– Какая беда?
– Аврилетта, – продолжал он, взяв ее за руки, – мадемуазель Элен умерла!
Девушка вскочила и удивленными глазами посмотрела на Сильвена.
– Умерла, говорю тебе. И этот выстрел, который ты слышала, убил ее.
– Убил! Но это невозможно! Кто же мог убить ту, у которой не было ни одного врага?
– Никто не знает, от чьей руки она умерла. Но преступление совершено… мадемуазель Элен мертва!
Аврилетта во все глаза смотрела на Сильвена и, казалось, не понимала его.
– Убита! – повторила она.
– Да! И ты знаешь, кого подозревают?
– Какого-нибудь браконьера? Здесь много таких негодяев…
– Убийца, или, лучше сказать, тот, кого подозревают в убийстве, арестован властями, и это…
– Договаривай! Зачем ты пугаешь меня?
– Это Давид.
– Как! – И бледная, дрожащая всем телом Аврилетта упала на руки Сильвена.
Третьим другом девушки был тот самый Давид, терзаемый мыслью о невосполнимой потере.
VII
VIII
– Аврилетта, – продолжал он, взяв ее за руки, – мадемуазель Элен умерла!
Девушка вскочила и удивленными глазами посмотрела на Сильвена.
– Умерла, говорю тебе. И этот выстрел, который ты слышала, убил ее.
– Убил! Но это невозможно! Кто же мог убить ту, у которой не было ни одного врага?
– Никто не знает, от чьей руки она умерла. Но преступление совершено… мадемуазель Элен мертва!
Аврилетта во все глаза смотрела на Сильвена и, казалось, не понимала его.
– Убита! – повторила она.
– Да! И ты знаешь, кого подозревают?
– Какого-нибудь браконьера? Здесь много таких негодяев…
– Убийца, или, лучше сказать, тот, кого подозревают в убийстве, арестован властями, и это…
– Договаривай! Зачем ты пугаешь меня?
– Это Давид.
– Как! – И бледная, дрожащая всем телом Аврилетта упала на руки Сильвена.
Третьим другом девушки был тот самый Давид, терзаемый мыслью о невосполнимой потере.
VII
Сильвен, подхватив девушку, бросился в лес. Паком бежал за ним, беспокоясь и жалобно повизгивая. Повинуясь инстинкту, он захватил с собой венок из белых цветов. Можно было подумать, что он понимал всю важность этой находки. Добежав до ручейка, катившего чистые прозрачные воды к реке, Сильвен остановился и, опустив на землю Аврилетту, смочил лицо и виски девушки. Она была так бледна, что ее лицо казалось сделанным из воска.
Прошло несколько минут. Сильвен жестоко мучился. Никогда прежде, даже во время детских игр, юноше не приходилось держать Аврилетту на руках. Никогда она не казалась ему такой красивой. Новое чувство заговорило в нем, он увидел в ней женщину. Вдруг она вздрогнула, и ее глаза открылись. Несколько мгновений она непонимающе смотрела на Сильвена.
– Аврилетта! – тихо сказал молодой человек.
Девушка снова вздрогнула и поправила волосы, закрывавшие часть ее лица.
– Приди в себя, дитя мое, – обратился к ней юноша. – Это я, твой друг Сильвен.
Осмотревшись, Аврилетта заметила Пакома, стоявшего рядом с венком в зубах.
– Ах, теперь я все вспомнила! – пролепетала девушка, и поток слез хлынул у нее из глаз.
Сильвен отошел на два шага в сторону.
– Я напугала тебя, – пробормотала девушка, – но это не моя вина! Когда ты обо всем мне рассказал, я почувствовала себя так, словно меня ранили в сердце…
И она замолчала, пытаясь припомнить, что произошло потом.
– Ты мне сказал, что мадемуазель Элен умерла?
Сильвен кивнул.
– И в самом деле?.. – начала она, но не смогла закончить фразу.
– Да, Давид…
На этот раз Аврилетта закрыла руками лицо и зарыдала. О, она прекрасно знала Давида и часто встречала его в лесу, когда он приходил туда, чтобы развеять тяжелые думы. Обычно при нем была скрипка, которую он уносил из дома. Убедившись в том, что он один и никто не может его подслушать, он садился на траву и начинал играть.
Однажды, в один из таких дней, Давид увидел между ветвями деревьев молоденькую девушку. Она слушала его музыку. Давид прекратил играть, но тогда девушка обратилась к нему с просьбой: «Сыграй еще…» Между двумя существами завязалась дружба – отеческая, покровительственная со стороны Давида и наивная, подобострастная со стороны Аврилетты.
Давид часто приходил в лес. Музыканту казалось, что он обрел друга, которому можно излить страдания через мелодию скрипки, с ее помощью рассказать о том, чего его уста никогда бы не осмелились произнести. Позже пришел послушать музыканта и Сильвен, но его чувства отличались от тех, что воодушевляли девушку. Разумеется, он был добр, откровенен, не способен на что-либо дурное. Тем не менее Сильвен чувствовал какую-то досаду. Восторг, переполнявший девушку, делал его печальным и задумчивым. Почему? Он не мог этого понять.
Сильвен думал, что любил Аврилетту как ребенка. Юноша не осознавал, что его сердце просыпается и это влечет за собой страдания. Да, Давид отнимал у него кусочек души Аврилетты, которую в своем эгоистическом чувстве он, Сильвен, хотел сохранить для себя одного. Что же касалось Давида, то он ни о чем не догадывался. Он безнадежно любил Элен, твердо намереваясь страдать и во что бы то ни стало хранить тайну. В его мелодиях слышались слезы и терзания сердца.
Когда Аврилетта узнала о том, что Давид, обвиненный в ужасном преступлении, теперь мучается, она подумала, что умрет от горя. Как она сама сказала, это была рана, нанесенная ей прямо в сердце. Мало-помалу девушка успокоилась и стала обо всем расспрашивать Сильвена. Ему было известно все, так как он присутствовал при допросе Давида. Когда молодой человек передал ей эпизод с письмом, найденным в комнате Давида, Аврилетта поднесла руку к сердцу, словно стараясь сдержать его биение, и, покачав головой, сказала:
– Давид не виновен!
