Журавлёва Зоя. Путька

   Путька протягивает маме правую лапу. В белой тапочке.
   — А теперь — левую, — говорит мама.
   Путька ей левую даёт.
   — Это потому, — говорит мама, — что я его по порядку спрашиваю. А то он сразу же собьётся. Левую!
   Путька ей опять левую даёт. Она у него тоже в белой тапочке. Только эта тапочка побольше, как носочек.
   — Он случайно угадал, — говорит мама. — Правую!
   Пожалуйста. Путька ей правую даёт.
   — М-м, — говорит мама, — неплохо. Но это всё-таки не сознательное «здравствуйте», а просто рефлекс.
   Она протягивает Путьке сахар. Путька не хочет маму обидеть. Он вежливый. Он одними губами берёт. Осторожно.
   — Вот видишь, — говорит мне мама. — Он для этого и старался!
   Путька сахар за щеку спрятал и на маму смотрит. Что она дальше придумает? Но мама уже отвернулась. Зачем только он этот сахар взял! Теперь мама подумает, что у него рефлекс.
   Как только мама отвернулась, Путька сахар тихонько выплюнул. Он у него чуть-чуть намок за щекой. Но кусочек остался целый. Путька его на пол положил. Потом попил немножко. А то у него во рту сладко. Так долго сахар за щекой держал! И сразу в свой угол ушёл. Повернулся к нам спиной.
   — Ага! — говорю я.
   — Это ещё что? — говорит мама. — Возьми сейчас же!
   Маме, конечно, обидно. Она Путьку наградила, а он не хочет. И ещё спиной поворачивается.
   — Бери! — говорит мама. — Я кому говорю!
   У Путьки уши острые, они всегда торчком стоят. А сейчас он их опустил. Как будто они у него отдыхают. Он ими как будто не слышит. Только хвост по полу — тук, тук! И снова — тук!
   — Ага, — говорю я, — у него вовсе рефлекса нет! Он на рефлекс обиделся.
   — Новости какие, — говорит мама. — Путька!
   Путька обернулся и так на маму грустно посмотрел.
   — Скажите пожалуйста, какие у него глаза персидские, — говорит мама. — Ты что, правда обиделся?
   Путька вдруг заморгал-заморгал…
   — Ну, извини, пожалуйста, — говорит мама.
   — Ага! — говорю я.
   — А ты чего подзуживаешь? — говорит мама. — На тебя вот положиться нельзя — не то что на Путьку. Может, ты всё-таки соизволишь пол подмести?
   — Соизволю! — говорю я. — Сейчас! Мне просто очень некогда было. Мы веточку учились носить. Потом…
   — Скажите пожалуйста! — говорит мама. — Ты самый занятой человек в институтском посёлке!

МАРШ ОТСЮДА!

