Страница:
Его группа имеет своих приверженцев. Иногда ее приглашают на выступления. Но постоянно репетировать негде, держать аппаратуру - тоже, не говоря о том, что хорошая аппаратура стоит немалых денег.
Статус самодеятельной группы таков, что фактически ею никто не занимается, за исключением Дома художественной самодеятельности, который по своему положению не может обеспечить ни регулярных выступлений, ни маломальской оплаты.
Хотел бы перейти на профессиональную эстраду? Были ли такие попытки?
Вопросы сложные. Наверное, хотел. Но препятствий здесь много: и недостаточный профессионализм группы, и нежелание согласовывать свой репертуар с требованиями худсовета, и организационные трудности. Одно я понял ясно: заниматься этим как «делом» Георгий не хочет. Он хотел бы заниматься искусством.
Насколько основательно это желание? Грубо говоря, подкреплено ли оно талантом, самобытностью, умением?
Не мне судить. Но меня привлекли в нем искренность и настойчивость. Думаю, что это немало.
Когда мы окончательно почувствовали доверие друг к другу, о чем свидетельствует переход на «ты», я попросил его спеть. Он взял в руки гитару - обыкновенную, акустическую, - и начал.
И я впервые расслышал все слова и понял их смысл. Не скажу, что я был от них в восхищении, - это не моя поэтика. Но она, безусловно, имеет право на существование.
А потом мы вместе пели народные песни. Это было странное пение, поскольку я пел вполне традиционно, а Георгий придерживался какой-то другой гармонии, царапающей мне слух.
И все же мы пели вместе.
Хозяева уложили меня спать на диване, под боком у меня пристроилась кошка, музыкально мурлыкая в какой-то своей гармонии. Да разве в этом дело, кто в какой гармонии поет?
Говорят в шутку, что познание какого-то нового явления проходит три стадии, которые характеризуются следующим к нему отношением:
1. Это полная ерунда
2. В этом что-то есть
3. Это просто великолепно
Начиная «Записки», я имел довольно смутное представление о группе МАШИНА ВРЕМЕНИ и ее руководителе Андрее Макаревиче. Помнится, даже пожимал плечами в первой главе: «Кто такой этот Макаревич?» На что один юноша в письме ответил так: «А если бы я спросил вас: “Кто такой этот Бетховен?”»
«Ого! - подумал я. - Значит, это их Бетховен. В этом следует разобраться».
Потом я побывал на концерте МАШИНЫ, о чем уже написал, прослушал записи, поговорил со знатоками и, наконец, встретился с самим Макаревичем.
Итак, по порядку.
Как я узнал, путь Макаревича и его группы до недавнего времени почти совпадал с путем моего знакомого Георгия. Правда, с одной оговоркой.
Будучи еще самодеятельной группой, МАШИНА уже имела огромную популярность. Несколько лет назад произошел естественный, хотя и удививших многих поворот: группа стала профессиональной.
На нашей эстраде не так много людей, которые могут собрать закрытый стадион народу. Кроме Аллы Пугачевой никого называть не буду, чтобы не обидеть остальных.
Макаревич и его группа могут собирать стадион каждый вечер на протяжении двухнедельных гастролей в большом городе.
Сама по себе популярность еще не говорит о высоком качестве любого искусства. Святослав Рихтер вряд ли сможет собрать стадион. Ему это не нужно. И все же феномен популярности нельзя объяснить лишь пренебрежительными ссылками на массовую культуру. В этом есть снобизм. Популярность МАШИНЫ не падает уже который год, при том что многие другие группы вспыхивают и исчезают без следа, как праздничные шутихи.
Значит, МАШИНА несет в себе нечто существенное - если не для искусства, то для времени. Правда, существенное для времени почти всегда существенно и для искусства. Вспомним Высоцкого. Многие отказывали его песням в принадлежности к искусству, признавая их характерность для времени. Теперь время платит искусству долг.
…Вновь я побывал на концерте МАШИНЫ спустя год после первого посещения. Группа выступала в огромном Ленинградском спортивно-концертном комплексе. На уходящих ввысь трибунах сидели пятнадцать тысяч человек, в основном молодежь четырнадцати-восемнадцати лет. В составе группы за год произошли изменения: вместе с прежними исполнителями - Андреем Макаревичем, гитаристом Александром Кутиковым и Валерием Ефремовым, играющим на ударных инструментах, - появились худенький и легкий Сергей Рыженко, владеющий скрипкой, гитарой. Флейтой и фортепьяно, и Александр Зайцев, играющий на клавишных. Оба очень молоды. Их появление несколько изменило внешний рисунок исполнения и, как мне кажется, приблизило к зрителям. Сдержанная и с виду беспристрастная манера игры Зай3цева на органе выгодно отличается от ерничества бывшего исполнителя Подгородецкого, а маленький, юркий Рыженко с падающей на лоб косой челкой пшеничного цвета вносит своими скрипочкой и флейтой нечто трогательное в облик ансамбля.
За год я прошел стадию «в этом что-то есть» и пытался сформулировать для себя, в чем же состоит это «что-то». Я уже понимал тексты и почти понимал музыку. Теперь мне хотелось получить информацию из первых рук.
После концерта меня познакомили с Макаревичем. Он тоже читал мои «Записки», однако это никак не отразилось на нашем общении. Вместе с группой я уселся в «рафик», и мы поехали в гостиницу. Вместе со мной ехал мой сын, который учится в девятом классе. Он тоже был на концерте и я не смог отказать ему в удовольствии видеть вблизи своих кумиров.
Надо сказать, что МАШИНА живет в напряженнейшем ритме. Она дает по двести концертов в год. В тот день было три концерта. В тесном «рафике», куда набилось человек двенадцать, царила деловая обстановка: обсуждали звучание, мелькали незнакомые мне технические термины.
Мы беседовали в гостинице полчаса, больше времени не было. За полчаса трудно установить контакт и обсудить важные проблемы. Для меня важнее было составить общее впечатление. Могу сказать, что оно оказалось весьма благоприятным. Я увидел серьезного и умного человека, испытывающего ответственность за то, что он делает. Мне кажется, что Макаревич лучше всех сознает, какой силы джинна выпустил он на волю. Имя ему - популярность.
Особенность этой популярности в том, что она пережила уже, по крайней мере, две волны. Первая волна пришлась на сверстников Макаревича, то есть людей, которым сейчас уже около тридцати лет. Для многих из них с МАШИНОЙ связано воспоминание о юности, и, как всякое воспоминание, окрашено в нежные тона. Вторая волна захватывает нынешних подростков, которые лет четырнадцать-шестнадцать. Для самого Андрея она несколько неожиданна. Это значит, что ему удалось выразить какие-то характерные черты юношества нашего времени.