– Увы! – произнес Сильвен, с симпатией относившийся к бедному музыканту. – Я тоже хотел бы в это верить, но это зловещее письмо… Не является ли оно ужасным доказательством…
– Он не виновен, – с нетерпением повторила Аврилетта. – Я это точно знаю. Если он любил…
Девушка замолчала, словно удивляясь тому слову, которое произнесла и значение которого в первый раз стало ей понятным. Однако затем она снова продолжила:
– Если он любил мадемуазель Элен, зачем ему было ее убивать?
– Ты же знаешь, что она вышла замуж за графа Керу.
– Да, но Давид добр. Если этот брак и заставил его страдать, он не мог лишить его совести. Я в этом уверена, Сильвен! – продолжала она. – С такой душой, как у него, в минуту страдания умирают, но не умерщвляют!
Сильвен, слушая ее, невольно задумался. Как он мог так быстро поверить в виновность музыканта? Юноша знал его тихую, кроткую душу. Как он мог поверить в то, что опровергала вся прошлая жизнь Давида? Когда Сильвен рассказал Аврилетте обо всех подробностях этого ужасного несчастья, она проговорила:
– Послушай, не Давид убил мадемуазель Элен. Даже если бы все улики указывали на него, я и тогда сказала бы, что это не он. Если он сам не признался, то и я не верю в его виновность.
– Но кто же мог совершить преступление?
Аврилетта, немного подумав, ответила:
– Я должна рассказать тебе об одном видении. По правде сказать, я думала, что это всего лишь сон, но неужели он оказался вещим? – понизив голос, прибавила она.
– Что ты имеешь в виду? – спросил взволнованный Сильвен.
– Прежде я задам один вопрос, – ушла от ответа Аврилетта. – Этот венок действительно принадлежал новобрачной?
И она взяла венок из пасти собаки.
– Без сомнения, – подтвердил Сильвен.
– Невеста была одета в белое и ее лицо закрывала длинная фата?
– Да, именно так.
– Был ли на ней венок в ту минуту, когда ее убили?
– Я видел его у нее на голове… Цветы были обагрены кровью…
– Но тогда этот… Откуда же он?
– Не знаю, но зачем ты об этом спрашиваешь? – произнес Сильвен, качая головой.
– Ну, слушай. Я расскажу тебе о своем видении, что пригрезилось мне этой ночью там, возле креста егермейстера Людовика Четырнадцатого, в лесу.
Прикрыв рукой глаза, она погрузилась в воспоминания:
– Который был час, я не знаю, но ночь уже давно наступила. Я провела весь вечер в лесу и легла на мягкую, сочную траву, чтобы отдохнуть и освежиться. Я долго лежала и смотрела на одну из звезд, ярко блестевшую между ветвями деревьев. Вдруг я проснулась от шума шагов. Испугавшись, я приподнялась и поспешила укрыться за стволами деревьев. Притаившись там, я увидела…
– Что? Что ты увидела? – нетерпеливо перебил ее Сильвен.
– Тени, скользившие между деревьями. Впереди маячил огонек – должно быть, фонарь. Ветви кустарников мешали мне все хорошенько рассмотреть, но один Бог знает, с каким любопытством я наблюдала за этой ужасной сценой! Я видела трех человек, одетых во все черное. Один из них отличался особенно высоким ростом, почти таким же, как господин Губерт, племянник графа. Все трое остановились и стали о чем-то совещаться, однако я не могла различить слов, неясно долетавших до моего слуха. Затем двое скрылись в чаще леса. Я страшно испугалась, Сильвен, ужасно струсила и все спрашивала себя, не было ли во всем этом чего-нибудь сверхъестественного. Прошло несколько минут, и эти двое вернулись. Я не спускала с них глаз. По-видимому, они шли с большими предосторожностями и несли что-то тяжелое, чего я поначалу никак не могла рассмотреть. Но потом, присмотревшись, я различила какую-то белую массу. В эту минуту высокий черный человек взял фонарь и направил его в ту сторону, откуда пришли те двое, и тогда я увидела… О, Сильвен, если бы ты только мог представить себе ужас, который охватил меня! Это был труп, закутанный во что-то белое, – труп женщины, обернутой в длинную фату, как у новобрачных. Теперь я припоминаю, что у нее не было венка на голове.
– Боже мой! – воскликнул Сильвен. – Что же это такое? В замке на катафалке я собственными глазами видел бездыханное тело Элен Керу! Ты не рассмотрела лицо женщины, которую видела в лесу?
– Нет, я же сказала, что она была обернута в длинную фату и уже не дышала. Немного отдохнув, все трое двинулись в путь и прошли совсем рядом со мной. Я не ошиблась, они несли тело женщины. Одна ее рука свесилась, и я заметила блеск золотого кольца…
– Странно! – отозвался Сильвен, слушавший девушку с большим вниманием. – Что было дальше? Ты пошла за ними?
– О нет! Страх пригвоздил меня к месту. Ноги у меня подкашивались, когда я вспоминала местную легенду о том, что лесовики наказывают смертью всех тех, кто пытается раскрыть их тайны.
– Бедняжка! – с жалостью в голосе проговорил Сильвен и взял девушку за руку. – Но что же было потом?
– Потом? Все это длилось всего несколько минут. Двое, что прошли рядом со мной, несли тело женщины, а третий остался стоять на месте. На нем, как и на его сообщниках, была маска. Когда они исчезли из виду, третий так быстро убежал, что в одну секунду скрылся с моих глаз. Что было после, я не знаю. Голова у меня кружилась, мысли путались, и я забылась тяжелым сном…
Утром меня разбудили яркие солнечные лучи. Я заметила возле себя венок, найденный накануне. Видение сохранилось в моей памяти, как сон, и я направилась сюда, чтобы встретиться с тобой. Я не ожидала услышать от тебя такие грустные вести и позабыла о ночном видении. Но теперь, теперь все иначе, Сильвен! Вчера убили новобрачную!
Сильвен молчал, пребывая в глубоком раздумье. Он знал впечатлительную натуру девушки, ее восприимчивость и склонность к мистицизму, но эти детали… Возможно ли допустить, что вчерашний праздник так сильно поразил ее детское воображение? Образ молодой новобрачной так врезался в ее память, что породил жуткий кошмар!
– И ты говоришь, что эта сцена произошла у креста егермейстера? – спросил он наконец.
– Да, я хорошо это помню. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что не спала…
– А днем ты не приметила никаких следов?
– Нет, я об этом не подумала.
– Пойдем со мной, – решительно сказал Сильвен. – Во всем этом есть какая-то тайна. В ней нужно разобраться.
