Зорин Виталий. Карантин

   Вадим достал пластиковую бутылку и смочил губы.
   Только смочил, но и этого оказалось достаточно, чтобы в горле перестало першить, а резь в глазах ослабла.
   Плохо, конечно, что у него всего-то чуть больше литра воды – до завтрашнего вечера, как он предполагал охотиться, ее не хватит. Однако об инциденте во дворе заброшенной обогатительной фабрики он ничуть не жалел.
   Еще где-то около часа Вадим шел строго на юг, внимательно осматриваясь по сторонам. И признаков живого вокруг не было. Зато досмотрелся до того, что в глазах начало рябить, а затем заплясали солнечные зайчики.
   «Вот если бы эти зайчики были настоящими, настрелял бы – домой не унести…» – попытался шуткой взбодрить себя Вадим, Он ступил на неприметный пригорок, сделал шаг вперед и… И полетел в пустоту, не ощутив под ногами опоры.
   Пришел он в себя на дне глубокой – метров пять – ямы, напоминавшей воронку от авиабомбы. К счастью для Вадима, падал он не отвесно, а съехал по склону на спине. Руки-ноги были целы, вот только затылок ушиб основательно. В последний момент ударился о что-то твердое. Впрочем, все здесь было твердым – окаменевшие склоны ямы ничем не отличались от поверхности степи. И если воронка действительно была следствием некогда взорвавшегося фугаса, то бросили бомбу никак не меньше тысячи лет назад. Ну там, татаро-монголы или те же гунны – с ковра-самолета, на бреющем полете…
   – Ни черта себе – поохотился! – пробормотал Вадим, ощупывая голову. На месте ушиба ощутимо быстро вырастала огромная шишка.
   Коробов сел и, протянув руку, поднял валявшееся рядом ружье. Сорвало с плеча при падении… К счастью, на стволе он не обнаружил даже царапины, зато на прикладе появилась хорошая вмятина.
   «Надо с шишкой на затылке сверить, может, совпадут? – с издевкой подумал Вадим. – За то, что такую ямищу не заметил, не только по затылку прикладом полагается, но и промеж глаз…»
   Впрочем, заметить яму было весьма затруднительно. Отвесные лучи солнца освещали ее столь тщательно, словно вылизывали – и не то что клочка тени, но и намека на нее на склонах не было. Сливалась воронка для зрения воедино с поверхностью, отсутствием теней на склонах сводя на нет пространственную перспективу. А тут еще пляшущие солнечные зайчики в глазах…
   Вадим достал из кармана рюкзака бутылку и на этот раз сделал большой глоток. Теплая, противная, с химическим привкусом вода тем не менее оказала благотворное действие. Солнечные зайчики в глазах растаяли, зато шишка на голове стала пульсировать тупой болью. Сняв кепи и очки – каким образом они при падении на голове удержались? – Вадим накапал воды в ладонь и приложил ее к затылку. Нельзя сказать, что помогло, но хуже не стало.
   "Не хватало еще сотрясение мозга получить, – поморщился он и опять изволил над собой поязвить:
   – А чему там сотрясаться? Те, у кого мозги были, давным-давно из поселка деру дали…"
   Он снова надел кепи и очки и немного посидел, приходя в себя, – все-таки лучше устраивать привал, когда есть на что спиной опереться, чем сидеть на ровной, как стол, поверхности. Однако долго расслабляться Вадим себе не позволил. Не для того в степь выбрался, чтобы здесь прохлаждаться. Тем более что «прохладиться» в яме под солнцем в зените даже негру не удалось бы.
   Решительно поднявшись, Вадим забросил на плечо ружье, повернулся… И – застыл как вкопанный.
   Склон, по которому он скатился в яму, разительно отличался от противоположного. Такого просто не могло быть в Каменной степи, мертвой испокон веков.
   То, что увидел Вадим, представляло собой как бы рукотворную наклонную стену, аккуратно сложенную из дикого камня. Точнее – кусочек стены, некогда засыпанной землей, а затем кем-то частично раскопанной. Уж слишком яма своим видом была похожа на археологический раскоп какого-нибудь архаичного Шлимана – это сколько же веков должно было пройти, чтобы склоны раскопа окаменели?
   «Значит, вот о что я головой стукнулся…» – сообразил Вадим, но от такого умозаключения легче не стало.
   "А может, это и есть та самая сверхсекретная база? – ошарашенно пронеслась в голове еще более «значительная» мысль. Однако дух противоречия на сей раз возобладал:
   – Конечно! Вход из дикого камня сложен, а за ним баллистические ракеты из верблюжьего кизяка в готовности номер один моей команды дожидаются. Надо только «Сезам, откройся!» сказать…"
   Вадим осторожно потрогал пальцами кладку, присмотрелся. Следы цементирующего раствора между камнями отсутствовали, так что, вполне возможно, стена была очередным капризом природы. Кому, как не ему, географу, знать, что солнце и ветер еще и не такие нерукотворные замки созидают. Хотя с другой стороны – порода-то сланцевая, нигде вокруг подобной нет. Но и это опять ни о чем не говорит – может, потому в других местах и ям подобных нет, поскольку этот сланец только здесь находится.
   Он еще раз провел по сланцевой кладке рукой, словно пытаясь по методу экстрасенсов определить, прикасалась ли когда-нибудь к стене рука человека.
   Не определил. Либо много веков минуло, либо экстрасенс он хреновый.
   Вадим досадливо передернул плечами и тут вдруг увидел пробивающиеся в нескольких местах из рукотворно-нерукотворной кладки чахлые кустики травы.
   Охотник мгновенно возобладал над археологом и географом в душе Коробова. Какие, к черту, тайны истории, когда жрать хочется!
   Ориентируясь исключительно на чисто охотничий инстинкт, он внимательно осмотрел каждый кустик, потрогал, размял пару травинок между пальцами, даже понюхал. Разве что на зуб не попробовал.
   Трава была живой. Мало того, как показалось Вадиму, один из кустиков кто-то недавно глодал. Чего только не подскажет надежда возбужденному сознанию… В эту минуту все клады мира, в том числе и за этой сланцевой кладкой, готов был отдать Коробов за тощего зайца.
   Чуть ли не стрелой взлетел он по неизвестно кем сложенной стене – и опять чуть не сорвался вниз, отпрянув от края воронки и прячась за ним, как за бруствером окопа.
   Метрах в двадцати боком к Вадиму стоял сайгак.
   Стоял неподвижно, отвернув голову в противоположную от ямы сторону.
   Медленно, не спеша, стараясь унять дрожь в пальцах, Коробов снял с плеча ружье. И мысли у него не возникло, что придется стрелять в заповедное животное, даже наоборот – досада появилась, что патроны в стволах с заячьей дробью. Заменить бы их на патроны с картечью, да некогда. Сайгак ждать не будет…
   Осторожно высунувшись из-за края воронки, Вадим стал целиться сайгаку под лопатку. С такого расстояния, если попадет, и заячья дробь может уложить сайгака на месте. Тем более что целиться из ямы было очень удобно – кроссовки надежно зацепились носками за каменную кладку, локти твердо упирались в естественный бруствер. Как в тире.
   И тут неизвестно почему в голову пришел эпизод из «Угрюм-реки» Шишкова, когда Ибрагим последним патроном целился в лося. И настолько навязчиво эпизод крутился в голове, что мешал сосредоточиться на выстреле. Лишний раз Вадим убедился, как плохо в теперешнем мире быть эрудированным.
   Сайгак наконец лениво повернул голову, и Вадим выстрелил. Дуплетом, чтоб наверняка. И все же на доли секунды опоздал – сайгак прыгнул. Будто кто красной краской плюнул ему в круп – настолько кучно дробь попала в правую заднюю ляжку. Животное швырнуло наземь, но оно тут же вскочило и галопом понеслось в степь.
   Вадим выпрыгнул из ямы, на ходу перезаряжая «тулку». Однако следующий дуплет – уже картечью – прозвучал, когда сайгак отбежал метров на сто. Палить с такого расстояния – все равно что в белый свет.
   «Эх, Ибрагим, Ибрагимка… – лихорадочно стучало в голове. – Ты-то на месте лося уложил, а я…» Но особого отчаяния Вадим не испытывал. С такой раной добыча далеко уйти не могла. Это сейчас, в запале, сайгак скачет как невредимый, но вскоре рана даст о себе знать. На трех ногах от охотника не убежишь.
   Коробов снова перезарядил ружье картечью, забросил его за плечо и бодро отправился в погоню. Особых навыков следопыта не требовалось – пыль, поднятая копытами животного, ровной, указующей полосой тянулась к горизонту и не собиралась ни опадать, ни рассеиваться. К тому же вдоль нее то тут, то там на белесой кремнистой почве ярко алели бисеринки крови.
   Где-то через километр Вадим наткнулся на большое кровавое пятно.
   «Ага! – обрадовался он. – Здесь сайгак упал. Недолго мне шагать осталось».
   Коробов даже позволил себе остановиться и глотнуть из пластиковой бутылки воды. В азарте погони он сбил дыхание, и пот с него катился градом. Особо экономить воду теперь не стоило, впрочем, и бездумно транжирить тоже не следовало. Целиком убитого сайгака ему не унести, придется свежевать на месте.
   Но и тогда потребуются немалые силы – километров пятнадцать тащить на себе около пятидесяти килограммов свежего мяса. Потом умоешься – будь здоров!
   Вопреки предположению быстро догнать раненое животное и добить его Вадим все шел и шел, а добычи не видел. Раненого подобным образом зайца он обнаружил бы уже через километр, однако о выносливости сайгака Коробов не имел представления. Первый раз на него охотился.
   Местность вокруг не менялась – все та же однообразная голая равнина, вызывавшая тоскливое ощущение, будто топчешься на месте. И все же неприятные для себя отметины на кремнистой почве Вадим увидел. То здесь, то там стали встречаться давние следы от траков армейских ракетных тягачей. А затем след сайгака и вообще вывел на разбитую траками дорогу и пошел по ней.
   Но Коробов прекращать погоню не собирался. Во-первых, следы от траков были очень давние, а во-вторых, даже если он ошибается и секретная база по-прежнему функционирует, что с ним там могут сделать? Ну задержат до выяснения личности, а ничего более серьезного инкриминировать не смогут. Зато кормить будут на время задержания. Правда, завершить охоту, конечно, не дадут… Но здесь уж как повезет.
   После того места, где сайгак упал, бисеринки крови на земле начали встречаться чаще. Это понятно – устало животное, медленней побежало. Затем кровавые капли стали попадаться все реже и реже. И это тоже было понятно и вселяло надежду, что скоро Вадим наткнется на упавшее животное – сколько-то всего крови у сайгака? А потерял он ее достаточно, пора и обессилеть.
   Однако надежда на то, что он обнаружит павшее животное еще до явно обозначенной запретной зоны, рухнула в одно мгновение – когда издалека Коробов увидел поперек выбитой траками дороги шлагбаум.
   Шлагбаум был поднят и издалека был похож на допотопную зенитку, наклонно задравшую ствол в небо.
   След сайгака вел прямо к нему.
   Но и это не остановило Вадима. Угрюмо сдвинув брови и стиснув зубы, он упрямо продолжил преследование. Была не была! Он и нечто вроде оправдания себе нашел на случай задержания – раз шлагбаум поднят, значит, путь свободен.
   Так, в общем, вблизи и оказалось. Шлагбаум не опускался, как минимум, лет пять. Краска на нем облупилась, и теперь только с большим трудом можно было догадаться, что когда-то его покрывали оранжево-черные полосы. Посреди шлагбаума красовался металлический круг с предостерегающей надписью:
   «Стой! Запретная зона!»
   Вадим облегченно перевел дух и улыбнулся. От этой надписи сейчас было столько же толку, как от надписи «Посторонним в» над дверями домика Пятачка из известной сказки Милна. Как в сказке никто не знал, кто такой этот самый «Посторонним в», так и в Каменной степи о существовании здесь некогда запретной зоны напоминал лишь предупреждающий транспарант. Зато след от сверхсекретной военной базы остался, и довольно значительный. Отсюда, от шлагбаума, база открывалась как на ладони. Точнее, ее остатки – остовы взорванных сооружений, периметр из колючей проволоки с кое-где поваленными столбами, пустой створ покосившихся ворот. Входи – не хочу!
   Сайгак захотел – его след вел через ворота. И это обрадовало Коробова. Все, конец погони. Через колючую проволоку сайгак не перепрыгнет.
   Сняв с плеча ружье, Вадим направился к воротам.
   Однако – рано радовался. Найти раненое животное среди развалин, ощетинившихся прутьями покореженной арматуры, заваленных кусками взорванного бетона, металлическим хламом и осколками стекла, представлялось отнюдь не простым делом. И со следами здесь было сложнее – капли крови встречались то тут, то там, а взбитая копытами пыль висела над всей территорией бывшей базы. Вероятно, сайгак беспорядочно метался из стороны в сторону, пытаясь найти выход. И, если ему это не удалось, забился в какой-нибудь угол, где отыскать его весьма проблематично. Но отнюдь не безнадежно.
   Оценив ситуацию, Вадим первым делом взобрался на глыбу бетона у ворот и внимательно осмотрел окрестности. База занимала относительно небольшую территорию – чуть больше футбольного поля. В периметре из колючей проволоки прорех не было – на всем протяжении он представлял собой хаотическое сплетение спиралей шириной метра три, чью целостность не смогли нарушить даже поваленные столбы.
   Ну и, самое главное, нигде за пределами периметра, разве только от ворот, полоски пыли над степью не висело. Не мог уйти отсюда сайгак, никак не мог.
   Вполне удовлетворенный увиденным, Коробов начал методично, метр за метром, прочесывать развалины, уверенный, что не пройдет и часа, как он будет с добычей. У ворот Вадим наткнулся на небольшой – метров десять в диаметре – котлован, засыпанный крупными обломками бетона. Вадим обошел его по кругу, внимательно вглядываясь во все щели, однако вниз спускаться не стал, опасаясь, что это – взорванная ракетная шахта и обломки могут просесть вместе с ним. Далее находился фундамент какого-то, судя по обломкам стен, сферического здания, усеянный длинными узкими полосами ржавого железа вперемешку с кусками силового кабеля, разноцветными пучками монтажных проводов и битым стеклом. Возможно, это были остатки радиолокационной антенны – а может, и нет. Не очень-то Вадим разбирался в технике, хотя поневоле и преподавал физику. А вот то, что увидел дальше, почти возле колючей проволоки, он знал хорошо. Под углом градусов в тридцать к горизонту здесь когда-то стояли большие зеркала солнечных батарей. Правда, от двух зеркал остались только ячеистые рамы да осколки, но зато третье, самое дальнее, чудом сохранилось – лишь пара угольно-черных элементов треснула в своих ячейках.
   Коробов на мгновение даже забыл, зачем здесь находится. Восхищенно прищелкнул языком, беспечно шагнул к солнечной батарее… И – провалился.
   На этот раз ему повезло гораздо меньше, чем при падении в яму. Летел Коробов метров шесть-семь и, не видя в темноте дна, неуклюже раскорячившись, грохнулся на голый бетонный пол. Который, как известно, не обладает мягкостью перины. Тем не менее костей Вадим не поломал, хотя расшибся здорово.
   Первой мыслью была дурацкая: «Не слишком ли много „провалов“ за один день?» Затем ее догнала не менее одиозная: «Как же я теперь мясо сайгака понесу? Меня самого, наверное, тащить надо…»
   Вадим пошевелился, и это движение отозвалось болью во всем теле. Болел левый бок, ныла кисть правой руки, саднило оба колена, но больше всех пострадал нос. Кровь из расквашенного носа сбегала на пол веселой струйкой. Коробов со стоном перевернулся на спину и благодаря рюкзаку за плечами смог запрокинуть голову. В таком положении минут через пять кровотечение остановится и можно будет встать и осмотреться. Хорошо, что очки во время падения слетели, а то от их осколков мог и глаз лишиться.
   Осмотреться получилось раньше, чем встать Насколько понял Вадим, его угораздило провалиться в подземный бункер, точнее – во входной тамбур бункера. Хотя воздух в провале был насыщен плотными клубами пыли, рассеянный свет из трещины в потолке все же позволил оценить обстановку. Слева находился завал, и по крупным обломкам бетона Коробов догадался, что его первоначальное представление о происхождении котлована у ворот базы было неверным. Нет, не ракетную шахту там взорвали, а вход в подземелье. Вероятно, от взрыва и появилась трещина в своде тамбура, в которую Вадима угораздило провалиться. Справа, в полуметре от Коробова, высилась бетонная стена с будто впечатанным в нее круглым огромным люком, чьи впечатляющие размеры и тускло блестящая металлическая поверхность внушали уверенность в его полной непробиваемости. Даже танком. А две другие стены были глухими. Вот и все помещение. Три метра длины – от завала до люка, пять метров ширины – между глухими стенами, и шесть-семь метров высоты. Каземат, одним словом, поскольку выбраться из него не представлялось возможным. Это не естественная воронка в степи с более-менее пологими склонами…
   В пролом в потолке заглядывало солнце, тоненькой струйкой между ощетинившейся острыми зубами порванной арматуры сыпалась пыль. А поперек трещины там, наверху, лежала «тулка». Нет, чтобы наоборот: он – наверху, а «тулка» – внизу…
   В общем, веселенькая ситуация. Хоть пляши от радости. Теперь проблему, как тащить на себе тушу сайгака, заменила проблема, как «вытащить» себя из подземелья.
   Вадим с кряхтеньем сел, потрогал нос, ощупал всего себя. Вроде бы цел. Кровь из носа прекратила течь, а ушибы для взрослого мужчины почти всегда были чем-то вроде награды. По крайней мере, это стопроцентно верно для нашего дикого времени, которое осталось наверху и в которое, кровь из носу, необходимо вернуться. Кровь из носу он уже «пустил», однако до возвращения было все так же далеко.
   Коробов встал на ноги, попробовал ходить. Вроде бы нормально. Дня через два-три о таких ушибах можно и забыть. Просто повезло, что, когда летел в провал, не поранился о торчащие прутья арматуры.
   Однако от такого «везения» за три версты тянуло тухлятиной. Как в анекдоте, когда партнер по преферансу рассуждает по поводу смерти своего друга, умершего во время игры от разрыва сердца: «А если бы он пошел не с трефы, а с бубны, было бы еще хуже!»
   Первым решением, пришедшим в голову, было – сложить из обломков завала пирамиду и таким образом выбраться наружу. Вадим шагнул к обломкам, под ногами что-то хрустнуло. «Очки», – догадался он, но нагибаться, чтобы посмотреть, не стал. Даже если при падении они не разбились, теперь это не имело значения.
   К сожалению, идея насыпать гору обломков и по ним выбраться из подземелья оказалась неосуществимой. Мысль была хорошая и, наверное, единственно правильная в его положении, однако все крупные обломки были намертво соединены друг с другом арматурой, а из мелких пирамиду высотой в пять метров не соорудишь. И все же где-то около часа Вадим, сбросив с плеч рюкзак, пытался насыпать гору из мелких камней и земли под проломом в кровле. Работал исступленно, не замечая ни времени, ни результатов своей работы. Остановился только тогда, когда до мелких камней через переплетение арматуры стало невозможно дотянуться.
   Он словно очнулся. Распрямил спину и с замиранием сердца повернулся. Горка получилась всего полметра высотой. Руки у Вадима опустились. Неужели все? Обидно. Обидно ощущать себя мышью в стеклянной бутылке…
   Вадим вытер рукавом лицо и чуть не содрал с него кожу. Цементная пыль, смешавшись с потом, превратилась в подобие абразивной пасты. Это сколько же драгоценной воды придется дома потратить, чтобы отмыться? Если, конечно, придется…
   – Спокойно, только спокойно, – пробормотал он. – Биться головой о стену ты всегда успеешь…
   Вадим достал из рюкзака бутылку, сделал экономный глоток. Бесцельно прошелся по замусоренному полу, увидел слетевшее при падении кепи, машинально поднял, отряхнул, надел на голову. Затем остановился у люка и стал его внимательно рассматривать.
   Добротный люк, как в швейцарском банке. Ни ручки, ни замка, ни штурвала на нем не было, лишь с левой стороны на уровне груди находилось три прорези окошка, блестевших темным непрозрачным стеклом.
   Никак иначе как пуленепробиваемым. Два окошка были узкими, горизонтальными, а одно – квадратным, чуть побольше ладони.
   Именно ладони! Причем – правой, потому что именно ее матовый отпечаток нечетко просматривался на полированном стекле. Понятно теперь, каким образом открывался люк. И делалось это вот так…
   Вадим приложил свою ладонь к отпечатку.
   Неожиданно окошко осветилось зеленоватым светом, и Коробов испуганно отдернул руку. Однако свечение не пропало – на флюоресцирующем фоне окошка смазанным пятном чернел дактилоскопический отпечаток ладони Вадима, где папиллярные узоры просматривались лишь местами. Все-таки не на грязные руки был рассчитан анализатор.
   Секунд десять ничего не происходило, затем зеленое сияние погасло, и красным светом замигало верхнее окошко. Неизвестно откуда послышалось шипение, и механический голос начал медленно, с натугой, будто с заедающего магнитофона, говорить:
   – И-ден-ти-фи-ка-ци-я не-воз-мож-на… Про-шу пов-тор-но при-ло-жить ла-донь… В про-тив-ном слу-ча-е че-рез пят-над-цать се-ку-у-ун-н-н…
   Звук сошел на нет, красное мигание погасло, и Вадим так и не узнал, что должно было произойти через пятнадцать секунд. Может, и к лучшему. Однако то, что электроника люка работала, поразило его.
   Либо где-то в подземелье имелся автономный, изрядно подсевший источник питания, либо зеркало чудом уцелевшей солнечной батареи продолжало снабжать брошенную базу электричеством.
   А дальше произошло вообще необъяснимое – вдруг загорелся зеленоватый свет в третьем окошке, и люк начал медленно бесшумно открываться. Миллиметр за миллиметром. Толщина у люка оказалась порядочной – больше полуметра, и Вадим с замиранием сердца гадал, хватит ли на этот раз энергии, чтобы он открылся полностью, или произойдет то же самое, что и с магнитофонной записью? В душе затлел слабый огонек надежды – должна же быть на базе какая-нибудь рухлядь, с помощью которой он сможет выбраться в пролом!
   Энергии хватило. Видимо, питание сервомотора осуществлялось по другим сетям, чем его блокировка.
   Узким полумесяцем открылась светящаяся щель и стала на глазах расти. Из нее дохнуло неожиданно свежим прохладным воздухом. По всем признакам энергии внутри подземелья «хватало» и на освещение и на вентиляцию. Коробов опасливо заглянул в расширяющуюся щель и увидел черный зев теряющегося в темноте коридора, освещенного лишь у люка светом тусклой, мигающей лампы. В неверных тенях трудно было рассмотреть, сплошные ли стены или в них все-таки есть двери. Вадим напряг зрение – очень уж хотелось, чтобы двери были. Еще одного разочарования он не перенесет.
   И в этот момент кто-то дернул его за штанину.
   Сердце Вадима екнуло, он отпрянул и увидел, как в открывшийся проем выпала мумифицированная рука трупа, лежавшего по ту сторону люка. Так сказать, привет из склепа – заходи, дорогой, гостем будешь.
   Коробов, как завороженный, уставился на высохший труп в армейской форме. При ударе о бетонный пол остатки кожи с руки облетели и косточки фаланг раскатились в разные стороны. Давненько, видимо, мертвец гостей поджидал.
   Люк открылся уже наполовину, и когда Вадим наконец смог оторвать взгляд от трупа, то увидел, что на внутренней стороне люка светится идентификационная пластинка с четким отпечатком чужой руки, на котором просматривались все папиллярные узоры.
   «Все-таки действительно „привет из склепа“, – понял Коробов. – Вот кто люк мне сейчас открыл, Правда, с опозданием для самого себя лет на пять-десять… Видно, взрывы надземных сооружений базы повредили что-то в электронике, сместив в схеме какие-то элементы, и сколько покойник свою ладонь ни прикладывал к анализатору, система не срабатывала. Так и умер у люка с поднятой рукой. Но вот пришел некто Вадим Коробов, тут-то зафиксированный отпечаток ладони покойника люк и открыл…»
   «Да, но что же тогда здесь должно было произойти, чтобы человека на базе живьем замуровали?!» – запоздало поежился Вадим. Еще наверху его удивило, что базу ликвидировали словно в спешке. Обычно подобные сооружения с землей так ровняют, что место бывшего расположения базы от девственной природы не отличишь. Впрочем, если базу ликвидировали в наше паскудное время, тогда все понятно. Подумаешь, человека в бункере забыли! Его можно и на войну в Чечне списать – мало ли там солдат без вести пропало. А землю ровнять – больно уж дело кропотливое и денежное. Лучше штабному генералу дачу в Подмосковье построить, чем в бесплодной степи деньги в землю закапывать.
   Люк до конца так и не открылся. До сих пор бесшумно работающий сервомотор вдруг завизжал, заверещал, на поворотной оси затрещали электрические разряды. Затем что-то ухнуло, запахло горелой электропроводкой, и люк замер. Навсегда, как понял Коробов. И – к лучшему. По крайней мере, не придется опасаться, что стоит только войти в бункер, как люк за тобой закроется.
   На всякий случай забросив за спину рюкзак, Вадим аккуратно перешагнул через труп – и тут увидел в левой руке покойника пистолет. А вот это вполне может пригодиться. Коробов нагнулся, брезгливо вытащил за ствол из руки мертвеца «АПС», обтер рукоятку о штанину и только тогда проверил обойму. Из двадцати патронов в обойме осталось шесть. Интересно, в кого стрелял покойник? Или он застрелился от отчаяния? Однако в себя четырнадцать пуль даже при огромном желании не выпустишь… Впрочем, над этим лучше подумать на досуге. Сейчас самое главное – найти побыстрее какие-нибудь ящики, столы, стулья и, соорудив из них в тамбуре «этажерку», выбраться из бункера. А если повезет, потом и вернуться можно.