Зверев Максим. Ущелье барсов

   Ночь тянулась невыносимо долго, рыбаки по очереди отчерпывали воду и отбивались от комаров. А ветер все шумел и шумел над тростниками.
   Утро не принесло ничего радостного. Измученные бессонницей и комарами, рыбаки молчали. В этот день спали по очереди, готовясь к новой комариной ночи. Вечером разожгли костер, воду из лодки отчерпывали фуражкой, пока кипятили чай.
   Паренек совсем приуныл.
   — Ничего, Вася, — ободрял его дядя. — Нас уже ищут, утром прилетит самолет и быстро обнаружит наш корабль…
   Ночью ветер стих, однако спрессованный тростник крепко держал лодку. Прошел еще один томительный день. Без всякой надежды на спасение рыбаки готовились встретить вторую ночь.
   — Продукты завтра кончатся. Что тогда? — хотел спросить Вася, но промолчал.
   Над тростниками послышался нарастающий гул пропеллера. Самолет пролетел мимо, они остались незамеченными. Вася упал на мокрое дно лодки и заплакал. Дядя не успокаивал его. Он отчерпывал воду и смотрел куда-то в сторону.
   Ночью снова поднялся сильный ветер. Тростники яростно зашумели.
   Небо заволоклось тучами. Стало так темно, что с кормы не было видно носа лодки. Николай Петрович передал чайник Васе и, уже не чувствуя укусов комаров, уснул.
   Очнулся он от громкого окрика.
   — Что? — спросонья воскликнул охотовед, быстро поднимаясь.
   При свете разгоравшейся зари сверкало большое плесо чистой воды. В нескольких направлениях вглубь тростников шли проточки. Ветер дул с большой силой с другой стороны и отодвинул плавучие тростники. Рыбаки бросились к веслам, и лодка легко заскользила по воде.
   Солнце только что начало подниматься, когда они услышали гул мотора. Высоко в небе показался самолет. Их искали теперь с большой высоты. Пилот заметил лодку, спикировал над ней и, переваливая машину с боку на бок, полетел к берегу, приглашая рыбаков следовать за ним.

ТАИНСТВЕННЫЙ СВЕТ

   Инженер-геолог с двумя проводниками медленно ехал по узкой тропе в горах Тянь-Шаня. В кожаной куртке, с ружьем за плечами геолог легко сидел в седле и на ходу то и дело осматривал в бинокль крутые склоны гор, что-то записывая в блокнот.
   Солнце опустилось к вершинам гор. Наступал вечер. Но еще не менее часа можно было продвигаться вперед. Однако проводники неожиданно остановили лошадей и слезли, собираясь снимать вьюки.
   — В чем дело? Что за остановка?! — удивленно спросил инженер, подъезжая к проводникам.
   — Нельзя дальше ехать, Иван Дмитриевич! — неуверенно произнес один из проводников.
   — Но почему же?
   — Впереди тропа идет по карнизу глубокого ущелья. Там в скале есть пещера. Всю ночь иногда в ней горит голубой огонь. Вдруг ночь захватит нас там. Тогда — беда! Какое-нибудь несчастье случится с нами. Нельзя попадать под голубые лучи пещеры… Здесь ночуют все, если солнце начинает опускаться! — взволнованно говорил проводник, показывая на многочисленные остатки костров около того места, где они остановились.
   Руководитель отряда пытался спорить, но вскоре понял, что никакие уговоры не помогут и начал расседлывать лошадь.
   — Но в чем же все-таки дело? — размышлял Иван Дмитриевич, сидя на камне, пока проводники спутывали коней и разводили костер. — Что за таинственный свет из пещеры?
   И он решил во что бы то ни стало взглянуть на этот голубой свет.
   За ужином он подробно расспросил проводников, как пройти к пещере.
   Когда начало темнеть, встал и взял ружье. Проводники испуганно переглянулись.
   — Пойду взгляну, что это за голубая пещера, — сказал он, закуривая.
   Проводники сразу вскочили на ноги и стали просить его не делать этого. Они умоляли пожалеть их детей, скот. Один даже снял шапку. Ссориться с людьми, с которыми придется жить в горах все лето, было неразумно. Иван Дмитриевич сел и положил ружье. Проводники успокоились.
   Среди ночи он проснулся. Ночь стояла темная. Костер давно погас. Где-то невдалеке фыркали спутанные кони.
   Оба проводника мирно спали по обе стороны от него. Это было странно: прошлые ночи проводники спали отдельно.
