Журавлева Зоя Евгеньевна. Кувырок через голову

   Но этого они с Асей никогда не допустят.
   – Надо выручать, – сказала Ася.
   Папа не зря три года в медицинском институте учился, пока ушел. Он все умеет. Уколы, банки, горчичники, рану собаке зашить – тоже может. Он фельдшером потом на «скорой» работал, было время. Кое-что еще помнит! У Аси тоже руки. Стол она вполне может протереть специальным раствором, чтоб зараза там сдохла. Подержать кота, пока его колют. Пациентов в журнал записать, как фамилия, где живет, на что жалуется. Это хозяин все скажет. Пациенты только визжат и лают. Ася не хуже папы знает. Нервы у нее крепкие. Уж во всяком случае в обморок Ася не грохнется, если, например, кровь…
   – Вот еще! – засмеялась Ася. – Я тете Вере на операции помогала.
   Папа помнит, это он – просто так, к примеру. Он и Богданова хотел взять. Нина Максимовна отпустила бы, папа спросил. Но Богданов, оказывается, не пришел в школу. Интересно, Ася его утром видела или нет?
   – Нет, – сказала Ася. – Проспал наверно.
   – Хорошо, если так, – вздохнул почему-то папа.
   Надо вечером обязательно к Богдановым заглянуть, проведать, как они там, все ли у них в порядке…
   Тут шофер отчаянно засигналил.
   Толстый щенок сидел и чесался на самой дороге. И не думает уходить! Шофер снова гуднул. Из-за угла, как безумная, выбежала толстая женщина в лохматом пальто и бросилась прямо под машину. Но машина уже остановилась. А щенок все чесался. Это, выходит, была его хозяйка. Она схватила своего щенка, как безумная, толкнула машину и убежала.
   Шофер хотел уже тронуться. Но тут прямо на машину из-за угла выскочили огромный боксер, мраморный дог, две кудлатые болонки, которые исходили визгливым лаем, московская сторожевая, фокстерьер, японский хин и кто-то еще. Истошно закричали хозяева дога, болонок, московской сторожевой, фокстерьера, хина и всяких других. Воробьи с перепугу прянули с тротуара в небо и, наверно, поубивались бы, попадись на их пути провода, потому что с перепугу они взлетели хвостами вперед. Такой вдруг переполох!
   – Все, – объявил шофер. – Ближе не подъехать: убьют.
   За углом была ветеринарная поликлиника. Честно говоря, почему-то это сразу чувствовалось.
   К кабинету, в котором принимала тетя Вера, еще надо было пробиться сквозь коридор. В коридоре тесно стояли люди, собаки, кошки в корзинках и белый гусь в эмалированном тазу. Терпко пахло просыхающей в тепле шерстью, карболкой, щенячьим визгом и человеческим нетерпением.
   Папа отважно ринулся во все это, таща Асю за руку.
   – Куда? Без очереди? – заволновался коридор, напирая на папу со всех сторон. А белый гусь в эмалированном тазу внезапно ущипнул Асю за палец. Но небольно.
   – Вы же видите, что мы без животных, – отбивался папа.
   – Знаем, как без животных! – волновался коридор. – А у самого, небось, за пазухой!
   – У меня за пазухой крокодил, – отбивался папа.
   Но все-таки расстегнул свой плащ и показал, что никого нет.
   – Ой, товарищи, это доктор, – вдруг догадался кто-то.
   У папы был белый халат под плащом. Предусмотрительный все-таки! Но папа ведь знал, куда он идет. Он все же думал еще пожить на этом веселом свете, а не обязательно быть сейчас растерзанным на глазах у собственной дочери.
   Как только прозвучал этот возглас, настроение вокруг папы и Аси мгновенно переменилось. Теперь на них со всех сторон смотрели умоляющие, заискивающие глаза. Хозяйка гуся обхватила свой таз и передвинула его подальше от Асиной ноги, чтобы он случайно не задел девочку. Так она объяснила папе, глядя на него снизу, из-за гусиной шеи. А шикарная молодая дама с маленьким мальчиком осторожно тронула папу за руку и сказала воркующим голосом, каким говорят сытые голуби на весенних теплых карнизах в ранний утренний час, когда их никто из людей не слышит:
   – Доктор, миленький, можно ли держать белую крысу в доме? Это не опасно для мальчика?…
   – Абсолютно не опасно, – любезно ответил папа. – Ни для мальчика, ни для девочки. Но крыса должна иметь полноценное питание, чистоту в клетке и прогулки на свежем воздухе.
