Тип волос и тип лица - это память физиологическая. Пушкин был курчав и рыжеват. Рыжим был и царь иудеев Давид. Сын Пушкина Александр тоже был рыж. Неужели "арап Петра Великого", Абрам Ганнибал имел рыжие волосы?
   Еще есть память историческая. Евреи цепко держатся за родство. Одновременно их историческая память, даже память отдельных еврейских общин уходит в далекое прошлое. Кажется, что память о происхождении Пушкина через его прадеда Абрама Ганнибала ещё не так давно была жива. С. Станиславский в статье "По поводу шестидесятилетия кончины А.С. Пушкина" писал: "...несмотря на явное нерасположение великого русского поэта к потомкам Израиля, Пушкин пользуется редкой популярностью среди евреев, так что во время празднования пятидесятилетия со дня его кончины, как нам положительно известно, в одной из южных еврейских общин по нем отслужена была панихида".
   Заметьте, не во всех еврейских общинах, не в нескольких, а только в той, с которой он связан кровно.
   Еврейская кровь издавна проникала в русские дворянские роды; смешиваясь, она давала порой странные и удивительные результаты: высокий процент психических заболеваний при одновременной тяге к образованию, наукам, искусству. "Развитие умственных способностей и приобретение познаний составляют культ еврейского народа".
   Процесс проникновения евреев в высшие слои общества имел место не только в России. От еврейских пленников вели свою родословную именитые римские семьи де Росси, Нери, де Помис. Династия меровингских королей имела явную еврейскую примесь. Очень много евреев в среде английской аристократии: в 1838 году дочь Натана Ротшильда вышла замуж за сына лорда Саутгемптонского, а через сорок лет другая женщина из этого же рода стала женой лорда Розбери. С.И. Рапопорт в статье "Евреи в английском обществе" тонко заметил: "Не пользуясь официально никакими правами, будучи по закону "чужими" и изгнанниками из Англии, они на самом деле стояли в центре английского высшего общества, владели поместьями, избирались на самые почетные должности и даже получали дворянские звания".
   Арабский путешественник Ибнбатута во время своего путешествия к татарам в земли Дешт-и-Кипчак посетил город Азов, где "вышел к нам шейх из народа Азовского по имени Реджеб". За арабизированным термином "Реджеб" легко просматривается еврейский "раби" - раввин.
   В расположенном неподалеку городе Маджаре Ибнбатута встретил еврея, который заговорил с ним по-арабски. "Я спросил его, - пишет Ибнбатута, - из какой он страны, и он сообщил, что он из земли Андалуской (Испании), что он прибыл оттуда сушей..."
   Связь евреев-караимов с татарами более сильная, чем может показаться на первый взгляд. В результате смешанных браков в среде караимов появился антропологический тип, близкий к татарам. "Караимы, - отмечал доктор Сол. Тривус, - похожи на евреев, но по общей форме черепа, глазных щелей, выступающих скул несколько приближаются к монголам".
   Приближение оказалось настолько плотным, что среди Чингисидов появились лица с семитическими именами: Берке, Берка, Баркай, происходящие от еврейского корня "Бер" - молния. Карфагенский полководец Ганнибал происходил из семьи Барка. Встречается среди монголо-татар имя Борух. Вполне возможно, что известный хан Тохтамыш соединил в имени своем татарское Токта и еврейское мыш - мыс - Моисей. Такое же имя носил татарский поэт Муса Джалиль - Моисей Джалиль. К фамилии Пушкиных еврейское Моисей присоединено в форме Мусин-Пушкин.
   Признав прадеда А.С. Пушкина караимом, я, конечно, не хочу сказать, что с этого момента Пушкин перестает быть русским поэтом. Он был, есть и будет поэтом русским, но в его физическом типе соединены признаки нескольких рас и народов, в том числе и караимов.
   Иезуитский священник - первый учитель Пушкина
   Шел десятый год войны и десятый месяц осады города Тулузы, столицы благодатного Прованса. Альбигойский Юг постепенно становился католической Францией.
   25 июня 1218 года французские войска предприняли штурм Тулузы. Тулузцы в ходе контратаки потеснили противника. Многие французские рыцари искали взглядами своего вождя - могучего и непобедимого Симона де Монфора.
   А он в это время слушал литургию в походной церкви. Тревога охватила его душу. Впервые ему не хотелось сразиться с противником.
