Когда я по инерции развернул корпус, то увидел вдруг, что я наделал.
Полностью сосредоточив свое внимание на противнике, я потерял из вида быстро сближающиеся границы всеуничтожающего ветра. Граница Хаоса оказалась гораздо ближе, чем я ожидал, и у Мелмана осталось времени лишь на самое краткое из проклятий, прежде чем смерть унесла его туда, где он уже никогда не сможет кого-либо проклинать.
Мне оставалось лишь выругаться напоследок. Наверняка у Мелмана можно было бы выудить еще какие-нибудь дополнительные сведения.
Я покачал головой, стоя в центре все продолжающегося сокращаться мира.
День еще не кончился, а уже стал днем моей самой памятной Вальпургиевой ночи.
4
Полностью сосредоточив свое внимание на противнике, я потерял из вида быстро сближающиеся границы всеуничтожающего ветра. Граница Хаоса оказалась гораздо ближе, чем я ожидал, и у Мелмана осталось времени лишь на самое краткое из проклятий, прежде чем смерть унесла его туда, где он уже никогда не сможет кого-либо проклинать.
Мне оставалось лишь выругаться напоследок. Наверняка у Мелмана можно было бы выудить еще какие-нибудь дополнительные сведения.
Я покачал головой, стоя в центре все продолжающегося сокращаться мира.
День еще не кончился, а уже стал днем моей самой памятной Вальпургиевой ночи.
4
Обратный путь был долгим. По пути я переменил костюм.
Выход из моего лабиринта привел меня, как оказалось, на узкую улочку
– щель между двумя грязными кирпичными стенами.
Все еще шел дождь, и день приближался к вечеру. На другой стороне улицы, на краю светового озера, отбрасываемого единственной целой уличной лампой на столбе, я увидел свою машину.
На секунду я с тоской подумал о сухой одежде в багажнике, потом направился снова к дому с вывеской «Склады Брута».
В окне первого этажа горел тусклый свет, бросая слабый отсвет на входную дверь, которая без этого оставалась бы совершенно неосвещенной. Я начал медленно подниматься по ступеням, совершенно промокший и умеренно настороженный.
Дверь квартиры Мелмана была не заперта, я повернул ручку и вошел.
Включив свет, я запер за собой дверь.
Быстро пройдя по комнатам, я убедился, что квартира покинута. Я переоделся, воспользовавшись платяным шкафом Мелмана. Его брюки оказались мне немного велики в поясе и по длине. Карты, чтобы они не промокли, я положил в нагрудный карман.
Вторая ступень.
Я начал систематический обыск квартиры. Несколько минут спустя я наткнулся на его оккультный дневник, который хранился в запертом ящике ночного столика. Он был такой же неряшливый, как и вся эта квартира, с неправильно написанными или вычеркнутыми словами, с пятнами от пива и кофе.
В нем я обнаружил массу соответствующих сведений вперемежку с личным материалом – сны, медитация и так далее. Я стал листать дневник, пытаясь отыскать место, где описывалась бы встреча Мелмана с хозяином.
Я наконец-то нашел это место и внимательно просмотрел. Описание этого события занимало довольно много страниц и состояло, в основном, из необычных восторгов по поводу функционирования Дерева. Я уже почти решил отложить эту тетрадь до лучших времен, как вдруг, пробегая уже последние страницы, наткнулся на стихотворение. Манера напомнила мне Суинберна – чересчур много иллюзий, рваный ритм, но дело было не в этом. В глаза мне бросилась строчка:
«Бесконечные отражения Эмбера, тронутые его предательским пятном…»
Здесь тоже было многовато аллитераций, но для меня важнее всего был смысл. Содержание строки пробудило во мне уснувшее на какое-то время чувство уязвимости и заставило действовать поспешнее. Внезапно мне нестерпимо захотелось побыстрее убраться отсюда и как можно дальше, чтобы спокойно обдумать сложившееся положение.
Больше в комнате ничего неожиданного не обнаружилось. Я собрал кучу старых газет, в избытке валявшихся повсюду, отнес их в ванну и там поджег, открыв окно наружу для притока свежего воздуха. Потом я посетил святилище Мелмана, притащил в ванную картину с Деревом Жизни и скормил ее огню. Потом я выключил в ванной свет и прикрыл дверь.
Да, пожалуй, критик, искусствовед из меня не получился бы.
Я направился к книжным полкам, где возвышались пачки разнообразных бумаг и начал их просматривать. Я разобрал уже вторую пачку до половины, когда эту деятельность прервал внезапный телефонный звонок.
Мир вокруг меня, казалось, застыл, а мои мысли понеслись вскачь.
Ну, конечно, сегодня день, когда, как предполагалось, я должен был добраться до квартиры Мелмана и погибнуть здесь.
Вполне приемлемыми казались шансы, что если это произошло, то уже завершилось к данному моменту.
Поэтому мог звонить сам П., чтобы узнать, можно ли уже отправлять мой некролог друзьям и родственникам.
Я обернулся и отыскал взглядом телефон, который стоял под стеной в спальне. И тут же понял, что мне нужно снять трубку.
Пока я шел к телефону, он позвонил два или три раза – от двенадцати до восемнадцати секунд. За этот срок мне нужно было решить, каким будет мой ответ.
Шутка, оскорбление или угроза?
Или… попробовать выдать себя за Мелмана?
А вдруг что-то получится? Благоразумие диктовало последний вариант, дававший не меньшее удовлетворение, чем другие, и в случае удачи я мог узнать очень многое.
Пожалуй стоит попробовать. Я решил ограничиться односложными ответами, прикинувшись раненым, задыхающимся и теряющим сознание. Я поднял трубку, приготовившись услышать хотя бы голос П. и определить, знаю ли я его.
– Да?
– Ну? Готово? – послышалось из трубки.
Черт побери! Это была женщина. Значит, я неправильно использовал местоимение, неправильно предполагал пол, неверно ставил вопрос. Один из двух – это совсем неплохо, а?
Я невнятно простонал в ответ.
– Да… – Что случилось?
– Я ранен, – промычал я. – это серьезно?
– Кажется… не знаю… У меня что-то… Здесь… Лучше бы посмотреть…
– Что такое? Это он тебя?
– Да… мне трудно говорить… голова кружится… приходи…
Я уронил трубку на рычаг и самодовольно улыбнулся. Сыграно было весьма неплохо и, похоже, что я ее убедил.
Я прошел в гостиную, сел в то же самое кресло, которое занимал не так давно, подвинул поближе столик с большой пепельницей и потянулся за любимой трубкой; время немного отдохнуть и поразмыслить.
Но несколько секунд спустя я почувствовал знакомый, почти электрический зуд.
