?
– …вы пришли успокоить и поддержать нас…
– …укрепить и ободрить нас…
– Аве!
– …вы понесете нас открыто и смело вперед…
– …ныне, присно и во веки веков!.. Оаким исчезает.
Ледяной вихрь проносится над залом. Это-ветер изменения времени; и на алтаре возникает туманная тень.
За пять минут до того семь безумных копьеносцев лежат, странно вывернув шеи, а появившийся из воздуха Оаким торопит Фрамина:
– Открой нам дверь, быстро!
– Ты надел их?
– Разумеется. Фрамин поднимает трость, но медлит.
– Боюсь, будет небольшая задержка, – и взгляд его делается изумрудным.
Все глаза в храме вдруг оказываются обращенными на них.
Сорок три безумных копьеносца, как один, с боевым кличем бросаются вперед.
Оаким пригибается и вытягивает руки. – Таково есть царство небесное, – комментирует Фрамин, и испарина, как капли дождя, блестит на его челе. – Интересно, как все это запишется на видеолентах?
ИГЛА И НИТЬ
– Где мы? – спрашивает Гор. Стальной Генерал стоит неподвижно, словно потрясенный, но это впечатление – ложное.
– Мы пришли в место, которое не мир, а просто место, – говорит Принц-Который-был-Тысячей. – Здесь нет ни тверди, ни нужды в ней. Света мало, но те, кто пребывает здесь, слепы, так что это не имеет для них значения. Температура сама приспосабливается к любому живому телу, потому что так желают здешние обитатели. Пищу и воду они извлекают из воздуха, так что им не приходится есть в прямом смысле этого слова, а природа этих мест такова, что здесь никто и никогда не нуждается в сне.
– Это напоминает ад, – замечает Гор.
– Глупости, – говорит Стальной Генерал. – Я живу так, неся мир внутри себя самого, поверь мне, достаточно долго и не терплю никаких неудобств.
– Ад, – упрямо повторяет Гор.
– С этим мы разберемся позже, – прерывает его Принц, – а сейчас берите меня за руки и пойдемте. Сквозь тьму и свет я проведу вас к тем, кого мы ищем.
Они соединяют руки. Принц сбрасывает свой плащ, и трое плывут над сумрачной землей без горизонта.
– А где это место… которое не есть мир? – спрашивает Генерал.
– Никогда об этом не думал, – говорит Принц. – Может быть, оно существует лишь в каком-нибудь светлом закоулке моего темного разума… Все, что я знаю, так это как сюда попасть.
Через безвременный промежуток времени они, наконец, приближаются к странному строению, похожему на серый кокон, парящему перед ними в пространстве без верха и низа.
Принц касается его поверхности кончиками пальцев, кокон вибрирует и в нем открывается нечто. Принц входит, бросив через плечо «идите за мной», и исчезает в туманном проеме.
Внутри сидят БРОТЦ, ПУРТЦ и ДУЛЬП и занимаются чем-то совершенно неестественным и чуждым всем человеческим понятиям, но нормальным и обычным для них, так как они – не люди и понятия у них иные.
– Привет вам, кузнецы Парна, – говорит Принц, – я пришел получить то, что когда-то заказывал.
– Я говорила тебе, что он придет, – торжествующе вопит один из сероватых холмов, передергивая длинными влажными ушами.
– Пожалуй, ты была права, – отвечает другой.
– А где эта пустая иголка? Я хочу еще разок пошлифовать ее, прежде чем…
– Чушь! Она совершенна.
– Значит, она готова? – спрашивает Принц.
– О, она готова уже века. Держи! Сероватый холм извлекает полосу холодного голубого света из обтянутого чернотой футляра и передает ее Принцу. Принц берет ее в руки, разглядывает, кивает и убирает обратно.
– Прекрасно.
– …А плата?
– Она у меня здесь. – Принц достает из своего плаща сумку и помещает ее перед собой в воздухе, где та – естественно – и остается висеть. – Кто из вас будет первым?