Две высказанные им мысли меня, честно говоря, обрадовали. Во-первых, он глубоко верит в возможность развития рок-музыки на нашей почве - как национальной, так и социальной. Многие музыкальные жанры - и опера, и симфоническая музыка, и джаз - зарождались далеко от нашей страны. Это не помешало им прижиться у нас, а нам - создать собственную традицию в этих жанрах.
Во-вторых, говоря о путях развития рок-музыки, Андрей особо выделил поэзию как тот идеал, к которому стремится рок, по крайней мере одно из его ответвлений.
Здесь самое время поговорить о Макаревиче как песенном поэте.
Он лирик по своему складу, причем романтического направления, берущий свое начало скорее от Окуджавы, чем от Высоцкого. Те же темы, те же идеалы, слегка подправленные временем. Вспомним: «Вот стоят у постели мои кредиторы, Молчаливые Вера, Надежда, Любовь» - у Окуджавы, а у Макаревича: «Мы строили лодки, и лодки звались - Вера, Надежда, Любовь». Или: «И друзей созову, на любовь свое сердце настрою, а иначе зачем на земле этой вечной живу» - у Окуджавы и «Эти несколько дней я мечтал об одном, я мечтал об одном, мой друг, чтоб собрать всех друзей за одним столом и увидеть, как свят наш круг» - у Макаревича. Вечные темы дружбы, товарищества, верности, любви и надежды получают в песнях Макаревича несколько иное разрешение, чем у Окуджавы. Если у Окуджавы преобладают спокойная мудрость и достоинство, то у Макаревича больше тревоги за судьбу своего круга друзей, за чистоту идеалов. И это вполне объясняется временем и возрастом поэтов, складывавших свои строки.
Я думаю, что люди, скептически относящиеся к МАШИНЕ ВРЕМЕНИ, не дали себе труда вникнуть в смысл песен, не захотели услышать за непривычной музыкальной гармонией истинной веры, тревоги и боли.
Через день я снова был на концерте МАШИНЫ, теперь уже во дворце спорта «Юбилейный». И снова слушал «За Тех, Кто В Море», и «Свечу» и полюбившегося мне «Скворца».
После концерта состоялась запись нашей беседы с Андреем на видеомагнитофон для ленинградской дискотеки «Курьер». Она прошла безо всякой подготовки, на чистой импровизации. Я позволю себе привести часть этой беседы, текст которой любезно предоставили мне устроители дискотеки.
РД.Поскольку я здесь человек достаточно случайный, позвольте мне задавать наивные вопросы. Поэтому я спрошу так: Андрей, то, чем вы занимаетесь, - это рок? Что такое рок в вашем понимании?
Макаревич.Музыкальный язык может быть любым. За время своего существования рок вобрал в себя огромное количество стилей, направлений и течений. Для меня рок - это, прежде всего, определенное духовное начало, в отличие от поп-музыки, которая является чисто коммерческой. Для рока характерны плотный. Необходимый, искренний контакт с залом и идея, которую ты хочешь донести до слушателя, до сопереживателя. Он уже не просто слушатель, а соучастник происходящего.
РД.Не боитесь бы вы потерять этот контакт с более молодыми поколениями? Вы изменяетесь, я вижу изменения, произошедшие всего за один год. Надеюсь, что ваш прост - профессиональный, поэтический - на этом не остановится. Ищите ли вы сложности? Меняется ли ваш язык?
Макаревич.Ощущения, естественно, меняются, но общие проблемы - они же вечны, они всегда были, и их не так уж много. Язык тоже меняется постепенно, но не в сторону усложнения. Может быть, он даже упрощается. Нам бы и дальше хотелось бы сохранять контакт с залом. Сейчас он, по-моему, есть.
РД.Безусловно. Я сегодня в этом убедился.
Макаревич.Кстати, о названии ваших заметок. Вы уже третий раз на нашем концерте, так что ваш дилетантизм, я думаю, постепенно сходит на нет?
РД.Я надеюсь. Начиная чем-то заниматься, всегда выступаешь как дилетант. А как вы смотрите на проблему профессионализма?
Макаревич.Рок с самого начала был и остается искусством дилетантов в хорошем смысле этого слова. Эта музыка начиналась как самодеятельная и остается во многом такой, поэтому она народна. Многие не очень подготовлены к восприятию сложных музыкальных форм. Может быть, контакт с залом возникает и потому, что делают рок-музыку люди, как правило, не имеющие специальной музыкальной подготовки. Я не хочу сказать, что она совсем не нужна, и не агитирую против музыкального образования, но всякий раз, когда какое-то направление рок-музыки усложняется, становится более профессиональным в узком смысле слова, оно теряет массовость, становится элитарным, хотя существуют очень интересные направления авангарда и джаз-рока, которые по сложности не уступят классической музыке. Мы не усложняем нашу музыку сознательно. Так как хотим сохранить контакт с аудиторией. Наш язык должен быть прост.
РД.Это верно. Язык может быть прост, но мысли при этом должны быть глубоки. Не так ли?
Макаревич.Мы стараемся… Рок как искусство уже не нов. Если говорить отдельно о музыке, почти все в нем уже сказано. Значит, все зависит от конструкции вещи, от правильно найденной формы. От того, что автор хочет сказать и есть ли ему, что сказать.
РД.Вот вам сейчас двадцать девять лет. А как вы себя представляете в сорок? Пятьдесят? Что вы будете петь тогда?
Макаревич.Трудно сказать. Настолько быстро идет время, столько перемен во всем - и в музыке, и в мире, - что нельзя сказать, что будет через двадцать лет… Но вот я слушаю пожилых джазовых музыкантов, которые играют диксиленд. Мне это очень нравится, и я не один такой, сейчас это стало популярно. Я не думаю, что рок как музыка сильно изменится. А значит, мы будем ее играть!
Один из главных мотивов в песнях Андрея Макаревича - мотив дома. Это и старый, полузабытый дом детства, и дом, который должен построить каждый человек на земле, и до, в котором мы все живем, - наша страна и наша планета.
«Пусть мир знает одно - меня сохранит дом», - поет он в одной песне.
Закрытая дверь детства в доме, где он «вчера до звонка доставал еле-еле», в мире с забытым садом, в стране сказочных богатств и верных друзей, еще манит его. Это она привлекает многие сотни тысяч его слушателей, только вчера шагнувших из детства навстречу жизни. И когда я видел их блестящие глаза в огромных Дворцах спорта, я думал о том, как мало мы дали им тепла, что дом их неуютен, а родителям нет до них дела. Не будем же спешить упрекать их в черствости и жестокости. Они плоть от плоти нашей. Оглянемся лучше на себя, на дом, уже построенный нами, и спросим: так ли мы его построили?
Детей мало обуть и одеть и спросить с них за отметки.
Им нужен дом - тот дом, о котором поет Андрей:
Я забыл о бурях и о громе,
Мне теперь дороже тишина.