Долю мгновения спустя я был уже на ногах, схватил пепельницу – окурки полетели в разные стороны, как пули – проклиная в который раз свою собственную тупость.
Одновременно, лихорадочно вертел головой во все стороны, оглядывая комнату.
Вот она! Рядом с фортепиано у красной драпировки, принимает форму…
Я подождал, пока смутный силуэт полностью оформился, и изо всех сил швырнул пепельницу.
Мгновение спустя она уже стояла там – высокая, со светло-каштановыми волосами, темноглазая, сжимая в руке что-то вроде автоматического пистолета тридцать восьмого калибра.
Пепельница ударила ее в живот, и она со стоном сложилась пополам.
В тот же миг я выдернул пистолет из ее рук и отбросил его в противоположный угол комнаты.
Потом я схватил ее за оба запястья, сжал и швырнул в ближайшее кресло, не выпуская ее рук. В левой руке она еще держала Карту. Это было изображение гостиной Мелмана, и сделана Карта была в том же стиле, что и Дерево Жизни, и Карты в моем кармане.
– Кто ты? – рявкнул я.
– Ясра, – процедила она в ответ. – А ты – мертвец.
Она широко раскрыла рот, и голова ее упала к моей руке. Я почувствовал влажное прикосновение ее губ к коже моего предплечья. Левая моя рука продолжала прижимать ее кисть к подлокотнику кресла. В следующую секунду я почувствовал в этом месте мучительную боль.
Это не был укус, словно огненный коготь вошел в этом месте в мою плоть.
Я отпустил ее запястье и отдернул руку. Движения мои были странно медленными и слабыми. В руке появилось ледяное покалывание, а потом это ощущение стало подниматься вверх. Рука бессильно повисла, и вдруг я вообще перестал ее чувствовать, словно она исчезла. Ясра легко высвободилась, улыбнулась мне, слегка тронула мою грудь кончиками пальцев и толкнула.
Я упал на спину. Я ощущал смехотворную слабость и не мог контролировать свои движения.
Когда я упал, то боли от падения не почувствовал. Чтобы повернуть голову и посмотреть на Ясру, требовалось неимоверное усилие. Ясра поднялась с кресла.
Отдыхай, – сказала она с мрачной улыбкой. – А когда проснешься, остаток твоего краткого существования будет очень болезненным.
Она исчезла из поля моего зрения, и несколько секунд спустя я услышал, как она поднимает трубку телефона.
Я был уверен, что она звонит П., и я верил тому, что она сказала. По крайней мере, я встречусь с загадочным художником.
Художником! Я пошевелил пальцами правой руки. Они еще слушались меня, хотя и очень медленно и с неимоверным трудом. Напрягая до предела волю и свой локомоторный аппарат, я попытался поднять свою руку к груди.
Результатом было медленное, толчками, но все же движение. К счастью, я упал на левый бок, и моя спина маскировала эту активность.
Рука моя дрожала, но двигалась, казалось, все медленнее, пока наконец не добралась до нагрудного кармана. Потом прошли века, пока пальцы нащупывали край картонного прямоугольника. В конце концов одна из Карт поддалась, и мне удалось согнуть руку так, чтобы увидеть Карту. Голова к этому моменту начала сильно кружиться, глаза стала застилать какая-то дымка. Я не был уверен, что смогу совершить переход. Откуда-то издалека доносился голос Ясры. Она с кем-то разговаривала, но я не мог разобрать ни одного слова.
Все силы, что у меня еще оставались, я сосредоточил на Карте.
Это было изображение Сфинкса на грубой скальной полке. Я потянулся к нему, но безрезультатно. Мое сознание было словно обложено ватой, а сил оставалось, пожалуй, только на одну попытку.
Внезапно, я как будто почувствовал прохладу, а Сфинкс, кажется, шевельнулся. Я почувствовал, что падаю вперед, в черную волну, взметнувшуюся и поглотившую меня.
И в этой наступившей черноте все кончилось.
Приходил я в себя долго.
Сознание по капле все-таки возвращалось, но руки и ноги словно налились свинцом, а зрение оставалось затуманенным. Жало Леди Ясры, похоже, отравило меня нейротропным ядом. Я попробовал согнуть пальцы на руках и ногах, но не смог с уверенностью сказать, удалось ли мне это. Тогда я постарался углубить и участить дыхание. Это мне удалось.
Через некоторое время до меня донесся звук, похожий на рев. Немного времени спустя он заметно утих, и я вдруг сообразил, что это ревет у меня в ушах моя собственная кровь, бегущая по жилам.
Еще через некоторое время я почувствовал биение сердца, а потом начало проясняться и зрение. Свет и тень, смутные формы превратились в песок и скалу. Мне стало немного холодно в некоторых местах.
Потом меня охватила дрожь, несколько минут я трясся, как в лихорадке, потом дрожь прошла, и я понял, что могу двигаться.
Но я по-прежнему испытывал ужасную слабость, поэтому шевелиться пока не стал.
Я лежал и слушал – разнообразные звуки – шорохи, шуршание – они доносились откуда-то сверху и спереди.
Вскоре я стал ощущать своеобразный запах.
– Послушайте, вы уже проснулись?
Это было сказано примерно там, откуда до меня доносились звуки.
Я решил, что еще не вполне готов, чтобы квалифицировать свое состояние, поэтому ничего не ответил.
Я ждал, пока мои конечности станут более живыми и послушными.
Нет, в самом деле, если бы вы могли дать мне знать, что слышите меня,
– послышался тот же голос. – Я очень хочу поскорее начать.
Любопытство наконец пересилило рассудительность, и я поднял голову.
А! Так я и знал!
На серо-голубой скальной полке передо мной сидел Сфинкс, тоже голубой
– тело льва, большие, прижатые к телу крылья с перьями, бесполое лицо обращенное ко мне. Он облизнулся, показав мне при этом весьма впечатляющий набор клыков, резцов и коренных зубов.
– Что именно вы хотите начать? – спросил я.
Я медленно перешел в сидячее положение и сделал несколько глубоких вздохов.
– Ну как же! Отгадывание загадок, – ответил Сфинкс. – То, что у меня лучше всего получается.
– Давайте отложим до следующего раза, – сказал я.
Я ожидал, пока перестанут бегать огненные мурашки внутри моих рук и ног.
– Извините, но я вынужден настоять на своем.
Я потер ноющее предплечье и злобно посмотрел на крылатое существо.
Большая часть историй о сфинксах, которые я мог сейчас припомнить, заканчивались тем, что сфинкс пожирал тех, кто был не в состоянии ответить на его загадку.
Я отрицательно покачал головой.
– Я в вашу игру играть не буду.
– В таком случае вам засчитывается поражение, – с улыбкой сообщил он.
