Злобин Анатолий Павлович. Ленинградский проспект, Засыпушка № 5

   А через год отца посадили в тюрьму за растрату и хищение строительных материалов. Мачеха приходит в слезах, спрашивает: "Не выгонишь нас, Томик?" - "Живите. Я сама отсюда уйду".
   Не стала я в этом нечестном доме жить. Получила аттестат зрелости и поехала по комсомольской путевке в город Ангарск.
   - Ой! - вскрикнула вдруг Тамара. - Откуда он взялся? Не смотрите вперед, не смотрите на этот мотоцикл, умоляю вас.
   Нас обогнал мотоцикл с коляской. За рулем сидел тот самый парень с походкой ковбоя, который дал мне билет на вечер "Учись танцевать красиво".
   - Так это он и есть? - спросил я.
   - Умоляю вас, ничего не спрашивайте. Ведь он должен быть в Хабаровске. Значит, он прилетел из Хабаровска? Умоляю вас.
   Мотоцикл остановился на перекрестке. В свете фонаря было видно, как парень обернулся, будто бы раздумывая, куда ехать. Потом мотоцикл мягко перевалился через обочину и встал у небольшого домика - как раз на нашем пути.
   - В типографию поехал, - возбужденно говорила Тамара. - Заклинаю вас. Когда будем проходить, не смотрите на него. Делайте вид, что ничего не видите.
   - Так это он?
   - Он. Он. Я вам расскажу. Только не сейчас. - Она больно вцепилась в мою руку и неестественно громко засмеялась.
   А мотоцикл надвигался на нас как изображение в кино. Шаг - и мы поравнялись с коляской. Еще два шага - и мы уже прошли.
   Вцепившись в меня, Тамара шагала как деревянная.
   И тут он сказал:
   - Здравствуй, Тамара.
   Тамара остановилась и сделала большие глаза:
   - Алик? Разве ты прилетел?
   - Мне сказали, что ты выиграла главный приз, - при этом он посмотрел на меня.
   - Кто хочет, тот всегда выигрывает, - сказала Тамара и тоже посмотрела на меня. - Проигрывают лишь те, кто хочет проиграть, - она перевела взгляд на него.
   - Наверное, теперь мы сможем организовать диспут о том, что такое счастье?
   - Только в том случае, если ты осмелишься выступить с трибуны, подхватила Тамара.
   Рука моя совсем онемела, я ничего не понимал из того, что они говорили, но героически терпел боль и собственное неразумие. Я стоял и разглядывал Ленинградский проспект, будто это было весьма интересно. Краем глаза я видел, как Алик резко нажал ногой на педаль. Мотоцикл взревел. Он вскочил в седло, круто развернул руль, и мотоцикл стремительно выскочил на проспект, обдав нас едким чадом бензина.
   Тамара вдруг ослабла и, словно в беспамятстве, положила голову на мое плечо.
   - Тамара, - сказал я.
   - Он мой враг, - заговорила она, задыхаясь.
   - Полно. С врагами так не разговаривают.
   - Я его ненавижу. Как бы я хотела простить его. А я ненавижу.
   - Да что же произошло в конце концов?
   Тамара не ответила. Медленно и задумчиво мы шли по Ленинградскому проспекту.
   Признание
   (продолжение)
   Город показался ей так себе. Странный какой-то город. Сначала не давали номера в гостинице. Потом четыре дня она ходила без работы. Ей уже надоело быть безработной - целых четыре дня. Правда, работа была везде, она выбирала, что лучше, пока не выбрала ММС - машиносчетную станцию: ей начальница там понравилась - добрая, отзывчивая. А главное - ухажеры. Странные какие-то. С геологом она познакомилась в буфете, когда пила чай. Он напросился и вечером пришел, притащил две бутылки шампанского. Рассказывал смешные истории, пел песни про геологов, тоже смешные. Тамара страшно хохотала, а он вдруг подошел и повалил ее на кровать. Тамара даже не поняла сначала, что он хочет, а когда поняла, закатила ему такую оплеуху, что он выскочил в коридор и больше не показывался.
