Страница:
Тарас встал.
– Если ты позволишь, то я возьму с собой периеков. В бою они стоят меньше, а в этом деле на них можно рассчитывать.
– Делай, как знаешь, – согласился Леонид, – но, когда ты найдешь тропу, пройди по ней до самого конца и узнай, куда она ведет. Это может нам помочь.
– Я выполню твой приказ, мой царь, – поклонился Тарас, – найду тропу и ты первым узнаешь о ней.
Разыскав свою палатку, у которой дежурило пять верных периеков, Тарас снял доспехи и повалился прямо на камни, завернувшись в плащ. Усталость взяла свое. Он не стал забираться даже в палатку, а быстро заснул, бросив взгляд на яркие звезды, что горели над Фермопильским ущельем.
Глава вторая
– Если ты позволишь, то я возьму с собой периеков. В бою они стоят меньше, а в этом деле на них можно рассчитывать.
– Делай, как знаешь, – согласился Леонид, – но, когда ты найдешь тропу, пройди по ней до самого конца и узнай, куда она ведет. Это может нам помочь.
– Я выполню твой приказ, мой царь, – поклонился Тарас, – найду тропу и ты первым узнаешь о ней.
Разыскав свою палатку, у которой дежурило пять верных периеков, Тарас снял доспехи и повалился прямо на камни, завернувшись в плащ. Усталость взяла свое. Он не стал забираться даже в палатку, а быстро заснул, бросив взгляд на яркие звезды, что горели над Фермопильским ущельем.
Глава вторая
Оружие победы
Едва забрезжил рассвет над горами, как Тарас проснулся отдохнувшим. После изнурительного вчерашнего сражения, в котором он, к счастью, не был даже ранен, если не считать царапины чуть выше локтя от персидского копья, он хорошо выспался даже на камнях и был готов к новым подвигам.
Поев вместе с остальными спартиатами, которые сразу после этого отправились сменять локров, Тарас остался в лагере выполнять приказание Леонида. А с ним еще десять человек, которых он отобрал лично.
– Как разыщешь тропу, сразу пришли гонца, – бросил, уходя во главе своей гвардии, Леонид, – а лучше, все расскажешь сам.
О чем они говорили, остальные спартиаты не слышали, и Тарас ловил на себе удивленные взгляды, ведь его место было в строю. Но раз уж Леонид оставлял его в лагере, значит, у царя на то были свои причины. А обсуждать приказы царя, здесь было не принято. Во всяком случае, среди рядовых спартиатов. Эфоры – отдельный вопрос. Но их в этот раз с войском не было. Ведь, строго говоря, это было и не войско. Так передовой отряд, направленный сюда вопреки всем резонам. И сопровождал его из «духовных лиц» лишь прорицатель Мегистий, если не считать самого Леонида, каждое утро приносившего жертвы богам и перебиравшего своими пальцами окровавленные дольки печени жертвенного барашка. Вчера предсказание было удачным. Сегодня Леонид ничего не сообщил ему, но, судя по всему, и сегодня боги не оставят спартанцев.
Проводив взглядом алые плащи спартиатов, по одному исчезавшие в узком проходе, Тарас вновь обернулся к лагерю. Сотни палаток усыпали небольшое плато, рассеченное горными отрогами. Здесь скучилось почти семь тысяч человек, собравшиеся сюда с разных концов Греции. В этой узкой долине стояли лагерем солдаты из Аркадии, Коринфа, Микен, не говоря уже о локрах, фокидянах и милейцах. И все пока были на месте, – царь прислушался к его совету и не отпустил пока никого из союзников.
Уж кто-кто, а Тарас отчетливо понимал, что триста «железных» парней исполнят свое предназначение, даже если придется погибнуть. Таков закон. Но, имея в запасе почти семь тысяч воинов, пусть и не таких крепких, удержать Фермопилы можно гораздо дольше. А там либо своя армия подойдет, либо еще что-нибудь случится. Была у Тараса такая надежда, возникшая не на пустом месте.
Ему лично очень хотелось не просто погибнуть, – ему хотелось победить. И хотелось этого уже почти два года. С того самого момента, как он женился и у него родился сын, Тарас начал все сильнее «привыкать» к этой жестокой спартанской жизни, ставшей теперь его судьбой. Как ни крути, а он уже давно был местным и защищал с остальными греками свою родину. Впрочем, отличия все же были. И в отличие от остальных греков, он понимал, что должно случиться спустя несколько дней ожесточенной битвы, если не вмешаться в этот процесс. А потому начал готовится загодя, еще не зная и не веря, что попадет в гвардию Леонида, но предчувствуя такой вариант.
И, прежде всего, он подготовил себе помощников, которых обучил думать и действовать не так, как их учили в Спарте. Вернее не совсем так, поскольку тех, кого он выбрал к себе в помощники, вообще ничему не учили. Рабов учить нечему. А у него в «отряде» были почти одни илоты. Он лично осмотрел всех имевшихся в имениях – своем, отца и даже Елены – государственных рабов, отобрав самых толковых и не болтливых. Последнее качество было для него, пожалуй, главным, ведь создавал он свой отряд диверсантов в полной тайне ото всех остальных спартанцев. Знал об этом лишь его «отец» – геронт Поликарх.
Поначалу мудрый геронт не очень верил в то, что рассказал ему о предстоящей смерти царя и его гвардии Гисандр, ведь даже в том случае, если это была правда, ничего зазорного в этой героической смерти не было. Даже наоборот. Но припомнив недавний оракул, где пифия предвещала падение Спарты, которое можно было предотвратить лишь ценой жизни одного из царей, пришел к выводу, что у Гисандра есть талант прорицателя, ведь знать содержание оракула его сын просто не мог. Его знали лишь сами цари, эфоры и геронты, то есть те, от кого зависело существование государства. А простому воину это было недоступно.
Да и мысль спасти царя поначалу вызывала у геронта смешанные чувства. Жизнь царя целиком и полностью зависела от воли богов и эфоров, читающих по звездам и знамениям эту волю, и не людям вмешиваться в такие дела. Если Аполлон или сам Зевс-громовержец захочет уничтожить царя Спарты, то никто уже не сможет отвести его молнии. Никто не сможет помешать старухам[8] прервать нить судьбы.
