Итак, Т1 характеризуется необычной дистрибуцией своих элементов. Центральный образ "freedom" создается с помощью конвергентного употребления эпитетов "withering injustice", "symbolic shadow", стилистических сравнений "as a great beacon light of hope", "as a joyous daybreak", метафор "to end the long night of their captivity", "a lonely island of poverty", " a vast ocean of material prosperity". Эффект сцепления создается за счет структурного параллелизма "one hundred years later... " и антитезного употребления двух контрастирующих идей: a lonely island of poverty - a vast ocean of material prosperity. С помощью подобных стилистико-конструктивных приемов передается идея о том, что черные американцы до сих пор не свободны.
Т2, включающий фрагмент из кодекса международного суда, носит императивный характер, который передается модальным глаголом "shall". Смысловая однозначность текста создается за счет конструктивного приема симметричности высказываний, выполняющих функцию доминанты по типу синтаксической конвергенции: if the parties agree - if the parties agree.
Т3, 4 описывает одно и то же явление радуги. Первый - с точки зрения научной; второй - художественной. Т3 характеризуется строгой логической последовательностью своих элементов, употреблением терминов "prismatic", "refraction", "dispersion", вневременным употреблением глагола "to be". Т4, в отличие от Т3, передает художественный смысл с помощью конвергенции, создаваемой инверсией обстоятельств "under the shattered plate", "in the east", метафорами "shattered plate of storm", "a luminous drift of rain", "the sun softly bent", сравнением "like mica". По сравнению с Т3, где "rainbow" занимает первое место, в Т4 понятие радуга передается экспрессивным сочетанием "coloured bow", которое оттянуто в конец. Это объясняется как изменением композиции и функции "coloured bow", так и приданием экспрессии тексту. Т4, в отличие от Т3, характеризуется конкретной семантикой. В совокупности все это создает образ радуги. Речевые средства преобразуются в нечто совсем иное (язык в не-язык), поэтому словесная ткань как бы "испаряется" в лучах понимания, то есть "она произвела свое действие, она исполнила свое назначение и она умирает". (Валери 1976: 415)
Т5 (речь адвоката) характеризуется альтернативной доминантой "whether or not", юридической терминологией "accuse", "guilty", "charge", "offence", словосочетаниями "violation of the law", "commit crime", устойчивыми конструкциями "It is for you to say"- "You are concerned here to decide" "I ask you to say" - "I would ask you", где наблюдается семантическое нарастание степени просьбы. В заключение, с целью смягчения приговора, подзащитному и воздействия на суд, адвокат использует гиперболу "to show the world", метафору "tempered with mercy", игру слов "justice-just", противопоставление "stern-mercy".
Одним из дифференциальных признаков устойчивости диалогического текста (Т6) является элиминация частей сказуемого. Это объясняется в первую очередь тем, что смысловая часть высказывания проецируется из первой реплики. Репрезентанты "wouldn't", "would", "have" полностью обеспечивают процесс коммуникации.
Наиболее устойчивой грамматической единицей в текстах телеграмм является редукция вспомогательных глаголов (Т7). Подобные сокращения сохраняются неизменными при вхождении в тот или иной текст типа (Т7). Т7, по сравнению с Т1-6, характеризуется минимальным объемом. Однако Т7 полностью выполняет коммуникативную функцию и обладает всеми свойствами текста: целостностью и завершенностью. Таким образом, понятие текста не должно ограничиваться каким-то определенным размером, так как текст понятие функционально-семантическое и размером не определяется. (Halliday 1974: 107)
В Т8 идеальным выразителем избыточности является ненужный повтор "and", который выполняет не только и не столько соединительную функцию, сколько функцию присоединительную в качестве заполнителя пауз с диффузным значением. Его употребление не обусловлено логикой синтаксических отношений, однако, "and" устойчиво входит в данный тип текста. Выбор лексических средств в устном тексте-лекции не всегда осуществляется с той степенью точности, как это имеет место в письменном тексте. (Лаптева 1982: 77-105) Поэтому возможны различные квазиуточнители: "plan-scheme"; "push off-brush aside", избыточные выражения, которые можно легко свернуть с целью оптимизации текста. (Тер-Минасова 1986: 142; Гвишиани 1986: 233) Попытаемся экспериментально оптимизировать первую часть лекции: "Today I'm going to give an account of "The Ode" with the plan of it. Then I will take it verse by verse in more simple detail and draw your attention to some interesting features of it." Оптимизированный фрагмент, на наш взгляд, адекватно передает содержание первой части Т8.
Т9 радикально отличается от Т8 и характеризуется необычной дистрибуцией элементов: "giant gusto", "rash young strength", "deep-hearted poetry", "exuberant humour", "thirst for adventure", "flair for life". Т9 подобен художественному тексту, для которого типична произвольная структура. "And" выполняет свою подлинную присоединительную функцию. Семантическое ядро составляют слова чисто литературного слоя, в отличие от Т8, где превалируют слова слоя разговорного. В Т9 отсутствуют ненужные повторы. Повтор указательного местоимения "that" выполняет экспрессивную функцию.
Типичной лингвистической чертой Т10 является параллелизм ситуаций, что в конечном результате обусловливает структурный параллелизм.
Для Т11 характерно жесткое лингвистическое начало, свойства конфигураций которого не меняются при вхождении в данный тип текста: "We... do hereby declare the invention... ".
Т12 включает специальную терминологию: "constitutive rules", "system", "semantics", "illocutionary acts". Т12 увеличивается в объеме не столько за счет употребления различных слов, сколько за счет многократного повторения одних и тех же, так как отсутствуют синонимические замены. За счет этого создается эффект монотонности. В тексте преобладают глаголы абстрактной семантики: "regard", "formulate", "perform".
Типологической особенностью Т13 является его расчлененность на два текста: конкретного - 1-2 строки и общесмыслового (мораль) - строки 3-4. Отношения между ними можно описать как "перевод" текста в текст (Падучева 1977: 30). Двухтекстовая конструкция дает возможность производить проекцию обобщения на повествовательную часть.
