Страница:
Еще на пленуме ЦК КПСС в сентябре 1953 года Хрущев предложил значительно увеличить площади посевов кукурузы на зерно на Украине и на юге СССР, а в других районах на силос. Заготовки силоса по стране были крайне малы, и именно кукуруза в стадии развития так называемой «молочно-восковой спелости» могла быть очень ценной силосной культурой не только на юге, но и в средней полосе.
Создание современного «гибридного» семеноводства кукурузы на основе межлинейных сортов – дело многих лет, так как только за это время можно получить чистые гибридные линии путем принудительного самоопыления. Однако ряд чистых линий для специального размножения привезли из США. Были созданы особые семеноводческие хозяйства для производства гибридных семян, но и в этом случае вся программа требовала времени. Несмотря на усиленную пропаганду, посевы кукурузы в СССР в 1954 году увеличились всего на 800 тысяч гектаров, достигнув площади 4 миллиона 300 тысяч гектаров. В колхозах и совхозах, где кукуруза ранее не возделывалась, к ней отнеслись с осторожностью и посеяли лишь небольшие опытные участки, иногда не более гектара. Такой подход был вполне оправдан, ведь никакой механизации для возделывания кукурузы еще не было и ее выращивание требовало ручного труда.
Большие симпатии Хрущева к кукурузе, и особенно к кукурузе гибридной, генетики использовали для борьбы с влиянием Лысенко в сельскохозяйственной науке. Хрущев в это время еще не оказывал Лысенко существенной личной поддержки. Более того, и в период работы Хрущева на Украине в 1947–1949 годах он резко выступил против рекомендаций Лысенко о расширении посевов яровой пшеницы на Украине за счет озимой. В 1954 году Хрущев обнаружил, что его старый противник В. Дмитриев, снятый с поста заведующего сельскохозяйственным отделом Госплана, перешел на работу к Лысенко и даже успел быстро получить под его руководством ученую степень доктора биологических наук за «исследования» о скачкообразном превращении одних видов растений в другие. Это вызвало резкую реакцию Хрущева, справедливо назвавшего исследования Дмитриева псевдонаучными. Тот был лишен ученой степени, а журнал «Коммунист» подверг сомнению и всю концепцию Лысенко о происхождении видов[15].
Проблема кукурузы давала новые возможности для научной критики практических и теоретических позиций Лысенко, в том числе и в ряде биологических журналов. В открытых дискуссиях в них было показано негативное влияние его идей на развитие ряда отраслей сельского хозяйства. При этом Лысенко обвиняли прежде всего в отрицании преимуществ гибридной кукурузы, это вынуждало государство теперь, в 1954–1955 годах, покупать большие количества семенной кукурузы в США. Т. Д. Лысенко являлся в этот период Президентом Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. В 1956 году в связи с давлением со стороны научных кругов на ЦК КПСС он был удален с этого поста. Президентом академии «избрали» П. П. Лобанова, министра совхозов РСФСР.
Незначительность роста посевов кукурузы в 1954 году вызвала раздражение Хрущева. ЦК КПСС по его настоянию дал директиву расширить посевы кукурузы почти во всех сельскохозяйственных областях в несколько раз, хотя условия для этого отсутствовали (не было достаточного числа силосных сооружений, техники, удобрений, хорошего семенного материала и просто опыта). Нарушая только что принятый новый порядок планирования работ, позволявший колхозам решать вопросы о распределении культур самостоятельно с учетом местных условий и возможностей, колхозам и совхозам дали из райкомов и из райисполкомов очень высокие задания по посевам кукурузы в 1955 году. На многих собраниях и совещаниях весной 1955 года Хрущев требовал принудительного внедрения кукурузы, напоминая о том, что и картофель в России в XVIII веке внедрялся точно так же. В результате посевы кукурузы (на зерно, силос и зеленый корм) увеличились в 1955 году скачкообразно, достигнув около 18 млн гектаров[16].
Хотя далеко не везде выращивание кукурузы было успешным, однако сравнительно жаркий (с засухой на юге и востоке) 1955 год был для этой культуры благоприятным. В некоторых колхозах и совхозах даже в средней нечерноземной полосе и в Прибалтике кукуруза действительно дала высокий урожай зеленой массы на силос, а на юге страны заготовки не только кукурузного силоса, но и зерна были очень существенными. Это позволило Хрущеву продолжать требовать дальнейшего увеличения посевных площадей, что и было запланировано на 1956 год. Однако 1956 год из-за сухого лета в европейской части СССР не был неблагоприятным для кукурузы, и поэтому на многочисленных обсуждениях этой проблемы расширение посевов кукурузы рассматривалось как серьезная победа в сельском хозяйстве. Повсеместно планировалось строительство новых силосных сооружений, разработка системы кормления скота кукурузным силосом, создавались специальные машины для механизации работ, налаживалось производство чистых линий кукурузы. На Украине был создан специальный Научно-исследовательский институт кукурузы, на Сельскохозяйственной выставке в Москве был выделен павильон «Кукуруза». Министерство сельского хозяйства СССР стало издавать научный журнал с таким же названием. Министерство продуктов пищевой промышленности расширило количество продуктов и консервов из кукурузы и даже открыло в Москве специальный большой магазин «Кукуруза». Как и целина, кукуруза стала символом грядущего быстрого подъема животноводства в стране.
Глава 7
Создание современного «гибридного» семеноводства кукурузы на основе межлинейных сортов – дело многих лет, так как только за это время можно получить чистые гибридные линии путем принудительного самоопыления. Однако ряд чистых линий для специального размножения привезли из США. Были созданы особые семеноводческие хозяйства для производства гибридных семян, но и в этом случае вся программа требовала времени. Несмотря на усиленную пропаганду, посевы кукурузы в СССР в 1954 году увеличились всего на 800 тысяч гектаров, достигнув площади 4 миллиона 300 тысяч гектаров. В колхозах и совхозах, где кукуруза ранее не возделывалась, к ней отнеслись с осторожностью и посеяли лишь небольшие опытные участки, иногда не более гектара. Такой подход был вполне оправдан, ведь никакой механизации для возделывания кукурузы еще не было и ее выращивание требовало ручного труда.