На мгновение геронт даже заподозрил своего сына в трусости – слишком уж тот любил проводить время с семьей, а не с товарищами по сесситии, хотя и был известен на всю Спарту как первейший боец, победитель гипнопедий и спаситель жизни царя. Но геронт быстро отогнал эту мысль. Не мог его Гисандр быть трусом, ведь он не избегал воинской службы и много раз сражался с аргивцами.
– Отец, – заявил Гисандр, видя охватившие геронта сомнения, – я не просто хочу выжить и снова спасти нашего царя, который погибнет, если войско не придет вовремя.
Тарас подождал, пока геронт успеет обдумать его слова, и продолжил:
– Я хочу победить персов. И я знаю секрет оружия, которое может уничтожать на дальнем расстоянии. И если ты мне поможешь найти мастеров, то я создам его, и, когда время придет, мы будем готовы встретить персов у Фермопил не только с копьем в руках.
– Ты хочешь посоревноваться с самим Зевсом? – нахмурил брови Поликарх.
– А почему нет, отец? – расправил плечи Тарас. – Ради спасения Спарты, я готов поспорить даже с богами, если они вдруг задумают отвернуться от нас.
– Не богохульствуй, – назидательно проговорил отец, против воли заинтригованный речами сына, – спартанцы славятся своим благочестием и простотой нравов. И боги не оставят нас.
«Славятся, – подумал Тарас, не став спорить вслух, – только это благочестие они понимают по-своему, не так я понимал его в двадцатом первом веке. Но тут уж ничего не попишешь».
Но вслух сказал другое.
– Я прошу тебя лишь о помощи, отец. У нас еще есть время, чтобы выполнить задуманное мною. Но делать это нужно в тайне ото всех. И обещаю, если то, что я задумал, не удастся, я сложу голову вместе с остальными у Фермопил.
Поликарх помолчал. Потом обнял его и сказал:
– Не торопись умирать, Гисандр. Прежде воспитай из своего сына бойца, чтобы держал копье и меч не хуже тебя. Да и Елена слишком хороша, чтобы так быстро стать вдовой.
Этот разговор состоялся почти два года назад, сразу после свадьбы, на которой был и царь Леонид со своей женой Горго. С тех пор изменилось многое. И, прежде всего, благодаря помощи отца.
Пока Тарас упражнялся со своей эномотией на полях Пелланы и проводил свободное время в имении, где подрастал сын, имевший обширные связи Геронт «навел справки» по всем вопросам, которые задал ему «провидец». Прежде всего, Тарас попросил его найти нескольких мастеров по металлу, знавших толк в ковке мечей и копий. Это оказалось не слишком сложно. Все районы, где добывалась руда и производилось оружие для спартанской армии, были геронту известны. Ближайшие находились в центре страны, на другом берегу Эврота, а остальные по большей части были разбросаны на восточном побережье Спарты в многочисленных общинах периеков. Там с незапамятных времен селились торговцы и ремесленники, когда-то даже обладавшие флотом, который теперь в Лаконии был запрещен. Сейчас имелось лишь небольшое количество кораблей для государственных нужд, распределенных между общинами, ни один из которых не мог покинуть гавань города периеков без «высочайшего разрешения».
Но если названия ближайших городов – Селласий, Тирос, Кифанта и Прасии – еще были немного знакомы спартанцу, проводившему все свое время между Амиклами и Пелланой, то о городах периеков, находившиеся на самых южных окраинах побережья он вообще ничего не слышал. Заракс, Эпидавр-Лимера, Асопос, Гифий – были для него пустым звуком. Зато все эти города отлично знал отец Гисандра. Вокруг них было множество клеров[9] граждан Лакедемона, и мудрый геронт отправился в поездку, чтобы лично проинспектировать, как идут дела. В герусии он возражений не встретил. Напротив, даже получил наказ от царя Леонида проверить, как обстоят дела в его личном темене[10], что раскинулся в окрестностях прибрежного Тироса, омываемого водами Арголидского залива.
Геронт провел в поездке пару недель, объезжая город за городом. Однако, не зная в точности, о чем думает Гисандр, – тот обрисовал ему невиданное доселе оружие в общих чертах, – Поликарх вернулся из первой поездки по общинам периеков в некотором смятении, не найдя всего, что хотел. И потому предложил Гисандру совершить новую поездку вместе и самому поговорить с мастерами, чтобы понять, на что они способны.
– Тех, кто называет себя мастерами, я видел немало, – посетовал Поликарх, – но не знаю, подойдут ли они тебе. Ведь ремесла у спартанцев не в чести. И эти люди давно не делают ничего отличного от ножей и мечей.
– Пожалуй, ты прав, – кивнул Тарас, только что вернувшийся из очередного марш-броска по окрестностям Пелланы, – придется попросить сегодня на сесситии у Креонта и Хрисида разрешения оставить ненадолго эномотию. Вряд ли они будут в восторге, но я у них на хорошем счету. Думаю, разрешат.
Одно радовало Тараса и немного ободряло перед поездкой – ему могло пригодиться то, почти единственное ремесло, сохраненное даже по заветам Ликурга, – производство оружия. А уж найти в Спарте человека, способного грамотно выковать несколько изогнутых медных деталей, на первый взгляд представлялось делом не сложным.
Впрочем, были опасения и на этот счет. Тарасу припомнилась судьба кифареда, пожелавшего приделать к своему инструменту новую струну и жестоко наказанного эфорами. Местные мастера действительно могли оказаться слишком узкого профиля, а к новаторам здесь относились, мягко говоря, без энтузиазма. И тем не менее следовало попробовать.
– Рискнем, – махнул рукой Тарас, усаживаясь в повозку вместе с геронтом, который сам правил единственной запряженной в нее лошадью.
В эту поездку они взяли лишь по одному слуге. Поликарх – управляющего Панорма, а командир эномотии своего верного оруженосца Этокла, не раз доказавшего ему свою преданность. Чем меньше людей знало о тайных приготовлениях, тем лучше.
Откровенно говоря, Тарас и сам до конца не представлял, как он сможет воссоздать метательное оружие, которого еще не существовало в природе. Он ведь был далеко не инженер. Так, имел некоторую склонность к механике. А в прошлой жизни в глаза не видел ни одной баллисты, разве что держал в руках арбалет. На службе все больше как-то приходилось пользоваться современными автоматами да взрывчатыми веществами, используя как средство доставки к месту военных действий бронетехнику. Здесь же еще ничего этого не было и в помине.