– Он.
– Она.
– Оно.
– Ну, раз вы не можете решить, я выберу сам. Принц открывает сумку с хирургическими инструментами и операционной лампой, а три создания начинает бить дрожь.
– Что происходит? – спрашивает Гор, который только вошел и стоит рядом.
– Я собираюсь оперировать этих ребят, и мне понадобится в помощь вся ваша сила – твоя и Генерала.
– Оперировать? Для чего? – спрашивает Генерал.
– У них нет глаз, – отвечает Принц, – а они опять хотят видеть. Я принес с собой три пары и собираюсь их вставить.
– Это потребует адаптации всей нервной, системы.
– Она уже сделана.
– Кем?
– Мной, когда я дал им газа в прошлый раз.
– Что же с ними случилось?
– О, они редко остаются надолго. Через какое-то время тела Норнов отторгают их. Правда, обычно соседи успевают ослепить их раньше.
– Почему?
– Думаю, просто потому, что они ходят повсюду и хвастаются, что только они одни могут видеть. Соседям это не нравится и приводит к уравниванию возможностей.
– Ужасно! – вздыхает Генерал, потерявший счет тому, сколько раз его самого ослепляли. – Я должен остаться и помочь им.
– Они не примут твою помощь, – улыбается Принц. – Не так ли?
– Конечно, – говорит один из них.
– Мы не желаем использовать наемника против собственного народа, – добавляет другая.
– Это нарушило бы права личности, – говорит третье.
– Какие права?
– Право ослепить нас, разумеется. Что ты за варвар?
– Нет-нет, я не настаиваю…
– Спасибо.
– Благодарю.
– Очень признательно.
– Что нужно от нас? – спрашивает Гор.
– Вы вдвоем должны схватить моего пациента и держать его, пока я буду оперировать.
– Зачем?
– Они не могут потерять сознания, а анестезия на них не действует.
– Ты хочешь сказать, что будешь оперировать их просто так? Довольно оригинальный способ, не правда ли?
– Да. Вот поэтому вы мне и нужны: пациент должен быть лишен возможности двигаться, а они очень сильны.
– Но зачем тебе вообще это делать?
– Потому что они так хотят. Это – условленная плата за их труды.
– Зачем? Чтобы быть зрячими несколько недель? А потом – на что тут вообще смотреть? Пыль, темнота и несколько хилых огоньков…
– Нормы хотят посмотреть друг на друга и на свои инструменты. Они величайшие искусники во Вселенной.
– Да, я хочу опять взглянуть на пустую иголку – если ДУЛЬП не потеряла ее.
– А я – на свой любимый гульт.
– А я – на когтистый фитиль.
– То, чего они желают, стоит ужасной боли, но зато им будет что вспомнить на много веков вперед.
– Да, воспоминания стоят того, – говорит одно из созданий, – только не я первый!
– И не я!
– И не я!
Принц раскладывает в воздухе свои инструменты и указывает пальцем.
– Вот этот, – говорит он, и начинается крик. Генерал отключает на несколько часов свой слух и большую часть человечности. Гору вспоминаются забавы его отца, а также славный город Лигламенти, что на Д'донори. Рука Принца тверда.
…Дело сделано, на созданиях – бинты, которые им пока нельзя снимать. Все трое стонут и причитают. Принц вытирает руки.
– Спасибо тебе, Принц-Который-был-Хирургом, – плачет одно из созданий.
– …за то, что ты сделал для меня.
– …и для меня.
– Не за что, мои прекрасные Норны. Спасибо вам за отличный жезл.
– О, это пустяки.
– …Дай нам знать, когда тебе понадобится еще один.
– …И цена будет той же.
– Итак, я ухожу.
– До свиданья.
– Прощай.
– Привет.
– Хорошего вам зрения, друзья мои. И Принц обнимает Гора и Генерала, направляясь в Марачек, до которого, впрочем, лишь один шаг.