   Возможно, он усомнился в правоте своего дела. Чем больше он думал, тем ниже опускалась его голова, длинные волосы закрывали лицо. Змеей шевельнулось сомнение: ради торжества христианской веры ему пришлось уничтожить десятки и даже сотни тысяч христиан. Только в Безьене казнено 60 тысяч горожан, а Монлор превратился в сплошную виселицу - всех оставшихся в живых защитников города он приказал повесить.
   И вот теперь он прозрел. Слепая вера, дававшая ему силы, исчезла. Он стоял один на один с Богом и понял, что виновен и приговор уже вынесен.
   Прибыл гонец. Долг повелевал графу идти и сражаться. Он пошел.
   Когда его могучая фигура показалась среди отступавших французов, альбигойцы дрогнули, натиск их ослабел, и они побежали.
   Граф Монфор преследовал их до самых стен Тулузы. Огромный камень, сброшенный со стены, угодил ему в голову. Симон де Монфор упал. Его брат, Гюи Монфор, бросился к нему, но было поздно: Симон был мертв...
   Пройдет ровно семьсот лет. Бывший полковник русской армии Евгений Орестович Монфор, сидя в своей московской квартире, будет решать примерно те же вопросы, которые решал и его далекий предок.
   Волна революционного террора 1789 года вышвырнула потомка графа де Монфора из Франции, и через несколько лет граф де Монфор оказался в России.
   Слабый потомок могучего предка Симона де Монфора мог окончательно сойти с исторической сцены. Затеряться среди тысяч знатных и не очень знатных французских эмигрантов, но судьба приготовила ему ещё подарок: он встретился с мальчиком по имени Саша Пушкин.
   Позднее Пушкин в "Программе автобиографии" среди прочих имен, ставших вехами его детства и юности, впишет и имя Монфора. Он не забыл первого учителя.
   Сестра его, Ольга Сергеевна Павлищева, после смерти брата вспомнит его учителя: "Первым воспитателем был французский эмигрант граф Монфор, человек образованный, музыкант и живописец..."
   Обычно принято считать, что граф Монфор появился в доме Пушкиных в качестве воспитателя в 1805-1806 годах. Дату эту можно несколько уточнить: имя Монфор упоминается после смерти младшего брата, Николая Сергеевича, которая произошла 30 июля 1807 года.
   Граф Монфор, видимо, пробыл в качестве гувернера Александра Пушкина не менее трех лет, так как его хорошо запомнила не только старшая сестра Ольга, но и младший Лев Сергеевич, родившийся 17 апреля 1805 года.
   Как сложилась судьба графа после того, как он покинул семью Пушкиных?
   Совершенно неожиданно след его обнаружился в Крыму. В первой четверти XIX столетия Крым активно осваивался иезуитами - они внедряются прежде всего в среду колонистов из стран Западной Европы.
   В 1810 году в колонию Зельц (Зульц), широко раскинувшуюся по берегу Кучурганского лимана неподалеку от Одессы, приехал священник-иезуит граф Монфор. Он занимается постройкой церкви, а рядом с нею - его дом. В Зельце Монфор пробудет до 1820 года, когда император Александр I своим указом вышлет иезуитов из пределов империи.
   Монфор выйдет из ордена и останется в России; вероятно, дабы скрыть свое иезуитское прошлое, он сменит фамилию на Монтандон. Под этим именем он издаст на французском языке "Путеводитель путешественника по Крыму" и из священника, торговца хлебом и геолога превратится в ученого.
   Изящный, умный и ироничный, Монфор оказал заметное влияние на воображение Александра Пушкина. Именно его влиянию Александр обязан прекрасным знанием французского языка, за что в лицее он получил прозвище "Француз", а также интересом к французской литературе и истории.
   В сознании Пушкина убогий вид учителя-эмигранта - именно "убогой" назван француз, учивший Евгения Онегина, - не вязался с рассказами о его великих предках: Симоне де Монфоре, графе Гено, и другом Симоне де Монфоре, графе Лейстерском, победителе английского короля Генриха III при Льюисе и основателе английской палаты общин, убитом в битве при Ивзгеме 4 августа 1265 года.
   Но рассказы Монфора будили воображение юного Пушкина. Они запомнились на всю жизнь. Только этим можно объяснить, почему зрелый поэт и писатель вдруг пишет некие прозаические отрывки, позднее названные издателями "Сцены из рыцарских времен". Ведь непонятно, почему автор недавно изданной "Истории пугачевского бунта", увлеченный поиском материалов и документов по истории Петра Великого, совершенно неожиданно 15 августа 1835 года пишет несколько сцен из истории французского XIV столетия.