Но если деревянные части метательного орудия он худо-бедно представлял и даже уже несколько раз пытался начертить – последний рисунок, нацарапанный на деревянной дощечке, покоился у него под панцирем, – то вот с металлическими элементами конструкции, и особенно с тетивой, были проблемы. Луки в этом мире, конечно, уже умели делать, но вот где раздобыть жилы и конский волос, чтобы изготовить достаточной прочности торсионы, пока было не ясно. Ведь никаких специальных заводов не имелось. Разве что пустить собственных баранов на переработку во славу Спарты. Тут, правда, могли помочь мастера, что работали с корабельными канатами. Однако, как выяснил Тарас у геронта, все канаты во время перемирия Спарта закупала у Аргоса или Ахайи. Своего же производства не имела.
«Ну, конечно, – молча кивнул Тарас на сообщение геронта, – мог бы и сам догадаться. Ну, зачем Спарте канаты, если флота практически нет. В любом случае требуется совет специалиста».
Была у Тараса мысль посвятить в свой замысел самого царя Леонида, чтобы иметь возможность поискать нужные материалы за границей Лаконии. В том же Аргосе строили много кораблей. Но, поразмышляв, командир эномотии решил от нее отказаться. Леонид, привыкший доверять мускулам, копью и мечу, мог просто не поверить в рассказы о чудо-оружии и поднять его на смех. Или, что гораздо хуже, мог поверить, а у Тараса выйти какой-нибудь провал, – все-таки дело было новое. Требовалось сначала изготовить опытный образец, а затем испытать его. И Тарас решил не торопиться – время позволяло. До всего доходить своим умом, по мере сил, а также искать толковых помощников.
«Начнем с простого, – размышлял он, в то время как телега тряслась по ухабам проселочной дороги где-то между Спартой и Селассием, ничуть не походившей на отделанную плитами „трассу“ между Амиклами и столицей, – попробуем изготовить арбалет, или как он там у греков назывался. „Гастрафет“, кажется».
Оставив Селлассий в стороне, в первый, крупный по местным меркам, город периеков, Тирос, они прибыли к исходу второго дня. Городок был раза в четыре меньше Спарты, но имел несколько центральных мощеных улиц, обустроенных вполне прилично множеством храмов и, что резко отличало его от самой Спарты и роднило с Пелланой, лавок, где были выставлены в основном горшки и мотыги. Оружие здесь не продавалось и не менялось. По всей видимости, на него существовал «госзаказ».
Старый геронт выдержал это путешествие на редкость стойко для своего возраста, сказывалась закалка. Остановились они прямо в доме у одного из местных старейшин по имени Миссий, отвечавшего перед Спартой за производство оружия.
Пообедав в местной сесситии вместе с чиновниками, высокие гости из столицы объяснили Миссию, что хотели бы осмотреть арсенал и побеседовать с мастерами, что ковали копья и мечи для воинов Спарты. Их гостеприимец показался Тарасу немного удивленным, словно не понимал, зачем они здесь. А может быть, просто побаивался внезапной инспекции.
– Это можно сделать завтра же утром, – откликнулся Миссий, но, внимательно всмотревшись в нетерпеливые лица своих нежданных гостей, добавил: – Впрочем, мастерские работают даже ночью, там всегда находятся илоты, обрабатывая металл, и кто-то из надзирателей. Если вы хотите, мы можем побывать там этим же вечером и вызвать туда любого мастера.
– Пожалуй, – сразу согласился геронт, отхлебывая вина, – мы не слишком устали с дороги. Так что займемся делами.
А, нагнувшись к Тарасу, вполголоса добавил:
– Я здесь бывал уже в прошлой поездке и все видел, но тебе будет полезно осмотреть все самому. Сделаем это сегодня, а завтра с утра посетим царский темен. Взбодрим управляющего, это ему только пойдет на пользу. А потом отправимся в Прасии.
– Хорошо отец, – кивнул командир эномотии, – если ты не устал, сделаем это, не откладывая.
– Я великолепно себя чувствую, – заявил геронт, проглотив горсть оливок и вновь отхлебнув вина.
Тарас, уже в который раз удивлялся, сколько сил сохранил в своем худощавом теле этот старик. Мудрому геронту было уже крепко за шестьдесят, но он и не думал сидеть на солнышке, дожидаясь пока придет костлявая с косой. А много двигался, потягивал вино и даже пощипывал молодых рабынь. Одна Хилонида чего стоит. Уж если эта кобылица его, молодого хозяина, измотала своими любовными играми, то выдерживавший ее напор старик-геронт мог просто гордиться своим здоровьем.
Вспомнив Хилониду, Тарас невольно вспомнил и свой мальчишник, что устроил незадолго до свадьбы. Надо же было хорошенько оттянуться перед долгой семейной жизнью. Но едва он отчетливо представил себе, как в последний раз увидел эту греческую рабыню в имении отца, как сдернул невесомый хитончик и медленно провел рукой по приятным округлостям, набухающим от первого же прикосновения, – геронт сжал его плечо костлявыми пальцами.
– Пойдем, Гисандр, – заявил он, безжалостно выдергивая «сына» из сладостных воспоминаний, – время не ждет. Мы должны многое сегодня увидеть. Солнце уже садится.
Гисандр еле подавил вздох и поднялся из-за стола.
По дороге к арсеналу, объединенному с кузницей, где ковалось и хранилось оружие спартанской победы, Тарас больше молчал, предоставив говорить чиновникам. А сам обратился в слух. Пока они прибыли на место, он из не прекращавшегося разговора с интересом выяснил, что не имевшим права голоса периекам, было милостиво оставлено местное самоуправление. Во внутренние дела общины спартанское руководство не вмешивалось, удовольствовавшись получением военного налога оружием и людьми. Периеки должны были по первому требованию выставлять полностью вооруженное за свой счет ополчение, которое Спарта использовала в сражениях как наименее ценный материал. «Пушечное мясо», как сказали бы в прошлой жизни Тараса.
Кроме того, здесь имелись некоторые ремесла, запрещенные в других местах Лаконии. И потому, несмотря на долгий запрет, местные жители по-прежнему умели торговать, сохраняя свое дело в «тлеющем» состоянии и не давая угаснуть ему совсем. Иногда, в очень редких случаях государственной надобности, отсюда в страны, где деньги были не запрещены, даже отплывали за товарами корабли.