И живу я в старом-старом доме.
Из него выходят три окна.
Первое окно выходит в поле,
В поле наших самых лучших лет.
В этом поле не бывает боли,
И любой вопрос находит свой ответ.
Там и днем и ночью солнце светит,
Летом и зимой цветет земля…
Не взрослея, там играют дети,
И один из них, наверно, я…
Из бесед рок-дилетанта:
МИФЫ
Ленинградская группа МИФЫ берет свое начало в 1967 году, когда одноклассники одной из ленинградских школ Геннадий Барихновский (вокал, гитара) и Сергей Данилов (гитара) решили создать собственную команду. В первом составе МИФОВ кроме них играли Ю.Бушев (гитара), В.Легздин (бас), С.Петров (барабаны). Группа с самого основания и по сей день придерживается музыкального мейнстрима, основывающегося на классическом рок-н-ролле с его «заводным» гитарным драйвом.
В 1970-1973 гг. группа пережила гастрольно-филармонический период деятельности, работая от Ленинградской, Петрозаводской, Тульской и других филармонических организаций в сборных концертах, где музыканты исполняли не только свои, но и чужие песни.
Период наибольшей популярности МИФОВ приходится на середину 70-х годов, когда в группе появились певец, гитарист и автор песен Ю.Ильченко (в дальнейшем МАШИНА ВРЕМЕНИ, ЗЕМЛЯНЕ), клавишник Ю.Степанов и барабанщик В.Гуков. Группа участвовала в рок-фестивалях в Москве (1974) и в Таллинне (1975), давала многочисленные концерты.
МИФЫ были в числе основателей Ленинградского рок-клуба и открыли своим концертом первый рок-клубовский сезон в 1081 г. На I Ленинградском фестивале 1983 г. МИФЫ стали лауреатами, разделив с АКВАРИУМОМ диплом II степени.
Дискография МИФОВ насчитывает три магнитоальбома: «Дорога Домой» (АНТРОП, 1982), «Мифология» (А.Вишня, 1987), «Бей, Колокол!» (ЛДМ, 1989), фирмой «Мелодия» выпущен один миньон.
Состав МИФОВ последнего времени: Г.Барихновский (вокал, гитара), Д.Маковиз (клавиши), А.Артюх (лидер-гитара), Е.Петухов (бас), Д.Филиппов (ударные).
Беседе рок-дилетанта с Г.Барихновским и С.Даниловым состоялась в ноябре 1988 г.
РД.Ребята, вы меня простите за каламбур, но для меня до сих пор группа МИФЫ - немного мифическая, скажем так. Я впервые вас увидел на лауреатских концертах в ЛДМ, в восемьдесят третьем году. Я сидел тогда рядом с Борей Малышевым, и он сказал: «Сейчас будут МИФЫ. Это команда - супер!» Но я тогда еще не очень различал, что «супер», а что нет. Хотя помню, что покатили вы очень славно, драйв был. А потом вы сошли с фестивальной сцены, я изредка слышал вас на концертах и, естественно, на альбомах. Но очень часто в разговорах с музыкантами кто-нибудь вспоминал: а вот были МИФЫ… Я не хочу ничего сказать, но сейчас по популярности вы уступаете АКВАРИУМУ, ДДТ, КИНО, АЛИСЕ. А ведь было время, когда вы считались в Ленинграде группой номер один. Дело не в популярности, просто мне хочется больше знать о тех временах, когда все начиналось… Вот Рекшан написал свой «Кайф»…
Сергей.Я читал, он мне сам приносил. Там написано, что Рекшан - основоположник советской рок-музыки.
РД.Насколько объективно, по-твоему, он описал то, что было в семидесятых?
Сергей.Процентов на сорок.
РД.Хотелось бы услышать остальные шестьдесят. Хотя бы то, что касается МИФОВ.
Гена.До семьдесят третьего года говорить почти не о чем. Мы числились по филармониям как ВИА. Даже не МИФЫ назывались, а МЕЧТАТЕЛИ. Аккомпанировали там такой компании «Скрипка, Бубен и Утюг», собачки там, цыганский танец…
Сергей.Пели всего две песни своих, а остальное - Антонов и прочая советская эстрада. Запад тоже пели, но хитро… Скажем, поем песню по-английски про публичный дом, а объявляем, что она про борьбу за мир. И хавали…
Гена.А в семьдесят третьем мы уволились и вернулись домой. Все надоело. Надо было делать что-то свое. И вдохновил, наверное, все-таки Юрка Ильченко. Мы тогда резко захипповали, достали где-то материал матрацный в цветочек, сшили брюки…
Сергей.Нам с Ильченко морду набили на Невском. Вышли мы в этих брюках, босиком, с волосищами… А нам жлобы морду набили.
Гена.Мы начала тогда репетировать свою программу. Только что прошел фестиваль в ДК Орджоникидзе, где Сережа произвел фурор. Он был самым лучшим гитаристом. Васильев из ПОЮЩИХ ГИТАР подошел и долго тряс руку. Там и САНКТ-ПЕТЕРБУРГ был, но мы убрали всех.
Сергей.Мы просто были уверены в себе. Мы целый год просидели в подполье, делали свою аппаратуру. Прием как? Нам, например, нужны винты с резьбой «пятерка», а их негде было взять, только в дверях метро. Мы ездили в метро с маленькими отверточками. Говорим что-нибудь - ля-ля-ля, - а сами тихонько отвинчиваем… Мы ими динамики крепили. И за год сделали и программу, и аппаратуру. Мы уверены были. У меня больше в жизни никогда такого не было.
РД.Значит, можно считать, что настоящие МИФЫ начались в семьдесят третьем году на фестивале в ДК Орджоникидзе?
Сергей.Я вам объясню, с чего все началось. Мы приехали из филармоний. У нас радистом тогда был Лутонин. Он взял в Ленконцерте под расписку аппарат, и мы с этим аппаратом поехали в Песочную играть на танцах. А Ильченко нас там подбил, что Барихновский - это лишний человек, и мы по-тихому свинтили на другую точку - в Колтуши. Барихновский приезжает со своей бас-гитарой, толпа ревет, а группы нет. Барихновский мордой об стол и уехал… Нет! Во Всеволожск мы свинтили, точно! Играть на танцах нам там не разрешили, а базироваться разрешили. Мы всю аппаратуру затащили в комнату, закрылись там и двое суток сидели. Ничего не ели, только курили и сочиняли песни. И всю эту шизню писали на пленки. Четыре пленки было. Шура Шерман их потом почти все стер, когда его органы прихватили… У меня минут пятнадцать осталось…
Гена.Если это сейчас послушать - это такой панк! Тексты были очень шизовые.
Сергей.А потом мы вылезли их этой комнаты, по-новому взглянули на свет и решили, что Барихновский нам все-таки нужен. И мы его обратно пригласили. С этого и начались МИФЫ. Мы уехали из этого Всеаволожска…
Гена.…и сразу сели в «Водокачку».
