Зверев Максим. Ущелье барсов

   Время шло. И вот настал день, когда снова один за другим проходили маралы через станок. Дошла очередь и до Бугу.
   С криком погнались за ним люди, размахивая кнутами. Он весь затрясся от возбуждения, бросился в сторону. Повернулся… Снова в сторону. Но деваться некуда, пришлось забежать в узкий коридор.
   Тут Бугу почуял резкий запах свежей крови. Остановился. Ноздри его широко раздулись, глаза налились кровью. Молодой марал глухо заревел, круто повернулся и бросился на людей.
   С криком кинулись испуганные загонщики на забор. Под внезапной тяжестью нескольких человек верхние бревна не выдержали и рухнули. Бугу прыгнул в этот пролом и оказался на свободе.
   Несколько раз мелькнуло за стволами деревьев серебро его шерсти и пропало за поворотом горы.
   Бугу мчался по лесу вверх, к белым вершинам гор.
   Перед ним с шумом поднимались рябчики. Испуганные белки с громким цоканьем взлетали на самые вершины кедров, а Бугу все несся, прыгая через упавшие деревья, продираясь сквозь молодые заросли.
   Подъем становился круче и круче. Когда, наконец, лес поредел, Бугу выскочил из-под крайних кедров на открытое пространство. Здесь он остановился, тяжело переводя дыхание и жадно втягивая ноздрями чистый горный воздух.
   Он был выше границы леса. Перед ним расстилались альпийские луга его родины.

* * *

   Поздние весенние сумерки спускались на землю. Замолкли птицы. Не слышно надоедливого крика кедровок и только одни синички еще попискивали в чаще пихт.
   Кажется, ни одного живого существа нет на поляне. Но если бы внимательный наблюдатель вгляделся в густую чащу кедров, стоявших на самом берегу речки, он заметил бы глухаря, перебиравшего клювом перья.
   Вдруг глухарь вытянул шею и стал прислушиваться. В глубине леса он уловил какие-то звуки. Осторожная птица подобрала крылья и выбралась из чащи. Лесные жители легко узнают друг друга. Это было стадо диких маралов. Однако среди стволов замелькало что-то светлое. Глухарь замахал крыльями и поднялся над лесом. Необычный цвет животного напугал его.
   Старый бородач испугался напрасно: это был марал Бугу редкой серебристо-серой масти. Он выступал впереди стада.
   Выйдя на поляну, Бугу остановился. Все стадо мгновенно замерло, следя за малейшим движением вожака.
   Там, вверху, на много километров протянулись вправо и влево Бухтарминские белки — его родина. Сегодня ночью длинный путь будет окончен, и белый марал приведет свое стадо на безопасные летние пастбища.
   Годы неволи научили белого марала быть осторожным: ежедневные драки в тесном маральнике закалили его. Белый марал с могучим телосложением водил самое крупное на Алтае стадо самок и молодняка.
   Бугу боялся леса. Лишь в крайних случаях, глубокой ночью, спускался он в долины, пересекавшие его путь.
   Маралы всегда совершают переходы по ночам. Днем они лежат в безопасных убежищах. Весь день Бугу со стадом провел в болоте, поросшем мелким лесом, и только в сумерки двинулся в путь.
   Громко фыркнув, марал смело подошел к речке и вошел в нее. Белая пена сразу обдала холодком его бока, но он уверенно побрел наискось течению. Стадо следовало за ним, и вскоре все были на противоположном берегу.
   Уже на самой опушке леса чуткий нос Бугу уловил запах свежего конского следа. Вожак сразу остановился. Другой марал, пожалуй, не обратил бы на этот след никакого внимания. На альпийских пастбищах им нередко встречались табуны лошадей. Но у белого марала с конским запахом было связано слишком много. Он предупреждающе фыркнул. Стадо замерло. Можно было находиться в десяти шагах от маралов и не слышать ни единого звука.
   Вдруг Бугу с тревожным фырканьем метнулся в сторону, и громкий треск и шум пошел по всему лесу: стадо мчалось за ним.
   Пробежав стороной несколько километров, Бугу снова вышел на тропу. И опять он долго и безмолвно втягивал в себя воздух, а маралы, вытянувшись длинной лентой, тревожно ждали…
   Уже показалось солнце, когда они поднялись, наконец, на свои пастбища.