Как решил Тарас, которому все это в который раз напомнило СССР и его «железный занавес», общины периеков были в Лаконском государстве чем-то вроде «зоны свободного предпринимательства», с той лишь разницей, что получали выгоду от своей работы в виде глотка свободы и натуральных товаров. Но в любом случае их жизнь была гораздо лучше жизни илотов. Лично они все же были свободными, хотя и не имели права голоса.
Оказавшись у приземистого здания на окраине Тироса, из подвалов которого валил дым, словно из адского подземелья, они остановились. У входа стояло шестеро вооруженных бойцов из периеков, которые с явным неудовольствием уставились на прибывших в неурочный час чиновников и особенно на спартанского гоплита. Тарас поймал на себе несколько наглых взглядов, и кровь в нем начла закипать, – сказывалось спартанское воспитание, с детства прививавшее эфебам мысль о том, что в этой стране нет человека выше спартанца и все остальные должны взирать на него снизу вверх. А эти осмелились смотреть на него почти как на равного.
«Да они тут, я смотрю, совсем расслабились со своим самоуправлением», – подумал Тарас, оскорбленный таким приемом, и, проходя в здание вслед за Миссием и Поликархом, как бы невзначай задел плечом ближнего солдата. Тот покачнулся, крепче ухватившись за упертое в каменные плиты копье, и, скрежетнув зубами, бросил на Тараса напряженный взгляд.
– Ты что-то сказал? – с готовностью уточнил Тарас, задержавшись на секунду и демонстративно положив ладонь на рукоять меча. Его глаза горели холодным пламенем и не предвещали ничего хорошего стоявшему перед ним воину. Тарас был готов ко всему, в том числе немедленно проткнуть этого зарвавшегося мужлана.
– Нет, – выдавил из себя вооруженный периек, – вам показалось… господин.
«То-то же», – ухмыльнулся довольный Тарас, догоняя обоих чиновников по ведущим круто вниз ступенькам. Кузница действительно походила на ад в день приема грешников. В подвальном помещении с толстыми стенами и низким потолком стояло несколько жаровен, под которыми горели огромные костры, и десяток чанов с водой. В стенах угадывалось множество печей, где тлели раскаленные угли. Повсюду клубился дым, сквозь который трудно было что-нибудь разглядеть. Мелькавшие в этом дыму тени и шипение воды, охлаждавшей металл клинков, лишь усиливали сходство с преисподней. Когда из дыма прямо перед ними вынырнул широкоплечий и мускулистый периек в одной набедренной повязке, весь измазанный сажей, Тарас уже готов был принять его за черта. Не хватало только копыт и хвоста, потому что засаленные и покрытые сажей волосы над чумазой физиономией и без того торчали вверх, напоминая рога.
– Здравствуй, Сфетон, – поприветствовал его Миссий, – это геронт Поликарх из Спарты и его сын Гисандр. Они хотят услышать, сколько мечей, копий и щитов ты уже приготовил в этом месяце для гоплитов Спарты.
Сфетон обнажил белые зубы, блеснувшие на черном от сажи лице, и поклонился.
– Сфетон наш лучший мастер, – порекомендовал его Миссий своим гостям, – он делает отличные клинки и копья. Сегодня он как раз заканчивает делать большую партию наконечников, поэтому задержался здесь.
– Великолепно, – кивнул геронт, закашлявшись от заполнившего легкие дыма, – мы хотели бы поговорить с ним наедине.
– Я удаляюсь, – с готовностью откликнулся Миссий.
– Но не здесь, – вновь закашлялся геронт и Тарас мысленно с ним согласился, дышать здесь было абсолютно нечем, только в противогазе. – Нет ли здесь местечка поспокойней?
– Можно выйти во двор, – подал голос Сфетон, – там есть скамьи, где мы иногда отдыхаем в тени деревьев.
– Отличная мысль, – похвалил Тарас, – веди нас.
Пока они, то и дело теряя Сфетона из виду, преодолели задымленное помещение, несколько раз им преграждали дорогу «закопченные» периеки, спешившие опустить в воду раскаленный клинок. Злобное шипение воды раздавалось во всех углах, не давая забыть о том, где они находятся. Тарас прикинул, что производство мечей, копий и всего остального – он заметил в углу низкий каменный стол, где остывали медные пластинки, которым предстояло в скором времени стать доспехом гоплита, – было поставлено здесь на поток. А значит, имело не очень хорошее качество. Впрочем, он мог и ошибаться. Поток потоку рознь. Ведь за плохо сделанный доспех мастеру грозила неминуемая смерть. Так что делать халтуру периеки могли только для своих. Только в этом случае они имели шанс уйти от возмездия.
Миссий тактично оставил их наедине, не последовав за Поликархом и его сыном. Оказавшись во дворе арсенала и вдохнув, наконец, полной грудью, Тарас осмотрелся. Это было небольшое пространство примерно в тридцать квадратных метров, окруженное стеной дома без окон. Здесь стояло несколько скамеек под чахлыми деревьями, изнывавшими от двойного жара – солнца и долетавшего сюда тепла из «преисподней». Кого могли укрыть своей тенью эти почти свернувшиеся от жары листья, Тарас не уразумел, но не это его сейчас волновало. Место было вполне подходящее для приватной беседы.
Прогнав отсюда троих отдыхавших илотов, Тарас подозрительно посмотрел по сторонам, что не укрылось от Сфетона, и, задав для отвода несколько вопросов о количестве мечей и копий, предназначенных для Спарты, все же рискнул вытащить из-за нагрудника деревянную дощечку с чертежом. Геронт стоял рядом молча, предоставив на этот раз сыну самому все разузнать.
– Скажи, – выдавил из себя Тарас, пристально взглянув в глаза черному от сажи мастеру, – ты мог бы изготовить вот это?
Сфетон некоторое время изучал мудреный чертеж Тараса, потом в задумчивости почесал просаленные волосы и спросил:
– Похоже на телегу с упором. Только вот зачем этот упор, лошадь ведь не сможет сдвинуть ее с места?
Тарас молчал. Тогда мастер продолжил задавать наводящие вопросы, рассуждая вслух.
– Да и колеса у нее какие-то уж очень маленькие. А что это, господин Гисандр?
– Телега, – соврал Тарас, не зная как отвечать на многочисленные вопросы мастера, не раскрывая ему сути, – только необычного вида.
