Страница:
– Тогда у меня вопросов больше нет, – сказал он. – Есть задание. В списке группы "С" фигурируют две фамилии – Лаврик и Петрищев. Некогда они работали в институте молекулярной биологии в Пущине.
Выясни по своим каналам направление их исследований перед тем, как они ушли из института. Особенно меня интересуют работы Лаврика, проводимые им вне плана. Кстати, не исключена вероятность, что в группе "С" числился еще кое-кто из бывших сотрудников этого института.
– Хорошая ниточка, – уважительно кивнул Алексей. – Спасибо за наводку. Сделаем.
Полынов допил кофе и встал.
– Благодарю за завтрак. Я готов. Надеюсь, по такой жаре к министру можно явиться без пиджака?
– Можно, – согласился Алексей, начиная убирать со стола. – Но не в джинсах и тенниске.
Никита критически окинул взглядом напарника.
– А сам-то?
– А меня туда не приглашали! – рассмеялся Алексей. – Я буду при тебе в качестве шофера. Причем везу лишь туда, а дальше – изволь все сам.
– Ну-ну… А говорил – в паре работаем… – язвительно пробормотал Никита.
Из своего нового гардероба Полынов выбрал легкие серые брюки, в тон им – серые летние туфли и голубую рубашку с короткими рукавами. Немного подумал и бросил в полиэтиленовый пакет галстук. Очень уж любят чиновники этикет – в иное министерство, как в ресторан, без галстука и войти невозможно.
Глава 5
Выясни по своим каналам направление их исследований перед тем, как они ушли из института. Особенно меня интересуют работы Лаврика, проводимые им вне плана. Кстати, не исключена вероятность, что в группе "С" числился еще кое-кто из бывших сотрудников этого института.
– Хорошая ниточка, – уважительно кивнул Алексей. – Спасибо за наводку. Сделаем.
Полынов допил кофе и встал.
– Благодарю за завтрак. Я готов. Надеюсь, по такой жаре к министру можно явиться без пиджака?
– Можно, – согласился Алексей, начиная убирать со стола. – Но не в джинсах и тенниске.
Никита критически окинул взглядом напарника.
– А сам-то?
– А меня туда не приглашали! – рассмеялся Алексей. – Я буду при тебе в качестве шофера. Причем везу лишь туда, а дальше – изволь все сам.
– Ну-ну… А говорил – в паре работаем… – язвительно пробормотал Никита.
Из своего нового гардероба Полынов выбрал легкие серые брюки, в тон им – серые летние туфли и голубую рубашку с короткими рукавами. Немного подумал и бросил в полиэтиленовый пакет галстук. Очень уж любят чиновники этикет – в иное министерство, как в ресторан, без галстука и войти невозможно.
Глава 5
В Министерстве по чрезвычайным ситуациям на внешний вид Никиты никто не обратил внимания.
Практически все мужчины, которых Никита встретил в коридоре, были в оранжевой форме спасателей.
И ни одного – в пиджаке. Будто чрезвычайная ситуация сложилась в самом министерстве.
Александр Васильевич Снеговой встретил Полынова на пороге своего кабинета. Министр тоже был без пиджака, но при галстуке. Подтянутый, моложавый, он не выглядел на свои пятьдесят лет. Общее впечатление немного портила печать безмерной усталости на скуластом смуглом лице и грустные глаза, но это и понятно – какая уж тут радость в глазах, когда его подчиненным чуть ли не каждый день приходится извлекать из-под обломков устаревшей техники трупы.
– Полынов? – Снеговой пожал Никите руку. Вопреки усталому виду голос министра был тверд, взгляд темных глаз ясен. – Очень вовремя. Едем.
И он скорым шагом направился из приемной к лестничному маршу. Полынову ничего не оставалось, как молча последовать за ним.
Забравшись на заднее сиденье служебной «Волги» и пригласив сесть рядом Никиту, Снеговой наконец поинтересовался:
– Почему не спрашиваешь, куда едем?
Полынов корректно кивнул.
– Куда мы едем, Александр Васильевич?
Получилось, будто он ерничает, но Снеговой то ли не заметил, то ли не придал этому значения.
– Петрович, – обратился министр к шоферу, – в Министерство обороны. – И, повернувшись к Полынову, закончил:
– Неувязочка с твоей командировкой, Никита Артемович, получается… Не хотят Вооруженные силы нас в Каменную степь пускать.
«Вот даже как…» – подумал Никита. Новость его не удивила – нечто подобное он ожидал услышать.
Удивило другое – то, что Снеговой обратился к нему по имени-отчеству. Какую же услугу оказал министру Веретенов в обмен на любезность предоставить место руководителя опергруппы своему человеку, если Снеговой не только знает его имя-отчество, но и сам вплотную занимается его делами?
– Почему? – спросил Полынов.
Снеговой тяжело вздохнул.
– К сожалению, этот вопрос всегда был и есть за пределами компетентности нашего министерства, – глухо сказал он, отстранение глядя в окно. – Наше дело разбирать завалы, извлекать трупы, оказывать медицинскую помощь пострадавшему населению. То есть заниматься последствиями техногенных катастроф, а не выяснять их причины…
Министр немного помолчал, затем перевел взгляд на Полынова.
– Хотя тебя, насколько понимаю, в первую очередь интересуют именно причины происшествия в Каменной степи?
– Да, – согласился Никита. – Но, пока я работаю в вашем ведомстве, буду заниматься и последствиями.
– Надеюсь, Никита Артемович, очень надеюсь… – опять вздохнул Снеговой. – Иначе бы я тебя к себе не взял.
И Никита почему-то поверил. Интуитивно почувствовал, что его назначение на должность руководителя спецбригады не имеет ничего общего с возникшими было в голове подозрениями об интриганских шашнях Веретенова и Снегового. Оба этих человека были заинтересованы в сильной государственной власти в стране не на словах, а на деле, и их альянс не имел под собой никакой экономической подоплеки. Да и сложившийся по телевизионным выступлениям образ министра по чрезвычайным ситуациям не давал повода усомниться в его честности. Никогда Снеговой не юлил перед телекамерой, всегда на вопросы корреспондентов отвечал прямо и откровенно. Уж если и его подозревать в коррумпированности, то кому тогда вообще можно верить?
В Министерстве обороны Снегового знали в лицо, и никто из караульной службы и не подумал проверять его документы. Потому и с Полыновым решалось все много проще, чем если бы он появился здесь один.
– Он со мной, – коротко бросал Снеговой на очередном посту в коридоре, и караульный вытягивался перед министром в струнку, беря под козырек.