   На другой вечер пришел лысый, тоже в буфете познакомились. Вежливый такой, обходительный: "Разрешите налить вам рюмочку. Разрешите ручку поцеловать. Ах, какая замечательная ручка". Тамара смеется: ей никогда ручек не целовали. Смотрит, а он уже к локотку подбирается: "Ах, какая чудесная рученька. Какое вкусное плечико. Разрешите, я поцелую такое вкусное плечико?" Тамара ему вежливо так ответила: "Вкусное, да не ваше". Он извинялся, извинялся, наконец ушел.
   Не ухажеры, а круглые идиоты, честное слово. Трудно жить девушке, когда она одна и ей двадцать лет и у нее к тому же есть отдельная комната за рубль в сутки.
   Тамара совсем решила - уеду из этого города, если здесь такие идиоты. Но тут история получилась - с ума сойти. Только этого ей не хватало. Влюбилась, да еще где - на комсомольском собрании. Ну, положим, еще не совсем влюбилась, а так - чуть-чуть. До любви до настоящей, как в книгах, еще плыть и плыть. Еще бури будут и штормы - закачаешься.
   Но она сразу поняла - это "он", так, кажется, в романах их называют. "Он" - это он. И точка!
   Они уже назаседались всласть, когда она вошла в зал и села. Духотища дикая - их хлебом не корми, только дай позаседать. Недаром в газетах пишут о формализме в комсомольской работе.
   Но в этот момент она глянула на трибуну, и ей сразу стало холодно. Он стоял за трибуной высокий, пронзительный такой. И говорил без бумажки.
   - Кто выступает? - спросила она у соседки.
   - Не мешай слушать. Алик это. Разве не видишь? - и отодвинулась от Тамары. Видно, сама в него по уши влюблена.
   Все девчонки ему хлопали, будто он тенор знаменитый. Тамара тоже хлопала. Мог бы еще поговорить - что ему стоит? Но он кончил и сел за стол президиума. А она с него глаз не сводила.
   Потом стояла в проходе с двумя подружками. Они смотрели, как президиум расходится, и хихикали. Эти две девчонки были ей почти незнакомы, но она все равно подошла к ним на проходе и задержала - она уже засекла, что другого выхода из зала нет и он обязательно пройдет мимо них. Он шел в окружении парней и девчат - все ближе, ближе, а она так громко смеялась, что на нее оборачивались. Он уже совсем близко. Она еще громче заливается. Потом вдруг отскочила к креслам:
   - Ах, простите. Проходите, пожалуйста. Мы весь проход загородили.
   Он прошел, окатил ее холодной волной. Поднял глаза и посмотрел на нее выразительно. У нее мурашки по спине забегали.
   А она:
   - Ой, Катя, ты меня уморила, - а на него ноль внимания.
   Он прошел - и обернулся. Походочка у него - закачаешься.
   После собрания она пошла на телеграф и отстукала девушкам в Ангарск телеграмму - город замечательный, прилетайте скорее.
   Бела и Мариночка поселились с ней в одной комнате. Лысый с ходу переключился на Белу, помог ей устроиться машинисткой в институт. Бела одна, ей трудно. Муж погиб в шахте во время обвала - работать надо и дочь воспитывать. Учиться она уже не пойдет, а ведь такая способная, стихи пишет.
   Бела каждый день пристает к ней:
   - Пойдем на учет станем. Неудобно тянуть.
   - Еще успеем... - отвечала Тамара. Она узнала, что Алик улетел в командировку на рудник, и тянула с этим делом. Ей все было известно, 28 лет, холост, учится в Москве заочно в университете, сразу на двух факультетах: философии и журналистики...
   Тамара работала на машиносчетной станции, и ее место за перфоратором было как раз у окна. И вдруг она видит в окно: он на своем мотоцикле по улице катит.
   Она к Белке звонить.
   - В обеденный перерыв на учет становиться пойдем. А то затянули неудобно.
   - Я в обед к Маринке побегу. Пойдем после работы.
   Еле досидела. Как звонок, сразу вскочила и бежать. За ней Верка увязалась, операторша, губы и ресницы крашеные, а ноги как спички.
   - Мне в горком непременно надо. Подожди, - а сама заладила, как сорока: - Алик, Алик.
   Если уж влюбилась, хоть веди себя прилично.