– А зачем ей этот ковш? – указал мастер на устройство для закладки снаряда. – Такое впечатление, что им что-то надо будет черпать? Но зачем? И где это делают такие мудреные телеги, господин Гисандр?
– Ладно, – передумал вести дальнейшие переговоры Тарас, больно уж много вопросов задавал этот периек, да и выражение лица у него было сальное, словно тотчас побежит докладывать «кому следует», о чем шел разговор. – Нам не нужна эта телега.
Сфетон кивнул, но по его лицу было видно, что он все замечательно запомнил, и попроси его повторить, – сделает без запинки, а то еще и чертеж воспроизведет. И то, что он уличил спартанцев во лжи, тоже не вызывало сомнений. «А может, его прирезать для верности? – промелькнула в мозгу Тараса крамольная мысль. – Впрочем, вряд ли он действительно понял, о чем речь, да и не поверит ему никто».
Поев вместе с остальными спартиатами, которые сразу после этого отправились сменять локров, Тарас остался в лагере выполнять приказание Леонида. А с ним еще десять человек, которых он отобрал лично.
– Как разыщешь тропу, сразу пришли гонца, – бросил, уходя во главе своей гвардии, Леонид, – а лучше, все расскажешь сам.
О чем они говорили, остальные спартиаты не слышали, и Тарас ловил на себе удивленные взгляды, ведь его место было в строю. Но раз уж Леонид оставлял его в лагере, значит, у царя на то были свои причины. А обсуждать приказы царя, здесь было не принято. Во всяком случае, среди рядовых спартиатов. Эфоры – отдельный вопрос. Но их в этот раз с войском не было. Ведь, строго говоря, это было и не войско. Так передовой отряд, направленный сюда вопреки всем резонам. И сопровождал его из «духовных лиц» лишь прорицатель Мегистий, если не считать самого Леонида, каждое утро приносившего жертвы богам и перебиравшего своими пальцами окровавленные дольки печени жертвенного барашка. Вчера предсказание было удачным. Сегодня Леонид ничего не сообщил ему, но, судя по всему, и сегодня боги не оставят спартанцев.
Проводив взглядом алые плащи спартиатов, по одному исчезавшие в узком проходе, Тарас вновь обернулся к лагерю. Сотни палаток усыпали небольшое плато, рассеченное горными отрогами. Здесь скучилось почти семь тысяч человек, собравшиеся сюда с разных концов Греции. В этой узкой долине стояли лагерем солдаты из Аркадии, Коринфа, Микен, не говоря уже о локрах, фокидянах и милейцах. И все пока были на месте, – царь прислушался к его совету и не отпустил пока никого из союзников.
Уж кто-кто, а Тарас отчетливо понимал, что триста «железных» парней исполнят свое предназначение, даже если придется погибнуть. Таков закон. Но, имея в запасе почти семь тысяч воинов, пусть и не таких крепких, удержать Фермопилы можно гораздо дольше. А там либо своя армия подойдет, либо еще что-нибудь случится. Была у Тараса такая надежда, возникшая не на пустом месте.
Ему лично очень хотелось не просто погибнуть, – ему хотелось победить. И хотелось этого уже почти два года. С того самого момента, как он женился и у него родился сын, Тарас начал все сильнее «привыкать» к этой жестокой спартанской жизни, ставшей теперь его судьбой. Как ни крути, а он уже давно был местным и защищал с остальными греками свою родину. Впрочем, отличия все же были. И в отличие от остальных греков, он понимал, что должно случиться спустя несколько дней ожесточенной битвы, если не вмешаться в этот процесс. А потому начал готовится загодя, еще не зная и не веря, что попадет в гвардию Леонида, но предчувствуя такой вариант.
И, прежде всего, он подготовил себе помощников, которых обучил думать и действовать не так, как их учили в Спарте. Вернее не совсем так, поскольку тех, кого он выбрал к себе в помощники, вообще ничему не учили. Рабов учить нечему. А у него в «отряде» были почти одни илоты. Он лично осмотрел всех имевшихся в имениях – своем, отца и даже Елены – государственных рабов, отобрав самых толковых и не болтливых. Последнее качество было для него, пожалуй, главным, ведь создавал он свой отряд диверсантов в полной тайне ото всех остальных спартанцев. Знал об этом лишь его «отец» – геронт Поликарх.
Поначалу мудрый геронт не очень верил в то, что рассказал ему о предстоящей смерти царя и его гвардии Гисандр, ведь даже в том случае, если это была правда, ничего зазорного в этой героической смерти не было. Даже наоборот. Но припомнив недавний оракул, где пифия предвещала падение Спарты, которое можно было предотвратить лишь ценой жизни одного из царей, пришел к выводу, что у Гисандра есть талант прорицателя, ведь знать содержание оракула его сын просто не мог. Его знали лишь сами цари, эфоры и геронты, то есть те, от кого зависело существование государства. А простому воину это было недоступно.
Да и мысль спасти царя поначалу вызывала у геронта смешанные чувства. Жизнь царя целиком и полностью зависела от воли богов и эфоров, читающих по звездам и знамениям эту волю, и не людям вмешиваться в такие дела. Если Аполлон или сам Зевс-громовержец захочет уничтожить царя Спарты, то никто уже не сможет отвести его молнии. Никто не сможет помешать старухам[8] прервать нить судьбы.
На мгновение геронт даже заподозрил своего сына в трусости – слишком уж тот любил проводить время с семьей, а не с товарищами по сесситии, хотя и был известен на всю Спарту как первейший боец, победитель гипнопедий и спаситель жизни царя. Но геронт быстро отогнал эту мысль. Не мог его Гисандр быть трусом, ведь он не избегал воинской службы и много раз сражался с аргивцами.
– Отец, – заявил Гисандр, видя охватившие геронта сомнения, – я не просто хочу выжить и снова спасти нашего царя, который погибнет, если войско не придет вовремя.
Тарас подождал, пока геронт успеет обдумать его слова, и продолжил:
– Я хочу победить персов. И я знаю секрет оружия, которое может уничтожать на дальнем расстоянии. И если ты мне поможешь найти мастеров, то я создам его, и, когда время придет, мы будем готовы встретить персов у Фермопил не только с копьем в руках.
– Ты хочешь посоревноваться с самим Зевсом? – нахмурил брови Поликарх.