На основании вышеизложенного можно выделить коммуникативно-стандартные тексты с "жесткой" структурой (Гиндин 1972: 9) - Т2, 3, 5, 6, 7, 10, 11, 12 и "произвольной " структурой - Т1, 4, 8, 9, 13. В первой группе свойства языковых конфигураций не меняются при текстовом континууме. Во второй группе идеальные возможности языка переходят в случайную действительность речи (Шпет 1927: 41).
Между системой языка и факультативными формами ее воплощения существуют своеобразные количественные отношения, так как в любом типе текста используется лишь ограниченное количество элементов языковой системы (Винокур 1959: 392). Система языка вливается в речь не как целостная структура, а лишь отдельными речевыми произведениями, ибо структура языка и речевая коммуникация не совпадают (Кацнельсон 1972: 97).
Анализ текстов показал, что существует изоморфное соответствие между содержанием и формой. Экстралингвистический фактор (коммуникативная интенция) накладывает ограничения на выбор и группировку языковых средств. Совокупность характерных для данного типа текста лингвистических признаков образует устойчивую доминанту.
1. 6. Топологически устойчивые текстуальные конфигурации в повседневной речи (face-to-face communication).
При исследовании языка в его реальных проявлениях (текстах) создается парадоксальная ситуация: чем детальнее описываются семантические и синтаксические признаки текстов, тем менее ясной становится их специфика (Одинцов 1980: 16). Поэтому, на наш взгляд, необходимо установить топологически устойчивые лингвистические единицы, характеризующие тот или иной текст.
Под топологической устойчивостью лингвистических единиц мы понимаем совокупность конфигурационных ограничений, накладываемых на генератор случая. Другими словами, конфигурации сохраняют неизменными (инвариантными) свои характеристики при непрерывных деформациях в речевом континууме (Кац и др. 1971: 170; Hockett 1968: 84). Одним из дифференциальных признаков устойчивости является элиминация частей сказуемого в диалогическом тексте, так как существование любого инварианта в некотором множестве явлений подразумевает наличие ограничения разнообразия (Эшби 1958: 186).
Правила элиминации опираются на предсказуемостную способность оставшихся элементов непротиворечиво предсказывать один знак. При элиминации справа оставшиеся элементы должны максимально предсказать формы знаменательной части. При элиминации слева неэлиминированные элементы должны предсказать(обратное предсказание) служебный элемент, то есть между элиминацией слева и справа наблюдается взаимообратная предсказуемостная связь. Глубина синтаксического предсказания конечной формы (элиминация слева) и оставшихся неэлиминированных элементов (элиминация справа) равна одному последовательному знаку, соответственно слева и справа. Элиминирование всегда носит характер однонаправленный - или слева, или справа, и одновременной элиминации с двух сторон быть не может. Например:
Been doing any good? (Maugham 1965); Nothing been moved? (Heyer); Been hunting for you ten minutes, sweetie. (SLAUGHTER); How are you? - Shaken but recovering. (Whiting); You look as if you might be attending someone in a professional capacity. - I have been (Whiting). But it hasn't been settled. - It will be. (Modern American Short Stories); Been seeing a lot of that fellow Gray? - She has. (Robins).
В данных примерах нулевые позиции функционально заняты и "представлены" своим отсутствием (Вардуль 1969: 64).
При элиминации слева элиминируются только вспомогательные элементы, входящие в морфологический состав глагольной формы, независимо от типа сказуемого, а справа элиминируется знаменательный элемент, также независимо от типа сказуемого.
Слева элиминация возможна как в синтагматически независимых, так и синтагматически зависимых высказываниях, а справа только в синтагматически зависимых высказываниях. В синтагматически независимых высказываниях при элиминации слева элиминируется только первый элемент, а в синтагматически зависимых высказываниях количество элиминированных элементов должно точно соответствовать числу совместимых элементов исходного и зависимого высказываний. Оставшийся в зависимом высказывании знаменательный элемент должен быть представлен в такой форме, чтобы в соединении со служебными и вспомогательными элементами исходного высказывания всегда составлялся точный образ требуемого полного сказуемого. Например:
It was a good scheme, Vernon. It could have worked. - It could have, but it didn't. (Hailey 1965); I'm not jealous. - Have you ever been? - Oh, yes, I didn't say I couldn't be. (O'Hara); What have you been doing? Working. (Dreiser).
Тип элиминации зависимого речевого сегмента зависит не от структурного типа исходного высказывания, а от функционально- коммуникативного задания, то есть если функции симметричны, то независимо от структурного типа исходного высказывания применяется один и тот же тип элиминации. В результате можно вывести два правила (Зотов 1984: 32-5):
1. Если в зависимом высказывании подтверждается или отрицается новое, которое содержится в исходном высказывании, или имеется запрос о подтверждении нового, то подтверждение или отрицание нового может быть задано элиминацией сказуемого справа или слева (повторяется знаменательная часть сказуемого). Например:
I think we'd better turn back. - We are. (Robins 1963); What are you doing up here? - Same thing you are. (Metalious); Are you staying up to watch TV, or what? - I may, or read. (O'Hara 1966);Are you writing a novel? - Starting one. (Best American Plays); I hope I'm not damaging you in the eyes of your friends. - Damaging. (O'Connor)
2. Если в последующем высказывании новое или запрос о новом не требует подтверждения или отрицания, а задается новая коммуникативная перспектива, то имеет место левая элиминация, так как новая информация может передаваться лишь с помощью знаменательного глагола. Например:
You've been what? - Stopped, sacked, paid off. (Priestley); How is the market tonight? - Booming. (Maugham); Have you been gambling? - No. Nor wenching. Nor drinking. Nor contracting bad debts. (Petry).
В формах сказуемого с элиминацией справа происходит компрессия информации, где уменьшение объема сказуемого компенсируется нарастанием семантической информации и приводит к альтернативе синтаксического предсказания. В подобных случаях может наблюдаться определенная коммуникативная "размытость" в предсказании последующего элемента, так как оставшийся знак задает колеблющийся "волновой" элемент. Например:
You asked for my opinion. I've been trying to form one. - You would've anyway. (Douglas); Is she suffering much? - Very much. She will from now on. (The Best Television Plays); So the dean had been making inquiries. Naturally she would. (Sayers).
