Страница:
Журчание речки, прохлада в густой тени, аромат каких-то цветов, на которых жужжали пчелы, — все это успокаивало и я задремал.
Разбудило меня ржание лошади. Под навесом лесник привязывал своего коня.
Широкоплечий, с небольшой черной бородой, он всегда удивлял меня своими голубыми спокойными глазами, которые казались большими на его загорелом лице. Обычно он всегда был рад приезжим и любил послушать новости. Но сейчас лесник смотрел куда-то в сторону.
Он вскинул на меня глаза и сказал:
— Век прожил в этих горах, но такого не видывал. В третьем отщелке, вверх по Аксу, есть родник в самой вершине. Знаете, за поворотом?
Я удивленно посмотрел на лесника и кивнул головой.
— Так вот, туда ходят на водопой архары. Барс задавил уже двух. Приходит и лежит за камнем. Совсем отвадил архаров от водопоя. А близко воды нет. Вечером я поставил на этом месте волчий капкан. Сегодня утром поехал проверить. Привязал коня внизу и стал подниматься. Подошел к скале, за которой родник, слышу, что-то звякнуло, словно подкова о камень. Но ведь я один тут езжу. Никто не может попасть сюда, прежде чем не заедет ко мне. Так, думаю, почудилось. И пошел вперед.
Внезапно в десяти шагах, из-за камня поднялся на дыбы медведь, гремя железом!
«В капкане!» — мелькнула мысль, и я сдернул с плеча ружье.
Небольшой медведь беспомощно стоял передо мной. Его задняя лапа была в тяжелом капкане. Я поднял ружье к плечу и прицелился медведю между глаз. Медведь закрыл глаза передней лапой. Как человек…
Я вздрогнул и опустил ружье. Медведь тоже опустил лапу и смотрел на меня без всякой злости, топорща свои круглые уши.
Мне приходилось убивать много медведей. Но такого «ягненка» пришлось встретить впервые. Не он ли это подкарауливает архаров? И я снова поднял ружье к плечу, медведь опять закрыл голову лапой.
Очевидно, рука у меня все-таки дрогнула, когда нажимал спуск, и пуля только обдала ветерком правый висок медведя. Он мотнул головой влево, рявкнул каким-то плаксивым голосом, бешено рванулся назад, оставив в капкане два пальца. Миг — и зверь исчез за скалою.
Я стоял, опустив разряженное ружье. Если бы медведь бросился не назад, а вперед, то не рассказывать бы мне сейчас вам об этом… Неужели зверь понял, что я ему сейчас всажу пулю и поэтому закрывал свою морду лапой? — взволнованно закончил лесник.
— Все это нужно понимать гораздо проще, — объяснил я леснику. Медведи, в особенности молодые, играя или повздорив, наносят удары друг другу по голове лапой. Мне не раз приходилось наблюдать в зоопарке, как молодой мишка защищает голову передней лапой. Видно, поднятое ружье медведь принял за лапу.
РАСПЛАТА
ЗАГАДОЧНЫЕ СЕМЬИ
ИЗ ОКНА ВАГОНА
РЕДКИЙ СЛУЧАЙ
ЛАСТОЧКИ НА ПАРОВОЗЕ
УТРО НА СЛОНОВОЙ ГОРКЕ
КАК ИХ ПОЙМАЛИ
Разбудило меня ржание лошади. Под навесом лесник привязывал своего коня.
Широкоплечий, с небольшой черной бородой, он всегда удивлял меня своими голубыми спокойными глазами, которые казались большими на его загорелом лице. Обычно он всегда был рад приезжим и любил послушать новости. Но сейчас лесник смотрел куда-то в сторону.
Он вскинул на меня глаза и сказал:
— Век прожил в этих горах, но такого не видывал. В третьем отщелке, вверх по Аксу, есть родник в самой вершине. Знаете, за поворотом?
Я удивленно посмотрел на лесника и кивнул головой.
— Так вот, туда ходят на водопой архары. Барс задавил уже двух. Приходит и лежит за камнем. Совсем отвадил архаров от водопоя. А близко воды нет. Вечером я поставил на этом месте волчий капкан. Сегодня утром поехал проверить. Привязал коня внизу и стал подниматься. Подошел к скале, за которой родник, слышу, что-то звякнуло, словно подкова о камень. Но ведь я один тут езжу. Никто не может попасть сюда, прежде чем не заедет ко мне. Так, думаю, почудилось. И пошел вперед.
Внезапно в десяти шагах, из-за камня поднялся на дыбы медведь, гремя железом!
«В капкане!» — мелькнула мысль, и я сдернул с плеча ружье.