РД. Что это такое?
Гена.Это клуб водонапорной станции. Рядом с метро «Чернышевская». Там сейчас Дзержинский молодежный центр. Там мы сделали программу и в декабре семьдесят третьего вышли в ДК Орджоникидзе. Все пошло с этого фестиваля, там нас заметили, стали приглашать.
РД.Фестиваль был официальный?
Гена.Не, какое там! Его организовал Василий Васильевич Царев, который теперь в Институте культуры. Он тогда работал в культмассовом секторе ДК, а после фестиваля полетел оттуда. Причем это его так ушибло, что он потом ни с кем не общался, к телефону не подходил… Времена были кайфовые! Бывало, приезжаешь на сейшен и не знаешь, сразу тебя свинтят или потом.
РД.Жаль, что я всего этого не видел…
Гена.А вы что - не сталкивались тогда с рок-музыкантами?
РД.Удивительное дело - нет.
Сергей.А о чем же вы тогда писали?! О том, как птички клюют корм в лучах заходящего солнца?
РД.Я тогда «Лестницу» писал. Там про то же самое.
Гена.Раньше музыку совсем не так воспринимали, как сейчас. Во-первых, маленькие залы были, все это было несколько элитарно. Все свои, одни и те же рожи на концертах…
Сергей.Во-вторых, больше внимания уделялось исполнительскому мастерству. Даже Боб Гребенщиков. Вокалисты учились в консерватории. У ЗЕМЛЯН, например. А сейчас это никого не волнует.
РД.У ЗЕМЛЯН первого состава? До Киселева?
Гена.Да. Там Мясников руководителем был, сейчас по кабакам играет.
Сергей.А их вокалист сейчас поет напротив «Юбилейного», в церкви.
Гена.Те ЗЕМЛЯНЕ играли Запад. Снимали один в один.
Сергей.До смешного доходило. Скажем, товарищ Джон Лорд играет наложением: на одной дорожке одни клавиши, на другой - другие. А Мясников ухитрялся делать этот звук одновременно.
Гена.Мы с ЗЕМЛЯНАМИ репетировали на одной точке, в «Водокачке». И они нам все время говорили, что русского рока не может быть. Рекшан первым запел по-русски. Но это еще был не рок. Впервые запел по-роковому Ильченко. У нас есть статья из польского журнала «Нон-стоп». Там написано, что когда слушаешь МИФЫ и их вокалиста Ильченко, то кажется, что рок может звучать только по-русски. А это семьдесят третий год.
РД.Как было с авторством песен?
Гена.Кто что приносил.
Сергей.Дописывали тексты и музыку перерабатывали. Прямо на репетициях. Теперь установить авторство просто невозможно. И очень продуктивно работали: одна-две репетиции - и песня готова.
Гена.Мы тогда этим жили. У нас была хипповская колония - пять человек. Мы к себе никого не подпускали.
Сергей.Нет, тусовка вокруг была - друзья, фаны, но мы их не подпускали к себе. Мы жили только своим миром. Нас объединяла идея. А теперь этого нет. Есть дорогие инструменты, а идеи нет.
РД.Какие у вас были отношения с РОССИЯНАМИ?
Сергей.Дерьмо была команда. Сейчас бы они не выжили.
Гена.А я считаю, что команда была классная. Сейчас бы они как раз были наверху.
Сергей.У них был имидж, а музыки не было. Они были искренни, но неграмотны. Я в каком-то отношении эстет. Если есть гитара, то ты должен уметь на ней играть. Иначе пиши стихи. В первую очередь должна быть музыка.
РД.Что это такое вообще - музыка? Как это определить? Вот панк-рок - это музыка?
Сергей.Я не знаю, но я считаю, что все это - дерьмо. И АКВАРИУМ, АЛИСА, ТЕЛЕВИЗОР, КИНО - все это дерьмо, и музыку делать сейчас никто не умеет.
РД.Какой состав МИФОВ был самым оптимальным?
Гена.Самый сильный состав был в семьдесят шестом - семьдесят седьмом годах с Ильченко и Юркой Степановым на клавишах.
РД.Это уже после того, как Ильченко играл в МАШИНЕ?
Гена.Ильченко с МАШИНОЙ всего полгода проиграл. Они сделали программу, прокатили ее в Москве и Ленинграде - и все. Ильченко такой человек - он начинает на всех давить сразу, причем очень нагло. Естественно, это Макару не понравилось. Юрка одержимый, причем не всегда в хорошую сторону. Но тандемчик у них был интересный.
РД.Кстати, насчет тандема. МИФЫ всегда были тандемом Барихновский - Данилов. Как получилось, что этого тандема уже нет?
Сергей.Был у нас такой Дрызлов, сейчас он руководитель МАРАФОНА, он нам аппарат ставил. Мы сидели и решали: аккомпанировать Охочинскому или нет. Охочинский - это… сами понимаете. И мы это понимали. А Дрызлов не понимал. Он вообще только в своих эквалайзерах копался. Мы ему сказали, что нам это не нужно. Вроде все решили… И вдруг он встает и говорит: «Вот тебе ноты, чтобы через две недели ты все это играл. Иначе ты свободен». Естественно, я стал свободен, а Барихновский остался, мотивируя тем, что ему надо кормить жену и ребенка. Я сидел два месяца без работы, а потом пошел в Дом пионеров. Пять лет уже работаю…
Гена.Вот ведь перевернет все с ног на голову! Охочинский - это была работа. Это совсем другое.
РД.А потом была работа в кафе «Север».
Гена.Да, играл в кабаке. А что делать? Я музыкант. Это два года, как стало возможным существовать на свое. Теперь мы оттуда ушли. Мне коммерция не интересна. Я хочу воевать на сегодняшнем уровне.
РД.Что ты под этим понимаешь?
Гена.Совсем не то, что я сейчас покрашусь или металлистом стану, как группа ЛИРА. Она теперь СТАТУС называется. Просто отпад! Я их перестал уважать. Но и ностальгией по семидесятым я заниматься не хочу, как Рекшан. У каждого поколения свой звук. И когда сегодня Рекшан играет тем звуком, то это как старый фильм смотришь… Это очень хорошо показал фестиваль «Рок-звезды 60-70хх годов». Он проходил не так давно во Дворце молодежи. По идее это должен был быть большой праздник, а получилось незаметно. Там играли АРГОНАВНЫ, ЗЕЛЕНЫЕ МУРАВЬИ, Боярский пел, слезу уронил… А в зале - половина наших, половина - молодежь. И они не врубались. Нет у нас преемственности поколений, какая есть на Западе. На нас смотрят, как на реликты. Нам потом сказали, что МИФЫ были единственными, кого можно слушать и сегодня. Но все равно - то, что я делаю сейчас, это работа. А тога была жизнь. Для нас то время было самое кайфовое!
