Страница:
Война 1941–1945 годов, естественно, нанесла огромный прямой и косвенный ущерб сельскому хозяйству, особенно на обширных территориях, подвергшихся немецкой оккупации. В 1945 году сельское хозяйство страны производило только 60 % продукции от уровня 1940 года.[4]
Но с 1943 по 1953 год развитие сельского хозяйства шло слишком медленно, и в 1953 году производство составляло только 104 % от уровня 1940 года, при значительно большем, чем в 1940 году, населении городов и необходимости большего экспорта зерна в Чехословакию, Восточную Германию и даже в Китай. Испытывая огромные затруднения в снабжении населения продовольствием, Правительство забирало в колхозах по государственным поставкам и закупкам почти все зерно и другие продукты, и у крестьян практически ничего не оставалось от колхозных урожаев. Их заставляли работать за ничтожный доход от колхоза, а за взятые с полей картофель или колосья пшеницы, которые они же и вырастили, их могли арестовать и отправить в «исправительные» лагеря на срок до 10 лет.
Но семья колхозника имела, согласно уставу колхоза, небольшой так называемый «приусадебный» участок земли для личных нужд, могла держать одну корову и несколько свиней или овец, а также кур и другой птицы. Приусадебный участок не должен был занимать больше гектара (половина акра), и вполне очевидно, что накормить семью и домашний скот с него было невозможно. Тем не менее именно этот маленький участок во время войны и после нее стал главным источником питания и вообще дохода каждой крестьянской семьи. Сено на корм скоту крестьяне выкашивали на лесных полянах и в других неиспользуемых колхозом местах, а на своих небольших участках выращивали в основном овощи и фрукты, стараясь получить высокие урожаи, обрабатывая и улучшая землю.
Во время войны, когда овощи и фрукты были в городах большой редкостью, продукция из личного хозяйства колхозников, продаваемая на рынках по свободно устанавливаемой цене, имела важное значение и для снабжения городов. Поскольку приусадебный участок не был личной собственностью, а выделялся колхозом только для своих работников, то в итоге именно эта «привилегия» заставляла крестьян обрабатывать и колхозную землю, с которой сами они почти ничего не получали. Бесплатный или низкооплачиваемый труд крестьян на общественном поле был как бы условием того, что они могли иметь для своих нужд небольшой участок и корову. Это были, по существу, полукрепостные отношения, они еще усугублялись тем, что для переезда в город или другой район колхозникам требовалось разрешение правления колхоза и местного совета.
Тем не менее эта полукрепостная система отношений между крестьянами и государством все же обеспечивала страну продовольствием до войны и во время нее, несмотря на мобилизацию десятков миллионов крестьян и гибель около 20 миллионов человек, из которых не менее 15 миллионов были жителями деревень. К ним добавлялось около 10 миллионов инвалидов.
После войны правительство стремилось восстанавливать в первую очередь города и индустрию, что вело к уменьшению сельского населения, но в то же время к необходимости резко увеличить производительность продуктов сельского хозяйства. Однако недавние крестьяне, особенно молодежь, демобилизуясь из армии, не стремились возвращаться в полукрепостные колхозы, а шли в города и в промышленность. Помощь продовольствием из США прекратилась с началом холодной войны в 1946 году. А советскому правительству нужно было снабжать продовольствием несколько стран Восточной Европы, и на его беду в 1946 году на большей части территории СССР настала сильная засуха. В этих условиях Сталин и его окружение решили увеличить денежные и продовольственные налоги с индивидуальных крестьянских хозяйств, как в колхозах, так и в совхозах.
Хотя крестьянская семья имела свой небольшой участок в четверть гектара как плату за работу в колхозе (участок отбирали у тех, кто не вырабатывал нужного числа «трудодней» в год), урожай и другая продукция с него не были полной собственностью крестьянина, а облагались натуральным и денежным налогом. Крестьянская семья должна была сдавать государству как налог на кур определенное количество яиц, нужно было платить налог на корову и свиней молоком и мясом, денежный налог на сад и огород и т. д. Эти налоги постоянно увеличивались еще до войны. Уже в 1940 году государство получало таким образом с индивидуальных участков крестьян 37,2 % мяса, 34 % молока и масла и 93 % яиц от всего объема продуктов, которые шли в государственный фонд колхозов и совхозов[5]. После 1940 года сельскохозяйственный налог на личное приусадебное хозяйство продолжал расти, что быстро привело к тому, что для крестьянина стало невыгодно интенсивно обрабатывать землю. А за неуплату налогов полагались штрафы и судебная ответственность. Но поскольку налог был не с участка в целом, а с видов собственности, то постепенно крестьяне стали отказываться от интенсивного хозяйства даже на приусадебных участках. Сначала вырубали сады, чтобы не платить деньги. Потом прекратили держать свиней, потом многие резали коров, а затем шли под нож и куры. Главной культурой на приусадебном участке постепенно становилась картошка.
За всей этой принудительной политикой стояла идея, что крестьяне, не имея возможности прокормить семью с участка, будут лучше работать в колхозах, будут стремиться к большим урожаям на колхозной, а не на личной земле. В действительности же они предпочитали покидать колхозы и совхозы.