– Куда же ты хочешь идти?
– К кресту егермейстера.
Аврилетта переменилась в лице при воспоминании о минувшей ночи.
– Подумай! – сказал Сильвен дрожащим голосом. – Возможно, это спасет Давида!
Юноша произнес имя музыканта почти шепотом, боясь выдать голосом то чувство, которое охватывало его при упоминании этого имени.
– Спасение Давида, нашего друга! – воскликнула Аврилетта. – О, скорее, скорее! Я всегда готова прийти ему на помощь.
Сильвен грустно улыбнулся.
– Значит, ты не решилась бы, если бы это было нужно не Давиду, – сказал он, – а твоему другу Сильвену?
Аврилетта с удивлением посмотрела на него – он никогда такого не говорил. Девушка подошла к нему и, обвив его шею руками, воскликнула:
– Какой ты злой! Разве ты не знаешь, что за тебя я готова отдать свою жизнь, так же как и за него?
Сильвен прижал ее голову к своим губам и сказал:
– Ты добра!
– Иди же, иди скорее, – сказала Аврилетта, немного успокоившись. – Паком, за мной! – И девушка побежала вперед, а за ней весело погналась собака.
Сильвен, опустив голову, пытался совладать с собой. «Не ревную ли я?» – думал он.
Аврилетта и Сильвен хорошо знали местность и потому, не колеблясь и не останавливаясь, шли своей дорогой. Меньше чем за четверть часа они достигли того места, которое получило громкое название креста егермейстера.
– Вот тут я спала, – сказала Аврилетта, внезапно остановившись.
Действительно, густая и высокая трава примялась и еще сохранила следы человеческого присутствия.
– Оставайся здесь, – проговорил Сильвен. – Я пойду к тебе по следам тех страшных-престрашных созданий, которых ты видела ночью.
Молодой человек не сумел скрыть иронии.
– Не думаешь ли ты, что я все сочинила? – спросила Аврилетта.
– Нет, дитя мое, – ответил Сильвен, приближаясь к ней, – но твой рассказ так странен, что невольно…
– Ты сомневаешься, да? Это нехорошо. Разве я когда-нибудь сомневалась в твоих словах? Что бы ты ни сказал, я этому верю.
Девушка произнесла эту фразу с таким чистосердечием и откровенностью, что Сильвен ощутил ее превосходство над собой.
– Ты простишь меня за это? – спросил он почти умоляющим голосом.
– Да, – улыбаясь, ответила девушка, – но с тем условием, что ты спасешь Давида.
От этого имени сердце Сильвена снова сжалось. Сумев побороть досаду, он ответил:
– Даю тебе слово, что сделаю все, чтобы докопаться до истины.
– Хорошо, истина – это доказательство невиновности Давида. Я это чувствую, я знаю это, – прибавила она тихо.
Вдруг Сильвен, стоявший немного в стороне, вскрикнул. Он увидел следы человеческих ног. Сомнений быть могло: здесь проходили люди. Откуда и куда они шли? Были ли это именно те люди, о которых говорила Аврилетта?
Аврилетта снова заняла свой пост.
– Направо, – произнесла она, указывая рукой на громадный дуб. – Вот тут-то они и остановились.
Юноша последовал указанию Аврилетты, подошел к дереву и нагнулся. И тут тоже были следы человеческих ног, следовательно, девушка действительно видела все наяву. Наклонившись пониже, Сильвен заметил несколько почерневших листьев.
– Эти люди ставили фонарь на землю? – спросил он у Аврилетты.
– Да, ставили, я и забыла об этом. Фонарь поставил на землю тот высокий, когда двое других уходили.
Сильвену стало не по себе. Ночное видение все больше обретало реальные очертания. Аврилетта продолжала:
– Видишь, они шли оттуда, мимо дуба. Если приглядеться, там просматривается тропинка. Я слышала, как ветки хрустели у них под ногами…
Доказательства справедливости ее слов встречались на каждом шагу: трава была примята, на ней лежало много сломанных, но еще зеленых ветвей.
– Пойдем по их следам, – предложил Сильвен, и они стали углубляться в лес.
В нескольких метрах от опушки тропинка расширялась. Там по-прежнему были заметны следы, но поломанных сучьев больше не встречалось.
– Куда ведет эта тропинка? – спросил Сильвен. – Я не помню, чтобы когда-нибудь ходил по ней.
– А я не решилась пойти по ней одна, – призналась Аврилетта.
– Почему так?
– Сейчас расскажу, только обещай, что не будешь надо мной смеяться. Говорят, у креста егермейстера порой являются привидения и из-под земли тогда доносятся страшные вопли и стоны. Словом, не знаю… Какое-то суеверное предчувствие не позволило мне сделать это.
Беседуя, молодые люди шли вперед, но вдруг оба остановились. Тропинка разделялась надвое, и вместо сочной травы под ногами теперь была сухая каменистая почва. Все следы исчезли. Однако наши охотники не стали отчаиваться и продолжили тщательно изучать местность. Вдруг раздался лай собаки, словно она напала на след.
– Паком! Паком! – позвал ее Сильвен.
Но собака была слишком далеко, чтобы услышать призыв друга, и продолжала лаять еще громче.
– Паком остался у развилки, – догадалась Аврилетта. – Нужно скорее вернуться к нему.
Аврилетта и Сильвен со всех ног кинулись к Пакому, не обращая внимания на возникающие на их пути преграды. Вскоре они оказались у креста егермейстера. Пакома они заметили не сразу.
– Вот он! – воскликнула наконец Аврилетта. – Паком! Паком! Но что это с ним?
Одним прыжком собака очутилась на опушке. Стоя на всех четырех лапах, Паком грозно рычал и дрожал всем телом. Сильвен подошел к нему.
– Ну, Паком, ищи, ищи!
Собака, по-видимому, колебалась, но недолго. Посмотрев на хозяина, она снова бросилась в самую чащу.
– Жди меня здесь, Аврилетта! – крикнул Сильвен.
Пробежав метров двадцать, Паком остановился и с лаем принялся рыть землю обеими лапами. Когда яма уже была глубиной в целый фут, Сильвен наклонился над ней и увидел плоский черный камень. Юноша попробовал вытащить его, но тот не поддавался. Сильвен догадался, что за этим камнем был скрыт вход куда-то. Молодой человек не раз слышал о подземных галереях между древними аббатствами. Этими тайными тропами в феодальные времена спасались владельцы замков. У юноши при себе не оказалось никакого инструмента, который позволил бы ему сдвинуть камень, но он был уверен, что собака не ошиблась. Если она так грозно рычала и злилась, значит, слышала какой-нибудь шум или чуяла присутствие человека под землей.
