Журавлёва Зоя. Путька

   Но он даже не слышит. Они уже давно убежали…
   — Я уверена, что он в коридоре положил, — сказала мама. — Путька дисциплинированный пёс.
   И мы быстро пошли домой.
   На крыльце столько Путькиных следов, сплошные следы! Но сумочки не было. Потом мы в коридоре искали. Нашли старый веник, библиотечный журнал, про который давно забыли, и одну галошу, неизвестно чью. А сумочки не было.
   — Может, под крыльцом? — сказала мама.
   Я лазила под крыльцо, а мама светила фонариком. Она мне раньше не разрешала лазить под крыльцо. Там бог знает что валяется! Под крыльцом я нашла старый башмак, скакалку и вторую галошу, неизвестно чью. Но сумочка там не валяется, нет.
   — Как я сразу не догадалась, — сказала мама. — Ну конечно! Он её в сарай затащил!
   У нас сарай никогда не закрывается. Дверь так примёрзла, что не закрыть. Зато и открывать не нужно — входишь, и всё. Мы в сарае долго искали. Мама руку себе поцарапала. На меня полено упало. Мы были уверены, что сумочка лежит где-то рядом и на нас смотрит. Вот тут, за дровами. Очень странно, что мы её там не нашли.

   — Я ему уши оборву, — пообещала мама. — Он, конечно, её за домом бросил, в кустах. Ему, видите ли, некогда было…
   Мы в кустах ползали-ползали. Там снегу по колено. Я себе щёку уколола. Кусты острые. Мама вдруг фонарик потеряла. Сразу темно стало. Хоть глаз выколи!
   — Разве ночью найдёшь? — сказала мама. — Придётся это удовольствие отложить до утра.
   — Вы чего тут возитесь? — спросила тётя Клава.
   Она ещё только из института. Она там сегодня задержалась. Хотела проверить один результат, но он себя не оправдал, и тётя Клава сразу пошла домой.
   — Да вот зарплату ищем, — сказала мама.
   И всё тёте Клаве объяснила. Как она положила зарплату в сумочку, а Путька встретил красавицу Ладу из нового дома и неизвестно куда сумочку дел.
   Тётя Клава стала так смеяться, ну, до слёз. Я думала, она никогда не кончит. Вот какая тётя Клава весёлая!
   Мы с мамой не выдержали и тоже ка-ак вдруг засмеёмся! Сидим, все в снегу, и вот заливаемся. И мама ещё показывает, как я под крыльцо лезла скорчившись. Так смешно! Под крыльцо же иначе не влезть: там тесно! А потом я показывала, как мама в дровах искала. Носом в дрова, как Путька. И говорит: «А ну, ещё в этой дырочке посмотрим!» А там — паутина…
   — Давно так не смеялась, — говорит тётя Клава.
   — Спасибо Путьке, — говорит мама. — Главное, всё до копейки.
   — Проживём, — говорит тётя Клава. — Беру вас на своё иждивение!
   И снова мы в темноте как засмеёмся. Так хорошо вечером на крыльце сидеть! Всем вместе. Мороз чуть-чуть пощипывает брови. Приятно так! Я к маме прижимаюсь тихонько. И она меня обнимает. Когда светло, мы с ней стесняемся обниматься.
   Вдруг тёти Клавина дверь открылась — шииии!
   — Вы чего хохочете? — сказал Димка.
   Он, оказывается, устал, лёг и нечаянно заснул. И тут мы его разбудили.
   — Здоров же ты спать, Дым Алексеич, — говорит тётя Клава.
   — Я только-только глаза закрыл, — говорит Димка. — Меня ещё Путька сначала разбудил. Как затопает в коридоре!..
   — Путька? — спросили мы все трое.
   — Ну да, — сказал Димка. — Он к нам прибежал! Сумочку на пол бросил — и сразу обратно. Я ему кричу…
   — Где сумка? — спросили мы все трое.
   — Да вот она, — сказал Димка. — Я её в руках держу. Я из-за этой сумки и заснул. Сел на кровать и думаю: зачем он мне сумку принёс? И незаметно заснул.
   Мы все опять посмеялись, но у нас уже сил нет. Один Димка хохотал со свежими силами, когда ему всё рассказали. Но он тоже быстро устал. Одному скучно смеяться!
   И мы пошли к нам пить кофе. Мы с Димкой кофе не очень любим. Если бы лимонад!
   Потом мы с мамой ждали Путьку. Всё придумывали, как мы его обманем. Мы ему скажем, что сумочка потерялась. Пусть теперь ремень нюхает!
   Но Путька даже ночевать не пришёл.
   — Ишь как загулял, — сказала мама.
   Я сразу поняла, почему он не пришёл. Ему стыдно. Он же вспомнил, что бросил сумочку. Ему мама так доверяет, а он бросил.
   И тут я заснула.
   А Путька только утром пришёл. Такой виноватый! Прямо ползком по комнате и тихонько в уголке лёг. Будто глаза закрыл, а сам за нами подглядывает. Думал, мы его будем ругать.
   — Явился? — строго сказала мама.
   Но Путька понял, что она не сердится. Он по маминому тону понял. Его не обманешь. Он сразу запрыгал. И на задних лапах потанцевал, хотя мы не просили.
   — Ладно, ладно, — сказала мама.
   И мы с Путькой пошли провожать её до института. Я взяла книгу, а Путька нёс сумочку. Он её осторожно нёс, прямо на цыпочках. И на всех так важно смотрел.
   Из нового дома вышла Лада. Но Путька даже не обернулся.

