Флотилия отряда постепенно оснащалась. Сперва получили большой килектор{13} и буксир "Аджарец" с матросами и водолазами. Затем появилась баржа "Э-10", которую сами подняли с грунта. Потом прибавился катер "Струя", выброшенный портом на свалку. Его отремонтировали и стали доставлять продукты и письма водолазам, работающим в море. И, наконец, раздобыли плавучий кран "Красное знамя", списанный портом на слом.
С этой, собранной по кусочкам, флотилией отряд принялся за подъем крупных судов, которые ждали водолазов на дне моря. После долгих месяцев напряженного труда подняли пароход "Потемкин".
Это судно затоплено белогвардейцами в 1920 году в Тендровском заливе. Свежая погода и большая волна два дня мешали эпроновцам произвести осмотр "Потемкина". Наконец шторм утих, водолазы спустились на дно. Пароход уже оброс ракушками и зеленью. Все надстройки поломаны, фальшборт исковеркан, а кормовая рубка с полуюта провалилась в каюты первого класса. Но корпус оказался целым и невредимым. Внутри судна машина была разобрана и части ее разбросаны. Это сделали белогвардейцы, которым не удалось угнать пароход за границу.
И вот в 1932 году "Потемкина" подняли. В мутном водовороте кружились пустые ракушки, обрывки водорослей и куски изъеденного морским древоточцем дерева. Еще не улеглась взволнованная вода, как среди команды воцарилась настороженная тишина. Пароход еле держался меж понтонов, тяжелый, полузатопленный, чуть высунув на поверхность палубу с обомшелой надстройкой. Буксировать в порт нельзя - рухнет. Не мешкая, принялась команда выкачивать воду, но, сколько ни качали насосы, вода не убывала. Пробоины как будто нет, кингстоны закрыты, а судно не облегчается, вот-вот снова уйдет на дно.
И снова полезли водолазы под воду, пробрались в отсеки и обнаружили дырявые переборки и раскрытые иллюминаторы. Дни и ночи ломали переборки и подавали наверх, наглухо задраивали судовые иллюминаторы, а вовсе разбитые заколачивали деревянными пробками. Снова пустили в ход насосы. Зашумела вода. "Потемкин" качнулся, полезли вверх его трубы и палубы. Наконец он весь вышел и стал на плаву. Из трюмов парохода тянуло острым запахом ила, йода и морской соли. А на мокрой палубе будто кто-то ломал сухую вермишель. Это многочисленные ракушки под солнцем открывались и трещали створками.
7. ПОДЪЕМ "МЕРКУРИЯ"
В 1916 году пароход "Меркурий", имея на борту шестьсот пассажиров, а в трюмах большое количество груза, шел со скоростью десять узлов из Очакова в Одессу и наскочил на немецкую мину. Раздался оглушительный взрыв. "Меркурий" накренился и стал тонуть. Среди пассажиров началась паника. Пароход гудел пронзительно и протяжно, взывая о помощи.
Впереди тем же рейсом на Одессу шел крупный пароход. Капитан его, увидев катастрофу, дал ответный гудок и хотел оказать помощь, но встретил сопротивление. Пассажиры первого класса - дворяне и купцы - потребовали не останавливаться. Они испугались взрыва и боялись, что сами наткнутся на мину возле "Меркурия". Капитан заявил им, что обязан помочь гибнущему судну. Тогда на мостик бросились офицеры царской армии и, грозя револьверами, заставили капитана идти своим курсом.
Как только тонущие люди заметили, что спаситель покидает их, ужас с новой силой овладел всеми. Море штормило. Две шлюпки, спущенные с борта, под ударами волн перевернулись. Больше лодок не было. За полтора десятка спасательных кругов и пробковых поясов ухватились сотни рук и разорвали их в клочки. Примчались катера ближайшей спасательной станции и рабочие лодки, но успели спасти немногих. По палубе "Меркурия" с тяжким гулом катились огромные волны. Гибнущее судно скрылось в пенном водовороте.
Владельцы "Меркурия" стали ходатайствовать об извлечении затонувшего груза, а заодно и утопленников. В подъеме самого "Меркурия" они не были заинтересованы, пароход был застрахован на крупную сумму.
Разгрузкой трюмов на "Меркурии" занялось водолазное предприятие купца Болохина, который заработал на этом деле большие прибыли. Затем пароход оставили. Местная газета сообщала: "Желание поднять "Меркурий" по нынешним условиям признается неосуществимым".
И вот начальник одесского отряда Григорьев решил проверить: действительно ли невозможно поднять пароход?
Водолаз Сергеев спустился на судно. Свинцовые подошвы стукнули о тихую верхнюю палубу. У ног Сергеева лежали офицерская каска с двуглавым орлом и дамская галоша. Он сошел в жилую палубу по ракушечным ступенькам трапа. Первая каюта была наполовину раскрытой. У входа валялась трость с серебряным набалдашником. Перед столом - скелет с манишкой на шее. На спинке кресла мундир с генеральскими эполетами. Многие каюты оказались закрытыми.
Осмотрев машины и кочегарку, трюмы с товарами, обследовав корпус, Сергеев дал сигнал и вышел наверх.
Чтобы добраться до киля "Меркурия", водолазы вынули около восьми тысяч кубометров крепко спрессованного грунта. Начали пробивать тоннели, как раз под пробоиной. Оттуда безостановочно сползала грязь, доски, мануфактура, забивая грунтосос. То и дело чистили его. Доски падали прямо на шлемы, глушили водолазов, грязь залепляла иллюминаторы, битое стекло резало руки. Старый водолаз дядя Миша Стродов, который по своим преклонным годам уже не спускался под воду, не успевал чинить водолазные рубахи, продранные зазубренным железом. Весело попыхивая самокруткой, он рассказывал эпизоды о своей работе на "Меркурии" еще у купца Болохина.
"Поднимали мы груз с "Меркурия", а заодно, по просьбе Красного Креста, доставали вино для раненых госпиталя. Хранилось оно в буфете, а туда через люк не попасть - заклинен. Так мы через угольные шахты пробирались, вдоль всего судна, по узенькому коридору. Сожмешь водолазные плечищи, стравишь весь воздух и извиваешься, как минога. Метров двадцать целый час ползешь.
Один у нас притащил оттуда маленькую плоскую бутылку, а прочитать выдавленные на ней буквы не умеет. Отвинтил витую стеклянную пробку и попробовал. Видим, мается парень, за живот держится. Ну, к доктору сразу.
Тот прочитал и смеется. "Что такое?" - спрашиваем. "Олеум рицини, то есть касторка!" Надолго запомнил парень это латинское название.