– А почему нет, отец? – расправил плечи Тарас. – Ради спасения Спарты, я готов поспорить даже с богами, если они вдруг задумают отвернуться от нас.
– Не богохульствуй, – назидательно проговорил отец, против воли заинтригованный речами сына, – спартанцы славятся своим благочестием и простотой нравов. И боги не оставят нас.
«Славятся, – подумал Тарас, не став спорить вслух, – только это благочестие они понимают по-своему, не так я понимал его в двадцатом первом веке. Но тут уж ничего не попишешь».
Но вслух сказал другое.
– Я прошу тебя лишь о помощи, отец. У нас еще есть время, чтобы выполнить задуманное мною. Но делать это нужно в тайне ото всех. И обещаю, если то, что я задумал, не удастся, я сложу голову вместе с остальными у Фермопил.
Поликарх помолчал. Потом обнял его и сказал:
– Не торопись умирать, Гисандр. Прежде воспитай из своего сына бойца, чтобы держал копье и меч не хуже тебя. Да и Елена слишком хороша, чтобы так быстро стать вдовой.
Этот разговор состоялся почти два года назад, сразу после свадьбы, на которой был и царь Леонид со своей женой Горго. С тех пор изменилось многое. И, прежде всего, благодаря помощи отца.
Пока Тарас упражнялся со своей эномотией на полях Пелланы и проводил свободное время в имении, где подрастал сын, имевший обширные связи Геронт «навел справки» по всем вопросам, которые задал ему «провидец». Прежде всего, Тарас попросил его найти нескольких мастеров по металлу, знавших толк в ковке мечей и копий. Это оказалось не слишком сложно. Все районы, где добывалась руда и производилось оружие для спартанской армии, были геронту известны. Ближайшие находились в центре страны, на другом берегу Эврота, а остальные по большей части были разбросаны на восточном побережье Спарты в многочисленных общинах периеков. Там с незапамятных времен селились торговцы и ремесленники, когда-то даже обладавшие флотом, который теперь в Лаконии был запрещен. Сейчас имелось лишь небольшое количество кораблей для государственных нужд, распределенных между общинами, ни один из которых не мог покинуть гавань города периеков без «высочайшего разрешения».
Но если названия ближайших городов – Селласий, Тирос, Кифанта и Прасии – еще были немного знакомы спартанцу, проводившему все свое время между Амиклами и Пелланой, то о городах периеков, находившиеся на самых южных окраинах побережья он вообще ничего не слышал. Заракс, Эпидавр-Лимера, Асопос, Гифий – были для него пустым звуком. Зато все эти города отлично знал отец Гисандра. Вокруг них было множество клеров[9] граждан Лакедемона, и мудрый геронт отправился в поездку, чтобы лично проинспектировать, как идут дела. В герусии он возражений не встретил. Напротив, даже получил наказ от царя Леонида проверить, как обстоят дела в его личном темене[10], что раскинулся в окрестностях прибрежного Тироса, омываемого водами Арголидского залива.
Геронт провел в поездке пару недель, объезжая город за городом. Однако, не зная в точности, о чем думает Гисандр, – тот обрисовал ему невиданное доселе оружие в общих чертах, – Поликарх вернулся из первой поездки по общинам периеков в некотором смятении, не найдя всего, что хотел. И потому предложил Гисандру совершить новую поездку вместе и самому поговорить с мастерами, чтобы понять, на что они способны.
– Тех, кто называет себя мастерами, я видел немало, – посетовал Поликарх, – но не знаю, подойдут ли они тебе. Ведь ремесла у спартанцев не в чести. И эти люди давно не делают ничего отличного от ножей и мечей.
– Пожалуй, ты прав, – кивнул Тарас, только что вернувшийся из очередного марш-броска по окрестностям Пелланы, – придется попросить сегодня на сесситии у Креонта и Хрисида разрешения оставить ненадолго эномотию. Вряд ли они будут в восторге, но я у них на хорошем счету. Думаю, разрешат.
Одно радовало Тараса и немного ободряло перед поездкой – ему могло пригодиться то, почти единственное ремесло, сохраненное даже по заветам Ликурга, – производство оружия. А уж найти в Спарте человека, способного грамотно выковать несколько изогнутых медных деталей, на первый взгляд представлялось делом не сложным.
Впрочем, были опасения и на этот счет. Тарасу припомнилась судьба кифареда, пожелавшего приделать к своему инструменту новую струну и жестоко наказанного эфорами. Местные мастера действительно могли оказаться слишком узкого профиля, а к новаторам здесь относились, мягко говоря, без энтузиазма. И тем не менее следовало попробовать.
– Рискнем, – махнул рукой Тарас, усаживаясь в повозку вместе с геронтом, который сам правил единственной запряженной в нее лошадью.
В эту поездку они взяли лишь по одному слуге. Поликарх – управляющего Панорма, а командир эномотии своего верного оруженосца Этокла, не раз доказавшего ему свою преданность. Чем меньше людей знало о тайных приготовлениях, тем лучше.
Откровенно говоря, Тарас и сам до конца не представлял, как он сможет воссоздать метательное оружие, которого еще не существовало в природе. Он ведь был далеко не инженер. Так, имел некоторую склонность к механике. А в прошлой жизни в глаза не видел ни одной баллисты, разве что держал в руках арбалет. На службе все больше как-то приходилось пользоваться современными автоматами да взрывчатыми веществами, используя как средство доставки к месту военных действий бронетехнику. Здесь же еще ничего этого не было и в помине.
Но если деревянные части метательного орудия он худо-бедно представлял и даже уже несколько раз пытался начертить – последний рисунок, нацарапанный на деревянной дощечке, покоился у него под панцирем, – то вот с металлическими элементами конструкции, и особенно с тетивой, были проблемы. Луки в этом мире, конечно, уже умели делать, но вот где раздобыть жилы и конский волос, чтобы изготовить достаточной прочности торсионы, пока было не ясно. Ведь никаких специальных заводов не имелось. Разве что пустить собственных баранов на переработку во славу Спарты. Тут, правда, могли помочь мастера, что работали с корабельными канатами. Однако, как выяснил Тарас у геронта, все канаты во время перемирия Спарта закупала у Аргоса или Ахайи. Своего же производства не имела.
«Ну, конечно, – молча кивнул Тарас на сообщение геронта, – мог бы и сам догадаться. Ну, зачем Спарте канаты, если флота практически нет. В любом случае требуется совет специалиста».