Поскольку элиминированные элементы представлены идеально, то у слушающего имеется выбор длительной и недлительной форм и оба варианта доступны адресату. Вместо линейности получаем весь комплекс возможностей без уточнения. Не дифференцируя четко значение, адресант позволяет адресату декодировать несколько вариантов подстановки. Один элемент может задавать общую сферу и разные варианты входят в нее с разной степенью пренебрежения. Общее значение, передаваемое одним элементом сказуемого, включает все частные и их необязательно дифференцировать. Подобная импликация не мешает смысловой стороне высказывания. Семантическая неоднозначность может создаваться в тех случаях, когда один элемент сказуемого коррелирует с несколькими глаголами:
I am releasing my 384 delegates with instructions to support Governor Merwin. - But you can't. - I can. And I have. (Best American Plays).
Глаголы "can"и "have" могут коррелировать с двумя глаголами "release" и "support"
При элиминации части сказуемого слева коммуникативной неопределенности в большинстве случаев не создается, так как элиминированный вспомогательный глагол однозначно декодируется оставшимся элементом. Например:
Been getting you down? - Very much so. (Christie 1969); Been skinning them at cards?. (Hello, Fetso).
Наблюдаются случаи, когда возможна лишь неоднозначная временная интерпретация: Come to measure me for my coffin?. В данном примере возможна подстановка двух вспомогательных глаголов "have"и "did".
Противоречивый характер носят предложения с форсированной импликацией, которые, по мнению информантов, придают высказыванию оттенок гордости, хвастовства:
Been polishing it all the morning, I have. (Christie 1956).
С одной стороны, подобные конструкции можно рассматривать как одно предложение с перестановкой, с другой - как два высказывания с элиминацией одного сказуемого слева, а другого справа.
В процессе анализа возник вопрос, в какой степени элиминированные структуры соответствуют норме, культуре речи, которая является "переводчиком" языковой нормы.
Вопросу языковой нормы посвящено большое количество работ как отечественных, так и зарубежных лингвистов. Однако ее сущность остается дискуссионной в связи с тем, что она связана с таким сложным понятием как система. Большинство лингвистов полагают, что норма регулирует выбор из нескольких возможных переменных. Поскольку варьирование внутренне присуще системе, то наличие вариантности есть необходимое условие существования нормы. В системе все варианты пользуются одинаковым лингвистическим статусом и при ее реализации коммуникант может выбрать образцовый вариант. Именно норма, как прагматический фактор, позволяет адресанту отбирать необходимую для данной социально-речевой ситуации варианты системы. (Ступин 1979: 6-7)
По мнению Р. Якобсона, каждый индивидуум одновременно принадлежит нескольким речевым сообществам разного радиуса и действия. Любой общий код включает иерархию различных субкодов, свободно избираемых говорящим в зависимости от функции сообщения адресата и отношений между собеседниками. (Jacobson 1960: 458)
Возражение вызывает утверждение Р. Якобсона о том, что коммуникант свободно выбирает тот или иной вариант. Это действительно лишь для тех носителей языка, которые обладают определенным образовательным уровнем. Но прав Р. Якобсон в том, что при изучении речевой коммуникации "необходимо учитывать то обстоятельство, что в любом речевом сообществе и в любом существующем языковом коде отсутствует жесткое единообразие; всякий человек вносит разнообразие в свой код и сочетает в себе различные коды. На каждом уровне языкового кода мы наблюдаем шкалу переходов, варьирующую от максимальной эксплицитности до самой сжатой эллиптической структуры..." (Якобсон 1985: 313).
Необходимо четко дифференцировать систему языка и ее возможности, и систему наших знаний о языковом устройстве. Эти отношения не могут быть адекватными, так как есть собственно организованность системы как данность и организация наших знаний о ней. (Золотова 1982: 100)
Иногда при определении понятия языковой нормы лингвисты игнорируют членимость языка на подсистемы. Так Э. Косериу характеризует норму как соответствующую тому, что уже сказано. (Косериу 1963: 174-75) Он ставит знак равенства между общеязыковой системой и подсистемами. Исходя из его точки зрения, мы должны считать употребление , например, разговорной конструкции в официальном документе или научной статье как соответствующие языковой норме. (Скребнев 1975: 67) Изучаемый конкретный язык должен рассматриваться в совокупности всех его подсистем.
Варьирование языка в его социальном контексте характеризуется тремя подсистемами с функциональной точки зрения: стилистическая дифференциация, собственно стратная ("высший страт - низший страт", "культурный уровень некультурный уровень") и диалекты. Стратификационная вариативность характеризуется отсутствием выбора, в то время как два других вида вариативности дают возможность выбора. (Степанов 1976: 127)
Наличие выбора возможно лишь при преднамеренном переходе из одного страта в другой. Приведем фрагмент из выступления в палате общин бывшего премъер-министра Великобритании Г. Макмиллана: "There ain't gonna be any war." (Foster 1969: 146-47)
Возможна непреднамеренная ошибка. Приведем пример из диалога, в форме стенографической записи, между бывшим президентом США Р. Никсоном и адвокатом Белого Дома Дж. Дином об Уотергейтском скандале (Watergate Affair).
President: They had never bugged Muskie, though, did they?
dean: No, they hadn't, but they had infiltrated it by a secretary (Newsweek 13 May 1974).
Вероятно, оговорка, допущенная Р. Никсоном, объясняется его волнением: вместо "had they?" во второй части вопроса Р. Никсон употребляет форму"did they?", которая не соответствует первой части.
Диалекты также представляют норму, но норму внелитературную. (Арнольд 1981: 286-7) Они занимают периферийное ограниченное место в функциональной системе языка и находятся в принципе дополнительности по отношению к функционально-стилистической системе языка.