Он напряг мышцы передних лап и плеча.
– Погодите, – сказал я.
И поднял руку.
– Дайте мне минуту-две, чтобы прийти в себя. Быть может, я переменю свое решение.
Сфинкс расслабился и кивнул.
– Ладно, так будет более официально. Пускай уж будет пять минут. Дайте мне знать, когда будете готовы.
Я поднялся на ноги и стал размахивать руками и потягиваться, тем временем пытаясь оглядеться вокруг и изучить местность.
Мы находились, похоже, на дне давно высохшего канала или реки. Песчаное дно кое-где усеивали оранжевые, серые и голубые скалы. Прямо передо мной круто поднималась каменная стена, на выступе которой устроился Сфинкс.
В высоту она имела футов двадцать пять.
Примерно на таком же расстоянии по другую сторону дна уходила вверх вторая каменная стена приблизительно той же высоты. Сухое дно справа довольно круто повышалось, а слева плавно опускалось. В трещинах кое-где проросли шипастые зеленые кустики. Время дня, судя по освещению, было близко к сумеркам. На бледно-желтом небе незаметно было и следов солнечного диска. Я слышал далекий посвист ветра, но движения воздуха не ощущалось. Было довольно прохладно, но терпимо.
Неподалеку я увидел камень величиной с небольшую тяжелоатлетическую штангу.
Два неверных шага – я продолжал размахивать руками, как мельница, и разогревать мышцы – и моя рука уперлась в землю рядом с камнем.
– Вы готовы? – спросил Сфинкс, прокашлявшись.
– Нет, – сказал я, – но уверен, что вас это не остановит.
– Вы не ошиблись.
Я почувствовал необоримое желание зевнуть, и так у сделал.
– У вас наблюдается какое-то отсутствие надлежащего азарта, – неодобрительно заметил Сфинкс. – Но внимание:
В огне я поднимаюсь от земли, секут меня и ветер и струи воды, скоро увижу я все вещи мира.
Я молчал. Прошла, наверное, минута.
– Ну? – спросил наконец с интересом Сфинкс.
– Что «ну»?
– Вы нашли ответ?
– Ответ на что?
– На загадку, конечно!
– Я ждал. Никакого вопроса не было, только серия утверждений. Я не могу отвечать н вопрос, если мне неизвестно, что это за вопрос.
Сфинкс как будто несколько растерялся.
– Э-э-э… Но такова устоявшаяся историческая форма. Вопрос подразумевается в контексте. Это же очевидно, что вопрос: «Что есть я?»
– С таким же успехом это мог быть вопрос: «Кто похоронен в могиле Гранта?» Ну, ладно, не будем спорить. Что это такое?.. Феникс, конечно, гнездящийся на земле, восставший из пламени, взлетающий в воздух все выше, в облака…
– Неправильно.
Сфинкс усмехнулся и стал готовиться к прыжку.
– Подождите, – потребовал я. – Почему неправильно? Ответ подходит. Возможно, вы ждали другого, но и мой ответ не противоречит условиям задачи. Не так ли?
Он покачал головой.
– Окончательное суждение о правильности ответа делаю я, и определение то же делаю я.
– Тогда это просто жульничество.
– Нет!
– Предположим, я выпил половину содержимого бутылки. Она теперь наполовину пустая или наполовину полная?
– И то, и другое одновременно.
– Согласен. Но это то же самое. Если не принимать их все. Это как с волнами или частицами.
– Ваш подход мне не нравится, – покачал головой Сфинкс. – Это даст дорогу разного рода двусмысленностям. И вообще, это может только испортить весь смысл загадывания загадок.
– Это не моя вина, – сказал я, сжимая и разжимая кулаки.
– Но вы в самом деле затронули любопытный вопрос.
Я энергично кивнул.
– Но правильный ответ должен быть только один. Я так думаю.
Я пожал плечами.
– Мы живем далеко не в идеальном мире, – высказал я свое мнение.
– Гм-м…
– Давайте будем считать, что это ничья, – предложил я. – Никто не выиграл, но никто и не проиграл.
– Такой вариант представляется мне эстетически отталкивающим.
– Но в массе игр он, между прочим, действует отлично.
– Кроме того, я немного проголодался…
– Ах, вот оно что… Правда выходит наружу, – я осуждающе покачал головой.
– Но я хочу, чтобы все было честно. Я ведь по-своему служу истине тоже. Ваше предложение о ничьей предполагает вариант выхода.
– Прекрасно. Я рад, что мы нашли приемлемый вариант и…
– Пусть все решит мой ответ. Загадывайте вашу загадку.
– Что еще за глупости? – возмущенно воскликнул я. – Нет у меня никаких загадок.
– Тогда придумайте какую-нибудь, и попрошу вас, побыстрее. Потому что это единственный выход из нашего тупика. Иначе я буду считать вас проигравшим. – и он снова угрожающе пошевелил мышцами.
– Ну, хорошо, – сказал я раздраженно, – ладно… Одну секунду… Что за черт… вот!
Что это такое – зеленое и красное, И кружит, и кружит, и кружит?
Сфинкс моргнул два раза, потом нахмурил лоб и задумался. Я использовал образовавшуюся паузу, чтобы провести еще одну серию дыхательных упражнений и немного побегать на месте.
Огонь в теле немного угас, голова стала ясной, пульс выровнялся.
– Ну? – спросил я через несколько минут, стараясь в точности скопировать его тон.
– Я думаю.
– Не спеши, подумай хорошенько.
Тем временем я немного побоксировал с тенью, сделал несколько изометрических упражнений. Небо слегка потемнело, в правой полусфере роилось несколько звезд.
– Гм-м… – неуверенно проговорил я, – мне не хотелось бы торопить тебя, но…
Сфинкс недовольно фыркнул.
– Я еще думаю.
– Вероятно, нам следует установить лимит времени…
– Мне осталось немного.
– Ну, что ж… Если ты не против, я отдохну.
Я растянулся на песке и закрыл глаза, пробормотав приказ Фракиру охранять меня. Потом я уснул.
Я проснулся от охватившей меня дрожи, от бившего в лицо ветра и света. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что уже наступило утро. Небо слева от меня на глазах светлело. Звезды меркли. Хотелось пить. И есть тоже..
Я поднялся, протер глаза, нашарил свою расческу и привел в порядок волосы, потом посмотрел на Сфинкса.
– И кружит, и кружит, и кружит… – бормотал он.
Я откашлялся. Никакой реакции.
Бестия смотрела в пространство мимо меня. Я уже начал подумывать о том, чтобы просто потихоньку улизнуть.
– Нет, – взгляд переместился на меня.
– Доброе утро, – сказал я жизнерадостно.