А ВДРУГ ДИМКА ЗАБОЛЕЕТ?

   Зима давным-давно прошла. Я о ней уже забыла. Всё белое, совсем неинтересно. Я лето больше люблю. Оно красное, синее, жёлтое. Столько цветов! У нас весь дом в одуванчиках. Я из одуванчиков плету венки, а Путька их нюхает. У него нос жёлтый, так он нюхает.
   Мне скоро будет семь лет. А Димке как раз сегодня утром исполнилось семь. Он меня перегнал. В день его рождения зацвела черёмуха. Так она подгадала! Я Димке подарила большущий букет, руками не обхватить — такой большой. Потом вырвала лист из альбома и написала: «Димке от Таты».
   И всё вместе подарила.
   Когда Димка прочитал, он так обрадовался. Я же ему ещё никогда не писала! Он десять раз прочитал и всё понял. Потом мы с ним вместе читали. Потом прочитали тёте Клаве. Она удивилась, что я так хорошо написала. Потом мы Димкиному папе прочитали. Он прямо был потрясён.
   — Вы за зиму вытянулись, — сказал Димкин папа.
   Тут мы с Димкой ещё сильнее вытянулись. Мы на цыпочки встали — воо-оон мы какие большие! Скоро в школу пойдём.
   Димкин папа нас у стенки измерил. Он нас всегда у этой стенки измеряет, для сравнения. И отмечает красным карандашом.
   — А я выше! — сказал Димка.
   — Нет, — сказал Димкин папа, — ты на цыпочки встал. Тата на целый сантиметр выше!
   Вот и тётя Клава слышала. И Путька! Я на целый сантиметр выше, а мне только шесть лет. Когда мне семь будет, я ещё не так вырасту. На мой день рождения сирень зацветёт, а на Димкин — одна черёмуха. Сирень гораздо красивее! Я Димке язык показала, чтобы он не задавался.
   — Зато я старше Татки, — сказал Димка.
   Он такой сегодня гордый! Даже моего языка будто не заметил. Димкин папа сегодня взял выходной день, чтобы с Димкой гулять. Вот почему Димка так задаётся.
   — Зато Тата моложе тебя, — сказал Димкин папа.
   Это он за меня заступился. Но он как-то неудачно заступился. Моложе неинтересно быть, вот если бы старше.
   — Давайте есть торт, — сказала тётя Клава.
   У них торт шоколадный. Его можно не жевать, он сам во рту тает, как льдинка. И ещё хрустит. Этот торт Димке подарили. Вот пусть его Димка и ест.
   — Чего же ты своего товарища в беде бросаешь? — сказал Димкин папа. — Он же объестся и даже заболеть может!
   Тогда я, конечно, стала есть торт.