Несмотря на полукрепостную систему насильственного прикрепления крестьян к колхозам, путем лишения их паспортов, без которых нельзя было проживать в городах, возможности для ухода из колхоза все же были. Молодежь обычно просто не вступала в колхоз, потому что в него не зачисляли автоматически после достижения определенного возраста. Помещик во времена крепостного права владел не только крестьянином, но и его детьми. Колхозы же могли насильственно удерживать только уже вступивших в него людей. Молодые мужчины после службы в армии, которая в России всегда была обязательной, уже не возвращались в колхоз. Девушки могли получить образование в городах, выйти замуж или добровольно завербоваться в какие-нибудь особенно отдаленные районы. Шел быстрый распад не обновляемого людьми сельскохозяйственного производства, который в течение 2–3 лет мог привести к продовольственной катастрофе и голоду во всей стране. Но Сталин ничего не замечал. И в его окружении только один человек понимал всю опасность. Это был Хрущев. Сам Сталин совершенно не представлял специфики сельскохозяйственного производства и питал особую неприязнь и недоверие к крестьянам. Он никогда не посещал колхозов. Главным его советником в области сельского хозяйства стал после 1948 года Т. Д. Лысенко, проповедник вздорных идей акклиматизации и переделки природы растений и животных в результате изменения окружающей среды. Под влиянием Лысенко в 1948 году был разработан «Сталинский план преобразования природы», предполагавший создание в южных районах страны широчайших лесных полос для защиты от сухих ветров с востока. Сталин также предложил передвигать на север южные культуры, переделывая их природу, что привело к безуспешным попыткам найти в СССР новые районы для выращивания апельсинов, лимонов, маслин и даже деревьев какао, для которых строили огромные теплицы. Сельскохозяйственные районы получали большую финансовую помощь, но на проекты, которые были либо бессмысленными, либо (как лесные полосы) могли повлиять на природные условия в том или ином районе через 20–30 лет.
Но государственные деятели типа Жданова, Маленкова, Микояна, Ворошилова, Берии, Суслова разбирались в этих вопросах еще меньше, чем Сталин, который когда-то в молодости в ссылке имел небольшой огород и три года жил в сибирской деревне. Хрущев родился в крестьянской семье, и он был единственным членом сталинского Политбюро, который часто ездил в деревню, много раз беседовал с руководителями колхозов и совхозов, стараясь быть в курсе их проблем. Наблюдая развал в деревнях прежде всего мелких и слабых колхозов, он еще в 1949 году предложил довольно смелый проект объединения – «укрупнения» колхозов, успешно проведенный в течение одного года по всей стране. В 1925–1930 годах коллективизация проводилась на основе объединения крестьян в колхозы по деревням. Это был тогда единственно возможный способ коллективизации, так как сельскохозяйственной техники для создания более крупных хозяйств еще не было. Поэтому на базе маленькой деревни создавался маленький колхоз, средняя по размеру деревня могла образовать средний колхоз, а большая деревня – крупный колхоз. На юге страны, где часто встречались очень большие деревни (станицы), в одной деревне иногда организовывали несколько колхозов. В 1948–1949 годах именно маленькие и средние по размеру колхозы в первую очередь гибли от чрезмерной эксплуатации крестьян. Большие колхозы обычно имели лучшее руководство, получали большую помощь от машинно-тракторных станций, кредиты и большее внимание от районного руководства. Заметив эту закономерность, Хрущев предложил проект укрупнения мелких колхозов путем их объединения, а часто путем присоединения к более крупному и успешному колхозу в данном районе. Крестьяне крупного колхоза были обычно недовольны необходимостью делить свои фонды с разоренными соседями, имевшими часто большие долги перед государством. Но объединение было принудительным, и очень быстро все мелкие колхозы были ликвидированы, и по всей стране общее число колхозов уменьшилось почти в три раза. Эта реорганизация предотвратила неизбежный крах множества мелких и средних колхозов, имевших ранее иногда только по 200–400 гектаров земли на несколько трудоспособных членов. Она упростила руководство колхозами со стороны райкомов и обкомов, позволила выбрать более способных председателей и улучшить связь между колхозами и машинно-тракторными станциями данного района. Хрущев предполагал также построить в каждом укрупненном колхозе (иногда в несколько тысяч гектаров земли и 5–8 деревень) какого-то центрального поселка – «агрогорода». Но этот проект, уже широко обсуждавшийся в партийных организациях, был в Политбюро объявлен неверным, так как для строительства таких агрогородов не было ни средств, ни материалов.
Но, хотя укрупнение колхозов и помогло временно ликвидировать кризис, вызванный разрушением мелких хозяйств, жизнь крестьян продолжала ухудшаться. Если прежде в одних деревнях жили лучше, в других хуже, в третьих совсем плохо, то через 2–3 года после укрупнения процесс деградации стал распространяться и на благополучные села, разделившие свои фонды с бедными соседями.
По существу, именно инициатива Хрущева по укрупнению колхозов в 1949 году, а также успешное противодействие попыткам Т. Д. Лысенко заменить на Украине и на юге страны озимую, более урожайную пшеницу на яровую (этого требовала теория травопольной системы, лежавшей в основе «Сталинского плана преобразования природы»), создали Хрущеву репутацию человека, способного квалифицированно решать проблемы сельского хозяйства и помогли его выдвижению на пост Первого секретаря ЦК КПСС.
Заняв этот пост, Хрущев предложил резко сократить размер сельскохозяйственного налога на приусадебные участки колхозников, отменить натуральные налоги с разных видов собственности (с деревьев, с коровы и т. д.) и заменить их денежными налогами со всего индивидуального хозяйства в зависимости от числа членов семьи и покупкой у крестьян возможных излишков по достаточно высоким ценам. Этот проект был быстро принят в форме закона на Сессии Верховного Совета СССР летом 1953 года, и это сразу внесло облегчение в экономическое положение деревни и улучшение в настроения крестьян, впервые за 25 лет почувствовавших, что все сильнее и сильнее давивший на них государственный пресс не только остановлен, но и немного поднят.
В сентябре 1953 года на специальном пленуме КПСС, посвященном развитию сельского хозяйства, в докладе Хрущева и в решениях пленума было предложено еще больше снизить налоги с индивидуальных хозяйств, предоставить особые льготы тем крестьянским семьям, у которых не было коров и другого скота, а также поощрять попытки рабочих и служащих, живущих в деревнях, мелких поселках и в пригородных зонах, заводить коров, свиней, кур и возделывать огороды и небольшие фруктовые сады без всякого налога. «Надо покончить с предрассудком, будто рабочему и служащему зазорно иметь скот в личной собственности», – заявил на пленуме Хрущев[6].
