Житинский Александр. Старичок с Большой Пушкарской

   - Я же не виноват, Саша, - кротко отвечал Альшоль.
   - Раньше надо было прилетать!
   - Я еще не созрел тогда.
   - А теперь созрел, чтобы "мирать? - не унималась Санька. - Ну и умирай! Нисколечко не жалко. Но тебя даже не похоронишь по-человечески!
   - Почему? - испугался Альшоль.
   - Потому что ты не прописан!
   Альшоль так огорчился, что чуть не заплакал. Прилетел на родную Землю, чтобы умереть среди людей, так вот тебе - прописка требуется!
   Санька поняла, что зашла слишком далеко, подошла к нему, погладила по длинной бороде.
   - Давай мириться...
   - Да я и не ссорился, Саша... - грустно сказал Альшоль.
   По вечерам являлось привидение Софья Романовна - поиграть с Аграфеной и посмотреть телевизионные нов"сти. Софью Романовну сильно волновал вопрос: есть ли в раю у Господа, куда она намеревалась отправиться в скором времени, телевизоры?
   - Должны быть, - сказал Альшоль. - В раю все есть.
   - А почему вы решили, что вас возьмут в рай? Может быть, совсем в другое место, - сказала Санька. Она уже настолько осмелела, что не стеснялась задавать привидению такие вопросы.
   - На что ты намекаешь? - оскорбилось привидение. - Меня в ад не за что посылать. За квартиру платила аккуратно, животных и детей любила, хотя личной жизни Бог не дал. В замужестве не была, - привидение поджало губы, как бы давая понять, что это - "не вашего ума дело".
   - А в аду точно телевизоры есть, - сказала Санька. - Только по ним передают одну "Утреннюю почту".
   Тут все согласились, что сплошная "Утренняя почта" - лучшее наказание для грешников.
   Старуха не засиживалась. Посмотрев программу "Время" и "600 секунд", аккуратно растворялась в воздухе, оставляя после себя легкий запах духов.
   Все было бы прекрасно, если бы не подошли к кольцу съестные припасы. Альшоль как любитель всяческих круп еще мог продержаться день-другой, поскольку в кухонном шкафу имелся некоторый запас греч" и риса, но Саньке хотелось чего-нибудь другого: мяса, свежего хлеба, молока и сыру. Но больше всего хотелось мороженого. У нее еще оставалось двенадцать рублей из денег, оставленных мамой.
   Наконец Санька не выдержала.
   - Пойду в магазин. Арестуют - так арестуют! Если явится участковый, вызывай снова привидение - и по-страшней!
   - Будет исполнено, госпожа, - поклонился Альшоль.
   Санька смутилась. Зачем он назвал ее "госпожой"? Издевается, что ли? Она подхватила хозяйственную сумку и вышла из дома.
   Никто не караулил в парадном, никакой милиции не было и во дворе. Саньке даже обидно стало: неужели Мулдугалиев забыл о них?
   Она дала себе полную волю и истратила все деньги до копеечки. Купила огурцов, простокваши, твердого, как камень, ледяного цыпленка, килограмм яблок и рыбу для Аграфены. И, конечно, до отвала наелась мороженого, прихватив пару стаканчиков домой - себе и Альшолю.
   Когда она вернулась, Альшоль был на антресолях. Веревочная лестница свисала вниз до пола;
   Санька вскарабкалась наверх с истекающими стаканчиками мороженого.
   - Альшоль, быстрее! Оно капает!
   Они быстро съели мороженое. И тут Санька заметила, что по диванным подушкам, на которых сидел Альшоль, разбросаны исписанные листы бумаги. Рядом стоял старый папин портфель, ранее перевязанный шнуром, а сейчас открытый. В портфеле были конверты с письмами.
   Санька взяла наугад одно из писем и сразу узнала папин почерк.
   - Ты это читал? - спросила она Альшоля.
   - Да, немного, - кивнул он.
   - А ты знаешь, что нельзя читать чужие письма?
   - Саня, я же не знал, что это чужие письма. Я все книжки прочитал, мне стало скучно. Дай, думаю, посмотрю, что в портфеле. А там какие-то конверты, листки... Ну я и начал читать.