   Он чиркнул спичкой и взглянул на часы. Был час ночи.
   При свете угасающей спички инженер заметил какую-то черную линию поперек своего одеяла. Протянув руку, он нащупал веревку.
   Инженер улыбнулся наивной хитрости спутников: они перекинули через него веревку и легли на ее концы, чтобы начальник не пошел ночью в ущелье.
   Иван Дмитриевич осторожно выскользнул из-под одеяла, натянул сапоги, взял ружье, но патронташ оказался в сумке под изголовьем у одного из проводников.
   Пришлось положить ружье обратно. Да и зачем ему ружье? Он же не собирается стрелять по голубой пещере.
   Через несколько минут инженер был в ущелье. Идти в темноте приходилось осторожно. Тропа пролегала по карнизу над пропастью. Где-то глубоко внизу шумела речка. Теплая летняя ночь была полна звуков. Среди скал зловеще ухали филины. Нескончаемую трель тянул козодой.
   Вдруг сверху посыпались мелкие камешки. Иван Дмитриевич вздрогнул. Кто-то быстро бежал по склону.
   Раздался короткий глухой рев.
   «Наверное, это дикий козел…» — подумал он.
   Уже полчаса пробирался инженер, но никакой светящейся пещеры не было видно. Ясно, что он, как мальчишка, поверил сказке. Рискуя в любую минуту оступиться в темноте и полететь вниз, он все же шел вперед: дело начато, надо довести его до конца.
   Неожиданно впереди показался тусклый свет. Иван Дмитриевич остановился. Неужели это таинственная голубая пещера?
   На той стороне ущелья из-за края скалы разливалось слабое сияние.
   Инженер осторожно двинулся вперед, боясь, как бы кто не услышал его шагов.
   Вот и скала. Тропа делает резкий поворот. Как назло, из-под ноги вывернулся камешек и покатился вниз. Человек замер на месте.
   Но свет горел по-прежнему и уже близко, где-то за поворотом. Обогнув его, Иван Дмитриевич остановился, пораженный: на той стороне ущелья, в черном обрыве горы, горел голубой мертвенный свет.
   Долго стоял инженер, теряясь в догадках: подойти ближе к источнику света было невозможно.
   Решив во что бы то ни стало утром разгадать тайну, он вернулся на стан и тихонько, чтобы не разбудить проводников, залез под одеяло.
   Утром проводники стали собираться к отъезду, но, к их удивлению, начальник объявил, что сегодня они дальше не поедут.
   Днем проводники согласились показать Ивану Дмитриевичу таинственную пещеру.
   Когда обогнули вторую скалу, проводник остановился и показал пальцем как раз в том направлении, где ночью инженер видел голубой свет. Там чернела пещера. Огромная птица сидела перед входом в нее.
   Инженер тщательно рассмотрел птицу в бинокль, увидел длинную бороду под клювом и понял, что это бородач-ягнятник — крупнейший хищник, превышающий размером даже орла-беркута.
   Снизу пещера совершенно недоступна: вход в нее был над пропастью. Иван Дмитриевич решил попытаться спуститься сверху на длинной веревке.
   Он молча повернул назад. Проводники пошли за ним.
   Подъем на гору по другую сторону ущелья оказался необычайно труден. Впервые, вероятно, нога человека ступала по этим крутым голым скалам. Трое людей при помощи веревок дружно преодолели все препятствия и после полудня достигли гребня горы.
   Тут только инженер понял свою ошибку: с той стороны скалы, с тропы, ему надо было точно наметить место, откуда спускаться к пещере, а он этого не сделал.
   Не послать ли одного проводника на тропу, чтобы он с той стороны показал знаками, где пещера? Но оставшемуся проводнику одному не под силу будет спустить его со скалы, да и времени на это уйдет слишком много. Подойдет вечер — проводников опять охватит страх перед таинственным местом и тогда все труды пропадут даром.
   — Стреляй! Птица покажет, — подсказал проводник.
   — Правильно! — обрадовался Иван Дмитриевич.
   Он схватил ружье и, высунувшись над краем скалы, выстрелил в пропасть.
   Тотчас же от скалы внизу отделилась, словно откололась от нее, огромная птица. Бородач расправил широкие крылья и, почти не шевеля ими, поплыл над бездной.
   Вслед за ним, точно с того же места, — инженер хорошо приметил его слетел второй ягнятник и полетел за первым.
   Теперь было известно, куда надо спускаться. Проводники прочно связали три веревки в одну. Инженер сделал на конце петлю для сиденья, пролез в нее и прикрепил к поясу. В следующий момент он повис над пропастью, сидя в петле и держась руками за веревку выше головы, а ногами упираясь в каменную стену.