Таким образом, норма образует сложную систему подсистем норм с их изоморфным соответствием социальным ситуациям и находится в сложном переплетении при ее реализации в разговорной речи. Установка говорящего по отношению к устойчивым языковым переменным с помощью тестов самооценки было выявлено американским лингвистом У. Лабовым. Отвечая на вопрос, какая из предложенных форм характерна для его собственной речи, говорящий выбирает форму, отвечающую его представлениям о том, что "правильно" или "престижно", а не ту, которую он действительно выбирает. (Лабов 1975: 114) По его же тонкому наблюдению, так называемая "нижняя часть среднего сословия" проявляет особое внимание к "правильности " речи. Тенденция к гиперкорректности отмечается у тех, кто не чувствует себя вполне стабильно в смысле своего социального положения (Labov 1966).
Коммуникант часто использует противоречия, которые заложены в языковой системе. По мнению Ф. Филина свободно владеющий языком "обязательно делает разного рода отступления от принятых стандартов. Не случайно иностранцев узнают по "слишком правильной речи". (Филин 1982: 124)
Языковая норма предполагает в идеале выбор коммуникантом прагматически равноэффективных вариантов. Варьируя в допустимом диапазоне возможно большим числом форм , коммуниканты пытаются найти оптимальный вариант речевого общения (социально-речевой оптимум) в том смысле, что вместо полной формы сказуемого они используют форму с элиминацией и наоборот. Например:
1. Where have you been? - Dancing (Dreiser 1964);
2. Start thinking, will you? - I have been (Wilson);
3. What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway).
Ответные высказывания в первом и втором примерах с элиминацией сказуемого слева и справа носят общеразговорный нормативный характер. В третьем примере говорящий использует во второй реплике полную форму, хотя он мог бы свободно выбрать и редуцированную "studying architecture". Полная форма, по сравнению с редуцированной, является более форсированным утверждением. Еще несколько примеров:
Seen any good movie ads lately? (N.Y.Times 1977); Have you seen the brightest new look in news magazines? (N.Y.Times 1977); Seeing Stratton tonight? (Segal); Are you seeing the President? - I assume so (Vidal).
Примеры показывают, что конструкции с элиминацией сказуемого слева являются нормативно-разговорными особенно в тех случаях, когда вместе с частью сказуемого элиминируется подлежащее (не в специальном вопросе).
Исключение составляют формы на "be", которые не носят нормативно разговорного характера:
Be good to you (Prichard); Be nice to have pork bones for breakfast (Steinbeck).
Нормативно разговорный характер носят конструкции с элиминацией при сохранении подлежащего в устных объявлениях и текстах телеграмм:
Trans America two coming on course two zero five (Hailey 1965); Mr. Hasting disappeared yesterday, feared been kidnapped by some gang (Christie 1964).
Элиминация части сказуемого слева при сохранении подлежащего не носит нормативно разговорного характера, что особенно резко сказывается в специальном вопросе:
What you been talking to this boy about? (Saxton); What you all waiting for? (Greenwood).
Если же вопросительное слово находится в конце, то специальный вопрос со структурной организацией, приближающейся к общевопросительному высказыванию, можно рассматривать как нормативно-правильное построение:
You going where? (Baldwin).
Элиминированные конструкции могут использоваться для характеристики речи людей различного культурно-образовательного уровня. В речи людей более высокого культурно-образовательного уровня встречаются все типы элиминированных конструкций, некоторые из них применяются с дифференцированным стилевым назначением, что придает высказыванию оттенки: шутливо-иронический, нарочито-фамильярный, снисходительно-покровительственный и т. п. Например:
Been away? - I've been in Washington (Lewis).
В речи людей низкого культурно-образовательного уровня подобные конструкции употребляются без особого целевого назначения.
Таким образом, можно выделить конструкции, которые: 1) носят общеразговорный характер и встречаются в речи практически всех носителей языка; 2) не носят общеразговорный характер и встречаются в речи образованных людей и несут определенную стилистическую информацию; 3) не входят в общеразговорный коммуникативный стандарт и употребляются в речи необразованных людей и добавочной стилистической информации не несут.
В целом, функционирование элиминированных форм сказуемого служит одним из источников разнообразия, необходимого для обеспечения как конвенциональных функционально-стилистических задач, так и для дифференциации неконвенциональных социально-бытовых вариантов разговорной речи.
Другими словами, норма при элиминации частей сказуемого выступает как социально-речевой регулятор между системой языка и ее реализацией в тексте.
1. 7. Текст и вторичная номинация.
Проблема соотношения вторичной номинации и текста приобрела свой лингвистический статус лишь после того, как текст стал рассматриваться как высшая коммуникативная единица (Колшанский 1979: 52; Москальская 1981: 9), ибо лишь на текстуальном уровне можно вскрыть механизм номинации событий между кореферентными высказываниями. (Гак 1979: 91-102) В этом и проявляется непосредственная семантическая связь слов в тексте. (Хлебникова 1983: 6; Реферовская 1983: 8;Halliday et al 1980: 4-7) Эти кореферентные отношения основываются на том, что один и тот же факт, явление, событие могут быть описаны с помощью средств семантико-синтаксического варьирования номинационной цепочки. (Гак 1976: 5-14; Потапова 1984: 111-5; Зотов 1985: 51-5)
Рассмотрим некоторые типологические черты семантической связи слов как результат вторичной номинации.
Вторичную текстуальную номинацию (в соотношении с первичной) можно разбить на две группы. Первая группа придает тексту (или его определенным фрагментам) экспрессивность с помощью различных стилистических средств (оксюморон, нарастание, антитеза, антонимические замены, структурный параллелизм и т. д.). Вторая группа вторично обозначает, уточняет, конкретизирует событие без всякой стилистической задачи (субституция, эллипсис, повтор, репрезентация, транспонирование (номинализация, вербализация).
В первой группе повторная номинация на уровне высказывания может осуществляться с помощью:
1) комбинации стилистических приемов (конвергенции):
(1) Then the wind shifted. Rain splattered his face. He... watched the... facade of the house appear and disappear in rapid flashes like an old movie print, jerky and overexposed. Within the house the party continued, unaware of the beautiful chaos outside (Vidal).
Здесь имеет место переход от конкретной первичной номинации (wind, rain) ко вторичной (the beautiful chaos), обозначающей ситуацию в более обобщенном виде. Конкретный смысл оксюморонного сочетания (beautiful chaos) становится ясным лишь в результате корреляции с предшествующим высказыванием. Созданию конвергенции способствуют также сравнение (like an old movie print) и метафорические эпитеты (jerky, overexposed).