Статус самодеятельной группы таков, что фактически ею никто не занимается, за исключением Дома художественной самодеятельности, который по своему положению не может обеспечить ни регулярных выступлений, ни маломальской оплаты.
Хотел бы перейти на профессиональную эстраду? Были ли такие попытки?
Вопросы сложные. Наверное, хотел. Но препятствий здесь много: и недостаточный профессионализм группы, и нежелание согласовывать свой репертуар с требованиями худсовета, и организационные трудности. Одно я понял ясно: заниматься этим как «делом» Георгий не хочет. Он хотел бы заниматься искусством.
Насколько основательно это желание? Грубо говоря, подкреплено ли оно талантом, самобытностью, умением?
Не мне судить. Но меня привлекли в нем искренность и настойчивость. Думаю, что это немало.
Когда мы окончательно почувствовали доверие друг к другу, о чем свидетельствует переход на «ты», я попросил его спеть. Он взял в руки гитару - обыкновенную, акустическую, - и начал.
И я впервые расслышал все слова и понял их смысл. Не скажу, что я был от них в восхищении, - это не моя поэтика. Но она, безусловно, имеет право на существование.
А потом мы вместе пели народные песни. Это было странное пение, поскольку я пел вполне традиционно, а Георгий придерживался какой-то другой гармонии, царапающей мне слух.
И все же мы пели вместе.
Хозяева уложили меня спать на диване, под боком у меня пристроилась кошка, музыкально мурлыкая в какой-то своей гармонии. Да разве в этом дело, кто в какой гармонии поет?
Говорят в шутку, что познание какого-то нового явления проходит три стадии, которые характеризуются следующим к нему отношением:
1. Это полная ерунда
2. В этом что-то есть
3. Это просто великолепно
Начиная «Записки», я имел довольно смутное представление о группе МАШИНА ВРЕМЕНИ и ее руководителе Андрее Макаревиче. Помнится, даже пожимал плечами в первой главе: «Кто такой этот Макаревич?» На что один юноша в письме ответил так: «А если бы я спросил вас: “Кто такой этот Бетховен?”»
«Ого! - подумал я. - Значит, это их Бетховен. В этом следует разобраться».
Потом я побывал на концерте МАШИНЫ, о чем уже написал, прослушал записи, поговорил со знатоками и, наконец, встретился с самим Макаревичем.
Итак, по порядку.
Как я узнал, путь Макаревича и его группы до недавнего времени почти совпадал с путем моего знакомого Георгия. Правда, с одной оговоркой.
Будучи еще самодеятельной группой, МАШИНА уже имела огромную популярность. Несколько лет назад произошел естественный, хотя и удививших многих поворот: группа стала профессиональной.
На нашей эстраде не так много людей, которые могут собрать закрытый стадион народу. Кроме Аллы Пугачевой никого называть не буду, чтобы не обидеть остальных.
Макаревич и его группа могут собирать стадион каждый вечер на протяжении двухнедельных гастролей в большом городе.
Сама по себе популярность еще не говорит о высоком качестве любого искусства. Святослав Рихтер вряд ли сможет собрать стадион. Ему это не нужно. И все же феномен популярности нельзя объяснить лишь пренебрежительными ссылками на массовую культуру. В этом есть снобизм. Популярность МАШИНЫ не падает уже который год, при том что многие другие группы вспыхивают и исчезают без следа, как праздничные шутихи.
Значит, МАШИНА несет в себе нечто существенное - если не для искусства, то для времени. Правда, существенное для времени почти всегда существенно и для искусства. Вспомним Высоцкого. Многие отказывали его песням в принадлежности к искусству, признавая их характерность для времени. Теперь время платит искусству долг.
…Вновь я побывал на концерте МАШИНЫ спустя год после первого посещения. Группа выступала в огромном Ленинградском спортивно-концертном комплексе. На уходящих ввысь трибунах сидели пятнадцать тысяч человек, в основном молодежь четырнадцати-восемнадцати лет. В составе группы за год произошли изменения: вместе с прежними исполнителями - Андреем Макаревичем, гитаристом Александром Кутиковым и Валерием Ефремовым, играющим на ударных инструментах, - появились худенький и легкий Сергей Рыженко, владеющий скрипкой, гитарой. Флейтой и фортепьяно, и Александр Зайцев, играющий на клавишных. Оба очень молоды. Их появление несколько изменило внешний рисунок исполнения и, как мне кажется, приблизило к зрителям. Сдержанная и с виду беспристрастная манера игры Зай3цева на органе выгодно отличается от ерничества бывшего исполнителя Подгородецкого, а маленький, юркий Рыженко с падающей на лоб косой челкой пшеничного цвета вносит своими скрипочкой и флейтой нечто трогательное в облик ансамбля.
За год я прошел стадию «в этом что-то есть» и пытался сформулировать для себя, в чем же состоит это «что-то». Я уже понимал тексты и почти понимал музыку. Теперь мне хотелось получить информацию из первых рук.
После концерта меня познакомили с Макаревичем. Он тоже читал мои «Записки», однако это никак не отразилось на нашем общении. Вместе с группой я уселся в «рафик», и мы поехали в гостиницу. Вместе со мной ехал мой сын, который учится в девятом классе. Он тоже был на концерте и я не смог отказать ему в удовольствии видеть вблизи своих кумиров.
Надо сказать, что МАШИНА живет в напряженнейшем ритме. Она дает по двести концертов в год. В тот день было три концерта. В тесном «рафике», куда набилось человек двенадцать, царила деловая обстановка: обсуждали звучание, мелькали незнакомые мне технические термины.
Мы беседовали в гостинице полчаса, больше времени не было. За полчаса трудно установить контакт и обсудить важные проблемы. Для меня важнее было составить общее впечатление. Могу сказать, что оно оказалось весьма благоприятным. Я увидел серьезного и умного человека, испытывающего ответственность за то, что он делает. Мне кажется, что Макаревич лучше всех сознает, какой силы джинна выпустил он на волю. Имя ему - популярность.
Особенность этой популярности в том, что она пережила уже, по крайней мере, две волны. Первая волна пришлась на сверстников Макаревича, то есть людей, которым сейчас уже около тридцати лет. Для многих из них с МАШИНОЙ связано воспоминание о юности, и, как всякое воспоминание, окрашено в нежные тона. Вторая волна захватывает нынешних подростков, которые лет четырнадцать-шестнадцать. Для самого Андрея она несколько неожиданна. Это значит, что ему удалось выразить какие-то характерные черты юношества нашего времени.
Две высказанные им мысли меня, честно говоря, обрадовали. Во-первых, он глубоко верит в возможность развития рок-музыки на нашей почве - как национальной, так и социальной. Многие музыкальные жанры - и опера, и симфоническая музыка, и джаз - зарождались далеко от нашей страны. Это не помешало им прижиться у нас, а нам - создать собственную традицию в этих жанрах.