   В горкоме Тамара зашагала прямо к кабинету Алика, чтобы Верка вперед не забежала: у нее ведь губы крашеные и ресницы.
   Бела сзади кричит:
   - Тамара, нам сюда, в сектор учета. К Люсе.
   - А она здесь.
   Люся и впрямь сидела у Алика, чуяло сердце. Еще две девчонки и парень. Опять с девчонками заседает. На это он мастер - с девчонками заседать. Подожди, ты у меня позаседаешь с девчонками, всех разгоню.
   - Здравствуйте, - сказала она с порога, ни на кого особенно не глядя. - Люся, мы к тебе на учет вставать.
   Люся встала:
   - Алик, я пойду.
   - Иди.
   Тамара на него даже не поглядела, честное слово. И дверь захлопнула.
   Пошли в Люсин сектор, Тамара села заполнять карточку, а у самой сердце стучит - спасенья нет. Люся ее спрашивает, а она ничего не слышит.
   И тут входит он. Ворвался с таким видом в кабинет, будто самый большой начальник на свете.
   - Люся, где дело Кривошеева? - это значит - он каким-то Кривошеевым интересуется.
   У Люси даже глаза на лоб полезли:
   - Какого Кривошеева?
   - Кривошеее. С автобазы. Я тебе вчера дело передавал.
   - Ты мне ничего не передавал.
   Он молчит, а сам косяки бросает в Тамарину сторону. Она, разумеется, ничего этого не видит, в карточку уставилась.
   - Ах, да, оно же у меня в столе лежит, - хлопнул себя по лбу и ушел.
   Тамара карточку закончила, к автобиографии приступила. Пишет, а у самой пальцы дрожат.
   Тут он опять входит:
   - Люся, можно тебя на минуту? Ах, у тебя новенькие на учет встают?
   Он только сейчас ее заметил - вот нахал!
   А он:
   - Девушки, закончите тут, зайдите ко мне. Разговор есть.
   - Обязательно зайдем, - говорит Бела. - У нас тоже разговор есть.
   Тамара ни слова.
   Они быстро закруглились и пошли к нему в кабинет. Он сидит, бумагами обложился. С ним Верка крашеная и еще какая-то.
   - Знакомьтесь, - говорит и сам протягивает руку. - Алик Виноградов. А Беле по-деловому: - Виноградов.
   - Тамара Дорошенко, - говорит Тамара. Рука у него твердая, сухая. И ласковая.
   - Мы уже знакомы, - говорит Верка с крашеной губой.
   - Как вам город нравится? - это он так спрашивает.
   - Город хороший, - отвечает она. - Просто замечательный. Только вот комсомольской работы не видно.
   - Об этом я и хотел поговорить. Надо оживить. Давайте какой-нибудь диспут проведем. Ну хотя бы на тему "Что такое счастье?", - а сам смотрит на Тамару: я-то, мол, знаю, что это такое. - Так вот, девушки прошу вас. Подумайте и приходите завтра с предложениями. Обсудим вместе, как лучше провернуть это мероприятие.
   Тамара в штыки:
   - Надо не мероприятие проводить, а для души.
   - Не придирайся. Я так сказал, - он ее уже на "ты" назвал.
   - Хорошо. Мы подумаем.
   Тамара всю ночь не спала, думала: что такое счастье? В чем оно? Для кого? С кем? Ничего не смогла придумать. На работу пошла злая. Теперь он на нее смотреть не захочет, раз она такая дура.
   Перед концом работы звонит Бела:
   - Жду тебя у горкома.
   - У меня голова что-то болит.
   - Не валяй дурака. Мы же договорились, - поет Белка в телефон, - а он симпатичный...
   Тамара бегом в горком. Бела уже там. Еще человек пять сидят по стенкам. Алик ей ручкой помахал, говорит:
   - Все в сборе. Какие будут предложения?
   Тощая девица в очках из проектного института начала тянуть резину как лучше диспут провести, как выступления заранее подготовить. Морока страшная. Алик все это слушает, кивает.
   Тамара не выдержала, что он кивает, вскочила:
   - Ничего у нас так не выйдет.
   - Что не выйдет? - и смотрит на нее.
   - Не будут искренне отвечать на такой вопрос: в чем же счастье?
   - Как так не будут? - А сам смотрит, словно впервые ее увидел.