В 1954 году налоги на личное приусадебное хозяйство были опять снижены, а налог на владение коровой и свиньями был вообще отменен.
Эта первая реформа Хрущева, касавшаяся по существу очень небольшого по территории приусадебного участка, вряд ли составлявшего больше чем 2 % всей обрабатываемой сельскохозяйственной земли в стране, имела, однако, быстрый экономический эффект. Число коров и другого скота в индивидуальном пользовании стало расти. Если в 1953 году почти четверть из 20 миллионов крестьянских семей не имела коров, то к 1959 году все крестьянские семьи их держали, а число коров в подсобных хозяйствах рабочих, служащих поселков и пригородных зон увеличилось на 3,5 миллиона[7].
За несколько лет число овец в личных хозяйствах увеличилось в два раза, стало больше свиней и птицы. Снова начало развиваться садоводство. Быстро, уже в 1954 году, снизились цены на городских рынках для частной продажи продуктов сельского хозяйства. Напряженное положение в деревне было снято, и назревавший кризис не произошел.
Это была своеобразная новая экономическая политика в области сельского хозяйства, поощрявшая хотя и небольшой, но частный сектор производства. Этот сельскохозяйственный нэп был некоторой демократизацией, потому что государство решило не вмешиваться в данную сферу жизни людей, дав им инициативу самим решать вопрос о том, что и как делать на четверти гектара полученной как бы в аренду земли. Вскоре не только рабочие маленьких поселков и пригородных зон захотели иметь в личном пользовании небольшие участки земли для садов и огородов. Предприятиям и учреждениям крупных городов было разрешено находить в сельских районах вдоль дорог, в лесу, вблизи железных дорог участки невозделанной земли и делить ее между работниками на огороды и сады, обычно по 1 000 кв. метров (десять соток) на семью. Этим было положено начало так называемым коллективным садам и огородам рабочих и служащих, где они могли в свободное время и в выходные дни работать для себя. Улучшение положения в личных подсобных хозяйствах, вопреки прежней партийной теории, быстро улучшило и положение в колхозах и в совхозах. Благодаря этому и другие реформы, предложенные Хрущевым и касавшиеся производства непосредственно в колхозах и совхозах, могли быть реализованы, так как они шли в деревню к людям, у которых изменилось общее настроение, появились какие-то надежды и желание работать.
Глава 3
Глава 4
Но с 1943 по 1953 год развитие сельского хозяйства шло слишком медленно, и в 1953 году производство составляло только 104 % от уровня 1940 года, при значительно большем, чем в 1940 году, населении городов и необходимости большего экспорта зерна в Чехословакию, Восточную Германию и даже в Китай. Испытывая огромные затруднения в снабжении населения продовольствием, Правительство забирало в колхозах по государственным поставкам и закупкам почти все зерно и другие продукты, и у крестьян практически ничего не оставалось от колхозных урожаев. Их заставляли работать за ничтожный доход от колхоза, а за взятые с полей картофель или колосья пшеницы, которые они же и вырастили, их могли арестовать и отправить в «исправительные» лагеря на срок до 10 лет.
Но семья колхозника имела, согласно уставу колхоза, небольшой так называемый «приусадебный» участок земли для личных нужд, могла держать одну корову и несколько свиней или овец, а также кур и другой птицы. Приусадебный участок не должен был занимать больше гектара (половина акра), и вполне очевидно, что накормить семью и домашний скот с него было невозможно. Тем не менее именно этот маленький участок во время войны и после нее стал главным источником питания и вообще дохода каждой крестьянской семьи. Сено на корм скоту крестьяне выкашивали на лесных полянах и в других неиспользуемых колхозом местах, а на своих небольших участках выращивали в основном овощи и фрукты, стараясь получить высокие урожаи, обрабатывая и улучшая землю.
Во время войны, когда овощи и фрукты были в городах большой редкостью, продукция из личного хозяйства колхозников, продаваемая на рынках по свободно устанавливаемой цене, имела важное значение и для снабжения городов. Поскольку приусадебный участок не был личной собственностью, а выделялся колхозом только для своих работников, то в итоге именно эта «привилегия» заставляла крестьян обрабатывать и колхозную землю, с которой сами они почти ничего не получали. Бесплатный или низкооплачиваемый труд крестьян на общественном поле был как бы условием того, что они могли иметь для своих нужд небольшой участок и корову. Это были, по существу, полукрепостные отношения, они еще усугублялись тем, что для переезда в город или другой район колхозникам требовалось разрешение правления колхоза и местного совета.
Тем не менее эта полукрепостная система отношений между крестьянами и государством все же обеспечивала страну продовольствием до войны и во время нее, несмотря на мобилизацию десятков миллионов крестьян и гибель около 20 миллионов человек, из которых не менее 15 миллионов были жителями деревень. К ним добавлялось около 10 миллионов инвалидов.
После войны правительство стремилось восстанавливать в первую очередь города и индустрию, что вело к уменьшению сельского населения, но в то же время к необходимости резко увеличить производительность продуктов сельского хозяйства. Однако недавние крестьяне, особенно молодежь, демобилизуясь из армии, не стремились возвращаться в полукрепостные колхозы, а шли в города и в промышленность. Помощь продовольствием из США прекратилась с началом холодной войны в 1946 году. А советскому правительству нужно было снабжать продовольствием несколько стран Восточной Европы, и на его беду в 1946 году на большей части территории СССР настала сильная засуха. В этих условиях Сталин и его окружение решили увеличить денежные и продовольственные налоги с индивидуальных крестьянских хозяйств, как в колхозах, так и в совхозах.