Большие симпатии Хрущева к кукурузе, и особенно к кукурузе гибридной, генетики использовали для борьбы с влиянием Лысенко в сельскохозяйственной науке. Хрущев в это время еще не оказывал Лысенко существенной личной поддержки. Более того, и в период работы Хрущева на Украине в 1947–1949 годах он резко выступил против рекомендаций Лысенко о расширении посевов яровой пшеницы на Украине за счет озимой. В 1954 году Хрущев обнаружил, что его старый противник В. Дмитриев, снятый с поста заведующего сельскохозяйственным отделом Госплана, перешел на работу к Лысенко и даже успел быстро получить под его руководством ученую степень доктора биологических наук за «исследования» о скачкообразном превращении одних видов растений в другие. Это вызвало резкую реакцию Хрущева, справедливо назвавшего исследования Дмитриева псевдонаучными. Тот был лишен ученой степени, а журнал «Коммунист» подверг сомнению и всю концепцию Лысенко о происхождении видов[15].
Проблема кукурузы давала новые возможности для научной критики практических и теоретических позиций Лысенко, в том числе и в ряде биологических журналов. В открытых дискуссиях в них было показано негативное влияние его идей на развитие ряда отраслей сельского хозяйства. При этом Лысенко обвиняли прежде всего в отрицании преимуществ гибридной кукурузы, это вынуждало государство теперь, в 1954–1955 годах, покупать большие количества семенной кукурузы в США. Т. Д. Лысенко являлся в этот период Президентом Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. В 1956 году в связи с давлением со стороны научных кругов на ЦК КПСС он был удален с этого поста. Президентом академии «избрали» П. П. Лобанова, министра совхозов РСФСР.
Незначительность роста посевов кукурузы в 1954 году вызвала раздражение Хрущева. ЦК КПСС по его настоянию дал директиву расширить посевы кукурузы почти во всех сельскохозяйственных областях в несколько раз, хотя условия для этого отсутствовали (не было достаточного числа силосных сооружений, техники, удобрений, хорошего семенного материала и просто опыта). Нарушая только что принятый новый порядок планирования работ, позволявший колхозам решать вопросы о распределении культур самостоятельно с учетом местных условий и возможностей, колхозам и совхозам дали из райкомов и из райисполкомов очень высокие задания по посевам кукурузы в 1955 году. На многих собраниях и совещаниях весной 1955 года Хрущев требовал принудительного внедрения кукурузы, напоминая о том, что и картофель в России в XVIII веке внедрялся точно так же. В результате посевы кукурузы (на зерно, силос и зеленый корм) увеличились в 1955 году скачкообразно, достигнув около 18 млн гектаров[16].
Хотя далеко не везде выращивание кукурузы было успешным, однако сравнительно жаркий (с засухой на юге и востоке) 1955 год был для этой культуры благоприятным. В некоторых колхозах и совхозах даже в средней нечерноземной полосе и в Прибалтике кукуруза действительно дала высокий урожай зеленой массы на силос, а на юге страны заготовки не только кукурузного силоса, но и зерна были очень существенными. Это позволило Хрущеву продолжать требовать дальнейшего увеличения посевных площадей, что и было запланировано на 1956 год. Однако 1956 год из-за сухого лета в европейской части СССР не был неблагоприятным для кукурузы, и поэтому на многочисленных обсуждениях этой проблемы расширение посевов кукурузы рассматривалось как серьезная победа в сельском хозяйстве. Повсеместно планировалось строительство новых силосных сооружений, разработка системы кормления скота кукурузным силосом, создавались специальные машины для механизации работ, налаживалось производство чистых линий кукурузы. На Украине был создан специальный Научно-исследовательский институт кукурузы, на Сельскохозяйственной выставке в Москве был выделен павильон «Кукуруза». Министерство сельского хозяйства СССР стало издавать научный журнал с таким же названием. Министерство продуктов пищевой промышленности расширило количество продуктов и консервов из кукурузы и даже открыло в Москве специальный большой магазин «Кукуруза». Как и целина, кукуруза стала символом грядущего быстрого подъема животноводства в стране.
Глава 7
Политический поворот на XX съезде КПСС и его международные последствия
Попытки вывести страну из состояния хронического сельскохозяйственного кризиса были необходимы для успеха любых политических реформ. Без достаточного изобилия продовольствия и сельскохозяйственного сырья в СССР не могла дальше развиваться ни легкая, ни тяжелая промышленность. Сталин достигал видимого «единства» в стране с помощью неограниченного террора. Крупномасштабные стройки: возведение плотин, каналов, новых городов на Севере и на Дальнем Востоке, новых шахт, заводов, даже высотного здания университета – осуществлялись при Сталине прежде всего за счет рабского труда миллионов заключенных. Почти 25 % важнейших научных проектов и не менее 50 % научных проектов в области атомной энергии разрабатывались в специальных институтах МГБ и МВД заключенными специалистами и учеными. В течение 5–6 лет после окончания войны в разных районах страны на строительстве многих объектов использовался труд миллионов пленных немецких солдат. Положение начало постепенно меняться после ареста Берии. На смену рабскому труду должна была прийти нормальная промышленность и наука, а для этого следовало строить города, платить рабочим и служащим деньги и в достаточном количестве обеспечивать их продуктами питания, одеждой и жильем.
Даже робкие попытки наладить связи с другими странами в области научного и технического сотрудничества показали с предельной ясностью отставание СССР во многих отраслях, в СССР еще не было даже компьютеров самого простого типа, как и индустрии синтетических заменителей тканей и многого другого.