В ответ коротко клацнули клыки.
– Ну, хорошо, – продолжал я, – ты уже и так использовал гораздо больше времени, чем я. Если ты не придумал ответа, я больше играть не собираюсь.
– Мне твоя загадка не нравится, – наконец сообщил он мрачно.
– Извини. Но таковы правила игры.
– Какой же ответ?
– Ты сдаешься?
– Я вынужден. Какой ответ?
Я поднял руку.
– Не спеши. Во всем нужен порядок. Сначала я хотел бы узнать ответ на твою загадку, а уже потом скажу ответ на свою.
Он кивнул.
– Что ж, это справедливо. ну, ладно. Сосредоточение Четырех Миров.
– Как? – ошеломленно уставился на него я.
– Это ответ – «Сосредоточение Четырех Миров».
Я вспомнил слова Мелмана.
– Но почему? – спросил я.
– Оно лежит на пересечении миров четырех элементов, где поднимается в пламени из земли, атакуемой ветрами и водой.
– А как насчет всех вещей мира, которые оттуда видны?
– Это относится либо к точке видения с этого места, либо к империалистическим планам хозяина Сосредоточения, либо и к первому, и к ко второму одновременно.
– А кто хозяин?
– Я не Знаю. Для ответа это избыточная информация.
– Гм-м… а где же ты раздобыл такую мудреную загадку?
– Услышал от одного путешественника несколько месяцев назад.
– А почему сейчас ты выбрал эту загадку, а не какую-нибудь другую?
– Я ее не разгадал, значит это хорошая загадка.
– А что случилось с этим путешественником?
– Он отправился дальше не съеденным. Он на мою загадку ответил.
– У него было имя?
– Он не назвался.
– Опиши его пожалуйста.
– Не могу. Он был хорошо задрапирован.
– И он больше ничего не рассказывал о Сосредоточении Четырех Миров?
– Нет.
Я вздохнул.
– Что ж, думаю, что мне тоже следует немного пройтись.
Я повернулся лицом к склону справа от меня.
– Постой!
– В чем дело? – обернулся я.
– Твоя загадка, – требовательно спросил он. – Я сказал тебе ответ на мою. Теперь ты должен объяснить мне, что такое – зеленое и красное, и кружит?
Я посмотрел под ноги, пошарил взглядом и увидел подходящий камень, похожий на пятифунтовую гантель. Я сделал несколько шагов и остановился рядом с ним.
– Лягушка в Кузинатре, – сказал я.
– Что?
Мышцы его лап и плеч набрякли, глаза превратились в щели, а многочисленные зубы стали отчетливо видны. Я сказал несколько слов Фракиру, почувствовал, как он зашевелился, присел и схватил в правую руку тяжелый удобный камень.
– Вот именно, – добавил я.
И выпрямился.
– Одна из таких…
– Это дрянная, неправильная загадка! – прорычал Сфинкс.
Левым указательным пальцем я быстро начертил в воздухе перекрестие.
– Что ты делаешь? – спросил он настороженно.
– Отмечаю точку между твоими ушами и глазами, – объяснил я.
В этот момент Фракир стал видимым, соскользнув с запястья и обвивая мои пальцы. Глаза Сфинкса устремились на него.
Я поднял камень на высоту плеча. Один конец Фракира повис свободно, покачиваясь, с моей протянутой руки. Он начал понемногу разгораться, потом засиял, как раскаленная серебряная проволока.
– Мне кажется, наша встреча закончилась вничью, – уверенно произнес я. – А как вы считаете?
Сфинкс провел языком по губам.
– Да, – наконец сказал он и глубоко вздохнул. – Кажется вы правы.
– В таком случае желаю вам всего наилучшего. И до свидания.
– Да. Жаль. Очень хорошо. Но прежде, чем вы покинете меня, могу ли я узнать ваше имя – на всякий случай?
– Почему бы и нет? – сказал я, улыбнувшись. – Я Мерлин из Хаоса.
– Ага… – сказал он. – Значит, за вас кто-нибудь пришел бы отомстить?
– Вероятно.
– Тогда ничья – лучший вариант. Прощайте.
Я немного попятился, потом повернулся и двинулся вниз по склону. Я был настороже до тех пор, пока не отошел на достаточное расстояние, но меня никто не преследовал.
Тогда я не торопясь побежал.
Мне хотелось есть и пить, но посреди этой каменистой пустыни, под этим лимонным небом, мне вряд ли подвернулся бы завтрак. Фракир свился в кольцо на левом запястье и погас. Я начал глубоко дышать, удаляясь в сторону, противоположную восходящему светилу.
Ветер ерошил волосы, задувал в глаза песок. Я направился в сторону скопления валунов и миновал их. Среди теней, которые они отбрасывали, небо показалось мне щавельно-зеленоватым. Я снова выбежал на равнину, уже не такую суровую. В небе плыли облака, вдали что-то сверкнуло.
Я установил мерный ритм бега, достиг небольшого подъема, преодолел его и спустился по склону, покрытому редкой высокой травой, которая волнами качалась на ветру. Вдали заросли низких деревьев с густыми мочалками-кронами… Я направился туда, спугнув по дороге маленькое существо с оранжевым мехом, выпрыгнувшее на моем пути и ускакавшее куда-то влево. Секунду спустя, надо мной промелькнула черная птица. Жалобно крича, она полетела в ту же сторону.
Я продолжал бежать, и небо становилось все темнее.
Теперь небо было зеленое, травы густые и тоже зеленые. С неравными промежутками набегали порывы ветра. Деревья постепенно приближались. С их ветвей раздавался певучий звук. Ветер нес тучи.
Тяжесть оставляла мои мышцы, и ее заменяла привычная текучая легкость.
Я миную первое дерево, топчу длинные палые листья, пробегая среди мохнатых стволов. Тропа, по которой я бегу, хорошо утоптана, на ней отпечатки странных ног, следы. Дорога извивается, становится то шире, то уже.
По обе стороны местность поднимается, деревья уже поют, как басистые виолончели.
Небо, иногда выглядывающее в просветы между ветвями, приобретает цвет лазури. На нем перистые облака, как серебристые ручьи. На склонах по обе стороны дороги появляются голубые цветы.
Стены склонов растут, становятся выше моей головы. Дорога становится каменистой. Я продолжаю бежать.
Тропа моя расширяется, медленно уходит вниз, еще не видя и не слыша ее, я чувствую запах воды. Теперь осторожно… Я делаю поворот и вижу реку с высокими скалистыми берегами.
Теперь еще медленнее. Пенится, бурлит поток. Следовать за всеми его извивами.