(2). To keep your marriage brimming, // With love in the loving cup, // Whenever you are wrong, admit it, // Whenever you are right, shut up (Nash).
Т2, включающий фрагмент из кодекса международного суда, носит императивный характер, который передается модальным глаголом "shall". Смысловая однозначность текста создается за счет конструктивного приема симметричности высказываний, выполняющих функцию доминанты по типу синтаксической конвергенции: if the parties agree - if the parties agree.
Т3, 4 описывает одно и то же явление радуги. Первый - с точки зрения научной; второй - художественной. Т3 характеризуется строгой логической последовательностью своих элементов, употреблением терминов "prismatic", "refraction", "dispersion", вневременным употреблением глагола "to be". Т4, в отличие от Т3, передает художественный смысл с помощью конвергенции, создаваемой инверсией обстоятельств "under the shattered plate", "in the east", метафорами "shattered plate of storm", "a luminous drift of rain", "the sun softly bent", сравнением "like mica". По сравнению с Т3, где "rainbow" занимает первое место, в Т4 понятие радуга передается экспрессивным сочетанием "coloured bow", которое оттянуто в конец. Это объясняется как изменением композиции и функции "coloured bow", так и приданием экспрессии тексту. Т4, в отличие от Т3, характеризуется конкретной семантикой. В совокупности все это создает образ радуги. Речевые средства преобразуются в нечто совсем иное (язык в не-язык), поэтому словесная ткань как бы "испаряется" в лучах понимания, то есть "она произвела свое действие, она исполнила свое назначение и она умирает". (Валери 1976: 415)
Т5 (речь адвоката) характеризуется альтернативной доминантой "whether or not", юридической терминологией "accuse", "guilty", "charge", "offence", словосочетаниями "violation of the law", "commit crime", устойчивыми конструкциями "It is for you to say"- "You are concerned here to decide" "I ask you to say" - "I would ask you", где наблюдается семантическое нарастание степени просьбы. В заключение, с целью смягчения приговора, подзащитному и воздействия на суд, адвокат использует гиперболу "to show the world", метафору "tempered with mercy", игру слов "justice-just", противопоставление "stern-mercy".
Одним из дифференциальных признаков устойчивости диалогического текста (Т6) является элиминация частей сказуемого. Это объясняется в первую очередь тем, что смысловая часть высказывания проецируется из первой реплики. Репрезентанты "wouldn't", "would", "have" полностью обеспечивают процесс коммуникации.
Наиболее устойчивой грамматической единицей в текстах телеграмм является редукция вспомогательных глаголов (Т7). Подобные сокращения сохраняются неизменными при вхождении в тот или иной текст типа (Т7). Т7, по сравнению с Т1-6, характеризуется минимальным объемом. Однако Т7 полностью выполняет коммуникативную функцию и обладает всеми свойствами текста: целостностью и завершенностью. Таким образом, понятие текста не должно ограничиваться каким-то определенным размером, так как текст понятие функционально-семантическое и размером не определяется. (Halliday 1974: 107)
В Т8 идеальным выразителем избыточности является ненужный повтор "and", который выполняет не только и не столько соединительную функцию, сколько функцию присоединительную в качестве заполнителя пауз с диффузным значением. Его употребление не обусловлено логикой синтаксических отношений, однако, "and" устойчиво входит в данный тип текста. Выбор лексических средств в устном тексте-лекции не всегда осуществляется с той степенью точности, как это имеет место в письменном тексте. (Лаптева 1982: 77-105) Поэтому возможны различные квазиуточнители: "plan-scheme"; "push off-brush aside", избыточные выражения, которые можно легко свернуть с целью оптимизации текста. (Тер-Минасова 1986: 142; Гвишиани 1986: 233) Попытаемся экспериментально оптимизировать первую часть лекции: "Today I'm going to give an account of "The Ode" with the plan of it. Then I will take it verse by verse in more simple detail and draw your attention to some interesting features of it." Оптимизированный фрагмент, на наш взгляд, адекватно передает содержание первой части Т8.
Т9 радикально отличается от Т8 и характеризуется необычной дистрибуцией элементов: "giant gusto", "rash young strength", "deep-hearted poetry", "exuberant humour", "thirst for adventure", "flair for life". Т9 подобен художественному тексту, для которого типична произвольная структура. "And" выполняет свою подлинную присоединительную функцию. Семантическое ядро составляют слова чисто литературного слоя, в отличие от Т8, где превалируют слова слоя разговорного. В Т9 отсутствуют ненужные повторы. Повтор указательного местоимения "that" выполняет экспрессивную функцию.
Типичной лингвистической чертой Т10 является параллелизм ситуаций, что в конечном результате обусловливает структурный параллелизм.
Для Т11 характерно жесткое лингвистическое начало, свойства конфигураций которого не меняются при вхождении в данный тип текста: "We... do hereby declare the invention... ".
Т12 включает специальную терминологию: "constitutive rules", "system", "semantics", "illocutionary acts". Т12 увеличивается в объеме не столько за счет употребления различных слов, сколько за счет многократного повторения одних и тех же, так как отсутствуют синонимические замены. За счет этого создается эффект монотонности. В тексте преобладают глаголы абстрактной семантики: "regard", "formulate", "perform".
Типологической особенностью Т13 является его расчлененность на два текста: конкретного - 1-2 строки и общесмыслового (мораль) - строки 3-4. Отношения между ними можно описать как "перевод" текста в текст (Падучева 1977: 30). Двухтекстовая конструкция дает возможность производить проекцию обобщения на повествовательную часть.
На основании вышеизложенного можно выделить коммуникативно-стандартные тексты с "жесткой" структурой (Гиндин 1972: 9) - Т2, 3, 5, 6, 7, 10, 11, 12 и "произвольной " структурой - Т1, 4, 8, 9, 13. В первой группе свойства языковых конфигураций не меняются при текстовом континууме. Во второй группе идеальные возможности языка переходят в случайную действительность речи (Шпет 1927: 41).
Между системой языка и факультативными формами ее воплощения существуют своеобразные количественные отношения, так как в любом типе текста используется лишь ограниченное количество элементов языковой системы (Винокур 1959: 392). Система языка вливается в речь не как целостная структура, а лишь отдельными речевыми произведениями, ибо структура языка и речевая коммуникация не совпадают (Кацнельсон 1972: 97).
Анализ текстов показал, что существует изоморфное соответствие между содержанием и формой. Экстралингвистический фактор (коммуникативная интенция) накладывает ограничения на выбор и группировку языковых средств. Совокупность характерных для данного типа текста лингвистических признаков образует устойчивую доминанту.
1. 6. Топологически устойчивые текстуальные конфигурации в повседневной речи (face-to-face communication).
При исследовании языка в его реальных проявлениях (текстах) создается парадоксальная ситуация: чем детальнее описываются семантические и синтаксические признаки текстов, тем менее ясной становится их специфика (Одинцов 1980: 16). Поэтому, на наш взгляд, необходимо установить топологически устойчивые лингвистические единицы, характеризующие тот или иной текст.
Под топологической устойчивостью лингвистических единиц мы понимаем совокупность конфигурационных ограничений, накладываемых на генератор случая. Другими словами, конфигурации сохраняют неизменными (инвариантными) свои характеристики при непрерывных деформациях в речевом континууме (Кац и др. 1971: 170; Hockett 1968: 84). Одним из дифференциальных признаков устойчивости является элиминация частей сказуемого в диалогическом тексте, так как существование любого инварианта в некотором множестве явлений подразумевает наличие ограничения разнообразия (Эшби 1958: 186).
Правила элиминации опираются на предсказуемостную способность оставшихся элементов непротиворечиво предсказывать один знак. При элиминации справа оставшиеся элементы должны максимально предсказать формы знаменательной части. При элиминации слева неэлиминированные элементы должны предсказать(обратное предсказание) служебный элемент, то есть между элиминацией слева и справа наблюдается взаимообратная предсказуемостная связь. Глубина синтаксического предсказания конечной формы (элиминация слева) и оставшихся неэлиминированных элементов (элиминация справа) равна одному последовательному знаку, соответственно слева и справа. Элиминирование всегда носит характер однонаправленный - или слева, или справа, и одновременной элиминации с двух сторон быть не может. Например:
Been doing any good? (Maugham 1965); Nothing been moved? (Heyer); Been hunting for you ten minutes, sweetie. (SLAUGHTER); How are you? - Shaken but recovering. (Whiting); You look as if you might be attending someone in a professional capacity. - I have been (Whiting). But it hasn't been settled. - It will be. (Modern American Short Stories); Been seeing a lot of that fellow Gray? - She has. (Robins).
В данных примерах нулевые позиции функционально заняты и "представлены" своим отсутствием (Вардуль 1969: 64).
При элиминации слева элиминируются только вспомогательные элементы, входящие в морфологический состав глагольной формы, независимо от типа сказуемого, а справа элиминируется знаменательный элемент, также независимо от типа сказуемого.
Слева элиминация возможна как в синтагматически независимых, так и синтагматически зависимых высказываниях, а справа только в синтагматически зависимых высказываниях. В синтагматически независимых высказываниях при элиминации слева элиминируется только первый элемент, а в синтагматически зависимых высказываниях количество элиминированных элементов должно точно соответствовать числу совместимых элементов исходного и зависимого высказываний. Оставшийся в зависимом высказывании знаменательный элемент должен быть представлен в такой форме, чтобы в соединении со служебными и вспомогательными элементами исходного высказывания всегда составлялся точный образ требуемого полного сказуемого. Например:
It was a good scheme, Vernon. It could have worked. - It could have, but it didn't. (Hailey 1965); I'm not jealous. - Have you ever been? - Oh, yes, I didn't say I couldn't be. (O'Hara); What have you been doing? Working. (Dreiser).
Тип элиминации зависимого речевого сегмента зависит не от структурного типа исходного высказывания, а от функционально- коммуникативного задания, то есть если функции симметричны, то независимо от структурного типа исходного высказывания применяется один и тот же тип элиминации. В результате можно вывести два правила (Зотов 1984: 32-5):
1. Если в зависимом высказывании подтверждается или отрицается новое, которое содержится в исходном высказывании, или имеется запрос о подтверждении нового, то подтверждение или отрицание нового может быть задано элиминацией сказуемого справа или слева (повторяется знаменательная часть сказуемого). Например:
I think we'd better turn back. - We are. (Robins 1963); What are you doing up here? - Same thing you are. (Metalious); Are you staying up to watch TV, or what? - I may, or read. (O'Hara 1966);Are you writing a novel? - Starting one. (Best American Plays); I hope I'm not damaging you in the eyes of your friends. - Damaging. (O'Connor)
2. Если в последующем высказывании новое или запрос о новом не требует подтверждения или отрицания, а задается новая коммуникативная перспектива, то имеет место левая элиминация, так как новая информация может передаваться лишь с помощью знаменательного глагола. Например:
You've been what? - Stopped, sacked, paid off. (Priestley); How is the market tonight? - Booming. (Maugham); Have you been gambling? - No. Nor wenching. Nor drinking. Nor contracting bad debts. (Petry).
В формах сказуемого с элиминацией справа происходит компрессия информации, где уменьшение объема сказуемого компенсируется нарастанием семантической информации и приводит к альтернативе синтаксического предсказания. В подобных случаях может наблюдаться определенная коммуникативная "размытость" в предсказании последующего элемента, так как оставшийся знак задает колеблющийся "волновой" элемент. Например:
You asked for my opinion. I've been trying to form one. - You would've anyway. (Douglas); Is she suffering much? - Very much. She will from now on. (The Best Television Plays); So the dean had been making inquiries. Naturally she would. (Sayers).