Наконец, миновав три или четыре поста, Снеговой с Полыновым вошли в обширную пустую приемную, где за огромным столом с коммутатором откровенно скучал лощеный, прилизанный адъютант. При виде Снегового адъютант вскочил из-за стола и щелкнул каблуками. В отличие от караульных был он без фуражки, поэтому не козырял. Многое в последнее время – особенно в форме одежды – Российская Армия переняла у американской, но салютовать, прикладывая ладонь к «пустой» голове, русские офицеры еще не научились.
– Здравствуй, Игорь, – поздоровался Снеговой с адъютантом.
– Здравия желаю, господин министр! – выпалил адъютант и расплылся в улыбке. Приятно ему было, что Снеговой помнит его имя.
– У себя? – кивнул Снеговой в сторону двери министра.
– Так точно, Александр Васильевич. Доложить?
– Он – один?
– Так точно.
– Тогда не надо. Сам доложусь, – отмахнулся Снеговой и распахнул дверь в тамбур кабинета министра обороны. – Идем, – бросил он через плечо Полынову.
Кабинет министра обороны был огромен. Человек пятьдесят, а то и больше, могли во время совещаний разместиться за длинным широким столом, за дальним торцом которого сидел генерал Дорохов, исполнявший обязанности министра всего второй месяц.
Держа в одной руке ручку, а в другой – дымящуюся сигарету, генерал внимательно изучал какой-то документ, лежавший перед ним на столе. Подняв голову на звук открывшейся двери, Дорохов встал с кресла и поспешил навстречу гостям. Маленький, кругленький, в очках, в мешковато сидящей на нем форме, он был больше похож на интенданта, чем на министра обороны. Так уж повелось в России со времен «развитого» социализма, что на ключевой пост первого по значимости силового министерства всегда назначали людей недалеких, туповатых, зато чрезмерно исполнительных. Так сказать, во избежание проявления властных амбиций.
– Александр Васильевич, – колобком катился навстречу Снеговому генерал, протягивая вперед правую руку и не выпуская из левой сигарету, – здравствуй. Я так понимаю, ты ко мне все по тому же вопросу?
– Здравствуй, Николай Ильич, – пожал ему руку Снеговой. – Иногда ты меня своей дедукцией просто поражаешь.
– Все шутишь, – поморщился Дорохов и глубоко затянулся сигаретным дымом. Голос у генерала был прокуренный, сиплый. – Ну сколько можно тебе объяснять? – раздраженно заявил он. – Нечего тебе и твоим людям в Каменной степи делать! Полчаса назад мы этот вопрос вроде бы по телефону решили. Так в чем дело?!
– Это тебе, Николай Ильич, так кажется, что по телефону мы все решили, – спокойно возразил Снеговой. – На самом деле решил ты все сам и, не дав мне слова сказать, трубку бросил. – Он обернулся к Полынову. – Садись, Никита Артемович, поближе к столу, и будем мы с тобой по новой слушать аргументы военного ведомства против нашего присутствия в Каменной степи.
Не дожидаясь приглашения хозяина кабинета, Снеговой сел на стул, и Никите ничего не оставалось, как послушно сесть рядом. Министр обороны шумно выдохнул, недоуменно помотал головой и, снова обойдя громадный стол, уселся в кресло.
– У тебя, Александр Васильевич, наверное, своих дел нет, если в наши нос начинаешь совать, – недовольно пробурчал Дорохов, гася окурок в пепельнице и закуривая новую сигарету. Курил генерал взахлеб, причем исключительно сигареты без фильтра. Вероятно, по привычке с солдатских времен – и, может быть, только в этом и проявлялась его индивидуальность, поскольку на своем посту он ничем себя как личность не проявил. Зато все указы по реформированию Вооруженных Сил – вплоть до абсурдных, разрушающих остатки армии – проводил в жизнь неукоснительно, за что и получил в армейской среде прозвище «Чего-изволите-с?».
– Может, тебе где-нибудь в Сибири пару складов со старыми боеприпасами подорвать, чтобы ты без дела не маялся, а? – с сарказмом продолжал басить генерал. – Твоя задача в чем заключается? Людей спасать, если где-то что-то экстраординарное случится. Помнишь, месяц назад вертолет Дальневосточного округа с шестнадцатью офицерами в тайге пропал?
Кто тогда к тебе первым за помощью обратился? Кто «зеленую улицу» твоим поисковым группам и спасателям обеспечил? Я! А теперь что? Кого это ты в Каменной степи спасать собрался? Нет там никого, голая пустыня! Деньги только государственные по ветру пустишь. Если они у тебя лишние, так лучше мне отдай – у меня офицеры по полгода без зарплаты сидят.
– Как деньгами моего ведомства распорядиться, позволь мне решать, – хмуро заметил Снеговой. – Ты лучше объясни, почему вокруг учений в Каменной степи столько таинственности, словно там на самом деле ядерную боеголовку взорвали? И если уж о деньгах говорить, то откуда они у тебя появились на незапланированные учения?
Дорохов деланно рассмеялся.
– А с чего ты взял, что учения – незапланированные? Из того, что мы никого в известность о них не поставили? Иногда на таких, с первого взгляда пустячных учениях мы проводим проверку режима особой секретности по всем уровням. Судя по реакции американцев и твоему недоумению, ФСБ со своей задачей неплохо справилась и не допустила утечки информации. Так что жива еще Российская Армия, рано ее хороните!
Генерал ехидно прищурил глаза. Нет, это только с первого взгляда он казался рохлей-интендантом.
Прекрасно разбирался Дорохов в аппаратных интригах.
Несколько мгновений Снеговой молчал, задумчиво поглаживая ладонью полировку столешницы, будто стирая с нее невидимые пылинки.
– Допустим, Николай Ильич, я тебе поверил, – наконец проговорил он и прямо посмотрел в глаза министру обороны. – Тогда объясни заодно, куда подевались две тысячи человек гражданского населения из поселка Пионер-5? Испарились при ядерном взрыве согласно вводной на учения?
– Да откуда у тебя такие данные?! – в сердцах вспылил генерал. – Твое министерство для меня сплошная головная боль – больше у меня дел нет, как тебя во все подробности посвящать. Полгода уже прошло, как поселок пуст! – Дорохов загасил окурок, закурил следующую сигарету, посмотрел на часы. – Ладно.
Полчаса до начала совещания у меня есть, ознакомлю тебя с документами. – Он поднял трубку телефона, набрал на коммутаторе номер. – Дмитрий Афанасьевич? Будь добр, захвати документы по отселению людей из Пионера-5 и зайди ко мне. Что? У тебя сейчас Федорчук? Очень хорошо! Пусть и он зайдет!
