Злобин Анатолий. Ленинградский проспект,

Может, отец с мачехой записываться будут? Нет, отец меня к окошечку зовет.
Пошушукался сначала с усатым, а потом меня пальчиком подманивает. Мороженое
уже кончилось, мне еще хочется. "Где твой паспорт, доченька? Покажи
нотариусу". - "А ты мне мороженое купишь?" - "Куплю, доченька, подпиши вот
здесь".
Я подписала дарственную и стала хозяйкой дома. "Это я для твоего
будущего делаю", - сказал отец. И мороженое купил.
А через год отца посадили в тюрьму за растрату и хищение строительных
материалов. Мачеха приходит в слезах, спрашивает: "Не выгонишь нас, Томик?"
- "Живите. Я сама отсюда уйду".
Не стала я в этом нечестном доме жить. Получила аттестат зрелости и
поехала по комсомольской путевке в город Ангарск.
- Ой! - вскрикнула вдруг Тамара. - Откуда он взялся? Не смотрите
вперед, не смотрите на этот мотоцикл, умоляю вас.
Нас обогнал мотоцикл с коляской. За рулем сидел тот самый парень с
походкой ковбоя, который дал мне билет на вечер "Учись танцевать красиво".
- Так это он и есть? - спросил я.
- Умоляю вас, ничего не спрашивайте. Ведь он должен быть в Хабаровске.
Значит, он прилетел из Хабаровска? Умоляю вас.
Мотоцикл остановился на перекрестке. В свете фонаря было видно, как
парень обернулся, будто бы раздумывая, куда ехать. Потом мотоцикл мягко
перевалился через обочину и встал у небольшого домика - как раз на нашем
пути.
- В типографию поехал, - возбужденно говорила Тамара. - Заклинаю вас.
Когда будем проходить, не смотрите на него. Делайте вид, что ничего не
видите.
- Так это он?
- Он. Он. Я вам расскажу. Только не сейчас. - Она больно вцепилась в
мою руку и неестественно громко засмеялась.
А мотоцикл надвигался на нас как изображение в кино. Шаг - и мы
поравнялись с коляской. Еще два шага - и мы уже прошли.
Вцепившись в меня, Тамара шагала как деревянная.
И тут он сказал:
- Здравствуй, Тамара.
Тамара остановилась и сделала большие глаза:
- Алик? Разве ты прилетел?
- Мне сказали, что ты выиграла главный приз, - при этом он посмотрел
на меня.
- Кто хочет, тот всегда выигрывает, - сказала Тамара и тоже посмотрела
на меня. - Проигрывают лишь те, кто хочет проиграть, - она перевела взгляд
на него.
- Наверное, теперь мы сможем организовать диспут о том, что такое
счастье?
- Только в том случае, если ты осмелишься выступить с трибуны, -
подхватила Тамара.
Рука моя совсем онемела, я ничего не понимал из того, что они
говорили, но героически терпел боль и собственное неразумие. Я стоял и
разглядывал Ленинградский проспект, будто это было весьма интересно. Краем
глаза я видел, как Алик резко нажал ногой на педаль. Мотоцикл взревел. Он
вскочил в седло, круто развернул руль, и мотоцикл стремительно выскочил на
проспект, обдав нас едким чадом бензина.
Тамара вдруг ослабла и, словно в беспамятстве, положила голову на мое
плечо.
- Тамара, - сказал я.
- Он мой враг, - заговорила она, задыхаясь.
- Полно. С врагами так не разговаривают.
- Я его ненавижу. Как бы я хотела простить его. А я ненавижу.
- Да что же произошло в конце концов?
Тамара не ответила. Медленно и задумчиво мы шли по Ленинградскому
проспекту.


Признание
(продолжение)

Город показался ей так себе. Странный какой-то город. Сначала не
давали номера в гостинице. Потом четыре дня она ходила без работы. Ей уже
надоело быть безработной - целых четыре дня. Правда, работа была везде, она
выбирала, что лучше, пока не выбрала ММС - машиносчетную станцию: ей
начальница там понравилась - добрая, отзывчивая. А главное - ухажеры.
Странные какие-то. С геологом она познакомилась в буфете, когда пила чай.
Он напросился и вечером пришел, притащил две бутылки шампанского.
Рассказывал смешные истории, пел песни про геологов, тоже смешные. Тамара
страшно хохотала, а он вдруг подошел и повалил ее на кровать. Тамара даже
не поняла сначала, что он хочет, а когда поняла, закатила ему такую
оплеуху, что он выскочил в коридор и больше не показывался.
На другой вечер пришел лысый, тоже в буфете познакомились. Вежливый
такой, обходительный: "Разрешите налить вам рюмочку. Разрешите ручку
поцеловать. Ах, какая замечательная ручка". Тамара смеется: ей никогда
ручек не целовали. Смотрит, а он уже к локотку подбирается: "Ах, какая
чудесная рученька. Какое вкусное плечико. Разрешите, я поцелую такое
вкусное плечико?" Тамара ему вежливо так ответила: "Вкусное, да не ваше".
Он извинялся, извинялся, наконец ушел.
Не ухажеры, а круглые идиоты, честное слово. Трудно жить девушке,
когда она одна и ей двадцать лет и у нее к тому же есть отдельная комната
за рубль в сутки.
Тамара совсем решила - уеду из этого города, если здесь такие идиоты.
Но тут история получилась - с ума сойти. Только этого ей не хватало.
Влюбилась, да еще где - на комсомольском собрании. Ну, положим, еще не
совсем влюбилась, а так - чуть-чуть. До любви до настоящей, как в книгах,
еще плыть и плыть. Еще бури будут и штормы - закачаешься.
Но она сразу поняла - это "он", так, кажется, в романах их называют.
"Он" - это он. И точка!
Они уже назаседались всласть, когда она вошла в зал и села. Духотища
дикая - их хлебом не корми, только дай позаседать. Недаром в газетах пишут
о формализме в комсомольской работе.
Но в этот момент она глянула на трибуну, и ей сразу стало холодно. Он
стоял за трибуной высокий, пронзительный такой. И говорил без бумажки.
- Кто выступает? - спросила она у соседки.
- Не мешай слушать. Алик это. Разве не видишь? - и отодвинулась от
Тамары. Видно, сама в него по уши влюблена.
Все девчонки ему хлопали, будто он тенор знаменитый. Тамара тоже
хлопала. Мог бы еще поговорить - что ему стоит? Но он кончил и сел за стол
президиума. А она с него глаз не сводила.
Потом стояла в проходе с двумя подружками. Они смотрели, как президиум
расходится, и хихикали. Эти две девчонки были ей почти незнакомы, но она
все равно подошла к ним на проходе и задержала - она уже засекла, что
другого выхода из зала нет и он обязательно пройдет мимо них. Он шел в
окружении парней и девчат - все ближе, ближе, а она так громко смеялась,
что на нее оборачивались. Он уже совсем близко. Она еще громче заливается.
Потом вдруг отскочила к креслам:
- Ах, простите. Проходите, пожалуйста. Мы весь проход загородили.
Он прошел, окатил ее холодной волной. Поднял глаза и посмотрел на нее
выразительно. У нее мурашки по спине забегали.
А она:
- Ой, Катя, ты меня уморила, - а на него ноль внимания.
Он прошел - и обернулся. Походочка у него - закачаешься.
После собрания она пошла на телеграф и отстукала девушкам в Ангарск
телеграмму - город замечательный, прилетайте скорее.
Бела и Мариночка поселились с ней в одной комнате. Лысый с ходу
переключился на Белу, помог ей устроиться машинисткой в институт. Бела
одна, ей трудно. Муж погиб в шахте во время обвала - работать надо и дочь
воспитывать. Учиться она уже не пойдет, а ведь такая способная, стихи
пишет.
Бела каждый день пристает к ней:
- Пойдем на учет станем. Неудобно тянуть.
- Еще успеем... - отвечала Тамара. Она узнала, что Алик улетел в
командировку на рудник, и тянула с этим делом. Ей все было известно, 28
лет, холост, учится в Москве заочно в университете, сразу на двух
факультетах: философии и журналистики...
Тамара работала на машиносчетной станции, и ее место за перфоратором
было как раз у окна. И вдруг она видит в окно: он на своем мотоцикле по
улице катит.
Она к Белке звонить.
- В обеденный перерыв на учет становиться пойдем. А то затянули -
неудобно.
- Я в обед к Маринке побегу. Пойдем после работы.
Еле досидела. Как звонок, сразу вскочила и бежать. За ней Верка
увязалась, операторша, губы и ресницы крашеные, а ноги как спички.
- Мне в горком непременно надо. Подожди, - а сама заладила, как
сорока: - Алик, Алик.
Если уж влюбилась, хоть веди себя прилично.
В горкоме Тамара зашагала прямо к кабинету Алика, чтобы Верка вперед
не забежала: у нее ведь губы крашеные и ресницы.
Бела сзади кричит:
- Тамара, нам сюда, в сектор учета. К Люсе.
- А она здесь.
Люся и впрямь сидела у Алика, чуяло сердце. Еще две девчонки и парень.
Опять с девчонками заседает. На это он мастер - с девчонками заседать.
Подожди, ты у меня позаседаешь с девчонками, всех разгоню.
- Здравствуйте, - сказала она с порога, ни на кого особенно не глядя.
- Люся, мы к тебе на учет вставать.
Люся встала:
- Алик, я пойду.
- Иди.
Тамара на него даже не поглядела, честное слово. И дверь захлопнула.
Пошли в Люсин сектор, Тамара села заполнять карточку, а у самой сердце
стучит - спасенья нет. Люся ее спрашивает, а она ничего не слышит.
И тут входит он. Ворвался с таким видом в кабинет, будто самый большой
начальник на свете.
- Люся, где дело Кривошеева? - это значит - он каким-то Кривошеевым
интересуется.
У Люси даже глаза на лоб полезли:
- Какого Кривошеева?
- Кривошеее. С автобазы. Я тебе вчера дело передавал.
- Ты мне ничего не передавал.
Он молчит, а сам косяки бросает в Тамарину сторону. Она, разумеется,
ничего этого не видит, в карточку уставилась.
- Ах, да, оно же у меня в столе лежит, - хлопнул себя по лбу и ушел.
Тамара карточку закончила, к автобиографии приступила. Пишет, а у
самой пальцы дрожат.
Тут он опять входит:
- Люся, можно тебя на минуту? Ах, у тебя новенькие на учет встают?
Он только сейчас ее заметил - вот нахал!
А он:
- Девушки, закончите тут, зайдите ко мне. Разговор есть.
- Обязательно зайдем, - говорит Бела. - У нас тоже разговор есть.
Тамара ни слова.
Они быстро закруглились и пошли к нему в кабинет. Он сидит, бумагами
обложился. С ним Верка крашеная и еще какая-то.
- Знакомьтесь, - говорит и сам протягивает руку. - Алик Виноградов. -
А Беле по-деловому: - Виноградов.
- Тамара Дорошенко, - говорит Тамара. Рука у него твердая, сухая. И
ласковая.
- Мы уже знакомы, - говорит Верка с крашеной губой.
- Как вам город нравится? - это он так спрашивает.
- Город хороший, - отвечает она. - Просто замечательный. Только вот
комсомольской работы не видно.
- Об этом я и хотел поговорить. Надо оживить. Давайте какой-нибудь
диспут проведем. Ну хотя бы на тему "Что такое счастье?", - а сам смотрит
на Тамару: я-то, мол, знаю, что это такое. - Так вот, девушки прошу вас.
Подумайте и приходите завтра с предложениями. Обсудим вместе, как лучше
провернуть это мероприятие.
Тамара в штыки:
- Надо не мероприятие проводить, а для души.
- Не придирайся. Я так сказал, - он ее уже на "ты" назвал.
- Хорошо. Мы подумаем.
Тамара всю ночь не спала, думала: что такое счастье? В чем оно? Для
кого? С кем? Ничего не смогла придумать. На работу пошла злая. Теперь он на
нее смотреть не захочет, раз она такая дура.
Перед концом работы звонит Бела:
- Жду тебя у горкома.
- У меня голова что-то болит.
- Не валяй дурака. Мы же договорились, - поет Белка в телефон, - а он
симпатичный...
Тамара бегом в горком. Бела уже там. Еще человек пять сидят по
стенкам. Алик ей ручкой помахал, говорит:
- Все в сборе. Какие будут предложения?
Тощая девица в очках из проектного института начала тянуть резину -
как лучше диспут провести, как выступления заранее подготовить. Морока
страшная. Алик все это слушает, кивает.
Тамара не выдержала, что он кивает, вскочила:
- Ничего у нас так не выйдет.
- Что не выйдет? - и смотрит на нее.
- Не будут искренне отвечать на такой вопрос: в чем же счастье?
- Как так не будут? - А сам смотрит, словно впервые ее увидел.
Тамара чувствует, что ее несет и она уже не может остановиться.
- Хорошо. Тогда ты скажи: в чем твое счастье? Можешь сказать?
- Могу.
- Ну говори. Жду.
Он брови нахмурил, говорит:
- Сначала я думал, что счастье в общественной работе. Чтобы для людей
работать, для молодежи. Ну вот, сейчас я работаю, а счастья особого нет, -
и виновато так улыбнулся, чтобы она его пожалела, значит.
- Ты сможешь так с трибуны сказать? Перед всем коллективом?
Он даже покраснел:
- Пожалуй, нет.
- Вот видишь. И другие так. Будут говорить по бумажке. Читать заранее
приготовленные ответы.
- Что же делать?
- Тамара правильно говорит! - это Бела закричала, подруга верная.
Девица институтская губы поджала:
- Критиковать легко. Вы можете предложить что-нибудь конкретнее?
- Надо, чтобы всем было весело. И от души. Вот мы в Ангарске проводили
вечер "Учись танцевать красиво". Конкурс на лучший танец. Веселая лотерея.
Алик загорелся:
- Ты можешь показать, как надо танцевать красиво?
- Я пять современных танцев знаю, - и скромненько так кофточку
теребит. - И два старинных.
- Тогда по рукам. Раз ты предложила, бюро назначает тебя ответственной
за этот вечер. Послезавтра представишь план мероприятий. Голосую. Кто "за"?
Значит, решено единогласно. Приходи завтра в обед. Поедем деньги на лотерею
собирать.
Они пришли домой, а их из гостиницы выселяют. Тамара совсем
замоталась, пока засыпушку покупала, пока вещи переносили, пока обои
наклеили. Алик звонит ей на работу.
- Почему вчера не пришла? Или комсомольское поручение для тебя не
закон?
- Ой, Алик, прости меня. Хочешь, сейчас прибегу? У нас тут такая
история...
Он разрешил:
- Ладно. Приходи. Только поскорее.
У нее аж дух захватило, когда он рванул с места и понесся по
Ленинградскому проспекту, потом, вспугивая кур, по Базарной площади.
Проехали мимо проектного института - прямо за город.
- Вон проектный! - крикнула она, но он даже не посмотрел, прибавил
газу.
Они мчались, оставляя за собой пыль и треск. Тамара вцепилась в борта
коляски и смеялась, смеялась наперекор ветру.
Он сидел злой и смотрел прямо на шоссе, которое вонзалось в тайгу.
Перед этим Тамара сказала:
- Как же я тут сяду? Я упаду.
- А ты держись за меня. Со мной не упадешь.
- Я лучше в коляску.
- Садись сзади. За меня будешь держаться.
- Здесь лучше.
Она все-таки села в коляску, и тогда он рванул так, что она заойкала
от страха.
Алик сбросил газ. Мотоцикл прокатился, вздрагивая на неровностях
шоссе, и встал. Он посмотрел на нее гневно и сказал:
- Вот увезу на край света.
- А бензина хватит? - сказала она и засмеялась.
- Тогда едем в проектный, - сказал он и развернул мотоцикл.
Всем, конечно, ясно, почему он выбрал проектный институт в первую
очередь. Там же та, тощая, в очках. Она, говорят, кандидат геологических
наук. Перед такой наукой ему ни за что не устоять.
- Где Мария Исааковна? - спрашивает. Это та, тощая, значит.
- К мужу в больницу ушла, - ответила секретарша.
Он ничуть не удивился, говорит:
- Передайте, что я был. Она в курсе.
Так. Одной девицей меньше. Будь счастлива, Мария Исааковна. Пусть
будет у тебя много детей, один лучше другого. Люби своего мужа. И очки у
нее симпатичные, очень к лицу идут, честное слово.
Тамара на всякий случай спросила:
- Много в городе комсомольцев?
- Около четырех тысяч.
- А кого больше - парней или девчат?
- Считай, пополам. А тебе зачем? - и на нее посмотрел строго.
Они уже вышли из института и шагали к мотоциклу. Тамара забежала
вперед.
- Я лучше тут сяду. Там трясет. - И садится на заднее сиденье. Четыре
тысячи пополам - значит, две тысячи комсомолок. Подумать - и то страшно.
Ведь он с каждой познакомиться может, ведь он первый секретарь. Комсомолок
две тысячи, а сколько еще несоюзных девчат? Вдруг он в несоюзную влюбится?
Тамара обхватила Алика, прижалась - не отдам никому.
Приехали на рудник. Директор отвалил им пятнадцать рублей. В автобазе
дали десятку, а в Госбанке только три рубля - экономию наводят.
- Ты записывай, - говорит Алик, - чтобы не забыть. Будешь теперь моим
секретарем.
В стройкомбинате самая большая комсомольская организация. Девчат там
пруд пруди. Окружили мотоцикл - ни пройти, ни проехать.
Зойка Веселова, ихний секретарь, двадцатку тащит, смеется:
- Мы невесты богатые.
- Он себе молоденькую нашел! - кричат "невесты" и в Тамару прутиком
швыряют. - С образованием, видать. И в капроне.
А он смеется:
- Вот мы завтра на воскреснике покажем, кто чего стоит. Собираемся в
восемь ноль-ноль. Не опаздывайте. Под твою ответственность, Зойка.
Еле выбрались оттуда.
Тамаре интересно - что за воскресник такой завтра? Спросила.
Стройкомбинатовцы едут готовить пионерский лагерь - через неделю там
открытие.
Тамара сидит и думает: пригласит или не пригласит? Так задумалась, что
Алика выпустила, чуть было не вывалилась на повороте.
- Держись крепче! - кричит.
Подъехали к горкому. Он спрашивает:
- Что завтра делаешь?
- Еще не знаю.
Пригласит!
- Когда призы покупать будем? Тут женская рука нужна. Хочешь, сейчас
поедем?
- Устала я.
- Подвезти тебя?
- Куда? На край света? Спасибо. Мне недалеко.
Нет, не пригласит!
- А то подвезу.
- Не стоит беспокоиться...
И пошла не оглядываясь.
Сейчас окликнет, позовет, пригласит. А за спиной тихо-тихо. Потом
мотоцикл затрещал. Домой поскакал. Тем лучше, туда ему и дорога.
Мотоцикл выскочил на мостовую, обогнал Тамару. Алик затормозил:
- Приходи завтра на воскресник.
- Когда? - спросила она оробев. И ноги сразу ослабли.
- В восемь. У горкома.
Тамара прилетела в засыпушку сама не своя. Девоньки, выручайте.
Соня пожертвовала свои брюки. Брюки синие, с накладными карманами,
сшиты еще в Ангарске, в ателье индивидуального пошива. Таня дала к брюкам
носки эластичные. Галя - шелковый платок с итальянским рисунком и туфли.
Свитер у Тамары был свой - крупной вязки, с двумя синими полосами на груди;
она его здесь еще ни разу не надевала, только Гале давала в кино сходить.
Тамара встала чуть свет, вырядилась с иголочки и в 7 часов 45 минут
отбыла на воскресник.
У горкома стояли три грузовика. В кузове первого грузовика Катя
сидела, та самая, с которой она на комсомольском собрании смеялась, когда
Алик по проходу шел.
- Давай к нам, - зовет Катя.
Тамара уже ногу на колесо поставила, тут сам Алик выбегает из горкома:
- Подожди, Дорошенко, у нас еще дело есть. А вы поезжайте, мы вас
догоним.
Тамара пошла к мотоциклу, села в коляску. Алик подходит. Она сделала
вид, что поверила:
- Какое у нас дело?
- Хотел тебе сказать, что ты сегодня очень красивая, - и смеется.
- Ну тогда я пошла, - и делает вид, будто хочет из коляски вылезти.
Он испугался, бормочет:
- Я пошутил. Прости. Куда ты? Они уже уехали.
Она осталась.
И снова тугой ветер захлестывал ее грудь, и она беспричинно и
счастливо смеялась и махала своим итальянским платком, когда мотоцикл
обгонял грузовики со стройкомбинатовцами.
Как только мотоцикл остановился в лесу, на них набросились комары.
"Ой", - сказала Тамара и стала совершать немыслимые прыжки и размахивать
роскошным итальянским платком. Алик на нее смотрит, глаз отвести не может.
Алик и Зоя начали расставлять людей. Тамаре и Кате досталось носилки
носить. Они взялись сгоряча - и тут же присели. Комары тучами, а руки
заняты - где уж думать о том, чтобы походка была к лицу.
Алик посмотрел на них, крикнул: "Я сейчас!" - и умчался на мотоцикле.
Тут подходит парень, с которым Тамара позавчера танцевала в клубе два танго
подряд. Он ей говорит после первого танго: "Меня зовут Лева,
инженер-строитель. Одинокий". - "А я неодинокая", - отвечает Тамара. "С кем
же вы встречаетесь?" - спрашивает. А она: "С Белой встречаюсь да с Галей".
- "Давайте встречаться", - говорит. "Меня душит смех", - отвечает Тамара.
Отшила его.
Так вот этот Лева одинокий подходит теперь к ним и заявляет:
- Имеется чешская жидкость "Тайга", - и достает из кармана флакончик.
- Берегите глаза. Едкая.
Тамара и Катя намазались - стало легче. Тамара носит мусор с
территории, а сама слушает - когда же затрещит мотоцикл?
Алик примчался. Бежит, а в руках флакон "Тайги".
Пришлось мазаться второй раз. Жидкость горькая - глаза ест. На губу
попало - кто только такую горечь выдумал? Однако приходится терпеть во имя
великой цели.
- Легче? - Алик спрашивает.
- Замечательно.
После обеда Алик говорит:
- Идите теперь в помещение. Там комаров нет.
Они вымыли пол в двух комнатах. Тамара то и дело к окну подбегала -
как там Алик? Кончили мыть, снова пошли на улицу убирать мусор. На улице
все-таки лучше: с комарами, зато Алик у нее на глазах, и Тамара в любую
минуту может принять экстренные меры.
Она старалась работать лучше всех. И смеялась всех громче. Она знала,
что у нее приятный смех, грудной, тревожный. Стоит ей засмеяться раз-другой
- и парень готов.
Лева одинокий услышал ее смех, подошел. Тамара с ним шуточки шутит и
смеется тревожным смехом. Лева сбоку за носилки взялся:
- Разрешите, девушки, я вам помогу.
Алик увидел, вцепился в носилки с другой стороны, а глазами в Тамару
стреляет. Тамара хохочет:
- Бросай, Катя.
Они носилки бросили. Алик и Лева держат, потом перехватились и вдвоем
потащили мусор - потеха!
Алик обратно пустые носилки тащит. Девчата кричат: "Пора кончать!"
- Еще поработаем. - И сам к Тамаре подходит: - Понесем вместе.
- Ох, устала... - говорит Тамара, ни к кому не обращаясь, и
итальянским платком обмахивается.
Алик носилки бросил:
- Отбой!
На мотоцикле они подкатили прямо к засыпушке Э 5. Увидев на пороге
главного комсомольского вожака, девушки пришли в неизъяснимый восторг.
- Ой, девоньки! - закричала Галя. - Тамара по вещевой лотерее мотоцикл
выиграла. - Надо сказать, что все население засыпушки мечтало выиграть по
лотерее проигрыватель или магнитофон: билеты они коллективно покупали.
- Нет, - ответила Тамара, и глаза ее сияли, - я выиграла самый главный
приз...
Во вторник после работы они отправились покупать призы для вечера
"Учись танцевать красиво". Накупили полную коляску. Поехали к Зое, сдали ей
призы на хранение.
Вдруг Алик говорит:
- Теперь ко мне.
Тамара испугалась:
- Зачем?
- Отчет надо составить. Поможешь.
Никогда в жизни Тамара не была на квартире у одинокого мужчины. Ходила
в общежитие к ребятам, бывала в семейных домах, встречалась с парнями на
танцах, в кино, а чтобы на квартиру - никогда. Ей казалось, произойдет
нечто ужасное, непоправимое.
Она переступила порог его комнаты - и ничего не случилось. Только
сердечко екнуло.
- Садись, - сказал Алик.
Тамара села на краешек стула, лицом к двери, чтобы в любую минуту
можно было вскочить и убежать.
Комната ей понравилась. Тахта с гобеленом. Над тахтой портрет Льва
Николаевича Толстого. У окна письменный стол с прибором и перекидным
календарем, у стола этажерка с книгами. На стенах тоже полки - очень много
книг.
Пол чисто вымыт. И посредине - кусок цветного линолеума.
Очень красиво.
Они писали отчет, разговаривали. Тамара вдруг вскочила:
- Мне пора.
- Сиди, время детское.
- Нет, нет. Девять часов. Мне пора.
- Я сейчас чайник поставлю. Чаем тебя угощу.
- Чаем? С печеньем? - у Тамары даже ноги подкосились от страха; она
села, чтобы унять дрожь в коленках. Вот оно, начинается. Точно так же было
у Нинки с химкомбината, еще в Ангарске. Она к одному ходила на квартиру,
чаи с печеньем распивала, а потом стала мать-одиночка. "Они в чай
специальный порошок подсыпают, - рассказывала Нинка, выйдя из родильного
дома. - Раз-два - и ты мать-одиночка".
- Ты чего испугалась? - спросил Алик, глядя на нее. - Я же тебя не
съем.
Тамара потрогала рукой пылающий лоб и с трудом выговорила:
- Мне надо на свежий воздух. Голова болит.
На улице она пришла в себя и поклялась, что больше никогда не
переступит порога этого дома. Она даже не разрешила Алику проводить ее до
засыпушки.
На другой день они пошли в кино, оттуда на танцверанду.
Алика позвал дежурный, он отошел.
Тамара танцевала со всеми, кто ее приглашал, ни одного танца не сидела
на скамейке.
К ней подошел Лева, одинокий инженер-строитель. Сбоку выскочил другой
ухажер. Они начали препираться, кому танцевать с Тамарой. Тамаре смешно, а
они уже друг друга за грудки хватают. Драться начали. Тамара испугалась,
спряталась за чьи-то спины. Прибежали дружинники, привели все в порядок,
будто ничего и не было - лишь валялась на полу вырванная с мясом пуговица.
Ее наподдали ногой танцующие - и все.
Нет, еще не все. Вдруг громко на всю танцверанду:
- Комсомолка Дорошенко, к выходу!
Тамара узнала родной голос, выходит. Он стоит и с ним вся дружина
верная.
- Хочешь, чтобы тебе на танцверанду запретили ходить? - это он,
конечно, для виду спрашивает.
- Что ты еще мне запретишь?
- Запрещаю грубить мне.
- А еще что?
- Комсомолка Дорошенко, следуйте за мной.
И она пошла за ним, как побитая собачка. А дружина верная осталась
следить за порядком.
Они ушли далеко-далеко в тайгу. И тогда он заговорил:
- Выпить хочется. Из-за этой драки настроение испортилось.
Она молчит. Все еще сердится.
- Поздно уже. Магазины закрыты.
Она молчит.
- Где бы достать? - Алик свое тянет.
Ей стало жалко его.
- Давай лотерею пропьем.
Они взялись за руки и побежали.
Зоя была дома.
Они взяли главный приз, раскупорили. Потом выпили вторую бутылку. Алик
покопался в призах: пустые портсигары, безделушки, шоколад - ничего такого,
что можно было бы выпить.
- Я говорил - надо было покупать четыре бутылки.
- Хватит с вас.
- Эх, гулять так гулять. Зоя, Тамара, берите шоколад. Завтра все
возмещу.
Пошли гулять на Ленинградский проспект.
Начал накрапывать дождик. Он отдал ей пиджак. Они гуляли под дождем и
вели разговор "за жизнь" - ничего не поделаешь, именно так говорят теперь
молодые люди и в Москве, и в Ростове, и в Сибири.
- Главное, быть честным, - говорила Тамара. - Девушке трудно