А ПЛАТЬЕ ЗА ЗАБОРОМ ОСТАЛОСЬ…

   Потом мы с Путькой пошли гулять. А Димка со своим папой остались дома, у них там какие-то дела. Они обещали нас на улице найти. Если мы далеко не уйдём…
   Я подумала: как же мы с Путькой будем играть? Мы последнее время играли в следы. Димка убежит подальше, его совсем не видно, а я Путьке говорю: «Путька, следы! Ищи, Путька!» — говорю я ему.
   Он сразу как залает! И бежит по Димкиным следам. Очень быстро Димку находит. Димка куда только не прятался, даже на дерево залезал, но Путька его всё равно находит. Голову задерёт и лает на дерево.
   Но если Димка дома, то какие же следы?
   Тут я смотрю — Путька нюхает дорогу. У него такой вид сосредоточенный! Он даже лапами роет, так ему интересно. Он что-то нашёл. Я нагнулась и вижу — на дороге ботинки отпечатаны, большие. Можно прутиком обвести, до того ясно отпечатались. Потому что ночью был дождик. Путька нюхает эти ботинки и мотает головой.
   Я у нашего дома таких ботинок никогда не видала…
   — Следы! — говорю я Путьке. — Ищи!
   Он сразу как побежит. Я за ним едва успеваю. Мы изо всех сил бежим. Путька иногда остановится и траву нюхает. И снова вперёд. Мы уже на тропинку свернули. Уже института не видно. И бабы Ритиного дома. Мы под берёзами бежим. Так светло — одни берёзы. Я ни разу здесь не была. Мама не разрешает далеко уходить. Но я не сама ухожу! Меня Путька по следам ведёт.
   Потом мы с Путькой спустились в овраг. Там столько черёмухи! Вот куда надо было за букетом идти. В овраге ручей течёт и маленькие лягушки прыгают. Ну, такие малюсенькие, просто игрушечные. Это, наверное, лягушкины дети. Мы с Путькой перешли через ручей по доске. Путька перебежал, а я тихонько шла, на четвереньках, и руками тоже держалась. У меня на этой доске голова кружится.
   Потом мы лезли куда-то вверх. Так высоко! Даже Путька устал и язык высунул. Прямо над нами небо. Близко! Рукой можно достать. Только у меня руки всё время заняты! Я держусь за корни, чтобы вниз не скатиться.
   Вдруг мы вылезли и сразу увидели озеро. Может быть, это наше озеро, а может, совсем другое. Мы так долго шли! Но всё-таки не сбились с тропинки. Вот она, под ногами. Вся лопухами заросла.
   «Ррр!» — сказал Путька.
   — Ай! — сказала я.
   Мы с ним вдруг упёрлись в забор. Весь зелёный, ни одной щёлочки. Но Путька побежал около забора и нашёл дырку. Там доска немножко отстала.
   Путька пролез. А мне пришлось платье снимать. Я на Димкин день рождения новое платье надела. Оно такое широкое! Без платья-то я быстро пролезла.
   Смотрю — мы очутились во дворе. Большой двор, и скамейки стоят, как в парке. И круглые клумбы. Они красными кирпичиками выложены, чтобы не помять цветы. И между ними домик стоит. Зелёный. С террасой. На террасе сидит беленький старичок и щурится от солнца. Путька подбежал к старичку и с ним здоровается. Он ему лапу протянул, в белой тапочке.