Была у Тараса мысль посвятить в свой замысел самого царя Леонида, чтобы иметь возможность поискать нужные материалы за границей Лаконии. В том же Аргосе строили много кораблей. Но, поразмышляв, командир эномотии решил от нее отказаться. Леонид, привыкший доверять мускулам, копью и мечу, мог просто не поверить в рассказы о чудо-оружии и поднять его на смех. Или, что гораздо хуже, мог поверить, а у Тараса выйти какой-нибудь провал, – все-таки дело было новое. Требовалось сначала изготовить опытный образец, а затем испытать его. И Тарас решил не торопиться – время позволяло. До всего доходить своим умом, по мере сил, а также искать толковых помощников.
«Начнем с простого, – размышлял он, в то время как телега тряслась по ухабам проселочной дороги где-то между Спартой и Селассием, ничуть не походившей на отделанную плитами „трассу“ между Амиклами и столицей, – попробуем изготовить арбалет, или как он там у греков назывался. „Гастрафет“, кажется».
Оставив Селлассий в стороне, в первый, крупный по местным меркам, город периеков, Тирос, они прибыли к исходу второго дня. Городок был раза в четыре меньше Спарты, но имел несколько центральных мощеных улиц, обустроенных вполне прилично множеством храмов и, что резко отличало его от самой Спарты и роднило с Пелланой, лавок, где были выставлены в основном горшки и мотыги. Оружие здесь не продавалось и не менялось. По всей видимости, на него существовал «госзаказ».
Старый геронт выдержал это путешествие на редкость стойко для своего возраста, сказывалась закалка. Остановились они прямо в доме у одного из местных старейшин по имени Миссий, отвечавшего перед Спартой за производство оружия.
Пообедав в местной сесситии вместе с чиновниками, высокие гости из столицы объяснили Миссию, что хотели бы осмотреть арсенал и побеседовать с мастерами, что ковали копья и мечи для воинов Спарты. Их гостеприимец показался Тарасу немного удивленным, словно не понимал, зачем они здесь. А может быть, просто побаивался внезапной инспекции.
– Это можно сделать завтра же утром, – откликнулся Миссий, но, внимательно всмотревшись в нетерпеливые лица своих нежданных гостей, добавил: – Впрочем, мастерские работают даже ночью, там всегда находятся илоты, обрабатывая металл, и кто-то из надзирателей. Если вы хотите, мы можем побывать там этим же вечером и вызвать туда любого мастера.
– Пожалуй, – сразу согласился геронт, отхлебывая вина, – мы не слишком устали с дороги. Так что займемся делами.
А, нагнувшись к Тарасу, вполголоса добавил:
– Я здесь бывал уже в прошлой поездке и все видел, но тебе будет полезно осмотреть все самому. Сделаем это сегодня, а завтра с утра посетим царский темен. Взбодрим управляющего, это ему только пойдет на пользу. А потом отправимся в Прасии.
– Хорошо отец, – кивнул командир эномотии, – если ты не устал, сделаем это, не откладывая.
– Я великолепно себя чувствую, – заявил геронт, проглотив горсть оливок и вновь отхлебнув вина.
Тарас, уже в который раз удивлялся, сколько сил сохранил в своем худощавом теле этот старик. Мудрому геронту было уже крепко за шестьдесят, но он и не думал сидеть на солнышке, дожидаясь пока придет костлявая с косой. А много двигался, потягивал вино и даже пощипывал молодых рабынь. Одна Хилонида чего стоит. Уж если эта кобылица его, молодого хозяина, измотала своими любовными играми, то выдерживавший ее напор старик-геронт мог просто гордиться своим здоровьем.
Вспомнив Хилониду, Тарас невольно вспомнил и свой мальчишник, что устроил незадолго до свадьбы. Надо же было хорошенько оттянуться перед долгой семейной жизнью. Но едва он отчетливо представил себе, как в последний раз увидел эту греческую рабыню в имении отца, как сдернул невесомый хитончик и медленно провел рукой по приятным округлостям, набухающим от первого же прикосновения, – геронт сжал его плечо костлявыми пальцами.
– Пойдем, Гисандр, – заявил он, безжалостно выдергивая «сына» из сладостных воспоминаний, – время не ждет. Мы должны многое сегодня увидеть. Солнце уже садится.
Гисандр еле подавил вздох и поднялся из-за стола.
По дороге к арсеналу, объединенному с кузницей, где ковалось и хранилось оружие спартанской победы, Тарас больше молчал, предоставив говорить чиновникам. А сам обратился в слух. Пока они прибыли на место, он из не прекращавшегося разговора с интересом выяснил, что не имевшим права голоса периекам, было милостиво оставлено местное самоуправление. Во внутренние дела общины спартанское руководство не вмешивалось, удовольствовавшись получением военного налога оружием и людьми. Периеки должны были по первому требованию выставлять полностью вооруженное за свой счет ополчение, которое Спарта использовала в сражениях как наименее ценный материал. «Пушечное мясо», как сказали бы в прошлой жизни Тараса.
Кроме того, здесь имелись некоторые ремесла, запрещенные в других местах Лаконии. И потому, несмотря на долгий запрет, местные жители по-прежнему умели торговать, сохраняя свое дело в «тлеющем» состоянии и не давая угаснуть ему совсем. Иногда, в очень редких случаях государственной надобности, отсюда в страны, где деньги были не запрещены, даже отплывали за товарами корабли.
Как решил Тарас, которому все это в который раз напомнило СССР и его «железный занавес», общины периеков были в Лаконском государстве чем-то вроде «зоны свободного предпринимательства», с той лишь разницей, что получали выгоду от своей работы в виде глотка свободы и натуральных товаров. Но в любом случае их жизнь была гораздо лучше жизни илотов. Лично они все же были свободными, хотя и не имели права голоса.
Оказавшись у приземистого здания на окраине Тироса, из подвалов которого валил дым, словно из адского подземелья, они остановились. У входа стояло шестеро вооруженных бойцов из периеков, которые с явным неудовольствием уставились на прибывших в неурочный час чиновников и особенно на спартанского гоплита. Тарас поймал на себе несколько наглых взглядов, и кровь в нем начла закипать, – сказывалось спартанское воспитание, с детства прививавшее эфебам мысль о том, что в этой стране нет человека выше спартанца и все остальные должны взирать на него снизу вверх. А эти осмелились смотреть на него почти как на равного.