Когда Хрущев стал Первым секретарем партии в 1953 году, международные отношения были очень напряженными. Шел наиболее сложный период холодной войны. Продолжалась без видимого конца Корейская война, начавшаяся в 1950 году. До предела обострились отношения с Югославией, ссора Сталина с Тито отражалась еще в повседневной пропаганде против Югославии.
С большинством этих проблем Хрущев справился достаточно успешно, проявив инициативу. Эта инициатива, не столь заметная в быстром решении Корейского конфликта в 1953 году, была достаточно яркой в 1955 году, когда Хрущев и Микоян резко изменили отношение Советского Союза к Югославии, приехав в Белград и неожиданно для всех объявив многолетнюю трагическую ссору с Югославией результатом интриг Берии. (Всем было ясно, что ее главным виновником был Сталин, хотя и Берия, стремившийся установить через тайную полицию контроль над органами безопасности во всех восточно-европейских странах и не добившийся этого только в Югославии, играл, безусловно, не последнюю роль в возникшем в 1948 году конфликте.)
И все же самой главной внутренней проблемой для руководства партии и страны оставались в 1955 году политические заключенные, а следовательно, и весь период сталинских репрессий. В лагерях в 1955 году находилось не менее 3–4 миллионов человек, причем амнистировать виновных было легче, чем пересмотреть дела невиновных. В 1953 году, как уже упоминалось, была объявлена амнистия всех осужденных на сроки до 5 лет – то есть за бытовые преступления, а политические сроки начинались с 8 лет и кончались 25 годами лишения свободы. Министерство юстиции и Генеральная Прокуратура СССР были заполнены миллионами заявлений о реабилитациях и посмертных реабилитациях – их было не меньше 10–15 миллионов. Но юридическая система страны просто не могла справиться с пересмотром стольких дел, тем более что он осуществлялся в основном по нормам судопроизводства, с вызовом свидетелей, доносчиков, с попыткой опровержения обвинений путем вызова новых свидетелей и т. д. Пересмотр одного дела тянулся много месяцев, хотя было уже совершенно очевидно, что в лагерях томятся миллионы невиновных.
Нет никаких оснований считать, что после расстрела Берии и распространения «для партийного актива» расширенного текста «обвинительного заключения» по этому делу, Хрущев был уже готов к разоблачению преступлений Сталина, то есть к тому, что произошло на ХХ Съезде КПСС. В определенной степени это разоблачение стало результатом стихийного накопления сведений, которыми Хрущев и многие из видных партийных работников действительно не располагали в полном объеме. МВД и система лагерей были изолированы от партии, и у видных деятелей КПСС часто не было никакого желания вмешиваться в существование этой империи «Архипелаг ГУЛаг». Но когда суд над Берией решили провести по более строгим юридическим нормам, детали многих преступлений НКВД – МГБ неизбежно стали известны руководству партийного аппарата и Хрущеву. Следствие по делу Берии требовало свидетелей по всем периодам его деятельности и в первую очередь по тому периоду, когда он был секретарем ЦК Закавказья и Грузии. Но их почти не осталось, ведь после назначения на пост наркома НКВД Берия методично уничтожил почти всех, кто работал с ним в Закавказье. Таким образом, свидетелей приходилось разыскивать по лагерям. Были найдены живыми только двое: А. В. Снегов, при Берии, третий секретарь ЦК в Закавказье, и О. Г. Шатуновская, ранее бывшая на руководящей партийной работе в Азербайджане. Их доставили на самолете в Москву, чтобы они дали свидетельские показания, хотя они оставались заключенными (Снегов не сумел даже сменить форму арестанта). После суда над Берией А. В. Снегова реабилитировали, ему присвоили чин подполковника КГБ и назначили заместителем начальника политотдела ГУЛага. На этом посту он начал собирать документы, касающиеся преступлений Сталина и докладывать об этом лично Хрущеву.
После падения Хрущева Снегова уволили на пенсию, но он продолжал, уже как историк, искать свидетельства против Сталина, выступил с рядом лекций. Уже 70-летним пенсионером в 1967 году он был обвинен в антипартийной деятельности и снова исключен из КПСС. А. В. Снегов предоставил много интересных документов для книги по истории сталинизма, написанной одним из нас[17], в предисловии к которой автор выражает ему благодарность.
Как уже упоминалось, после ликвидации Берии начали реабилитировать в основном родственников и друзей партийных и других ответственных работников. Хрущев и сам распорядился освободить своих бывших сотрудников и друзей (по Украине, по военной работе). Например, в бытность свою Первым секретарем МК ВКП(б) он был очень дружен с Вторым секретарем С. Корытным и его женой. В 1937 году всю семью Корытных арестовали. Корытного расстреляли, но судьба семьи (жены и дочери) была неизвестной. По приказу Хрущева их разыскали и освободили из лагеря на Воркуте. Когда они вернулись в Москву, Хрущев долго расспрашивал их о системе лагерей. Всего в 1954–1955 годах было реабилитировано и освобождено только около 12 тысяч человек, в большинстве своем влиятельные в прошлом работники с большими связями, и их возвращение меняло атмосферу в среде партийной верхушки.
Особо важную роль сыграл официальный пересмотр «Ленинградского дела», и реабилитация Н. Вознесенского, П. Попкова, А. Кузнецова и тысяч других партийных работников в начале 1955 года сделала неизбежной цепную реакцию. Возвращавшиеся из лагерей после реабилитации восстанавливались в партии и получали назначения на ответственные должности. В 1955 году, в связи с нормализацией отношений с ФРГ и освобождением из советских тюрем и лагерей еще остававшихся там многих тысяч немецких военных, была проведена также амнистия советских граждан, арестованных и осужденных за разные формы сотрудничества с немецкими оккупационными властями, а чаще всего просто за то, что они работали по принуждению в Германии или на оккупированной территории. Но миллионы жертв сталинского террора все еще не были на свободе. Аппарат правосудия столь медленно рассматривал их дела, что могли пройти многие годы, прежде чем справедливость была бы восстановлена.