Позади них раздаются новые причитания, а затем быстро и неистово творятся самые нормальные и обычные для Норнов вещи.
Но прежде чем они возвращаются в Цитадель, Гор незаметно вынимает голубой жезл из ножен на поясе Принца. Ибо он знает, что это такое.
Это – точное подобие оружия, которым солнцеглазый Сет бился с Безымянным тысячу лет назад.
– Мы пришли в место, которое не мир, а просто место, – говорит Принц-Который-был-Тысячей. – Здесь нет ни тверди, ни нужды в ней. Света мало, но те, кто пребывает здесь, слепы, так что это не имеет для них значения. Температура сама приспосабливается к любому живому телу, потому что так желают здешние обитатели. Пищу и воду они извлекают из воздуха, так что им не приходится есть в прямом смысле этого слова, а природа этих мест такова, что здесь никто и никогда не нуждается в сне.
– Это напоминает ад, – замечает Гор.
– Глупости, – говорит Стальной Генерал. – Я живу так, неся мир внутри себя самого, поверь мне, достаточно долго и не терплю никаких неудобств.
– Ад, – упрямо повторяет Гор.
– С этим мы разберемся позже, – прерывает его Принц, – а сейчас берите меня за руки и пойдемте. Сквозь тьму и свет я проведу вас к тем, кого мы ищем.
Они соединяют руки. Принц сбрасывает свой плащ, и трое плывут над сумрачной землей без горизонта.
– А где это место… которое не есть мир? – спрашивает Генерал.
– Никогда об этом не думал, – говорит Принц. – Может быть, оно существует лишь в каком-нибудь светлом закоулке моего темного разума… Все, что я знаю, так это как сюда попасть.
Через безвременный промежуток времени они, наконец, приближаются к странному строению, похожему на серый кокон, парящему перед ними в пространстве без верха и низа.
Принц касается его поверхности кончиками пальцев, кокон вибрирует и в нем открывается нечто. Принц входит, бросив через плечо «идите за мной», и исчезает в туманном проеме.
Внутри сидят БРОТЦ, ПУРТЦ и ДУЛЬП и занимаются чем-то совершенно неестественным и чуждым всем человеческим понятиям, но нормальным и обычным для них, так как они – не люди и понятия у них иные.
– Привет вам, кузнецы Парна, – говорит Принц, – я пришел получить то, что когда-то заказывал.
– Я говорила тебе, что он придет, – торжествующе вопит один из сероватых холмов, передергивая длинными влажными ушами.
– Пожалуй, ты была права, – отвечает другой.
– А где эта пустая иголка? Я хочу еще разок пошлифовать ее, прежде чем…
– Чушь! Она совершенна.
– Значит, она готова? – спрашивает Принц.
– О, она готова уже века. Держи! Сероватый холм извлекает полосу холодного голубого света из обтянутого чернотой футляра и передает ее Принцу. Принц берет ее в руки, разглядывает, кивает и убирает обратно.
– Прекрасно.
– …А плата?
– Она у меня здесь. – Принц достает из своего плаща сумку и помещает ее перед собой в воздухе, где та – естественно – и остается висеть. – Кто из вас будет первым?
– Он.
– Она.
– Оно.
– Ну, раз вы не можете решить, я выберу сам. Принц открывает сумку с хирургическими инструментами и операционной лампой, а три создания начинает бить дрожь.
– Что происходит? – спрашивает Гор, который только вошел и стоит рядом.
– Я собираюсь оперировать этих ребят, и мне понадобится в помощь вся ваша сила – твоя и Генерала.
– Оперировать? Для чего? – спрашивает Генерал.
– У них нет глаз, – отвечает Принц, – а они опять хотят видеть. Я принес с собой три пары и собираюсь их вставить.
– Это потребует адаптации всей нервной, системы.
– Она уже сделана.
– Кем?