   – А что она кушает, доктор, миленький?
   – Она ест все, – веско сказал папа. Взглянул на мальчика, который так не похож был на шикарную молодую даму хмурой своей и худосочной серьезностью, и еще прибавил. – Кроме конфет, конфеты для крысы – гибель…
   – Доктор! Доктор! – теребили папу со всех сторон.
   – Простите, в таких условиях отказываюсь вести прием, – нахально возвестил папа.
   И совсем было собрался шмыгнуть в кабинет, таща Асю за руку. Но внезапно его осенило.
   – Срочные консультации, не требующие хирургического вмешательства, – объявил папа громко, – могу дать в зале ожидания. Кто хочет, пожалуйте за мной…
   Гусь в эмалированном тазу одобрительно вскрикнул.
   Коридор вздохнул, расступился и пропустил Асю с папой вперед. А за ними, как за тем крысоловом, о котором папа недавно Асе читал, в пустой прохладный и гулкий зал ожидания, где все сделано, чтоб удобно ждать приема, но никто ждать почему-то не хочет, повалили собаки, люди, кошки и запахи. Гусь шел сам. А эмалированный таз тащила его хозяйка, и этот таз гремел.
   В коридоре сразу никого не осталось.
   – Кстати, вы обратили внимание на потолок в коридоре? – небрежно сказал папа. – Он в аварийном состоянии. Два раза обваливался.
   И незаметно подмигнул Асе. Ася сразу поняла, что папа наврал. Просто в кабинете, где принимают врачи, все слышно из коридора, а нужно, чтоб было тихо.
   – Доктор… Доктор…
   Тучный дядька в кожаной куртке как-то незаметно оттеснил папу ото всех. Он и его боксер окружили папу. Асе боксеры вообще нравились. Но у этого, который сейчас окружил папу, было какое-то неприятное лицо, нахальное и брюзгливое, будто он слизняков наелся.
 
   – Доктор, у нас лапа… – почему-то шепотом сообщил папе дядька в кожаной куртке.
   – У вас лапа, – громко повторил папа, стараясь высвободиться от дядьки и его слюнявого боксера. – Лапу нужно смотреть на столе. Придется вам обождать.
   – Я не могу ждать… – почему-то шепотом объяснял дядька. – Сами понимаете, доктор, я отблагодарю…
   – Помощь у нас бесплатная, – громко сказал папа, решительно отодвигая боксера в сторону. – В порядке очереди.
   И что-то еще он хотел сказать, такое у папы вдруг стало лицо. Ася один раз такое лицо у папы на даче видала, когда ему в суп залезла гусеница.
   – Больше никого нет на прием? – раздался из коридора знакомый голос. И вошла тетя Вера, в белом халате и в белой шапочке. Очень похожая на папу, только, конечно, без лысины, но под шапочкой все равно не видно. – Звоню. Приглашаю. – Тут она заметила Асю с папой. – Наконец-то! А я для вас интересного пациента держу. Идемте быстрее!
   И увела их к себе в кабинет.
   – Я с вами, – бросился за ними дядька с боксером.
   И стал папе делать какие-то знаки, руками, лицом. Боксер тоже сморщился всем лицом. Но потом просто чихнул.
   – Нет, мы без вас, – грубо сказал папа.
   И дядька со своим боксером остался в зале ожидания.
   В кабинете у тети Веры сидела худенькая пожилая женщина и держала в шерстяном платке кошку простецкого вида. Обычную. Серую. Такие в каждом доме живут на лестнице.
   Больше никого не было. Где же интересный пациент?
   – Вот, пожалуйста, Асин, обрати внимание на эту кошку, – сказала тетя Вера. – Запомни ее получше.
   Как ее запомнишь? Никаких даже пятен нет. Простая. Серая.