Во-вторых, говоря о путях развития рок-музыки, Андрей особо выделил поэзию как тот идеал, к которому стремится рок, по крайней мере одно из его ответвлений.
Здесь самое время поговорить о Макаревиче как песенном поэте.
Он лирик по своему складу, причем романтического направления, берущий свое начало скорее от Окуджавы, чем от Высоцкого. Те же темы, те же идеалы, слегка подправленные временем. Вспомним: «Вот стоят у постели мои кредиторы, Молчаливые Вера, Надежда, Любовь» - у Окуджавы, а у Макаревича: «Мы строили лодки, и лодки звались - Вера, Надежда, Любовь». Или: «И друзей созову, на любовь свое сердце настрою, а иначе зачем на земле этой вечной живу» - у Окуджавы и «Эти несколько дней я мечтал об одном, я мечтал об одном, мой друг, чтоб собрать всех друзей за одним столом и увидеть, как свят наш круг» - у Макаревича. Вечные темы дружбы, товарищества, верности, любви и надежды получают в песнях Макаревича несколько иное разрешение, чем у Окуджавы. Если у Окуджавы преобладают спокойная мудрость и достоинство, то у Макаревича больше тревоги за судьбу своего круга друзей, за чистоту идеалов. И это вполне объясняется временем и возрастом поэтов, складывавших свои строки.
Я думаю, что люди, скептически относящиеся к МАШИНЕ ВРЕМЕНИ, не дали себе труда вникнуть в смысл песен, не захотели услышать за непривычной музыкальной гармонией истинной веры, тревоги и боли.
Через день я снова был на концерте МАШИНЫ, теперь уже во дворце спорта «Юбилейный». И снова слушал «За Тех, Кто В Море», и «Свечу» и полюбившегося мне «Скворца».
После концерта состоялась запись нашей беседы с Андреем на видеомагнитофон для ленинградской дискотеки «Курьер». Она прошла безо всякой подготовки, на чистой импровизации. Я позволю себе привести часть этой беседы, текст которой любезно предоставили мне устроители дискотеки.
РД.Поскольку я здесь человек достаточно случайный, позвольте мне задавать наивные вопросы. Поэтому я спрошу так: Андрей, то, чем вы занимаетесь, - это рок? Что такое рок в вашем понимании?
Макаревич.Музыкальный язык может быть любым. За время своего существования рок вобрал в себя огромное количество стилей, направлений и течений. Для меня рок - это, прежде всего, определенное духовное начало, в отличие от поп-музыки, которая является чисто коммерческой. Для рока характерны плотный. Необходимый, искренний контакт с залом и идея, которую ты хочешь донести до слушателя, до сопереживателя. Он уже не просто слушатель, а соучастник происходящего.
РД.Не боитесь бы вы потерять этот контакт с более молодыми поколениями? Вы изменяетесь, я вижу изменения, произошедшие всего за один год. Надеюсь, что ваш прост - профессиональный, поэтический - на этом не остановится. Ищите ли вы сложности? Меняется ли ваш язык?
Макаревич.Ощущения, естественно, меняются, но общие проблемы - они же вечны, они всегда были, и их не так уж много. Язык тоже меняется постепенно, но не в сторону усложнения. Может быть, он даже упрощается. Нам бы и дальше хотелось бы сохранять контакт с залом. Сейчас он, по-моему, есть.
РД.Безусловно. Я сегодня в этом убедился.
Макаревич.Кстати, о названии ваших заметок. Вы уже третий раз на нашем концерте, так что ваш дилетантизм, я думаю, постепенно сходит на нет?
РД.Я надеюсь. Начиная чем-то заниматься, всегда выступаешь как дилетант. А как вы смотрите на проблему профессионализма?
Макаревич.Рок с самого начала был и остается искусством дилетантов в хорошем смысле этого слова. Эта музыка начиналась как самодеятельная и остается во многом такой, поэтому она народна. Многие не очень подготовлены к восприятию сложных музыкальных форм. Может быть, контакт с залом возникает и потому, что делают рок-музыку люди, как правило, не имеющие специальной музыкальной подготовки. Я не хочу сказать, что она совсем не нужна, и не агитирую против музыкального образования, но всякий раз, когда какое-то направление рок-музыки усложняется, становится более профессиональным в узком смысле слова, оно теряет массовость, становится элитарным, хотя существуют очень интересные направления авангарда и джаз-рока, которые по сложности не уступят классической музыке. Мы не усложняем нашу музыку сознательно. Так как хотим сохранить контакт с аудиторией. Наш язык должен быть прост.
РД.Это верно. Язык может быть прост, но мысли при этом должны быть глубоки. Не так ли?
Макаревич.Мы стараемся… Рок как искусство уже не нов. Если говорить отдельно о музыке, почти все в нем уже сказано. Значит, все зависит от конструкции вещи, от правильно найденной формы. От того, что автор хочет сказать и есть ли ему, что сказать.
РД.Вот вам сейчас двадцать девять лет. А как вы себя представляете в сорок? Пятьдесят? Что вы будете петь тогда?
Макаревич.Трудно сказать. Настолько быстро идет время, столько перемен во всем - и в музыке, и в мире, - что нельзя сказать, что будет через двадцать лет… Но вот я слушаю пожилых джазовых музыкантов, которые играют диксиленд. Мне это очень нравится, и я не один такой, сейчас это стало популярно. Я не думаю, что рок как музыка сильно изменится. А значит, мы будем ее играть!
Один из главных мотивов в песнях Андрея Макаревича - мотив дома. Это и старый, полузабытый дом детства, и дом, который должен построить каждый человек на земле, и до, в котором мы все живем, - наша страна и наша планета.
«Пусть мир знает одно - меня сохранит дом», - поет он в одной песне.
Закрытая дверь детства в доме, где он «вчера до звонка доставал еле-еле», в мире с забытым садом, в стране сказочных богатств и верных друзей, еще манит его. Это она привлекает многие сотни тысяч его слушателей, только вчера шагнувших из детства навстречу жизни. И когда я видел их блестящие глаза в огромных Дворцах спорта, я думал о том, как мало мы дали им тепла, что дом их неуютен, а родителям нет до них дела. Не будем же спешить упрекать их в черствости и жестокости. Они плоть от плоти нашей. Оглянемся лучше на себя, на дом, уже построенный нами, и спросим: так ли мы его построили?
Детей мало обуть и одеть и спросить с них за отметки.
Им нужен дом - тот дом, о котором поет Андрей:
Я забыл о бурях и о громе,
Мне теперь дороже тишина.
И живу я в старом-старом доме.
Из него выходят три окна.
Первое окно выходит в поле,
В поле наших самых лучших лет.