Под давлением этой проблемы ЦК КПСС пришел к очевидному пониманию того, что продолжать реабилитации невозможно без существенного пересмотра личной роли Сталина во всех репрессиях тридцатых и сороковых годов. Ни Хрущев в своих мемуарах, ни кто-нибудь другой не могут сейчас утверждать, что начало этой работы было связано именно с попыткой решительного разоблачения и дискредитации Сталина. Существовало мнение, которое разделял и Хрущев, что инициатива Сталина в ликвидации «левой» оппозиции Троцкого, «левых» и «правых» уклонов конца двадцатых годов (Зиновьев, Каменев, Рыков и другие), уничтожение Бухарина и многих других партийных лидеров, так или иначе выступавших против политики Сталина, была оправданной. Были, по их мнению, оправданными и жестокая коллективизация в сельском хозяйстве, и многие другие процессы конца двадцатых и начала тридцатых годов. Во всех этих репрессиях, не говоря уже о «славных» традициях ЧК в Гражданскую войну, виделось проявление неизбежной для всякой революции классовой борьбы, а кроме того Хрущев, Каганович, Булганин и почти все другие руководители Президиума ЦК КПСС принимали в них непосредственное участие, а многие партийные лидеры в ЦК КПСС и в компартиях союзных республик пришли к руководству партией после арестов или расстрелов их предшественников.
Но, помимо Троцкого, Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина и других членов реальных «оппозиций» (не реабилитированных, кстати, и до настоящего времени), в 1937–1939 годах и позднее были арестованы тысячи известных партийных и государственных руководителей и военных, которые никогда не участвовали ни в каких «оппозициях», всегда были верны «генеральной линии партии», подчеркивали свою преданность Ленину и Сталину, имели блестящие революционные и административные или военные биографии. Эти люди исчезали без «открытых» процессов, тихо, незаметно, так же, как исчез Н. Вознесенский. Вместе с тысячами известных деятелей партии (секретари обкомов, наркомы, члены аппарата ЦК и ЦК союзных республик, дипломаты, члены Исполкома Коминтерна и другие) были десятки тысяч менее известных, но также «чистых» партийных работников (секретари райкомов и парткомов, директора заводов, председатели колхозов и другие) и миллионы граждан: партийных, беспартийных, ученых, рабочих и крестьян.
В 1955 году ни Хрущев, ни многие из его коллег в ЦК КПСС действительно не имели представления о масштабах репрессий, но уже было ясно, что в данном вопросе следовало разобраться. Для этого была создана специальная комиссия при ЦК КПСС, которая должна была подготовить доклад с рекомендациями. Хотя задачи комиссии состояли в изучении многих аспектов террора сталинских времен, она была, без сомнения, предназначена прежде всего для того, чтобы представить всю картину репрессий в более или менее смягченном свете, чтобы, выделив и оправдав неизбежный и необходимый террор против внешних и внутренних врагов ленинской партии, осудить злоупотребления, которые коснулись и здоровой части партии. Именно поэтому состав комиссии был весьма умеренный и ее председателем стал П. Н. Поспелов, по существу, типичный сталинист и бывший председатель комиссии по составлению биографии И. Сталина. Весьма консервативный историк партии, доверенное лицо Сталина, участник многих актов массовых репрессий тридцатых годов (обосновывавший их с теоретической точки зрения, тесно связанной с практическими решениями), Поспелов был столь же неподходящим автором доклада о злоупотреблениях террором при Сталине, сколь он был неподходящим автором его биографии и истории партии.
Комиссия Поспелова, безусловно, готовила доклад для внутреннего использования в Президиуме ЦК КПСС, и именно поэтому он не мог скрыть множества незаконных расправ Сталина с известными партийными лидерами (Чубарь, Косиор, Постышев, Якир, Тухачевский и многие другие), бывшими членами сталинского Политбюро, членами пленумов ЦК ВКП(б), делегатами партийных съездов, секретарями обкомов и горкомов, работниками Исполкома Интернационала. Доклад комиссии просто не мог утаить этих актов произвола, так как они были хорошо известны членам ЦК КПСС, и в 1955 году именно судьба этих «верных ленинцев» в первую очередь была предметом расследования для Хрущева и его сторонников, ведь они понимали, что и сами всегда были под угрозой подобной расправы. Вопрос, таким образом, касался не реабилитации всех жертв сталинского террора, а судьбы «основного ленинского ядра» партии при Сталине, к которому Хрущев, Булганин, Микоян, Молотов, Ворошилов и Маленков относили самих себя и из которого были явно исключены Бухарин, Рыков, Зиновьев, Каменев, Троцкий и все другие участники открытых легальных оппозиций полудемократического периода в истории партии. А тем более не стоял вопрос о судьбе «буржуазной» интеллигенции, репрессированной в конце двадцатых годов, о судьбе «кулаков» и других «враждебных» социализму классов, да и просто миллионов осужденных в порядке плана невинных рядовых граждан.
Но и в этой ограниченной форме материалы комиссии Поспелова производили в 1955 году потрясающее впечатление и доказывали причастность Сталина к массовым репрессиям преданных делу социализма партийных и государственных работников и разгрому основной части военного руководства Красной Армии. По-видимому, никто из членов Президиума ЦК КПСС не имел в 1955 году истинного представления о масштабах сталинского террора по всей стране. Перед намеченным на февраль 1956 года ХХ Съездом КПСС эти материалы, безусловно, произвели сильное впечатление на членов Президиума ЦК КПСС, и те решили в главных выступлениях на съезде осторожно критиковать злоупотребления властью в период «культа личности», подтвердив строгое намерение нового руководства партии соблюдать социалистическую законность. Для более резкой критики были открыты преступления Берии, особенно в связи с «Ленинградским делом». В таком же стиле Хрущев составил и Отчетный доклад XX Съезду о работе ЦК КПСС и «Заключительное слово». Его специальный «секретный» доклад о преступлениях Сталина не стоял в официальной программе и формально не был одобрен ни Президиумом, ни пленумом ЦК.