* * *

   Старый охотник Аманчин знал повадки маралов не хуже самого Бугу: не одну ночь провел он около троп на горных хребтах, ежась от холода и жадно прислушиваясь.
   И эту ночь он пробыл безуспешно на своем посту.
   Возвращаясь домой, недовольный и голодный, он наткнулся на свежий след прошедшего ночью стада. Долго стоял Аманчин на месте и никак не мог понять, что могло испугать маралов и заставить их свернуть с тропы.
   Он слез с коня и начал рассматривать следы. Так и есть! Крупный след резко выделялся среди других следов стада. Он сразу узнал след белого марала. Недаром же Аманчин давно ходит в тщетной надежде поймать своего бывшего воспитанника.
   Аманчин вернулся в колхоз пешком: лошадь убежала домой, пока он рассматривал ночные следы стада маралов. В колхозе его ожидал зоолог Алма-Атинского зоопарка.
   Уже третий год он приезжает на курорт и обещает ему за белого марала большую награду. Однако Бугу был неуловим. На зиму он уходил отсюда, а лето проводил, как и все взрослые самцы, на самой границе снегов, где его светлая шкура сливалась с серыми скалами и снегом. Марал не раз видел старого охотника, пробирающегося в горах. Зверь замирал, и Аманчин проезжал мимо.
   Немало и других опытных охотников старались поймать белого марала.
   Однако, выросший среди людей, Бугу научился многому, чего не знали другие маралы, и счастливо избегал опасности.
   Аманчин сообщил гостю, что белый марал опять появился на белках. За вечер они обсудили немало способов поимки Бугу.

* * *

   Вкусны и сочны травы альпийских лугов Алтая, но в них очень мало соли. Вот почему к середине лета у маралов начинает портиться пищеварение, и их носы становятся не такими чувствительными к запахам.
   Выход один: спуститься вниз, в долину, и там искать солонцы — места, где соль выступает на поверхность земли в виде ржавых или сероватых пятен.
   Бугу в один из вечеров пошел вниз по ущелью через чащу леса. К утру он уже был в долине, недалеко от солонцов.
   Солонец, к которому шел Бугу, лежал на открытом месте. Белый марал задержался на краю леса. Запах соли раздражал и звал, но поблизости паслись табуны овец и разъезжали всадники. Выходить из леса было опасно.
   Когда стемнело, Бугу покинул засаду в лесу и направился к солонцу.
   Упав на колени, он долго жадно лизал и грыз соленую землю.