В этом поле не бывает боли,
И любой вопрос находит свой ответ.
Там и днем и ночью солнце светит,
Летом и зимой цветет земля…
Не взрослея, там играют дети,
И один из них, наверно, я…
Из бесед рок-дилетанта:
МИФЫ
Ленинградская группа МИФЫ берет свое начало в 1967 году, когда одноклассники одной из ленинградских школ Геннадий Барихновский (вокал, гитара) и Сергей Данилов (гитара) решили создать собственную команду. В первом составе МИФОВ кроме них играли Ю.Бушев (гитара), В.Легздин (бас), С.Петров (барабаны). Группа с самого основания и по сей день придерживается музыкального мейнстрима, основывающегося на классическом рок-н-ролле с его «заводным» гитарным драйвом.
В 1970-1973 гг. группа пережила гастрольно-филармонический период деятельности, работая от Ленинградской, Петрозаводской, Тульской и других филармонических организаций в сборных концертах, где музыканты исполняли не только свои, но и чужие песни.
Период наибольшей популярности МИФОВ приходится на середину 70-х годов, когда в группе появились певец, гитарист и автор песен Ю.Ильченко (в дальнейшем МАШИНА ВРЕМЕНИ, ЗЕМЛЯНЕ), клавишник Ю.Степанов и барабанщик В.Гуков. Группа участвовала в рок-фестивалях в Москве (1974) и в Таллинне (1975), давала многочисленные концерты.
МИФЫ были в числе основателей Ленинградского рок-клуба и открыли своим концертом первый рок-клубовский сезон в 1081 г. На I Ленинградском фестивале 1983 г. МИФЫ стали лауреатами, разделив с АКВАРИУМОМ диплом II степени.
Дискография МИФОВ насчитывает три магнитоальбома: «Дорога Домой» (АНТРОП, 1982), «Мифология» (А.Вишня, 1987), «Бей, Колокол!» (ЛДМ, 1989), фирмой «Мелодия» выпущен один миньон.
Состав МИФОВ последнего времени: Г.Барихновский (вокал, гитара), Д.Маковиз (клавиши), А.Артюх (лидер-гитара), Е.Петухов (бас), Д.Филиппов (ударные).
Беседе рок-дилетанта с Г.Барихновским и С.Даниловым состоялась в ноябре 1988 г.
РД.Ребята, вы меня простите за каламбур, но для меня до сих пор группа МИФЫ - немного мифическая, скажем так. Я впервые вас увидел на лауреатских концертах в ЛДМ, в восемьдесят третьем году. Я сидел тогда рядом с Борей Малышевым, и он сказал: «Сейчас будут МИФЫ. Это команда - супер!» Но я тогда еще не очень различал, что «супер», а что нет. Хотя помню, что покатили вы очень славно, драйв был. А потом вы сошли с фестивальной сцены, я изредка слышал вас на концертах и, естественно, на альбомах. Но очень часто в разговорах с музыкантами кто-нибудь вспоминал: а вот были МИФЫ… Я не хочу ничего сказать, но сейчас по популярности вы уступаете АКВАРИУМУ, ДДТ, КИНО, АЛИСЕ. А ведь было время, когда вы считались в Ленинграде группой номер один. Дело не в популярности, просто мне хочется больше знать о тех временах, когда все начиналось… Вот Рекшан написал свой «Кайф»…
Сергей.Я читал, он мне сам приносил. Там написано, что Рекшан - основоположник советской рок-музыки.
РД.Насколько объективно, по-твоему, он описал то, что было в семидесятых?
Сергей.Процентов на сорок.
РД.Хотелось бы услышать остальные шестьдесят. Хотя бы то, что касается МИФОВ.
Гена.До семьдесят третьего года говорить почти не о чем. Мы числились по филармониям как ВИА. Даже не МИФЫ назывались, а МЕЧТАТЕЛИ. Аккомпанировали там такой компании «Скрипка, Бубен и Утюг», собачки там, цыганский танец…
Сергей.Пели всего две песни своих, а остальное - Антонов и прочая советская эстрада. Запад тоже пели, но хитро… Скажем, поем песню по-английски про публичный дом, а объявляем, что она про борьбу за мир. И хавали…
Гена.А в семьдесят третьем мы уволились и вернулись домой. Все надоело. Надо было делать что-то свое. И вдохновил, наверное, все-таки Юрка Ильченко. Мы тогда резко захипповали, достали где-то материал матрацный в цветочек, сшили брюки…
Сергей.Нам с Ильченко морду набили на Невском. Вышли мы в этих брюках, босиком, с волосищами… А нам жлобы морду набили.
Гена.Мы начала тогда репетировать свою программу. Только что прошел фестиваль в ДК Орджоникидзе, где Сережа произвел фурор. Он был самым лучшим гитаристом. Васильев из ПОЮЩИХ ГИТАР подошел и долго тряс руку. Там и САНКТ-ПЕТЕРБУРГ был, но мы убрали всех.
Сергей.Мы просто были уверены в себе. Мы целый год просидели в подполье, делали свою аппаратуру. Прием как? Нам, например, нужны винты с резьбой «пятерка», а их негде было взять, только в дверях метро. Мы ездили в метро с маленькими отверточками. Говорим что-нибудь - ля-ля-ля, - а сами тихонько отвинчиваем… Мы ими динамики крепили. И за год сделали и программу, и аппаратуру. Мы уверены были. У меня больше в жизни никогда такого не было.
РД.Значит, можно считать, что настоящие МИФЫ начались в семьдесят третьем году на фестивале в ДК Орджоникидзе?
Сергей.Я вам объясню, с чего все началось. Мы приехали из филармоний. У нас радистом тогда был Лутонин. Он взял в Ленконцерте под расписку аппарат, и мы с этим аппаратом поехали в Песочную играть на танцах. А Ильченко нас там подбил, что Барихновский - это лишний человек, и мы по-тихому свинтили на другую точку - в Колтуши. Барихновский приезжает со своей бас-гитарой, толпа ревет, а группы нет. Барихновский мордой об стол и уехал… Нет! Во Всеволожск мы свинтили, точно! Играть на танцах нам там не разрешили, а базироваться разрешили. Мы всю аппаратуру затащили в комнату, закрылись там и двое суток сидели. Ничего не ели, только курили и сочиняли песни. И всю эту шизню писали на пленки. Четыре пленки было. Шура Шерман их потом почти все стер, когда его органы прихватили… У меня минут пятнадцать осталось…
Гена.Если это сейчас послушать - это такой панк! Тексты были очень шизовые.
Сергей.А потом мы вылезли их этой комнаты, по-новому взглянули на свет и решили, что Барихновский нам все-таки нужен. И мы его обратно пригласили. С этого и начались МИФЫ. Мы уехали из этого Всеаволожска…
Гена.…и сразу сели в «Водокачку».