Небольшой медведь беспомощно стоял передо мной. Его задняя лапа была в тяжелом капкане. Я поднял ружье к плечу и прицелился медведю между глаз. Медведь закрыл глаза передней лапой. Как человек…
Я вздрогнул и опустил ружье. Медведь тоже опустил лапу и смотрел на меня без всякой злости, топорща свои круглые уши.
Мне приходилось убивать много медведей. Но такого «ягненка» пришлось встретить впервые. Не он ли это подкарауливает архаров? И я снова поднял ружье к плечу, медведь опять закрыл голову лапой.
Очевидно, рука у меня все-таки дрогнула, когда нажимал спуск, и пуля только обдала ветерком правый висок медведя. Он мотнул головой влево, рявкнул каким-то плаксивым голосом, бешено рванулся назад, оставив в капкане два пальца. Миг — и зверь исчез за скалою.
Я стоял, опустив разряженное ружье. Если бы медведь бросился не назад, а вперед, то не рассказывать бы мне сейчас вам об этом… Неужели зверь понял, что я ему сейчас всажу пулю и поэтому закрывал свою морду лапой? — взволнованно закончил лесник.
— Все это нужно понимать гораздо проще, — объяснил я леснику. Медведи, в особенности молодые, играя или повздорив, наносят удары друг другу по голове лапой. Мне не раз приходилось наблюдать в зоопарке, как молодой мишка защищает голову передней лапой. Видно, поднятое ружье медведь принял за лапу.
РАСПЛАТА
Я поднимался по крутой тропе среди горных ельников. Под ногами хрустела хвоя. В пятнах полутени чернела земля. Аромат хвойного леса наполнял воздух и, несмотря на подъем, дышать было легко.
Обнаженные громадные корни елей словно приглашали отдохнуть после крутых подъемов, и я подолгу сидел на них, прислушиваясь к птичьим голосам.
Звонкое цыканье молодых клестов разносилось по ельнику. Они вывелись еще зимой и теперь летали небольшими стайками. Воркование диких голубей и писк синиц раздавались со всех сторон. Серые пеночки были так малы, что крупные бабочки казались больше их. Перепархивая в вершинах елей, они громко перекликались.
По лесным тропам всегда интересно ходить и читать. Вот четкие следы косуль. Косолапый барсук, лисица и горностай тоже бегали здесь ночью. Свежий след тетерева потянулся за поворот.
Я шел и знал: за мной все время следят глаза и слушают уши лесных обитателей, но каждый из них старается оставаться незамеченным.
Тропа вывела меня на альпийский луг, окруженный ельниками. Здесь была опытная высокогорная пасека. Ульи в несколько рядов стояли перед небольшой избушкой. Густая трава пестрела цветами. Над ними гудели пчелы. Рабочий день у них здесь короче, чем внизу, в теплых долинах. Но зато как ярки и разнообразны цветы! Сменяя друг друга, они все лето питают пчел своим нектаром.
Пасечника в избушке не оказалось. Он приехал только к вечеру и сразу же поведал мне о своем горе.
У него жила небольшая белая собачка Бобик. Дней десять назад пасечник сидел перед избушкой и чинил улей. Неожиданно Бобик бросился с громким лаем на опушку леса. Там стояла лиса и приветливо махала хвостом. Бобик перестал лаять, осторожно приблизился и тоже завилял хвостом. Через минуту лиса и собачка весело играли, гоняясь друг за другом. На следующий день лиса появилась снова, и собачка радостно бросилась ей навстречу. Как и вчера, они долго играли вместе. Бобик вернулся взлохмаченный, с высунутым языком.
Лиса пришла и на третий день. Играя, новые друзья убежали за бугор и долго не возвращались. Пасечник пошел посмотреть, куда они девались, и что же увидел? За бугром лиса торопливо пожирала загрызенного Бобика! Пасечник бросился к избушке и через несколько минут целился из ружья в вероломного убийцу своего неразлучного друга.
Грянул выстрел, но лиса, мотая окровавленной головой, помчалась в лес. Пуля только слегка задела ее.
В этот вечер, сидя у костра, пасечник рассказал мне много интересного из жизни горного леса, а перед рассветом разбудил, чтобы я не опоздал на тетеревиный ток.
Наскоро выпив молока со свежим домашним хлебом, густо намазанным душистым медом, я зашагал по знакомой тропинке к току, но в темноте никак не мог найти перехода через глубокий ручей. Прыгая с камня на камень, я поскользнулся и упал в такую ледяную воду, что захватило дыхание.
Пока я раздевался и выжимал из одежды воду, рассветало, недалеко зачуфыкали тетерева. Едва донеслось их токование, как охотничья страсть поборола во мне благоразумное желание вернуться в теплый домик пасечника. Трясясь от холода, я быстро пошел к току.