И для себя таскали маленько. Таможенные чиновники в порту строго следили, чтобы водолаз ничего не вынес. Увидят у окон таможни на воде пустую бутылку - и нас обыскивать. Причаливаем к берегу, а чиновники прямо на бот, все обшарят, в костюмы водолазные посмотрят. Один раз каждую доски на палубе приподняли. Ничего не нашли. Заставили мы их снова доски приколотить.
Извелись таможенники, но так и не разгадали нашей тайны. А мы, перед тем как подняться с "Меркурия", подвешивали бутылки на крючок под днище водолазного бота. Когда потребуется, сверху багром подденем и вытаскиваем "рыбку".
А сам пароход тогда не подняли. У нашего купца пороху не хватило достать такую громадину. Да владельцы судна этого и не хотели".
Подготовительные работы на "Меркурии" отряд ЭПРОНа закончил в самый короткий срок - за месяц. Близился подъем.
"Не мог я заснуть, - вспоминает Сергеев, - тревожно за пароход. Встал, закурил и прикидываю: вес судна 1680 тонн плюс груз в трюмах да грязь, присос к грунту. Новое двенадцатиметровое полотенце выдерживает нагрузку на растяжение сто тонн, а наши уже семь раз были в работе, износились. Значит, если не добавим еще, "Меркурий" оборвет эти".
Утром Сергеев обсудил свои прикидки со старшим инструктором Правдиным. "Все верно, - сказал Правдин, - но где взять дополнительные полотенца?" И медлить тоже рискованно - "Меркурий" составлял для отряда почти весь годовой план.
- Попытаемся, - сказали водолазы.
И стали продувать понтоны. На поверхности заходили белые волны. Вода закипела, вспухла и поднялась столбом метров на двадцать вверх. Между понтонами из воды на миг высунулось что-то вроде кашалота с бурой водорослью на спине. Понтоны, разойдясь в разные стороны, вдруг подпрыгнули, как кони, и сбросили "седока" - "Меркурий" исчез в волнах.
- Я чуть не заплакал, - рассказывал Сергеев, - повернулся к начальнику, а тот закрыл лицо руками и убежал...
- Сам не пойдет - зубами вырвем! - сжав кулаки, сказали водолазы.
И снова началась борьба за "Меркурий". По семь часов не выходил из воды старшина Барашков. Молодой инструктор Рудик проводил на дне моря восемь-девять часов. Водолазы Костин, Лозовский, Кудрявцев без устали лазали во тьме тоннелей. Но ушла хорошая погода и начались ветры.
Прогнозы одесской метеостанции никогда не были точными. Впоследствии эпроновцы, обманутые сводками, угадывали погоду по морским рачкам-бокоплавам. Если они уходят на дно, - будет ветрено, если всплывут, штиль. Вспоминали и старые приметы, которыми пользовались мореплаватели еще во времена Джемса Кука:
Чайка ходит по песку,
Моряку сулит тоску.
Если чайка села в воду,
Жди хорошую погоду.
Если дым пошел к воде,
Смотри в оба - быть беде!
Если дым столбом валит,
Море штиль всегда сулит.
Солнце ясно поутру,
Моряку не по нутру.
Солнце ярко с вечера,
Тогда бояться нечего.
Шторм налетел внезапно. Эпроновцы заторопились в порт. Оборвался буксирный канат от водолазного бота и моторного катера. Огромные водяные валы яростно обрушились на суденышки и придавили их к грунту. Море мстило людям.
Чуть ветер утих, вернулись обратно. Бот и катер нашли по масляным пятнам. Четыре часа поднимали их на поверхность. Просушили, прочистили, разобрали и смазали мотор. Через сутки отряд в полной готовности приступил к прерванной работе.
Остропка понтонов требует особой тщательности, и на этот раз ее производили внимательнее, чем прежде, навешивая тяжелые пудовые скобы. Четыре компрессора Вестингауза гнали воздух в понтоны "Меркурия", чтобы отжать из них воду. Море забурлило, и в бурой пленке водорослей вышел наконец морской пленник. На этот раз "Меркурий" тонуть не пожелал.
Но задерживаться здесь, чтобы откачать воду и заделать пробоину, было рискованно, - каждую минуту мог налететь штормовой шквал. Прибавили по обоим бортам еще несколько понтонов, и "Меркурий" на длинном тросе двинулся в порт вслед за буксиром "Сарыч". До Одессы четырнадцать километров.
В пути задул ветер, чего и боялись эпроновцы. Волны уже перемахивали через судно. На траверзе Чабановки зыбь достигла шести баллов. У Дефиновки из порта на помощь подошел буксирный катер "Дельфин".
Возле Одессы шторм усилился до восьми баллов. Стали разворачиваться у портовых ворот. Тут по "Меркурию" ударили крупные боковые волны. Стальной трос, соединяющий его с "Сарычем", лопнул от напряжения, и судно понесло на каменный мол.
Буксиры погнались вслед. Вмиг окружили "Меркурия". А принять конец на нем некому. Гигантские волны поднимали судно и быстро гнали на валуны. Еще метров двадцать - и "Меркурий" грохнется о каменную гряду.
Решение пришло молниеносно. Боцман Кравценюк, матросы Шаров и Салин прыгнули в шлюпку... И вот они уже на "Меркурии" - матросы, как акробаты, перескочили вслед за боцманом. С "Сарыча" поверх водяных столбов взвился канат. Храбрецы, стоя по горло в воде, подхватили его и закрепили узлом за руль. Пойманного "Меркурия" потащили в плавучий док. Но огромный пароход не пролезал в ремонтное помещение, мешали понтоны.
Откачивать из корабля воду прибыли чуть не все портовые суда, на которых имелись отсасывающие помпы. Но тут уже береговой ветер развел в гавани большую зыбь, и это нарушило порядок в работе. В довершение один буксир развернулся так неуклюже, что ударил гребными винтами по резиновому понтону, пробил его - и в третий раз скрылся "Меркурий" в морской пучине, уводя с собой все отсасывающие приспособления и пожарную автомашину. Вот уж где нужно учиться терпению и силе воли!
Эпроновцы снова принялись за подъем "Меркурия". Наконец судно поднято и стало на плаву окончательно. Из кают достали вещи пассажиров, которые потом стали экспонатами в одесском музее водного транспорта: бурый комок, похожий на медный колчедан, - слипшееся монпансье; покоробленная книга "Международный свод сигналов"; "Анатомия человека"; "География", раскрытая на странице с заголовком "1492 год - открытие Америки"; заржавленный револьвер; ручка зонтика, потускневший графин; портфель, изъеденный морской солью; чей-то желтый позвонок; патронташ; офицерские сабли с клеймом и несколько старых монет...
8. "ГАДЖИБЕЙ"
Это было 18 июня 1918 года. Враг захватил весь юг Советской России. Черноморскому флоту угрожал плен.