Дорохов положил трубку и сквозь очки посмотрел на назойливых посетителей. Нехороший у него был взгляд, неприязненный. В нем без труда угадывалось, что Никиту он без лишних разговоров и комментариев с удовольствием бы выставил вон из кабинета, но с присутствием Снегового приходилось считаться.
– Повезло тебе, Александр Васильевич, – попыхивая сигаретой, сказал министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук как раз к нам в министерство наведался. Именно он обеспечивал режим особой секретности проведения учений.
– В чем же это мне с полковником повезло? – равнодушно поинтересовался Снеговой.
– Информации больше получишь, – поморщился Дорохов.
Пару минут сидели молча. За это время Дорохов докурил третью сигарету и взялся за четвертую.
«Не слишком ли много генерал курит?» – подумал Полынов. Плевать ему было на здоровье министра обороны. По его мнению, Дорохов то ли нервничал, то ли злился. К чему бы это? Уж явно не к дождю… Хотя хорошо бы, а то от жары на улице не продохнешь.
Дверь открылась, и в кабинет вошли два полковника. Один был похож на Дорохова – рыхлый, страдающий излишним весом, лысоватый; второй – подтянутый, смуглый, с мрачным лицом и черными угрюмыми глазами. Рыхлый полковник держал в руках непомерно распухшую от бумаг папку, и по ней нетрудно было догадаться, кто из вошедших – кто.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Проходите, садитесь, – предложил министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук Максим Андреевич. – Вопреки субординации, генерал начал знакомство почему-то с представителя службы безопасности. – Заместитель начальника по тылу при Генштабе Аброскин Дмитрий Афанасьевич. Александра Васильевича, я думаю, вы знаете, и…
– Начальник спецбригады МЧС Полынов Никита Артемович, – подсказал Снеговой.
Обменявшись рукопожатиями, все сели. Аброскин положил на стол папку и, беззвучно барабаня по ней пухлыми пальцами, уставился на министра обороны, ожидая указаний. Федорчук сидел спокойно, расслабленно, блуждая безразличным взглядом по кабинету.
– Дмитрий Афанасьевич, – начал Дорохов, отмахнув от лица табачный дым, – в МЧС интересуются отселением гражданского населения из поселка Пионер-5. Не верят нам, что там никого нет. Внеси, пожалуйста, ясность.
– Ну да, конечно, кто же нашу работу заметит… – пробурчал полковник Аброскин. – Сейчас не то что раньше – раз-два, и за неделю весь поселок в другой конец страны в момент бы передислоцировали. Теперь каждый индивидуального подхода требует – и жилье ему предоставь, и работу. А у нас у самих у половины офицеров жилья нет. Не говоря уже об увольняемых из армии по сокращению… Вот, смотрите, – он пододвинул папку к Снеговому, – здесь на каждую семью документы есть. Когда, кого, куда… Три года канитель длилась, весной только последних отселили.
Никита на взгляд оценил папку. Распухшая до бесформенности, с торчащими из углов замусоленными листами, она тем не менее, несмотря на свои внушительные размеры, никак не могла вместить все материалы по отселению десяти тысяч человек. Особенно если с жителями Пионера-5, как утверждал полковник Генштаба, работали индивидуально.
Снеговой взял папку, взвесил ее на руке, снова положил на стол и отодвинул назад к Аброскину.
– Тяжелая работа, – то ли согласился он с полковником в оценке выполненного им задания, то ли просто констатировал вес папки. – Но меня все эти документы не интересуют, я не из контролирующей организации. Меня интересует, почему на фотографиях космической съемки в поселке Пионер-5, вопреки вашему заявлению, запечатлены люди? И что за слухи о каннибализме витают вокруг поселка?
Аброскин бросил растерянный взгляд на министра обороны. Возможно, он числился хорошим работником Генштаба, возможно, даже прекрасным исполнителем, но вести аппаратные интриги явно не умел.
Слишком разные это вещи.
– Александр Васильевич, ты прямо как ребенок! – раздраженно поморщился генерал, перехватывая инициативу в свои руки. – А то не знаешь, сколько сейчас бездомных по стране бродит. И что они едят. Газеты почитай! В одной Москве чего только бомжи не вытворяют – всех кошек съели. Если ты такой сердобольный, лучше им здесь милостыню раздай, чем в безводной пустыне деньги на ветер будешь выбрасывать.
– Что это ты, Николай Ильич, так о моих деньгах печешься? – насмешливо спросил Снеговой.
– Да потому… – от возмущения Дорохов поперхнулся сигаретным дымом, закашлялся и закончил сиплым голосом, но на высоких нотах:
– Потому, что мне первому по шапке дадут, если я разрешу тебе в Каменной степи бюджетными деньгами сорить!
– Ах, вот даже как… – потемнел лицом Снеговой. – Мне, оказывается, категорически запрещается посещение поселка Пионер-5?
– Да! – не выдержав, гаркнул Дорохов.
– Ну зачем так? – неожиданно подал голос полковник Федорчук, до этого сидевший за столом с таким видом, будто тема разговора его не касалась. – Никто вам, господин министр, ничего не запрещает.
Вам просто настоятельно не рекомендуют.
Говорил полковник Федорчук тихо, спокойно, даже буднично, лишь последние слова чуть растянул.
Лицо его было бесстрастным, взгляд черных глаз неподвижен и пуст. Словно не видел он никого перед собой. Не желал видеть.
Полынов внутренне поежился. Не приведи господи, если их дороги когда-нибудь пересекутся, да к тому же окажутся они с полковником, как говорится, по разные стороны баррикад. Впрочем, для таких, как полковник Федорчук, ни своих, ни чужих не существует. Ради выполнения задания он поперек баррикад танком пройдет, давя и тех, и других.
Лицо Снегового окаменело – на нем, казалось, еще больше обозначились скулы.
– Настоятельно рекомендовать мне может только премьер-министр, – ровным, бесцветным голосом проговорил он, глядя сквозь полковника службы безопасности. Затем медленно повернул голову и посмотрел на министра обороны. – Как, по-твоему, Николай Ильич, стоит ли мне завтра на Совете министров поднимать этот вопрос?
Дорохов смешался, сердито перебегая взглядом по лицам полковников. Подобного оборота событий он определенно не ожидал. Ох и не хотелось ему докладывать премьеру о событиях в Каменной степи. При таком раскладе шила в мешке не утаишь – обязательно выплывет на свет божий пресловутая точка «Минус», и тогда, судя даже по осколочной информации, ставшей известной Полынову, международного скандала не избежать.