Сильвен был крепок, но на этот раз он старался напрасно: камень остался на прежнем месте. Юноша задумался. Если допустить, что под этим камнем есть проход, который откроет ему действующих лиц ночной сцены, то следовало признать, что недавно камень все-таки передвигали. Затем молодому человеку пришло в голову, что в этом камне и заключается весь секрет. Сильвен стал внимательно осматривать его гладкую поверхность и наконец заметил отверстие, засыпанное песком. Сильвен вернулся к Аврилетте.
– Ну что? – спросила она тревожно.
– Тcc! – юноша приложил палец к губам. – Обещай мне не уходить отсюда и караулить. Если кто-нибудь подойдет, позови меня.
– Что ты будешь делать?
– Пока не знаю, но надеюсь, что вскоре все откроется.
Сильвен огляделся. Заметив на дереве, стоявшем неподалеку, прямую и довольно толстую ветку, он вытащил из кармана нож, срезал ее и заострил с одной стороны.
– Ты меня поняла, Аврилетта? – спросил юноша. – Если даже я не скоро вернусь, не уходи отсюда.
– Обещаю, что не уйду, но поклянись и ты, что не станешь подвергать свою жизнь серьезной опасности.
Сильвен посмотрел на девушку: она была бледна, а ее глаза увлажнились.
– Позволь мне поцеловать тебя, – сказал он, протягивая к ней руки. – Это будет служить мне лучшей защитой.
Аврилетта подставила ему лоб, и он горячо прильнул к нему губами. Затем вместе с собакой юноша снова направился к таинственному камню. Его ожидания оправдались. Вставив заостренный конец ветви в выемку в центре камня, он сильно надавил, и люк открылся. Отодвинув камень в сторону, юноша склонился над образовавшимся отверстием. Оно было шириной почти в целый метр. Оттуда пахнуло теплым спертым воздухом, и молодой человек отпрянул. Внизу зияла черная дыра.
«Что это, колодец или ублиетта?»[6] – подумал он. Взяв камень, оказавшийся под рукой, Сильвен кинул его в лаз. Камень тотчас ударился о дно, и чуткое ухо юноши определило высоту падения. Она не превышала пяти или шести метров.
– Ну, Паком, я полагаю, что это нас с тобой не испугает.
Собака, недолго думая, подошла к отверстию и смело бросилась вниз.
– Паком! – крикнул молодой человек.
Пес ответил громким лаем. «Все хорошо!» – подумал молодой человек и тоже начал спускаться. Он уже почти достиг дна, как вдруг сверху до него донесся звук глухого удара и пронзительный крик. Произошло вот что: когда Сильвен скрылся в колодце, два человека выскочили из лесной чащи. Один из них был небольшого роста, сутуловатый, со смуглым лицом. Он кинулся на Аврилетту, которая, стоя на коленях, молилась за Сильвена и Давида. Она вскрикнула, но черный кусок материи, наброшенный ей на голову, заглушил крик. Чья-то сильная рука опрокинула бедняжку на землю, и тогда второй человек подбежал к открытому отверстию. Сильным ударом ноги он вернул камень на прежнее место и таким образом замаскировал вход в подземелье. Затем быстро засыпал вырытую собакой яму землей и ветками.
Его сообщник в это время поднял Аврилетту и уже собирался бежать.
– А что, – сказал его подельник, – папаша Куркодем, это хорошо, что жена прогнала нас. Мы пришли как раз вовремя!
Прошло несколько минут. Сильвен жестоко мучился. Никогда прежде, даже во время детских игр, юноше не приходилось держать Аврилетту на руках. Никогда она не казалась ему такой красивой. Новое чувство заговорило в нем, он увидел в ней женщину. Вдруг она вздрогнула, и ее глаза открылись. Несколько мгновений она непонимающе смотрела на Сильвена.
– Аврилетта! – тихо сказал молодой человек.
Девушка снова вздрогнула и поправила волосы, закрывавшие часть ее лица.
– Приди в себя, дитя мое, – обратился к ней юноша. – Это я, твой друг Сильвен.
Осмотревшись, Аврилетта заметила Пакома, стоявшего рядом с венком в зубах.
– Ах, теперь я все вспомнила! – пролепетала девушка, и поток слез хлынул у нее из глаз.
Сильвен отошел на два шага в сторону.
– Я напугала тебя, – пробормотала девушка, – но это не моя вина! Когда ты обо всем мне рассказал, я почувствовала себя так, словно меня ранили в сердце…
И она замолчала, пытаясь припомнить, что произошло потом.
– Ты мне сказал, что мадемуазель Элен умерла?
Сильвен кивнул.
– И в самом деле?.. – начала она, но не смогла закончить фразу.
– Да, Давид…
На этот раз Аврилетта закрыла руками лицо и зарыдала. О, она прекрасно знала Давида и часто встречала его в лесу, когда он приходил туда, чтобы развеять тяжелые думы. Обычно при нем была скрипка, которую он уносил из дома. Убедившись в том, что он один и никто не может его подслушать, он садился на траву и начинал играть.
Однажды, в один из таких дней, Давид увидел между ветвями деревьев молоденькую девушку. Она слушала его музыку. Давид прекратил играть, но тогда девушка обратилась к нему с просьбой: «Сыграй еще…» Между двумя существами завязалась дружба – отеческая, покровительственная со стороны Давида и наивная, подобострастная со стороны Аврилетты.
Давид часто приходил в лес. Музыканту казалось, что он обрел друга, которому можно излить страдания через мелодию скрипки, с ее помощью рассказать о том, чего его уста никогда бы не осмелились произнести. Позже пришел послушать музыканта и Сильвен, но его чувства отличались от тех, что воодушевляли девушку. Разумеется, он был добр, откровенен, не способен на что-либо дурное. Тем не менее Сильвен чувствовал какую-то досаду. Восторг, переполнявший девушку, делал его печальным и задумчивым. Почему? Он не мог этого понять.