Хотя крестьянская семья имела свой небольшой участок в четверть гектара как плату за работу в колхозе (участок отбирали у тех, кто не вырабатывал нужного числа «трудодней» в год), урожай и другая продукция с него не были полной собственностью крестьянина, а облагались натуральным и денежным налогом. Крестьянская семья должна была сдавать государству как налог на кур определенное количество яиц, нужно было платить налог на корову и свиней молоком и мясом, денежный налог на сад и огород и т. д. Эти налоги постоянно увеличивались еще до войны. Уже в 1940 году государство получало таким образом с индивидуальных участков крестьян 37,2 % мяса, 34 % молока и масла и 93 % яиц от всего объема продуктов, которые шли в государственный фонд колхозов и совхозов[5]. После 1940 года сельскохозяйственный налог на личное приусадебное хозяйство продолжал расти, что быстро привело к тому, что для крестьянина стало невыгодно интенсивно обрабатывать землю. А за неуплату налогов полагались штрафы и судебная ответственность. Но поскольку налог был не с участка в целом, а с видов собственности, то постепенно крестьяне стали отказываться от интенсивного хозяйства даже на приусадебных участках. Сначала вырубали сады, чтобы не платить деньги. Потом прекратили держать свиней, потом многие резали коров, а затем шли под нож и куры. Главной культурой на приусадебном участке постепенно становилась картошка.
За всей этой принудительной политикой стояла идея, что крестьяне, не имея возможности прокормить семью с участка, будут лучше работать в колхозах, будут стремиться к большим урожаям на колхозной, а не на личной земле. В действительности же они предпочитали покидать колхозы и совхозы.
Несмотря на полукрепостную систему насильственного прикрепления крестьян к колхозам, путем лишения их паспортов, без которых нельзя было проживать в городах, возможности для ухода из колхоза все же были. Молодежь обычно просто не вступала в колхоз, потому что в него не зачисляли автоматически после достижения определенного возраста. Помещик во времена крепостного права владел не только крестьянином, но и его детьми. Колхозы же могли насильственно удерживать только уже вступивших в него людей. Молодые мужчины после службы в армии, которая в России всегда была обязательной, уже не возвращались в колхоз. Девушки могли получить образование в городах, выйти замуж или добровольно завербоваться в какие-нибудь особенно отдаленные районы. Шел быстрый распад не обновляемого людьми сельскохозяйственного производства, который в течение 2–3 лет мог привести к продовольственной катастрофе и голоду во всей стране. Но Сталин ничего не замечал. И в его окружении только один человек понимал всю опасность. Это был Хрущев. Сам Сталин совершенно не представлял специфики сельскохозяйственного производства и питал особую неприязнь и недоверие к крестьянам. Он никогда не посещал колхозов. Главным его советником в области сельского хозяйства стал после 1948 года Т. Д. Лысенко, проповедник вздорных идей акклиматизации и переделки природы растений и животных в результате изменения окружающей среды. Под влиянием Лысенко в 1948 году был разработан «Сталинский план преобразования природы», предполагавший создание в южных районах страны широчайших лесных полос для защиты от сухих ветров с востока. Сталин также предложил передвигать на север южные культуры, переделывая их природу, что привело к безуспешным попыткам найти в СССР новые районы для выращивания апельсинов, лимонов, маслин и даже деревьев какао, для которых строили огромные теплицы. Сельскохозяйственные районы получали большую финансовую помощь, но на проекты, которые были либо бессмысленными, либо (как лесные полосы) могли повлиять на природные условия в том или ином районе через 20–30 лет.
Но государственные деятели типа Жданова, Маленкова, Микояна, Ворошилова, Берии, Суслова разбирались в этих вопросах еще меньше, чем Сталин, который когда-то в молодости в ссылке имел небольшой огород и три года жил в сибирской деревне. Хрущев родился в крестьянской семье, и он был единственным членом сталинского Политбюро, который часто ездил в деревню, много раз беседовал с руководителями колхозов и совхозов, стараясь быть в курсе их проблем. Наблюдая развал в деревнях прежде всего мелких и слабых колхозов, он еще в 1949 году предложил довольно смелый проект объединения – «укрупнения» колхозов, успешно проведенный в течение одного года по всей стране. В 1925–1930 годах коллективизация проводилась на основе объединения крестьян в колхозы по деревням. Это был тогда единственно возможный способ коллективизации, так как сельскохозяйственной техники для создания более крупных хозяйств еще не было. Поэтому на базе маленькой деревни создавался маленький колхоз, средняя по размеру деревня могла образовать средний колхоз, а большая деревня – крупный колхоз. На юге страны, где часто встречались очень большие деревни (станицы), в одной деревне иногда организовывали несколько колхозов. В 1948–1949 годах именно маленькие и средние по размеру колхозы в первую очередь гибли от чрезмерной эксплуатации крестьян. Большие колхозы обычно имели лучшее руководство, получали большую помощь от машинно-тракторных станций, кредиты и большее внимание от районного руководства. Заметив эту закономерность, Хрущев предложил проект укрупнения мелких колхозов путем их объединения, а часто путем присоединения к более крупному и успешному колхозу в данном районе. Крестьяне крупного колхоза были обычно недовольны необходимостью делить свои фонды с разоренными соседями, имевшими часто большие долги перед государством. Но объединение было принудительным, и очень быстро все мелкие колхозы были ликвидированы, и по всей стране общее число колхозов уменьшилось почти в три раза. Эта реорганизация предотвратила неизбежный крах множества мелких и средних колхозов, имевших ранее иногда только по 200–400 гектаров земли на несколько трудоспособных членов. Она упростила руководство колхозами со стороны райкомов и обкомов, позволила выбрать более способных председателей и улучшить связь между колхозами и машинно-тракторными станциями данного района. Хрущев предполагал также построить в каждом укрупненном колхозе (иногда в несколько тысяч гектаров земли и 5–8 деревень) какого-то центрального поселка – «агрогорода». Но этот проект, уже широко обсуждавшийся в партийных организациях, был в Политбюро объявлен неверным, так как для строительства таких агрогородов не было ни средств, ни материалов.