Эскадренные миноносцы "Каллиакрия", "Громкий", "Пронзительный", "Стремительный", "Сметливый", "Гаджибей", "Лейтенант Шестаков" и "Капитан Баранов" один за другим поднимали флаг "Погибаю, но не сдаюсь!" и, опрокидываясь вверх килями, шли на дно Новороссийской бухты. Последним в тот трагический день погиб эсминец "Керчь". Он выпустил несколько торпед в огромный линкор "Свободная Россия" и сам затопил себя в пяти милях от Туапсе.
Опытные подводные мастера Правдин, Вольнов, Жуков и Каюков помнят, как рыдали старые матросы, оставляя свои гибнущие корабли, и затем, не зная страха смерти, сражались на суше с белогвардейцами. Эти водолазы сами прошли сквозь огонь гражданской войны, видели смерть и разрушения, поэтому судьба каждого потопленного судна не давала им покою.
В июне 1927 года Правдин, Жуков, Вольнов, Каюков первыми в отряде осмотрели под водой один из эсминцев погибшей эскадры "Гаджибей", дав о нем точные и подробные сведения. "Гаджибей" решили поднять до наступления осенних штормов.
В Новороссийской бухте дуют коварные ветры. Черноморцы называют их "накат", "моряк", "борода", "норд-ост" и "бора". Я сам видел лежащий на берегу турецкий пароход "Суле", весь обмерзший, точно ледяная сосулька. Вышвырнул его из воды могучий зимний шторм.
Эсминец покоился на глубине двадцати восьми метров. Вода светлая. Но поставить его на плаву оказалось делом сверхтрудным. За девять лет подводного плена миноносец на две трети своего корпуса зарылся в песок. Над грунтом оставался один длинный стальной киль. Водолазы начали прорывать под "Гаджибеем" тоннели. Ноги увязали в грязи, черная ракушка резала костюмы. Она просто заедала водолазов. Грунтосос не в силах был ее откидывать. А с палубы свисали пушки, торпедные аппараты, рубки, шпили и множество выступающих металлических предметов.
Вырыли шестиметровую яму. Правдин добрался до первого торпедного аппарата. Над головой водолаза, прикрепленная храпцами{14} к тумбе, повисла смертоносная заряженная "сигара". Малейшее неосторожное движение - и эта громадина разорвет на куски миноносец вместе с его спасателями. Правдин медленно отвинтил храпцы, и торпеда тяжело рухнула в яму. Только большое самообладание и мужество старейшего мастера, предотвратили катастрофу.
Словно кроты, рылись водолазы под торпедными аппаратами целых два месяца. "350 спусков только для размывки грунта вокруг торпед и 150 спусков на отвинчивание храпцов" - так записано в водолазном журнале.
Время для подъема "Гаджибея" было потеряно. Молодой корабельный инженер Тимофей Бобрицкий тревожно поглядывал на небо. Вот-вот появится черная точка, расплывется, как чернильная клякса на промокательной бумаге, и налетит ураган.
Тут-то и выручили опыт, находчивость и сметка подводных мастеров. Четверо старых водолазов во главе с Правдиным твердо заявили: миноносец будет поднят!
Жуков давно определил, что "Гаджибей" почти не потребует ремонта. Его корпус из нержавеющей стали, зарытый в песке, прекрасно сохранился вместе с механизмами. Чтобы не разрезать при подъеме хрупкую палубу миноносца, он предложил подкладывать под стальные толстые полотенца деревянные подушки.
А Правдин организовал самую быструю промывку тоннелей. Это было первое, очень своеобразное подводное социалистическое соревнование. Кто скорее дойдет до середины палубы, считался победителем. Побежденные выставят бочонок вина. Ох, что творилось день и ночь под "Гаджибеем"! Грунтосос не успевал выбрасывать песок и тяжелую ракушку. Мотористы, измотанные бессонницей, валились с ног. Качальщики выбились из сил, беспрерывно подавая воздух соревнующимся.
Тоннели прорыли в самый кратчайший срок. Впоследствии мы не видели подобных рекордов.
Измученные, но довольные вышли победители на берег. А тут подвернулся татарин, который вез на ослике два бурдюка виноградного вина. Сразу началось чествование. Вахтенный в эту ночь не дождался водолазов на корабль. Победители и побежденные вповалку лежали на зеленой мураве, раскинув руки, и богатырский храп оглашал стенки Новороссийского порта.
"Гаджибей" был поднят до штормов.
9. В СТАРИННОМ БРОНЕНОСЦЕ
Старые водолазы - любопытный народ. Но самой, пожалуй, примечательной фигурой среди них был Сергеев. Малого роста, коренастый, волосы ежиком, густые обвисшие усы моржа, сердитое лицо из-под нависших бровей, черный резиновый колпачок на большом пальце левой руки, когда-то перебитом под водой, быстрый, порывистый, он выделялся среди огромных, спокойных и медлительных старых специалистов. Кстати, и в водолазном уставе сказано, что при работе под водой человек должен быть неторопливым и спокойным.
За долгие годы подводной работы Сергеев привык с любой глубины подниматься без выдержек. Его даже и не поднимали, он сам выскакивал на поверхность. На удивление, ни разу Сергеев не заболел кессонкой{15}. Его так и называли - бескессонный водолаз.
Не любил отвечать на вопросы сверху и вместо ответа заводил песню: "Ехали на тройке с бубенцами". Любил работать под водой в одиночку. Однажды послали его в Ялту обследовать портовый мол для ремонта и обещали прислать водолазов.
- Зачем? - удивился Сергеев. - Сам справлюсь!
Нанял в Ялте мальчишку качать воздух. Снаряжение самому не надеть, а у мальчишки сил мало, да и не умеет. И Сергеев орудовал под водой без костюма, в одном шлеме. Навинтил его на манишку, а чтобы не соскочил, привязал сзади и спереди подхвостником. Он исправил в молу все повреждения, причиненные штормами за много лет, и приехал довольный.
- Хорошо отдохнул, - говорит. - В подводном санатории, без начальства над душой!
Водолазы удивились - ведь один выполнил работу за целую водолазную станцию!
- Виртуоз! - отзывался о нем Сампсонов, сам великолепный гидротехник.
Под водой Сергеев не признавал никаких авторитетов, все делал по-своему, и не было случая, чтобы он ошибся. Многим старичкам доставалось от его едких насмешек.
И молодые его тоже побаивались. Говорили, что Сергеев никого не хвалит и не ругает, просто молчит, и все. Чтобы угодить ему, надо черта достать со дна моря. Но если уж кто заслужил, Сергеев без слов дарил водолазу вышитый кисет с табаком. Такова была его высшая оценка за труд, за смелость и находчивость.
Вот к этому-то старейшему подводному мастеру и послали однажды трех молодых водолазов: Колю Токаревского, Мишу Кузиму и меня. Предстояло обследовать старинный броненосец "Ростислав", затонувший в Азовском море. На боте, кроме Сергеева, находился еще водолаз Галямин. Они когда-то вместе поднимали подводную лодку "Пеликан".