   — Строители наконец дом сдают, — сказала тётя Клава.
   Мы с Димкой сразу побежали смотреть. И Путька с нами побежал. Интересно ведь: как они его сдают? Хорошо, что мы услышали. А ведь могли прозевать! Строители бы его без нас сдали. Они целое лето дом строили. Там сначала яма была. Потом столько кирпичей привезли! И ещё рамы. На них окна делают.
   Этот дом столько народу строило! Мимо идёшь, а они сидят на досках и курят. Потом друг другу что-то кричат. Машины ходят…
   Дом большой получился, в два этажа. Весь каменный, как в городе. Даже клумбу каменную сделали перед домом. Такая клумба не рассыплется. В ней цветы будут жить.
   А с крыши трубы висят. Почти до самой земли. Если нагнуться, можно под трубой сесть. Когда начинается дождь, вот когда надо под трубу забраться. Всюду дождь, а под трубой ещё совсем сухо. И гудит. Потом как сразу польётся! Это весь дождь в трубу вошёл. Тогда надо быстро выскочить. Уже везде солнце, а из трубы дождь льёт.
   Но сейчас дождя нет, неинтересно.
   Мы вокруг дома три раза обошли. Путька дом нюхал. И потом даже кашлял. Будто ему не в то горло попало. Так сильно новый дом пахнет. Мы Путьку по спине стукали, чтобы он прокашлялся.
   — Давай квартиры смотреть, — сказал Димка.
   Мы тут жить будем. Надо посмотреть! Строители дом сдают, а нигде нет никого. Они, наверное, внутри его сдают. Так и опоздать можно.
   Нас дверь чуть не прищемила. Такая быстрая! Не успеешь открыть, уже захлопнулась.
   Если мы сюда переедем, то в эту дверь бегом придётся бегать.
   — Тут толстые люди не смогут жить, — сказал Димка. — Баба Рита ни за что не пролезет. Её дверью зажмёт.
   На лестнице тоже никого не было. Мы вежливо постучали в квартиру. Потом Путька носом толкнулся, и мы все вошли. Мы попали в зелёный коридор. Такой зелёный, будто через зелёное стекло смотришь. Или ныряешь с открытыми глазами. Димка умеет нырять, а у меня не получается.
   — Ээээ! — крикнул Димка.
   Путька дальше, в комнату, побежал. Мы смотрим — ему почему-то трудно бежать. Он ногами прилепляется к полу. И за ним следы остаются. Я даже к стенке хотела прислониться, чтобы удобнее смотреть. Так смешно бежит, через силу.
   — Осторожней, девочка! — вдруг сказали сзади.
   Мы с Димкой так и вздрогнули. Мы не заметили, как женщина вошла. В больших варежках, как зимой. В платке и в тёплых штанах. Странная такая. Кричит.
   — Вы что стенки вытираете? — кричит. — Они же покрашены! Они ещё не просохли!
   — Вы кто? — спросили мы с Димкой.
   — Маляр, — сказала она. — А вот вы что делаете на объекте? Тут нельзя ходить!
   — Мы тут жить будем, — сказал Димка. — Это наш дом!
   — Когда въедете, тогда и ходите, — сказала женщина. — А сейчас марш отсюда!

   «Ррра!» — сказал Путька.
   Он всю комнату обошёл и вернулся в коридор. Ему уже надоело смотреть. Совсем пустая комната. Ничего нет, одни углы.
   — А собаку кто пустил? — сказала женщина. — Чья собака?
   — Это же Путька, — сказал Димка.
   Тут женщина увидела Путькины следы, белые на тёмном. И так стала кричать! Ужасно расстроилась. Она кричала, что теперь придётся заново перекрашивать. Что они этот дом никогда не сдадут! А нашим родителям горя мало!
   Я уши зажала — так она кричала. То зажму, то отпущу. И в ушах — шу! шу-шу! А слов уже не слышно. А Путька лапы себе лизал. Он их в комнате испачкал. Теперь придётся мыть. Мы его в старой ванночке моем. Я из неё уже выросла. Путька сначала так дрожал, когда мама его мылила. Прямо трясся. Боялся, что мыло в глаза попадёт. Теперь он привык. Как скажешь: «Путька, мыться!» — он прыгать начинает. И хвостом крутит. Мама его осторожно мылит.
   — А когда вы к нам придёте, — сказал Димка, — мы на вас тоже будем кричать. Вот!
   — Иди-иди! — сказала женщина.
   И мы домой пошли. Какая она! Мы только хотели посмотреть, как дом сдают. А они вовсе не сдают! Они его никогда не сдадут, она сама сказала. Мы решили маме и тёте Клаве ничего не говорить. Они ведь так ждут, когда дом сдадут.
   — Нагулялись? — спросила мама.
   Мы с Димкой сразу закивали, чтобы она не подумала, будто мы к новому дому ходили.
   Путька на свой матрас залез и ноги под себя спрятал. А то увидят, что ноги у него в краске.

КАК МЫ «ПЕРЕЕЗЖАЛИ»