   Старик подумал и тоже протянул Путьке руку.
   — Это что же за дама ко мне в гости пожаловала? — спросил старичок.
   — Это не дама, — сказала я. — Это Путька!
   — Простите, я не знал, — сказал старичок. — Если это Путька, тогда другой разговор. Беру свои слова обратно.
   — А зачем они вам? — удивилась я.
   — Что? — не понял старичок.
   — Свои слова, — объяснила я.
   — Это, молодой человек, долгий разговор, — сказал старичок.
   — У меня зимой косы были, — сказала я. — Но сейчас с короткими волосами удобней. Меня мама сама подстригла. А платье за забором осталось. В платье никак в дырку не пролезешь!
   — В платье действительно трудно, — сказал старичок.
   — А у вас ботинки есть? — спросила я.
   — Ботинки? — удивился старичок. — Вообще-то есть, скрывать не буду. А вы как сюда попали?
   — Мы по вашим следам попали, — сказала я, — через овраг. Вы свои следы около нашего дома оставили, а у Путьки знаете какой нюх! Мы без остановки бежали.
   — Интересно, — сказал старичок. — Я сегодня из дому ещё не выходил. Но это, конечно, ничего не значит.
   — Путька вас сразу узнал, — сказала я.
   — Мне его лицо тоже как будто знакомо, — сказал старичок. — Ваша мама в институте работает?
   — И тётя Клава. — сказала я. — Только Димкин папа в совхозе работает, потому что он доктор. А мама просто помешана на витаминах. Она их всё ищет, ищет…
   — Да, ваша мама очень настойчивая, — согласился старичок.
   — Она настойчивая, — сказала я. Мне вдруг захотелось с этим старичком поговорить откровенно. — Она их ищет, — сказала я, — но мне кажется, она их никогда не найдёт. Потому что их нет.
   — Кого — нет? — не понял старичок.
   — Ну, этих… витаминов, — сказала я. — Вообще нет.
   — Вы думаете? — спросил старичок.
   И я увидела, что он очень серьёзно отнёсся к моим словам. Даже расстроился.
   — Я и в луке смотрела, и в морковке, — сказала я. — Нет!
   — А маме вы говорили о своих сомнениях? — спросил старичок.
   — Что вы! — сказала я. — Это я вам первому говорю. Я даже Димке не говорила. Зачем маму огорчать? Пускай ищет, если ей нравится…
   — Спасибо за доверие, — сказал старичок. — Я с вами абсолютно согласен. Пусть каждый занимается тем, что ему нравится. А вы в каком классе?
   — Нам с Димкой в первый надо идти, — сказала я. — И Дзахову тоже. И Ниночке из нового дома. Только боюсь, что мы здесь совсем — как это? — неучами останемся…
   — Почему? — спросил старичок. — Школу как будто строят.
   — Ой строят!.. — сказала я. — Прямо черепашными темпами. Об этом директор должен заботиться, а он нисколько не думает о быте.
   — Правда? — спросил старичок. — Это для меня новость.
   — Что вы! — сказала я. — Это все давно знают. Директору лишь бы план! Он своих сотрудников просто замучил. У него детей нет, вот он и не заботится.
   — Что верно, то верно, — сказал старичок. — Детей у него нет.
   — Вот видите, — сказала я. — Люди приехали, тут же современное оборудование! А директор им не создаёт условий…
   — Понимаете, — сказал старичок, — трудно одному за всем уследить. Но вы, конечно, правы… — и вздохнул. — А детей у него действительно нет. Никого не осталось. Два сына на фронте погибли, а жена от голода умерла… Во время войны.
   — Война ещё когдаа-аа была, — сказала я. — Он разве такой старый?
   — Да нет, — сказал старичок. — Не то чтобы старый, но, конечно, очень уже пожилой.
   — И он теперь один живёт? — сказала я.
   — Он не один, — сказал старичок, — он с людьми живёт. Много разных хороших людей…
   — А вы нигде не работаете? — спросила я.
   И тут Путька вдруг прыгнул с террасы. Уши прижал, как виноватый, и побежал к калитке. Я сначала эту калитку даже не заметила. Мы с Путькой пришли совсем с другой стороны. А калитка так медленно открывается… И вдруг входит мама. Как же она нас нашла? Тоже, наверное, по следам.
   Я думала, мама обрадуется. Но она почему-то испугалась.
   — Ты здесь? — сказала мама. — Я так и знала!
   — Это я виноват, Галина Андреевна, — сказал старичок. — Надо было их сразу обратно отправить.
   — Простите, Евгений Михайлович, — сказала мама. — Я никак не думала, что они сюда забредут. Я просто не успеваю за ней следить. Скорей бы уж в школу пошла!
   — Что вы, — сказал старичок, — мы очень интересно беседовали.
   — Представляю! — сказала мама. — Баба Рита видела, что они в эту сторону направились, я сразу же побежала…
   — Всегда рад их видеть, — сказал старичок. И ещё мне рукой помахал.
   Мама скорей повела нас домой; мы даже про платье чуть не забыли. Мама о чём-то думала всю дорогу. Я её спрашиваю, а она даже не отвечает.
   — Он разве работает в институте? — спросила я.
   — Помолчи! — сказала мама. — Если ты будешь себя так вести, мне придётся вас в комнате запирать.
   И больше ничего до самого дома не говорила. На крыльце нас ждали тётя Клава и Димкин папа.
   — Ну как? — спросила тётя Клава. — Нашлись?
   — Конечно, — сказала мама. — На даче у директора. Беседовала с ним…
   — Я только со старичком, — сказала я.
   — Помолчи, — сказала мама. — Это и есть директор.