   – А у нее что? – спросила Ася.
   Врачи любят редкие болезни. Наверное, у этой кошки болит что-нибудь исключительно редкое. Но ведь Ася не врач.
   – Неважно, что у нее, – засмеялась тетя Вера. – Прихворнула немножко, съела что-то не то.
   – Соседка, наверно, дала, – сообщила женщина. – У нас только свежее ест. А соседка завидует, от зависти спать не может.
   – Ничего, – успокоила тетя Вера. – Попоите ромашкой. Молока пока не давать, рыбу – тоже. Это, Аська, говорящая кошка!
   – А разве бывают? – ахнула Ася.
   Даже папа удивился. Присел перед этой кошкой на корточки. Гладить ее сразу стал.
   – Ты сказок разве не читаешь? – сказала тетя Вера.
   – А по правде – бывают?
   – Вот она – по правде, – сказала тетя Вера.
   – Много говорит? – спросил уважительно папа.
   Нет, папа не удивился. Просто сразу зауважал эту кошку, вон как он на нее смотрит. Снизу вверх!
   – Она у нас одно слово пока что говорит, – скромно сказала женщина. – Но она у нас еще молоденькая.
   – И какое же слово она выбрала? – уважительно спросил папа.
   – Она выбрала слово «Уфа», – скромно сказала женщина. – А соседка завидует, ночи не спит…
   Эта кошка – ее зовут Яночка – сперва была как будто обычная кошка. Они ее с дачи котенком привезли. Такая воспитанная! Все аккуратно, в кюветку. Играла, как все, со своим хвостом. Ласковая! Так за тобой следом и ходит. Купали ее два раза, она не боялась…
   – Купать вообще-то не надо, – вставила тетя Вера.
   – Больше они не будут, если не надо. Яночка чистая. Они с мужем живут вдвоем, детей нету. Муж работает на заводе. Он сидит утром, завтракает, а Яночка всегда тут же. Муж шутя и брякни: «Чего глядишь? Скажи что-нибудь!» А Яночка вдруг: «Уфа». Чисто. Как детский голос. Муж в кухню влетел: «Хозяйка, у нас кошка заговорила!» Она сперва испугалась. «Да ты сама послушай. Яна, иди сюда!» Яночка прибежала. «Яна, ну?!» Яночка возле ног у него потерлась. «Уфа», – говорит…
   – А мне она скажет? – спросила Ася.
   Она хотела прямо Яночку попросить. Но не решилась к ней обратиться.
   – Навряд, – засомневалась женщина. – Мы уж с доктором как просили. Молчит. Яночка, скажи, детка!
   Кошка заворочалась в шерстяном платке и как-то вздохнула.
   – Не хочет, – сказала женщина. – Против воли не говорит.
   – Было бы нереально, если бы она здесь заговорила, – объяснила тетя Вера. – Непривычная обстановка, собачьи запахи, чужие люди – это же понятно.
   – Дома-то она не стесняется, – улыбнулась женщина.
   Раньше муж только в дом войдет, сразу – на всю мощь телевизор. А теперь ничего не надо, ни футбол, ни ужин, а пусть только Яночка скажет «Уфа». От гостей – так отбою нет. Всем послушать хочется – с работы, родственники, которые знают, знакомые. Весь вечер в комнате смех. Соседка от зависти с лица спала…
   – Можно, мы придем? – робко попросила Ася.
   – Отчего же нельзя, – кивнула женщина. – Приходите вот с папой. Дома-то она никогда сказать не откажет…
   И долго Ася будет потом приставать: «Папа, когда пойдем к Яночке?» А папа все срочно занят. Долго будет ждать! Пока папа признается, наконец, что он потерял бумажку с адресом. «Как же мы теперь найдем?» – ужаснется Ася. И папа скажет, что как-нибудь обязательно найдем. Или вдруг встретим на улице эту женщину. Или она снова придет с Яночкой в поликлинику. А может, адрес еще не совсем пропал, а где-нибудь завалялся среди бумаг. Вон их сколько в доме!
   Но потом, постепенно, эти разговоры заглохнут.