   Мы с Димкой тихо стали играть.
   Потом к нам тётя Клава пришла и Димкин папа. Все стали пить чай с вареньем. Мама жалела, что у неё варенье переварилось. Но тётя Клава сказала, что она только такое варенье и признаёт, густое. Сладкое! Маме грех на себя обижаться, она — хозяйка! А вот тётя Клава совсем не хозяйка, у неё руки-крюки.
   Димкин папа сказал, что совсем не крюки, он любое варенье любит. Лишь бы было.
   Потом они про дом заговорили.
   — Строители наконец раскачались, — сказала тётя Клава. — А то зима на носу.
   — Сунули в эти сараи, и живи! — сказала мама. — А у нас дети маленькие!
   Если бы не дети, тогда и разговору бы не было. А директор не понимает. Ещё, слава богу, что двухэтажный успели построить, просто не верится! Ведь там почти все удобства. Можно по-человечески жить. Не нужно возиться с печами. Печи столько сил отнимают! В новом доме, слава богу, паровое отопление.
   — Какие ещё соседи попадутся, — сказала тётя Клава.
   В новом доме большие квартиры. Такой неудачный дом! Нужно бы каждой семье отдельную квартиру. А там по четыре комнаты. Не будет же мама занимать четыре комнаты! Ей просто некогда пыль вытирать в четырёх комнатах. И тёте Клаве такая большая квартира ни к чему. Хотя Димкиному папе нужен кабинет. Ведь он работает над дис-сер-та-ци-ей. Это не шуточки!
   — Место для дома не очень удачно выбрано, — сказала мама.
   — Что говорить! — сказала тётя Клава. — Если ветер с озера, никакие стены не выдержат. Сейчас так плохо строят!
   Вот у нас в городе были стены — с мамину руку толщиной. Рука у мамы вон какая длинная. Такие толстые были стены. Теперь разве так строят? У нас же в городе был старый дом! А потолки? Разве сейчас строят хорошие потолки? Димкин папа рукой достаёт, — куда это годится? Ребёнка нельзя на плечи посадить!
   — Ну, вот здесь, положим, не достаю, — сказал Димкин папа.
   Здесь он, конечно, не достаёт. Наш домик на совесть сделан! Он, правда, сельского типа, но это не имеет значения. Грех жаловаться! Если бы в нашем доме были все удобства, тогда и разговору бы не было!
   — А сирень какая под окном! — сказала мама. — Прямо белые звёзды. Никогда такой не видала. Выйдешь на крыльцо, и сразу такой простор, прямо дух захватывает. На минутку выйдешь, даже если просто за дровами, и то отдыхаешь душой. Никаких крыш и заборов. Воздух прозрачный. Озеро синей, чем небо. И закаты… Земляника даже под крыльцом цвела, помните?.. Детям раздолье, — продолжала мама. — У меня Таточка так поздоровела!
   — Дым Алексеич даже на крымском солнце так ровно не загорал, — сказала тётя Клава.
   — Место очень здоровое, — сказала мама. — Песок и сосны.
   Наши двухквартирные дома так удачно расположены! А новый дом окнами на институт смотрит. Вот уж действительно вид! И совсем близко от него болото. Болото, правда, маленькое и почти совсем пересохло, но всё-таки болото. Там от комаров не отобьёшься. Дети постоянно будут с мокрыми ногами.
   — У нас ведь собака, — сказала мама. — Ума не приложу, как мы там устроимся с Путькой.
