– Зачем тебе деньги? – тихо спросил Никита.
   – Во дает! – прыснул пацан. – Зачем деньги! Пива баночного куплю… В киношку схожу… Колбасы вареной куплю, наемся от пуза. Знаешь, вкусная какая, меня тетка на рынке недавно угостила! Ну… Может, Люське банку джина с тоником подарю – она за нее кому хошь свою писку показывает.
   – Кто такая Люська? – машинально спросил Полынов, хотя его больше всего поразили слова пацана о вареной колбасе. Пиво пьет, курит, на голых проституток глазеет, о конфетах и не думает, а вот обыкновенную вареную колбасу лишь недавно попробовал и теперь мечтает от пуза наесться. Никита в детстве совсем о другом мечтал. Не о еде…
   – Люська? Да девка одна, – поморщился пацан. – Говорит, как вырасту, в королевы красоты пойду, а они все должны уметь джин с тоником пить и голые писки мужикам показывать. Вот она и тренируется…
   Мы с ней за одной партой сидим.
   Кровь бросилась Полынову в голову, и он, наверное, впервые в своей жизни покраснел до кончиков ушей. Он-то думал, что Люська – это какая-то прожженная проститутка, ради банки спиртного не брезгующая себя мальцам показывать, а вот поди же ты…
   Что значит, столичные стереотипы!
   – Ну и как, нравится? – сдавленно пробормотал он, не смея поднять на мальчишку глаза.
   – Не-а, – чистосердечно признался пацан. – Чо там смотреть? Вот пацаны постарше – те балдеют. Ну и я для форсу вроде показываю, что нравится… Ты чо, киношку не смотришь? Не знаешь, как там голые бабы перед мужиками выделываются?
   – Смотрю… – тяжко вздохнул Полынов.
   – Слушай, а чо это мы с тобой лясы попусту точим? – возмутился пацан. – Ты оружие покупать будешь?
   – Нет, – твердо отрезал Никита. – Ни к чему мне оно.
   – Жаль… – искренне расстроился пацан. – А мину купишь? Хорошее дело, в хозяйстве всегда пригодится… – просительно протянул он.
   – Нет. И мину мне… – Полынов осекся. Мина ему действительно «в хозяйстве» была нужна. Край как нужна. Причем сейчас, немедленно!
   – Я тебе ее всего за полтинник сбагрю… – продолжал канючить пацан.
   Никита поднял на него тяжелый, невидящий взгляд.
   Он уже весь был в разработке предстоящей диверсионной акции.
   – Мину? – отрешенно пробормотал он. – Хорошо, мину возьму. Тащи…
   – Заметано! – обрадовался пацан и, стремглав сорвавшись со скамейки, запылил по аллее.
   Минуты две Полынов сидел в полной прострации, находясь в плену своей ненависти и лихорадочно перебирая в уме варианты, каким образом и когда он осуществит свою русскую вендетту. И вдруг до него, как ударом молнии, дошло, что он натворил, согласившись купить у мальчишки мину.
   Как это так вышло, что он, такой вот вроде бы принципиальный и честный, не согласившийся переступить через свою совесть и сесть за один стол с убийцами его товарищей, вдруг без зазрения совести спокойно посылает мальчишку красть боеприпасы?! Чистоплюй! Где же она, твоя совесть, была в тот момент, и что с нею станет, если мальчишку поймают?!!
   Никита растерянно огляделся по сторонам. Но белобрысого разбитного пацана в широченных, как юбка, штанах уже и след простыл.
   Черт бы тебя побрал, «профессионал» гребаный!
   Это у боевиков первая заповедь: «Вначале стреляй, а потом проверяй – в кого!» У «тихушников» иная: «Двадцать-тридцать раз взвесь и.., перенеси решение на завтра». Утро вечера мудренее, а если время подпирает, то тяни принятие решения до последней секунды – авось осенит лучшим вариантом…
   Полчаса Полынов сидел на скамейке как на иголках, кляня себя на чем свет стоит. Но наконец он увидел, как из проулка показался пацан с полиэтиленовым пакетом в руке. Похоже, он «ехал» на воображаемом вездеходе, поскольку натужно рычал, двигался по улице зигзагом, семеня ногами и выбирая, где пыль погуще, а пыльный шлейф стелился за ним, как за трактором.
   От сердца у Никиты отлегло. Никогда из него не получится стопроцентного, рафинированного профессионала – слишком он разборчив в средствах.
   Но, странное дело, такое заключение нисколько не огорчило Полынова, а совсем наоборот. И черт с ним, с профессионализмом, если ради него следует забыть, что ты нормальный человек.
   Пацан «подрулил» к скамейке, «заглушил мотор» и плюхнулся на нее рядом с Никитой.
   – Гони полтинник, – с ходу заявил он.
   – Так дела не делаются, – снисходительно улыбнулся Никита. – Вначале товар показывают. Что-то мне слабо верится, что ты мину притарабанил.
   Действительно, по виду пакета и тому, как легко его нес пацан, в мину трудно было поверить.
   – Нет, это ты вначале деньги покажи! – сварливо отбрил пацан. – Может, у тебя и нет их вовсе, все на мороженое растратил!
   Никита достал из кармана пачку денег, вытащил из нее пятидесятирублевую купюру.
   – Ух, ты! – зачарованно пробормотал пацан, глядя на пачку. – Знал бы, что у тебя столько бабок, стольник точно бы слупил…
   Полынов сунул пачку в карман, а купюрой повертел перед носом мальчишки.
   – Вот. Теперь твоя очередь показывать.
   Сцену торговли он разыгрывал как по нотам. Чтобы все было как в «киношке» – не хотелось разочаровывать парня.
   Пацан раскрыл пакет и, держа его двумя руками, протянул Полынову.
   – На, смотри.
   Никита заглянул внутрь. Он оказался прав, это была не мина. На дне полиэтиленового пакета лежал килограммовый брикет пластида, или «чешской глинки» в просторечии подрывников. Взрывчатка. Весьма безобидная без детонатора пластическая масса – хоть фигурки из нее, как из пластилина, лепи. Правда, охоту заниматься художественной лепкой отбивал резкий химический запах.
   – Беру.
   – Деньги вперед! – строго предупредил мальчишка. Надо понимать, «киношный» опыт в этом деле у него был богатый.
   Никита отдал купюру, и только тогда пацан протянул ему пакет.
   – Хочу дать тебе один полезный совет, – без тени улыбки, как равный равному, сказал Полынов, глядя в глаза пацану.
   – А чо? Давай! Понравится – возьму! – расцвел в бесшабашной улыбке пацан, показывая щербатые зубы. Он был явно доволен заработком.
   – Не лазь больше в сарай, – тихо сказал Никита. – Пропажу взрывчатки обнаружат и будут сторожить склад. И если тебя поймают, уши крутить не станут. Все кости переломают.
   – Поучи ученого, ремнем сеченного! – презрительно фыркнул пацан. – Все, что ли?
   Никита тяжело вздохнул и кивнул. Похоже, пацан чужих советов не принимал, органически их не переносил и скорее всего поступал наперекор любым поучениям. Из тех, которым, после их очередной хулиганской выходки, соседки кричат в спину: «Тюрьма по тебе плачет!» Поэтому Полынов не стал повторяться и читать нотации. Так больше шансов, что мальчишка все-таки прислушается к совету, – затоптал же он сигарету, когда понял, что уши ему драть не будут? И уж тем более Никита не стал предупреждать, чтобы он не сорил деньгами. Какие это деньги? Их хватит разве что на пару сеансов в кино, пачку сигарет и банку пива… Ну, может, еще на банку джина с тоником для Люськи.
   – Так я тогда пойду, – сказал пацан, встал со скамейки, но почему-то продолжал топтаться на месте, со странным выражением на лице смотря на Полынова. Будто ожидал продолжения разговора.
   – Иди, – кивнул Никита.
   – И все?
   Никита удивленно вскинул брови.
   – Все. Спасибо.
   – Так, значит, я пойду? – с непонятной настойчивостью повторил пацан.
   – Я тебя не держу.
   Лицо мальчишки скривилось в презрительной гримасе.
   – Эх, ты, а еще форму нацепил! – процедил он, запустил руку в карман широченных штанов, пошарил где-то на уровне колена и извлек небольшую коробочку. – Ни бельмеса в минах не бычишь! Учи вас тут подрывному делу… Держи! – Пацан сунул в руку Полынова коробочку. – Сал-лага!
   Он сплюнул себе под ноги, развернулся и неторопливо, вперевалочку, пошел от Полынова прочь. Всем своим видом выражая, что таких болванов, как Никита, он знать не желает. Ни дать ни взять – самый крутой парень в Каменке.
   Никита открыл коробочку и покачал головой. Да уж, посадил его парень в лужу. В коробочке лежали три детонатора. Конечно, откуда пацану знать, что первым делом, лишь увидев в пакете «чешскую глинку», Никита стал соображать, как ему обойтись без взрывателей. И придумал – но с детонаторами, естественно, будет значительно проще.

Глава 11

   Продуманный теракт шел в разрез с кодексом «тихушников»: «Никогда не привлекай к себе внимания и ни при каких обстоятельствах не смей вызывать огонь на себя». Казалось бы, ситуация для него сложилась самая что ни на есть благоприятная: противник уверен, что главный виновник переполоха в верхах Вооруженных сил благополучно почил в бозе, и, потеряв бдительность, тем самым предоставил «покойничку» оперативный простор. Так нет же, не устраивал Никиту такой расклад. Пусть даже он полностью провалит операцию спецотдела Веретенова в Каменной степи, но за ребят отомстит. Привилегию умереть за Родину-мать у него отобрали, превратив отчизну в «мачехизну», но должно же быть в жизни хоть что-то святое. Иначе зачем тогда жить?
   В промтоварный магазин Никита зашел за пять минут до закрытия. Дородная матрона за прилавком отнюдь не обрадовалась столь позднему визиту покупателя. То ли хозяин ей не платил и без того мизерную зарплату, загребая без остатка всю выручку, то ли просто настроение у нее было плохое, но обслуживать покупателя она отказалась наотрез. И как Никита ее ни уговаривал, что, мол, он командированный, завтра нужно рано вставать и поэтому позарез необходим будильник, на толстуху-продавщицу это не произвело никакого впечатления.
   – Петухи разбудят… – сварливо бурчала она, тушей вытесняя Никиту из магазина. – Какое мне дело, что ты завтра утром куда-то опоздаешь? Я тоже опаздываю! У меня дети дома голодные сидят, мамку ждут… Выходи, не задерживай!
   – Так в чем дело?! – Полынов одарил матрону самой лучезарной улыбкой, на которую только был способен. – Я и детишкам на молочишко подкину.
   Двадцати рублей хватит?
   Продавщица застыла, прекратив натиск. Видно, впервые ей предлагали решить конфликтную ситуацию подобным образом. Что ни говори, а Каменка – глушь беспросветная. Но нашлась продавщица быстро – бабой оказалась тертой. Палец такой в рот не клади, по локоть откусит.
   – Тридцать! – безапелляционно заявила она и сделала вид, что собирается продолжить наступательное движение.
   – Согласен! – не торгуясь, согласился Никита и тут же пожалел о столь скоропалительном решении.
   Лицо толстухи помрачнело, и на нем явственно проступил скаредный вопрос: «А не продешевила ли я?» Мрачность на лице еще больше усилилась, когда Никита, взяв будильник, начал скрупулезно проверять его и подбирать батарейки посвежее. Ну а когда он попросил продать еще аудиоплеер и в придачу дополнительные наушники, предгрозовое состояние матроны достигло взрывоопасного предела. Казалось, еще мгновение, и в магазине начнется светопреставление такой силы, что по сравнению с ним взрыв брикета пластида прозвучал бы как звук лопнувшего мыльного пузыря.
   Поэтому Никита побыстрее выложил на прилавок деньги за покупки – из них, расщедрившись, не тридцать, а пятьдесят рублей сверху, «за беспокойство», – и ретировался из магазина с максимально возможной скоростью. На его «спасибо» вместо благодарности в спину полетело весьма нелестное бурчание в адрес «крутых» мира сего, которые денег не считают и цены им не знают, поскольку сами не горбатятся, а на чужом труде жируют. Ну, один к одному – цитаты из лекции по политэкономии совковских времен.
   Вечерело, и центр Каменки начал постепенно оживать. Возле рыночных рядов появились лотошники и не торопясь стали раскладывать на прилавках товар.
   Лотошников было немного – человек пять-шесть, и товар на продажу они выставляли отнюдь не специфический для вечернего рынка большого города, а то, что обычно можно купить в любом киоске. Сигареты, спиртное на розлив, разнообразные напитки в металлических банках, стеклянных и пластиковых бутылках; соленые огурцы поштучно, фрукты, бутерброды; всевозможные сладости: от заморских «Сникерсов» до самодельных «петушков» – леденцов на палочках.
   Был здесь и оригинальный продавец, которого в большом городе не встретишь. Он прикатил на тележке аудиоаппаратуру с громадными динамиками, установил их на столике, повесил табличку: «Заказ песни – 1 руб.» и стал разматывать бухту электропровода по направлению к кафе.
   В общем, как понял Никита еще днем по мусору возле скамейки в сквере, вечером центр Каменки превращался в площадку для развлечений молодежи.
   А куда еще можно податься молодым людям в захолустном городишке? Только на такую вот тусовку:
   «киношку» посмотреть, водки на розлив выпить да позажиматься на скамейках в скверике под музыку.
   Короче, каждый развлекается по мере своих возможностей по месту жительства. И все же один положительный момент в тусовке молодежи в Каменке Никита непроизвольно отметил: среди мусора в скверике не было использованных одноразовых шприцов и окурков самокруток. Не по карману местной молодежи такие развлечения – хотя, казалось, где бы, как не здесь, в сухом жарком климате, выращивать мак и коноплю?
   Никита не стал задерживаться возле прилавков и поспешил за здание кинотеатра, где еще днем заметил перекошенную деревянную будочку туалета с двумя распахнутыми дверями. Засветло, пока солнце не зашло, нужно было соорудить взрывпакет. Спешил он еще и потому, что молодежь уже начинала подтягиваться на тусовку и туалет мог понадобиться кому-то по самому прямому назначению.
   Мастерить бомбу пришлось в самых что ни на есть антисанитарных условиях – что такое общественный туалет, никому объяснять не надо. Грязь, зловоние, туча зеленых мух… И везет ему на отхожие места! Из Африки возвращался в «летающем хлеву», а теперь вот, как революционеру-подпольщику, приходится «мастерскую» по изготовлению бомб в сортире организовывать. Прямо-таки бомбист Полынов…
   Первым делом Никита зашвырнул в очко аудиоплеер, туда же, оторвав от проводов, бросил наушники. Провода – вот и все, что было нужно Полынову от плеера. Установив стрелки будильника на полшестого, а стрелку звонка – на шесть, Никита выключил ход и снял с будильника заднюю крышку. Отключить от батарейки звонок и подключить вместо него провод, а к нему – детонатор, было минутным делом.
   Размяв брикет пластида в лепешку, Никита впечатал в нее будильник, провод с детонатором, а второй провод, используя вместо шнура, привязал к штырьку включения будильника. Все. Простейшая бомба была готова. Теперь оставалась сущая «мелочь»: прилепить ее под днище армейского вездехода, а шнур прицепить к колесу. Как только вездеход тронется с места, шнур натянется, будильник включится, и через полчаса, где-то далеко от города, в Каменной степи, когда вездеход будет уже подъезжать к карантинной зоне, нехитрое устройство сработает. В общем, все должно получиться почти как в сказке про Красную Шапочку: дерни, деточка, за веревочку…
   Килограмма пластида хватило бы и для танка – если не вспороть его взрывом, как консервным ножом, то тряхнуть так, что экипаж в мгновения ока превратится в скоропортящееся желе. А уж открытый вездеход таким зарядом разнесет на мелкие кусочки, не говоря о пассажирах. Лишь бы будильник не подвел.
   От рук пахло пластидом, и как Полынов ни оттирал их платком, избавиться от запаха не удавалось. Хорошо бы вымыть руки с мылом, еще лучше – спиртом или бензином, но где? Платок полетел в дырку вслед за аудиоплеером, но запах пластида от рук не перебивало даже зловоние отхожего места. Придется держаться подальше от десантников, чтобы не учуяли и не насторожились – слишком специфический аромат, к тому же хорошо им знакомый.
   Уложив бомбу в полиэтиленовый пакет, Полынов покинул туалет и сел в скверике на скамейку. Не лучшее место, но другого не было – оставалось надеяться, что ночь наступит раньше, чем появится связной.
   «Выходку» с бомбой он не поймет и не одобрит.
   Местная молодежь, собравшаяся на тусовку, была совсем мелюзгой – не старше семнадцати лет, поэтому с Полыновым никто знакомства заводить не собирался. Пару раз попытались стрельнуть у него сигарету, но, узнав, что Никита не курит, больше не беспокоили и скамейку обходили стороной. В общем-то, и молодежи собралось немного – человек двадцать, и им вполне хватало трех из шести свободных скамеек, вокруг которых они сгрудились и о чем-то болтали.
   Кто сидел на скамейках, кто – на корточках, кто стоял, кто курил. Никто пока у торговцев ничего не покупал, музыку не заказывал, и по обрывкам доносившихся реплик Никита понял, что основная масса ждет начала сеанса в кинотеатре. А вот после «киношки» самая тусовка, наверное, и начнется.
   Изредка, пока не стемнело, Никита ловил на себе любопытные взгляды совсем юных девиц «на созревании». Мол, что это солдатик в скверике один поделывает, когда его «собратья по оружию» в кафе напропалую веселятся? Больной, что ли? Поэтому и взгляды девиц были мимолетными, и они тут же переводили их на кафе. Вот тут уж их глаза загорались, но дальше этого дело пока не шло. Видать, не совсем созрели, чтобы внаглую, при всех, пойти к десантникам. Что поделаешь, не столица, здесь менталитет другой…
   Однако слух о том, что в кафе «Минутка» гуляют бравые вояки, быстро распространился по Каменке.
   Не успело стемнеть, как в кафе проскользнули две девицы постарше, лет двадцати, а затем Полынов увидел, как туда же нервной, дергающейся походкой зашла и напоившая его водицей русоволосая молодица.
   Надо понимать, не дождалась его, служивого, сама решила счастья пытать.
   Неожиданно к рыночным рядам подъехал знакомый Полынову «москвичек», из него выбрался Игорь и стал молча выставлять на прилавки перед каждым продавцом по упаковке своей фирменной воды «Серебряный ключ». У дверей кафе он выгрузил пять упаковок, затем зашел внутрь и через пару минут вернулся в сопровождении бармена. Бармен с сумрачным видом стал перетаскивать воду в кафе, а Игорь, сунув что-то в карман, обошел продавцов, опять ни слова не говоря, собрал с них деньги за товар, сел в машину и укатил.
   Никита тяжело вздохнул. «Эх, Игорек, Игореша… – подумал он. – А первое впечатление ты на меня произвел прекрасное…» Только сейчас он соединил все нити воедино и кое-что понял. Монополией на торговлю водой в поселке Пионер-5 владел главарь криминальной группировки Бессонов, и естественно, что никто в округе без его ведома и благословения организовать производство газированной воды не посмел бы. Да и потом, откуда у владельца потрепанного «Москвича» или у его тестя – бывшего работника совхоза – деньги на приобретение технологической линии по газированию напитков? К тому же та беспрекословность, с которой продавцы и бармен приняли товар, говорила, что за спиной Игоря маячит чья-то внушительная тень.
   Сумерки наконец опустились на Каменку, у рыночных рядов на столбе зажгли фонарь, и это обстоятельство не очень обрадовало Полынова. Свет достигал вездехода, и только его корма пряталась во тьме.
   Придется «попотеть», чтобы незамеченным подлезть под днище…
   И тут у одного из прилавков Никита увидел несуразную пару, при виде которой не смог удержаться от улыбки. Белобрысый пацан, продавший ему брикет пластида, появился в сопровождении пигалицы лет десяти. Была она в замызганном сарафанчике, босиком, как и ее кавалер, и такая же чумазая. По случаю вечера пацан, в дополнение к непомерно обширным штанам, натянул на себя такую же огромную майку, а в руке сжимал хворостину и то и дело похлопывал ею по штанине. Шел он чуть сбоку и сзади девчонки, поэтому создавалось впечатление, что он сопровождал не подружку, а гнал козу на выпас. Ни дать ни взять картина: «Местный Том Сойер на прогулке с Бекки Тэчер». Пацан подвел девчонку к прилавку, купил ей какую-то банку – очевидно, с пресловутым коктейлем: джин с тоником, – и они отошли в сторону. По тому, как девчонка стала в чем-то горячо убеждать пацана, а он согласно закивал, Полынов понял, что детского стриптиза прямо здесь, на рыночной площадке, не будет. И то слава богу.
   «Бедные дети, – с горечью подумал Никита. – В свое время книга Марка Твена была запрещена чуть ли не по всей Америке, и только за то, что в ней мальчик Том Сойер по-взрослому целовался с девочкой Бекки Тэчер. Интересно, найдись сейчас какой-либо писака и сочини он повесть о современном Томе Сойере из Каменки и его подружке Люське, мечтающей стать королевой красоты, ради чего готовой не только целомудренно целоваться, как бы к выходу такой книги отнеслись в обществе? Вряд ли запретили бы, скорее всего растиражировали бы на всю страну. Впрочем, с гораздо большей вероятностью вообще бы не издали, но отнюдь не по причине „блюдения“ нравственности. К чему подобное чтиво, если от порнографических видеокассет прилавки ломятся?»
   В кинотеатре прозвучал звонок, и часть молодежи направилась ко входу. Туда же проследовала и одиозная пара малолеток, и это немножко, совсем чуть-чуть, разбавило горечь в душе Полынова. Все-таки не так безразлична была Люська пацану, и не столь презрительно он к ней относился, как хотел показать, если повел подругу в кино.
   Лотошники приуныли – фильм двухсерийный, и, похоже, тусовка сегодня не удастся. Кое-кто собрал свои товары, погрузил на тележки и удалился восвояси. Осталось четверо самых стойких мужиков. Они уселись на раскладных стульях в кружок возле столика с аудиоаппаратурой и, мирно беседуя под приглушенную музыку, доносившуюся из кафе, потихоньку потягивали водку из пластмассовых стаканчиков.
   Тоже дело. Если покупатель не идет к купцу, чем еще заниматься? Сегодня праздник жизни у хозяина кафе, а завтра, глядишь, и им повезет.
   Ребят в скверике осталось совсем мало – либо те, кто уже видел «Титаник», либо у оставшихся просто не было денег на «киношку». В дальнем углу скверика они развели небольшой костерчик, намериваясь печь картошку. И это было на руку Полынову. Языки огня притягивают к себе взгляд, завораживают, отвлекают от окружающего, а если кто и отвернется от костра, то глазам не так просто адаптироваться к темноте. То есть – больше шансов, что остроглазые пацаны не заметят пятиминутного отсутствия Полынова на своей скамеечке.
   Дождавшись, когда ночь окончательно опустилась на Каменку, Никита покинул скамейку и стал бесшумно пробираться в темноте между деревьями скверика, по широкому кругу далеко обходя световое пятно от фонаря возле рынка. Зайдя за корму вездехода, Никита нырнул под него, ужом скользнул между колесами и перевернулся на спину. Благодаря сухой погоде днище было чистым, без налипших комьев грязи, и это упрощало задачу. Тем не менее Полынов тщательно протер ладонью от пыли небольшой участок и только затем прилепил к нему лепешку пластида. Пластид приклеился намертво – никакой встряской не оторвать, разве что ножом соскоблить. Протянув к колесу шнур, Никита завязал на конце шнура узелок, проткнул его булавкой, а затем с усилием вогнал булавку в неподатливую резину ската. Шнур провис под днищем, но земли не касался. Никита потянул за него, проверяя свою работу, и услышал, как будильник затикал. Нашарив в темноте самодельную бомбу, он снова отключил будильник. Все нормально.
   В какую сторону ни поедет вездеход, шнур натянется и приведет в действие самодельное взрывное устройство. Единственным слабым звеном был ширпотребовский будильник – он мог перестать работать от тряски вездехода во время езды, – но тут уж ничего не попишешь. Дистанционных радиовзрывателей у Полынова «совершенно случайно» под рукой не оказалось…
   Он уже собирался тихо выскользнуть из-под вездехода, как дверь кафе распахнулась и на улицу вышли два десантника. На мгновение в душную ночь из кафе, как пробка из бутылки шампанского, вырвалась веселая песня про удалого атамана, крушившего саблей всех и вся в капусту, гам застолья, топот армейских ботинок в разухабистой пляске, и тут же звуки стихли, приглушенные закрывшейся дверью. Десантники подошли к вездеходу и стали мочиться на колесо, за которым лежал Полынов.
   «Хорошо, что не на голову», – подумал Никита, осторожно отодвигаясь в сторону. Что поделаешь, таковы издержки профессии.
   – Слушай, Вася… – послышался хриплый голос. – Что ты с этой рыжей валандаешься? Либо тащи ее прямо сейчас в кусты, либо дай другим попользоваться. У нас на все про все полчаса осталось.
   – А я, Леха, у нее ночевать буду… У Анюты… – пьяно ответил второй десантник, и Никита по голосу узнал в нем своего красномордого «знакомца». – Так и передай капитану на поверке, что лейтенант Кривцов остался в Каменке бабу трахать!
   – Ты чего, сбрендил? – возмутился Леха. – Завтра Федорчук из Москвы прилетает!
   – Да я эту штабную крысу… – с трудом ворочая заплетающимся языком, заявил Вася. – И его маму…
   Трахать хотел!
   – Что-то ты, Василий, расхрабрился не в меру. Это у тебя сейчас в ширинке чешется, а завтра затылок будешь чесать. Если голову сохранишь.
   – Да пошел ты! – отмахнулся Вася. – После вчерашнего Федорчук будет со мной как с писаной торбой…
   Закончить фразу он не успел. Послышался жесткий удар, лязгнули зубы.
   – Язык не распускай! – прошипел Леха.
   Но Василий уже ни слов, ни действий не понимал и бросился на обидчика. До Никиты донеслось несколько сочных ударов, а затем чье-то тело грузно шмякнулось о сухую землю.