– Да пусть едут, – снова подал голос полковник Федорчук. – Режим секретности с началом учений снят, так что не вижу оснований препятствовать. – Он встал. – Разрешите идти, товарищ генерал?
Министра обороны его слова словно пригвоздили к креслу. С минуту он сидел неподвижно, набычившись, сверля глазами полковника ФСБ. Даже позабыл попыхивать торчащей изо рта сигаретой. Наконец он совладал с собой и затянулся так, что сигарета затрещала.
– Нет, Максим Андреевич, – глухо сказал генерал, – я попрошу вас еще минут на пять задержаться. – Он повернул голову к Снеговому:
– Ты удовлетворен, Александр Васильевич?
– Естественно.
Снеговой встал, и Никита последовал его примеру.
Впрямую им на дверь не указывали, но и так было понятно, что аудиенция окончена. Нет, все-таки слаб нынешний министр обороны, если в его ведомстве распоряжения отдает полковник ФСБ.
– Завтра утром моя спецбригада вылетит в Каменную степь, – сказал Снеговой. – Надеюсь, Николай Ильич, твой гарнизон обеспечит посадку самолета?
– Д-да… – рассеянно пробормотал Дорохов. Он поднял глаза на полковника Аброскина. – Дмитрий Афанасьевич, распорядишься потом, чтобы приняли самолет у зоны оцепления…
Мысли генерала сейчас были далеки от проблем Министерства по чрезвычайным ситуациям. Никак не входило в его планы разрешать спасателям посещать Пионер-5. Потому и смотрел он неотрывно на полковника ФСБ, нарушившего его стратегическую линию. Ждал, когда посторонние уйдут, чтобы выяснить причины вдруг изменившейся позиции службы безопасности.
– Всего доброго, – кивком головы попрощался Снеговой и направился к двери.
Полынов тоже кивнул и поспешил следом. Он был единственным, кто не проронил в кабинете ни слова, и остался этим весьма доволен. Гораздо интересней со стороны наблюдать «битву» министров, чем самому принимать в ней участие. Такому спектаклю и МХАТ позавидует…
* * *
– Петрович, на Чистые пруды, – сказал Снеговой шоферу, садясь в машину. – На Мясницкой возле биржи остановишь. – Он обернулся к Никите:
– Пройдешь через дворы на Кривоколенный переулок, там, в доме номер четырнадцать, офис нашей службы биологического контроля. Третий этаж, начальник службы Беспалов Арсений Николаевич. Он познакомит тебя с бригадой.
– Спасибо, – кивнул Полынов.
– Не стоит благодарности, – досадливо поморщился Снеговой. – От твоей командировки за три версты несет дохлятиной.
– Разберемся на месте, – пожал плечами Никита.
Снеговой внимательно посмотрел на него.
– Ну-ну. Разберись. Только дров не наломай. Я тебе первоклассных ребят даю. Береги их.
– Вы полагаете…
– Ничего я, Никита Артемович, не полагаю, – снова поморщился Снеговой. – Не нравится мне, как Дорохов юлил. Не люблю, когда вместо четкого взаимодействия начинаются межведомственные распри.
– А что, в правительственных кругах бывает иначе? – саркастически заметил Полынов.
– В том-то и дело, что не бывает… – тяжело вздохнул министр. – А нужно, чтобы было иначе.
Сарказм Никиты ничуть не задел его самолюбие.
Наоборот, Снеговой принял его как должное.
Свернув с Садового кольца на Мясницкую улицу и миновав Сретенский бульвар, «Волга» остановилась у старого дома, одетого в строительные леса.
– Все, приехали, – сказал Снеговой и крепко пожал на прощание руку Полынову. – Счастливо тебе, Николай Артемович.
– И вам всего хорошего.
* * *
Стоя на тротуаре, Никита проводил взглядом удаляющуюся «Волгу». Удивительный все-таки человек Снеговой. То ли анахронизм, то ли прообраз идеального руководителя, которому ничего, кроме работы, не надо. Единственный, кто без каких-либо усилий со своей стороны при смене всех правительств и чехарде ответственных лиц государства непоколебимо сидел в министерском кресле. Впрочем, вопрос о его смещении никогда и не стоял именно потому, что в кресле он как раз не рассиживался, а занимался делом. И дела вел весьма оперативно и добротно. Президента бы России такого…
Полынов вздохнул, повертел в руках полиэтиленовый пакет с галстуком и усмехнулся, вспомнив, какими глазами смотрели на пакет караульные в Министерстве обороны. Чуть взглядами не прожигали, будто там бомба для министра.
Перейдя на другую сторону улицы, Никита миновал небольшой дворик, заставленный иномарками, и вышел прямо к четырнадцатому дому в Кривоколенном переулке. Если на Мясницкой улице фасады домов, что называется, блистали после реставрации, то до Кривоколенного переулка волна восстановительных работ не докатилась. Хоть и центр столицы, а все-таки – задворки. Дом был старый, дореволюционной постройки, четырехэтажный, но все еще добротный, и, может быть, его как раз и не стоило реставрировать – чувствовался в нем этакий шарм конца девятнадцатого века. С виду вроде бы и непритязательное здание из серого, чуть мрачноватого камня, без каких-либо архитектурных излишеств, но именно своей строгостью форм, соразмерностью высоких этажей и больших окон оно производило впечатление. Реставрировать такой дом – все равно что Венере Милосской руки приделать. Особое внимание привлекал дворик сбоку дома – точнее, не сам дворик, а решетчатая высокая ограда вокруг него, на которой разве что графского вензеля не хватало. Не дом, а картинка времен царской России. Еще бы дворника с бляхой на фартуке во двор – и можно историческое кино снимать.
Полынов прошел по мягкому от жары асфальту во дворик, поднялся на крыльцо и открыл массивную дверь. В лицо пахнуло сырой прохладой и атмосферой коммуналок тридцатых годов. Разве что щами и кошками не воняло – учреждение все-таки… Некогда обширный холл был перегорожен фанерными щитами, выкрашенными блекло-голубой краской, и теперь представлял собой узкий полутемный коридор, в конце которого с трудом угадывались обшарпанные, полустертые ступени лестничного пролета. Высоченный потолок вообще терялся во мраке, и от этого коридор был похож на вход в лабиринт трехмерной компьютерной игры. В сторону лестницы дул сильный сквозняк, и его конвекционный поток превращал коридор в подобие аэродинамической трубы – стоило на первом этаже случиться пожару, как весь дом в мгновение ока охватило бы пламя.
Никита направился к лестнице и здесь, в простенке, увидел шахту допотопного лифта, забранную крупноячеистой сеткой. Утлая кабина с деревянными дверями-гармошкой подрагивала на сквозняке, словно ее знобило. В компьютерной игре подобная кабина могла оказаться ловушкой, отправляющей игрока не на следующий уровень, а в преисподнюю, в реальной же жизни столь древние подъемники имели обыкновение либо застревать между этажами, либо, обрывая трос, грохаться в подвал вместе с пассажирами.
Не желая испытывать судьбу, Никита пошел по лестнице. Но и такой подъем оказался не подарком.
Во-первых, лестница с узкими ступенями была непривычно крутой, с наклоном никак не меньше шестидесяти градусов, и приходилось задирать колени чуть ли не до уровня пояса, а во-вторых, пространственное расположение пролетов в здании в такой степени дезориентировало восприятие окружающего, что сама лестница казалась химерической задачей по топологии из виртуальной реальности. Между первым и вторым этажами было почему-то три пролета, а между вторым и третьим – четыре, и когда Полынов наконец-таки взобрался на площадку третьего этажа, холл оказался не перед ним, как Никите представлялось, а в противоположной стороне. Так «потеряться» в пространстве человеку, наученному в спецшколе с боем проходить сложнейшие лабиринты с изменяемой конфигурацией, было абсолютно непростительно.
Практически все мужчины, которых Никита встретил в коридоре, были в оранжевой форме спасателей.
И ни одного – в пиджаке. Будто чрезвычайная ситуация сложилась в самом министерстве.
Александр Васильевич Снеговой встретил Полынова на пороге своего кабинета. Министр тоже был без пиджака, но при галстуке. Подтянутый, моложавый, он не выглядел на свои пятьдесят лет. Общее впечатление немного портила печать безмерной усталости на скуластом смуглом лице и грустные глаза, но это и понятно – какая уж тут радость в глазах, когда его подчиненным чуть ли не каждый день приходится извлекать из-под обломков устаревшей техники трупы.
– Полынов? – Снеговой пожал Никите руку. Вопреки усталому виду голос министра был тверд, взгляд темных глаз ясен. – Очень вовремя. Едем.
И он скорым шагом направился из приемной к лестничному маршу. Полынову ничего не оставалось, как молча последовать за ним.
Забравшись на заднее сиденье служебной «Волги» и пригласив сесть рядом Никиту, Снеговой наконец поинтересовался:
– Почему не спрашиваешь, куда едем?
Полынов корректно кивнул.
– Куда мы едем, Александр Васильевич?
Получилось, будто он ерничает, но Снеговой то ли не заметил, то ли не придал этому значения.
– Петрович, – обратился министр к шоферу, – в Министерство обороны. – И, повернувшись к Полынову, закончил:
– Неувязочка с твоей командировкой, Никита Артемович, получается… Не хотят Вооруженные силы нас в Каменную степь пускать.
«Вот даже как…» – подумал Никита. Новость его не удивила – нечто подобное он ожидал услышать.
Удивило другое – то, что Снеговой обратился к нему по имени-отчеству. Какую же услугу оказал министру Веретенов в обмен на любезность предоставить место руководителя опергруппы своему человеку, если Снеговой не только знает его имя-отчество, но и сам вплотную занимается его делами?
– Почему? – спросил Полынов.
Снеговой тяжело вздохнул.
– К сожалению, этот вопрос всегда был и есть за пределами компетентности нашего министерства, – глухо сказал он, отстранение глядя в окно. – Наше дело разбирать завалы, извлекать трупы, оказывать медицинскую помощь пострадавшему населению. То есть заниматься последствиями техногенных катастроф, а не выяснять их причины…
Министр немного помолчал, затем перевел взгляд на Полынова.
– Хотя тебя, насколько понимаю, в первую очередь интересуют именно причины происшествия в Каменной степи?
– Да, – согласился Никита. – Но, пока я работаю в вашем ведомстве, буду заниматься и последствиями.
– Надеюсь, Никита Артемович, очень надеюсь… – опять вздохнул Снеговой. – Иначе бы я тебя к себе не взял.
И Никита почему-то поверил. Интуитивно почувствовал, что его назначение на должность руководителя спецбригады не имеет ничего общего с возникшими было в голове подозрениями об интриганских шашнях Веретенова и Снегового. Оба этих человека были заинтересованы в сильной государственной власти в стране не на словах, а на деле, и их альянс не имел под собой никакой экономической подоплеки. Да и сложившийся по телевизионным выступлениям образ министра по чрезвычайным ситуациям не давал повода усомниться в его честности. Никогда Снеговой не юлил перед телекамерой, всегда на вопросы корреспондентов отвечал прямо и откровенно. Уж если и его подозревать в коррумпированности, то кому тогда вообще можно верить?
В Министерстве обороны Снегового знали в лицо, и никто из караульной службы и не подумал проверять его документы. Потому и с Полыновым решалось все много проще, чем если бы он появился здесь один.
– Он со мной, – коротко бросал Снеговой на очередном посту в коридоре, и караульный вытягивался перед министром в струнку, беря под козырек.
Наконец, миновав три или четыре поста, Снеговой с Полыновым вошли в обширную пустую приемную, где за огромным столом с коммутатором откровенно скучал лощеный, прилизанный адъютант. При виде Снегового адъютант вскочил из-за стола и щелкнул каблуками. В отличие от караульных был он без фуражки, поэтому не козырял. Многое в последнее время – особенно в форме одежды – Российская Армия переняла у американской, но салютовать, прикладывая ладонь к «пустой» голове, русские офицеры еще не научились.
– Здравствуй, Игорь, – поздоровался Снеговой с адъютантом.
– Здравия желаю, господин министр! – выпалил адъютант и расплылся в улыбке. Приятно ему было, что Снеговой помнит его имя.
– У себя? – кивнул Снеговой в сторону двери министра.
– Так точно, Александр Васильевич. Доложить?
– Он – один?
– Так точно.
– Тогда не надо. Сам доложусь, – отмахнулся Снеговой и распахнул дверь в тамбур кабинета министра обороны. – Идем, – бросил он через плечо Полынову.
Кабинет министра обороны был огромен. Человек пятьдесят, а то и больше, могли во время совещаний разместиться за длинным широким столом, за дальним торцом которого сидел генерал Дорохов, исполнявший обязанности министра всего второй месяц.