   — Зато удобства, — улыбнулся Димкин папа. И положил себе варенья.
   Мама с тётей Клавой так разговаривают, что им некогда варенье есть. Они даже чай никак не выпьют. А Димка на блюдечко дует. По блюдечку настоящие волны ходят и даже выплёскиваются на скатерть. Я Димку от мамы загораживаю, чтобы он спокойно дул. Он шторм делает. Как на озере.
   — А что эти удобства? — сказала мама.
   В конце концов, паровое отопление ничего не решает. С печами даже лучше. По крайней мере, всегда можно натопить. А паровое отопление в морозы едва дышит. Когда жарко, оно, наоборот, вовсю греет, у нас в городе так бывало.
   — Были бы дрова, — говорит тётя Клава. — Печку недолго затопить.
   Вот если бы в новом доме была ванна! Но ванны там нет, что говорить. А без ванны всё равно неудобства. При переездах всегда столько трудностей! Даже если на двести метров надо переехать! Только-только обжились…
   — А наши дома на днях утеплять будут, — говорит тётя Клава. — Сама видела приказ. Потом сюда заместителя директора вселят. Ну этого, нового…
   — Вот как? — говорит мама. — Подходящий домик выбрал. Что же он в двухэтажный не едет?
   — Какие вы странные, — сказал Димкин папа. — Сами же говорили, что вам тут неудобно!
   — Детям здесь удобно, — говорит мама.
   Главное, что нам с Димкой тут удобно. А там ещё неизвестно, как будет. Если наш дом обошьют изнутри и снаружи, он выдержит любую зиму. У Димкиного папы и тут неплохой кабинет…
   — Не знаю, как ты, Галя, — говорит тётя Клава, — а я — нет!
   — Пусть туда новенькие вселяются, — говорит мама, — им всё равно.
   — Конечно, — говорит тётя Клава. — Дмитрий, ты всю скатерть залил!
   Я так обрадовалась, что мы в нашем доме останемся, даже Димку забыла заслонять. У нас же сирень под окном! У нас мыши в кладовке! Живые! У нас паучок под столом, он качается. Мы на крыльце душой отдыхаем! Зачем нам уезжать?
   Мама тоже довольна. Она даже Димку не ругает за скатерть.
   — Пустяки, — говорит мама. — Подумаешь, скатерть! Просто чудо, что мы вот так вместе живём. Соседи, а как родные! Путька, — говорит мама, — иди сюда! Ты почему так тихо сидишь?
   Путька виляет хвостом из угла. На столе так много всякой еды! Он бы с удовольствием вышел, но у него ноги грязные. Ему ковёр не хочется пачкать. Но если мама зовёт…
   Путька идёт через комнату. Он прямо на цыпочках идёт. Но всё равно следы остаются.
   — Тата, — говорит мама, — объясни мне, пожалуйста, где бегал Путька? Он весь в грязи!
   — Гм! — говорит Димкин папа. — Если не ошибаюсь, это краска.
   — А догадайся — откуда? — кричит Димка. — Ну, откуда?
   — Если не ошибаюсь, — говорит Димкин папа, — из нового дома.
   — А как ты догадался? — кричит Димка.
   — Как вы догадались? — кричу я. — Как?!
   — Они когда-нибудь голову себе сломают, — говорит мама.
   — Мы квартиры смотрели! — кричим мы.
   — Понравились? — спрашивает тётя Клава.
   — Нет! — кричим мы с Димкой. — Там коридор зелёный! Там дверь дерётся! Там тётка злая! Она этот дом никогда не сдаст!