Но, хотя укрупнение колхозов и помогло временно ликвидировать кризис, вызванный разрушением мелких хозяйств, жизнь крестьян продолжала ухудшаться. Если прежде в одних деревнях жили лучше, в других хуже, в третьих совсем плохо, то через 2–3 года после укрупнения процесс деградации стал распространяться и на благополучные села, разделившие свои фонды с бедными соседями.
По существу, именно инициатива Хрущева по укрупнению колхозов в 1949 году, а также успешное противодействие попыткам Т. Д. Лысенко заменить на Украине и на юге страны озимую, более урожайную пшеницу на яровую (этого требовала теория травопольной системы, лежавшей в основе «Сталинского плана преобразования природы»), создали Хрущеву репутацию человека, способного квалифицированно решать проблемы сельского хозяйства и помогли его выдвижению на пост Первого секретаря ЦК КПСС.
Заняв этот пост, Хрущев предложил резко сократить размер сельскохозяйственного налога на приусадебные участки колхозников, отменить натуральные налоги с разных видов собственности (с деревьев, с коровы и т. д.) и заменить их денежными налогами со всего индивидуального хозяйства в зависимости от числа членов семьи и покупкой у крестьян возможных излишков по достаточно высоким ценам. Этот проект был быстро принят в форме закона на Сессии Верховного Совета СССР летом 1953 года, и это сразу внесло облегчение в экономическое положение деревни и улучшение в настроения крестьян, впервые за 25 лет почувствовавших, что все сильнее и сильнее давивший на них государственный пресс не только остановлен, но и немного поднят.
В сентябре 1953 года на специальном пленуме КПСС, посвященном развитию сельского хозяйства, в докладе Хрущева и в решениях пленума было предложено еще больше снизить налоги с индивидуальных хозяйств, предоставить особые льготы тем крестьянским семьям, у которых не было коров и другого скота, а также поощрять попытки рабочих и служащих, живущих в деревнях, мелких поселках и в пригородных зонах, заводить коров, свиней, кур и возделывать огороды и небольшие фруктовые сады без всякого налога. «Надо покончить с предрассудком, будто рабочему и служащему зазорно иметь скот в личной собственности», – заявил на пленуме Хрущев[6].
В 1954 году налоги на личное приусадебное хозяйство были опять снижены, а налог на владение коровой и свиньями был вообще отменен.
Эта первая реформа Хрущева, касавшаяся по существу очень небольшого по территории приусадебного участка, вряд ли составлявшего больше чем 2 % всей обрабатываемой сельскохозяйственной земли в стране, имела, однако, быстрый экономический эффект. Число коров и другого скота в индивидуальном пользовании стало расти. Если в 1953 году почти четверть из 20 миллионов крестьянских семей не имела коров, то к 1959 году все крестьянские семьи их держали, а число коров в подсобных хозяйствах рабочих, служащих поселков и пригородных зон увеличилось на 3,5 миллиона[7].
За несколько лет число овец в личных хозяйствах увеличилось в два раза, стало больше свиней и птицы. Снова начало развиваться садоводство. Быстро, уже в 1954 году, снизились цены на городских рынках для частной продажи продуктов сельского хозяйства. Напряженное положение в деревне было снято, и назревавший кризис не произошел.
Это была своеобразная новая экономическая политика в области сельского хозяйства, поощрявшая хотя и небольшой, но частный сектор производства. Этот сельскохозяйственный нэп был некоторой демократизацией, потому что государство решило не вмешиваться в данную сферу жизни людей, дав им инициативу самим решать вопрос о том, что и как делать на четверти гектара полученной как бы в аренду земли. Вскоре не только рабочие маленьких поселков и пригородных зон захотели иметь в личном пользовании небольшие участки земли для садов и огородов. Предприятиям и учреждениям крупных городов было разрешено находить в сельских районах вдоль дорог, в лесу, вблизи железных дорог участки невозделанной земли и делить ее между работниками на огороды и сады, обычно по 1 000 кв. метров (десять соток) на семью. Этим было положено начало так называемым коллективным садам и огородам рабочих и служащих, где они могли в свободное время и в выходные дни работать для себя. Улучшение положения в личных подсобных хозяйствах, вопреки прежней партийной теории, быстро улучшило и положение в колхозах и в совхозах. Благодаря этому и другие реформы, предложенные Хрущевым и касавшиеся производства непосредственно в колхозах и совхозах, могли быть реализованы, так как они шли в деревню к людям, у которых изменилось общее настроение, появились какие-то надежды и желание работать.
Глава 3
Основные сельскохозяйственные реформы Хрущева в 1953 году
Положительное решение вопроса об индивидуальных хозяйствах крестьян могло быть быстрым, так как этот, по существу, правовой вопрос не требовал финансовых или организационных мероприятий. Облегчив положение крестьян, страдавших от непомерных налогов, Хрущев не мог, однако, только этим поднять сельское хозяйство в целом. Следовало прежде всего увеличить фонды зерна, которое не выращивалось на приусадебных участках, увеличить также урожайность многих технических культур и производство кормов для колхозного скота, решить множество других проблем, без которых нельзя было развивать и промышленность. Подготовка предложений по этим вопросам началась сразу после реорганизации Президиума ЦК КПСС в марте 1953 года, и на сентябрь был назначен пленум ЦК КПСС для обсуждения положения в сельском хозяйстве. Доклад на нем готовил Хрущев. Этот пленум, известный как сентябрьский пленум ЦК, долгое время считался главной заслугой Хрущева в деле подъема сельского хозяйства страны.