   Что послужило толчком, пробудило старые, почти забытые воспоминания? Дом родителей. Собрания "Образованного общества". Граф де Местр, читающий только что написанное "Путешествие вокруг комнаты". Маленький мальчик с внимательными глазами - рядом со своим учителем, в тонких чертах которого старается разглядеть черты того свирепого Симона Монфора, названного "Бичом Юга".
   Толчком могло послужить напоминание о его первом учителе, Монфоре. Можно представить, что сам Монфор напомнил Пушкину о себе. Только в этом случае Пушкин должен был вспомнить настолько ярко и сильно, что это побудило его взяться за перо.
   Прямых данных о встрече или переписке Пушкина со своим бывшим учителем нет. Фамилия Монфор вообще исчезает более чем на полвека. Однако Монфоры не пропали, не сгинули на просторах России, а попытались подняться, следствием этих усилий стало появление при дворе Екатерины Михайловны в 1865 году камер-юнгферы Евгении Монфор.
   Граф Монфор (имя его может быть или любимое семейное имя Симон, или Амори, или даже Евгений, такое имя носила не только Евгения Монфор), видимо, предпринял определенные усилия, дабы его дети имели возможность выйти в высший свет, хотя титул графов они утратили. Произошло это в 1816 года, когда дети бывшего короля Вестфалии Иеронима Бонапарта, Жером и Матильда, получили титул графа и графини Монфор. Следовательно, во Франции семью Монфоров считали выморочной. Интересно, как отнесся к этому известию сам граф? Вероятно, особенного восторга оно у него не вызвало, но мы полагаем, что это был человек с развитым чувством юмора, и когда он переехал в Крым, его здесь многие знали под именем Монтандон.
   Господин Монтандон доставил некоторые хлопоты пушкинистам. Одесский историк Аполлон Скальковский полагал, что в 1828 году Монтандон жил в Одессе и вращался в кругах местной администрации. Пытался заняться предпринимательством. В 1825 году, полагает Григорий Зленко, им была основана компания "для приготовления и отправки в чужие края муки".
   Вероятно, бизнес развивался слабо. Тогда Монтандон переключился на поиски и добычу крымского мрамора. Говорят, что он построил из этого мрамора себе домик в Алупке.
   Очень может быть, что домик его находился где-нибудь поблизости от дворца М.С. Воронцова. Общение с Воронцовым вполне могло подвигнуть Монтандона на писание книги "Путеводитель путешественника по Крыму", которая и вышла в 1834 году в Одессе. Посвящена книга графу М.С. Воронцову, и, хотя вышла на французском языке, её быстро раскупили.
   В том же году Монтандон оказывается в Симферополе. Скорее всего, он получил пост по ведомству Министерства внутренних дел или по ведомству Министерства народного просвещения, последнее вероятней. Но почему поиски в симферопольском и одесском архивах не дали результатов? Почему после издания книги в официальных документах Монтандон нигде не упоминается? Потому что официально он был Монфор и искать в архивах необходимо не Монтандона, а Монфора!
   В 1833 году Монтандон обратился к Пушкину с письмом. Дело в том, что в книге Монтандона процитирован стих из поэмы Пушкина "Бахчисарайский фонтан". "Милостивый государь, - писал Монтандон, - покорнейше прошу вас принять эту книгу взамен воровства, совершенного мной с заранее обдуманным намерением.
   Охотно пользуюсь этим случаем, чтобы засвидетельствовать вам совершенное уважение, с каковым имею честь оставаться, сударь, вашим усерднейшим слугой. Монтандон. Одесса, 1 апреля 1833".
   Монтандон не расшифровывает свое подлинное имя, он хочет, чтоб Пушкин сам его вспомнил. Теперь он обращается не к ученику, а к известному писателю, но первая фраза о воровстве, совершенном "с заранее обдуманным намерением", намекает на бывшую короткость их знакомства. Можно предположить, что псевдоним Монтандон был известен Пушкину с детства. Знал он и его несколько вульгарное значение. Остроумный Монфор убрал из своего литературного псевдонима непроизносимую гласную "h", то есть написал его латинскими буквами, но на русский лад.
   В феврале 1825 года Лев Сергеевич Пушкин в письме к брату Александру упоминал имя графа Карла Монтилона, французское написание его имени имело непроизносимую согласную "h" и писалось: Monthulon.