У НЕГО МОЙ ХАРАКТЕР!

   Белый старичок и есть директор! Он мне не признался, а я ему про витамины призналась. И про школу…
   — У него дети в войну погибли, — сказала я, — и жена умерла от голода. Он мне рассказывал…
   — А мы… — сказала тётя Клава.
   — Да, — сказала мама.
   Она меня не стала наказывать и отпустила гулять.
   Мы с Путькой тихонько залезли на чердак. Там сидел Димка — мы его ещё со двора заметили. Он нам в окошко рукой помахал. Только пришлось подождать, пока мама, тётя Клава и Димкин папа с крыльца уйдут. Они не разрешают лазить на чердак.
   Я Димке всё про директора рассказала. Как он один в зелёной даче живёт. И никого у него нет. И он совсем старый. А сам даже не знает, что старый. Он думает, что он пожилой. А он старый совсем! И дети у него погибли.
   — Знаешь что? — сказала я Димке. — Давай директору деревянного мальчика подарим! Там ему ещё лучше будет прятаться. И директор всё-таки не один будет.
   Димка сначала не соглашался. Он ведь не видел директора! А вдруг директор всем про нашего мальчика расскажет? Мы его обещали охранять, а сами — отдадим. Но я Димку всё-таки уговорила.
   — На мою ответственность, — сказала я.
   — Ладно, — сказал Димка.
   И мы полезли за мальчиком. Он в самом тёмном углу спрятан. Там пыли столько! Путька отфыркивается. Мы ещё дрова рядом положили, чтобы мальчик мог среди них спрятаться.
   Мы с Димкой посмотрели — а в углу нет ничего! Ни дров, ни мальчика. Одна пыль! Может, мы место перепутали? Мы во всех углах посмотрели. Нигде нет!
   — Украли! — сказала я.
   Димка сначала тоже так думал, а потом вдруг понял.
   — Нет, — сказал Димка, — его не украли. Просто, пока холодно было, мальчик у нас прятался, а теперь — тепло. Он и ушёл.
   — Куда? — спросила я.
   — По своим делам, — сказал Димка. — Его, наверное, где-нибудь ждут.
   — Сам ушёл? — не верила я. — Как же он с чердака спустился?
   Димка посмотрел на Путьку. Путька носится по чердаку и как будто смеётся. У него глаза такие хитрые! Он ничуть не удивился, что мальчика нет.
   — Вот кто ему помог, — сказал Димка. — Путька помог!
   Мы поймали Путьку и стали его спрашивать. Куда мальчик ушёл и когда он вернётся?
   Но Путька вырывался и ничего не хотел сказать. Даже огрызнулся на нас — не приставайте! И хвостом застучал по полу, чтобы мы не обижались. Если ему деревянный мальчик велел молчать, так Путька ни за что не скажет. У него характер такой.