* * *

   Наступила осень. Все попытки поймать Бугу и в это лето оказались безрезультатными.
   Перед отъездом с Алтая зоолог Алма-Атинского зоопарка все-таки решил устроить еще раз облаву на белках, хотя и плохо верил в то, что ему удастся встретить белого марала.
   Десять загонщиков во главе с Аманчиным двинулись в горы искать Бугу.
   К этому времени маралы уже соединились в одно стадо. Еще неделя-другая, и они уйдут на зимние пастбища.
   Крупные следы, найденные Аманчиным среди других, говорили о том, что в стаде находится белый марал. Два гонца поскакали в долину, а старый охотник до самой ночи пробирался по свежему следу, оставляя на своем пути разные отметки. Ночь Аманчин провел у самого снега на вершине горы, не разводя огня. Утром он осторожно двинулся по следу дальше.
   Едва охотник поднялся на хребет, как увидел стадо: маралы мирно паслись, разбредясь по склону. Молодые телята весело прыгали и бодались. Часть маралов лежала, пережевывая жвачку. Только белый марал был настороже. Он все время озирался, держась подальше от опушки леса, темневшего внизу.
   На этот раз Бугу не замечал, что из-за перевала хребта за ним следят глаза врага. Он не мог видеть и остальных охотников, расположившихся с другой стороны хребта.
   Маралы между тем улеглись на отдых.
   Рядом с Аманчиным показался зоолог. Глаза его, не отрываясь, смотрели на белого марала.
   План охоты составили быстро. Загонщики должны были скрыться в лесу, который находился ниже маралов, и по сигналу выйти широкой цепью на опушку. Маралы, конечно, бросятся вверх. Как раз от того места, где отдыхало стадо, наверх шла лощина, поросшая редкими деревьями. Было ясно, что маралы пойдут именно по лощине: гребней и открытых мест при преследовании они избегают. Вверху, в конце лощины, стали с ружьями охотники. Зоолог, потеряв надежду поймать живьем белого марала для зоопарка, решил застрелить его, чтобы сделать ценное чучело для музея Академии наук Казахстана. Разрешение на это он получил недавно по телеграфу.
   Все было рассчитано правильно. Именно в лощину и бросился Бугу при появлении загонщиков. Легко прыгая через камни, маралы помчались вверх. Но легкий ветерок оттуда донес запах людей. Белый марал остановился, предостерегающе фыркнул, и вслед за ним замерли на месте остальные.
   Аманчин предвидел, что Бугу может почуять охотников, и поэтому велел двум всадникам, как только маралы войдут в лощину, показаться из-за гребней с обеих сторон. Сзади будут загонщики, с боков — всадники. Маралам останется только броситься вперед.
   Но запах невидимых людей впереди был слишком угрожающим и удерживал Бугу. Между тем загонщики вошли в лощину. Маралы оказались в западне, а Бугу все еще топтался на месте.
   Его мощные передние ноги судорожно рыли землю, белая пена хлопьями летела изо рта. Крики охотников заставили, как когда-то в маральнике, бросится на людей, гнавших его… Глухой рев огласил долину, и громадное животное, низко опустив голову, вооруженную великолепными рогами, бросилось прямо на загонщиков. Все стадо последовало за ним.
   Ужас охватил загонщиков, когда они увидели белого марала, мчавшегося на них с глухим ревом. Они бросились к деревьям и, как кошки, полезли на них…
   Бугу остановился под одним из кедров, вращая налитыми кровью глазами, а маралы устремились в лес. Бугу фыркнул и неторопливой рысью побежал вслед за стадом.
   Загонщики сидели на деревьях, а зоолог и Аманчин громко пререкались.
   Бугу опять ушел от них. Он увел свое стадо в другие, более безопасные места.

* * *

   Маралы спокойно паслись на южном склоне горы. Здесь не было снега. Ветви кустарников и жесткая сухая трава среди камней привлекли их сюда. Живописными группами маралы разбрелись по склону. Длинные тени под косыми лучами зимнего солнца бежали вниз до каменистых россыпей и обломков скал.
   Они так увлеклись травой, что не заметили двух пар глаз, жадно следивших за каждым их движением.
   Два волка лежали в засаде. Остальные неслись в обход горы, увязая в глубоком снегу соседнего ущелья.
   Маралы уже стали собираться вместе, чтобы двинуться на ночлег, как вдруг вверху показались волки.
   Тревожно фыркая, животные бросились врассыпную вниз, туда, где лежали в засаде два хищника.
   Громадный белый марал налетел прямо на волков.
   Они не сумели задержать его, и он прорвался вниз. Звери бросились за ним.
   Другие маралы тем временем спустились на дно лощины, где сверкала чистым льдом недавно замерзшая речка. Животные сгрудились в кучу, не решаясь броситься вперед, а затем кинулись вдоль берега.
   Волчья стая взяла наперерез и почти сразу догнала маралов. Но за поворотом речка не замерзла. Это и спасло стадо. Маралы смело бросились в ледяную воду, быстро перебрались на другую сторону и скрылись в лесу.
   Звери завизжали и запрыгали на берегу.
   А в это время два волка из засады прижали к самой речке белого марала.
   Насторожив уши, он прыгнул на лед. Ноги его поползли в разные стороны. Животное грузно повалилось на бок, делая отчаянные попытки вскочить.
   Легко и быстро понеслись волки по льду, балансируя хвостами. Из-за поворота с радостным визгом мчались остальные хищники.
   Тонкий лед на средине речки не выдержал тяжести большого животного и волков. Треск — и звери оказались в воде.
   Теперь все преимущество было на стороне марала. Он вскочил на ноги и бросился к противоположному берегу, ломая остатки льда.
   Для волков речка оказалась слишком глубокой. Быстрое течение швырнуло их вниз вместе с обломками льда и волкам с трудом удалось выбраться на лед.
   Белый марал помчался по лесу, утопая в глубоком снегу, а сзади по свежему следу уже бежали волки. Они выбрались на берег и быстро нагоняли марала. Все ближе и ближе слышалось их повизгивание. Волки тонули в снегу меньше, чем марал с его острыми копытами.
   Долго так продолжаться не могло. Напрягая силы, марал пробивался по лесу к южным склонам, где почти нет снега. Там волки не страшны.
   На морозном воздухе от разгоряченного тела белого марала поднимался пар.