   Тамара чувствует, что ее несет и она уже не может остановиться.
   - Хорошо. Тогда ты скажи: в чем твое счастье? Можешь сказать?
   - Могу.
   - Ну говори. Жду.
   Он брови нахмурил, говорит:
   - Сначала я думал, что счастье в общественной работе. Чтобы для людей работать, для молодежи. Ну вот, сейчас я работаю, а счастья особого нет, и виновато так улыбнулся, чтобы она его пожалела, значит.
   - Ты сможешь так с трибуны сказать? Перед всем коллективом?
   Он даже покраснел:
   - Пожалуй, нет.
   - Вот видишь. И другие так. Будут говорить по бумажке. Читать заранее приготовленные ответы.
   - Что же делать?
   - Тамара правильно говорит! - это Бела закричала, подруга верная.
   Девица институтская губы поджала:
   - Критиковать легко. Вы можете предложить что-нибудь конкретнее?
   - Надо, чтобы всем было весело. И от души. Вот мы в Ангарске проводили вечер "Учись танцевать красиво". Конкурс на лучший танец. Веселая лотерея.
   Алик загорелся:
   - Ты можешь показать, как надо танцевать красиво?
   - Я пять современных танцев знаю, - и скромненько так кофточку теребит. - И два старинных.
   - Тогда по рукам. Раз ты предложила, бюро назначает тебя ответственной за этот вечер. Послезавтра представишь план мероприятий. Голосую. Кто "за"? Значит, решено единогласно. Приходи завтра в обед. Поедем деньги на лотерею собирать.
   Они пришли домой, а их из гостиницы выселяют. Тамара совсем замоталась, пока засыпушку покупала, пока вещи переносили, пока обои наклеили. Алик звонит ей на работу.
   - Почему вчера не пришла? Или комсомольское поручение для тебя не закон?
   - Ой, Алик, прости меня. Хочешь, сейчас прибегу? У нас тут такая история...
   Он разрешил:
   - Ладно. Приходи. Только поскорее.
   У нее аж дух захватило, когда он рванул с места и понесся по Ленинградскому проспекту, потом, вспугивая кур, по Базарной площади. Проехали мимо проектного института - прямо за город.
   - Вон проектный! - крикнула она, но он даже не посмотрел, прибавил газу.
   Они мчались, оставляя за собой пыль и треск. Тамара вцепилась в борта коляски и смеялась, смеялась наперекор ветру.
   Он сидел злой и смотрел прямо на шоссе, которое вонзалось в тайгу. Перед этим Тамара сказала:
   - Как же я тут сяду? Я упаду.
   - А ты держись за меня. Со мной не упадешь.
   - Я лучше в коляску.
   - Садись сзади. За меня будешь держаться.
   - Здесь лучше.
   Она все-таки села в коляску, и тогда он рванул так, что она заойкала от страха.
   Алик сбросил газ. Мотоцикл прокатился, вздрагивая на неровностях шоссе, и встал. Он посмотрел на нее гневно и сказал:
   - Вот увезу на край света.
   - А бензина хватит? - сказала она и засмеялась.
   - Тогда едем в проектный, - сказал он и развернул мотоцикл.
   Всем, конечно, ясно, почему он выбрал проектный институт в первую очередь. Там же та, тощая, в очках. Она, говорят, кандидат геологических наук. Перед такой наукой ему ни за что не устоять.
   - Где Мария Исааковна? - спрашивает. Это та, тощая, значит.
   - К мужу в больницу ушла, - ответила секретарша.
   Он ничуть не удивился, говорит:
   - Передайте, что я был. Она в курсе.
   Так. Одной девицей меньше. Будь счастлива, Мария Исааковна. Пусть будет у тебя много детей, один лучше другого. Люби своего мужа. И очки у нее симпатичные, очень к лицу идут, честное слово.
   Тамара на всякий случай спросила:
   - Много в городе комсомольцев?
   - Около четырех тысяч.
   - А кого больше - парней или девчат?
   - Считай, пополам. А тебе зачем? - и на нее посмотрел строго.
   Они уже вышли из института и шагали к мотоциклу. Тамара забежала вперед.
   - Я лучше тут сяду. Там трясет. - И садится на заднее сиденье. Четыре тысячи пополам - значит, две тысячи комсомолок. Подумать - и то страшно. Ведь он с каждой познакомиться может, ведь он первый секретарь. Комсомолок две тысячи, а сколько еще несоюзных девчат? Вдруг он в несоюзную влюбится? Тамара обхватила Алика, прижалась - не отдам никому.
   Приехали на рудник. Директор отвалил им пятнадцать рублей. В автобазе дали десятку, а в Госбанке только три рубля - экономию наводят.
   - Ты записывай, - говорит Алик, - чтобы не забыть. Будешь теперь моим секретарем.
   В стройкомбинате самая большая комсомольская организация. Девчат там пруд пруди. Окружили мотоцикл - ни пройти, ни проехать.
   Зойка Веселова, ихний секретарь, двадцатку тащит, смеется:
   - Мы невесты богатые.
   - Он себе молоденькую нашел! - кричат "невесты" и в Тамару прутиком швыряют. - С образованием, видать. И в капроне.
   А он смеется:
   - Вот мы завтра на воскреснике покажем, кто чего стоит. Собираемся в восемь ноль-ноль. Не опаздывайте. Под твою ответственность, Зойка.
   Еле выбрались оттуда.
   Тамаре интересно - что за воскресник такой завтра? Спросила. Стройкомбинатовцы едут готовить пионерский лагерь - через неделю там открытие.
   Тамара сидит и думает: пригласит или не пригласит? Так задумалась, что Алика выпустила, чуть было не вывалилась на повороте.
   - Держись крепче! - кричит.
   Подъехали к горкому. Он спрашивает:
   - Что завтра делаешь?
   - Еще не знаю.
   Пригласит!
   - Когда призы покупать будем? Тут женская рука нужна. Хочешь, сейчас поедем?
   - Устала я.
   - Подвезти тебя?
   - Куда? На край света? Спасибо. Мне недалеко.
   Нет, не пригласит!
   - А то подвезу.
   - Не стоит беспокоиться...
   И пошла не оглядываясь.
   Сейчас окликнет, позовет, пригласит. А за спиной тихо-тихо. Потом мотоцикл затрещал. Домой поскакал. Тем лучше, туда ему и дорога.
   Мотоцикл выскочил на мостовую, обогнал Тамару. Алик затормозил:
   - Приходи завтра на воскресник.
   - Когда? - спросила она оробев. И ноги сразу ослабли.
   - В восемь. У горкома.
   Тамара прилетела в засыпушку сама не своя. Девоньки, выручайте.
   Соня пожертвовала свои брюки. Брюки синие, с накладными карманами, сшиты еще в Ангарске, в ателье индивидуального пошива. Таня дала к брюкам носки эластичные. Галя - шелковый платок с итальянским рисунком и туфли. Свитер у Тамары был свой - крупной вязки, с двумя синими полосами на груди; она его здесь еще ни разу не надевала, только Гале давала в кино сходить.
   Тамара встала чуть свет, вырядилась с иголочки и в 7 часов 45 минут отбыла на воскресник.
   У горкома стояли три грузовика. В кузове первого грузовика Катя сидела, та самая, с которой она на комсомольском собрании смеялась, когда Алик по проходу шел.
   - Давай к нам, - зовет Катя.
   Тамара уже ногу на колесо поставила, тут сам Алик выбегает из горкома:
   - Подожди, Дорошенко, у нас еще дело есть. А вы поезжайте, мы вас догоним.
   Тамара пошла к мотоциклу, села в коляску. Алик подходит. Она сделала вид, что поверила:
   - Какое у нас дело?
   - Хотел тебе сказать, что ты сегодня очень красивая, - и смеется.
   - Ну тогда я пошла, - и делает вид, будто хочет из коляски вылезти.
   Он испугался, бормочет:
   - Я пошутил. Прости. Куда ты? Они уже уехали.
   Она осталась.
   И снова тугой ветер захлестывал ее грудь, и она беспричинно и счастливо смеялась и махала своим итальянским платком, когда мотоцикл обгонял грузовики со стройкомбинатовцами.
   Как только мотоцикл остановился в лесу, на них набросились комары. "Ой", - сказала Тамара и стала совершать немыслимые прыжки и размахивать роскошным итальянским платком. Алик на нее смотрит, глаз отвести не может.