Сильвен думал, что любил Аврилетту как ребенка. Юноша не осознавал, что его сердце просыпается и это влечет за собой страдания. Да, Давид отнимал у него кусочек души Аврилетты, которую в своем эгоистическом чувстве он, Сильвен, хотел сохранить для себя одного. Что же касалось Давида, то он ни о чем не догадывался. Он безнадежно любил Элен, твердо намереваясь страдать и во что бы то ни стало хранить тайну. В его мелодиях слышались слезы и терзания сердца.
Когда Аврилетта узнала о том, что Давид, обвиненный в ужасном преступлении, теперь мучается, она подумала, что умрет от горя. Как она сама сказала, это была рана, нанесенная ей прямо в сердце. Мало-помалу девушка успокоилась и стала обо всем расспрашивать Сильвена. Ему было известно все, так как он присутствовал при допросе Давида. Когда молодой человек передал ей эпизод с письмом, найденным в комнате Давида, Аврилетта поднесла руку к сердцу, словно стараясь сдержать его биение, и, покачав головой, сказала:
– Давид не виновен!
– Увы! – произнес Сильвен, с симпатией относившийся к бедному музыканту. – Я тоже хотел бы в это верить, но это зловещее письмо… Не является ли оно ужасным доказательством…
– Он не виновен, – с нетерпением повторила Аврилетта. – Я это точно знаю. Если он любил…
Девушка замолчала, словно удивляясь тому слову, которое произнесла и значение которого в первый раз стало ей понятным. Однако затем она снова продолжила:
– Если он любил мадемуазель Элен, зачем ему было ее убивать?
– Ты же знаешь, что она вышла замуж за графа Керу.
– Да, но Давид добр. Если этот брак и заставил его страдать, он не мог лишить его совести. Я в этом уверена, Сильвен! – продолжала она. – С такой душой, как у него, в минуту страдания умирают, но не умерщвляют!
Сильвен, слушая ее, невольно задумался. Как он мог так быстро поверить в виновность музыканта? Юноша знал его тихую, кроткую душу. Как он мог поверить в то, что опровергала вся прошлая жизнь Давида? Когда Сильвен рассказал Аврилетте обо всех подробностях этого ужасного несчастья, она проговорила:
– Послушай, не Давид убил мадемуазель Элен. Даже если бы все улики указывали на него, я и тогда сказала бы, что это не он. Если он сам не признался, то и я не верю в его виновность.
– Но кто же мог совершить преступление?
Аврилетта, немного подумав, ответила:
– Я должна рассказать тебе об одном видении. По правде сказать, я думала, что это всего лишь сон, но неужели он оказался вещим? – понизив голос, прибавила она.
– Что ты имеешь в виду? – спросил взволнованный Сильвен.
– Прежде я задам один вопрос, – ушла от ответа Аврилетта. – Этот венок действительно принадлежал новобрачной?
И она взяла венок из пасти собаки.
– Без сомнения, – подтвердил Сильвен.
– Невеста была одета в белое и ее лицо закрывала длинная фата?
– Да, именно так.
– Был ли на ней венок в ту минуту, когда ее убили?
– Я видел его у нее на голове… Цветы были обагрены кровью…
– Но тогда этот… Откуда же он?
– Не знаю, но зачем ты об этом спрашиваешь? – произнес Сильвен, качая головой.
– Ну, слушай. Я расскажу тебе о своем видении, что пригрезилось мне этой ночью там, возле креста егермейстера Людовика Четырнадцатого, в лесу.
Прикрыв рукой глаза, она погрузилась в воспоминания:
– Который был час, я не знаю, но ночь уже давно наступила. Я провела весь вечер в лесу и легла на мягкую, сочную траву, чтобы отдохнуть и освежиться. Я долго лежала и смотрела на одну из звезд, ярко блестевшую между ветвями деревьев. Вдруг я проснулась от шума шагов. Испугавшись, я приподнялась и поспешила укрыться за стволами деревьев. Притаившись там, я увидела…
– Что? Что ты увидела? – нетерпеливо перебил ее Сильвен.
– Тени, скользившие между деревьями. Впереди маячил огонек – должно быть, фонарь. Ветви кустарников мешали мне все хорошенько рассмотреть, но один Бог знает, с каким любопытством я наблюдала за этой ужасной сценой! Я видела трех человек, одетых во все черное. Один из них отличался особенно высоким ростом, почти таким же, как господин Губерт, племянник графа. Все трое остановились и стали о чем-то совещаться, однако я не могла различить слов, неясно долетавших до моего слуха. Затем двое скрылись в чаще леса. Я страшно испугалась, Сильвен, ужасно струсила и все спрашивала себя, не было ли во всем этом чего-нибудь сверхъестественного. Прошло несколько минут, и эти двое вернулись. Я не спускала с них глаз. По-видимому, они шли с большими предосторожностями и несли что-то тяжелое, чего я поначалу никак не могла рассмотреть. Но потом, присмотревшись, я различила какую-то белую массу. В эту минуту высокий черный человек взял фонарь и направил его в ту сторону, откуда пришли те двое, и тогда я увидела… О, Сильвен, если бы ты только мог представить себе ужас, который охватил меня! Это был труп, закутанный во что-то белое, – труп женщины, обернутой в длинную фату, как у новобрачных. Теперь я припоминаю, что у нее не было венка на голове.
– Боже мой! – воскликнул Сильвен. – Что же это такое? В замке на катафалке я собственными глазами видел бездыханное тело Элен Керу! Ты не рассмотрела лицо женщины, которую видела в лесу?
– Нет, я же сказала, что она была обернута в длинную фату и уже не дышала. Немного отдохнув, все трое двинулись в путь и прошли совсем рядом со мной. Я не ошиблась, они несли тело женщины. Одна ее рука свесилась, и я заметила блеск золотого кольца…
– Странно! – отозвался Сильвен, слушавший девушку с большим вниманием. – Что было дальше? Ты пошла за ними?
– О нет! Страх пригвоздил меня к месту. Ноги у меня подкашивались, когда я вспоминала местную легенду о том, что лесовики наказывают смертью всех тех, кто пытается раскрыть их тайны.
– Бедняжка! – с жалостью в голосе проговорил Сильвен и взял девушку за руку. – Но что же было потом?