 
   Завидев теряющего силы марала, волки с удвоенной энергией рванулись вперед, лязгая зубами.
   Замелькала опушка леса, уж совсем рядом чернели среди снега каменистые россыпи и скалы. Животное почувствовало, наконец, твердую опору и легко помчалось по камням.
   Волки опоздали всего на несколько прыжков. Опустив головы, жадно нюхая следы марала на камнях, они бросились вслед за ним, скользя по каменистой россыпи.
   Ложбина с глубоким снегом опять было задержала марала, но он успел перебраться через нее как раз к тому моменту, когда волки показались сзади. Марал снова исчез в темноте.
   Прыгая с камня на камень, он все выше и выше поднимался в гору, на неприступные вершины утесов — «отстои», где осенью не раз спасался от волчьих зубов.
   Так вышло и сейчас. Марал вскочил на вершину одинокой скалы, нависшей над пропастью. С трех сторон были отвесные скалы. Только с четвертой стороны волки могли, прыгая с камня на камень, поодиночке взобраться к нему на площадку.
   Два волка один за другим начали подниматься к маралу. Вот первого отделяет уже один прыжок от него — отступать маралу больше некуда… Миг и хищник рванулся вперед, но голова марала резко качнулась вправо, и страшный удар рогов сбросил волка в пропасть. И тотчас новый удар рогов влево скинул туда же второго волка.
   Остальные волки заскулили внизу, сверкая огоньками глаз. Ни один из них больше не решался броситься вперед.
   Наступила ночь. Один за другим волки растаяли в темноте. Только под утро марал спустился со скалы и отыскал свое стадо.
   Еще три года после этого встречали белого марала в горах Алтая, но потом он исчез. Возможно, перекочевал куда-нибудь в другие места. Однако рассказы о нем можно слышать и сейчас на Алтае.