– Мной, когда я дал им газа в прошлый раз.
– Что же с ними случилось?
– О, они редко остаются надолго. Через какое-то время тела Норнов отторгают их. Правда, обычно соседи успевают ослепить их раньше.
– Почему?
– Думаю, просто потому, что они ходят повсюду и хвастаются, что только они одни могут видеть. Соседям это не нравится и приводит к уравниванию возможностей.
– Ужасно! – вздыхает Генерал, потерявший счет тому, сколько раз его самого ослепляли. – Я должен остаться и помочь им.
– Они не примут твою помощь, – улыбается Принц. – Не так ли?
– Конечно, – говорит один из них.
– Мы не желаем использовать наемника против собственного народа, – добавляет другая.
– Это нарушило бы права личности, – говорит третье.
– Какие права?
– Право ослепить нас, разумеется. Что ты за варвар?
– Нет-нет, я не настаиваю…
– Спасибо.
– Благодарю.
– Очень признательно.
– Что нужно от нас? – спрашивает Гор.
– Вы вдвоем должны схватить моего пациента и держать его, пока я буду оперировать.
– Зачем?
– Они не могут потерять сознания, а анестезия на них не действует.
– Ты хочешь сказать, что будешь оперировать их просто так? Довольно оригинальный способ, не правда ли?
– Да. Вот поэтому вы мне и нужны: пациент должен быть лишен возможности двигаться, а они очень сильны.
– Но зачем тебе вообще это делать?
– Потому что они так хотят. Это – условленная плата за их труды.
– Зачем? Чтобы быть зрячими несколько недель? А потом – на что тут вообще смотреть? Пыль, темнота и несколько хилых огоньков…
– Нормы хотят посмотреть друг на друга и на свои инструменты. Они величайшие искусники во Вселенной.
– Да, я хочу опять взглянуть на пустую иголку – если ДУЛЬП не потеряла ее.
– А я – на свой любимый гульт.
– А я – на когтистый фитиль.
– То, чего они желают, стоит ужасной боли, но зато им будет что вспомнить на много веков вперед.
– Да, воспоминания стоят того, – говорит одно из созданий, – только не я первый!
– И не я!
– И не я!
Принц раскладывает в воздухе свои инструменты и указывает пальцем.
– Вот этот, – говорит он, и начинается крик. Генерал отключает на несколько часов свой слух и большую часть человечности. Гору вспоминаются забавы его отца, а также славный город Лигламенти, что на Д'донори. Рука Принца тверда.
…Дело сделано, на созданиях – бинты, которые им пока нельзя снимать. Все трое стонут и причитают. Принц вытирает руки.
– Спасибо тебе, Принц-Который-был-Хирургом, – плачет одно из созданий.
– …за то, что ты сделал для меня.
– …и для меня.
– Не за что, мои прекрасные Норны. Спасибо вам за отличный жезл.
– О, это пустяки.
– …Дай нам знать, когда тебе понадобится еще один.
– …И цена будет той же.
– Итак, я ухожу.
– До свиданья.
– Прощай.
– Привет.
– Хорошего вам зрения, друзья мои. И Принц обнимает Гора и Генерала, направляясь в Марачек, до которого, впрочем, лишь один шаг.
Позади них раздаются новые причитания, а затем быстро и неистово творятся самые нормальные и обычные для Норнов вещи.
Но прежде чем они возвращаются в Цитадель, Гор незаметно вынимает голубой жезл из ножен на поясе Принца. Ибо он знает, что это такое.
Это – точное подобие оружия, которым солнцеглазый Сет бился с Безымянным тысячу лет назад.
ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО МАДРАКА
У Мадрака единственный шанс пережить нападение: он бросает свой посох и ныряет вперед и вниз. Это мудрое решение.
Он счастливо избегает пса, когда тот прыгает и перекусывает посох.
Он счастливо избегает пса, когда тот прыгает и перекусывает посох.