   Санька сграбастала письма, засунула снова в портфель и поволокла его вниз. Она снова обвязала его шнуром и спрятала на этот раз в кладовку. Портфель был пухлый, тяжелый. Как она раньше не догадалась посмотреть что там внутри! Если бы она знала, что в портфеле хранятся папины письма!
   Надо сказать, что Санька, когда рассказывала Альшолю про свою семью, о папе не упоминала. Альшоль тоже ее не расспрашивал - толи из вежливости, то ли по другой причине. Но Санька не говорила о папе отнюдь не по забывчивости. На это имелись серьезные основания.
   Дело в том, что Санькин папа был по профессии клоуном. Когда-то давно он вместе с мамой учился в хореографическом училище, но танцором не стал, а перешел в цирковое. Там и занялся клоунадой. Познакомились они с мамой, еще когда папа танцевал с нею па-де-де из балета "Щелкунчик". Потом они поженились, родилась Санька, мама бросила сцену, а папа ушел в клоуны. А когда Саньке исполнилось пять лет, папа из дома исчез. Он переехал в другой город, поступил работать в местный цирк, много ездил на гастроли, а Саньке чаще всего звонил по телефону.
   Санька стеснялась профессии своего папы. У всех приличные отцы: у Кроши - математик, кандидат наук, у Вики - майор, у Руслана - водитель автобуса. А у Саньки - клоун!
   Пусть так! Но если бы у него были хотя бы нормальные имя и фамилия! Как, например, у Олега Попова. Или у того же Куклачева. Но Санькин папа носил ужасную цирковую кличку, или по-другому - псевдоним. Его звали Мявуш. На афишах так и было написано: "Весь вечер на манеже клоун Мявуш". Санька не знала, откуда произошла эта странная кличка, но ей было неприятно. Папа - Мявуш, подумать только!
   Клоун Мявуш был не очень знаменит. Его всего дважды показывали по телевизору в сборных цирковых программах, а в Ленинград на гастроли он не приезжал ни разу с тех пор, как перестал жить здесь. Мотался где-то по Сибири: Омск, Тюмень, Красноярск.
   Дома о папе "оворили редко. Точнее, совсем не говорили, будто его нет. Когда он звонил из очередного Иркутска, мама здоровалась с ним довольно сухо и тут же передавала трубку Саньке. Папа всегда спрашивал что новенького и про отметки в школе. Санька коротко докладывала о своих успехах, а потом слушала что-нибудь из цирковой жизни: как заболела в дороге обезьянка или что слон отравился кислой капустой. Все папины новости были почему-то печальные, хотя говорил он бодрым голосом. Однажды он упал с трапеции и сломал руку. Его положили в больницу в Хабаровске, откуда он звонил особенно часто. Иногда от папы приходили посылки с подарками: конфеты, кедровые орехи, сибирский мед. А однажды Санька получила рукавицы и сапожки из оленьей кожи на меху. Это значит, папа добрался до Чукотки.
   Год назад, когда папу впервые показали по телевизору, дедушка сказал:
   - Несерьезный человек, это самое!
   Мама промолчала.
   Все это Санька вспомнила, когда они с Альшолем готовили нехитрый обед. Саньке очень хотелось вкусной жареной курицы, но Альшоль, увидев замороженного цыпленка, помрачнел.
   - Если бы я знал, что здесь так обращаются с живностью, низа что не вернулся бы! - сказал он.
   Пришлось ограничиться вареной картошкой и салатом из огурцов.
   Альшоль был задумчив. Он чистил огурцы, поминутно вздыхая. Кончик его бороды печально лежал на кухонном столе.
   - Это было на хуторе Флюгумири... - вдруг сказал Альшоль, отложив нож в сторону.
   Санька в это время солила кипящую картошку. Она оглянулась и увидела, что Альшоль сидит на табуретке, подняв лицо к потолку, а взгляд его устремлен далеко-далеко.