НА РАЗЛИВЕ

   Еще с вечера вода в реке Или прибыла и стала затоплять прибрежные низинки, а к утру залила тугаи. На низких покосных местах река разлилась на несколько километров.
   Домик бакенщика, где я жил этой весной, стоял на высоком месте и был недосягаем для половодья. Мимо него неслась мутная река, необычайно широкая и необузданная в своем весеннем величии. По ней плыли ветки, сор и деревья, смытые с берегов. Далеко внизу шлепал колесами пароход, и его дымок едва виднелся за островами. Это буксир тащил баржу-магазин от одного домика бакенщика до другого. На залитых лугах чернело несколько полосок земли. На них собрались со всего луга перепела и странно было слушать, как они кричали хором.
   Яркое солнце поднялось из-за гор, и алые лучи его заиграли на водном просторе. Они осветили картину бедствия в затопленных тугаях. Всюду было слышно тревожное цоканье фазанов, испуганные голоса соловьев, славок, пеночек.
   Натуралисту в такое время можно увидеть много интересного. И вот я уже бреду по тугаям с биноклем и фотоаппаратом. На мне высокие резиновые сапоги.
   Воздух насыщен запахом мокрой древесины. Разлив прекратился. Вода больше не прибывала.
   На поваленном дереве, наполовину затопленном водой, сидел заяц. Он был совершенно сухой. При виде меня заяц сжался в комочек и замер. Только сердце маленькими толчками колыхало его шкурку с левого бока. По зайцу полз большой жук-навозник, но он терпел, боясь пошевелиться.
   Я стоял в нескольких шагах и фотографировал зверька.
   Невдалеке из воды поднимался длинный бугор, покрытый кустами и деревьями. Но почему же заяц сидел на дереве, а не спасался от наводнения на этом бугре? Очевидно, на бугре была лиса или дикий кот. Я решил проверить свою догадку и шагнул в сторону бугра, но в этот момент заяц не выдержал. Он прыгнул и шлепнулся в воду, окунувшись в нее с головой. Затем удивительно быстро и легко поплыл к берегу, выскочил на бугор и притаился под кустом. Мне было видно в бинокль как он мелко дрожал, весь мокрый и необычайно тонкий.
   Конечно, где-то поблизости находился хищник, иначе заяц не остался бы около самой воды.
   Обойдя стороной, чтобы не беспокоить зайца, я поднялся на бугор. Это был небольшой удлиненный островок среди затопленного тугая. В самом конце его металась лисица. Вероятно, где-то поблизости затопило ее нору с лисятами. Не допустив меня на «выстрел» фотоаппарата, лисица бросилась в воду и быстро уплыла за деревья.
   Я побрел дальше по затопленнным тугаям.
   Над самой головой с джиды шумно слетела фазанка и с криком села на другое дерево. Прячась за деревьями, я двинулся к ней с фотоаппаратом наготове. Но фазанка опять перелетела дальше.
   «Ага! Отводит от птенцов!» — догадался я, вернулся обратно и стал внимательно осматриваться. Но всюду была вода и ни одного клочка сухой земли, где могли бы скрываться фазанята.
   И вдруг я заметил их. Около дерева, с которого слетела фазанка, виднелся небольшой пенек. Он был покрыт пуховой шапочкой из крошечных фазанят. Они вывелись не более как три-четыре дня тому назад. Вся «жилплощадь» пенька была плотно занята ими.