   Но строители новый дом всё-таки сдали. Если бы они его днём сдавали, мы бы увидели. Они его, наверное, ночью сдали. Вдруг сразу жильцов понаехало! С узлами. Кровати с собой тащат. И всё время воду пьют. У нас целый графин выпили. И всё просят и просят. Не буду же я им сырую воду давать! Хотя один дяденька даже из озера пил. Честное слово! Я сама видела. И до сих пор здоровый, всё на работу ходит.

НИНОЧКА ИЗ НОВОГО ДОМА

   У нашего крыльца стоит рябина. Нам Димкин папа сорвал кисточку, чтобы попробовать. Рябина такая яркая. До неё дотронуться страшно, как до лампочки! А горькая! И ещё кислая. Я целый лимон могу сразу съесть, а рябину — только две ягодки.
   Мы теперь ждём, когда её морозом ударит. Димкин папа сказал, что тогда рябина будет сладкая. И мы стали морозов ждать.
   А сколько ещё ждать? Даже в пальто ещё жарко ходить. Какие же морозы? А в платье холодно. Мне мама лыжный костюм купила. Вот я в нём сейчас хожу. Всем нравится. У меня на куртке козлята вышиты. Они рожками здороваются. Козлята белые, мохнатые, а весь костюм — синий. А у Димки — красный. Разве сравнить? Конечно, синий красивее.
   Мы с Путькой на улице гуляем. Путька от меня не отходит. Ему так костюм нравится! Он на минуту не может отойти. Всё просит, чтобы я козлят показывала. Встанет на задние лапы, передние на меня поставит. И вот козлят разглядывает. Они с рожками. У них копытца. Они белые!
   Путька мне куртку немножко испачкал, но совсем незаметно.
   Я в озере куртку отмывала. Пусть теперь сохнет.
   К нам новенькая девочка подходит. Из двухэтажного дома. Мы с ней ещё не успели познакомиться. Туда столько детей приехало! Я эту девочку пока только издалека видела. У неё платье как рейтузы. Всё вязаное.
   И ещё — косы. Такие толстые косы. Она косами размахивает. Длинные.
   — Мальчик, это твоя собака? — говорит девочка. — Она не кусается?
   — Я не мальчик, я Тата. А тебя как звать?
   — Ниночка, — говорит девочка. — А почему у тебя волосы такие короткие?
   Подумаешь — короткие! У меня, может, ещё длиннее бы косы были. Но меня мама летом стрижёт. Она мне чёлку оставляет и сзади чуть-чуть. Пусть моя голова тоже загорает! А зимой у меня так быстро волосы растут. Прямо до плеч. Мама меня зимой не стрижёт. И тут как раз лето. Если бы две зимы подряд шли, я бы вся в косах была.
   — У меня очень волосы тяжёлые, — объясняю я, — у меня от них голова болит.
   — А у меня волосы лёгкие, — хвалится Ниночка, — я их нисколько не чувствую. Прямо как пух, такие у меня волосы.
   — А у нас в подушке тоже пух есть, — говорю я.
   Потом мы стали вместе играть. Мы играли в дочки-матери. Я была мать, а Ниночка как будто моя дочка. Путька у нас был сын. Я Ниночку заставляла с ним гулять. Но она боится. Вдруг он её укусит? А мне так некогда! Мне в институт надо бежать. У меня там опыты. Я Ниночке на обед рябину сварила. В ней столько витаминов! Очень полезно. А она не хочет есть. Она уже где-то конфет наелась. И Путька рябину есть не стал. Он пожевал и выплюнул.
   Я про Ниночку всё узнала. У неё братик есть. Он ещё даже ходить сам не умеет. Ему целый год, а он не хочет ходить. Бабушка с ним прямо измучилась. Он ей все руки отсидел.
   Они раньше в Пушкине жили. Это такой город. Там одни парки. В парке Пушкин сидит на скамейке. За голову рукой держится.
   Мы с Ниночкой хорошо познакомились.
   Только она всё предсказывает. Это мне не очень понравилось. Ещё ничего не случилось, а она уже предсказывает. Как она всё заранее знает?
   Я на доске стала качаться, а Ниночка сразу говорит: «Ка-ак упадёшь!»
   И у меня вдруг всё в глазах зашаталось. Столько раз качалась, и ничего не было. А тут вдруг упала.
   Тётя Клава форточку забыла закрыть. У них форточка, как живая. Она сама по себе — хлоп, хлоп! То об стенку, то об окошко.
   Мы долго смотрели. Ниночка говорит: «Ка-ак сейчас разобьётся!»
   И форточка разбилась. Стукнула об стенку, и стекло треснуло. А если бы Ниночка не сказала, форточка бы спокойно хлопала. Всё лето открытая была.
   Димка в это время в комнате сидел. Его тётя Клава наказала. Не велела ему из дому носа высовывать. Он утром, пока его папа умывался, Путьке очки примерил. Путька такой был важный в очках! Сразу побежал на улицу всем показывать. Совсем немножко побегал, но в очках отломился кусочек. Маленький. Вполне можно смотреть. Но тётя Клава сразу заметила и запретила Димке даже думать об улице. Ещё счастье, что у Димкиного папы есть вторые очки, так она сказала.
   Димка увидел, что стекло в форточке треснуло, и полез закрывать её.
   Разве можно форточку закрывать и носа не высунуть? Конечно, нельзя. Димке и пришлось нос на улицу высунуть. Иначе бы форточка совсем разбилась. А уж раз высунул, значит, всё равно. Так и так от мамы попадёт. Димка совсем на улицу вышел.
   Если бы не форточка, он бы хоть до вечера дома сидел. Просто уж так получилось.

РАЗВЕ ШПИОНЫ НОСОВЫЕ ПЛАТКИ ВОРУЮТ?