Поскольку элиминированные элементы представлены идеально, то у слушающего имеется выбор длительной и недлительной форм и оба варианта доступны адресату. Вместо линейности получаем весь комплекс возможностей без уточнения. Не дифференцируя четко значение, адресант позволяет адресату декодировать несколько вариантов подстановки. Один элемент может задавать общую сферу и разные варианты входят в нее с разной степенью пренебрежения. Общее значение, передаваемое одним элементом сказуемого, включает все частные и их необязательно дифференцировать. Подобная импликация не мешает смысловой стороне высказывания. Семантическая неоднозначность может создаваться в тех случаях, когда один элемент сказуемого коррелирует с несколькими глаголами:
I am releasing my 384 delegates with instructions to support Governor Merwin. - But you can't. - I can. And I have. (Best American Plays).
Глаголы "can"и "have" могут коррелировать с двумя глаголами "release" и "support"
При элиминации части сказуемого слева коммуникативной неопределенности в большинстве случаев не создается, так как элиминированный вспомогательный глагол однозначно декодируется оставшимся элементом. Например:
Been getting you down? - Very much so. (Christie 1969); Been skinning them at cards?. (Hello, Fetso).
Наблюдаются случаи, когда возможна лишь неоднозначная временная интерпретация: Come to measure me for my coffin?. В данном примере возможна подстановка двух вспомогательных глаголов "have"и "did".
Противоречивый характер носят предложения с форсированной импликацией, которые, по мнению информантов, придают высказыванию оттенок гордости, хвастовства:
Been polishing it all the morning, I have. (Christie 1956).
С одной стороны, подобные конструкции можно рассматривать как одно предложение с перестановкой, с другой - как два высказывания с элиминацией одного сказуемого слева, а другого справа.
В процессе анализа возник вопрос, в какой степени элиминированные структуры соответствуют норме, культуре речи, которая является "переводчиком" языковой нормы.
Вопросу языковой нормы посвящено большое количество работ как отечественных, так и зарубежных лингвистов. Однако ее сущность остается дискуссионной в связи с тем, что она связана с таким сложным понятием как система. Большинство лингвистов полагают, что норма регулирует выбор из нескольких возможных переменных. Поскольку варьирование внутренне присуще системе, то наличие вариантности есть необходимое условие существования нормы. В системе все варианты пользуются одинаковым лингвистическим статусом и при ее реализации коммуникант может выбрать образцовый вариант. Именно норма, как прагматический фактор, позволяет адресанту отбирать необходимую для данной социально-речевой ситуации варианты системы. (Ступин 1979: 6-7)
По мнению Р. Якобсона, каждый индивидуум одновременно принадлежит нескольким речевым сообществам разного радиуса и действия. Любой общий код включает иерархию различных субкодов, свободно избираемых говорящим в зависимости от функции сообщения адресата и отношений между собеседниками. (Jacobson 1960: 458)
Возражение вызывает утверждение Р. Якобсона о том, что коммуникант свободно выбирает тот или иной вариант. Это действительно лишь для тех носителей языка, которые обладают определенным образовательным уровнем. Но прав Р. Якобсон в том, что при изучении речевой коммуникации "необходимо учитывать то обстоятельство, что в любом речевом сообществе и в любом существующем языковом коде отсутствует жесткое единообразие; всякий человек вносит разнообразие в свой код и сочетает в себе различные коды. На каждом уровне языкового кода мы наблюдаем шкалу переходов, варьирующую от максимальной эксплицитности до самой сжатой эллиптической структуры..." (Якобсон 1985: 313).
Необходимо четко дифференцировать систему языка и ее возможности, и систему наших знаний о языковом устройстве. Эти отношения не могут быть адекватными, так как есть собственно организованность системы как данность и организация наших знаний о ней. (Золотова 1982: 100)
Иногда при определении понятия языковой нормы лингвисты игнорируют членимость языка на подсистемы. Так Э. Косериу характеризует норму как соответствующую тому, что уже сказано. (Косериу 1963: 174-75) Он ставит знак равенства между общеязыковой системой и подсистемами. Исходя из его точки зрения, мы должны считать употребление , например, разговорной конструкции в официальном документе или научной статье как соответствующие языковой норме. (Скребнев 1975: 67) Изучаемый конкретный язык должен рассматриваться в совокупности всех его подсистем.
Варьирование языка в его социальном контексте характеризуется тремя подсистемами с функциональной точки зрения: стилистическая дифференциация, собственно стратная ("высший страт - низший страт", "культурный уровень некультурный уровень") и диалекты. Стратификационная вариативность характеризуется отсутствием выбора, в то время как два других вида вариативности дают возможность выбора. (Степанов 1976: 127)
Наличие выбора возможно лишь при преднамеренном переходе из одного страта в другой. Приведем фрагмент из выступления в палате общин бывшего премъер-министра Великобритании Г. Макмиллана: "There ain't gonna be any war." (Foster 1969: 146-47)
Возможна непреднамеренная ошибка. Приведем пример из диалога, в форме стенографической записи, между бывшим президентом США Р. Никсоном и адвокатом Белого Дома Дж. Дином об Уотергейтском скандале (Watergate Affair).
President: They had never bugged Muskie, though, did they?
dean: No, they hadn't, but they had infiltrated it by a secretary (Newsweek 13 May 1974).
Вероятно, оговорка, допущенная Р. Никсоном, объясняется его волнением: вместо "had they?" во второй части вопроса Р. Никсон употребляет форму"did they?", которая не соответствует первой части.
Диалекты также представляют норму, но норму внелитературную. (Арнольд 1981: 286-7) Они занимают периферийное ограниченное место в функциональной системе языка и находятся в принципе дополнительности по отношению к функционально-стилистической системе языка.
Таким образом, норма образует сложную систему подсистем норм с их изоморфным соответствием социальным ситуациям и находится в сложном переплетении при ее реализации в разговорной речи. Установка говорящего по отношению к устойчивым языковым переменным с помощью тестов самооценки было выявлено американским лингвистом У. Лабовым. Отвечая на вопрос, какая из предложенных форм характерна для его собственной речи, говорящий выбирает форму, отвечающую его представлениям о том, что "правильно" или "престижно", а не ту, которую он действительно выбирает. (Лабов 1975: 114) По его же тонкому наблюдению, так называемая "нижняя часть среднего сословия" проявляет особое внимание к "правильности " речи. Тенденция к гиперкорректности отмечается у тех, кто не чувствует себя вполне стабильно в смысле своего социального положения (Labov 1966).