   Только навсегда останется с Асей говорящая кошка Яночка, которая не сказала ни слова. Даже взрослой на всех серых кошек будет она смотреть с непонятным, смешным уже для нее и все-таки неодолимым никаким взрослым опытом, тревожно волнующим ожиданием. Потому что в жизни, как и в искусстве, намек порою сильнее факта. И это хорошо понимал Асин папа, когда потерял адрес на бумажке, который он, вообще-то говоря, и не думал терять.
   Неизвестно, что бы сказала Яночка, когда Ася приехала бы к ней в гости. Хотя вообще-то она говорила «Уфа», это факт…
   Тетя Вера, меж тем, уже вызвала следующего пациента.
   Это был черный пудель и с ним – две женщины. Одна внесла пуделя на руках и аккуратно поставила на стол. А другая поминутно сморкалась, искала носовой платок, теряла сумочку, хваталась за бок и чуть не села мимо стула, куда папа ее пригласил, чтобы записать в журнал.
   – Фамилия? – спросил папа.
   – Его? – испугалась женщина. И взглянула на своего пуделя.
   – У вас разве разные? – удивился папа. – Ну, хоть чью-нибудь.
   – Его фамилия Спиридонов, – сказала женщина.
   Пудель Спиридонов услыхал свою фамилию и сразу залаял на столе. Какой умный! Тетя Вера хочет уши ему посмотреть, а он крутится, никак не дает.
   – Держите! – приказала тетя Вера.
   Ася схватила Спиридонова за задние ноги, а вторая женщина, про которую хозяйка пуделя объяснила, что это – ее подруга детства и без нее она бы ни за что не дошла, вцепилась Спиридонову в передние ноги. Но он их всех отшвырнул! Лает на тетю Веру и трясет ушами.
   – Родненький, как он плачет! – вскрикнула хозяйка. – Доктор, мне, кажется, плохо. Почему он плачет?
   Схватилась за бок и на стуле качнулась. Папа ей пузырек какой-то сует под нос, а она отпихивается.
   – Прекратите! – кричит тетя Вера.
   – Доктор, родненький, он не умрет?! – кричит хозяйка на стуле. – Я не переживу!
   Пудель на столе скачет и трясет ушами.
   – Спиридонов! – вдруг гаркнул папа, Ася даже вздрогнула. – А ну, стоять смирно, как на параде!
   Пудель сразу встал. Ася и подруга хозяйкиного детства так на нем и повисли, а тетя Вера быстро залезла ему в ухо.
   Хозяйка выпрямилась на стуле и тоже застыла.
   – Уши грязные, – сказала тетя Вера. – Что же вы уши так запустили? У него ушной клещ.
   – Как клещ? – ахнула хозяйка. – Откуда клещ, доктор? Бедненький, как он страдает! Я не переживу!…
   – Подцепил где-то, – сказала тетя Вера. – Придется вам пережить. Сейчас покажу, как чистить.
   – Разве я смогу? – бессильно сказала хозяйка, оседая на стуле. – Доктор, миленькая, я столько перенесла. У меня сердце, холецистит, гастрит, гайморит. Я насквозь больная! Если бы вы знали, доктор, родненькая, сколько перенес этот пудель. Его даже от шоколада тошнит. Он не умрет, правда?
   – Умрет, – пообещала тетя Вера. – Лет через десять, не раньше. – Опять залезла Спиридонову в ухо. Ему теперь нравилось, он не дергался. – Вот так каждый день будете делать. Ася, чистую вату!
   Ася ей подала.
   – Нет, я не смогу, – испугалась хозяйка.
   – А кто же, интересно, будет вашу собаку лечить?
   – Наверно, я, – сказала подруга.
   Тетя Вера обрадовалась, ей стала показывать. А хозяйка пуделя Спиридонова бочком встала и пошла в коридор. Она не могла больше на это смотреть! Как ее Спиридонова мучают. Тем более что он столько уже перенес в своей жизни.
   Дверь за нею закрылась.
   – Эх, не успел спросить, чего же он перенес, – даже расстроился папа. – Шрамов вроде не видно.
   – У нее дочка с мужем расходилась… – стесненно объяснила подруга хозяйки.
   – А пудель причем? – удивился папа.