   Алик и Зоя начали расставлять людей. Тамаре и Кате досталось носилки носить. Они взялись сгоряча - и тут же присели. Комары тучами, а руки заняты - где уж думать о том, чтобы походка была к лицу.
   Алик посмотрел на них, крикнул: "Я сейчас!" - и умчался на мотоцикле. Тут подходит парень, с которым Тамара позавчера танцевала в клубе два танго подряд. Он ей говорит после первого танго: "Меня зовут Лева, инженер-строитель. Одинокий". - "А я неодинокая", - отвечает Тамара. "С кем же вы встречаетесь?" - спрашивает. А она: "С Белой встречаюсь да с Галей". - "Давайте встречаться", - говорит. "Меня душит смех", - отвечает Тамара. Отшила его.
   Так вот этот Лева одинокий подходит теперь к ним и заявляет:
   - Имеется чешская жидкость "Тайга", - и достает из кармана флакончик. - Берегите глаза. Едкая.
   Тамара и Катя намазались - стало легче. Тамара носит мусор с территории, а сама слушает - когда же затрещит мотоцикл?
   Алик примчался. Бежит, а в руках флакон "Тайги".
   Пришлось мазаться второй раз. Жидкость горькая - глаза ест. На губу попало - кто только такую горечь выдумал? Однако приходится терпеть во имя великой цели.
   - Легче? - Алик спрашивает.
   - Замечательно.
   После обеда Алик говорит:
   - Идите теперь в помещение. Там комаров нет.
   Они вымыли пол в двух комнатах. Тамара то и дело к окну подбегала как там Алик? Кончили мыть, снова пошли на улицу убирать мусор. На улице все-таки лучше: с комарами, зато Алик у нее на глазах, и Тамара в любую минуту может принять экстренные меры.
   Она старалась работать лучше всех. И смеялась всех громче. Она знала, что у нее приятный смех, грудной, тревожный. Стоит ей засмеяться раз-другой - и парень готов.
   Лева одинокий услышал ее смех, подошел. Тамара с ним шуточки шутит и смеется тревожным смехом. Лева сбоку за носилки взялся:
   - Разрешите, девушки, я вам помогу.
   Алик увидел, вцепился в носилки с другой стороны, а глазами в Тамару стреляет. Тамара хохочет:
   - Бросай, Катя.
   Они носилки бросили. Алик и Лева держат, потом перехватились и вдвоем потащили мусор - потеха!
   Алик обратно пустые носилки тащит. Девчата кричат: "Пора кончать!"
   - Еще поработаем. - И сам к Тамаре подходит: - Понесем вместе.
   - Ох, устала... - говорит Тамара, ни к кому не обращаясь, и итальянским платком обмахивается.
   Алик носилки бросил:
   - Отбой!
   На мотоцикле они подкатили прямо к засыпушке № 5. Увидев на пороге главного комсомольского вожака, девушки пришли в неизъяснимый восторг.
   - Ой, девоньки! - закричала Галя. - Тамара по вещевой лотерее мотоцикл выиграла. - Надо сказать, что все население засыпушки мечтало выиграть по лотерее проигрыватель или магнитофон: билеты они коллективно покупали.
   - Нет, - ответила Тамара, и глаза ее сияли, - я выиграла самый главный приз...
   Во вторник после работы они отправились покупать призы для вечера "Учись танцевать красиво". Накупили полную коляску. Поехали к Зое, сдали ей призы на хранение.
   Вдруг Алик говорит:
   - Теперь ко мне.
   Тамара испугалась:
   - Зачем?
   - Отчет надо составить. Поможешь.
   Никогда в жизни Тамара не была на квартире у одинокого мужчины. Ходила в общежитие к ребятам, бывала в семейных домах, встречалась с парнями на танцах, в кино, а чтобы на квартиру - никогда. Ей казалось, произойдет нечто ужасное, непоправимое.
   Она переступила порог его комнаты - и ничего не случилось. Только сердечко екнуло.
   - Садись, - сказал Алик.
   Тамара села на краешек стула, лицом к двери, чтобы в любую минуту можно было вскочить и убежать.