Коммуникант часто использует противоречия, которые заложены в языковой системе. По мнению Ф. Филина свободно владеющий языком "обязательно делает разного рода отступления от принятых стандартов. Не случайно иностранцев узнают по "слишком правильной речи". (Филин 1982: 124)
Языковая норма предполагает в идеале выбор коммуникантом прагматически равноэффективных вариантов. Варьируя в допустимом диапазоне возможно большим числом форм , коммуниканты пытаются найти оптимальный вариант речевого общения (социально-речевой оптимум) в том смысле, что вместо полной формы сказуемого они используют форму с элиминацией и наоборот. Например:
1. Where have you been? - Dancing (Dreiser 1964);
2. Start thinking, will you? - I have been (Wilson);
3. What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway).
Ответные высказывания в первом и втором примерах с элиминацией сказуемого слева и справа носят общеразговорный нормативный характер. В третьем примере говорящий использует во второй реплике полную форму, хотя он мог бы свободно выбрать и редуцированную "studying architecture". Полная форма, по сравнению с редуцированной, является более форсированным утверждением. Еще несколько примеров:
Seen any good movie ads lately? (N.Y.Times 1977); Have you seen the brightest new look in news magazines? (N.Y.Times 1977); Seeing Stratton tonight? (Segal); Are you seeing the President? - I assume so (Vidal).
Примеры показывают, что конструкции с элиминацией сказуемого слева являются нормативно-разговорными особенно в тех случаях, когда вместе с частью сказуемого элиминируется подлежащее (не в специальном вопросе).
Исключение составляют формы на "be", которые не носят нормативно разговорного характера:
Be good to you (Prichard); Be nice to have pork bones for breakfast (Steinbeck).
Нормативно разговорный характер носят конструкции с элиминацией при сохранении подлежащего в устных объявлениях и текстах телеграмм:
Trans America two coming on course two zero five (Hailey 1965); Mr. Hasting disappeared yesterday, feared been kidnapped by some gang (Christie 1964).
Элиминация части сказуемого слева при сохранении подлежащего не носит нормативно разговорного характера, что особенно резко сказывается в специальном вопросе:
What you been talking to this boy about? (Saxton); What you all waiting for? (Greenwood).
Если же вопросительное слово находится в конце, то специальный вопрос со структурной организацией, приближающейся к общевопросительному высказыванию, можно рассматривать как нормативно-правильное построение:
You going where? (Baldwin).
Элиминированные конструкции могут использоваться для характеристики речи людей различного культурно-образовательного уровня. В речи людей более высокого культурно-образовательного уровня встречаются все типы элиминированных конструкций, некоторые из них применяются с дифференцированным стилевым назначением, что придает высказыванию оттенки: шутливо-иронический, нарочито-фамильярный, снисходительно-покровительственный и т. п. Например:
Been away? - I've been in Washington (Lewis).
В речи людей низкого культурно-образовательного уровня подобные конструкции употребляются без особого целевого назначения.
Таким образом, можно выделить конструкции, которые: 1) носят общеразговорный характер и встречаются в речи практически всех носителей языка; 2) не носят общеразговорный характер и встречаются в речи образованных людей и несут определенную стилистическую информацию; 3) не входят в общеразговорный коммуникативный стандарт и употребляются в речи необразованных людей и добавочной стилистической информации не несут.
В целом, функционирование элиминированных форм сказуемого служит одним из источников разнообразия, необходимого для обеспечения как конвенциональных функционально-стилистических задач, так и для дифференциации неконвенциональных социально-бытовых вариантов разговорной речи.
Другими словами, норма при элиминации частей сказуемого выступает как социально-речевой регулятор между системой языка и ее реализацией в тексте.
1. 7. Текст и вторичная номинация.
Проблема соотношения вторичной номинации и текста приобрела свой лингвистический статус лишь после того, как текст стал рассматриваться как высшая коммуникативная единица (Колшанский 1979: 52; Москальская 1981: 9), ибо лишь на текстуальном уровне можно вскрыть механизм номинации событий между кореферентными высказываниями. (Гак 1979: 91-102) В этом и проявляется непосредственная семантическая связь слов в тексте. (Хлебникова 1983: 6; Реферовская 1983: 8;Halliday et al 1980: 4-7) Эти кореферентные отношения основываются на том, что один и тот же факт, явление, событие могут быть описаны с помощью средств семантико-синтаксического варьирования номинационной цепочки. (Гак 1976: 5-14; Потапова 1984: 111-5; Зотов 1985: 51-5)
Рассмотрим некоторые типологические черты семантической связи слов как результат вторичной номинации.
Вторичную текстуальную номинацию (в соотношении с первичной) можно разбить на две группы. Первая группа придает тексту (или его определенным фрагментам) экспрессивность с помощью различных стилистических средств (оксюморон, нарастание, антитеза, антонимические замены, структурный параллелизм и т. д.). Вторая группа вторично обозначает, уточняет, конкретизирует событие без всякой стилистической задачи (субституция, эллипсис, повтор, репрезентация, транспонирование (номинализация, вербализация).
В первой группе повторная номинация на уровне высказывания может осуществляться с помощью:
1) комбинации стилистических приемов (конвергенции):
(1) Then the wind shifted. Rain splattered his face. He... watched the... facade of the house appear and disappear in rapid flashes like an old movie print, jerky and overexposed. Within the house the party continued, unaware of the beautiful chaos outside (Vidal).
Здесь имеет место переход от конкретной первичной номинации (wind, rain) ко вторичной (the beautiful chaos), обозначающей ситуацию в более обобщенном виде. Конкретный смысл оксюморонного сочетания (beautiful chaos) становится ясным лишь в результате корреляции с предшествующим высказыванием. Созданию конвергенции способствуют также сравнение (like an old movie print) и метафорические эпитеты (jerky, overexposed).
(2). To keep your marriage brimming, // With love in the loving cup, // Whenever you are wrong, admit it, // Whenever you are right, shut up (Nash).