Повороты, изгибы, высоко над головой деревья, их корни висят в воздухе на стене справа от меня, они серо-желтые…
Полоса, по которой я бегу становится шире, под ногами больше песка и меньше камня. Ниже, ниже… На уровне головы, теперь плеча…
Еще один поворот тропы, склон уходит вниз… До пояса… Вокруг зеленые деревья, над головой голубое небо, справа утоптанная дорога. Я взбираюсь на склон, бегу вдоль дороги.
Деревья и кустарник, птичьи трели, холодный ветер. С удовольствием втягивая прохладный воздух, я ускоряю шаг. Деревянный мост… Мерный стук подошв по гулкому настилу… Этот ручей впадал в невидимую мне реку, вдоль которой я до этого двигался. Поросшие мхом, влажные валуны вдоль берега ручья, низкая каменная стена слева, впереди следы повозок…
Выход из моего лабиринта привел меня, как оказалось, на узкую улочку
– щель между двумя грязными кирпичными стенами.
Все еще шел дождь, и день приближался к вечеру. На другой стороне улицы, на краю светового озера, отбрасываемого единственной целой уличной лампой на столбе, я увидел свою машину.
На секунду я с тоской подумал о сухой одежде в багажнике, потом направился снова к дому с вывеской «Склады Брута».
В окне первого этажа горел тусклый свет, бросая слабый отсвет на входную дверь, которая без этого оставалась бы совершенно неосвещенной. Я начал медленно подниматься по ступеням, совершенно промокший и умеренно настороженный.
Дверь квартиры Мелмана была не заперта, я повернул ручку и вошел.
Включив свет, я запер за собой дверь.
Быстро пройдя по комнатам, я убедился, что квартира покинута. Я переоделся, воспользовавшись платяным шкафом Мелмана. Его брюки оказались мне немного велики в поясе и по длине. Карты, чтобы они не промокли, я положил в нагрудный карман.
Вторая ступень.
Я начал систематический обыск квартиры. Несколько минут спустя я наткнулся на его оккультный дневник, который хранился в запертом ящике ночного столика. Он был такой же неряшливый, как и вся эта квартира, с неправильно написанными или вычеркнутыми словами, с пятнами от пива и кофе.
В нем я обнаружил массу соответствующих сведений вперемежку с личным материалом – сны, медитация и так далее. Я стал листать дневник, пытаясь отыскать место, где описывалась бы встреча Мелмана с хозяином.
Я наконец-то нашел это место и внимательно просмотрел. Описание этого события занимало довольно много страниц и состояло, в основном, из необычных восторгов по поводу функционирования Дерева. Я уже почти решил отложить эту тетрадь до лучших времен, как вдруг, пробегая уже последние страницы, наткнулся на стихотворение. Манера напомнила мне Суинберна – чересчур много иллюзий, рваный ритм, но дело было не в этом. В глаза мне бросилась строчка:
«Бесконечные отражения Эмбера, тронутые его предательским пятном…»
Здесь тоже было многовато аллитераций, но для меня важнее всего был смысл. Содержание строки пробудило во мне уснувшее на какое-то время чувство уязвимости и заставило действовать поспешнее. Внезапно мне нестерпимо захотелось побыстрее убраться отсюда и как можно дальше, чтобы спокойно обдумать сложившееся положение.
Больше в комнате ничего неожиданного не обнаружилось. Я собрал кучу старых газет, в избытке валявшихся повсюду, отнес их в ванну и там поджег, открыв окно наружу для притока свежего воздуха. Потом я посетил святилище Мелмана, притащил в ванную картину с Деревом Жизни и скормил ее огню. Потом я выключил в ванной свет и прикрыл дверь.
Да, пожалуй, критик, искусствовед из меня не получился бы.
Я направился к книжным полкам, где возвышались пачки разнообразных бумаг и начал их просматривать. Я разобрал уже вторую пачку до половины, когда эту деятельность прервал внезапный телефонный звонок.
Мир вокруг меня, казалось, застыл, а мои мысли понеслись вскачь.
Ну, конечно, сегодня день, когда, как предполагалось, я должен был добраться до квартиры Мелмана и погибнуть здесь.
Вполне приемлемыми казались шансы, что если это произошло, то уже завершилось к данному моменту.
Поэтому мог звонить сам П., чтобы узнать, можно ли уже отправлять мой некролог друзьям и родственникам.
Я обернулся и отыскал взглядом телефон, который стоял под стеной в спальне. И тут же понял, что мне нужно снять трубку.
Пока я шел к телефону, он позвонил два или три раза – от двенадцати до восемнадцати секунд. За этот срок мне нужно было решить, каким будет мой ответ.
Шутка, оскорбление или угроза?
Или… попробовать выдать себя за Мелмана?
А вдруг что-то получится? Благоразумие диктовало последний вариант, дававший не меньшее удовлетворение, чем другие, и в случае удачи я мог узнать очень многое.
Пожалуй стоит попробовать. Я решил ограничиться односложными ответами, прикинувшись раненым, задыхающимся и теряющим сознание. Я поднял трубку, приготовившись услышать хотя бы голос П. и определить, знаю ли я его.
– Да?
– Ну? Готово? – послышалось из трубки.
Черт побери! Это была женщина. Значит, я неправильно использовал местоимение, неправильно предполагал пол, неверно ставил вопрос. Один из двух – это совсем неплохо, а?
Я невнятно простонал в ответ.
– Да… – Что случилось?
– Я ранен, – промычал я. – это серьезно?
– Кажется… не знаю… У меня что-то… Здесь… Лучше бы посмотреть…
– Что такое? Это он тебя?
– Да… мне трудно говорить… голова кружится… приходи…
Я уронил трубку на рычаг и самодовольно улыбнулся. Сыграно было весьма неплохо и, похоже, что я ее убедил.
Я прошел в гостиную, сел в то же самое кресло, которое занимал не так давно, подвинул поближе столик с большой пепельницей и потянулся за любимой трубкой; время немного отдохнуть и поразмыслить.
Но несколько секунд спустя я почувствовал знакомый, почти электрический зуд.
Долю мгновения спустя я был уже на ногах, схватил пепельницу – окурки полетели в разные стороны, как пули – проклиная в который раз свою собственную тупость.
Одновременно, лихорадочно вертел головой во все стороны, оглядывая комнату.
Вот она! Рядом с фортепиано у красной драпировки, принимает форму…
Я подождал, пока смутный силуэт полностью оформился, и изо всех сил швырнул пепельницу.
Мгновение спустя она уже стояла там – высокая, со светло-каштановыми волосами, темноглазая, сжимая в руке что-то вроде автоматического пистолета тридцать восьмого калибра.
Пепельница ударила ее в живот, и она со стоном сложилась пополам.
В тот же миг я выдернул пистолет из ее рук и отбросил его в противоположный угол комнаты.