РД. Что это такое?
Гена.Это клуб водонапорной станции. Рядом с метро «Чернышевская». Там сейчас Дзержинский молодежный центр. Там мы сделали программу и в декабре семьдесят третьего вышли в ДК Орджоникидзе. Все пошло с этого фестиваля, там нас заметили, стали приглашать.
РД.Фестиваль был официальный?
Гена.Не, какое там! Его организовал Василий Васильевич Царев, который теперь в Институте культуры. Он тогда работал в культмассовом секторе ДК, а после фестиваля полетел оттуда. Причем это его так ушибло, что он потом ни с кем не общался, к телефону не подходил… Времена были кайфовые! Бывало, приезжаешь на сейшен и не знаешь, сразу тебя свинтят или потом.
РД.Жаль, что я всего этого не видел…
Гена.А вы что - не сталкивались тогда с рок-музыкантами?
РД.Удивительное дело - нет.
Сергей.А о чем же вы тогда писали?! О том, как птички клюют корм в лучах заходящего солнца?
РД.Я тогда «Лестницу» писал. Там про то же самое.
Гена.Раньше музыку совсем не так воспринимали, как сейчас. Во-первых, маленькие залы были, все это было несколько элитарно. Все свои, одни и те же рожи на концертах…
Сергей.Во-вторых, больше внимания уделялось исполнительскому мастерству. Даже Боб Гребенщиков. Вокалисты учились в консерватории. У ЗЕМЛЯН, например. А сейчас это никого не волнует.
РД.У ЗЕМЛЯН первого состава? До Киселева?
Гена.Да. Там Мясников руководителем был, сейчас по кабакам играет.
Сергей.А их вокалист сейчас поет напротив «Юбилейного», в церкви.
Гена.Те ЗЕМЛЯНЕ играли Запад. Снимали один в один.
Сергей.До смешного доходило. Скажем, товарищ Джон Лорд играет наложением: на одной дорожке одни клавиши, на другой - другие. А Мясников ухитрялся делать этот звук одновременно.
Гена.Мы с ЗЕМЛЯНАМИ репетировали на одной точке, в «Водокачке». И они нам все время говорили, что русского рока не может быть. Рекшан первым запел по-русски. Но это еще был не рок. Впервые запел по-роковому Ильченко. У нас есть статья из польского журнала «Нон-стоп». Там написано, что когда слушаешь МИФЫ и их вокалиста Ильченко, то кажется, что рок может звучать только по-русски. А это семьдесят третий год.
РД.Как было с авторством песен?
Гена.Кто что приносил.
Сергей.Дописывали тексты и музыку перерабатывали. Прямо на репетициях. Теперь установить авторство просто невозможно. И очень продуктивно работали: одна-две репетиции - и песня готова.
Гена.Мы тогда этим жили. У нас была хипповская колония - пять человек. Мы к себе никого не подпускали.
Сергей.Нет, тусовка вокруг была - друзья, фаны, но мы их не подпускали к себе. Мы жили только своим миром. Нас объединяла идея. А теперь этого нет. Есть дорогие инструменты, а идеи нет.
РД.Какие у вас были отношения с РОССИЯНАМИ?
Сергей.Дерьмо была команда. Сейчас бы они не выжили.
Гена.А я считаю, что команда была классная. Сейчас бы они как раз были наверху.
Сергей.У них был имидж, а музыки не было. Они были искренни, но неграмотны. Я в каком-то отношении эстет. Если есть гитара, то ты должен уметь на ней играть. Иначе пиши стихи. В первую очередь должна быть музыка.
РД.Что это такое вообще - музыка? Как это определить? Вот панк-рок - это музыка?
Сергей.Я не знаю, но я считаю, что все это - дерьмо. И АКВАРИУМ, АЛИСА, ТЕЛЕВИЗОР, КИНО - все это дерьмо, и музыку делать сейчас никто не умеет.
РД.Какой состав МИФОВ был самым оптимальным?
Гена.Самый сильный состав был в семьдесят шестом - семьдесят седьмом годах с Ильченко и Юркой Степановым на клавишах.
РД.Это уже после того, как Ильченко играл в МАШИНЕ?
Гена.Ильченко с МАШИНОЙ всего полгода проиграл. Они сделали программу, прокатили ее в Москве и Ленинграде - и все. Ильченко такой человек - он начинает на всех давить сразу, причем очень нагло. Естественно, это Макару не понравилось. Юрка одержимый, причем не всегда в хорошую сторону. Но тандемчик у них был интересный.
РД.Кстати, насчет тандема. МИФЫ всегда были тандемом Барихновский - Данилов. Как получилось, что этого тандема уже нет?
Сергей.Был у нас такой Дрызлов, сейчас он руководитель МАРАФОНА, он нам аппарат ставил. Мы сидели и решали: аккомпанировать Охочинскому или нет. Охочинский - это… сами понимаете. И мы это понимали. А Дрызлов не понимал. Он вообще только в своих эквалайзерах копался. Мы ему сказали, что нам это не нужно. Вроде все решили… И вдруг он встает и говорит: «Вот тебе ноты, чтобы через две недели ты все это играл. Иначе ты свободен». Естественно, я стал свободен, а Барихновский остался, мотивируя тем, что ему надо кормить жену и ребенка. Я сидел два месяца без работы, а потом пошел в Дом пионеров. Пять лет уже работаю…
Гена.Вот ведь перевернет все с ног на голову! Охочинский - это была работа. Это совсем другое.
РД.А потом была работа в кафе «Север».
Гена.Да, играл в кабаке. А что делать? Я музыкант. Это два года, как стало возможным существовать на свое. Теперь мы оттуда ушли. Мне коммерция не интересна. Я хочу воевать на сегодняшнем уровне.
РД.Что ты под этим понимаешь?
Гена.Совсем не то, что я сейчас покрашусь или металлистом стану, как группа ЛИРА. Она теперь СТАТУС называется. Просто отпад! Я их перестал уважать. Но и ностальгией по семидесятым я заниматься не хочу, как Рекшан. У каждого поколения свой звук. И когда сегодня Рекшан играет тем звуком, то это как старый фильм смотришь… Это очень хорошо показал фестиваль «Рок-звезды 60-70хх годов». Он проходил не так давно во Дворце молодежи. По идее это должен был быть большой праздник, а получилось незаметно. Там играли АРГОНАВНЫ, ЗЕЛЕНЫЕ МУРАВЬИ, Боярский пел, слезу уронил… А в зале - половина наших, половина - молодежь. И они не врубались. Нет у нас преемственности поколений, какая есть на Западе. На нас смотрят, как на реликты. Нам потом сказали, что МИФЫ были единственными, кого можно слушать и сегодня. Но все равно - то, что я делаю сейчас, это работа. А тога была жизнь. Для нас то время было самое кайфовое!