Практически съезд закончился избранием нового состава ЦК КПСС и по традиции избранием Первого секретаря ЦК КПСС – Н. С. Хрущева. Состав Президиума ЦК, с распределением обязанностей, предлагал Первый секретарь – это была его прерогатива. В короткий отрезок времени перед избранием Президиума ЦК Хрущев имел возможность принять важное решение. И именно тогда он объявил о продолжении работы уже официально закрытого съезда (многие делегаты вернулись в зал заседаний из гостиниц) и зачитал свой исторический «секретный» доклад о преступлениях Сталина в так называемый период «культа личности». Доклад Хрущева, несомненно имевший колоссальный психологический эффект, не предлагался для дискуссии на съезде, делегаты, заслушав его доклад, разъехались.
«Секретность» доклада была, конечно, иллюзорной. Уже через несколько дней Секретариат ЦК КПСС дал директиву зачитать его текст на собраниях партийного актива по всей стране, затем на закрытых партийных собраниях, а спустя еще несколько дней и беспартийным, на собраниях рабочих, служащих, колхозников, студентов и даже учащихся старших классов средних школ. Текст доклада стал известен десяткам миллионов советских людей. Его копии были отправлены руководству всех коммунистических партий, как в социалистические, так и в капиталистические страны, и он был вскоре издан за границей почти на всех языках, включая русский.
В Советском Союзе в кругах интеллигенции доклад Хрущева был полностью поддержан и стал основой популярности Хрущева. После него уже стало невозможно затягивать процесс реабилитации жертв сталинского террора. Поскольку обычные юридические организации были не в состоянии быстро пересмотреть все дела (а доклад Хрущева не давал еще оснований для полной амнистии всех политических заключенных), то ЦК КПСС, Совет министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР специальным решением создали несколько десятков временных юридических комиссий, которые были наделены полномочиями быстрой реабилитации людей непосредственно в местах их заключения в сотнях лагерях ГУЛага. В результате большая часть жертв сталинского террора, еще находившихся в лагерях и тюрьмах в 1956 году, была освобождена, а миллионы других были реабилитированы посмертно. Хотя тысячи заключенных не вышли на свободу (пленные солдаты, служившие в немецкой армии во время войны, солдаты Бендеровской национальной армии, многие литовские партизаны 1945–1947 годов и ряд других категорий заключенных), в целом система ГУЛага была быстро ликвидирована.
Сотни тысяч вернувшихся из лагерей представителей интеллигенции и бывших партийных работников заметно изменили и атмосферу политической жизни в стране, особенно в Москве, в Ленинграде и в других культурных центрах. В отдельных случаях разоблачения Сталина вызывали напряжение иного характера. В Грузии, например, начались антихрущевские волнения против попыток разоблачения «великого сына грузинского народа». Волнения сопровождались столкновениями с войсками и жертвами. Очаги напряжения возникли в других социалистических странах, в Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии, в Чехословакии, Албании и в Китае. Для лидеров этих стран доклад Хрущева был полной неожиданностью. Хрущев не учел, что многие из них были ставленниками Сталина и Берии и что для укрепления своего собственного «культа» они пользовались теми же методами жестокого террора и не в далекие уже 1937–1938 годы, а в недавние, столь еще памятные времена 1948–1952 годов. Руководство компартий этих стран оказывало на ЦК КПСС сильное давление, чтобы остановить десталинизацию. Непосредственно в Президиуме ЦК КПСС Маленков, Каганович, Ворошилов и Молотов также стали в явную оппозицию новому курсу полной десталинизации. На ХХ Съезде в «секретном» докладе Хрущева содержались обвинения главным образом против Сталина, Ежова и Берии и ряда работников карательных органов. Неофициально высказывались мнения, что другие члены руководства, такие как Хрущев, Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, не только не принимали активного участия в репрессиях, но даже сдерживали Сталина. Сложная ситуация вокруг «секретного» доклада Хрущева, затрагивавшая и интересы влиятельных группировок в руководстве зарубежными компартиями, привела к отступлению Хрущева и принятию резолюции ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий», которую составили совместно Молотов, Маленков, Каганович и Ворошилов. Эта резолюция, опубликованная во всех газетах, отдавала должное заслугам Сталина перед партией, страной и международным революционным движением и старалась характеризовать его преступления лишь как злоупотребления властью. При этом масштабы этих злоупотреблений были уменьшены, и утверждалось, что основное «ленинское ядро» Центрального Комитета было сохранено и при Сталине и оно оказывало сдерживающее влияние на его деятельность, хотя и не было в состоянии удалить Сталина с его поста.
Однако эта умеренная резолюция уже не могла сдержать событий, вызванных докладом Хрущева. Волнения в Польше осенью 1956 года были непосредственно связаны с дискредитацией прежнего руководства Польской компартии и привели к радикальным изменениям в рядах Польского ЦК (приход к власти В. Гомулки). Более драматично развивались события в Венгрии, где кровавый террор ставленника Сталина и Берии Ракоши был еще свеж в памяти народа. Диктатура Венгерской компартии стала разваливаться очень быстро, и после долгих колебаний Хрущев отдал приказ о применении советских войск против венгерских повстанцев. Прежде чем принять это решение, он обратился к руководству всех стран Варшавского пакта и к руководству Китайской компартии с вопросом, возможно ли применить вооруженные силы для подавления восстания. Из всех стран, включая Польшу, были получены положительные ответы. Мао Цзэдун, одобряя необходимое использование вооруженных сил, упрекнул Хрущева за то, что совета у Китая он попросил слишком поздно – это нужно было сделать до того, как чернить на ХХ Съезде КПСС великого вождя международного рабочего движения, верного марксиста-ленинца товарища Сталина.
Даже робкие попытки наладить связи с другими странами в области научного и технического сотрудничества показали с предельной ясностью отставание СССР во многих отраслях, в СССР еще не было даже компьютеров самого простого типа, как и индустрии синтетических заменителей тканей и многого другого.