Основные решения пленума, суммированные в директивном постановлении ЦК КПСС от 7 сентября 1953 года «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», были политико-экономические, позволявшие колхозам и совхозам получать от государства намного больше средств за свою продукцию. Когда Сталин вводил колхозную систему и разрабатывал первый Устав колхозов, то он также не собирался просто отбирать у них все лишнее и нелишнее зерно и другие продукты. Государство не забирало, а покупало у колхозов их продукцию, а кроме того, колхозы были обязаны платить этими продуктами (натуроплата) за работу машинно-тракторных станций, находившихся в собственности государства. Ставки «натуроплаты» за пользование тракторами, комбайнами и прочей техникой были очень высокими, а цены, по которым государство покупало продукцию колхоза, очень низкими, настолько низкими, что совершенно не покрывали даже небольшой части затрат колхоза на производство и поэтому у него не было денег на оплату труда колхозников. Но эти так называемые «обязательные» поставки государству по установленным низким ценам теоретически не распространялись на всю продукцию колхоза. Предполагалось, что колхоз сможет произвести больше, чем ему нужно «продать» государству и уплатить машинно-тракторной станции (МТС). Излишки же, оставшиеся у колхоза, могут быть распределены между членами, соответственно числу их «трудодней», а также оставлены «на семена» и проданы в городах через рынки или особые магазины. От такой продажи у колхозов будут и деньги.
Некоторые колхозы, имевшие хорошую землю или опытных председателей, справлялись с этой задачей. К тому же в области или районе руководство всегда старалось создать хотя бы один «показательный», хороший колхоз (туда в первую очередь шли удобрения, машины и все прочее, включая награды и экскурсии). Большинство же колхозов не только не имели излишков, но не могли справиться с обязательными госпоставками и из года в год накапливали долги. То, что не было сдано государству в прошлом, возможно неурожайном году, должно было присоединяться к госпоставкам следующего года. Часто приходилось в трудные годы отдавать зерно и из семенных фондов, а потом весной просить помощь у соседей или у государства, для того чтобы засеять поля. По таким же низким ценам колхозы сдавали мясо и молоко со своих ферм, а поэтому никаких экономических стимулов к развитию не было. Кроме того, нормы обязательных госпоставок все время увеличивались и определялись не с практического, а с теоретического «предполагаемого» урожая.
Идея Сталина была очень простой. Если колхоз будет знать заранее, что у него заберут для государства очень много, то колхозники будут трудиться напряженно, чтобы получить максимальный урожаи и чтобы колхозу достались от этого урожая какие-то излишки. К сожалению, земля имеет свои законы и без удобрений не может обеспечивать беспредельное повышение урожаев. Поскольку же удобрений почти не было, то средние урожаи в СССР не повышались с 1913 по 1953 год и были втрое ниже, чем в других странах Европы. Сентябрьский пленум ЦК КПСС резко изменил положение прежде всего тем, что значительно повысил оптовые цены, по которым колхозы сдавали продукты государству. Это повышение распространялось на все виды продуктов, но было особенно значительным на мясо и птицу (в 550 %), молоко и масло (200 %), картофель (200 %), овощи (40 %). Были повышены цены и на «свободную» продажу колхозами государству возможных «излишков». Все старые долги аннулировались.
На пленуме были приняты и многие другие положительные решения (увеличение производства удобрений, сельскохозяйственных машин, выдача кредитов на строительство ферм, увеличение зарплаты работникам МТС и т. д.). Все эти дополнительные меры могли сказаться через несколько лет. Повышение же цен на получаемые государством у колхозов продукты произвело немедленный эффект, так как колхозы при этом получали от государства значительные суммы денег и уже могли оплачивать труд работников. Полукрепостные отношения колхоза и крестьян были сильно ослаблены.
На пленуме ЦК КПСС было также решено мобилизовать для работы в колхозах (председателями, бригадирами, бухгалтерами, парторгами) от 20 до 30 тысяч опытных организаторов – членов партии, часто с агрономическим образованием. На первые 2–3 года им была установлена довольно высокая зарплата от государства.
Эта реформа, дополненная рядом других решений в последующие месяцы, имела несомненный положительный эффект для развития сельского хозяйства в 1954–1958 годах. Производство зерна в стране, составлявшее в 1953 году около 80 млн тонн, возросло к 1958 году до 136 млн тонн. Из них почти 60 млн были сданы и проданы государству, это почти в 2 раза больше, чем в 1953 году[8]. Урожайность пшеницы и других зерновых увеличилось в среднем с 7 до 11 центнеров с гектара.
Производство мяса – примерно с 6 до 8 млн тонн (на 32 %). Рост производства молока был 61 %, яиц – 44 %, шерсти – 36 % и т. д. Более чем в 2 раза увеличилось производство сахарной свеклы[9]. При этом выплаты колхозникам продуктами и деньгами за работу составили около 134 миллиардов рублей (в денежном выражении до девальвации 1961 года). По существующему сейчас курсу это примерно 600 долларов в год на крестьянскую семью. Хотя эта сумма кажется весьма скромной, следует учесть, что в 1953 году семья получала в год от колхоза эквивалент только 150 долларов.
С учетом увеличившихся доходов от личного хозяйства, можно установить, что в среднем материальное положение крестьянина почти сравнялось с положением рабочего в промышленности. Сельскохозяйственный кризис был как будто преодолен, и это, несомненно, заслуга Хрущева, достижение, укрепившее его власть и влияние.