   Так он начал спускаться ниже и ниже, но пещеры все не было.
   «А вдруг не хватит веревки?» — подумал он.
   Внезапно ноги потеряли опору, и инженер качнулся вперед, ударившись коленками о камень. Веревка скользнула ниже — и он повис против большого отверстия в каменной стене. Это и была пещера. Он встал ногами на край. Веревка ослабла. Иван Дмитриевич достал из кармана свисток и дал сигнал, что достиг цели.
   Вход в пещеру загораживало огромное гнездо ягнятников — целая груда толстых костей и палок. Судя по тому, какое множество костей было здесь, ягнятники гнездились в пещере не один десяток лет.
   Инженер перелез через гнездо. Ни яиц, ни птенцов в нем не было. Чиркнул спичкой. Трепетный огонек заплясал на стенах пещеры.
   Что же все-таки светило отсюда ночью?! Зажигая спичку за спичкой, он тщательно осмотрел пещеру.
   Глубиной она была не больше четырех метров, а высотой в рост человека. Никаких таинственных ходов, все как на ладони. Кости, мелкий камень и вековая пыль: ведь сюда не попадала ни одна капля воды.
   Везде сплошной камень, никаких пустот и ни одной летучей мыши. Эти крылатые зверьки ютятся во всех углублениях скал, но здесь для них, видно, слишком большая высота.
   Иван Дмитриевич присел на край гнезда и задумался. Он не мог объяснить происхождения таинственного ночного света.
   Веревка дрогнула: проводники подавали сигналы. Надо подниматься.
   Он снял с себя заплечный мешок и набил его костями из гнезда ягнятника, чтобы потом исследовать их. Укрепившись на веревке, свистнул проводникам, чтобы те поднимали его.
   Тайна пещеры осталась нераскрытой. Иван Дмитриевич дал себе слово, закончив экспедиционную работу, на обратном пути остановиться у этого ущелья и во что бы то ни стало раскрыть тайну ночного света в пещере.
   Ночь застала его с проводниками около лагеря. Поужинав, они улеглись спать.
   Чье-то прикосновение и тревожный шёпот разбудили начальника отряда ночью.
   — Беда, беда, пропали! — услышал он голос проводника.
   Инженер схватил ружье и вскочил, но стрелять было не в кого.
   Кругом стеной стояла черная горная ночь, костер потух, а в нескольких шагах от него по земле разливался знакомый голубоватый свет.
   Подойдя поближе, он увидел, что источником света были взятые из гнезда ягнятников кости животных, которые лежали в незавязанном рюкзаке. Теперь все стало ясно: кости годами скапливались в сухой пещере, и фосфор, содержащийся в них, излучал голубоватый свет.

НА ПЕЛИКАНАХ

   Ночевать мы остановились у знакомого чабана-казаха. Солнце медленно опускалось в безбрежное море илийских тростниковых зарослей, которые тянутся на сотни километров. Нигде не было видно деревьев: только тростник, песок и вода.
   Я взял ружье и пошел по берегу протока.
   Мимо пролетела болотная сова, покачивая крыльями. Порхали усатые синицы, окрашенные под цвет тростника. Они выбирали место для ночевки. Стайка нырковых уток прошумела крыльями над головой и скрылась за тростниками так быстро, что я не успел выстрелить. Стало темнеть. Вечерний туман легкой дымкой начал подниматься от воды, сгущая сумерки. Крупная рыба громко плескалась в разных местах протока. Тихий августовский вечер уступал место темной южной ночи.
   Какая-то огромная белая птица показалась над водой. Она летела прямо на меня. В первый момент я подумал, что это лебедь. Но вот птица уже близко. По большим белым крыльям с черными концами и голове, откинутой назад, узнаю пеликана. Меня просили привезти такую птицу для музея. Я выстрелил. Пеликан мягко рухнул в воду, и его понесло по течению. Вода в сумерках казалась черной, белый пеликан на ней был хорошо виден.
   Моя собака Лада бросилась в проток, схватила пеликана и потянула к берегу. Но большая белая птица слабо поддавалась усилиям собаки. Быстрое течение сбило Ладу ниже пеликана, его огромная рыхлая масса накрыла маленькую черную собачью голову, но она появилась выше пеликана, отчаянно отряхиваясь. Лада с прежним азартом вцепилась в птицу и снова рывками потянула ее к берегу.
   — Назад! Ко мне! Лада, назад! — испуганно кричал я, но собака не расставалась с добычей.
   И опять все повторилось: пеликан оказался выше собачьей головы, наплыл на нее, и Лада исчезла под водой.
   «Он утопит собаку!». Я бегом бросился к юрте, где около берега была привязана лодка.
   Пока сбегал в юрту за веслами, пеликан оказался недалеко от берега, а собаки не было видно.
   «Неужели Лада захлебнулась под пеликаном?..»
   У самого берега пеликан сел на мель и тотчас показалась Лада. Оказывается, собака быстро приспособилась и не тянула птицу, а толкала с противоположной стороны. Пеликан больше не накрывал ее.
   Из юрты вышел хозяин и с восхищением стал рассматривать пеликана, а потом попросил подарить его.
   — А зачем вам пеликаны? Мясо у них твердое и пахнет рыбой?
   — Пеликанье перо нужно для подушек, — ответил чабан.
   Я охотно подарил ему птицу.
   Утром хозяин объяснил мне, как надо ехать к большому озеру, где всегда бывают пеликаны.
   Я отправился туда на лодке, чтобы застрелить несколько штук для музея. Но пеликанов на озере не было. Только небольшой табунок нырковых уток чернел на воде. При моем появлении они взлетели. На середине озера виднелся остров из затопленного тростника.
   Весло, опущенное в воду, не достало дна. Небольшой ветерок слегка рябил воду и слабо шелестел тростниками. Около лодки всплеснула большая рыба. Я разочарованно осматривался по сторонам.
   Пара кряковых уток просвистела крыльями и села где-то за поворотом. Совсем рядом, в сухих листьях тростника раздался шорох. Водяная курочка, плоская с боков, медленно пробиралась около лодки, уходя вглубь зарослей. Она притаилась при моем приближении, теперь испуг ее прошел, и курочка спешила убраться подальше от опасного соседства.
   Я сидел неподвижно, держась рукой за тростник, и с интересом оглядывался кругом.
   Наблюдения прервали два пеликана. Они вылетели из тростников и, не обращая на меня внимания, сели по ту сторону тростникового острова.
   Через несколько минут я осторожно подплывал к островку.
   Совсем рядом из небольшого заливчика показалась голова пеликана. Бросив весло, я схватил ружье и, почти не целясь, выстрелил. Сквозь облачко дыма было видно, как пеликан забил крыльями на месте. Вторая птица, шлепая лапами, тяжело побежала по воде, разбегаясь для взлета.
   Я повернулся в лодке сколько мог, выстрелил и почувствовал, что падаю в воду. Ружье отдало и равновесие было потеряно. Маленькая лодка наполнилась водой и стала быстро погружаться. Я успел закинуть ружье за плечи и поплыл.
   «Если бы мне удалось перевернуть лодку вверх дном» — подумал я, но тут же понял, что это невозможно: стоило схватиться за ее борта, как лодка тонула. Положение создалось серьезное: до дна не достать, берег далеко, помощи ждать неоткуда. Долго мне не продержаться…
   Взглянул на свою добычу. Один пеликан неподвижно белел на воде, загораживая вход в заливчик, другой плавал вверх брюхом.
   «Может быть, в заливчике мельче?» — возникла слабая надежда. Поплыл к пеликану, схватил его рукой, чтобы оттолкнуть и проплыть в заливчик. Неожиданно рука почувствовала прочную опору. Я вцепился в пеликана обеими руками. Он держал меня на воде, как пробковый спасательный пояс.
   Толкая пеликана перед собой, я поплыл к другому, оторвал зубами кусок рубашки и связал шеи обеих птиц.
   Два пеликана хорошо держали меня на воде. Лежа на них, я греб руками, уже подсмеиваясь над своим приключением. Надо поторапливаться, пеликаны скоро намокнут и перестанут меня держать.
   Мои опасения оказались напрасными. Я легко добрался до мелкого места. Вздох облегчения вырвался из груди, когда встав на ноги, я побрел по протоку, буксируя свою добычу.
   «Дорого достались мне эти экспонаты для музея», — думал я, трясясь в кузове машины.

ЧЕРНАЯ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ

   Около речки начинался невероятно крутой подъем, но азарт охотника упорно погнал меня к вершинам гор.
   Успешная охота за козлами зависит от того, кто кого заметит первым. Но попробуйте двигаться незаметно, когда маленькие птички-чеканы тревожным чёканьем извещают все ущелье об опасности. Они провожают вас за перевал до следующего ущелья и «с рук на руки» передают другим чеканам, которые провожают по своему ущелью и передают дальше. Под такое чёканье нечего и думать незаметно подобраться к горным козлам.
   …Последняя пара чеканов осталась внизу. Но тут новый сигнал опасности раздается по склонам гор: это закричали сурки. Целый час под их крики взбираюсь вверх. У меня нет надежды увидеть козлов. А выше, заранее знаю, тревожно засвистят горные индейки — улары.
   Трудно охотиться в открытых горах, когда все время за тобой следит много глаз.
   Только через час тревожные сигналы остались позади, и я пробираюсь в полной тишине. Облака то и дело окутывают вершины гор. Здесь, на высоте, держатся крупные горные козлы — тау-теке.
   Однако сколько я ни шел, как осторожно ни осматривал склоны гор в бинокль, козлов нет, хотя следов много.
   Поднимаясь все выше и выше, я присматривался к обитателям подоблачных высот.
   Пушистые звездочки чудесных горных цветов — эдельвейсов виднелись среди камней. Крупные белые бабочки — аполлоны, мелькая красными пятнами крыльев, порхали на альпийских лугах. По-осеннему грустно цвели незабудки, синие генцианы, аквилегии и другие яркие альпийцы.
   Из кустов арчи выпорхнула крошечная синица, совершенно необычной фиолетовой окраски. Ученые называют ее расписной синицей. Кроме названия, почти ничего не известно о жизни этой редкой птички высокогорья. Она посмотрела на меня, наклонив головку, и опять юркнула в чащу.
   Свежие следы крупного барса отпечатались на сырой земле и заставили оглянуться по сторонам, хотя я и знал — барсы первыми не нападают на людей.
   Недалеко на камнях показались улары. Одна из птиц нарушила горную тишину громким свистом. Это была редкая дичь — я вскинул ружье и прицелился, но за крутым поворотом скалы посыпались камешки.
   «Козел!» — догадался я, опустил ружье и бросился к скале, осторожно подкрался к ней и выглянул. Но козла там не было. Виден был только его свежий след и на нем еще живая раздавленная кобылка. Насекомое шевелило красными ножками и усиками.
   С бьющимся сердцем стал спускаться вниз, куда уходили следы. Они были хорошо заметны, щебень и камень здесь сменил типец — любимая трава горных козлов.
   Но, странное дело, козел, спускаясь, все время кружился, иногда оставляя на траве клочья шерсти: значит, он, лежа на земле, бился, сползая вниз. Я ничего не мог понять. Что могло случиться с козлом? Ведь все это только что происходило, примятая трава еще выпрямлялась. Козел где-то рядом…
   Осторожно подполз к уступу склона, куда уходили следы и заглянул вниз.
   Там, завалившись среди камней, лежал на спине горный козел. Он дрыгал ногами, бился и не мог подняться.
   Я подошел к нему.

 
   Козел притих и вытаращил на меня испуганные, светло-карие глаза, перечеркнутые полосками черных зрачков.
   Мне ничего не стоило застрелить животное, но я заметил, в какое нелепое положение попал козел. Копыто его задней ноги было крепко засажено за рог. Очевидно, козел так энергично почесал затылок копытом, что с размаху забросил ногу далеко за рог и зацепился выемкой под бабками. Кружась и падая, козел сползал вниз, пока не застрял в камнях.
   Конечно, это был исключительный случай в природе, хотя мне припомнился такой же случай с горным козлом и с сайгаком в Алма-Атинском зоопарке. Я сбросил рюкзак, достал фотоаппарат и несколько раз заснял козла. Но когда взял в руки ружье, мне стало жалко убивать беззащитное животное. Я подошел к козлу и взял его за заднюю ногу. Он вздрогнул и задышал порывисто и тяжело. Нога была горячая и дрожала. Козел начал биться, еще более завалившись за камни.
   Я снял рубашку и, закутав голову козла, ослепил его. Он сразу затих. Тогда я снова схватил заднюю ногу и, упираясь одной рукой в рог, с трудом высвободил копыто.
   Козел, мотая головой, вскочил на ноги и далеко отшвырнул рубашку. Но он не кинулся бежать, а взвился на дыбы и бросился на меня. Не успел я опомниться, как получил страшный удар в грудь и полетел вниз…
   Очнулся на крутом склоне. В голове шумело. Я приподнялся, посмотрел кругом и невольно вздрогнул: в трех шагах была пропасть.
   «Проклятый козел! — ругался я, поспешно отползая от обрыва. — Какая черная неблагодарность за спасение!».