Потом я схватил ее за оба запястья, сжал и швырнул в ближайшее кресло, не выпуская ее рук. В левой руке она еще держала Карту. Это было изображение гостиной Мелмана, и сделана Карта была в том же стиле, что и Дерево Жизни, и Карты в моем кармане.
– Кто ты? – рявкнул я.
– Ясра, – процедила она в ответ. – А ты – мертвец.
Она широко раскрыла рот, и голова ее упала к моей руке. Я почувствовал влажное прикосновение ее губ к коже моего предплечья. Левая моя рука продолжала прижимать ее кисть к подлокотнику кресла. В следующую секунду я почувствовал в этом месте мучительную боль.
Это не был укус, словно огненный коготь вошел в этом месте в мою плоть.
Я отпустил ее запястье и отдернул руку. Движения мои были странно медленными и слабыми. В руке появилось ледяное покалывание, а потом это ощущение стало подниматься вверх. Рука бессильно повисла, и вдруг я вообще перестал ее чувствовать, словно она исчезла. Ясра легко высвободилась, улыбнулась мне, слегка тронула мою грудь кончиками пальцев и толкнула.
Я упал на спину. Я ощущал смехотворную слабость и не мог контролировать свои движения.
Когда я упал, то боли от падения не почувствовал. Чтобы повернуть голову и посмотреть на Ясру, требовалось неимоверное усилие. Ясра поднялась с кресла.
Отдыхай, – сказала она с мрачной улыбкой. – А когда проснешься, остаток твоего краткого существования будет очень болезненным.
Она исчезла из поля моего зрения, и несколько секунд спустя я услышал, как она поднимает трубку телефона.
Я был уверен, что она звонит П., и я верил тому, что она сказала. По крайней мере, я встречусь с загадочным художником.
Художником! Я пошевелил пальцами правой руки. Они еще слушались меня, хотя и очень медленно и с неимоверным трудом. Напрягая до предела волю и свой локомоторный аппарат, я попытался поднять свою руку к груди.
Результатом было медленное, толчками, но все же движение. К счастью, я упал на левый бок, и моя спина маскировала эту активность.
Рука моя дрожала, но двигалась, казалось, все медленнее, пока наконец не добралась до нагрудного кармана. Потом прошли века, пока пальцы нащупывали край картонного прямоугольника. В конце концов одна из Карт поддалась, и мне удалось согнуть руку так, чтобы увидеть Карту. Голова к этому моменту начала сильно кружиться, глаза стала застилать какая-то дымка. Я не был уверен, что смогу совершить переход. Откуда-то издалека доносился голос Ясры. Она с кем-то разговаривала, но я не мог разобрать ни одного слова.
Все силы, что у меня еще оставались, я сосредоточил на Карте.
Это было изображение Сфинкса на грубой скальной полке. Я потянулся к нему, но безрезультатно. Мое сознание было словно обложено ватой, а сил оставалось, пожалуй, только на одну попытку.
Внезапно, я как будто почувствовал прохладу, а Сфинкс, кажется, шевельнулся. Я почувствовал, что падаю вперед, в черную волну, взметнувшуюся и поглотившую меня.
И в этой наступившей черноте все кончилось.
Приходил я в себя долго.
Сознание по капле все-таки возвращалось, но руки и ноги словно налились свинцом, а зрение оставалось затуманенным. Жало Леди Ясры, похоже, отравило меня нейротропным ядом. Я попробовал согнуть пальцы на руках и ногах, но не смог с уверенностью сказать, удалось ли мне это. Тогда я постарался углубить и участить дыхание. Это мне удалось.
Через некоторое время до меня донесся звук, похожий на рев. Немного времени спустя он заметно утих, и я вдруг сообразил, что это ревет у меня в ушах моя собственная кровь, бегущая по жилам.
Еще через некоторое время я почувствовал биение сердца, а потом начало проясняться и зрение. Свет и тень, смутные формы превратились в песок и скалу. Мне стало немного холодно в некоторых местах.
Потом меня охватила дрожь, несколько минут я трясся, как в лихорадке, потом дрожь прошла, и я понял, что могу двигаться.
Но я по-прежнему испытывал ужасную слабость, поэтому шевелиться пока не стал.
Я лежал и слушал – разнообразные звуки – шорохи, шуршание – они доносились откуда-то сверху и спереди.
Вскоре я стал ощущать своеобразный запах.
– Послушайте, вы уже проснулись?
Это было сказано примерно там, откуда до меня доносились звуки.
Я решил, что еще не вполне готов, чтобы квалифицировать свое состояние, поэтому ничего не ответил.
Я ждал, пока мои конечности станут более живыми и послушными.
Нет, в самом деле, если бы вы могли дать мне знать, что слышите меня,
– послышался тот же голос. – Я очень хочу поскорее начать.
Любопытство наконец пересилило рассудительность, и я поднял голову.
А! Так я и знал!
На серо-голубой скальной полке передо мной сидел Сфинкс, тоже голубой
– тело льва, большие, прижатые к телу крылья с перьями, бесполое лицо обращенное ко мне. Он облизнулся, показав мне при этом весьма впечатляющий набор клыков, резцов и коренных зубов.
– Что именно вы хотите начать? – спросил я.
Я медленно перешел в сидячее положение и сделал несколько глубоких вздохов.
– Ну как же! Отгадывание загадок, – ответил Сфинкс. – То, что у меня лучше всего получается.
– Давайте отложим до следующего раза, – сказал я.
Я ожидал, пока перестанут бегать огненные мурашки внутри моих рук и ног.
– Извините, но я вынужден настоять на своем.
Я потер ноющее предплечье и злобно посмотрел на крылатое существо.
Большая часть историй о сфинксах, которые я мог сейчас припомнить, заканчивались тем, что сфинкс пожирал тех, кто был не в состоянии ответить на его загадку.
Я отрицательно покачал головой.
– Я в вашу игру играть не буду.
– В таком случае вам засчитывается поражение, – с улыбкой сообщил он.
Он напряг мышцы передних лап и плеча.
– Погодите, – сказал я.
И поднял руку.
– Дайте мне минуту-две, чтобы прийти в себя. Быть может, я переменю свое решение.
Сфинкс расслабился и кивнул.
– Ладно, так будет более официально. Пускай уж будет пять минут. Дайте мне знать, когда будете готовы.
Я поднялся на ноги и стал размахивать руками и потягиваться, тем временем пытаясь оглядеться вокруг и изучить местность.
Мы находились, похоже, на дне давно высохшего канала или реки. Песчаное дно кое-где усеивали оранжевые, серые и голубые скалы. Прямо передо мной круто поднималась каменная стена, на выступе которой устроился Сфинкс.