   Димка так дома соскучился! Он на улице сразу много нового увидел. Ниночку. Щепку с ушами — как будто зайчик. Дрова привезли. Мы стали дрова смотреть, а на одном полене — глаз. Сучок такой коричневый, как глаз. Весёлый! Мы это полено под крыльцо оттащили, чтобы его никто не трогал.
   — Всё равно найдут, — сказала Ниночка.
   Я сразу решила, что мы с Димкой это полено потом перепрячем. Мы его так спрячем, что даже Ниночка не предскажет!
   — Это чьё бельё? — спросил Димка.
   А это наше бельё. Его мама утром повесила. Чтобы ветерком обдуло. Простыни так улететь хотят! Машут, машут. Но их защепки держат. А носовые платки уже высохли.
   Путьке тоже бельё понравилось. Он простыню подёргал, и вся верёвка заплясала. Но не оборвалась.
   — Ваше бельё? — спросил меня Димка.
   — Конечно! — сказала я.
   Разве он не видит? Моё платье висит, и панамка, и полосатые носки.
   — Путька знает, что это ваше бельё? — спросил Димка.
   — Конечно, — сказала я. — Он видел, как мама вешала.
   — Здорово! — сказал Димка. — Мы у Путьки проверим сторожевой инстинкт.
   — У него мама уже проверяла, — сказала я. — Нет у него ничего, он умный.
   — Это не тот инстинкт, это другой, — сказал Димка. — Мы посмотрим, как он будет бельё охранять. Вдруг он к пограничникам попадёт? Он же должен границу сторожить!
   — Зачем ему границу сторожить? — сказала я. — У него дом есть.
   — А дом он будет охранять? — сказал Димка.
   Если мы с мамой уходим, мы дверь никогда не закрываем. У нас Путька в квартире остаётся. Мы даже ключ потеряли. Я его случайно потеряла. Сначала — один, потом — другой. Раз Путька квартиру сторожит, ключ не нужен. Если кто-нибудь придёт без нас, Путька гостя развлекает. Он лапу даёт. Обе лапы сразу. Как кто хочет. Он просто у нас замечательный сторож, все знакомые говорят.
   Сейчас Димка такой план придумал. Я Путьке велю бельё сторожить. Я ему строго прикажу, чтоб он чужих к белью не подпускал. И мы уйдём с Ниночкой. Мы не совсем уйдём. За домом спрячемся и будем из-за угла смотреть. А Димка переоденется в новый костюм и будет к белью подползать. Он по-пластунски поползёт, на животе, чтобы Путьку испугать. И мы сразу сторожевой инстинкт увидим.
   — А где ты другой костюм возьмёшь? — спросила я.
   — Найду, — сказал Димка. И убежал домой.
   — Путька его не искусает? — спросила Ниночка.
   Это она не предсказала, а просто спросила. Поэтому я не испугалась.
   Димка выскочил из дому с большим узлом. С такими узлами всегда переезжают. И потащил его в кусты. Он там долго копошился, нам даже ждать надоело. Потом крикнул:
   — Готово!
   Путька на траве спал, под рябиной. Ему опять сон тревожный приснился. У него лапы во сне дёргались передние, в белых тапочках.
   Я Путьку разбудила. Чего до обеда спать? А после обеда его не уложишь!
   — Путька! — сказала я. И потрогала белое пятнышко на носу. Это я ласково потрогала, чтобы он не волновался, а голос у меня строгий был, как у мамы. — Стереги, Путька!
   И всё про бельё ему рассказала. Что на бельё могут враги напасть. Чужие! Могут бельё прямо с верёвки снять. И Путька серьёзно так стал на бельё смотреть. Всё понял!
   — Сиди! — сказала я.
   И мы с Ниночкой побежали за дом.
   Путька тоже хотел за нами бежать, но я ему крикнула:
   — Нельзя! А бельё?
   И он остался. Лёг на пригорке и голову на передние лапы положил, на свои тапочки. Ему так удобно лежать и видно далеко.
   Вдруг мы с Ниночкой видим — трава колышется. Потом видим — кто-то ползёт. Мохнатый! И рычит. Мы уже к Путьке хотели бежать. Но тут догадались. Это же Димка! Он тёти Клавину шубу надел. Он её прямо на голову надел, и она за ним по траве ползёт. Такая огромная! И на ногах у Димки валенки.
   Если бы мы не знали, что это Димка, мы бы с Ниночкой ни за что не догадались. Совсем не похож на Димку!