Держа в одной руке ручку, а в другой – дымящуюся сигарету, генерал внимательно изучал какой-то документ, лежавший перед ним на столе. Подняв голову на звук открывшейся двери, Дорохов встал с кресла и поспешил навстречу гостям. Маленький, кругленький, в очках, в мешковато сидящей на нем форме, он был больше похож на интенданта, чем на министра обороны. Так уж повелось в России со времен «развитого» социализма, что на ключевой пост первого по значимости силового министерства всегда назначали людей недалеких, туповатых, зато чрезмерно исполнительных. Так сказать, во избежание проявления властных амбиций.
– Александр Васильевич, – колобком катился навстречу Снеговому генерал, протягивая вперед правую руку и не выпуская из левой сигарету, – здравствуй. Я так понимаю, ты ко мне все по тому же вопросу?
– Здравствуй, Николай Ильич, – пожал ему руку Снеговой. – Иногда ты меня своей дедукцией просто поражаешь.
– Все шутишь, – поморщился Дорохов и глубоко затянулся сигаретным дымом. Голос у генерала был прокуренный, сиплый. – Ну сколько можно тебе объяснять? – раздраженно заявил он. – Нечего тебе и твоим людям в Каменной степи делать! Полчаса назад мы этот вопрос вроде бы по телефону решили. Так в чем дело?!
– Это тебе, Николай Ильич, так кажется, что по телефону мы все решили, – спокойно возразил Снеговой. – На самом деле решил ты все сам и, не дав мне слова сказать, трубку бросил. – Он обернулся к Полынову. – Садись, Никита Артемович, поближе к столу, и будем мы с тобой по новой слушать аргументы военного ведомства против нашего присутствия в Каменной степи.
Не дожидаясь приглашения хозяина кабинета, Снеговой сел на стул, и Никите ничего не оставалось, как послушно сесть рядом. Министр обороны шумно выдохнул, недоуменно помотал головой и, снова обойдя громадный стол, уселся в кресло.
– У тебя, Александр Васильевич, наверное, своих дел нет, если в наши нос начинаешь совать, – недовольно пробурчал Дорохов, гася окурок в пепельнице и закуривая новую сигарету. Курил генерал взахлеб, причем исключительно сигареты без фильтра. Вероятно, по привычке с солдатских времен – и, может быть, только в этом и проявлялась его индивидуальность, поскольку на своем посту он ничем себя как личность не проявил. Зато все указы по реформированию Вооруженных Сил – вплоть до абсурдных, разрушающих остатки армии – проводил в жизнь неукоснительно, за что и получил в армейской среде прозвище «Чего-изволите-с?».
– Может, тебе где-нибудь в Сибири пару складов со старыми боеприпасами подорвать, чтобы ты без дела не маялся, а? – с сарказмом продолжал басить генерал. – Твоя задача в чем заключается? Людей спасать, если где-то что-то экстраординарное случится. Помнишь, месяц назад вертолет Дальневосточного округа с шестнадцатью офицерами в тайге пропал?
Кто тогда к тебе первым за помощью обратился? Кто «зеленую улицу» твоим поисковым группам и спасателям обеспечил? Я! А теперь что? Кого это ты в Каменной степи спасать собрался? Нет там никого, голая пустыня! Деньги только государственные по ветру пустишь. Если они у тебя лишние, так лучше мне отдай – у меня офицеры по полгода без зарплаты сидят.
– Как деньгами моего ведомства распорядиться, позволь мне решать, – хмуро заметил Снеговой. – Ты лучше объясни, почему вокруг учений в Каменной степи столько таинственности, словно там на самом деле ядерную боеголовку взорвали? И если уж о деньгах говорить, то откуда они у тебя появились на незапланированные учения?
Дорохов деланно рассмеялся.
– А с чего ты взял, что учения – незапланированные? Из того, что мы никого в известность о них не поставили? Иногда на таких, с первого взгляда пустячных учениях мы проводим проверку режима особой секретности по всем уровням. Судя по реакции американцев и твоему недоумению, ФСБ со своей задачей неплохо справилась и не допустила утечки информации. Так что жива еще Российская Армия, рано ее хороните!
Генерал ехидно прищурил глаза. Нет, это только с первого взгляда он казался рохлей-интендантом.
Прекрасно разбирался Дорохов в аппаратных интригах.
Несколько мгновений Снеговой молчал, задумчиво поглаживая ладонью полировку столешницы, будто стирая с нее невидимые пылинки.
– Допустим, Николай Ильич, я тебе поверил, – наконец проговорил он и прямо посмотрел в глаза министру обороны. – Тогда объясни заодно, куда подевались две тысячи человек гражданского населения из поселка Пионер-5? Испарились при ядерном взрыве согласно вводной на учения?
– Да откуда у тебя такие данные?! – в сердцах вспылил генерал. – Твое министерство для меня сплошная головная боль – больше у меня дел нет, как тебя во все подробности посвящать. Полгода уже прошло, как поселок пуст! – Дорохов загасил окурок, закурил следующую сигарету, посмотрел на часы. – Ладно.
Полчаса до начала совещания у меня есть, ознакомлю тебя с документами. – Он поднял трубку телефона, набрал на коммутаторе номер. – Дмитрий Афанасьевич? Будь добр, захвати документы по отселению людей из Пионера-5 и зайди ко мне. Что? У тебя сейчас Федорчук? Очень хорошо! Пусть и он зайдет!
Дорохов положил трубку и сквозь очки посмотрел на назойливых посетителей. Нехороший у него был взгляд, неприязненный. В нем без труда угадывалось, что Никиту он без лишних разговоров и комментариев с удовольствием бы выставил вон из кабинета, но с присутствием Снегового приходилось считаться.
– Повезло тебе, Александр Васильевич, – попыхивая сигаретой, сказал министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук как раз к нам в министерство наведался. Именно он обеспечивал режим особой секретности проведения учений.
– В чем же это мне с полковником повезло? – равнодушно поинтересовался Снеговой.
– Информации больше получишь, – поморщился Дорохов.
Пару минут сидели молча. За это время Дорохов докурил третью сигарету и взялся за четвертую.
«Не слишком ли много генерал курит?» – подумал Полынов. Плевать ему было на здоровье министра обороны. По его мнению, Дорохов то ли нервничал, то ли злился. К чему бы это? Уж явно не к дождю… Хотя хорошо бы, а то от жары на улице не продохнешь.