– Потом? Все это длилось всего несколько минут. Двое, что прошли рядом со мной, несли тело женщины, а третий остался стоять на месте. На нем, как и на его сообщниках, была маска. Когда они исчезли из виду, третий так быстро убежал, что в одну секунду скрылся с моих глаз. Что было после, я не знаю. Голова у меня кружилась, мысли путались, и я забылась тяжелым сном…
Утром меня разбудили яркие солнечные лучи. Я заметила возле себя венок, найденный накануне. Видение сохранилось в моей памяти, как сон, и я направилась сюда, чтобы встретиться с тобой. Я не ожидала услышать от тебя такие грустные вести и позабыла о ночном видении. Но теперь, теперь все иначе, Сильвен! Вчера убили новобрачную!
Сильвен молчал, пребывая в глубоком раздумье. Он знал впечатлительную натуру девушки, ее восприимчивость и склонность к мистицизму, но эти детали… Возможно ли допустить, что вчерашний праздник так сильно поразил ее детское воображение? Образ молодой новобрачной так врезался в ее память, что породил жуткий кошмар!
– И ты говоришь, что эта сцена произошла у креста егермейстера? – спросил он наконец.
– Да, я хорошо это помню. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что не спала…
– А днем ты не приметила никаких следов?
– Нет, я об этом не подумала.
– Пойдем со мной, – решительно сказал Сильвен. – Во всем этом есть какая-то тайна. В ней нужно разобраться.
– Куда же ты хочешь идти?
– К кресту егермейстера.
Аврилетта переменилась в лице при воспоминании о минувшей ночи.
– Подумай! – сказал Сильвен дрожащим голосом. – Возможно, это спасет Давида!
Юноша произнес имя музыканта почти шепотом, боясь выдать голосом то чувство, которое охватывало его при упоминании этого имени.
– Спасение Давида, нашего друга! – воскликнула Аврилетта. – О, скорее, скорее! Я всегда готова прийти ему на помощь.
Сильвен грустно улыбнулся.
– Значит, ты не решилась бы, если бы это было нужно не Давиду, – сказал он, – а твоему другу Сильвену?
Аврилетта с удивлением посмотрела на него – он никогда такого не говорил. Девушка подошла к нему и, обвив его шею руками, воскликнула:
– Какой ты злой! Разве ты не знаешь, что за тебя я готова отдать свою жизнь, так же как и за него?
Сильвен прижал ее голову к своим губам и сказал:
– Ты добра!
– Иди же, иди скорее, – сказала Аврилетта, немного успокоившись. – Паком, за мной! – И девушка побежала вперед, а за ней весело погналась собака.
Сильвен, опустив голову, пытался совладать с собой. «Не ревную ли я?» – думал он.
Аврилетта и Сильвен хорошо знали местность и потому, не колеблясь и не останавливаясь, шли своей дорогой. Меньше чем за четверть часа они достигли того места, которое получило громкое название креста егермейстера.
– Вот тут я спала, – сказала Аврилетта, внезапно остановившись.
Действительно, густая и высокая трава примялась и еще сохранила следы человеческого присутствия.
– Оставайся здесь, – проговорил Сильвен. – Я пойду к тебе по следам тех страшных-престрашных созданий, которых ты видела ночью.
Молодой человек не сумел скрыть иронии.
– Не думаешь ли ты, что я все сочинила? – спросила Аврилетта.
– Нет, дитя мое, – ответил Сильвен, приближаясь к ней, – но твой рассказ так странен, что невольно…
– Ты сомневаешься, да? Это нехорошо. Разве я когда-нибудь сомневалась в твоих словах? Что бы ты ни сказал, я этому верю.
Девушка произнесла эту фразу с таким чистосердечием и откровенностью, что Сильвен ощутил ее превосходство над собой.
– Ты простишь меня за это? – спросил он почти умоляющим голосом.
– Да, – улыбаясь, ответила девушка, – но с тем условием, что ты спасешь Давида.
От этого имени сердце Сильвена снова сжалось. Сумев побороть досаду, он ответил:
– Даю тебе слово, что сделаю все, чтобы докопаться до истины.
– Хорошо, истина – это доказательство невиновности Давида. Я это чувствую, я знаю это, – прибавила она тихо.
Вдруг Сильвен, стоявший немного в стороне, вскрикнул. Он увидел следы человеческих ног. Сомнений быть могло: здесь проходили люди. Откуда и куда они шли? Были ли это именно те люди, о которых говорила Аврилетта?
Аврилетта снова заняла свой пост.
– Направо, – произнесла она, указывая рукой на громадный дуб. – Вот тут-то они и остановились.
Юноша последовал указанию Аврилетты, подошел к дереву и нагнулся. И тут тоже были следы человеческих ног, следовательно, девушка действительно видела все наяву. Наклонившись пониже, Сильвен заметил несколько почерневших листьев.
– Эти люди ставили фонарь на землю? – спросил он у Аврилетты.
– Да, ставили, я и забыла об этом. Фонарь поставил на землю тот высокий, когда двое других уходили.
Сильвену стало не по себе. Ночное видение все больше обретало реальные очертания. Аврилетта продолжала:
– Видишь, они шли оттуда, мимо дуба. Если приглядеться, там просматривается тропинка. Я слышала, как ветки хрустели у них под ногами…
Доказательства справедливости ее слов встречались на каждом шагу: трава была примята, на ней лежало много сломанных, но еще зеленых ветвей.
– Пойдем по их следам, – предложил Сильвен, и они стали углубляться в лес.
В нескольких метрах от опушки тропинка расширялась. Там по-прежнему были заметны следы, но поломанных сучьев больше не встречалось.
– Куда ведет эта тропинка? – спросил Сильвен. – Я не помню, чтобы когда-нибудь ходил по ней.
– А я не решилась пойти по ней одна, – призналась Аврилетта.
– Почему так?
– Сейчас расскажу, только обещай, что не будешь надо мной смеяться. Говорят, у креста егермейстера порой являются привидения и из-под земли тогда доносятся страшные вопли и стоны. Словом, не знаю… Какое-то суеверное предчувствие не позволило мне сделать это.
Беседуя, молодые люди шли вперед, но вдруг оба остановились. Тропинка разделялась надвое, и вместо сочной травы под ногами теперь была сухая каменистая почва. Все следы исчезли. Однако наши охотники не стали отчаиваться и продолжили тщательно изучать местность. Вдруг раздался лай собаки, словно она напала на след.
– Паком! Паком! – позвал ее Сильвен.
Но собака была слишком далеко, чтобы услышать призыв друга, и продолжала лаять еще громче.