Впервые я увидел Азовское море, серое, как степь. Отмахиваясь хвостами от мух, в воду вошли коровы.
- Ну и лужа! - насмешливо сказал Коля Токаревский.
Между тем эта "лужа" была настолько свирепа, что не дала эпроновцам в 1927 году поднять броненосец: разразился страшный шторм, и "Ростислав" снова ушел на грунт.
Теперь мы получили задание осмотреть машинное отделение и определить годность механизмов. Все-таки "Ростислав" пролежал на дне с 1919 года.
Первым спустился Галямин. Долго ходил возле броненосца, но так и не пробрался к машинам. Все три палубы рухнули одна на другую, закрыли проход. Осталось единственное отверстие в борту, почти вровень с грунтом, но водолазу туда никак не пролезть.
- Посмотрим, посмотрим, - пробурчал Сергеев и быстро ушел в воду.
Конечно, он осмотрел машины. Но Галямин не поверил. Самолюбие опытного специалиста было задето. Он сердито спросил Сергеева:
- А доказательство принес?
- Не догадался, - говорит Сергеев, - но это дело поправимо. Ребята, кто достанет Галямину доказательство?
И посмотрел на меня.
- Есть!
На попятный не пойдешь. Меня снаряжают, а я думаю: хорошо, если сумею пробраться на броненосец, а вдруг осрамлюсь?
Прошел по песчаному грунту вдоль всего броненосца раз и другой... Обшарил весь корпус. Наконец вижу полупортик - яйцеобразной формы отверстие. Не долго думая, сунул туда одну ногу, потом вторую и, придерживаясь руками, начинаю сползать внутрь судна. А грузы уперлись в стенки и не дают дальше ходу. Крутился, крутился и вылез. Что делать? Попробую-ка головой вперед пройти. Шлем совсем свободно вошел, даже плечи протиснул, но грузы снова застряли. Вынул голову и топчусь перед отверстием. И вдруг осенило... Надо же груз развязать! А если наверх выкинет? А, была не была! Вытравлю сперва весь воздух, чтобы сразу не подняло. Быстро распутал подхвостник и сунул передний свинцовый груз в броненосец, а за ним и сам влез.
Темно в стальной утробе "Ростислава". Иду осторожно, чтобы не запутаться во всяких трубах и железных обломках. Так и добрался до котельной. Машины оказались исправны, на некоторых даже след густого тавота сохранился. Пора и обратно.
Вернулся к полупортику. Что же принести в доказательство? Не возьмешь же кусок железа, его ведь и возле броненосца много валяется. Никак не придумаю. По краям отверстия торчат острые ракушки. Чтобы не порезать руки, когда вылезать буду, взял полено и начал их сбивать с полупортика. Дров целая поленница стоит возле меня, придавленная чугунными колосниками. Расчистил полупортик, выкинул полено наружу, а оно ударилось о песок и медленно поднимается кверху.
- Принимайте доказательство! - заорал я, хотя мы работали без телефона и, конечно, никто меня не услышал. От радости я перекидал всю поленницу из броненосца. Поднимают меня кверху, а над головой будто туча - дрова плывут.
Сергеев снял с меня шлем.
- Все-таки догадался! - смеется. - Грузы развязывал?
- Пришлось, - говорю.
Ребята хлопают меня по плечу: выдержал экзамен! А Сергеев полез в карман и молча протянул мне свой вышитый кисет с табаком.
10. УБЕГАЮЩИЕ БАШНИ
В ЭПРОН вливались молодые кадры. Лучшие традиции старых водолазов: никогда не отступать, не страшиться тяжелой работы и, как бы ни было трудно, поднимать корабли - передавались и выпускникам балаклавского водолазного техникума.
Помню, в 1931 году наш инструкторский класс отчаянно боролся за орудийные башни дредноута "Императрица Мария". Этот дредноут вошел в строй в конце 1915 года и сразу стал грозой для иностранных флотов. Мощные двенадцатидюймовые орудия "Марии" в первом же бою заставили поспешно удрать быстроходные немецкие крейсеры "Гебен" и "Бреслау", которые безнаказанно совершали нападения на Крымское побережье. Базировались они в Константинополе - Турция была союзницей Германии.
Через год на северном рейде Севастополя чудовищной силы взрыв сотряс могучий корпус дредноута. За ним последовали, один за другим, еще шестнадцать ударов. Это было дело рук вражеского диверсанта.
Дредноут медленно перевернулся вверх килем и затонул, заняв почти треть бухты. Погибло более трехсот человек команды, остальных успели спасти с днища опрокинутого судна, в том числе и командующего Черноморским флотом адмирала Колчака.
Стальной гигант лег поперек бухты и мешал идущим кораблям с низкой осадкой. Но подняли "Марию" и отвели в док только перед самой Октябрьской революцией. А через три года снова вывели "Марию" в бухту - дредноут мог раздавить подгнившие стенки дока - и вторично утопили, но уже на неглубоком месте.
Главные механизмы и котлы почти не пострадали от взрыва. На дредноуте находилось много металла. Рудметаллторг пытался разобрать "Марию", но в воде сделать это было невозможно. Обратились к водолазам. Эпроновцы подняли и сдали государству около миллиона пудов цветного металла и большое количество вполне исправных механизмов.
А все башни двенадцатидюймовых орудий дредноута как оторвались от "Марии", так и оставались по-прежнему в грунте, на месте взрыва. Покоились они вместе с орудиями на глубине шестнадцати метров. Вязкий ил засасывал их все глубже и глубже.
Не раз принимались за извлечение башен, но они упрямо уходили в грунт. Пригласили для консультации знаменитых английских, итальянских, японских морских специалистов, и все они авторитетно заявили, что орудийные башни в зыбком грунте северного участка Севастопольской бухты невозможно поднять.
- Достанем! - решительно сказали молодые водолазы.
Целое лето мы догоняли башни когда-то грозного дредноута. Казалось, вот-вот подденем тросами... И снова убегают они, прячутся в вязком иле.
Мы превратились в песчаных свиней - так яростно рылись в грязи.
Все дальше убегало дно бухты, а рядом все выше поднимались горы намытого песку. Мощный грунтосос "Карбедзь" выбрасывал вместе с грунтом камни и черепа погибших матросов. У водолаза Барашкова втянуло в пасть насоса манжет рубашки, еле руку успел выдернуть, а рукав оторвало. В костюм хлынула вода. Еле вытащили человека из тридцатиметровой ямы. Конечно, все мы перепугались.
"Это что - рукав, - сказал нам тогда водолаз Сезонов, - куда более страшный случай произошел, когда мы обследовали отсеки внутри "Марии".