Дверь открылась, и в кабинет вошли два полковника. Один был похож на Дорохова – рыхлый, страдающий излишним весом, лысоватый; второй – подтянутый, смуглый, с мрачным лицом и черными угрюмыми глазами. Рыхлый полковник держал в руках непомерно распухшую от бумаг папку, и по ней нетрудно было догадаться, кто из вошедших – кто.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Проходите, садитесь, – предложил министр обороны. – Полковник ФСБ Федорчук Максим Андреевич. – Вопреки субординации, генерал начал знакомство почему-то с представителя службы безопасности. – Заместитель начальника по тылу при Генштабе Аброскин Дмитрий Афанасьевич. Александра Васильевича, я думаю, вы знаете, и…
– Начальник спецбригады МЧС Полынов Никита Артемович, – подсказал Снеговой.
Обменявшись рукопожатиями, все сели. Аброскин положил на стол папку и, беззвучно барабаня по ней пухлыми пальцами, уставился на министра обороны, ожидая указаний. Федорчук сидел спокойно, расслабленно, блуждая безразличным взглядом по кабинету.
– Дмитрий Афанасьевич, – начал Дорохов, отмахнув от лица табачный дым, – в МЧС интересуются отселением гражданского населения из поселка Пионер-5. Не верят нам, что там никого нет. Внеси, пожалуйста, ясность.
– Ну да, конечно, кто же нашу работу заметит… – пробурчал полковник Аброскин. – Сейчас не то что раньше – раз-два, и за неделю весь поселок в другой конец страны в момент бы передислоцировали. Теперь каждый индивидуального подхода требует – и жилье ему предоставь, и работу. А у нас у самих у половины офицеров жилья нет. Не говоря уже об увольняемых из армии по сокращению… Вот, смотрите, – он пододвинул папку к Снеговому, – здесь на каждую семью документы есть. Когда, кого, куда… Три года канитель длилась, весной только последних отселили.
Никита на взгляд оценил папку. Распухшая до бесформенности, с торчащими из углов замусоленными листами, она тем не менее, несмотря на свои внушительные размеры, никак не могла вместить все материалы по отселению десяти тысяч человек. Особенно если с жителями Пионера-5, как утверждал полковник Генштаба, работали индивидуально.
Снеговой взял папку, взвесил ее на руке, снова положил на стол и отодвинул назад к Аброскину.
– Тяжелая работа, – то ли согласился он с полковником в оценке выполненного им задания, то ли просто констатировал вес папки. – Но меня все эти документы не интересуют, я не из контролирующей организации. Меня интересует, почему на фотографиях космической съемки в поселке Пионер-5, вопреки вашему заявлению, запечатлены люди? И что за слухи о каннибализме витают вокруг поселка?
Аброскин бросил растерянный взгляд на министра обороны. Возможно, он числился хорошим работником Генштаба, возможно, даже прекрасным исполнителем, но вести аппаратные интриги явно не умел.
Слишком разные это вещи.
– Александр Васильевич, ты прямо как ребенок! – раздраженно поморщился генерал, перехватывая инициативу в свои руки. – А то не знаешь, сколько сейчас бездомных по стране бродит. И что они едят. Газеты почитай! В одной Москве чего только бомжи не вытворяют – всех кошек съели. Если ты такой сердобольный, лучше им здесь милостыню раздай, чем в безводной пустыне деньги на ветер будешь выбрасывать.
– Что это ты, Николай Ильич, так о моих деньгах печешься? – насмешливо спросил Снеговой.
– Да потому… – от возмущения Дорохов поперхнулся сигаретным дымом, закашлялся и закончил сиплым голосом, но на высоких нотах:
– Потому, что мне первому по шапке дадут, если я разрешу тебе в Каменной степи бюджетными деньгами сорить!
– Ах, вот даже как… – потемнел лицом Снеговой. – Мне, оказывается, категорически запрещается посещение поселка Пионер-5?
– Да! – не выдержав, гаркнул Дорохов.
– Ну зачем так? – неожиданно подал голос полковник Федорчук, до этого сидевший за столом с таким видом, будто тема разговора его не касалась. – Никто вам, господин министр, ничего не запрещает.
Вам просто настоятельно не рекомендуют.
Говорил полковник Федорчук тихо, спокойно, даже буднично, лишь последние слова чуть растянул.
Лицо его было бесстрастным, взгляд черных глаз неподвижен и пуст. Словно не видел он никого перед собой. Не желал видеть.
Полынов внутренне поежился. Не приведи господи, если их дороги когда-нибудь пересекутся, да к тому же окажутся они с полковником, как говорится, по разные стороны баррикад. Впрочем, для таких, как полковник Федорчук, ни своих, ни чужих не существует. Ради выполнения задания он поперек баррикад танком пройдет, давя и тех, и других.
Лицо Снегового окаменело – на нем, казалось, еще больше обозначились скулы.
– Настоятельно рекомендовать мне может только премьер-министр, – ровным, бесцветным голосом проговорил он, глядя сквозь полковника службы безопасности. Затем медленно повернул голову и посмотрел на министра обороны. – Как, по-твоему, Николай Ильич, стоит ли мне завтра на Совете министров поднимать этот вопрос?
Дорохов смешался, сердито перебегая взглядом по лицам полковников. Подобного оборота событий он определенно не ожидал. Ох и не хотелось ему докладывать премьеру о событиях в Каменной степи. При таком раскладе шила в мешке не утаишь – обязательно выплывет на свет божий пресловутая точка «Минус», и тогда, судя даже по осколочной информации, ставшей известной Полынову, международного скандала не избежать.
– Да пусть едут, – снова подал голос полковник Федорчук. – Режим секретности с началом учений снят, так что не вижу оснований препятствовать. – Он встал. – Разрешите идти, товарищ генерал?
Министра обороны его слова словно пригвоздили к креслу. С минуту он сидел неподвижно, набычившись, сверля глазами полковника ФСБ. Даже позабыл попыхивать торчащей изо рта сигаретой. Наконец он совладал с собой и затянулся так, что сигарета затрещала.
– Нет, Максим Андреевич, – глухо сказал генерал, – я попрошу вас еще минут на пять задержаться. – Он повернул голову к Снеговому:
– Ты удовлетворен, Александр Васильевич?
– Естественно.
Снеговой встал, и Никита последовал его примеру.
Впрямую им на дверь не указывали, но и так было понятно, что аудиенция окончена. Нет, все-таки слаб нынешний министр обороны, если в его ведомстве распоряжения отдает полковник ФСБ.
– Завтра утром моя спецбригада вылетит в Каменную степь, – сказал Снеговой. – Надеюсь, Николай Ильич, твой гарнизон обеспечит посадку самолета?