Когда Хрущев стал Первым секретарем партии в 1953 году, международные отношения были очень напряженными. Шел наиболее сложный период холодной войны. Продолжалась без видимого конца Корейская война, начавшаяся в 1950 году. До предела обострились отношения с Югославией, ссора Сталина с Тито отражалась еще в повседневной пропаганде против Югославии.
С большинством этих проблем Хрущев справился достаточно успешно, проявив инициативу. Эта инициатива, не столь заметная в быстром решении Корейского конфликта в 1953 году, была достаточно яркой в 1955 году, когда Хрущев и Микоян резко изменили отношение Советского Союза к Югославии, приехав в Белград и неожиданно для всех объявив многолетнюю трагическую ссору с Югославией результатом интриг Берии. (Всем было ясно, что ее главным виновником был Сталин, хотя и Берия, стремившийся установить через тайную полицию контроль над органами безопасности во всех восточно-европейских странах и не добившийся этого только в Югославии, играл, безусловно, не последнюю роль в возникшем в 1948 году конфликте.)
И все же самой главной внутренней проблемой для руководства партии и страны оставались в 1955 году политические заключенные, а следовательно, и весь период сталинских репрессий. В лагерях в 1955 году находилось не менее 3–4 миллионов человек, причем амнистировать виновных было легче, чем пересмотреть дела невиновных. В 1953 году, как уже упоминалось, была объявлена амнистия всех осужденных на сроки до 5 лет – то есть за бытовые преступления, а политические сроки начинались с 8 лет и кончались 25 годами лишения свободы. Министерство юстиции и Генеральная Прокуратура СССР были заполнены миллионами заявлений о реабилитациях и посмертных реабилитациях – их было не меньше 10–15 миллионов. Но юридическая система страны просто не могла справиться с пересмотром стольких дел, тем более что он осуществлялся в основном по нормам судопроизводства, с вызовом свидетелей, доносчиков, с попыткой опровержения обвинений путем вызова новых свидетелей и т. д. Пересмотр одного дела тянулся много месяцев, хотя было уже совершенно очевидно, что в лагерях томятся миллионы невиновных.
Нет никаких оснований считать, что после расстрела Берии и распространения «для партийного актива» расширенного текста «обвинительного заключения» по этому делу, Хрущев был уже готов к разоблачению преступлений Сталина, то есть к тому, что произошло на ХХ Съезде КПСС. В определенной степени это разоблачение стало результатом стихийного накопления сведений, которыми Хрущев и многие из видных партийных работников действительно не располагали в полном объеме. МВД и система лагерей были изолированы от партии, и у видных деятелей КПСС часто не было никакого желания вмешиваться в существование этой империи «Архипелаг ГУЛаг». Но когда суд над Берией решили провести по более строгим юридическим нормам, детали многих преступлений НКВД – МГБ неизбежно стали известны руководству партийного аппарата и Хрущеву. Следствие по делу Берии требовало свидетелей по всем периодам его деятельности и в первую очередь по тому периоду, когда он был секретарем ЦК Закавказья и Грузии. Но их почти не осталось, ведь после назначения на пост наркома НКВД Берия методично уничтожил почти всех, кто работал с ним в Закавказье. Таким образом, свидетелей приходилось разыскивать по лагерям. Были найдены живыми только двое: А. В. Снегов, при Берии, третий секретарь ЦК в Закавказье, и О. Г. Шатуновская, ранее бывшая на руководящей партийной работе в Азербайджане. Их доставили на самолете в Москву, чтобы они дали свидетельские показания, хотя они оставались заключенными (Снегов не сумел даже сменить форму арестанта). После суда над Берией А. В. Снегова реабилитировали, ему присвоили чин подполковника КГБ и назначили заместителем начальника политотдела ГУЛага. На этом посту он начал собирать документы, касающиеся преступлений Сталина и докладывать об этом лично Хрущеву.
После падения Хрущева Снегова уволили на пенсию, но он продолжал, уже как историк, искать свидетельства против Сталина, выступил с рядом лекций. Уже 70-летним пенсионером в 1967 году он был обвинен в антипартийной деятельности и снова исключен из КПСС. А. В. Снегов предоставил много интересных документов для книги по истории сталинизма, написанной одним из нас[17], в предисловии к которой автор выражает ему благодарность.
Как уже упоминалось, после ликвидации Берии начали реабилитировать в основном родственников и друзей партийных и других ответственных работников. Хрущев и сам распорядился освободить своих бывших сотрудников и друзей (по Украине, по военной работе). Например, в бытность свою Первым секретарем МК ВКП(б) он был очень дружен с Вторым секретарем С. Корытным и его женой. В 1937 году всю семью Корытных арестовали. Корытного расстреляли, но судьба семьи (жены и дочери) была неизвестной. По приказу Хрущева их разыскали и освободили из лагеря на Воркуте. Когда они вернулись в Москву, Хрущев долго расспрашивал их о системе лагерей. Всего в 1954–1955 годах было реабилитировано и освобождено только около 12 тысяч человек, в большинстве своем влиятельные в прошлом работники с большими связями, и их возвращение меняло атмосферу в среде партийной верхушки.
Особо важную роль сыграл официальный пересмотр «Ленинградского дела», и реабилитация Н. Вознесенского, П. Попкова, А. Кузнецова и тысяч других партийных работников в начале 1955 года сделала неизбежной цепную реакцию. Возвращавшиеся из лагерей после реабилитации восстанавливались в партии и получали назначения на ответственные должности. В 1955 году, в связи с нормализацией отношений с ФРГ и освобождением из советских тюрем и лагерей еще остававшихся там многих тысяч немецких военных, была проведена также амнистия советских граждан, арестованных и осужденных за разные формы сотрудничества с немецкими оккупационными властями, а чаще всего просто за то, что они работали по принуждению в Германии или на оккупированной территории. Но миллионы жертв сталинского террора все еще не были на свободе. Аппарат правосудия столь медленно рассматривал их дела, что могли пройти многие годы, прежде чем справедливость была бы восстановлена.