В котельном отделении даже на плоту, словно по большому озеру, плавали. Сумрачно там, как в чугунном склепе. Над головой тяжелые пятидесятитонные котлы... Воздух сырой. Капля сверху сорвется, шлепнется об воду да так гулко, что даже вздрагиваешь.
С этой, собранной по кусочкам, флотилией отряд принялся за подъем крупных судов, которые ждали водолазов на дне моря. После долгих месяцев напряженного труда подняли пароход "Потемкин".
Это судно затоплено белогвардейцами в 1920 году в Тендровском заливе. Свежая погода и большая волна два дня мешали эпроновцам произвести осмотр "Потемкина". Наконец шторм утих, водолазы спустились на дно. Пароход уже оброс ракушками и зеленью. Все надстройки поломаны, фальшборт исковеркан, а кормовая рубка с полуюта провалилась в каюты первого класса. Но корпус оказался целым и невредимым. Внутри судна машина была разобрана и части ее разбросаны. Это сделали белогвардейцы, которым не удалось угнать пароход за границу.
И вот в 1932 году "Потемкина" подняли. В мутном водовороте кружились пустые ракушки, обрывки водорослей и куски изъеденного морским древоточцем дерева. Еще не улеглась взволнованная вода, как среди команды воцарилась настороженная тишина. Пароход еле держался меж понтонов, тяжелый, полузатопленный, чуть высунув на поверхность палубу с обомшелой надстройкой. Буксировать в порт нельзя - рухнет. Не мешкая, принялась команда выкачивать воду, но, сколько ни качали насосы, вода не убывала. Пробоины как будто нет, кингстоны закрыты, а судно не облегчается, вот-вот снова уйдет на дно.
И снова полезли водолазы под воду, пробрались в отсеки и обнаружили дырявые переборки и раскрытые иллюминаторы. Дни и ночи ломали переборки и подавали наверх, наглухо задраивали судовые иллюминаторы, а вовсе разбитые заколачивали деревянными пробками. Снова пустили в ход насосы. Зашумела вода. "Потемкин" качнулся, полезли вверх его трубы и палубы. Наконец он весь вышел и стал на плаву. Из трюмов парохода тянуло острым запахом ила, йода и морской соли. А на мокрой палубе будто кто-то ломал сухую вермишель. Это многочисленные ракушки под солнцем открывались и трещали створками.
7. ПОДЪЕМ "МЕРКУРИЯ"
В 1916 году пароход "Меркурий", имея на борту шестьсот пассажиров, а в трюмах большое количество груза, шел со скоростью десять узлов из Очакова в Одессу и наскочил на немецкую мину. Раздался оглушительный взрыв. "Меркурий" накренился и стал тонуть. Среди пассажиров началась паника. Пароход гудел пронзительно и протяжно, взывая о помощи.
Впереди тем же рейсом на Одессу шел крупный пароход. Капитан его, увидев катастрофу, дал ответный гудок и хотел оказать помощь, но встретил сопротивление. Пассажиры первого класса - дворяне и купцы - потребовали не останавливаться. Они испугались взрыва и боялись, что сами наткнутся на мину возле "Меркурия". Капитан заявил им, что обязан помочь гибнущему судну. Тогда на мостик бросились офицеры царской армии и, грозя револьверами, заставили капитана идти своим курсом.
Как только тонущие люди заметили, что спаситель покидает их, ужас с новой силой овладел всеми. Море штормило. Две шлюпки, спущенные с борта, под ударами волн перевернулись. Больше лодок не было. За полтора десятка спасательных кругов и пробковых поясов ухватились сотни рук и разорвали их в клочки. Примчались катера ближайшей спасательной станции и рабочие лодки, но успели спасти немногих. По палубе "Меркурия" с тяжким гулом катились огромные волны. Гибнущее судно скрылось в пенном водовороте.
Владельцы "Меркурия" стали ходатайствовать об извлечении затонувшего груза, а заодно и утопленников. В подъеме самого "Меркурия" они не были заинтересованы, пароход был застрахован на крупную сумму.
Разгрузкой трюмов на "Меркурии" занялось водолазное предприятие купца Болохина, который заработал на этом деле большие прибыли. Затем пароход оставили. Местная газета сообщала: "Желание поднять "Меркурий" по нынешним условиям признается неосуществимым".
И вот начальник одесского отряда Григорьев решил проверить: действительно ли невозможно поднять пароход?
Водолаз Сергеев спустился на судно. Свинцовые подошвы стукнули о тихую верхнюю палубу. У ног Сергеева лежали офицерская каска с двуглавым орлом и дамская галоша. Он сошел в жилую палубу по ракушечным ступенькам трапа. Первая каюта была наполовину раскрытой. У входа валялась трость с серебряным набалдашником. Перед столом - скелет с манишкой на шее. На спинке кресла мундир с генеральскими эполетами. Многие каюты оказались закрытыми.
Осмотрев машины и кочегарку, трюмы с товарами, обследовав корпус, Сергеев дал сигнал и вышел наверх.
Чтобы добраться до киля "Меркурия", водолазы вынули около восьми тысяч кубометров крепко спрессованного грунта. Начали пробивать тоннели, как раз под пробоиной. Оттуда безостановочно сползала грязь, доски, мануфактура, забивая грунтосос. То и дело чистили его. Доски падали прямо на шлемы, глушили водолазов, грязь залепляла иллюминаторы, битое стекло резало руки. Старый водолаз дядя Миша Стродов, который по своим преклонным годам уже не спускался под воду, не успевал чинить водолазные рубахи, продранные зазубренным железом. Весело попыхивая самокруткой, он рассказывал эпизоды о своей работе на "Меркурии" еще у купца Болохина.
"Поднимали мы груз с "Меркурия", а заодно, по просьбе Красного Креста, доставали вино для раненых госпиталя. Хранилось оно в буфете, а туда через люк не попасть - заклинен. Так мы через угольные шахты пробирались, вдоль всего судна, по узенькому коридору. Сожмешь водолазные плечищи, стравишь весь воздух и извиваешься, как минога. Метров двадцать целый час ползешь.
Один у нас притащил оттуда маленькую плоскую бутылку, а прочитать выдавленные на ней буквы не умеет. Отвинтил витую стеклянную пробку и попробовал. Видим, мается парень, за живот держится. Ну, к доктору сразу.
Тот прочитал и смеется. "Что такое?" - спрашиваем. "Олеум рицини, то есть касторка!" Надолго запомнил парень это латинское название.
И для себя таскали маленько. Таможенные чиновники в порту строго следили, чтобы водолаз ничего не вынес. Увидят у окон таможни на воде пустую бутылку - и нас обыскивать. Причаливаем к берегу, а чиновники прямо на бот, все обшарят, в костюмы водолазные посмотрят. Один раз каждую доски на палубе приподняли. Ничего не нашли. Заставили мы их снова доски приколотить.