   – Ну, тоже переживал…
   – У нас наслушаешься, – сказала тетя Вера. Еще раз сменила вату, положила пинцет и выпрямилась. – Пока все. Молодец, Спиридонов! Освобождай место для других.
   И спихнула Спиридонова со стола. Он тряхнул ушами и побежал за подругой к двери.
   – А что? – засмеялся папа. – Может, и переживал!
   Ася сразу представила…
   Огромная комната. Дочь хозяйки и ее муж медленно расходятся в разные углы. А пудель Спиридонов лежит на полу в самом центре и стонет. Он не знает, за кем бежать. А они все расходятся, в темноту, уже даже не видно. Спиридонов стонет. Его хозяйка плачет, сует своему Спиридонову шоколад. А он, бедненький, даже не хочет брать и трясет ушами. И рядом, на чистом полу, сидит громадный ушной клещ и в упор смотрит на Спиридонова жадными блестящими глазами. Ищет, куда бы впиться…
   Ася клеща видала на даче. Он ей впился в ногу. Но папа тогда его сразу вырвал…
   – Ага, у нас обхохочешься, – тетя Вера все терла руки под краном. – Думаешь, от чего я так устаю?
   От своих пациентов тетя Вера не устает. Они тихие, хоть и лают. Мужественные. Никогда ни на что не жалуются! Благодарные. Один пес – тетя Вера его в прошлом году спасла, когда у него кость застряла в горле, – сам недавно сюда пришел, на прием. Без всяких хозяев! Лапу стеклом поранил и сразу вспомнил – прибежал в поликлинику.
   Он так целеустремленно шел, что очередь его в кабинет пропустила без звука. А тетя Вера его приняла безо всяких документов. Врачи устают исключительно от хозяев. Вот где терпение надо!
   Вчера, например, звонят: «Это главный врач?» Главный, да. «Что нам делать? У нас кошка с балкона упала. Шестой этаж!» Тетя Вера разволновалась. Как их кошка упала? На асфальт? Нет, на газон. Встает она на ноги? Да, встает. Но не очень охотно. Это уже эмоции!
   Нет ли у нее крови? Там испугались. Никакой крови нет! Повезло этой кошке. «Так чего ж вы звоните?» – удивилась тетя Вера. Они потому, оказывается, звонят, что их кошка теперь отчего-то скучная. А тетю Веру вытащили из операционной! У нее борзая там под наркозом! «А если бы вы с шестого этажа упали, вы бы были веселая?» – спрашивает тетя Вера. Сразу – обида: «Доктор, вы как-то не так разговариваете…»
   – Как с ними разговаривать? – удивляется тетя Вера.
   Ей бы такую работу, как у Асиной мамы. Сидишь себе дома за столом, грызешь карандаш, смотришь в окошко. Никакого начальства над тобой, никаких хозяев…
   – А ты попробуй, – посоветовал папа.
   Нет, тетя Вера не может. Она привыкла служить. Приходить на работу к определенному часу. Уходить – тоже она привыкла. Ей статью заказали в журнале. Вряд ли она напишет. Некогда! График воскресных дежурств надо составить, разбираться с жалобами, в операционной нужен ремонт, инструментов нету, и все врачи болеют. Она считает, что мамина работа – прекрасная, ни от кого не зависишь, кроме самой себя. Это настоящая жизнь!
   – Как раз самое трудное, когда – от самой себя, – объясняет папа.
   Нет, тетя Вера не понимает.
   – Хочешь – пиши, не хочешь – гуляй по Летнему саду, гляди, как лебеди в пруду плавают, как желтые листья летят на землю. Красота!
   Папа уже сердится.
   Он таких разговоров не любит. Чтобы так легко говорили про мамину работу. Болтали, как обыватель! Да еще его сестра. Он эту работу видит. Нагляделся за эти годы, что это за работа. Врагу своему не пожелает. А другие не видят. Болтают, как обыватель!
   – Да я просто так, – успокаивает его тетя Вера.
   – И нечего просто так болтать, – сердится папа. – Ты нас болтать звала?
   – Работать, работать, – успокаивает тетя Вера.