«Да они тут, я смотрю, совсем расслабились со своим самоуправлением», – подумал Тарас, оскорбленный таким приемом, и, проходя в здание вслед за Миссием и Поликархом, как бы невзначай задел плечом ближнего солдата. Тот покачнулся, крепче ухватившись за упертое в каменные плиты копье, и, скрежетнув зубами, бросил на Тараса напряженный взгляд.
– Ты что-то сказал? – с готовностью уточнил Тарас, задержавшись на секунду и демонстративно положив ладонь на рукоять меча. Его глаза горели холодным пламенем и не предвещали ничего хорошего стоявшему перед ним воину. Тарас был готов ко всему, в том числе немедленно проткнуть этого зарвавшегося мужлана.
– Нет, – выдавил из себя вооруженный периек, – вам показалось… господин.
«То-то же», – ухмыльнулся довольный Тарас, догоняя обоих чиновников по ведущим круто вниз ступенькам. Кузница действительно походила на ад в день приема грешников. В подвальном помещении с толстыми стенами и низким потолком стояло несколько жаровен, под которыми горели огромные костры, и десяток чанов с водой. В стенах угадывалось множество печей, где тлели раскаленные угли. Повсюду клубился дым, сквозь который трудно было что-нибудь разглядеть. Мелькавшие в этом дыму тени и шипение воды, охлаждавшей металл клинков, лишь усиливали сходство с преисподней. Когда из дыма прямо перед ними вынырнул широкоплечий и мускулистый периек в одной набедренной повязке, весь измазанный сажей, Тарас уже готов был принять его за черта. Не хватало только копыт и хвоста, потому что засаленные и покрытые сажей волосы над чумазой физиономией и без того торчали вверх, напоминая рога.
– Здравствуй, Сфетон, – поприветствовал его Миссий, – это геронт Поликарх из Спарты и его сын Гисандр. Они хотят услышать, сколько мечей, копий и щитов ты уже приготовил в этом месяце для гоплитов Спарты.
Сфетон обнажил белые зубы, блеснувшие на черном от сажи лице, и поклонился.
– Сфетон наш лучший мастер, – порекомендовал его Миссий своим гостям, – он делает отличные клинки и копья. Сегодня он как раз заканчивает делать большую партию наконечников, поэтому задержался здесь.
– Великолепно, – кивнул геронт, закашлявшись от заполнившего легкие дыма, – мы хотели бы поговорить с ним наедине.
– Я удаляюсь, – с готовностью откликнулся Миссий.
– Но не здесь, – вновь закашлялся геронт и Тарас мысленно с ним согласился, дышать здесь было абсолютно нечем, только в противогазе. – Нет ли здесь местечка поспокойней?
– Можно выйти во двор, – подал голос Сфетон, – там есть скамьи, где мы иногда отдыхаем в тени деревьев.
– Отличная мысль, – похвалил Тарас, – веди нас.
Пока они, то и дело теряя Сфетона из виду, преодолели задымленное помещение, несколько раз им преграждали дорогу «закопченные» периеки, спешившие опустить в воду раскаленный клинок. Злобное шипение воды раздавалось во всех углах, не давая забыть о том, где они находятся. Тарас прикинул, что производство мечей, копий и всего остального – он заметил в углу низкий каменный стол, где остывали медные пластинки, которым предстояло в скором времени стать доспехом гоплита, – было поставлено здесь на поток. А значит, имело не очень хорошее качество. Впрочем, он мог и ошибаться. Поток потоку рознь. Ведь за плохо сделанный доспех мастеру грозила неминуемая смерть. Так что делать халтуру периеки могли только для своих. Только в этом случае они имели шанс уйти от возмездия.
Миссий тактично оставил их наедине, не последовав за Поликархом и его сыном. Оказавшись во дворе арсенала и вдохнув, наконец, полной грудью, Тарас осмотрелся. Это было небольшое пространство примерно в тридцать квадратных метров, окруженное стеной дома без окон. Здесь стояло несколько скамеек под чахлыми деревьями, изнывавшими от двойного жара – солнца и долетавшего сюда тепла из «преисподней». Кого могли укрыть своей тенью эти почти свернувшиеся от жары листья, Тарас не уразумел, но не это его сейчас волновало. Место было вполне подходящее для приватной беседы.
Прогнав отсюда троих отдыхавших илотов, Тарас подозрительно посмотрел по сторонам, что не укрылось от Сфетона, и, задав для отвода несколько вопросов о количестве мечей и копий, предназначенных для Спарты, все же рискнул вытащить из-за нагрудника деревянную дощечку с чертежом. Геронт стоял рядом молча, предоставив на этот раз сыну самому все разузнать.
– Скажи, – выдавил из себя Тарас, пристально взглянув в глаза черному от сажи мастеру, – ты мог бы изготовить вот это?
Сфетон некоторое время изучал мудреный чертеж Тараса, потом в задумчивости почесал просаленные волосы и спросил:
– Похоже на телегу с упором. Только вот зачем этот упор, лошадь ведь не сможет сдвинуть ее с места?
Тарас молчал. Тогда мастер продолжил задавать наводящие вопросы, рассуждая вслух.
– Да и колеса у нее какие-то уж очень маленькие. А что это, господин Гисандр?
– Телега, – соврал Тарас, не зная как отвечать на многочисленные вопросы мастера, не раскрывая ему сути, – только необычного вида.
– А зачем ей этот ковш? – указал мастер на устройство для закладки снаряда. – Такое впечатление, что им что-то надо будет черпать? Но зачем? И где это делают такие мудреные телеги, господин Гисандр?
– Ладно, – передумал вести дальнейшие переговоры Тарас, больно уж много вопросов задавал этот периек, да и выражение лица у него было сальное, словно тотчас побежит докладывать «кому следует», о чем шел разговор. – Нам не нужна эта телега.
Сфетон кивнул, но по его лицу было видно, что он все замечательно запомнил, и попроси его повторить, – сделает без запинки, а то еще и чертеж воспроизведет. И то, что он уличил спартанцев во лжи, тоже не вызывало сомнений. «А может, его прирезать для верности? – промелькнула в мозгу Тараса крамольная мысль. – Впрочем, вряд ли он действительно понял, о чем речь, да и не поверит ему никто».