Извелись таможенники, но так и не разгадали нашей тайны. А мы, перед тем как подняться с "Меркурия", подвешивали бутылки на крючок под днище водолазного бота. Когда потребуется, сверху багром подденем и вытаскиваем "рыбку".
А сам пароход тогда не подняли. У нашего купца пороху не хватило достать такую громадину. Да владельцы судна этого и не хотели".
Подготовительные работы на "Меркурии" отряд ЭПРОНа закончил в самый короткий срок - за месяц. Близился подъем.
"Не мог я заснуть, - вспоминает Сергеев, - тревожно за пароход. Встал, закурил и прикидываю: вес судна 1680 тонн плюс груз в трюмах да грязь, присос к грунту. Новое двенадцатиметровое полотенце выдерживает нагрузку на растяжение сто тонн, а наши уже семь раз были в работе, износились. Значит, если не добавим еще, "Меркурий" оборвет эти".
Утром Сергеев обсудил свои прикидки со старшим инструктором Правдиным. "Все верно, - сказал Правдин, - но где взять дополнительные полотенца?" И медлить тоже рискованно - "Меркурий" составлял для отряда почти весь годовой план.
- Попытаемся, - сказали водолазы.
И стали продувать понтоны. На поверхности заходили белые волны. Вода закипела, вспухла и поднялась столбом метров на двадцать вверх. Между понтонами из воды на миг высунулось что-то вроде кашалота с бурой водорослью на спине. Понтоны, разойдясь в разные стороны, вдруг подпрыгнули, как кони, и сбросили "седока" - "Меркурий" исчез в волнах.
- Я чуть не заплакал, - рассказывал Сергеев, - повернулся к начальнику, а тот закрыл лицо руками и убежал...
- Сам не пойдет - зубами вырвем! - сжав кулаки, сказали водолазы.
И снова началась борьба за "Меркурий". По семь часов не выходил из воды старшина Барашков. Молодой инструктор Рудик проводил на дне моря восемь-девять часов. Водолазы Костин, Лозовский, Кудрявцев без устали лазали во тьме тоннелей. Но ушла хорошая погода и начались ветры.
Прогнозы одесской метеостанции никогда не были точными. Впоследствии эпроновцы, обманутые сводками, угадывали погоду по морским рачкам-бокоплавам. Если они уходят на дно, - будет ветрено, если всплывут, штиль. Вспоминали и старые приметы, которыми пользовались мореплаватели еще во времена Джемса Кука:
Чайка ходит по песку,
Моряку сулит тоску.
Если чайка села в воду,
Жди хорошую погоду.
Если дым пошел к воде,
Смотри в оба - быть беде!
Если дым столбом валит,
Море штиль всегда сулит.
Солнце ясно поутру,
Моряку не по нутру.
Солнце ярко с вечера,
Тогда бояться нечего.
Шторм налетел внезапно. Эпроновцы заторопились в порт. Оборвался буксирный канат от водолазного бота и моторного катера. Огромные водяные валы яростно обрушились на суденышки и придавили их к грунту. Море мстило людям.
Чуть ветер утих, вернулись обратно. Бот и катер нашли по масляным пятнам. Четыре часа поднимали их на поверхность. Просушили, прочистили, разобрали и смазали мотор. Через сутки отряд в полной готовности приступил к прерванной работе.
Остропка понтонов требует особой тщательности, и на этот раз ее производили внимательнее, чем прежде, навешивая тяжелые пудовые скобы. Четыре компрессора Вестингауза гнали воздух в понтоны "Меркурия", чтобы отжать из них воду. Море забурлило, и в бурой пленке водорослей вышел наконец морской пленник. На этот раз "Меркурий" тонуть не пожелал.
Но задерживаться здесь, чтобы откачать воду и заделать пробоину, было рискованно, - каждую минуту мог налететь штормовой шквал. Прибавили по обоим бортам еще несколько понтонов, и "Меркурий" на длинном тросе двинулся в порт вслед за буксиром "Сарыч". До Одессы четырнадцать километров.
В пути задул ветер, чего и боялись эпроновцы. Волны уже перемахивали через судно. На траверзе Чабановки зыбь достигла шести баллов. У Дефиновки из порта на помощь подошел буксирный катер "Дельфин".
Возле Одессы шторм усилился до восьми баллов. Стали разворачиваться у портовых ворот. Тут по "Меркурию" ударили крупные боковые волны. Стальной трос, соединяющий его с "Сарычем", лопнул от напряжения, и судно понесло на каменный мол.
Буксиры погнались вслед. Вмиг окружили "Меркурия". А принять конец на нем некому. Гигантские волны поднимали судно и быстро гнали на валуны. Еще метров двадцать - и "Меркурий" грохнется о каменную гряду.
Решение пришло молниеносно. Боцман Кравценюк, матросы Шаров и Салин прыгнули в шлюпку... И вот они уже на "Меркурии" - матросы, как акробаты, перескочили вслед за боцманом. С "Сарыча" поверх водяных столбов взвился канат. Храбрецы, стоя по горло в воде, подхватили его и закрепили узлом за руль. Пойманного "Меркурия" потащили в плавучий док. Но огромный пароход не пролезал в ремонтное помещение, мешали понтоны.
Откачивать из корабля воду прибыли чуть не все портовые суда, на которых имелись отсасывающие помпы. Но тут уже береговой ветер развел в гавани большую зыбь, и это нарушило порядок в работе. В довершение один буксир развернулся так неуклюже, что ударил гребными винтами по резиновому понтону, пробил его - и в третий раз скрылся "Меркурий" в морской пучине, уводя с собой все отсасывающие приспособления и пожарную автомашину. Вот уж где нужно учиться терпению и силе воли!
Эпроновцы снова принялись за подъем "Меркурия". Наконец судно поднято и стало на плаву окончательно. Из кают достали вещи пассажиров, которые потом стали экспонатами в одесском музее водного транспорта: бурый комок, похожий на медный колчедан, - слипшееся монпансье; покоробленная книга "Международный свод сигналов"; "Анатомия человека"; "География", раскрытая на странице с заголовком "1492 год - открытие Америки"; заржавленный револьвер; ручка зонтика, потускневший графин; портфель, изъеденный морской солью; чей-то желтый позвонок; патронташ; офицерские сабли с клеймом и несколько старых монет...
8. "ГАДЖИБЕЙ"
Это было 18 июня 1918 года. Враг захватил весь юг Советской России. Черноморскому флоту угрожал плен.
Эскадренные миноносцы "Каллиакрия", "Громкий", "Пронзительный", "Стремительный", "Сметливый", "Гаджибей", "Лейтенант Шестаков" и "Капитан Баранов" один за другим поднимали флаг "Погибаю, но не сдаюсь!" и, опрокидываясь вверх килями, шли на дно Новороссийской бухты. Последним в тот трагический день погиб эсминец "Керчь". Он выпустил несколько торпед в огромный линкор "Свободная Россия" и сам затопил себя в пяти милях от Туапсе.
Опытные подводные мастера Правдин, Вольнов, Жуков и Каюков помнят, как рыдали старые матросы, оставляя свои гибнущие корабли, и затем, не зная страха смерти, сражались на суше с белогвардейцами. Эти водолазы сами прошли сквозь огонь гражданской войны, видели смерть и разрушения, поэтому судьба каждого потопленного судна не давала им покою.
В июне 1927 года Правдин, Жуков, Вольнов, Каюков первыми в отряде осмотрели под водой один из эсминцев погибшей эскадры "Гаджибей", дав о нем точные и подробные сведения. "Гаджибей" решили поднять до наступления осенних штормов.
В Новороссийской бухте дуют коварные ветры. Черноморцы называют их "накат", "моряк", "борода", "норд-ост" и "бора". Я сам видел лежащий на берегу турецкий пароход "Суле", весь обмерзший, точно ледяная сосулька. Вышвырнул его из воды могучий зимний шторм.
Эсминец покоился на глубине двадцати восьми метров. Вода светлая. Но поставить его на плаву оказалось делом сверхтрудным. За девять лет подводного плена миноносец на две трети своего корпуса зарылся в песок. Над грунтом оставался один длинный стальной киль. Водолазы начали прорывать под "Гаджибеем" тоннели. Ноги увязали в грязи, черная ракушка резала костюмы. Она просто заедала водолазов. Грунтосос не в силах был ее откидывать. А с палубы свисали пушки, торпедные аппараты, рубки, шпили и множество выступающих металлических предметов.
Вырыли шестиметровую яму. Правдин добрался до первого торпедного аппарата. Над головой водолаза, прикрепленная храпцами{14} к тумбе, повисла смертоносная заряженная "сигара". Малейшее неосторожное движение - и эта громадина разорвет на куски миноносец вместе с его спасателями. Правдин медленно отвинтил храпцы, и торпеда тяжело рухнула в яму. Только большое самообладание и мужество старейшего мастера, предотвратили катастрофу.
Словно кроты, рылись водолазы под торпедными аппаратами целых два месяца. "350 спусков только для размывки грунта вокруг торпед и 150 спусков на отвинчивание храпцов" - так записано в водолазном журнале.
Время для подъема "Гаджибея" было потеряно. Молодой корабельный инженер Тимофей Бобрицкий тревожно поглядывал на небо. Вот-вот появится черная точка, расплывется, как чернильная клякса на промокательной бумаге, и налетит ураган.
Тут-то и выручили опыт, находчивость и сметка подводных мастеров. Четверо старых водолазов во главе с Правдиным твердо заявили: миноносец будет поднят!
Жуков давно определил, что "Гаджибей" почти не потребует ремонта. Его корпус из нержавеющей стали, зарытый в песке, прекрасно сохранился вместе с механизмами. Чтобы не разрезать при подъеме хрупкую палубу миноносца, он предложил подкладывать под стальные толстые полотенца деревянные подушки.
А Правдин организовал самую быструю промывку тоннелей. Это было первое, очень своеобразное подводное социалистическое соревнование. Кто скорее дойдет до середины палубы, считался победителем. Побежденные выставят бочонок вина. Ох, что творилось день и ночь под "Гаджибеем"! Грунтосос не успевал выбрасывать песок и тяжелую ракушку. Мотористы, измотанные бессонницей, валились с ног. Качальщики выбились из сил, беспрерывно подавая воздух соревнующимся.
Тоннели прорыли в самый кратчайший срок. Впоследствии мы не видели подобных рекордов.
Измученные, но довольные вышли победители на берег. А тут подвернулся татарин, который вез на ослике два бурдюка виноградного вина. Сразу началось чествование. Вахтенный в эту ночь не дождался водолазов на корабль. Победители и побежденные вповалку лежали на зеленой мураве, раскинув руки, и богатырский храп оглашал стенки Новороссийского порта.
"Гаджибей" был поднят до штормов.
9. В СТАРИННОМ БРОНЕНОСЦЕ
Старые водолазы - любопытный народ. Но самой, пожалуй, примечательной фигурой среди них был Сергеев. Малого роста, коренастый, волосы ежиком, густые обвисшие усы моржа, сердитое лицо из-под нависших бровей, черный резиновый колпачок на большом пальце левой руки, когда-то перебитом под водой, быстрый, порывистый, он выделялся среди огромных, спокойных и медлительных старых специалистов. Кстати, и в водолазном уставе сказано, что при работе под водой человек должен быть неторопливым и спокойным.
За долгие годы подводной работы Сергеев привык с любой глубины подниматься без выдержек. Его даже и не поднимали, он сам выскакивал на поверхность. На удивление, ни разу Сергеев не заболел кессонкой{15}. Его так и называли - бескессонный водолаз.
Не любил отвечать на вопросы сверху и вместо ответа заводил песню: "Ехали на тройке с бубенцами". Любил работать под водой в одиночку. Однажды послали его в Ялту обследовать портовый мол для ремонта и обещали прислать водолазов.
- Зачем? - удивился Сергеев. - Сам справлюсь!
Нанял в Ялте мальчишку качать воздух. Снаряжение самому не надеть, а у мальчишки сил мало, да и не умеет. И Сергеев орудовал под водой без костюма, в одном шлеме. Навинтил его на манишку, а чтобы не соскочил, привязал сзади и спереди подхвостником. Он исправил в молу все повреждения, причиненные штормами за много лет, и приехал довольный.
- Хорошо отдохнул, - говорит. - В подводном санатории, без начальства над душой!
Водолазы удивились - ведь один выполнил работу за целую водолазную станцию!
- Виртуоз! - отзывался о нем Сампсонов, сам великолепный гидротехник.
Под водой Сергеев не признавал никаких авторитетов, все делал по-своему, и не было случая, чтобы он ошибся. Многим старичкам доставалось от его едких насмешек.
И молодые его тоже побаивались. Говорили, что Сергеев никого не хвалит и не ругает, просто молчит, и все. Чтобы угодить ему, надо черта достать со дна моря. Но если уж кто заслужил, Сергеев без слов дарил водолазу вышитый кисет с табаком. Такова была его высшая оценка за труд, за смелость и находчивость.
Вот к этому-то старейшему подводному мастеру и послали однажды трех молодых водолазов: Колю Токаревского, Мишу Кузиму и меня. Предстояло обследовать старинный броненосец "Ростислав", затонувший в Азовском море. На боте, кроме Сергеева, находился еще водолаз Галямин. Они когда-то вместе поднимали подводную лодку "Пеликан".
Впервые я увидел Азовское море, серое, как степь. Отмахиваясь хвостами от мух, в воду вошли коровы.