   Вот Димка из кустов выполз и уже к самому белью подбирается. И ещё громче рычит. Так страшно! А Путька лежит и на него смотрит. Он прямо глаз с Димки не спускает. Он, наверное, так испугался, что пошевелиться не может. У меня так было. Мы в салочки играли, и вдруг за мной кто-то побежал. Он меня салить сейчас будет. И так дышит за спиной громко и топает. Если бы он не дышал! Или хотя бы не топал! А он дышит и топает. Я вдруг взяла и села. Так испугалась! Димкин папа тоже испугался — это он за мной бежал. «Ты, — говорит, — чего, глупышка? Я же с тобой играю!» А я сама не знаю чего. Просто испугалась.
   Путьке сейчас, наверное, так же страшно…
   — Димка шубу без спросу взял, — предсказала шёпотом Ниночка. — Ка-ак ему мама за шубу даст!
   — А мы её тихонько на место положим, — сказала я. И подумала, что тётя Клава всё равно узнает.
   Димка к белью подполз и встал на задние ноги. И как залает. Тут Путька вдруг как на него прыгнет!
   Мы с Ниночкой даже глаза закрыли. Но сразу снова открыли.
   А Путька Димку как лизнёт. Прямо в нос. Димка Путьку шубой оттолкнул и стал носовые платки с верёвки снимать. Они низко висят. Потом полотенце потянул, а сам рычит.
   Мы смотрим. Даже не дышим. А Путька… Путька вокруг Димки бегает и хвостом быстро-быстро машет. И помогает Димке полотенце тащить. Потом он стал по траве кататься, будто ему смешно. Катается и ещё фырчит.
   Димка за простыню схватился, но ему шуба мешает…
   Я в сторону посмотрела, а на пригорке, где Путька раньше лежал, тётя Клава стоит. Я так и знала! Тётя Клава как закричит:
   — Дмитрий, ты что же это делаешь?!
   Ниночка даже охнула.
   — Ты зачем мою шубу вытащил? — кричит тётя Клава. — Ты почему на улицу вышел?
   Димка растерялся. Шуба поехала вниз. И вокруг Димки улеглась, как меховой ковёр. Путька на шубу сел и тёте Клаве хвостом машет.
   — Опыт испортила, — проворчал Димка.
   — Я тебе покажу — опыт! — сказала тётя Клава. — Ремнём тебя надо!
   Путька в сторонку отошёл. Он очень это слово не любит — ремень. Когда он провинится, мама ему ремнём грозит. И нюхать заставляет. Один раз мама Путьку даже стегнула. Чуть-чуть для острастки. Как теперь скажешь «ремень!» — Путька под кровать прячется.
   — Я тебя научу слушаться, — сказала тётя Клава.
   Она шубу с травы подняла и листья с неё стряхнула. Эти листья такие цепкие. Они с деревьев падают и ко всему цепляются.

   — Ты у меня шёлковый будешь! — не унималась тётя Клава. Взяла Димку за руку и повела домой.
   А он уже в себя пришёл и кричит мне:
   — Нет у Путьки сторожевого инстинкта!
   — А вот есть! — кричу я. — Он тебя сразу узнал!
   — Он меня не мог узнать, — сказал Димка. — Я лицо спрятал.
   — Он тебя по запаху узнал, — сказал я.
   — Он меня не мог по запаху узнать, — сказал Димка. — Я весь нафталином пропах! Я в этой шубе чуть не задохнулся!
   — Он тебя узнал, как ты идёшь, — сказала я. — Вот как!
   — А вдруг я шпион? — сказал Димка.
   — Шпионы носовые платки не воруют, — сказала я.
   Тётя Клава как дверью хлопнет. Димка даже ответить не успел.
   А Ниночка мне вдруг говорит:
   — У тебя вся куртка грязная. Вон у тебя какое пятно. Новую куртку испортила. Теперь тебе мама даст!
   Я посмотрела — правда пятно. Путька ногами вставал, когда козликов разглядывал. Я думала, что пятно в озере отмоется. А оно даже больше стало. Вон как расползлось! И мама вот-вот придёт.
   Тут я поняла, что всё из-за Ниночки. Такой день неудачный. Я с доски упала и локоть расшибла. Форточка разбилась. Бельё всё перепачкалось. А было какое белое! Даже на ветру трещало. И на костюме у меня пятно.
   — Ты чего к нашему дому ходишь? — сказала я Ниночке. — Это наш дом! Ты к своему ходи.
   — А вот и не ваш! — сказала Ниночка. — Этот дом общий!
   — А вот и наш! Я с тобой не хочу водиться.
   И мы с Путькой пошли домой. Так тихо дома сидели. Путька мне в колени сопел. Но мама всё равно пятно разглядела. Она у меня костюм с козликами отобрала и сказала, что я его не увижу до снега.