   Комната ей понравилась. Тахта с гобеленом. Над тахтой портрет Льва Николаевича Толстого. У окна письменный стол с прибором и перекидным календарем, у стола этажерка с книгами. На стенах тоже полки - очень много книг.
   Пол чисто вымыт. И посредине - кусок цветного линолеума.
   Очень красиво.
   Они писали отчет, разговаривали. Тамара вдруг вскочила:
   - Мне пора.
   - Сиди, время детское.
   - Нет, нет. Девять часов. Мне пора.
   - Я сейчас чайник поставлю. Чаем тебя угощу.
   - Чаем? С печеньем? - у Тамары даже ноги подкосились от страха; она села, чтобы унять дрожь в коленках. Вот оно, начинается. Точно так же было у Нинки с химкомбината, еще в Ангарске. Она к одному ходила на квартиру, чаи с печеньем распивала, а потом стала мать-одиночка. "Они в чай специальный порошок подсыпают, - рассказывала Нинка, выйдя из родильного дома. - Раз-два - и ты мать-одиночка".
   - Ты чего испугалась? - спросил Алик, глядя на нее. - Я же тебя не съем.
   Тамара потрогала рукой пылающий лоб и с трудом выговорила:
   - Мне надо на свежий воздух. Голова болит.
   На улице она пришла в себя и поклялась, что больше никогда не переступит порога этого дома. Она даже не разрешила Алику проводить ее до засыпушки.
   На другой день они пошли в кино, оттуда на танцверанду.
   Алика позвал дежурный, он отошел.
   Тамара танцевала со всеми, кто ее приглашал, ни одного танца не сидела на скамейке.
   К ней подошел Лева, одинокий инженер-строитель. Сбоку выскочил другой ухажер. Они начали препираться, кому танцевать с Тамарой. Тамаре смешно, а они уже друг друга за грудки хватают. Драться начали. Тамара испугалась, спряталась за чьи-то спины. Прибежали дружинники, привели все в порядок, будто ничего и не было - лишь валялась на полу вырванная с мясом пуговица. Ее наподдали ногой танцующие - и все.
   Нет, еще не все. Вдруг громко на всю танцверанду:
   - Комсомолка Дорошенко, к выходу!
   Тамара узнала родной голос, выходит. Он стоит и с ним вся дружина верная.
   - Хочешь, чтобы тебе на танцверанду запретили ходить? - это он, конечно, для виду спрашивает.
   - Что ты еще мне запретишь?
   - Запрещаю грубить мне.
   - А еще что?
   - Комсомолка Дорошенко, следуйте за мной.
   И она пошла за ним, как побитая собачка. А дружина верная осталась следить за порядком.
   Они ушли далеко-далеко в тайгу. И тогда он заговорил:
   - Выпить хочется. Из-за этой драки настроение испортилось.
   Она молчит. Все еще сердится.
   - Поздно уже. Магазины закрыты.
   Она молчит.
   - Где бы достать? - Алик свое тянет.
   Ей стало жалко его.
   - Давай лотерею пропьем.
   Они взялись за руки и побежали.
   Зоя была дома.
   Они взяли главный приз, раскупорили. Потом выпили вторую бутылку. Алик покопался в призах: пустые портсигары, безделушки, шоколад - ничего такого, что можно было бы выпить.
   - Я говорил - надо было покупать четыре бутылки.
   - Хватит с вас.
   - Эх, гулять так гулять. Зоя, Тамара, берите шоколад. Завтра все возмещу.
   Пошли гулять на Ленинградский проспект.
   Начал накрапывать дождик. Он отдал ей пиджак. Они гуляли под дождем и вели разговор "за жизнь" - ничего не поделаешь, именно так говорят теперь молодые люди и в Москве, и в Ростове, и в Сибири.
   - Главное, быть честным, - говорила Тамара. - Девушке трудно оставаться честной: со всех сторон пристают. А мы ведь слабый пол - так Пушкин сказал.
   Он посмотрел на нее, хотел что-то спросить, но не спросил. Лишь сказал:
   - Я тебя защищать буду.
   - Если человек честен - он уже наполовину счастлив.
   - А в чем вторая половина?
   - Во второй половине.
   - Откуда у тебя такие хорошие мысли?