- Ну и лужа! - насмешливо сказал Коля Токаревский.
Между тем эта "лужа" была настолько свирепа, что не дала эпроновцам в 1927 году поднять броненосец: разразился страшный шторм, и "Ростислав" снова ушел на грунт.
Теперь мы получили задание осмотреть машинное отделение и определить годность механизмов. Все-таки "Ростислав" пролежал на дне с 1919 года.
Первым спустился Галямин. Долго ходил возле броненосца, но так и не пробрался к машинам. Все три палубы рухнули одна на другую, закрыли проход. Осталось единственное отверстие в борту, почти вровень с грунтом, но водолазу туда никак не пролезть.
- Посмотрим, посмотрим, - пробурчал Сергеев и быстро ушел в воду.
Конечно, он осмотрел машины. Но Галямин не поверил. Самолюбие опытного специалиста было задето. Он сердито спросил Сергеева:
- А доказательство принес?
- Не догадался, - говорит Сергеев, - но это дело поправимо. Ребята, кто достанет Галямину доказательство?
И посмотрел на меня.
- Есть!
На попятный не пойдешь. Меня снаряжают, а я думаю: хорошо, если сумею пробраться на броненосец, а вдруг осрамлюсь?
Прошел по песчаному грунту вдоль всего броненосца раз и другой... Обшарил весь корпус. Наконец вижу полупортик - яйцеобразной формы отверстие. Не долго думая, сунул туда одну ногу, потом вторую и, придерживаясь руками, начинаю сползать внутрь судна. А грузы уперлись в стенки и не дают дальше ходу. Крутился, крутился и вылез. Что делать? Попробую-ка головой вперед пройти. Шлем совсем свободно вошел, даже плечи протиснул, но грузы снова застряли. Вынул голову и топчусь перед отверстием. И вдруг осенило... Надо же груз развязать! А если наверх выкинет? А, была не была! Вытравлю сперва весь воздух, чтобы сразу не подняло. Быстро распутал подхвостник и сунул передний свинцовый груз в броненосец, а за ним и сам влез.
Темно в стальной утробе "Ростислава". Иду осторожно, чтобы не запутаться во всяких трубах и железных обломках. Так и добрался до котельной. Машины оказались исправны, на некоторых даже след густого тавота сохранился. Пора и обратно.
Вернулся к полупортику. Что же принести в доказательство? Не возьмешь же кусок железа, его ведь и возле броненосца много валяется. Никак не придумаю. По краям отверстия торчат острые ракушки. Чтобы не порезать руки, когда вылезать буду, взял полено и начал их сбивать с полупортика. Дров целая поленница стоит возле меня, придавленная чугунными колосниками. Расчистил полупортик, выкинул полено наружу, а оно ударилось о песок и медленно поднимается кверху.
- Принимайте доказательство! - заорал я, хотя мы работали без телефона и, конечно, никто меня не услышал. От радости я перекидал всю поленницу из броненосца. Поднимают меня кверху, а над головой будто туча - дрова плывут.
Сергеев снял с меня шлем.
- Все-таки догадался! - смеется. - Грузы развязывал?
- Пришлось, - говорю.
Ребята хлопают меня по плечу: выдержал экзамен! А Сергеев полез в карман и молча протянул мне свой вышитый кисет с табаком.
10. УБЕГАЮЩИЕ БАШНИ
В ЭПРОН вливались молодые кадры. Лучшие традиции старых водолазов: никогда не отступать, не страшиться тяжелой работы и, как бы ни было трудно, поднимать корабли - передавались и выпускникам балаклавского водолазного техникума.
Помню, в 1931 году наш инструкторский класс отчаянно боролся за орудийные башни дредноута "Императрица Мария". Этот дредноут вошел в строй в конце 1915 года и сразу стал грозой для иностранных флотов. Мощные двенадцатидюймовые орудия "Марии" в первом же бою заставили поспешно удрать быстроходные немецкие крейсеры "Гебен" и "Бреслау", которые безнаказанно совершали нападения на Крымское побережье. Базировались они в Константинополе - Турция была союзницей Германии.
Через год на северном рейде Севастополя чудовищной силы взрыв сотряс могучий корпус дредноута. За ним последовали, один за другим, еще шестнадцать ударов. Это было дело рук вражеского диверсанта.
Дредноут медленно перевернулся вверх килем и затонул, заняв почти треть бухты. Погибло более трехсот человек команды, остальных успели спасти с днища опрокинутого судна, в том числе и командующего Черноморским флотом адмирала Колчака.
Стальной гигант лег поперек бухты и мешал идущим кораблям с низкой осадкой. Но подняли "Марию" и отвели в док только перед самой Октябрьской революцией. А через три года снова вывели "Марию" в бухту - дредноут мог раздавить подгнившие стенки дока - и вторично утопили, но уже на неглубоком месте.
Главные механизмы и котлы почти не пострадали от взрыва. На дредноуте находилось много металла. Рудметаллторг пытался разобрать "Марию", но в воде сделать это было невозможно. Обратились к водолазам. Эпроновцы подняли и сдали государству около миллиона пудов цветного металла и большое количество вполне исправных механизмов.
А все башни двенадцатидюймовых орудий дредноута как оторвались от "Марии", так и оставались по-прежнему в грунте, на месте взрыва. Покоились они вместе с орудиями на глубине шестнадцати метров. Вязкий ил засасывал их все глубже и глубже.
Не раз принимались за извлечение башен, но они упрямо уходили в грунт. Пригласили для консультации знаменитых английских, итальянских, японских морских специалистов, и все они авторитетно заявили, что орудийные башни в зыбком грунте северного участка Севастопольской бухты невозможно поднять.
- Достанем! - решительно сказали молодые водолазы.
Целое лето мы догоняли башни когда-то грозного дредноута. Казалось, вот-вот подденем тросами... И снова убегают они, прячутся в вязком иле.
Мы превратились в песчаных свиней - так яростно рылись в грязи.
Все дальше убегало дно бухты, а рядом все выше поднимались горы намытого песку. Мощный грунтосос "Карбедзь" выбрасывал вместе с грунтом камни и черепа погибших матросов. У водолаза Барашкова втянуло в пасть насоса манжет рубашки, еле руку успел выдернуть, а рукав оторвало. В костюм хлынула вода. Еле вытащили человека из тридцатиметровой ямы. Конечно, все мы перепугались.
"Это что - рукав, - сказал нам тогда водолаз Сезонов, - куда более страшный случай произошел, когда мы обследовали отсеки внутри "Марии".
В котельном отделении даже на плоту, словно по большому озеру, плавали. Сумрачно там, как в чугунном склепе. Над головой тяжелые пятидесятитонные котлы... Воздух сырой. Капля сверху сорвется, шлепнется об воду да так гулко, что даже вздрагиваешь.