– Д-да… – рассеянно пробормотал Дорохов. Он поднял глаза на полковника Аброскина. – Дмитрий Афанасьевич, распорядишься потом, чтобы приняли самолет у зоны оцепления…
Мысли генерала сейчас были далеки от проблем Министерства по чрезвычайным ситуациям. Никак не входило в его планы разрешать спасателям посещать Пионер-5. Потому и смотрел он неотрывно на полковника ФСБ, нарушившего его стратегическую линию. Ждал, когда посторонние уйдут, чтобы выяснить причины вдруг изменившейся позиции службы безопасности.
– Всего доброго, – кивком головы попрощался Снеговой и направился к двери.
Полынов тоже кивнул и поспешил следом. Он был единственным, кто не проронил в кабинете ни слова, и остался этим весьма доволен. Гораздо интересней со стороны наблюдать «битву» министров, чем самому принимать в ней участие. Такому спектаклю и МХАТ позавидует…
* * *
– Петрович, на Чистые пруды, – сказал Снеговой шоферу, садясь в машину. – На Мясницкой возле биржи остановишь. – Он обернулся к Никите:
– Пройдешь через дворы на Кривоколенный переулок, там, в доме номер четырнадцать, офис нашей службы биологического контроля. Третий этаж, начальник службы Беспалов Арсений Николаевич. Он познакомит тебя с бригадой.
– Спасибо, – кивнул Полынов.
– Не стоит благодарности, – досадливо поморщился Снеговой. – От твоей командировки за три версты несет дохлятиной.
– Разберемся на месте, – пожал плечами Никита.
Снеговой внимательно посмотрел на него.
– Ну-ну. Разберись. Только дров не наломай. Я тебе первоклассных ребят даю. Береги их.
– Вы полагаете…
– Ничего я, Никита Артемович, не полагаю, – снова поморщился Снеговой. – Не нравится мне, как Дорохов юлил. Не люблю, когда вместо четкого взаимодействия начинаются межведомственные распри.
– А что, в правительственных кругах бывает иначе? – саркастически заметил Полынов.
– В том-то и дело, что не бывает… – тяжело вздохнул министр. – А нужно, чтобы было иначе.
Сарказм Никиты ничуть не задел его самолюбие.
Наоборот, Снеговой принял его как должное.
Свернув с Садового кольца на Мясницкую улицу и миновав Сретенский бульвар, «Волга» остановилась у старого дома, одетого в строительные леса.
– Все, приехали, – сказал Снеговой и крепко пожал на прощание руку Полынову. – Счастливо тебе, Николай Артемович.
– И вам всего хорошего.
* * *
Стоя на тротуаре, Никита проводил взглядом удаляющуюся «Волгу». Удивительный все-таки человек Снеговой. То ли анахронизм, то ли прообраз идеального руководителя, которому ничего, кроме работы, не надо. Единственный, кто без каких-либо усилий со своей стороны при смене всех правительств и чехарде ответственных лиц государства непоколебимо сидел в министерском кресле. Впрочем, вопрос о его смещении никогда и не стоял именно потому, что в кресле он как раз не рассиживался, а занимался делом. И дела вел весьма оперативно и добротно. Президента бы России такого…
Полынов вздохнул, повертел в руках полиэтиленовый пакет с галстуком и усмехнулся, вспомнив, какими глазами смотрели на пакет караульные в Министерстве обороны. Чуть взглядами не прожигали, будто там бомба для министра.
Перейдя на другую сторону улицы, Никита миновал небольшой дворик, заставленный иномарками, и вышел прямо к четырнадцатому дому в Кривоколенном переулке. Если на Мясницкой улице фасады домов, что называется, блистали после реставрации, то до Кривоколенного переулка волна восстановительных работ не докатилась. Хоть и центр столицы, а все-таки – задворки. Дом был старый, дореволюционной постройки, четырехэтажный, но все еще добротный, и, может быть, его как раз и не стоило реставрировать – чувствовался в нем этакий шарм конца девятнадцатого века. С виду вроде бы и непритязательное здание из серого, чуть мрачноватого камня, без каких-либо архитектурных излишеств, но именно своей строгостью форм, соразмерностью высоких этажей и больших окон оно производило впечатление. Реставрировать такой дом – все равно что Венере Милосской руки приделать. Особое внимание привлекал дворик сбоку дома – точнее, не сам дворик, а решетчатая высокая ограда вокруг него, на которой разве что графского вензеля не хватало. Не дом, а картинка времен царской России. Еще бы дворника с бляхой на фартуке во двор – и можно историческое кино снимать.
Полынов прошел по мягкому от жары асфальту во дворик, поднялся на крыльцо и открыл массивную дверь. В лицо пахнуло сырой прохладой и атмосферой коммуналок тридцатых годов. Разве что щами и кошками не воняло – учреждение все-таки… Некогда обширный холл был перегорожен фанерными щитами, выкрашенными блекло-голубой краской, и теперь представлял собой узкий полутемный коридор, в конце которого с трудом угадывались обшарпанные, полустертые ступени лестничного пролета. Высоченный потолок вообще терялся во мраке, и от этого коридор был похож на вход в лабиринт трехмерной компьютерной игры. В сторону лестницы дул сильный сквозняк, и его конвекционный поток превращал коридор в подобие аэродинамической трубы – стоило на первом этаже случиться пожару, как весь дом в мгновение ока охватило бы пламя.
Никита направился к лестнице и здесь, в простенке, увидел шахту допотопного лифта, забранную крупноячеистой сеткой. Утлая кабина с деревянными дверями-гармошкой подрагивала на сквозняке, словно ее знобило. В компьютерной игре подобная кабина могла оказаться ловушкой, отправляющей игрока не на следующий уровень, а в преисподнюю, в реальной же жизни столь древние подъемники имели обыкновение либо застревать между этажами, либо, обрывая трос, грохаться в подвал вместе с пассажирами.
Не желая испытывать судьбу, Никита пошел по лестнице. Но и такой подъем оказался не подарком.
Во-первых, лестница с узкими ступенями была непривычно крутой, с наклоном никак не меньше шестидесяти градусов, и приходилось задирать колени чуть ли не до уровня пояса, а во-вторых, пространственное расположение пролетов в здании в такой степени дезориентировало восприятие окружающего, что сама лестница казалась химерической задачей по топологии из виртуальной реальности. Между первым и вторым этажами было почему-то три пролета, а между вторым и третьим – четыре, и когда Полынов наконец-таки взобрался на площадку третьего этажа, холл оказался не перед ним, как Никите представлялось, а в противоположной стороне. Так «потеряться» в пространстве человеку, наученному в спецшколе с боем проходить сложнейшие лабиринты с изменяемой конфигурацией, было абсолютно непростительно.