Основные решения пленума, суммированные в директивном постановлении ЦК КПСС от 7 сентября 1953 года «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», были политико-экономические, позволявшие колхозам и совхозам получать от государства намного больше средств за свою продукцию. Когда Сталин вводил колхозную систему и разрабатывал первый Устав колхозов, то он также не собирался просто отбирать у них все лишнее и нелишнее зерно и другие продукты. Государство не забирало, а покупало у колхозов их продукцию, а кроме того, колхозы были обязаны платить этими продуктами (натуроплата) за работу машинно-тракторных станций, находившихся в собственности государства. Ставки «натуроплаты» за пользование тракторами, комбайнами и прочей техникой были очень высокими, а цены, по которым государство покупало продукцию колхоза, очень низкими, настолько низкими, что совершенно не покрывали даже небольшой части затрат колхоза на производство и поэтому у него не было денег на оплату труда колхозников. Но эти так называемые «обязательные» поставки государству по установленным низким ценам теоретически не распространялись на всю продукцию колхоза. Предполагалось, что колхоз сможет произвести больше, чем ему нужно «продать» государству и уплатить машинно-тракторной станции (МТС). Излишки же, оставшиеся у колхоза, могут быть распределены между членами, соответственно числу их «трудодней», а также оставлены «на семена» и проданы в городах через рынки или особые магазины. От такой продажи у колхозов будут и деньги.
Некоторые колхозы, имевшие хорошую землю или опытных председателей, справлялись с этой задачей. К тому же в области или районе руководство всегда старалось создать хотя бы один «показательный», хороший колхоз (туда в первую очередь шли удобрения, машины и все прочее, включая награды и экскурсии). Большинство же колхозов не только не имели излишков, но не могли справиться с обязательными госпоставками и из года в год накапливали долги. То, что не было сдано государству в прошлом, возможно неурожайном году, должно было присоединяться к госпоставкам следующего года. Часто приходилось в трудные годы отдавать зерно и из семенных фондов, а потом весной просить помощь у соседей или у государства, для того чтобы засеять поля. По таким же низким ценам колхозы сдавали мясо и молоко со своих ферм, а поэтому никаких экономических стимулов к развитию не было. Кроме того, нормы обязательных госпоставок все время увеличивались и определялись не с практического, а с теоретического «предполагаемого» урожая.
Идея Сталина была очень простой. Если колхоз будет знать заранее, что у него заберут для государства очень много, то колхозники будут трудиться напряженно, чтобы получить максимальный урожаи и чтобы колхозу достались от этого урожая какие-то излишки. К сожалению, земля имеет свои законы и без удобрений не может обеспечивать беспредельное повышение урожаев. Поскольку же удобрений почти не было, то средние урожаи в СССР не повышались с 1913 по 1953 год и были втрое ниже, чем в других странах Европы. Сентябрьский пленум ЦК КПСС резко изменил положение прежде всего тем, что значительно повысил оптовые цены, по которым колхозы сдавали продукты государству. Это повышение распространялось на все виды продуктов, но было особенно значительным на мясо и птицу (в 550 %), молоко и масло (200 %), картофель (200 %), овощи (40 %). Были повышены цены и на «свободную» продажу колхозами государству возможных «излишков». Все старые долги аннулировались.
На пленуме были приняты и многие другие положительные решения (увеличение производства удобрений, сельскохозяйственных машин, выдача кредитов на строительство ферм, увеличение зарплаты работникам МТС и т. д.). Все эти дополнительные меры могли сказаться через несколько лет. Повышение же цен на получаемые государством у колхозов продукты произвело немедленный эффект, так как колхозы при этом получали от государства значительные суммы денег и уже могли оплачивать труд работников. Полукрепостные отношения колхоза и крестьян были сильно ослаблены.
На пленуме ЦК КПСС было также решено мобилизовать для работы в колхозах (председателями, бригадирами, бухгалтерами, парторгами) от 20 до 30 тысяч опытных организаторов – членов партии, часто с агрономическим образованием. На первые 2–3 года им была установлена довольно высокая зарплата от государства.
Эта реформа, дополненная рядом других решений в последующие месяцы, имела несомненный положительный эффект для развития сельского хозяйства в 1954–1958 годах. Производство зерна в стране, составлявшее в 1953 году около 80 млн тонн, возросло к 1958 году до 136 млн тонн. Из них почти 60 млн были сданы и проданы государству, это почти в 2 раза больше, чем в 1953 году[8]. Урожайность пшеницы и других зерновых увеличилось в среднем с 7 до 11 центнеров с гектара.
Производство мяса – примерно с 6 до 8 млн тонн (на 32 %). Рост производства молока был 61 %, яиц – 44 %, шерсти – 36 % и т. д. Более чем в 2 раза увеличилось производство сахарной свеклы[9]. При этом выплаты колхозникам продуктами и деньгами за работу составили около 134 миллиардов рублей (в денежном выражении до девальвации 1961 года). По существующему сейчас курсу это примерно 600 долларов в год на крестьянскую семью. Хотя эта сумма кажется весьма скромной, следует учесть, что в 1953 году семья получала в год от колхоза эквивалент только 150 долларов.
С учетом увеличившихся доходов от личного хозяйства, можно установить, что в среднем материальное положение крестьянина почти сравнялось с положением рабочего в промышленности. Сельскохозяйственный кризис был как будто преодолен, и это, несомненно, заслуга Хрущева, достижение, укрепившее его власть и влияние.
Глава 4
Главная политическая реформа Хрущева в 1955 году
Решительные меры в области сельского хозяйства, несомненно, укрепляли политическое влияние и популярность Хрущева, но все же реальная власть в первой половине 1953 года была у Маленкова.