   В издании 1834 года перед именем Монтандон стояли латинские буквы "С.Н.". В 1997 году в Симферополе впервые вышел перевод книги Монтандона. В этом издании латинская буква "Н" отброшена, ибо непонятно, что она обозначает, а латинская "С" совершенно верно переводится как русская буква "К", подразумевается, что это имя автора. Получается: К. Монтандон. Буквы "С.Н." перед псевдонимом Монтандон не являются начальными буквами его имени. Скорей всего, бывший граф Монфор буквами "С.Н." обозначил сокращенный вариант слова "chevalia" - рыцарь. Тогда получается: рыцарь Монтандон.
   Пушкин знал тайну этих криптограмм. Получив книгу и письмо, он одновременно получил эмоциональный толчок, не только пробудивший детские воспоминания, но и послуживший причиной написания "Сцен из рыцарских времен".
   Анализ их позволяет говорить об интересе А.С. Пушкина к истории военно-религиозного ордена тамплиеров (храмовников).
   Граф Ротенфельд ("Сцены из рыцарских времен"), угощая рыцарей вином, говорит, что его прадед поставил это вино в погреб... отправляясь в Палестину. Прадед графа Ротенфельда являлся, видимо, участником Крестовых походов. Нам неизвестно, в каком походе он участвовал, но два похода второй и третий - приходятся на XII столетие; если добавить сто с лишним лет, то получится конец XIII или начало XIV столетия. Время, предшествующее разгрому ордена тамплиеров.
   Известно, что рыцари-тамплиеры имели прочные связи с альбигойцами из Прованса и Лангедока, а Симон де Монфор воевал с альбигойцами почти десять лет. Очень может быть, что первоначальные сведения о тамплиерах попали к Пушкину через его учителя графа Монфора.
   На тамплиерскую принадлежность героев "Сцен из рыцарских времен" указывает эпизод, когда рыцари садятся на лошадь вдвоем. Хорошо известна печать ордена тамплиеров, на которой изображены два всадника на одной лошади.
   Результатом письма Монфора (Монтандона) можно считать и изменение имени учителя-француза в романе "Дубровский". Первоначально его звали Русло. Это имя второго учителя-француза Пушкина. Последняя глава романа помечена 6 февраля 1833 года. Роман остался неоконченным. Следовательно, у автора была полная возможность сменить имя учителя-француза с Русло на Дефорж. "Де" - приставка, свидетельствующая о дворянской принадлежности носителя фамилии. Основа имени "форж" - "фор" - латинское "fort". Эта же основа имеется и в имени Монфор. Следовательно, Де-Форж - Монфор. Пушкин сменил имя своего второго учителя на имя первого - Монфора.
   В 1837 году живущий по большей части за границей представитель рода Демидовых Анатолий Николаевич Демидов, собрав группу французских ученых, отправился в путешествие в Южную Россию, результатом которого стала книга "Путешествие в Южную Россию и Крым через Венгрию, Валахию, Молдавию, совершенное в 1837 г.". Демидов, видимо, интересовался личностью Монтандона. Давая высокую оценку книге Монтандона, он именует его ученым, который долго жил в Крыму.
   Больше сведений о нем Демидов, видимо, собрать не сумел. Прошло тридцать лет, и внучка графа Монфора, Евгения Монфор, оказывается при дворе. Случилось это, скорей всего, не без помощи князя М.С. Воронцова, которому Монфор посвятил книгу "Путеводитель...". Еще через полвека в доме № 6 на Девичьем поле (в Москве) мирно жила Мария Александровна Монфор, служившая учителем в 1-м высшем 5-классном женском городском училище.
   Брат Марии Александровны, Борис Александрович Монфор, жил на Садовой-Черногрязевской в доме № 3, кв.18. Был он помощником присяжного поверенного.
   Ветвь, идущая от Евгении Монфор, осела в Петербурге. Неизвестно, кем был Орест Монфор, но его сын Евгений Орестович стал кадровым военным. Родился он в 1874 году. В 1904 году окончил Академию Генерального штаба. Служил на разных должностях в Иркутском военном округе.
   Перед революцией 1917 года Евгений Орестович был переведен в распоряжение начальника Генерального штаба.
   После октябрьских событий 1917 года ему, как тысячам других офицеров, пришлось сделать трудный выбор. Монфор решил предложить свои услуги Красной армии. На эвакуационном пункте в Москве Монфор вполне мог столкнуться с полковником Г.А. Пушкиным, внуком А.С. Пушкина, которого признали годным к строевой службе и направили в Красную армию.
   В списках Генерального штаба РККА полковник Монфор значится в должности помощника начальника штаба и помощника главнокомандующего по Сибири. Назначен на эту должность 27 июня 1920 года. Дальнейшая его судьба неизвестна.