   Пока я фотографировал фазанят, испуг их прошел. То один из них, то другой стали вытягивать шейки и что-то склевывать с пенька. Только тогда заметил я, что вверх по пеньку непрерывно поднимались муравьи, которыми фазанята и завтракали. Под пеньком, вероятно, был затоплен муравейник, и его обитатели спасались тоже на пеньке.
   Неожиданно прилетела фазаниха, с шумом уселась на соседнее дерево и тревожно цыкнула. Фазанята сразу замерли, обратившись опять в неподвижную пуховую шапочку. Ни одна головка больше не двигалась.
   Я задумался. Что же делать с птенцами? Они погибнут на этом пеньке. Пришлось переложить пуховые теплые шарики в шапку. Я знал, что недалеко за лесом вдоль берега тянется песчаный бугор, заросший кустами. Вскоре я добрался до него и выпустил там трех фазанят. Они бойко побежали по песку, словно плюшевые шарики на тоненьких ножках. За ними потянулись крошечные полукрестики следов. Вот один фазаненок юркнул в траву и затаился. Двое еще бегут. Вскоре свернул в траву и второй. А третий, самый сильный, убежал дальше всех, но и он тоже скрылся в траве.
   Ну, теперь все в порядке. Если мать найдет фаэанят, они будут жить. Трех я оставил в шапке и бережно понес к бакенщику. Вчера я видел, что у него курица вывела цыплят.
   Дедушка Сидорыч сидел на завалинке и курил. Седой в белых валенках он был словно покрыт инеем. Несмотря на свои семьдесят пять лет, Сидорыч считался одним из лучших бакенщиков на Или.
   — Зачем принес фазанят? — сурово спросил старик и нахмурил брови. Отнеси их обратно.
   — Да вот, дедушка, затопило их в тугаях, я и принес. Под вашу курицу выпустим, пускай растут, а трех я на бугор…
   — Тебе говорю, иди и сейчас же выпусти, — прервал меня сердито Сидорыч, — неужели не знаешь: фазанята не будут жить с курицей! Скорее отнеси обратно.
   Сидорыч встал и ушел в избушку, не сказав мне больше ни слова. Обескураженный, я побрел обратно с шапкой в руках. В ней тихо попискивали беспомощные птенцы. Теперь я и сам припомнил: фазанят очень трудно выращивать без матери.
   Вот и песчаный бугор, где я выпустил фазанят. Четкий, крупный след фазанки поверх моих следов говорил о том, что она прилетела сюда вслед за мной. Следы шли по песку вдоль берега, через большие интервалы — значит, фазанка быстро бежала. Затем она перешла на шаг. Из травы на песок выбежали крошечные полукрестики цыпленка. Фазанка пошла дальше, а поверх ее следов теперь виднелись следы фазаненка — он бежал за матерью. Еще такие же полукрестики выбежали на песок, и теперь три птицы двигаются дальше. Наконец, по следам видно, как навстречу прибежал третий птенец, услыхав зовущий голос матери. Фазанка все бежала вперед и вперед: птенцов слишком мало, где-то должны быть еще… Но три птенца в это время путешествовали у меня в шапке.
   Через некоторое время следы всего семейства исчезли в кустах. Мне долго пришлось бродить по кустам в поисках выводка, пока из-под самых ног не взвилась ракетой фазанка. С нее упал пуховый птенец. Вероятно, она грела фазанят под собой и так неожиданно взлетела, что один не успел выбраться из перьев и был поднят на воздух.
   Высыпав фазанят из шапки, я бегом бросился в кусты и возвращался к бакенщику с таким чувством, будто у меня с плеч свалилась тяжесть. В небе звенели жаворонки, словно далекие серебряные ручейки.