До ареста Берии его союз с Маленковым (при поддержке Молотова) мог быстро пресечь попытку любого другого лидера получить решающее влияние в стране, основанное на личной популярности. Удаление Берии и связанной с ним верхушки МВД летом 1953 года могло сохранить доминирующее положение Маленкова, несмотря на замену Берией близким Хрущеву И. Серовым. Личная дружба в политической борьбе не имела решающего значения, и история КПСС это много раз доказывала. Созданный еще в 1918 году аппарат террора был практически независим от партийного руководства. Чрезвычайная Комиссия (ЧК), возглавляемая Дзержинским, начиная с 1918 года, действительно получила чрезвычайные полномочия и выполняла функции ареста, следствия, суда и приведения приговора в исполнение. Сталин резко расширил полномочия карательных органов (ГПУ, НКВД и затем МГБ) и сделал эту систему независимой от партийного аппарата в стране, подчиняющейся только ему самому. НКВД (а потом Министерство государственной безопасности) имел свою общегосударственную сеть (управления в областях и отделы в районах), независимую от партийной сети. Начальник районного отдела НКВД или начальник областного отдела НКВД могли по директиве из Московского НКВД или даже по собственной инициативе арестовать в своем районе или области любого руководителя, даже Первого секретаря обкома партии, а иногда и весь состав обкома или райкома, что и случалось в годы массового террора. Под контролем районных отделов НКВД (а потом МГБ) существовала обширная сеть тайных агентов («информаторов»), иногда платных, а чаще всего бесплатных, вербовавшихся из страха.
Теоретически страной руководила партия, но фактически над партией, а также и над правительством находился аппарат террора, непосредственно подчинявшийся Сталину. Любой деятель партии и правительства всегда мог исчезнуть без следа в этой могущественной системе «государственной безопасности» и даже в прессе ничего бы не сообщили ни об аресте, ни о суде, ни о расстреле, особенно если это был достаточно популярный деятель. Так произошло, например, в 1949 году с членом Политбюро и Председателем Госплана СССР Николаем Вознесенским и многими другими деятелями партии, которых нельзя было уже, как других в тридцатых годах, обвинить в «троцкизме», в «правом» или «левом» уклоне.
Аппарат МГБ был к этому времени настолько автономным, что даже в отделах ЦК КПСС были «спецотделы», подчиненные не ЦК, а МГБ. Это же относилось и к охране зданий ЦК. Офицеры и сотрудники МГБ имели право осматривать столы и сейфы работников ЦК КПСС. С другой стороны, Сталин, не доверяя Берии, создал автономную личную охрану, состоявшую в целом из двух-трех дивизий МГБ. Эти войска, носившие форму МГБ, подчинялись не министру МГБ, а лично Сталину и могли, если бы он приказал, арестовать любого деятеля государства, даже Берию и его аппарат. Командовал этой охраной, расположенной обычно вблизи резиденций Сталина в Кремле, под Москвой, в Крыму, возле Сочи и т. д., генерал Николай Власик, который был генералом Советской армии, а не войск МГБ. Он был предан лично Сталину и служил его главным телохранителем более 20 лет. Но в 1952 году Сталин, страдавший манией преследования, приказал арестовать генерала Власика.
До ареста Берии его союз с Маленковым (при поддержке Молотова) мог быстро пресечь попытку любого другого лидера получить решающее влияние в стране, основанное на личной популярности. Удаление Берии и связанной с ним верхушки МВД летом 1953 года могло сохранить доминирующее положение Маленкова, несмотря на замену Берией близким Хрущеву И. Серовым. Личная дружба в политической борьбе не имела решающего значения, и история КПСС это много раз доказывала. Созданный еще в 1918 году аппарат террора был практически независим от партийного руководства. Чрезвычайная Комиссия (ЧК), возглавляемая Дзержинским, начиная с 1918 года, действительно получила чрезвычайные полномочия и выполняла функции ареста, следствия, суда и приведения приговора в исполнение. Сталин резко расширил полномочия карательных органов (ГПУ, НКВД и затем МГБ) и сделал эту систему независимой от партийного аппарата в стране, подчиняющейся только ему самому. НКВД (а потом Министерство государственной безопасности) имел свою общегосударственную сеть (управления в областях и отделы в районах), независимую от партийной сети. Начальник районного отдела НКВД или начальник областного отдела НКВД могли по директиве из Московского НКВД или даже по собственной инициативе арестовать в своем районе или области любого руководителя, даже Первого секретаря обкома партии, а иногда и весь состав обкома или райкома, что и случалось в годы массового террора. Под контролем районных отделов НКВД (а потом МГБ) существовала обширная сеть тайных агентов («информаторов»), иногда платных, а чаще всего бесплатных, вербовавшихся из страха.
Теоретически страной руководила партия, но фактически над партией, а также и над правительством находился аппарат террора, непосредственно подчинявшийся Сталину. Любой деятель партии и правительства всегда мог исчезнуть без следа в этой могущественной системе «государственной безопасности» и даже в прессе ничего бы не сообщили ни об аресте, ни о суде, ни о расстреле, особенно если это был достаточно популярный деятель. Так произошло, например, в 1949 году с членом Политбюро и Председателем Госплана СССР Николаем Вознесенским и многими другими деятелями партии, которых нельзя было уже, как других в тридцатых годах, обвинить в «троцкизме», в «правом» или «левом» уклоне.
Аппарат МГБ был к этому времени настолько автономным, что даже в отделах ЦК КПСС были «спецотделы», подчиненные не ЦК, а МГБ. Это же относилось и к охране зданий ЦК. Офицеры и сотрудники МГБ имели право осматривать столы и сейфы работников ЦК КПСС. С другой стороны, Сталин, не доверяя Берии, создал автономную личную охрану, состоявшую в целом из двух-трех дивизий МГБ. Эти войска, носившие форму МГБ, подчинялись не министру МГБ, а лично Сталину и могли, если бы он приказал, арестовать любого деятеля государства, даже Берию и его аппарат. Командовал этой охраной, расположенной обычно вблизи резиденций Сталина в Кремле, под Москвой, в Крыму, возле Сочи и т. д., генерал Николай Власик, который был генералом Советской армии, а не войск МГБ. Он был предан лично Сталину и служил его главным телохранителем более 20 лет. Но в 1952 году Сталин, страдавший манией преследования, приказал арестовать генерала Власика.