В высоту она имела футов двадцать пять.
Примерно на таком же расстоянии по другую сторону дна уходила вверх вторая каменная стена приблизительно той же высоты. Сухое дно справа довольно круто повышалось, а слева плавно опускалось. В трещинах кое-где проросли шипастые зеленые кустики. Время дня, судя по освещению, было близко к сумеркам. На бледно-желтом небе незаметно было и следов солнечного диска. Я слышал далекий посвист ветра, но движения воздуха не ощущалось. Было довольно прохладно, но терпимо.
Неподалеку я увидел камень величиной с небольшую тяжелоатлетическую штангу.
Два неверных шага – я продолжал размахивать руками, как мельница, и разогревать мышцы – и моя рука уперлась в землю рядом с камнем.
– Вы готовы? – спросил Сфинкс, прокашлявшись.
– Нет, – сказал я, – но уверен, что вас это не остановит.
– Вы не ошиблись.
Я почувствовал необоримое желание зевнуть, и так у сделал.
– У вас наблюдается какое-то отсутствие надлежащего азарта, – неодобрительно заметил Сфинкс. – Но внимание:
В огне я поднимаюсь от земли, секут меня и ветер и струи воды, скоро увижу я все вещи мира.
Я молчал. Прошла, наверное, минута.
– Ну? – спросил наконец с интересом Сфинкс.
– Что «ну»?
– Вы нашли ответ?
– Ответ на что?
– На загадку, конечно!
– Я ждал. Никакого вопроса не было, только серия утверждений. Я не могу отвечать н вопрос, если мне неизвестно, что это за вопрос.
Сфинкс как будто несколько растерялся.
– Э-э-э… Но такова устоявшаяся историческая форма. Вопрос подразумевается в контексте. Это же очевидно, что вопрос: «Что есть я?»
– С таким же успехом это мог быть вопрос: «Кто похоронен в могиле Гранта?» Ну, ладно, не будем спорить. Что это такое?.. Феникс, конечно, гнездящийся на земле, восставший из пламени, взлетающий в воздух все выше, в облака…
– Неправильно.
Сфинкс усмехнулся и стал готовиться к прыжку.
– Подождите, – потребовал я. – Почему неправильно? Ответ подходит. Возможно, вы ждали другого, но и мой ответ не противоречит условиям задачи. Не так ли?
Он покачал головой.
– Окончательное суждение о правильности ответа делаю я, и определение то же делаю я.
– Тогда это просто жульничество.
– Нет!
– Предположим, я выпил половину содержимого бутылки. Она теперь наполовину пустая или наполовину полная?
– И то, и другое одновременно.
– Согласен. Но это то же самое. Если не принимать их все. Это как с волнами или частицами.
– Ваш подход мне не нравится, – покачал головой Сфинкс. – Это даст дорогу разного рода двусмысленностям. И вообще, это может только испортить весь смысл загадывания загадок.
– Это не моя вина, – сказал я, сжимая и разжимая кулаки.
– Но вы в самом деле затронули любопытный вопрос.
Я энергично кивнул.
– Но правильный ответ должен быть только один. Я так думаю.
Я пожал плечами.
– Мы живем далеко не в идеальном мире, – высказал я свое мнение.
– Гм-м…
– Давайте будем считать, что это ничья, – предложил я. – Никто не выиграл, но никто и не проиграл.
– Такой вариант представляется мне эстетически отталкивающим.
– Но в массе игр он, между прочим, действует отлично.
– Кроме того, я немного проголодался…
– Ах, вот оно что… Правда выходит наружу, – я осуждающе покачал головой.
– Но я хочу, чтобы все было честно. Я ведь по-своему служу истине тоже. Ваше предложение о ничьей предполагает вариант выхода.
– Прекрасно. Я рад, что мы нашли приемлемый вариант и…
– Пусть все решит мой ответ. Загадывайте вашу загадку.
– Что еще за глупости? – возмущенно воскликнул я. – Нет у меня никаких загадок.
– Тогда придумайте какую-нибудь, и попрошу вас, побыстрее. Потому что это единственный выход из нашего тупика. Иначе я буду считать вас проигравшим. – и он снова угрожающе пошевелил мышцами.
– Ну, хорошо, – сказал я раздраженно, – ладно… Одну секунду… Что за черт… вот!
Что это такое – зеленое и красное, И кружит, и кружит, и кружит?
Сфинкс моргнул два раза, потом нахмурил лоб и задумался. Я использовал образовавшуюся паузу, чтобы провести еще одну серию дыхательных упражнений и немного побегать на месте.
Огонь в теле немного угас, голова стала ясной, пульс выровнялся.
– Ну? – спросил я через несколько минут, стараясь в точности скопировать его тон.
– Я думаю.
– Не спеши, подумай хорошенько.
Тем временем я немного побоксировал с тенью, сделал несколько изометрических упражнений. Небо слегка потемнело, в правой полусфере роилось несколько звезд.
– Гм-м… – неуверенно проговорил я, – мне не хотелось бы торопить тебя, но…
Сфинкс недовольно фыркнул.
– Я еще думаю.
– Вероятно, нам следует установить лимит времени…
– Мне осталось немного.
– Ну, что ж… Если ты не против, я отдохну.
Я растянулся на песке и закрыл глаза, пробормотав приказ Фракиру охранять меня. Потом я уснул.
Я проснулся от охватившей меня дрожи, от бившего в лицо ветра и света. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что уже наступило утро. Небо слева от меня на глазах светлело. Звезды меркли. Хотелось пить. И есть тоже..
Я поднялся, протер глаза, нашарил свою расческу и привел в порядок волосы, потом посмотрел на Сфинкса.
– И кружит, и кружит, и кружит… – бормотал он.
Я откашлялся. Никакой реакции.
Бестия смотрела в пространство мимо меня. Я уже начал подумывать о том, чтобы просто потихоньку улизнуть.
– Нет, – взгляд переместился на меня.
– Доброе утро, – сказал я жизнерадостно.
В ответ коротко клацнули клыки.
– Ну, хорошо, – продолжал я, – ты уже и так использовал гораздо больше времени, чем я. Если ты не придумал ответа, я больше играть не собираюсь.
– Мне твоя загадка не нравится, – наконец сообщил он мрачно.
– Извини. Но таковы правила игры.
– Какой же ответ?
– Ты сдаешься?
– Я вынужден. Какой ответ?
Я поднял руку.
– Не спеши. Во всем нужен порядок. Сначала я хотел бы узнать ответ на твою загадку, а уже потом скажу ответ на свою.
Он кивнул.
– Что ж, это справедливо. ну, ладно. Сосредоточение Четырех Миров.
– Как? – ошеломленно уставился на него я.