ОПАСНЫЙ СОСЕД

   Все утро я бродил по густому и темному лесу. Наконец, впереди показался просвет, и я вышел на опушку.
   На крайнем дереве чернело гнездо орла. Из него слышался писк птенца. Взрослых орлов не было.
   Недалеко от дерева с гнездом рос шиповник. Я лег за куст в густую траву, достал из подсумка бинокль и записную книжку: хотелось выяснить, чем орел кормит птенцов.
   От опушки уходило вдаль поле. Правее виднелись заливные луга большой реки. Оттуда доносился скрипучий крик коростеля. Ему вторили перепела. Над рекой кричали чайки, белыми точками мелькая над прибрежными песками. В траве трещали кузнечики.
   Несмотря на жару, в густой, высокой траве было сыро и прохладно. Кое-где еще не высохла роса, и в ее капельках сверкали солнечные разноцветные огоньки. Я долго присматривался к населению травянистых дебрей. Большая улитка медленно ползла по стеблю, оставляя мокрый серебристый след. Зеленые паучки куда-то спешили, пробираясь вглубь травы, подальше от света, который хлынул сюда после того, как я смял траву. Два полосатых полевых клопа встретились на одном листе, пощупали друг друга усиками и поползли каждый своей дорогой.
   В гнезде громко закричал птенец. Я поднял голову над травой и увидел летящего орла с добычей в лапах. Хищник быстро приближался: это была крупная самка большого подорлика. Она несла водяную крысу.
   Подорлик уже подлетел к гнезду, как наперерез ему из леса вылетел маленький сокол-чеглок. Подорлик часто замахал крыльями, но чеглок быстро догнал его, взвился вверх и с громким криком кинулся на огромного пернатого хищника, намереваясь ударить его в спину.
   Подорлик, отражая удар, заклекотал, перевернулся вверх брюхом, выставив когтистые лапы, и уронил водяную крысу в траву.
   Чеглок сделал полукруг и опять атаковал подорлика. Так продолжалось несколько раз подряд. Потом подорлик улетел на луга за новой добычей. Чеглок покружился над полем и скрылся в лесу. Недалеко от опушки раздался крик двух чеглоков. Конечно, там было их гнездо, и чеглока-победителя встретила самка.
   Через полчаса все повторилось снова. На этот раз к своему гнезду пытался прорваться подорлик-самец. Чеглок и его заставил перевернуться вверх брюхом и уронить добычу в траву. Пока подорлик не улетел на луга, чеглок беспрерывно бросался на него сверху, совсем как маленький самолет-истребитель на тяжелого бомбардировщика.
   Близился полдень. Голодный птенец кричал в гнезде. Мне было видно в бинокль, как зеленые мухи лезли ему в глаза и открытый от жары клюв.
   Со стороны лугов показались оба подорлика. Они летели друг за другом и каждый нес в лапах по водяной крысе. Из леса черной тенью мелькнул сокол. С боевым криком он кинулся на первого подорлика и заставил огромную птицу перевернуться вверх брюхом. Добыча опять полетела в траву.
   Второй подорлик, отчаянно махая крыльями, прорвался вперед, но в десяти метрах от гнезда чеглок заставил и его перевернуться на спину, а водяная крыса упала рядом со мною.
   Жалобный писк птенца, клекот подорликов, крик сокола долго нарушали тишину летнего знойного дня. Затем все стихло. Подорлики улетели на луга. Они не пытались искать уроненных крыс в траве. Чеглок вернулся к своему гнезду.
   Когда я взобрался на дерево, держа водяную крысу за хвост, то поразился видом птенца: это был скелет, обтянутый кожей! Он уже давно голодал и поэтому мгновенно вырвал у меня из рук крысу.
   Через две недели я проезжал мимо этого места. С дороги было видно знакомое гнездо на дереве. Интересно, что случилось с птенцом?
   Вот и шиповник, за которым я лежал в прошлый раз.
   Снова прилег за куст. В бинокль было видно, что птенец покрылся перьями и бодро сидит на краю гнезда. Вскоре подорлик принес водяную крысу и накормил птенца. Ему никто не помешал.
   Я уже хотел пойти разыскать гнездо чеглоков, но неожиданно увидел одного из них. Он летел с птичкой в лапах. Все стало понятно: у соколов вылупились птенцы, и чеглок не охранял больше около гнезда самку. Теперь ему было не до преследования «врагов». Нужно с утра до вечера добывать пищу для своих птенцов.

ЗАЩИТА

   Скалистые безлесные горы Таласского Ала-Тау сильно нагрелись. Когда слабый ветерок проносился по ущелью, он обдавал лицо жаром накаленных камней. А по дну ущелья в белой пене стремительно неслась бурная Аксу.
   За поворотом ущелье расширилось и впереди показалась крыша кордона, едва заметная в густой роще грецкого ореха.
   Лесника не было дома. Входная дверь оказалась приперта лопатой. По неписанным законам гор, хозяина полагалось ждать, не входя в дом.
   Я привязал мокрого коня в тени под навесом и с наслаждением растянулся на траве под деревьями. Райская мухоловка уселась над головой, свесив свой длинный хвост. Я впервые видел так близко эту птичку. На тот же самый сучок, где сидела мухоловка, потребовалось сесть гималайской синице. Мухоловка поспешно уступила ей место и улетела. Синица держала в клюве небольшую серую гусеницу. Она начала энергично колотить ее о сучок и сбила все волоски. Гусеница обратилась в мягкий мешочек, наполненный жидкостью. Синица вспорхнула и полетела с добычей вглубь рощи.