   Московские Дантесы
   История зиждется преимущественно на естественном размножении рода человеческого. Знакомясь с великими мировыми событиями, нередко приходится вникать и в семейные тайны; браки праотцев дают нам немало повода для разных размышлений.
   И. - В. Гете
   Бывают неожиданные открытия. Ищешь одно, а находишь совсем другое. И понимаешь, что в твоем сознании все это время шла подготовка к открытию. Дело оставалось за случаем, и он не заставил себя долго ждать.
   Я искал следы первого учителя Пушкина графа Монфора. На эту работу ушло все лето 1998 года. Удалось найти его потомков и проследить их путь до 1920 года, но сам Монфор был неуловим. Если он жил в Москве, рассуждал я, то, вероятно, в Москве и умер, следовательно, в списках погребенных на одном из московских кладбищ может отыскаться и его имя.
   В начале ХХ века заботами великого князя Николая Михайловича Романова издана книга "Московский некрополь". Три толстых тома. Сотни и тысячи имен и фамилий. Череда дат длиной в три века.
   Здесь останки многих из тех, кто хорошо знал Пушкина. На кладбище Новодевичьего монастыря часто встречается фамилия Карамзиных. В Донском Петр Яковлевич Чаадаев. Филипп Филиппович Вигель, давний приятель Пушкина, покоится на кладбище Алексеевского женского монастыря.
   Ближайший друг Пушкина Павел Воинович Нащокин и его семья похоронены рядом на Ваганьковском кладбище. Здесь же - писатель и врач, делавший вскрытие тела Пушкина, Владимир Иванович Даль.
   Взгляд пробежал по знакомой фамилии: Дантес... Не может быть! Я прочел: "Дантес, Алексей Григорьевич, умер 12 мая 1895 года".
   Однофамилец? Нет! Слишком редкая и неудобная для России фамилия.
   Но почему нет даты рождения? Не было её и на надгробном камне1.
   Отца Алексея Дантеса звали Григорий, что созвучно имени Георгий. Последнее имя имеет французский аналог - Жорж. А что, если отцом московского Дантеса был Жорж Дантес?
   Дантес покинул Россию в марте 1837 года, а появился в 1833 году. Если у него был сын, то в 1895 году ему было или 62 года или 58 лет. Впрочем, приемлема и любая цифра между этими крайними датами.
   Алексей Григорьевич мог носить фамилию Дантес только в том случае, если Жорж Дантес и его мать находились в законном браке.
   За семнадцать дней до дуэли с Пушкиным барон Жорж Дантес обвенчался с девицей Екатериной Николаевной Гончаровой, став родственником поэта.
   Таким образом, Алексей Григорьевич Дантес мог являться племянником Натальи Николаевны Пушкиной и двоюродным братом её детей.
   В одном из писем Жорж Дантес пишет, что у Екатерины Николаевны четверо детей, но с учетом московского Алексея Дантеса получается пять.
   Барон Дантес-Геккерн, видимо, дав мальчику фамилию свою, сыном его не признавал. Основания у него были довольно веские. Маловероятно, что между Екатериной Николаевной и Дантесом существовали интимные отношения до брака. Екатерина Гончарова с начала декабря 1834 года фрейлина императрицы, вполне вероятно, что даже не очень красивая девица была использована кем-то из членов императорской фамилии или придворных. Сведения о беременности фрейлины Гончаровой появились в октябре 1836 года. Следовало срочно подыскать ей мужа. В начале октября император Николай вернулся в столицу. Во время прогулки у него происходит разговор с Дантесом, в ходе которого Дантес, возможно, получает приказ жениться на Гончаровой1.
   Дантес упирается изо всех сил. Косоглазая Екатерина с чужим ребенком ему не нужна. Кроме того, она бедна. Он делает попытку нарушить приказ и жениться по своему выбору. Увы... Это невозможно.
   4 ноября 1836 года Пушкин получает анонимный диплом. Следует вызов на дуэль. Барон Луи Геккерн вместе с Н.И. Загряжской и Жуковским пытаются предотвратить дуэль. У них возникает план, позволяющий решить две проблемы сразу: предотвратить дуэль и выполнить пожелание царя. Распространяется слух, что Пушкин неправильно понял намерения Дантеса. Молодой человек ухаживал не за женой поэта, а за её сестрой, Екатериной Гончаровой, он собирается жениться.
   Пушкин удовлетворен. По требованию секундантов он пишет: "Я не колеблюсь написать то, что я могу заявить словесно. Я вызвал г. Ж. Геккерна на дуэль, и он принял её, не входя ни в какие объяснения. Я прошу господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов, как не существовавший, осведомившись, по слухам, что г. Жорж Геккерн решил объявить свое решение жениться на м-ль Гончаровой после дуэли. Я не имею никакого основания приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека. Я прошу Вас, граф (секундант Пушкина граф Соллогуб. - А.З.), воспользоваться этим письмом по Вашему усмотрению".
   Секундант Дантеса виконт Д'Аршиак даже не показал это письмо Дантесу. Вспоминает граф Соллогуб: "Этого достаточно, - сказал Д'Аршиак и поздравил Дантеса женихом. Тогда Дантес обратился ко мне со словами: "Ступайте к Пушкину и поблагодарите его, что он согласен кончить нашу ссору. Я надеюсь, что мы будем видаться как братья". Прочитай Дантес письмо Пушкина, вызов пришлось бы теперь посылать ему самому. Письмо дышит скрытым за вежливыми фразами злорадством. Упоминание о предполагаемой женитьбе Дантеса на Екатерине Гончаровой должно подчеркнуть, что Пушкин имеет все "основания приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека".
   Взаимная нелюбовь между Пушкиным и Екатериной Гончаровой началась со знакомства. Анна Ахматова полагала, что Пушкин ненавидел Екатерину Гончарову. О её положении он прекрасно знал, как знала и вся семья. 9 ноября 1836 года Екатерина Гончарова писала своему брату Дмитрию: "Я пишу тебе только для того, чтобы поблагодарить за письмо, которое ты мне передал для Носова, и в особенности попросить тебя прислать такое же к 1-му числу будущего месяца, так как я прошу тебя принять во внимание, что 6 декабря у нас день больших торжеств и я вследствие моего положения вынуждена поневоле сделать некоторые приготовления..."
   Известие о том, что Дантес просит её руки, Пушкин сообщил Екатерине во время обеда. А.О. Россет, со слов своего брата Клементия Осиповича Россета, рассказывал П.И. Бартеневу, как это произошло. "После этого разговора, передавал А.О. Россет, - Пушкин повел его прямо к себе обедать. За столом подали Пушкину письмо, прочитав его, он обратился к старшей своей свояченице Екатерине Николаевне: "Поздравляю, вы невеста. Дантес просит вашей руки". Та бросила салфетку и побежала к себе. Наталья Николаевна за нею. "Каков!" - сказал Пушкин Россету про Дантеса".
   Можно лишь догадываться, с какой издевкой прозвучало поздравление со званием "невеста". Какая там невеста, если уже ребенок скоро родится.
   Замечательно, что мнения будущей невесты никто не спрашивает. Кажется, что она с покорностью приняла бы любого другого жениха, если бы Дантесу удалось отвертеться.
   Когда вопрос с женитьбой решился окончательно, родственница и непосредственный участник примирения Пушкина и Дантеса и последующего сватовства Н.И. Загряжская написала Жуковскому: "Слава богу, кажется все кончено. Жених и почтенный его батюшка были у меня с предложением. К большому счастию, за четверть часа перед ними приехал из Москвы старшой Гончаров и он объявил им родительское согласие, и так, все концы в воду".
   Обратите внимание на последнии слова. Так говорят, когда хотят что-то скрыть. В данном деле это, скорее всего, беременность Екатерины Николаевны Гончаровой.
   10 января состоялось венчание. Екатерина Николаевна живет в доме Геккерна, где располагалось посольство Нидерландов. Она усиленно скрывает беременность.
   В доме барона Луи Геккерна Екатерина Николаевна столкнулась с вещами, о которых ранее могли не подозревать. Ей трудно, но она старается держаться. Из письма к брату Дмитрию от 19 января 1837 года: "...говорить о моем счастье смешно, так как, будучи замужем всего неделю, было бы странно, если бы это было иначе, и все же я только одной милости могу просить у неба - быть всегда такой счастливой, как теперь. Но я признаюсь откровенно, что это счастье меня пугает, оно не может долго длиться, я это чувствую, оно слишком велико для меня, которая никогда о нем не знала иначе как понаслышке, и эта мысль единственное, что отравляет мою теперешнюю жизнь, потому что мой муж ангел, и Геккерн так добр ко мне, что я не знаю, как им отплатить за всю ту любовь и нежность, что они оба проявляют ко мне; сейчас, конечно, я самая счастливая женщина на земле".