   - Там я последний раз видел своих родителей, - продолжал Альшоль. Мой дядя Гиссур праздновал свадьбу своего сына. Мама с отцом сидели за праздничным столом, а детей угощали в соседней комнате... И тут на нас напали. Внезапно на селение налетел целый отряд конников. В руках у них были факелы. Они подожгли дом с четырех сторон. Я помню, как кричали в огне люди. Всадники не давали им выйти из дома. Отец успел крикнуть мне: "Беги, Альшоль!". Я вылез через узкое слуховое окошко на крышу и спустился с задней стороны дома по стене. Там не было врагов. Дом уже пылал, как огромный костер. А я побежал к Полям Тинга.
   Санька слушала, раскрыв рот. Она старалась представить себе древнюю Исландию, тринадцатый век, и эти загадочные Поля Тинга, куда скрылся четырнадцатилетний Альшоль. Но у нее плохо получалось.
   - В Полях Тинга было пустынно. Недавно закончился альтинг, люди разъехались, остались черные пятна костров. Ни души, только горы громоздились вокруг котловины. И Скала Закона чернела в небе. Я взобрался на нее, я карабкался вверх целый час... А когда я встал на Скале Закона и передо мной раскинулась вся моя страна, я почувствовал себя великим годи Торгейром...
   - Кем? - не выдержала Санька.
   - В моей стране был такой великий законодатель.
   - "Годи" - это его имя?
   - Нет. "Годи" означает "жрец"... И я, внезапно осиротевший мальчик, произнес свою речь со Скалы Закона. Я сказал, что запрещаю людям враждовать друг с другом. Я попросил Бога, чтобы он уничтожил зло, оставил на Земле только любовь. Я так хотел любить, но мне любить было некого. Мои мать и отец заживо сгорели в огне Флюгумири... А когда я закончил свою речь, я увидел, что в Полях Тинга приземляется блестящий воздушный корабль.
   - Летающая тарелка? - догадалась Саша.
   - Да, - кивнул Альшоль. - Оттуда вышли существа с Фассии и забрали меня к себе...
   Санька с Альшолем обедали в полном молчании. Каждый был занят своими мыслями. Аграфена в сторонке ела вареную рыбку и тоже думала о своем.
   Санька старалась нарисовать в своем воображении Альшоля на громадной Скале Закона посреди древней Исландии, выкрикивающего в пустую долину слова о любви. Альшоль думал о Санькином отце, который сохранился в доме в виде портфеля с письмами, и вспоминал о своих родителях. Аграфена размышляла о привидениях. Бывают ли привидения у кошек или способность становиться привидениями доступна лишь людям?
   А вечером Санька не выдержала и достала из кладовки папин портфель. Альшоль тактично не мешал ей только суметь его увидеть. И это лицо всегда прекрасно! Это утверждаю я - твой папа, клоун Мявуш".
   Санька всхлипнула. Почему все так одиноки? Одинокий папа где-то в Сибири смешит чужих детей. Одинокая мама ездит по городам России с концертами. Одинокий Альшоль вздыхает на антресолях и собирается умирать. А ведь это он говорил со Скалы Закона о любви! Семьсот с лишним лет прошло, целая вечность... Санька вытерла слезу, решительно спрыгнула с дивана и выбежала в коридор, где свисала с антресолей веревочная лестница.
   Санька вскарабкалась по ней наверх, как Альшоль на Скалу Закона.
   - Ты здесь? - спросила она.
   - Здесь, - отозвался Альшоль.
   - Альшоль, мы всегда будем вместе! И ты никогда не умрешь! Слышишь! Это утверждаю я!
   Из темноты выплыла белоснежная борода Альшоля.
   - Саня, я люблю тебя, - сказал он.
   - И я, - прошептала Санька.
   Она протянула руки к Альшолю, чтобы обнять его, но лестница под нею качнулась, и Санька грохнулась на пол.
   Глава 8 МАМА ПРИЕХАЛА
   Мама с дорожной сумкой через плечо и чемоданом в руке вошла во двор и по привычке взглянула на окна третьего этажа. В окнах своей квартиры мама не заметила ничего, но в окне соседки Эмилии мелькнуло лицо. Мама заглянула в почтовый ящик и поднялась наверх. Соседка уже встречала ее у открытых дверей своей квартиры.
   - Татьяна Игоревна, зайдите ко мне, пожалуйста.
   - Что? - мгновенно испугалась мама. - Что с Сашей?
   - Не волнуйтесь. С Сашей все в порядке. Почти... - сказала Эмилия. Но я должна вас предупредить.
   Мама бросила тревожный взгляд на дверь своей квартиры, но все же зашла к соседке.
   - Я вас слушаю, - сказала она.
   - У вас живут чужие люди. Я их никогда не видела раньше. А Саша ведет себя очень странно. Дерзит... - скороговоркой докладывала Эмилия.
   - удалился на антресоли и лежал там в темноте, тяжко вздыхая. Аграфена мурлыкала у него под боком. Привидение в тот вечер не появлялось.
   Санька читала папины письма.
   Ее поразило, что многие конверты были не распечатаны, хотя письма пришли несколько лет назад. Вероятно, мама засовывала их в портфель, не читая. Но почему не выбрасывала? В отношениях между родителями была какая-то тайна. Читая папины послания, Санька пыталась догадаться: он что-то старался объяснить маме, за что-то просил прощения, в чем-то упрекал...
   Она распечатала очередной конверт. В нем были листок и еще запечатанный конверт. Листок был адресован маме и начинался словами: "Здравствуй, Таня!", а на конверте было написано: "Саше, когда она вырастет".
   "Я уже выросла", - подумала Санька. Она с волнением надорвала конверт и принялась читать папино письмо.
   "Дорогая моя, любимая дочка!
   Я не знаю, сколько лет будет тебе, когда ты прочтешь это письмо. Сейчас"тебе только семь" Но ты вырастешь и непременно все поймешь правильно. Ты поймешь, что люди очень несовершенны, у них масса недостатков, они могут совершать неправильные и даже гадкие поступки. Но все равно их можно и нужно любить, ин"че они никогда не станут лучше. Людей нужно прощать, иначе никто и никогда не простит тебя, когда ты совершишь некрасивый поступок. Я хочу, чтобы любовь освещала твой путь, а ненависть запрячь глубоко или лучше выброси вон. Не старайся искоренять зло, не воюй и не гневайся, потому что изменить что-то можно только любя. В твоем характере поровну от меня и от мамы. Ты решительна и непреклонна, как она, но в тебе есть росток жалости, который прорастет, и тогда ты увидишь, что любой человек заслуживает сострадания, потому что он в одиночку идет к смерти. Я очень скучаю по тебе. Когда я выхожу на манеж и вижу смеющихся мальчиков и девочек, я вспоминаю тебя и жалею их еще больше, потому что редко кто из них счастлив и не одинок. Я люблю их, поверь мне. И я люблю тебя.
   Прости меня за то, что мое лицо закрашено гримом. Когда-нибудь ты увидишь его таким, какое оно на самом деле. У каждого человека есть истинное лицо, нужно
   - Что? Какие люди? - еще больше испугалась мама.
   - Какие-то старики. Старичок маленький, с бородой, а старуха - прямо до потолка! Явно сумасшедшая!
   - Господи! - мама дернулась к двери.
   - Постойте! Вы, может быть, мне не верите? Д"вайте позвоним участковому, - не унималась Эмилия.
   - Какому... участковому? - мама побледнела и опустилась на стул в прихожей Эмилии. - Саша здорова? С ней "се в порядке? Не обманыв"йте меня!
   - Саша в полном порядке! Позавчера выбегала в магазин, принесла целую сумку продуктов...
   Эмилия уже набирала номер участкового Мулдугалиева.
   - Может, не надо в милицию... - робко возразила"мама.
   - Я обещала Тофику Бахрамовичу позвонить, как только вы появитесь.
   Разговор с участковым еще более встревожил маму. Мулдугалиев сообщил, что старик, скрывающийся в их квартире, - бродяга и преступник, подозреваемый в совершении ряда правонарушений и сбежавший из-под ареста. Про старуху в подвенечном платье с фатой известно было меньше, но сам ее огромный рост наводил на нехорошие предположения.
   - Разберитесь и позвоните мне, - предложил участковый. - В случае чего я пришлю наряд с милицией. Для старухи могу прислать грузовик. В фургон она не поместится...
   - Боже... - прошептала мама, живо представив себе, как грузят в кузов огромную неизвестную старуху в подвенечном платье.
   Мама подхватила вещи и поспешила к месту событий. Она открыла дверь своим ключом, чтобы застать компанию врасплох.
   И застала. Уже в прихожей она услышала голоса и смех из ванной комнаты. Мама побросала вещи на по" и, не раздеваясь, бросилась на звук. Она распахнула дверь ванной и увидела голого по пояс старика, склонившегося над раковиной, и свою собственную дочь. Саша в одной руке держала рукоятку душа, из которого брызгала вода, а в другой - намыливала старику голову и бороду. Оба были так увлечены этим занятием, что не сразу увидели маму. Санька закончила намыливать и обрушила на седые волосы старика струю воды. Мыльная пена стекала по длинной мокрой бороде.
   Трудно было представить себе что-либо более ужасное.
   - Саша... - с трудом проговорила мама.
   От неожиданности Санька резко обернулась, забыв о душе, находящемся у нее в руках. Вода ударила маме в лицо. Мама отшатнулась.
   - Что ты делаешь?! - закричала она, закрывая лицо руками.
   - Мамочка приехала! - заорала Санька, бросая трубку душа в ванну и обнимая маму мокрыми руками.
   - Прости, я нечаянно! Ух, как я рада! Я так соскучилась!
   Старичок смущенно вытирал голову полотенцем и тоже радостно улыбался.
   - Саша, прекрати! - воскликнула мама. - Кто это? - указала она пальцем на Альшоля.
   - Это Альшоль. Я тебе сейчас все расскажу! Он мой муж... То есть, он станет моим мужем, когда мне исполнится восемнадцать. Мы решили пожениться! - тараторила Санька, не замечая, что мама вот-вот потеряет сознание.
   - Как?.. - прошептала мама, отступая назад.
   - Саша"правду говорит, - подтвердил Альшоль.
   - Я ее люблю.
   Огромным усилием воли мама взяла себя в руки. Она вернулась к своим разбросанным вещам, сняла летний плащ и повесила его на вешалку.
   - Так. А где старуха? - решительно спросила мама.
   - Какая старуха? - хором спросили Санька и Альшоль.
   - Не знаю, какая у вас здесь старуха! Великанша в свадебном платье. Где она?
   - А-а! Это не старуха, - сказала Санька. - Это просто привидение.
   - Ладно. Привидение - так привидение. Где оно? - маме было уже все равно.
   - Наверное, вечером придет, - сказала Санька.
   - Вряд ли, - засомневался Альшоль. - Может и не прийти.
   - Пойдемте! - Мама твердым шагом направилась на кухню.
   Она с некоторым удивлением обошла свисающую с антресолей лестницу, но ничего не спросила.
   Приведя Саньку с Альшолем на кухню, мама усадила их у стола, сама уселась напротив, поставила локти на стол, сомкнув пальцы рук, и потребовала:
   - Рассказывайте!
   Санька и Альшоль, торопясь и перебивая друг друга, принялись рассказывать все с самого начала: как Альшоль "ернулся на Землю с Фассии, как устроился жить в телефонной будке, потом познакомился с участковым Мулдугалиевым и Санькой... От мамы утаили только ночное путешествие к скрытникам. Санька справедливо решила, что для мамы это слишком.
   Однако для мамы и все остальное было слишком.
   - Ладно. Помолчи, Саша! Я к вам обращаюсь, - повернулась она к Альшолю. - Саша - ребенок, фантазии у нее хоть отбавляй. Но вы-то - взрослый человек. Уже старик...
   - Он не старик! - возразила Санька. - Это так кажется!
   - Как вы могли всерьез принять весь этот бред? - продолжала мама, не обращая на Саньку внимания. - Вы либо сумасшедший, либо жулик!
   - Он исландец, - сказала Саша.
   Мама только поморщилась, как от горького лекарства.
   - Я бы все простила, но только не эти безобразные фантазии о замужестве. Вы понимаете - что вы говорите?! - сорвалась мама на крик. - Саше тринадцать лет! Она в шестом классе! Какое замужество?!
   - В седьмом, - поправила Санька.
   - Но мы же не сейчас, - оправдывался Альш"ль. - В будущем. И то, если я не умру...
   - Нет уж, вы лучше умирайте! Свою дочь я вам не отдам!
   - Вы не волнуйтесь, Татьяна Игоревна, - мягко успокоил ее Альшоль. Мы с Сашей просто любим друг друга.
   - Бредешник какой-то, - сказала мама. - Сколько вам лет?
   - Семьсот пятьдесят один, - ответил Альшоль.
   Мама судорожно схватила ртом воздух.
   - Через пять лет мы поженимся и попадем в книгу рекордов Гиннесса! заявила Санька. - Меж нами разница в семьсот тридцать восемь лет.
   - Вон! - вскричала мама, вскакивая. - Вон из моего дома! Я сейчас милицию вызову!
   Она схватила телефонную трубку.
   - Мамочка, ему же негде жить! - взмолилась Саша.
   - Не сдавайте"меня в милицию, - попросил Альшоль.
   Мама положила трубку обратно на рычажки.
   - Хорошо. Сегодня вы переночуете, а завтра утром уйдете. Договорились?.. Где он тут живет? - обратилась мама к Саньке.
   - На антресолях.
   - Вот и хорошо. Ступайте на свои антресоли, подумайте хорошенько над тем, что я вам сказала.
   Альшоль покорно полез вверх по веревочной лестнице. Он скрылся в антресолях и притворил дверцы изнутри.
   - Саша, давай не осложнять обстановку. Пускай он уходит. Чужой старик, зачем он нам? - мама принялась убеждать Саньку.
   Но Саша и слушать не хотела. Она твердила, что любит Альшоля, потом разревелась и убежала в свою комнату.
   Маму отвлек телефонный звонок участкового Мулдугалиева.
   - Почему вы мне не докладываете? - спросил Мулдугалиев.
   - А что, я обязана вам докладывать? - оскорбилась мама.
   - Где Альшоль?
   - Я его прогнала. И он ушел, - соврала мама.
   - Как ушел?! - закричал участковый. - Где мне теперь его искать?
   - Ищите, где хотите, - храбро заявила мама и повесила трубку.
   Весь вечер она обласкивала Саньку, задаривала ее подарками, привезенными из поездки, а в конце концов сказала, что утро вечера мудренее и завтра во всем разберемся. Перед сном мама разрешила Саньке подняться в антресоли, чтобы пожелать Альшолю спокойной ночи. Сама при этом стояла рядом с веревочной лестницей и чутко прислушивалась к тому, что происходит наверху.
   - Мы что-нибудь придумаем, - сказала Санька Альшолю.
   - Да-да, Саша, - кивнул он.
   - Она к тебе привыкнет...
   - Да-да.
   - Вот увидишь, завтра все будет хорошо.
   Санька шагнула к Альшолю, погладила его по бороде, потом обняла и поцеловала.
   - Саша, спускайся! - донесся снизу мамин голос.
   Санька сп"стилась вниз и отправилась спать. Когда она заснула, мама проглотила таблеточку успокаивающего лекарства и полезла по веревочною лестнице наверх.
   Альшоль сидел на диванной подушке, обхватив руками колени, и уныло глядел на металлиста из "Айрон Мейден".
   - Ну, что вы намерены делать? - спросила мама.
   - Я уже собрался. Ухожу, - сказал Альшоль.
   - Вот и прекрасно. Только я вас прошу, напишите Саше записку, чтобы она не подумала, будто я вас выгнала.
   ...Утром Санька нашла рядом со своей подушкой листок из тетради, на котором было написано печатными буквами:
   "Касань!
   Я жухоу. Так детбу шелуч. Щайпро. Я-дубу битьлю бяте, капо не руум! Днови, не басудь! Мама не таванови. Твой Шольаль".
   Глава 9 ЯВКА С ПОВИННОЙ
   Рабочий день участкового Мулдугалиева начался, как всегда, с посещения родного отделения милиций. Едва он переступил порог, как дежурный по отделению огорошил его сообщением:
   - Вас какой-то старик дожидается.
   - Какой старик?
   - Не знаю. Явился вчера поздно вечером. Говорит - совершил преступление. Мол, откроется только вам... Ну, я его на всякий случай упрятал в КПЗ.
   Дежурный проводил участкового в камеру предварительного заключения и отпер дверь.
   В камере на длинных нарах лежали двое - подросток лет шестнадцати и Альшоль. При виде милиционеров они поднялись и встали рядом с нарами во весь рост.
   - Этот задержан ночью. Ломал телефон-автомат, - указал на подростка дежурный. - А этот - ваш... - кивнул он на Альшоля.
   - Старый знакомый, - сказал участковый. - Следуйте за мной.
   Он провел Альшоля в кабинет, усадил на стул посреди комнаты, а сам занял место за письменным столом напротив.
   - Рассказывайте? - предложил Мулдугалиев, придвинув к себе чистый лист бумаги, чтобы протоколировать его признания.
   - Что же тут рассказывать... - вздохнул Альшоль. - Я преступник.
   - Так! - удовлетворенно воскликнул лейтенант.
   - Это произошло в моей жизни впервые... Я полюбил самую прекрасную девочку на земле. Я не знал, что этого нельзя делать в моем возрасте... Ее мама сказала, что это даже запрещено! Но девочка тоже любит меня.
   - Постойте, постойте! - остановил его Мулдугалиев. - Что значит "полюбил"? Что значит "тоже любит"? Да вы понимаете, что вы говорите! Она же несовершеннолетняя!
   - Я понимаю, что говорю, - печально кивнул Альшоль. - Такого в моем сердце не было никогда с тех пор, как я покинул родную страну. Саша обняла меня и поцеловала. Вот сюда, - он показал на правую щеку. - И я тоже поцеловал ее. Около уха... Я преступник!
   - Около уха?! И все?! - закричал лейтенант. - Что же вы мне голову морочите?! Какое же это преступление?!
   - Правда?! - просиял Альшоль. - Это можно делать? Ах, как вы меня обрадовали! Значит, я ни в чем не виноват?
   - Ну, это как сказать... - загадочно протянул участковый.
   - Тогда я вас прошу, - неожиданно заявил Альшоль, - отправьте меня в Исландию!
   - В Исландию?! Зачем? - опешил Мулдугалиев.
   - Саша говорит, что я там родился...
   И Альшоль принялся простодушно рассказывать участковому о древней Исландии, Полях Тинга и Скале
   Закона. Он так увлекся, что вскочил со стула и, обращаясь к лейтенанту, продекламировал:
   Не любы мне горы, хоть я и был там девять лишь дней! Я не сменяю клик лебединый на вой волков...
   "Сумасшедший или не сумасшедший... - думал в это время участковый. По крайней мере, не буйный... Но пока лечить не буду. Буду наказывать". А Альшоль совсем разошелся:
   Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не ведал мощи своей...
   - Стоп! Стоп! - поднял ладонь участковый.
   - Красиво, правда? - спросил Альшоль. - Пустите меня в Исландию! Я хочу уехать далеко-далеко, чтобы никогда больше не видеть Сашу.
   - Вы же говорили, что любите ее? - удивился Мулдугалиев.
   - Как вы не понимаете! Когда любишь и не можешь быть вместе, лучше уехать на край света, чтобы не видеть совсем! Ее мама все равно нам не позволит жениться.
   - Вы вроде умирать собирались? - спросил участковый, что-то строча на бланке протокола.
   - Ну, может, успели бы пожить... Хоть немножко... - поник Альшоль. Он сразу поскучнел, сгорбился, снова стал похож на древнего старичка.
   А Мулдугалиев, уже не обращая на него внимания, дописал протокол и сказал:
   - Распишитесь.
   Альшоль подошел к столу, не глядя, поставил заковыку внизу страницы. Мулдугалиев расплылся в довольной улыбке и вызвал по телефону дежурного.
   - Препроводи, - сказал он, отдавая ему протокол.
   - В Исландию? - радост"о встрепенулся Альшоль..