РЫЖИЙ РАЗБОЙНИК

   Я раньше мамы проснулась. На часах стрелка покороче вниз смотрит, а стрелка подлиннее — прямо вверх. Значит, шесть часов. Можно вставать. Так хорошо! Я сегодня в школу пойду. Школу уже построили, как раз к первому сентября. Такую красивую сделали школу! Над крыльцом как будто ветки. И над окнами. Это так из дерева вырезано. И в нашем классе на стене заяц пляшет. Тоже деревянный. Это Ниночкин папа вырезал.
   Потом у нас будет большая школа, каменная. А пока — деревянная. Мне деревянная больше нравится. Она вся такая пахучая, лесная. Мы с Димкой за одну парту сядем. А Путьку спрячем под парту. Никто не узнает! Только надо пораньше в школу прийти. Первыми! Проверить, как мы там втроём поместимся — я, Димка и Путька.
   Поэтому я стала быстро одеваться. У меня всё новое — форма, бант, носки. Я сама гладила этот бант. И к форме сама пуговицу пришила. Пуговица ещё в магазине оторвалась. Но мы так долго выбирали форму, — что же, из-за пуговицы её менять? Я эту пуговицу двойной ниткой пришила. Крепко.
   Я не хотела маму будить и вставала осторожно. Ни одного стула не уронила. Вдруг смотрю — в коридоре вспыхнул свет. Всё-таки мама раньше меня встала! Свет вспыхнул, и мама сразу вскрикнула:
   — Ой!
   Мы с Путькой выскочили в коридор. Прямо босиком. Что там с мамой случилось?
   — Брысь! — кричит мама.
   У нас в коридоре прохладно. Мы летом еду в коридоре держим. Вместо холодильника. Мама вчера нажарила котлет. Они на окне лежат, в тарелке. Я смотрю — у тарелки чужой кот сидит. Рыжий, настоящий разбойник. Усы у него длинные, и он доедает нашу котлету. Глаза от света зажмурил.

   Кот нас увидел и так испугался! Он, наверное, думал, что никого дома нет. А нас вон сколько. Он спину выгнул и глаза на нас вытаращил. Они у него белые с перепугу. Но котлету он не отпустил. Так и вцепился в неё. Лучше, думает, умру, но котлету не брошу. Он где-нибудь на улице живёт и ест что попало. Дикий, наверное.
   А худой какой! Спину выгнул, и на спине одни рёбра. Он колесом стоит и сквозь котлету шипит на маму. А мама на кота веником машет.
   Вдруг Путька подбежал к двери и лапами её — тык! Кот сразу сообразил и удрал на улицу. Раз Путька у него перед носом распахнул дверь — что же ему делать? Котлету можно и под крыльцом доесть. А нам осталась пустая тарелка.
   — Интересно, — сказала мама Путьке, — с кого же мне теперь спрашивать за котлеты?
   Путька боком, боком — и в комнату. Вот он какой! Чужого кота выпустил, а отвечать боится. Думает, в уголке отсидится.
   — Струсил, — сказала мама.

   А Путька опять выходит в коридор. И в зубах у него ремень. Он его прямо с отвращением держит. У него лапы дрожат, до того ему неприятно нести этот ремень. Он глаза почти зажмурил, чтобы не смотреть на ремень. Но должен кто-то отвечать за котлеты? Вот Путька принёс для себя ремень. Не будет же мама бить бездомного кота! Путька его нарочно выпустил, пожалел.
   Путька положил ремень около мамы и сел рядом.
   — Мама! — сказала я. — Если уж Путька ремня не боится, так я тем более. Мы вместе будем отвечать.
   — Подумаешь, — сказала мама, — одни вы такие благородные!
   И унесла ремень в комнату. А Путька меня в щёку лизнул. Я его поцеловала в белое пятнышко. Нам котлеты ничуть не жалко. У нас ещё колбаса есть. Мы сделаем бутерброды.
   — Вы убирайте кровати, — сказала мама, — а я пока за молоком к бабе Рите сбегаю. Вдруг ваш рыжий разбойник молочка захочет, а у нас — нет.
   Это мама пошутила.
   Просто мама иногда сама ходит за молоком. Вдруг баба Рита опоздает, а мне в школу идти!

НАС ПУТЬКА ПРОВОДИТ!

   Мы с Путькой начали убираться. Я взяла за один конец одеяла, а он — за другой. И мы его трясём. Одеяло нужно сначала вытряхнуть. Путька тянет к себе, а я — к себе. Как весело!
   — Вот это работа! — вдруг говорит кто-то.
   Мы с Путькой так и отпрыгнули от одеяла. Оно на ковёр упало. Смотрим — в дверях дяденька стоит и улыбается во весь рот. И нам как будто подмигивает. В белом костюме, а сам весь чёрный. Даже глаза.

   И за спиной у дяденьки мешок. Он этот мешок отстегнул и поставил на пол. На нём столько карманов!
   — Вот ты какая, — говорит дяденька, — Тата…
   И так на меня смотрит, будто меня давно знает. А сам ещё даже не познакомился. Без разрешения вошёл.
   — Ты, значит, на месте, — говорит дяденька. — Путька — вот он, уже лапу тянет. А где же Галя?
   Я догадалась, какую он спрашивает Галю. Это про мою маму!
   — Мою маму Галиной Андреевной зовут, — говорю я.
   — Кому как! — говорит человек. — А мы с ней в школе вместе учились.
   — А потом потерялись? — говорю я.
   Теперь я, кажется, вспомнила этого дяденьку. Он на карточке тоже подмигивал.
   — Правильно, — говорит он. — Ты всё знаешь!
   — Вы человек с Луны, — говорю я.
   — Вот именно, — говорит он.
   Тут мама в комнату вошла. И стоит. Руки опустила, и лицо у неё совсем белое. Глаза такие большие! Круглые. И молчит.
   — Мама! — кричу я. — Он же с Луны!
   А она молчит. И дышит.
   — Галя! — говорит человек.
   И как бросится к маме. Он её прямо на руках поднял. Вон какой сильный, — Димкиному папе ни за что тётю Клаву не поднять. Разве он поднимет!
   — Митя, — говорит мама. — Митя…
   И смеётся, как будто плачет. Он её посадил на диван. А она всё повторяет: «Митя, это ты?» И по волосам его гладит, как маленького. Такая смешная! Мы с Путькой даже отвернулись.
   — Ты ни капельки не изменилась, Галя, — говорит он.
   — И ты, — говорит мама, — и ты…
   Вот какая чудная! Меня полдня не видит, потом говорит: «Ты выросла! Ты изменилась!» А его вон скоо-олько не видела — и вдруг ни капельки не изменился.
   — А это моя Татка, — говорит мама. И меня тащит за руку. — А это наш Путька. — И Путьку на диван тащит.
   Путьку только попроси — он сразу прыгнул.
   — Я их такими и представлял, — говорит дядя Митя. — Они на тебя похожи.
   — Я тебя так ждала, — говорит мама. — Это ты, Митя?
   Очень сегодня мама смешная. Он с ней на диване сидит, а она всё сомневается.
   Наверное, думает, что он снова потеряется. Она его за рукав держит.
   Потом они начали вспоминать. Как дядя Митя маму искал. Как мама его искала. Что дядя Митя маме писал. И что она ему. И о разных своих знакомых.
   — А в школу? — говорю я.
   Мама вскочила и стала себя ругать. Что же это она меня до сих пор не накормила? И дядя Митя, наверное, голодный. Но он, оказывается, совсем не голодный. Он только молока выпьет. И мы все стали пить молоко. И есть бутерброды. Мама Путьке целый бутерброд дала, и он от удивления его проглотил. Он думал — это кусочек! А это был целый бутербродище!
   Потом к нам пришёл Димка.
   Его тоже с дядей Митей познакомили. Они, оказывается, тёзки: дядю Митю в школе тоже Димкой звали.
   Мама рассказывала, какие мы с Димкой дружные. Я даже не думала, что мы такие дружные.
   — Тебя кто пойдёт провожать? — говорю я Димке.
   — Никто, — говорит Димка. — Папа собирался, а его вызвали к больному, срочно. А мама ещё раньше ушла в институт, у неё сегодня контрольный опыт.
   — Мы с вами пойдём, — говорит дядя Митя.
   — Конечно, — говорит мама.
   И стала рассказывать, как они с тётей Клавой подружились. Прямо как родные. А Димкин папа такую интересную статью написал на опыте совхозной больницы! Ему даже из Москвы звонили.
   — Талантливый человек всюду талантлив, — говорит дядя Митя.
   — Конечно, — говорит мама. — Даже на Луне.
   И они всё улыбаются. Конечно, они в школе вместе учились. Есть что вспомнить! А мы с Димкой ещё только идём в первый класс. Вон Путька тоже с нами идёт.
   — Можно не провожать, — говорю я. — Мы большие!
   — Что ты? — пугается мама. — Как же так? Всех будут провожать, а вас не будут?
   — Нас Путька проводит, — говорит Димка.
   — Ишь какие самостоятельные! — смеётся дядя Митя.
   И мы с Димкой сразу пошли. Такие красивые! В форме. С цветами. На нас все смотрят. Мы в школу идём. А сзади мама идёт. И дядя Митя. Институтская сторожиха нам из окна машет.