   И тут они с папой так стали работать! Сразу за двумя столами. Папа – за своим – смотрит воробья Цыпу. Он клюв как-то набок держит. У него неправильный прикус! Это не опасно для жизни, даже у артистов бывает. Пусть Цыпа держит свой клюв, как хочет. А тетя Вера – у себя на столе – принимает Тома Сойера. Его мужчина принес в желтом портфеле. Вдруг открыл небольшой портфель, и оттуда вылез громадный пушистый кот. «Это у нас Том Сойер», – солидно представил мужчина. У кота – блохи. Такие громадные! Ася даже отпрянула.
   – Не бойся, – засмеялась тетя Вера. – Они на тебе жить не будут.
   – А на мне, простите? – солидно спросил мужчина.
   – На вас? – тетя Вера внимательно на него поглядела. – Нет, на вас тоже не будут.
   – Фактура не та? – солидно поинтересовался мужчина. Он намекал на свою худосочность.
   Но тетя Вера его разочаровала:
   – Эти блохи на человеке вообще не живут. А с Томом Сойером – предупреждаю – вам придется повозиться.
   Мужчина согласен, он очень к этому коту привязан. Этот кот философ, любит лежать на электрической грелке и думать о смысле жизни. Где он только блох подцепил?
   – На улицу ходит? – спросила тетя Вера.
   – Иногда, – подтвердил мужчина. – Но только вместе со мной.
   – Вот вместе и подцепили, – улыбнулась тетя Вера.
   Уже принимает болонку, которая кашляет. Асе дала послушать, как у болонки внутри хрипит. Может, воспаление легких? Надо ее колоть.
   Папа взял шприц. Уже уколол! Болонка даже не пискнула, только зажмурилась. Она, оказывается, недавно исчезала из дому на два дня. Сбежала от своей хозяйки во время прогулки. И вот – пожалуйста, простудилась! Ее по объявлению только нашли. По приметам. Подобрали хорошие люди и, спасибо, – вернули…
   – Повезло, – кивает тетя Вера.
   – Кстати, – вспомнил папа, – у Чукреевых Сенька вроде всерьез пропал. Ты посматривай, Верочка, вдруг регистрировать приведут.
   – Вряд ли, – говорит тетя Вера. – Если украли, на рынке надо ловить. На собачьем, знаешь?
   – Кто же не знает, – кивает папа. – А вдруг?
   Надо же, Сенатор всерьез пропал! Ася думала, он уже нашелся…
   – За город запросто могли увезти, – говорит тетя Вера. – На дачу куда-нибудь. Такого красавца припрячут, будь покоен. Кто там следующий? Заходите!
   Но никто почему-то не входит.
   Папа выглянул.
   – Ого! – говорит. – Уже пусто. Славно, однако, поработали.
   – Не может быть?! – обрадовалась тетя Вера. – Вы с Аськой меня буквально спасли. Одна бы я до ночи сидела!

Трепетная лань

   Ася давно уже сделала уроки. Папы все нет, а мама – у себя в комнате. Не выходит. Ей нельзя мешать. Папа предупредил: «Что бы ни случилось, к маме входить нельзя. Сама все решай. На свой риск! Не маленькая!» – «А если пожар?» – нарочно сказала Ася. Но папа остался непреклонным, даже не улыбнулся. «Выноси вещи, вызывай пожарную команду, а к маме – чтоб ни ногой».
   Пожара нет никакого…
   Зато пришла почтальон, принесла бандероль на папино имя.
   – Кому можно вручить? – говорит.
   – Мне можно, – решила на свой риск Ася.
   Нет, ей почтальон не согласна. У Аси паспорта нет. Неизвестно, может ли она еще расписаться.
   Ну, уж это просто смешно. За кого хочешь может расписаться! С крючком и с росчерком. Что Ася, маленькая?
   – Все равно нельзя, – вздохнула почтальон.
   Ей самой обидно, что она зря на третий этаж поднималась. У нее одышка. Ступеньки высокие, старый дом. Но бандероль заказная, нельзя рисковать. Вдруг она пропадет?