Под давлением этой проблемы ЦК КПСС пришел к очевидному пониманию того, что продолжать реабилитации невозможно без существенного пересмотра личной роли Сталина во всех репрессиях тридцатых и сороковых годов. Ни Хрущев в своих мемуарах, ни кто-нибудь другой не могут сейчас утверждать, что начало этой работы было связано именно с попыткой решительного разоблачения и дискредитации Сталина. Существовало мнение, которое разделял и Хрущев, что инициатива Сталина в ликвидации «левой» оппозиции Троцкого, «левых» и «правых» уклонов конца двадцатых годов (Зиновьев, Каменев, Рыков и другие), уничтожение Бухарина и многих других партийных лидеров, так или иначе выступавших против политики Сталина, была оправданной. Были, по их мнению, оправданными и жестокая коллективизация в сельском хозяйстве, и многие другие процессы конца двадцатых и начала тридцатых годов. Во всех этих репрессиях, не говоря уже о «славных» традициях ЧК в Гражданскую войну, виделось проявление неизбежной для всякой революции классовой борьбы, а кроме того Хрущев, Каганович, Булганин и почти все другие руководители Президиума ЦК КПСС принимали в них непосредственное участие, а многие партийные лидеры в ЦК КПСС и в компартиях союзных республик пришли к руководству партией после арестов или расстрелов их предшественников.
Но, помимо Троцкого, Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина и других членов реальных «оппозиций» (не реабилитированных, кстати, и до настоящего времени), в 1937–1939 годах и позднее были арестованы тысячи известных партийных и государственных руководителей и военных, которые никогда не участвовали ни в каких «оппозициях», всегда были верны «генеральной линии партии», подчеркивали свою преданность Ленину и Сталину, имели блестящие революционные и административные или военные биографии. Эти люди исчезали без «открытых» процессов, тихо, незаметно, так же, как исчез Н. Вознесенский. Вместе с тысячами известных деятелей партии (секретари обкомов, наркомы, члены аппарата ЦК и ЦК союзных республик, дипломаты, члены Исполкома Коминтерна и другие) были десятки тысяч менее известных, но также «чистых» партийных работников (секретари райкомов и парткомов, директора заводов, председатели колхозов и другие) и миллионы граждан: партийных, беспартийных, ученых, рабочих и крестьян.
В 1955 году ни Хрущев, ни многие из его коллег в ЦК КПСС действительно не имели представления о масштабах репрессий, но уже было ясно, что в данном вопросе следовало разобраться. Для этого была создана специальная комиссия при ЦК КПСС, которая должна была подготовить доклад с рекомендациями. Хотя задачи комиссии состояли в изучении многих аспектов террора сталинских времен, она была, без сомнения, предназначена прежде всего для того, чтобы представить всю картину репрессий в более или менее смягченном свете, чтобы, выделив и оправдав неизбежный и необходимый террор против внешних и внутренних врагов ленинской партии, осудить злоупотребления, которые коснулись и здоровой части партии. Именно поэтому состав комиссии был весьма умеренный и ее председателем стал П. Н. Поспелов, по существу, типичный сталинист и бывший председатель комиссии по составлению биографии И. Сталина. Весьма консервативный историк партии, доверенное лицо Сталина, участник многих актов массовых репрессий тридцатых годов (обосновывавший их с теоретической точки зрения, тесно связанной с практическими решениями), Поспелов был столь же неподходящим автором доклада о злоупотреблениях террором при Сталине, сколь он был неподходящим автором его биографии и истории партии.
Комиссия Поспелова, безусловно, готовила доклад для внутреннего использования в Президиуме ЦК КПСС, и именно поэтому он не мог скрыть множества незаконных расправ Сталина с известными партийными лидерами (Чубарь, Косиор, Постышев, Якир, Тухачевский и многие другие), бывшими членами сталинского Политбюро, членами пленумов ЦК ВКП(б), делегатами партийных съездов, секретарями обкомов и горкомов, работниками Исполкома Интернационала. Доклад комиссии просто не мог утаить этих актов произвола, так как они были хорошо известны членам ЦК КПСС, и в 1955 году именно судьба этих «верных ленинцев» в первую очередь была предметом расследования для Хрущева и его сторонников, ведь они понимали, что и сами всегда были под угрозой подобной расправы. Вопрос, таким образом, касался не реабилитации всех жертв сталинского террора, а судьбы «основного ленинского ядра» партии при Сталине, к которому Хрущев, Булганин, Микоян, Молотов, Ворошилов и Маленков относили самих себя и из которого были явно исключены Бухарин, Рыков, Зиновьев, Каменев, Троцкий и все другие участники открытых легальных оппозиций полудемократического периода в истории партии. А тем более не стоял вопрос о судьбе «буржуазной» интеллигенции, репрессированной в конце двадцатых годов, о судьбе «кулаков» и других «враждебных» социализму классов, да и просто миллионов осужденных в порядке плана невинных рядовых граждан.
Но и в этой ограниченной форме материалы комиссии Поспелова производили в 1955 году потрясающее впечатление и доказывали причастность Сталина к массовым репрессиям преданных делу социализма партийных и государственных работников и разгрому основной части военного руководства Красной Армии. По-видимому, никто из членов Президиума ЦК КПСС не имел в 1955 году истинного представления о масштабах сталинского террора по всей стране. Перед намеченным на февраль 1956 года ХХ Съездом КПСС эти материалы, безусловно, произвели сильное впечатление на членов Президиума ЦК КПСС, и те решили в главных выступлениях на съезде осторожно критиковать злоупотребления властью в период «культа личности», подтвердив строгое намерение нового руководства партии соблюдать социалистическую законность. Для более резкой критики были открыты преступления Берии, особенно в связи с «Ленинградским делом». В таком же стиле Хрущев составил и Отчетный доклад XX Съезду о работе ЦК КПСС и «Заключительное слово». Его специальный «секретный» доклад о преступлениях Сталина не стоял в официальной программе и формально не был одобрен ни Президиумом, ни пленумом ЦК.
Практически съезд закончился избранием нового состава ЦК КПСС и по традиции избранием Первого секретаря ЦК КПСС – Н. С. Хрущева. Состав Президиума ЦК, с распределением обязанностей, предлагал Первый секретарь – это была его прерогатива. В короткий отрезок времени перед избранием Президиума ЦК Хрущев имел возможность принять важное решение. И именно тогда он объявил о продолжении работы уже официально закрытого съезда (многие делегаты вернулись в зал заседаний из гостиниц) и зачитал свой исторический «секретный» доклад о преступлениях Сталина в так называемый период «культа личности». Доклад Хрущева, несомненно имевший колоссальный психологический эффект, не предлагался для дискуссии на съезде, делегаты, заслушав его доклад, разъехались.
«Секретность» доклада была, конечно, иллюзорной. Уже через несколько дней Секретариат ЦК КПСС дал директиву зачитать его текст на собраниях партийного актива по всей стране, затем на закрытых партийных собраниях, а спустя еще несколько дней и беспартийным, на собраниях рабочих, служащих, колхозников, студентов и даже учащихся старших классов средних школ. Текст доклада стал известен десяткам миллионов советских людей. Его копии были отправлены руководству всех коммунистических партий, как в социалистические, так и в капиталистические страны, и он был вскоре издан за границей почти на всех языках, включая русский.
В Советском Союзе в кругах интеллигенции доклад Хрущева был полностью поддержан и стал основой популярности Хрущева. После него уже стало невозможно затягивать процесс реабилитации жертв сталинского террора. Поскольку обычные юридические организации были не в состоянии быстро пересмотреть все дела (а доклад Хрущева не давал еще оснований для полной амнистии всех политических заключенных), то ЦК КПСС, Совет министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР специальным решением создали несколько десятков временных юридических комиссий, которые были наделены полномочиями быстрой реабилитации людей непосредственно в местах их заключения в сотнях лагерях ГУЛага. В результате большая часть жертв сталинского террора, еще находившихся в лагерях и тюрьмах в 1956 году, была освобождена, а миллионы других были реабилитированы посмертно. Хотя тысячи заключенных не вышли на свободу (пленные солдаты, служившие в немецкой армии во время войны, солдаты Бендеровской национальной армии, многие литовские партизаны 1945–1947 годов и ряд других категорий заключенных), в целом система ГУЛага была быстро ликвидирована.
Сотни тысяч вернувшихся из лагерей представителей интеллигенции и бывших партийных работников заметно изменили и атмосферу политической жизни в стране, особенно в Москве, в Ленинграде и в других культурных центрах. В отдельных случаях разоблачения Сталина вызывали напряжение иного характера. В Грузии, например, начались антихрущевские волнения против попыток разоблачения «великого сына грузинского народа». Волнения сопровождались столкновениями с войсками и жертвами. Очаги напряжения возникли в других социалистических странах, в Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии, в Чехословакии, Албании и в Китае. Для лидеров этих стран доклад Хрущева был полной неожиданностью. Хрущев не учел, что многие из них были ставленниками Сталина и Берии и что для укрепления своего собственного «культа» они пользовались теми же методами жестокого террора и не в далекие уже 1937–1938 годы, а в недавние, столь еще памятные времена 1948–1952 годов. Руководство компартий этих стран оказывало на ЦК КПСС сильное давление, чтобы остановить десталинизацию. Непосредственно в Президиуме ЦК КПСС Маленков, Каганович, Ворошилов и Молотов также стали в явную оппозицию новому курсу полной десталинизации. На ХХ Съезде в «секретном» докладе Хрущева содержались обвинения главным образом против Сталина, Ежова и Берии и ряда работников карательных органов. Неофициально высказывались мнения, что другие члены руководства, такие как Хрущев, Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, не только не принимали активного участия в репрессиях, но даже сдерживали Сталина. Сложная ситуация вокруг «секретного» доклада Хрущева, затрагивавшая и интересы влиятельных группировок в руководстве зарубежными компартиями, привела к отступлению Хрущева и принятию резолюции ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий», которую составили совместно Молотов, Маленков, Каганович и Ворошилов. Эта резолюция, опубликованная во всех газетах, отдавала должное заслугам Сталина перед партией, страной и международным революционным движением и старалась характеризовать его преступления лишь как злоупотребления властью. При этом масштабы этих злоупотреблений были уменьшены, и утверждалось, что основное «ленинское ядро» Центрального Комитета было сохранено и при Сталине и оно оказывало сдерживающее влияние на его деятельность, хотя и не было в состоянии удалить Сталина с его поста.
Однако эта умеренная резолюция уже не могла сдержать событий, вызванных докладом Хрущева. Волнения в Польше осенью 1956 года были непосредственно связаны с дискредитацией прежнего руководства Польской компартии и привели к радикальным изменениям в рядах Польского ЦК (приход к власти В. Гомулки). Более драматично развивались события в Венгрии, где кровавый террор ставленника Сталина и Берии Ракоши был еще свеж в памяти народа. Диктатура Венгерской компартии стала разваливаться очень быстро, и после долгих колебаний Хрущев отдал приказ о применении советских войск против венгерских повстанцев. Прежде чем принять это решение, он обратился к руководству всех стран Варшавского пакта и к руководству Китайской компартии с вопросом, возможно ли применить вооруженные силы для подавления восстания. Из всех стран, включая Польшу, были получены положительные ответы. Мао Цзэдун, одобряя необходимое использование вооруженных сил, упрекнул Хрущева за то, что совета у Китая он попросил слишком поздно – это нужно было сделать до того, как чернить на ХХ Съезде КПСС великого вождя международного рабочего движения, верного марксиста-ленинца товарища Сталина.