– Паком остался у развилки, – догадалась Аврилетта. – Нужно скорее вернуться к нему.
Аврилетта и Сильвен со всех ног кинулись к Пакому, не обращая внимания на возникающие на их пути преграды. Вскоре они оказались у креста егермейстера. Пакома они заметили не сразу.
– Вот он! – воскликнула наконец Аврилетта. – Паком! Паком! Но что это с ним?
Одним прыжком собака очутилась на опушке. Стоя на всех четырех лапах, Паком грозно рычал и дрожал всем телом. Сильвен подошел к нему.
– Ну, Паком, ищи, ищи!
Собака, по-видимому, колебалась, но недолго. Посмотрев на хозяина, она снова бросилась в самую чащу.
– Жди меня здесь, Аврилетта! – крикнул Сильвен.
Пробежав метров двадцать, Паком остановился и с лаем принялся рыть землю обеими лапами. Когда яма уже была глубиной в целый фут, Сильвен наклонился над ней и увидел плоский черный камень. Юноша попробовал вытащить его, но тот не поддавался. Сильвен догадался, что за этим камнем был скрыт вход куда-то. Молодой человек не раз слышал о подземных галереях между древними аббатствами. Этими тайными тропами в феодальные времена спасались владельцы замков. У юноши при себе не оказалось никакого инструмента, который позволил бы ему сдвинуть камень, но он был уверен, что собака не ошиблась. Если она так грозно рычала и злилась, значит, слышала какой-нибудь шум или чуяла присутствие человека под землей.
Сильвен был крепок, но на этот раз он старался напрасно: камень остался на прежнем месте. Юноша задумался. Если допустить, что под этим камнем есть проход, который откроет ему действующих лиц ночной сцены, то следовало признать, что недавно камень все-таки передвигали. Затем молодому человеку пришло в голову, что в этом камне и заключается весь секрет. Сильвен стал внимательно осматривать его гладкую поверхность и наконец заметил отверстие, засыпанное песком. Сильвен вернулся к Аврилетте.
– Ну что? – спросила она тревожно.
– Тcc! – юноша приложил палец к губам. – Обещай мне не уходить отсюда и караулить. Если кто-нибудь подойдет, позови меня.
– Что ты будешь делать?
– Пока не знаю, но надеюсь, что вскоре все откроется.
Сильвен огляделся. Заметив на дереве, стоявшем неподалеку, прямую и довольно толстую ветку, он вытащил из кармана нож, срезал ее и заострил с одной стороны.
– Ты меня поняла, Аврилетта? – спросил юноша. – Если даже я не скоро вернусь, не уходи отсюда.
– Обещаю, что не уйду, но поклянись и ты, что не станешь подвергать свою жизнь серьезной опасности.
Сильвен посмотрел на девушку: она была бледна, а ее глаза увлажнились.
– Позволь мне поцеловать тебя, – сказал он, протягивая к ней руки. – Это будет служить мне лучшей защитой.
Аврилетта подставила ему лоб, и он горячо прильнул к нему губами. Затем вместе с собакой юноша снова направился к таинственному камню. Его ожидания оправдались. Вставив заостренный конец ветви в выемку в центре камня, он сильно надавил, и люк открылся. Отодвинув камень в сторону, юноша склонился над образовавшимся отверстием. Оно было шириной почти в целый метр. Оттуда пахнуло теплым спертым воздухом, и молодой человек отпрянул. Внизу зияла черная дыра.
«Что это, колодец или ублиетта?»[6] – подумал он. Взяв камень, оказавшийся под рукой, Сильвен кинул его в лаз. Камень тотчас ударился о дно, и чуткое ухо юноши определило высоту падения. Она не превышала пяти или шести метров.
– Ну, Паком, я полагаю, что это нас с тобой не испугает.
Собака, недолго думая, подошла к отверстию и смело бросилась вниз.
– Паком! – крикнул молодой человек.
Пес ответил громким лаем. «Все хорошо!» – подумал молодой человек и тоже начал спускаться. Он уже почти достиг дна, как вдруг сверху до него донесся звук глухого удара и пронзительный крик. Произошло вот что: когда Сильвен скрылся в колодце, два человека выскочили из лесной чащи. Один из них был небольшого роста, сутуловатый, со смуглым лицом. Он кинулся на Аврилетту, которая, стоя на коленях, молилась за Сильвена и Давида. Она вскрикнула, но черный кусок материи, наброшенный ей на голову, заглушил крик. Чья-то сильная рука опрокинула бедняжку на землю, и тогда второй человек подбежал к открытому отверстию. Сильным ударом ноги он вернул камень на прежнее место и таким образом замаскировал вход в подземелье. Затем быстро засыпал вырытую собакой яму землей и ветками.
Его сообщник в это время поднял Аврилетту и уже собирался бежать.
– А что, – сказал его подельник, – папаша Куркодем, это хорошо, что жена прогнала нас. Мы пришли как раз вовремя!
VIII
Несчастный музыкант, запертый в жандармерии Клер-Фонтена, первую ночь провел в мрачной комнате с низкими потолками и железными решетками на окнах. Проклятое одиночество! В ушах Давида все еще раздавались злобные и полные ненависти крики толпы, которая следовала за ним до самой жандармерии. Он еще долго сидел неподвижно, с опущенной головой и не мог собраться с мыслями. Весь этот день казался ему кошмарным сном, от которого он уже не надеялся очнуться. Его слабый безвольный характер мешал ему бороться; более того, он поставил на себе крест. Однако едва ли он осознавал всю серьезность обвинения, возводимого на него.
Он убил Элен! Когда эта мысль приходила ему в голову, он начинал дрожать всем телом и в страхе озирался вокруг, всячески стараясь припомнить подробности ужасной трагедии. Но при всем желании ему ничего не удавалось вспомнить. Между тем Элен была убита, но кем? Он знал, что ни в чем не виновен, но не мог выйти на след настоящего убийцы. «Не было ли у нее врагов? – думал он. – Но нет, это невозможно!»
Теряясь в догадках, Давид припоминал тот крик, что вырвался у него из груди, когда он очутился перед трупом: «Это не Элен!» Теперь он задавался вопросом, как у него мог вырваться этот крик. Давид узнал черты лица той, которую втайне любил, тем не менее он усомнился! Почему? Наверно, потому что на лице покойницы застыло выражение жестокости, которого в ангельском, добром личике Элен Давид никогда прежде не замечал.