   Тут в коридор вдруг выскочил Фингал. Ася ему строго-настрого приказала сидеть в комнате, что бы ни случилось. А он все равно выскочил! Придется с ним потом серьезно поговорить…
   Фингал, – папа считает, – самый крупный в семье политик. Он со всеми разный. Маму он, например, не слушается совершенно. Когда мама одна, Фингал носится по квартире как ненормальный. Лает, тапки грызет, может стащить у нее из-под рук колбасу. На диван завалиться с ногами. Не считает зазорным! «Я для него просто хорошая коммунальная соседка для игр», – вздыхает мама. «Сама распустила, – объясняет папа. – Никогда его не наказываешь!» – «Разве? – удивляется мама. – По-моему, я наказываю. Я его наказываю презрением. Или великолепным молчанием. Или внутренним неприятием. Просто он меня не ставит ни в грош. Не ремнем же его наказывать?»
   Но папа считает, что иногда – именно ремнем. Он пару раз наказывал! И Фингал очень даже понял, больше не требуется. Во всяком случае, папу он высоко теперь ставит. Может, папа придумал насчет ремня? Ася не видела. Но Фингал, видно, чувствует, что – в принципе – папа может. Пойти на эту крайнюю меру. И слушается папу безукоризненно, с первого раза. При папе он к обеденному столу вообще не подходит, а из маминых рук даже не берет сахар. Делает вид, что он сахар терпеть не может. Ему тошно на этот сахар смотреть! Уберите скорей! А стоит папе на секунду выйти, Фингал мгновенно подскакивает к маме и тычется носом в руки: «Давай сахар! Быстрее! Копаешься!» Схватит, за щеку сунет и отойдет, как пуся. Будто и не просил. «Фу, какая двойная душа», – стыдит его мама. Фингал смирно лежит, где папа ему приказал, грызет свой сахар и на маму даже не смотрит.
   Такой политик!
   А Асю Фингал охраняет. Когда он с Асей наедине, Фингал, конечно, дурачится, скачет на равных, даже еще дурее. Но стоит кому-нибудь появиться, чужому, и он сразу меняется – Фингал как-то вдруг подбирает тогда в мощный комок свое длинное тело, ставит шерсть на загривке дыбом, белые клыки сдержанно и строго белеют из-под черной верхней губы, слышен сдавленный рык, и глаза вдруг твердеют по-взрослому. Такой твердый, точный и пристальный взгляд! Будто Фингал каждого сразу предупреждает: «Вы на эту девочку голос никогда не повышайте, потому что я ее люблю…»
   Почтальон говорила тихо. Но Фингалу все равно не понравилась. Может – зачем бандероль Асе не отдает?
   Вышел и рядом с Асей встал. Рыком своим рокочет тихонько.
   – Это твоя собачка? – сразу заинтересовалась почтальон. – Красивая какая собачка! Она не кусается?
   – Без команды он никогда не кусается, – объяснила Ася.
   Почтальон только что присела на тумбу для обуви, чтоб отдышаться. И рядом с ней заказная бандероль.
   – Я, пожалуй, пойду, – вдруг заторопилась. – Уже отдохнула. Мне еще столько разносить!
   И протянула руку – забрать бандероль.
   Это Фингалу совсем не понравилось. Он рыкнул громче.
   Почтальон отдернула руку и тихо положила себе на колени.
   – Что, собачка? – говорит. – Понимаешь, нужно работать…
   Уважительно так с Фингалом разговаривает. Рассказывает ему про свою работу, что нужно ходить по разным квартирам, кому – журналы, кому – перевод. Она бы, может, и не ходила, по возрасту. Но приходится, жизнь так сложилась. Времени совершенно нет, чтоб посидеть вот так без дела…
   – Вы идите, пожалуйста, если некогда, – сказала Ася. Фингал до утра может слушать, а человеку действительно некогда. Прикрикнула на него, чтоб отошел с дороги. – Фу, Фингал! Расселся!
   Усталая почтальон вдруг вскочила резво, как девочка, и выскочила за дверь. Быстро-быстро уже бежит по лестнице вниз. Даже не попрощалась.
   Из-за тумбы для обуви высунулся любопытный уж Константин. Увидел, что почтальона нет, и спрятался обратно.