– Это ответ – «Сосредоточение Четырех Миров».
Я вспомнил слова Мелмана.
– Но почему? – спросил я.
– Оно лежит на пересечении миров четырех элементов, где поднимается в пламени из земли, атакуемой ветрами и водой.
– А как насчет всех вещей мира, которые оттуда видны?
– Это относится либо к точке видения с этого места, либо к империалистическим планам хозяина Сосредоточения, либо и к первому, и к ко второму одновременно.
– А кто хозяин?
– Я не Знаю. Для ответа это избыточная информация.
– Гм-м… а где же ты раздобыл такую мудреную загадку?
– Услышал от одного путешественника несколько месяцев назад.
– А почему сейчас ты выбрал эту загадку, а не какую-нибудь другую?
– Я ее не разгадал, значит это хорошая загадка.
– А что случилось с этим путешественником?
– Он отправился дальше не съеденным. Он на мою загадку ответил.
– У него было имя?
– Он не назвался.
– Опиши его пожалуйста.
– Не могу. Он был хорошо задрапирован.
– И он больше ничего не рассказывал о Сосредоточении Четырех Миров?
– Нет.
Я вздохнул.
– Что ж, думаю, что мне тоже следует немного пройтись.
Я повернулся лицом к склону справа от меня.
– Постой!
– В чем дело? – обернулся я.
– Твоя загадка, – требовательно спросил он. – Я сказал тебе ответ на мою. Теперь ты должен объяснить мне, что такое – зеленое и красное, и кружит?
Я посмотрел под ноги, пошарил взглядом и увидел подходящий камень, похожий на пятифунтовую гантель. Я сделал несколько шагов и остановился рядом с ним.
– Лягушка в Кузинатре, – сказал я.
– Что?
Мышцы его лап и плеч набрякли, глаза превратились в щели, а многочисленные зубы стали отчетливо видны. Я сказал несколько слов Фракиру, почувствовал, как он зашевелился, присел и схватил в правую руку тяжелый удобный камень.
– Вот именно, – добавил я.
И выпрямился.
– Одна из таких…
– Это дрянная, неправильная загадка! – прорычал Сфинкс.
Левым указательным пальцем я быстро начертил в воздухе перекрестие.
– Что ты делаешь? – спросил он настороженно.
– Отмечаю точку между твоими ушами и глазами, – объяснил я.
В этот момент Фракир стал видимым, соскользнув с запястья и обвивая мои пальцы. Глаза Сфинкса устремились на него.
Я поднял камень на высоту плеча. Один конец Фракира повис свободно, покачиваясь, с моей протянутой руки. Он начал понемногу разгораться, потом засиял, как раскаленная серебряная проволока.
– Мне кажется, наша встреча закончилась вничью, – уверенно произнес я. – А как вы считаете?
Сфинкс провел языком по губам.
– Да, – наконец сказал он и глубоко вздохнул. – Кажется вы правы.
– В таком случае желаю вам всего наилучшего. И до свидания.
– Да. Жаль. Очень хорошо. Но прежде, чем вы покинете меня, могу ли я узнать ваше имя – на всякий случай?
– Почему бы и нет? – сказал я, улыбнувшись. – Я Мерлин из Хаоса.
– Ага… – сказал он. – Значит, за вас кто-нибудь пришел бы отомстить?
– Вероятно.
– Тогда ничья – лучший вариант. Прощайте.
Я немного попятился, потом повернулся и двинулся вниз по склону. Я был настороже до тех пор, пока не отошел на достаточное расстояние, но меня никто не преследовал.
Тогда я не торопясь побежал.
Мне хотелось есть и пить, но посреди этой каменистой пустыни, под этим лимонным небом, мне вряд ли подвернулся бы завтрак. Фракир свился в кольцо на левом запястье и погас. Я начал глубоко дышать, удаляясь в сторону, противоположную восходящему светилу.
Ветер ерошил волосы, задувал в глаза песок. Я направился в сторону скопления валунов и миновал их. Среди теней, которые они отбрасывали, небо показалось мне щавельно-зеленоватым. Я снова выбежал на равнину, уже не такую суровую. В небе плыли облака, вдали что-то сверкнуло.
Я установил мерный ритм бега, достиг небольшого подъема, преодолел его и спустился по склону, покрытому редкой высокой травой, которая волнами качалась на ветру. Вдали заросли низких деревьев с густыми мочалками-кронами… Я направился туда, спугнув по дороге маленькое существо с оранжевым мехом, выпрыгнувшее на моем пути и ускакавшее куда-то влево. Секунду спустя, надо мной промелькнула черная птица. Жалобно крича, она полетела в ту же сторону.
Я продолжал бежать, и небо становилось все темнее.
Теперь небо было зеленое, травы густые и тоже зеленые. С неравными промежутками набегали порывы ветра. Деревья постепенно приближались. С их ветвей раздавался певучий звук. Ветер нес тучи.
Тяжесть оставляла мои мышцы, и ее заменяла привычная текучая легкость.
Я миную первое дерево, топчу длинные палые листья, пробегая среди мохнатых стволов. Тропа, по которой я бегу, хорошо утоптана, на ней отпечатки странных ног, следы. Дорога извивается, становится то шире, то уже.
По обе стороны местность поднимается, деревья уже поют, как басистые виолончели.
Небо, иногда выглядывающее в просветы между ветвями, приобретает цвет лазури. На нем перистые облака, как серебристые ручьи. На склонах по обе стороны дороги появляются голубые цветы.
Стены склонов растут, становятся выше моей головы. Дорога становится каменистой. Я продолжаю бежать.
Тропа моя расширяется, медленно уходит вниз, еще не видя и не слыша ее, я чувствую запах воды. Теперь осторожно… Я делаю поворот и вижу реку с высокими скалистыми берегами.
Теперь еще медленнее. Пенится, бурлит поток. Следовать за всеми его извивами.
Повороты, изгибы, высоко над головой деревья, их корни висят в воздухе на стене справа от меня, они серо-желтые…
Полоса, по которой я бегу становится шире, под ногами больше песка и меньше камня. Ниже, ниже… На уровне головы, теперь плеча…
Еще один поворот тропы, склон уходит вниз… До пояса… Вокруг зеленые деревья, над головой голубое небо, справа утоптанная дорога. Я взбираюсь на склон, бегу вдоль дороги.
Деревья и кустарник, птичьи трели, холодный ветер. С удовольствием втягивая прохладный воздух, я ускоряю шаг. Деревянный мост… Мерный стук подошв по гулкому настилу… Этот ручей впадал в невидимую мне реку, вдоль которой я до этого двигался. Поросшие мхом, влажные валуны вдоль берега ручья, низкая каменная стена слева, впереди следы повозок…