В страшном волнении прошла первая ночь заключения. Давиду грезились невероятные видения. То он видел себя на скамье подсудимых, то слышал свой смертный приговор, то ощущал, как издали к нему приближается палач и кладет свою тяжелую руку ему на плечо. Давид силился закричать, но голос его не слушался. Он хотел бежать, но дрожавшие ноги не повиновались ему.
На следующее утро в Трамбле прибыли судебные власти из Рамбуйе. Следствие шло своим чередом, но не привнесло ничего, что могло бы пролить свет на это таинственное преступление. Но разве требовалось еще какое-то доказательство, кроме письма, которое было найдено в комнате Давида?
Главным образом, следовало выяснить, как убийца пробрался в павильон. Но это было сделано достаточно быстро благодаря открытию Мэри-Энн. Она подозвала графа Керу и указала ему на обстоятельство, которое осталось незамеченным бригадиром Бланшоном. Одно из окон первого этажа, казавшееся закрытым, на самом деле было лишь притворено: стоило только толкнуть раму снаружи, и оно распахивалось. Опыт ставили в присутствии судебных властей, и он оказался достаточно красноречивым. Только при этом забыли проверить, не оставил ли преступник следов под окном. Теперь же было поздно, потому что во время эксперимента его участники ходили туда-сюда.
Итак, по мнению судебного следователя, преступление было совершено следующим образом: убийца, выйдя из церкви, держался в стороне, поджидая удобного случая напасть на свою жертву. Он увидел, что Элен отошла от графа и направилась к павильону, тогда как все остальные вместе с господином Керу проследовали к главному зданию. Дальше одна часть гостей осталась в парке, а другая продолжала толпиться у окон зала, где граф, окруженный друзьями, принимал горячие поздравления.
Вот этим-то моментом и должен был воспользоваться убийца, чтобы незаметно войти в павильон. Добравшись до окна, которое, возможно, было открыто им заранее, он проник в павильон и настиг свою жертву в ту минуту, когда она собиралась выйти на улицу. Каким образом за такое короткое время преступник успел выскочить в окно, закрыть его и сбежать – было не совсем понятно. Это объяснялось только необыкновенной ловкостью злодея, однако Давид, скорее, наоборот, отличался медлительностью и плавностью движений.
Было и еще одно обстоятельство, которое сильно всех затрудняло. Давида схватили, когда он прогуливался по парку. Можно, конечно, допустить, что убийца в нервном припадке, лишившись чувства самосохранения, и не подумал о том, чтобы скрыться и избежать последствий своего гнусного преступления. Господин Ганеро де Люссер, судебный следователь, припомнил несколько случаев, когда преступник, убив свою любовницу, сам шел заявить о содеянном или оставался возле трупа до тех пор, пока его не арестовывали.
Он убил Элен! Когда эта мысль приходила ему в голову, он начинал дрожать всем телом и в страхе озирался вокруг, всячески стараясь припомнить подробности ужасной трагедии. Но при всем желании ему ничего не удавалось вспомнить. Между тем Элен была убита, но кем? Он знал, что ни в чем не виновен, но не мог выйти на след настоящего убийцы. «Не было ли у нее врагов? – думал он. – Но нет, это невозможно!»
Теряясь в догадках, Давид припоминал тот крик, что вырвался у него из груди, когда он очутился перед трупом: «Это не Элен!» Теперь он задавался вопросом, как у него мог вырваться этот крик. Давид узнал черты лица той, которую втайне любил, тем не менее он усомнился! Почему? Наверно, потому что на лице покойницы застыло выражение жестокости, которого в ангельском, добром личике Элен Давид никогда прежде не замечал.
В страшном волнении прошла первая ночь заключения. Давиду грезились невероятные видения. То он видел себя на скамье подсудимых, то слышал свой смертный приговор, то ощущал, как издали к нему приближается палач и кладет свою тяжелую руку ему на плечо. Давид силился закричать, но голос его не слушался. Он хотел бежать, но дрожавшие ноги не повиновались ему.
На следующее утро в Трамбле прибыли судебные власти из Рамбуйе. Следствие шло своим чередом, но не привнесло ничего, что могло бы пролить свет на это таинственное преступление. Но разве требовалось еще какое-то доказательство, кроме письма, которое было найдено в комнате Давида?
Главным образом, следовало выяснить, как убийца пробрался в павильон. Но это было сделано достаточно быстро благодаря открытию Мэри-Энн. Она подозвала графа Керу и указала ему на обстоятельство, которое осталось незамеченным бригадиром Бланшоном. Одно из окон первого этажа, казавшееся закрытым, на самом деле было лишь притворено: стоило только толкнуть раму снаружи, и оно распахивалось. Опыт ставили в присутствии судебных властей, и он оказался достаточно красноречивым. Только при этом забыли проверить, не оставил ли преступник следов под окном. Теперь же было поздно, потому что во время эксперимента его участники ходили туда-сюда.
Итак, по мнению судебного следователя, преступление было совершено следующим образом: убийца, выйдя из церкви, держался в стороне, поджидая удобного случая напасть на свою жертву. Он увидел, что Элен отошла от графа и направилась к павильону, тогда как все остальные вместе с господином Керу проследовали к главному зданию. Дальше одна часть гостей осталась в парке, а другая продолжала толпиться у окон зала, где граф, окруженный друзьями, принимал горячие поздравления.
Вот этим-то моментом и должен был воспользоваться убийца, чтобы незаметно войти в павильон. Добравшись до окна, которое, возможно, было открыто им заранее, он проник в павильон и настиг свою жертву в ту минуту, когда она собиралась выйти на улицу. Каким образом за такое короткое время преступник успел выскочить в окно, закрыть его и сбежать – было не совсем понятно. Это объяснялось только необыкновенной ловкостью злодея, однако Давид, скорее, наоборот, отличался медлительностью и плавностью движений.
Было и еще одно обстоятельство, которое сильно всех затрудняло. Давида схватили, когда он прогуливался по парку. Можно, конечно, допустить, что убийца в нервном припадке, лишившись чувства самосохранения, и не подумал о том, чтобы скрыться и избежать последствий своего гнусного преступления. Господин Ганеро де Люссер, судебный следователь, припомнил несколько случаев, когда преступник, убив свою любовницу, сам шел заявить о содеянном или оставался возле трупа до тех пор, пока его не арестовывали.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента