Конкурентов я игнорировать, как интеллектуалов, не могу. Я должен быть с ними всегда начеку, иначе они подловят и изобьют. А то и убить могут - у нас и такое случается.
   МОЯ ПРОФЕССИЯ
   Когда я еще был студентом, во дворе дома, где я жил, произошел такой случай. Степенный рабочий, отец троих детей, выпивавший не больше других, убил девчонку из нашего же дома. Убил, чтобы взять у нее деньги на водку: ему до зарезу надо было похмелиться. Девочка шла в магазин за продуктами. Денег у нее было меньше десятки. Но убийце хватило на пол-литра. Купив водку, убийца вернулся в подвал, куда он затащил труп, выпил водку и заснул около жертвы мертвецким сном. Там его и нашли. Хотя случай был прозрачно ясен, произошло нечто невероятное: вину на себя взял другой человек, окончательно спившийся и опустившийся забулдыга, из числа тех, кто околачивался в районе винно-водочного магазина. Он заявил, что это он убил девочку, а деньги он пропил вместе с обвиняемым. Забулдыгу осудили. Через несколько дней рабочий повесился, оставив покаянную записку. Судьба забулдыги мне осталась неизвестной.
   Этот случай глубоко запал мне в душу. Я часто вспоминал и анализировал его. "Как же так получается? - думал я, - Один человек за гроши убивает другого. В нем нет никаких внутренних сдерживающих начал. Будучи уверен в безнаказанности, он делает свое гнусное дело. И он уходит от людского наказания. Однако в нем есть что-то такое, что вынуждает его самого наказать себя высшей мерой наказания - смертью. Что это? Совесть? А что такое совесть? И почему ни в чем не повинный человек соглашается страдать за другого? Он одинок, ничтожен. Никому не нужен. Тот, за кого он решился пострадать, должен растить детей. Допустим, что так. Но ведь в сознании этого человека должна была сложиться эта цепь мыслей, должна была сработать воля. Что обусловило этот процесс?.."
   Чем больше я думал над этой проблемой, тем настойчивее мне напрашивался вывод: несмотря ни на что, в человеке есть некое природное начало, которое развивают и эксплуатируют старые религии, которые пытается использовать в своих интересах наша идеология. Но...
   Но! Это извечное "но"! "Объяснение банально, - говорил я себе, - Рабочий, очухавшись, начисто отрицал вину. Для милиции важно признание преступника. Они схватили первого подвернувшегося забулдыгу, обработали его так, что для него признание стало единственным доступным облегчением. Рабочий был на хорошем счету на заводе, за него вступился коллектив. Почему он повесился? А кто его знает! Может быть, с перепою. Может быть, жена не дала рубль на похмелку, а другую подходящую девочку не нашел. Может быть, ход событий был бы иным, попадись на его пути другая девочка с зажатой в кулачок трешкой... Кто знает?!"
   Я на время успокаивался. Все ясно! Человек есть изначальная гнусная тварь, а религия - опиум для народа. Только зачем эту тварь поить таким утонченным и не очень-то дешевым напитком? И стала ли лучше эта тварь, когда ее перестали поить этим напитком?
   Я рассказал в своей группе об этом кошмарном случае. "Подумаешь, какое дело, - сказал один из моих товарищей, - А вот у нас было дело, так дело!" И он целый день рассказывал о "своем" кошмарном деле, гордился им, хвастался. Ему, наверное, важно было затмить "мое" дело и быть в центре внимания. "Родителей надо наказывать, - сказал другой, - Посылают детей одних в магазин!.." "Милицию надо усилить, - сказал третий, - Народные дружины! Поголовное участие населения в охране порядка! Вспомните, чему нас учили классики марксизма!" И никто не подумал о том "некоем начале", которое я заподозрил в изначально гнусной твари - в человеке. "Все-таки чего-то не хватает в людях, - сказал я, - И это "что-то" не заменишь борьбой с пьянством, усилением милиции и поголовным вовлечением населения в охрану порядка, изучением классиков марксизма..." "Чего?! Закуски, - сказал мой друг, сам большой любитель выпивки, - закуски не хватает! Если бы мы закусывали подобающим для человека двадцатого века образом, то, поверь мне, число девочек, которых убивают за трешку, сократилось бы вдвое!" Как человек советский, он мыслил масштабно.
   Прошли годы. Теперь я знаю, чего именно нам не хватает. Я стал специалистом по этому дефицитному элементу человеческой жизни - специалистом по разговорам на тему о Душе, Вечности, Боге. Для меня никогда не было проблемы, существует Он реально или нет. Я с некоторых пор живу со страстным желанием, чтобы Он был. Я понял очень простую истину: если многие люди захотят, чтобы Он был, Он придет. Все дело не в Нем, а в нас. Он - это мы. Все остальное есть суета сует и всяческая суета. Это говорю вам я, Учитель Праведности, - так в шутку прозвали меня мои клиенты и собутыльники.
   Прозвали не без оснований, У меня действительно уникальная профессия: я учу людей тому, как научиться хорошо жить и хорошо закончить свою жизнь. Делаю я это, разумеется, нелегально. Легально людей учат жить Партия и Правительство, а в нашем городе - лично товарищ Сусликов и прочие руководители области. Но они учат людей жить для общества, на благо народа (как народ может жить на благо народа?!), ради счастья будущих поколений. Я же учу людей жить для самих себя. Учу, как быть красивым, здоровым, умным, удачливым, молодым и счастливым. Я даю частные уроки и консультации. И беру за них, как за уроки иностранного языка или за натаскивание школьников для экзаменов в институты. Этим я тоже занимаюсь.
   ЧТО ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК
   У меня есть знакомый, который оспаривает любые мои утверждения, - мой Антипод. Заикнулся я как-то о некоем врожденном "святом" начале в человеке. Он усмехнулся и поволок меня в здание областного суда, где слушалось дело группы рабочих с химического комбината. Эти рабочие в день получки заманивали своих собратьев в свой цех, обещая выпивку, убивали их, забирали деньги, а трупы бросали в какую-то жидкость, в которой они растворялись бесследно, полностью (вплоть до пуговиц, ключей и металлических зубов). Таким путем они отправили на тот свет больше двадцати человек.
   Разоблачили их случайно. "Обрати внимание, - сказал Антипод, - никакого раскаяния, только сожаление, что попались из-за сущего пустяка. Где оно, "святое начало"? Если тебе этого мало, я могу помочь тебе устроиться на работу на химическом комбинате, а еще лучше- в "Атоме" (так называется секретное атомное предприятие в одном из районов области). Ты там такого насмотришься, что концлагеря сталинских времен тебе покажутся гуманными учреждениями". "Не надо, - сказал я, - Я верю тебе. Но если в человеке нет святости от природы, ее нужно вселить в него извне. В этом задача Бога". "Попробуй, - усмехнулся Антипод, - Когда тебе удастся это сделать хотя бы в отношении одного человека, покажи мне его, и я дам тебе власть вселить святость во все человечество".
   О ПЬЯНСТВЕ
   Пьянство не есть мое призвание. Это- моя профессиональная обязанность. Я на этот счет не есть исключение. Тот самый начальник милиции, о котором я уже упоминал, жаловался мне, что не может ни дня обойтись без выпивки, хотя водку ненавидит. А его подчиненные почти сплошь алкоголики. И ничего не поделаешь. Без выпивки у нас ни одно дело не делается. Недавно было совещание в обкоме по поводу борьбы с пьянством. Мириться с этим дальше нельзя. На заводах иногда целые цеха простаивают из-за пьянства. Так, после совещания добрая половина участников оказалась в бесчувственном состоянии в вытрезвителе и в отделениях милиции. А ты говоришь! (Я, между прочим, как раз молчал.) Начальник попросил меня научить, как пить, не пьянея и без последствий для головы и желудка. Я сказал, что я лично отрыгиваю выпитое и сплю, где свалюсь, и до тех пор, пока не очухаюсь естественным образом. Начальник сказал, что спать на службе и на совещаниях ему никак нельзя. Отрыгивание он отверг как бессмысленный "перевод добра". Велел к следующему разу (что он имел в виду?) придумать для него хотя бы средство, заглушающее спиртной дух изо рта. Я ему это средство изобрел, не дожидаясь "следующего раза". Как выяснили мои враги и разоблачители, регулярное употребление этого средства сокращает жизнь человека на десять лет. Это, однако, не помешало ему овладеть городом в считанные дни. Теперь в городе не увидишь ни одного трезвого шофера. А придраться не к чему. Не будешь же анализ крови делать каждому! После нескольких смертных случаев и крупных автомобильных катастроф "средство" как-то сошло на нет и забылось. Но начальник милиции употребляет его до сих пор и чувствует себя превосходно. Он знает меру! А то, что он не доживет десять лет, - пустяк. Для русского человека лишние десять лет жизни - ничто.
   НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕЛИГИЯ
   Я, конечно, не сразу докатился до такого убогого состояния. Заметьте: убогое состояние у Бога! Но не буду вас утруждать лингвистическим анализом. Сначала я был рядовым пьяницей. Из-за пьянства меня исключили из комсомола. Из-за пьянства прервалась моя успешно начатая научная карьера. Я был даже не столько пьяницей, сколько инициатором и вдохновителем пьяных сборищ. И что особенно важно: я был теоретиком и поэтом пьянства. Сочиненный мною гимн пьянству приобрел общегородскую известность. Вся армия стукачей была брошена на поиски автора гимна: в это время началась антиалкогольная кампания, и гимн сочли за вражескую идеологическую диверсию. После этого я все свои стихи читал моим собутыльникам как услышанные от других. Хочу внести в связи с этим коррективы к сказанному выше. Мое учение выросло не на пустом месте, не в стороне от столбовой дороги мировой цивилизации, а на самой этой дороге и из вполне реальных источников. Марксизм имел три источника. У меня этих источников тоже три. Первый из них, как вы уже догадались, надо полагать, есть наша национальная религия - наше русское пьянство. Наше пьянство играет роль, принципиально отличную от других стран. Вернее, в других странах пьют и впадают в алкоголизм, но пьянство, как таковое, есть только у нас. Это не алкоголизм (как у американцев, финнов, шведов) и не форма питания (как у французов и итальянцев), а наша фактически национальная религия, адекватная нашему духу и образу жизни. Конечно, наше пьянство обычно переходит в свинство. Но и свинство есть наша национальная черта. Пьянство без свинства это вовсе не пьянство, а выпивка в западном стиле. Или грузинство. Русский человек пьянствует именно для того, чтобы впасть в свинство и учинить свинство. Выпивка предполагает выбор компании, душевное состояние и прочее. Пьянство ничего не предполагает. Пьянство - это когда попало, где попало, что попало, с кем попало, о чем попало. Это - основа для всего прочего: и для компании, и для душевной близости, и для любви, и для дружбы...
   Я сказал, что я - организатор и вдохновитель пьяных сборищ. Но я выразился неточно: я есть некое организующее и вдохновляющее ядро этих сборищ. Я никого не уговариваю на выпивку и никого не собираю. Мне достаточно просто появиться в местах, где я могу быть замечен. При виде меня пьяницы бросают все дела и твердо решают "поддать", у выпивающих появляется идея "А не заложить ли сегодня?!", переходящая в намерение "наклюкаться", а трезвенники впадают в мрачное рефлектирующее состояние, выражаемое формулой: "Жизнь уходит, а я как идиот пью только молоко и чай! Почему я должен отказываться от радостей жизни?! К черту! Эх, и надерусь же я сегодня!"
   Я просто стою и с грустью наблюдаю мирскую суету. Или медленно иду, погруженный в свои мысли. И все знают, что это за мысли ("Выпить, стервец, собрался!") и куда я движусь ("В забегаловку, негодяй, бредет!"). И я постепенно обрастаю собутыльниками, как Христос обрастал апостолами и последователями. Когда я приближаюсь к намеченному злачному месту, я уже бываю окружен восторженной толпой, а у того злачного места нас уже ждет другая восторженная толпа. И благодать Божия нисходит на нас. Мы, просветленные и любящие друг друга, роемся в карманах, звеним медяками, потираем руки, хлопаем по плечу, обнимаемся, шутим, вспоминаем анекдоты и хохмы. И над нами парит сияние, издали напоминающее по форме водочную бутылку и пивную кружку одновременно. Я воздымаю длань к небу. Наступает тишина. "Дети мои, - тихо говорю я, но голос мой звучит, как труба архангела в Судный день, - предлагаю сегодня начать с "Мальтуса"" (Мальтус - один из вариантов пьянства, открытых мной. В этом варианте пьется смесь водки и пива, причем порция пива возрастает в арифметической, а порция водки - в геометрической прогрессии). В ответ на мое предложение раздается ликующий вопль народа.
   МОИ И ЕГО СТРАДАНИЯ
   Первая обязанность Учителя Праведности - не учить других, а быть учимым другими. А для этого надо терпеливо выслушивать всякого, желающего высказаться, и стремиться понимать его и сопереживать с ним рассказываемое. Чужие секреты я всегда храню, и исповедующийся это чувствует с самого начала. И порой рассказывают мне такое, что они не решились бы открыть даже священнику и следователю КГБ. Один человек, тайной профессией которого являются методы разврата, рассказал мне омерзительнейшие факты из своей биографии. Но я все же не стал доносить на него, хотя избавление мира от этого чудовища было бы большим благом для людей. Я до сих пор не знаю, как следует поступать в таких случаях. Пока я прибегаю к самому малодушному средству: стараюсь уклониться от выслушивания исповедей такого рода. Но мне это не всегда удается. И к тому же это не соответствует моему общему принципу: выслушивай всякого, желающего в словах очистить душу свою. Правда, люди часто хотят не столько очистить свою душу, сколько испакостить твою. Но где тут разграничительная линия? Покаяние исповедующегося? Это слишком сильное требование для наших дней. Согласно моему учению, покаяние не требуется, ибо сама потребность высказаться несет в себе покаяние. И этого достаточно.
   Иногда мои собеседники о своих душевных тайнах ничего прямо не говорят и крутят вокруг да около. Я их не вынуждаю к откровенности, я придерживаюсь на этот счет правила: не принуждай никого к совершению желаемых тебе поступков даже в мыслях. И опять-таки проблемы: где грань между желаемым и нежелаемым, где грань между отсутствием желания и нежелания, где грань между пресеченным и невозникшим желанием? Я не верю в то, что есть какие-то психологические критерии для этого. Я склоняюсь к тому, что их нет вообще, что они еще только должны быть изобретены. В данном случае я не знаю, есть у меня желание выслушивать откровения собеседников или нет и является мое внешнее равнодушие заглушенным желанием или природным безразличием. Кстати, о безразличии: как быть с ним? Морально оно или нет? Когда оно морально и когда нет? Видите, сколько проблем ставит такой заурядный случай перед существом, обреченным на роль Учителя Праведности. И поверьте мне, для него эти проблемы несут не интеллектуальное развлечение, а страдание. После каждой беседы с теми, кто раскрывает мне свою душу, я впадаю в болезненно-лихорадочное состояние, я буквально бьюсь головой о стенку в поисках решения этих мучительных проблем. И никто не в силах мне помочь, ибо я избран помогать всем и находить решения в себе самом. Поймите, -люди: Бог есть прежде всего самострадание и лишь затем сострадание! Быть Богом не столько трудно, сколько мучительно. Лишь в такие минуты я не просто понимаю, а каждой клеточкой своего тела ощущаю смысл христианской идеи, что Он принял страдания людей на себя. Его мучения перед распятием и распятие суть лишь внешний символ скрытых душевных страданий, доступный вульгарному сознанию масс. Он, как и я, бился над решением неразрешимых проблем.
   НЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ
   Не прелюбодействуй, учил Христос, на чужих жен не заглядывайся и не помышляй о них. Во-первых, я сомневаюсь в том, что сам Он придерживался этой заповеди. Я понял Его натуру, я уверен, что в отношении с женщинами Он был близок нашему времени. И я не осуждаю Его за это, я Его понимаю: без женщин Он не смог бы проповедовать свое учение и просуществовать больше недели, как и я. А, во-вторых, как быть, если они (то есть женщины) сами помышляют о тебе? Когда я был в зените славы и в расцвете моих удивительных способностей (в газетах писали об "эффекте Л." или о "феномене Л."), меня завлекла к себе домой некая дама, захотевшая получить от меня частную консультацию по поводу похудения (в ней было более ста килограммов), улучшения фигуры и душевного состояния. Сначала она меня хорошо накормила. Она страшно рассердилась на то, что я отказался пить спиртное: в то время я должен был воздерживаться от пьянства не столько из религиозных, сколько из медицинских соображений. Удивительные существа наши женщины! Страдают от пьянства мужей, но если попадает трезвенник, прилагают невероятные усилия, чтобы заставить его пить. Почему бы это? Очень просто: порочные ненавидят непорочных. Потом моя дама разделась догола. И я охнуть не успел, как она скинула все свои шмутки и предстала передо мной в виде рубенсовской Венеры. Честно признаюсь, я не могу сказать, что она была безобразна. Скорее наоборот, она по-своему была великолепна. Я так ей и сказал: "Фигура у вас прекрасная, исправлять ее ни к чему, да и худеть я не рекомендую". Она сказала, что сейчас все худеют, что ей хотелось бы талию потоньше, загривок убрать, руки слегка утончить и вообще. Я ей наговорил кучу полезных советов. Она слушала рассеянно. Потом неожиданно попросила, чтобы я оторвал ее от пола, не прикасаясь к ней руками (в это время у меня как раз обнаружились способности такого рода). Я сказал, что она не спичка и даже не чайная ложка. Она сказала, что, если я подниму ее от пола без прикосновения хотя бы на миллиметр, она позволит мне делать с ней все, что я захочу. Я сказал, что даже с прикосновением я вряд ли смогу оторвать ее от пола, ибо я не штангист. Она рассвирепела, сказала, что если я не..., то она навешает мне... Она употребила слово, которое я не решаюсь приводить здесь. Переводится это слово на обычный язык как "оплеухи", "тумаки", "подзатыльники".
   Или вот еще случай. Меня, как тунеядца, пригласили в комиссию по принудительному трудоустройству. Члены комиссии - в основном старые члены партии, пенсионеры. Один представитель от районного Совета, один - от профсоюзов, один - от юридических органов, один - от райкома комсомола, один от райкома партии. И еще какие-то непонятные лица. "Ничего себе, хорош, сказал председатель комиссии (меня накануне заволокли в милицию под видом пьяного и основательно обработали), - И тебе не стыдно? Такой здоровый молодой парень, а пьянствуешь и черт знает чем занимаешься!" Я сказал, что занимаюсь делами, весьма полезными людям: облегчаю им жизнь. Кончилась эта беседа тем, что представительница райкома партии дала мне "телефончик" и пообещала устроить на хорошую работу. Когда я навестил ее на другой день, она сказала, что либо я буду делать то, что ей нужно, либо она велит отправить меня на работу в урановые рудники, откуда никто не возвращается. Что мне было делать?
   АНТИПОД
   Я поделился своими сомнениями с Антиподом. Он посмеялся, конечно. "Хотя ты и Бог, - сказал он, - ты наверняка капитулировал. Есть принципы поведения людей (да и Богов, пожалуй), которые не в силах отменить никто. Вот тебе один из них. Если человек физически способен совершить некоторый поступок и нет никаких внешних препятствий для его совершения, если в голову ему пришла мысль и появилось желание совершить этот поступок, если он надеется извлечь для себя пользу из этого поступка и при этом избежать ощутимого наказания за него, то он совершит этот поступок. В этом смысле в человеке нет никаких внутренних ограничений поведения. Откуда берутся такие ограничения? Только извне данного человека - из его отношений с другими людьми. Люди взаимно ограничивают друг друга".
   - А религия? - пытался возразить я, - Религиозные ограничения суть продукт свободной воли человека. Человек берет их на себя сам.
   - Ты Бог, а не смог устоять перед старой развратной шлюхой из райкома партии, - усмехнулся он, - Так что уж говорить о простых смертных! Чтобы стать общественной силой, религия должна стать делом определенной категории людей, организованных в некое целое, то есть делом церкви. А церковь как объединение людей подчиняется общим законам коммунального поведения. И святое дело, таким образом, становится делом грешников со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так какая разница - будет держать людей в узде церковь или идеологическая организация?
   - Разница есть, - говорю я, - Идеология изобретается для масс людей, религия же - для отдельного человека или для человека вне массы. Сила идеологии кончается, когда человек покидает толпу или коллектив.
   - Но сила религии кончается, когда человек включается в толпу или коллектив. А что важнее для человека - пребывание в коллективе и в толпе или уединение? И, зная: в одиночку человек может противостоять великим искушениям, но бессилен перед мелкими, - Бог не способен бороться с блохами, клопами, крысами... Это я тебе говорю как специалист.
   О ЧУДЕСАХ
   Согласно Евангелию от Иоанна (не смешивайте с моим "Евангелием для Ивана"!), Христос начал свою карьеру с того, что превратил воду в вино. И после этого ученики уверовали в него. Еще бы! Если бы я мог превращать воду в водку, я увел бы за собой все население России, а не каких-то двенадцать бездельников. Причем мне не потребовалось бы исцелять больных, воскрешать умерших и творить прочие чудеса. Исцелением больных у нас занимается бесплатная медицина. Мертвых воскрешать ни к чему, ибо и от живых прохода нету. А чудеса творить бессмысленно и даже опасно - в них верит только КГБ, да и то лишь в своих профессиональных интересах. Несколько лет назад я вдруг обнаружил в себе способность творить чудеса в духе нашего супернаучного века поднимать мелкие предметы, не прикасаясь к ним руками, и сгибать столовые ложки, вилки и ключи одной лишь силой мысли. Но я не преуспел благодаря ей. На мне нажились лишь проходимцы, организовавшие мои представления. Чем тяжелее предметы я поднимал и чем дальше были мои руки от них при этом, чем больше я сгибал ложек и ключей силой мысли, тем меньше окружающие верили в мои чудеса. Чем больше экспертов безуспешно пытались разоблачить меня, тем подозрительнее становилась моя выходящая из ряда вон способность. Когда я научился одним лишь усилием мысли поднимать на полметра от поверхности стола массивную пепельницу и завязывать узлом метровый кусок водопроводной трубы, моих менеджеров (или антрепренеров) арестовали. И меня вместе с ними. Месяц держали меня в КГБ, пытаясь заставить меня поднять без прикосновения хотя бы спичку и хотя бы на миллиметр, но в присутствии одних сотрудников КГБ. Моя удивительная способность куда-то испарилась. После этого меня направили в сумасшедший дом. Убедившись в моей безобидности и заполучив мою подпись под обязательством чудес больше не творить, меня выпустили на свободу. Слава моя благодаря этому возросла. Я начал неплохо зарабатывать. К этому времени относится мое посещение комиссии по трудоустройству, о котором я уже упоминал.
   Выйдя с той комиссии по трудоустройству (с номером телефона, который мне дала темпераментная и любвеобильная шлюха из районного комитета партии), я воздал хвалу нашему замечательному обществу. Подумать только! Миллионы здоровых людей на Западе не могут найти работу, а у нас запрещено быть безработным. Хочешь не хочешь, а изволь трудиться! Не можешь сам найти работу, тебе ее найдут заботливые представители общественности. Что за жизнь! Христа, между прочим, тоже обвиняли в тунеядстве. Его тоже считали бездельником и кутилой. Но в комиссию по трудоустройству его не вызывали. И пострадал он вовсе не из-за этого. Тут лежит коренное отличие меня от всех создателей и реформаторов религий прошлого.
   ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
   Мои великие предшественники Христос и Будда появились на свет при исключительных обстоятельствах. Насчет Христа - общеизвестно, как. Менее известно то, что Будда появился в результате того, что Слон "трахнул" королеву. Интересно, если я войду в историю как основатель новой религии, какую легенду сочинят обо мне? Для России больше подходит такая: гигантский клоп совратил заведующую сельскохозяйственным отделом обкома партии Евдокию Телкину, прозванную в народе Маоцзедунькой, и в результате их сожительства на свет появился я.
   Будда был отличником. Я тоже. Будда знал все языки. У нас, к сожалению, преподавание иностранных языков поставлено так плохо, что я не могу похвастаться ни одним. Впрочем, это мне не мешает давать уроки английского, немецкого и французского местным дебилам, так что я слыву полиглотом. Если бы представилась возможность, я стал бы натаскивать двоечников-школьников в китайском языке. А что, если и Будда знал все языки на таком же уровне? Боюсь, что именно так и было дело.
   Будда умер, отравившись мясом. Мне это не грозит: в наших магазинах мясо исчезло сразу после революции и не появилось до сих пор. Если я отравлюсь, то это будет тухлая картошка в городской столовой.
   Учение Будды не годится для наших русских условий. Нам нельзя впадать в нирвану, заниматься медитацией и прочей чепухой: не позволят. Да и климат не тот. И ко всему прочему учение Будды у нас мало кому известно. А те, кому оно известно, излагают его так, что, как говорится, без пол-литра не разберешься. А с пол-литром нам разбираться ни в каком учении не надо: она сама есть высшее учение.