С десяток птиц токовало на большой поляне. Совсем рассвело, и подобраться к ним было невозможно. Присев за стволом ели, я наблюдал за тетеревами и вдруг заметил лису. Она выползла из кустов недалеко от меня и осторожно подбиралась к тетеревам. У лисы было только одно ухо, вместо другого чернела запекшаяся кровяная короста.
«Да ведь это та самая лиса, которая загрызла Бобика!» — мелькнула догадка.
Я быстро перезарядил ружье картечью и выстрелил. Лиса осталась на месте. Тетерева веером взлетели с тока.
Я принес пасечнику свой трофей — расплату за гибель его любимой собачки.
Через год я нашел в горах лисью нору и около нее одиннадцать ножек косулят-сосунков. Вот какой вред приносит лиса в горных ельниках!
Обнаженные громадные корни елей словно приглашали отдохнуть после крутых подъемов, и я подолгу сидел на них, прислушиваясь к птичьим голосам.
Звонкое цыканье молодых клестов разносилось по ельнику. Они вывелись еще зимой и теперь летали небольшими стайками. Воркование диких голубей и писк синиц раздавались со всех сторон. Серые пеночки были так малы, что крупные бабочки казались больше их. Перепархивая в вершинах елей, они громко перекликались.
По лесным тропам всегда интересно ходить и читать. Вот четкие следы косуль. Косолапый барсук, лисица и горностай тоже бегали здесь ночью. Свежий след тетерева потянулся за поворот.
Я шел и знал: за мной все время следят глаза и слушают уши лесных обитателей, но каждый из них старается оставаться незамеченным.
Тропа вывела меня на альпийский луг, окруженный ельниками. Здесь была опытная высокогорная пасека. Ульи в несколько рядов стояли перед небольшой избушкой. Густая трава пестрела цветами. Над ними гудели пчелы. Рабочий день у них здесь короче, чем внизу, в теплых долинах. Но зато как ярки и разнообразны цветы! Сменяя друг друга, они все лето питают пчел своим нектаром.
Пасечника в избушке не оказалось. Он приехал только к вечеру и сразу же поведал мне о своем горе.
У него жила небольшая белая собачка Бобик. Дней десять назад пасечник сидел перед избушкой и чинил улей. Неожиданно Бобик бросился с громким лаем на опушку леса. Там стояла лиса и приветливо махала хвостом. Бобик перестал лаять, осторожно приблизился и тоже завилял хвостом. Через минуту лиса и собачка весело играли, гоняясь друг за другом. На следующий день лиса появилась снова, и собачка радостно бросилась ей навстречу. Как и вчера, они долго играли вместе. Бобик вернулся взлохмаченный, с высунутым языком.
Лиса пришла и на третий день. Играя, новые друзья убежали за бугор и долго не возвращались. Пасечник пошел посмотреть, куда они девались, и что же увидел? За бугром лиса торопливо пожирала загрызенного Бобика! Пасечник бросился к избушке и через несколько минут целился из ружья в вероломного убийцу своего неразлучного друга.
Грянул выстрел, но лиса, мотая окровавленной головой, помчалась в лес. Пуля только слегка задела ее.
В этот вечер, сидя у костра, пасечник рассказал мне много интересного из жизни горного леса, а перед рассветом разбудил, чтобы я не опоздал на тетеревиный ток.
Наскоро выпив молока со свежим домашним хлебом, густо намазанным душистым медом, я зашагал по знакомой тропинке к току, но в темноте никак не мог найти перехода через глубокий ручей. Прыгая с камня на камень, я поскользнулся и упал в такую ледяную воду, что захватило дыхание.
Пока я раздевался и выжимал из одежды воду, рассветало, недалеко зачуфыкали тетерева. Едва донеслось их токование, как охотничья страсть поборола во мне благоразумное желание вернуться в теплый домик пасечника. Трясясь от холода, я быстро пошел к току.
С десяток птиц токовало на большой поляне. Совсем рассвело, и подобраться к ним было невозможно. Присев за стволом ели, я наблюдал за тетеревами и вдруг заметил лису. Она выползла из кустов недалеко от меня и осторожно подбиралась к тетеревам. У лисы было только одно ухо, вместо другого чернела запекшаяся кровяная короста.
«Да ведь это та самая лиса, которая загрызла Бобика!» — мелькнула догадка.
Я быстро перезарядил ружье картечью и выстрелил. Лиса осталась на месте. Тетерева веером взлетели с тока.
Я принес пасечнику свой трофей — расплату за гибель его любимой собачки.
Через год я нашел в горах лисью нору и около нее одиннадцать ножек косулят-сосунков. Вот какой вред приносит лиса в горных ельниках!
ЗАГАДОЧНЫЕ СЕМЬИ
В это утро яркое июльское солнце поднялось над горами и осветило дно каменистого ущелья. Там журчал ручеек, пробираясь среди чахлых кустиков и камней. На отвесных скалах кричал скалистый поползень, красноносые альпийские галки носились в воздухе.
Где-то далеко за горой заклохтал кеклик, и невольно вспомнилось: «У этих замечательных краснолапых куропаток до сих пор не разгаданы некоторые тайны семейной жизни. С одним выводком ходит самка, с другим самец, а третий охраняют две взрослые птицы». Однажды я встретил выводок с несколькими десятками птенцов разного возраста. В чем же дело?
Мои размышления прервала лисица. Она бежала рысцой по самому дну ущелья. Я поднял бинокль и стал следить за ней.
В камнях раздалось тревожное хлопанье крыльев и крик кеклика. Маленькие кекличата кинулись во все стороны и спрятались в камнях. Лисица бросилась к кеклику. Но он не улетел, а кричал и хлопал крыльями на одном месте. Лисица схватила кеклика, тут же съела и побежала дальше. Птенцов она не заметила.
В конце ущелья повторилась та же история: опять взрослый кеклик забился перед лисой и был уничтожен. Лиса поднялась на седловину горы и скрылась. Там находилось ущелье с ручьем, где тоже держатся кеклики. Хищница приспособилась собирать с них дань в неурочное время.
Я снова перевел бинокль на место гибели первой самки. Там появился новый кеклик. Он собрал птенцов и увел за поворот горы. Но где же он был, когда лиса наткнулась на выводок?
Птенцы второго выводка долго лежали притаившись. Наконец, до меня долетел тонкий писк. Птенцы взобрались на камни и запищали. Их писк разносился на все ущелье.
Вдруг из-за горы прилетел кеклик и, планируя, опустился около кричащих птенцов. Они бросились к нему. Кеклик побежал в гору. Птенцы последовали за ним пушистой плотной стайкой, а затем вытянулись длинной цепочкой. Кеклик несколько раз останавливался, поджидал отстающих, и, наконец, все перебежали за гору. Перейдя туда, осмотрел склон в бинокль. Кекликов не было видно, хотя они находились где-то близко. Я сделал еще несколько шагов вниз, выбирая место, где бы расположиться для наблюдения. Внезапно у моих ног тревожно закричал и захлопал крыльями кеклик, птенцы разного возраста брызнули в стороны и запрятались в камнях, но я успел заметить крошек-сирот, которых только что видел.
Я попятился и быстро пошел назад, чтобы не испугать объединенного семейства. Мне стало понятно, что у этих горных птиц стремление отводить врагов от птенцов граничит с самопожертвованием, а сирот принимают другие выводки.
Где-то далеко за горой заклохтал кеклик, и невольно вспомнилось: «У этих замечательных краснолапых куропаток до сих пор не разгаданы некоторые тайны семейной жизни. С одним выводком ходит самка, с другим самец, а третий охраняют две взрослые птицы». Однажды я встретил выводок с несколькими десятками птенцов разного возраста. В чем же дело?
Мои размышления прервала лисица. Она бежала рысцой по самому дну ущелья. Я поднял бинокль и стал следить за ней.
В камнях раздалось тревожное хлопанье крыльев и крик кеклика. Маленькие кекличата кинулись во все стороны и спрятались в камнях. Лисица бросилась к кеклику. Но он не улетел, а кричал и хлопал крыльями на одном месте. Лисица схватила кеклика, тут же съела и побежала дальше. Птенцов она не заметила.
В конце ущелья повторилась та же история: опять взрослый кеклик забился перед лисой и был уничтожен. Лиса поднялась на седловину горы и скрылась. Там находилось ущелье с ручьем, где тоже держатся кеклики. Хищница приспособилась собирать с них дань в неурочное время.
Я снова перевел бинокль на место гибели первой самки. Там появился новый кеклик. Он собрал птенцов и увел за поворот горы. Но где же он был, когда лиса наткнулась на выводок?
Птенцы второго выводка долго лежали притаившись. Наконец, до меня долетел тонкий писк. Птенцы взобрались на камни и запищали. Их писк разносился на все ущелье.
Вдруг из-за горы прилетел кеклик и, планируя, опустился около кричащих птенцов. Они бросились к нему. Кеклик побежал в гору. Птенцы последовали за ним пушистой плотной стайкой, а затем вытянулись длинной цепочкой. Кеклик несколько раз останавливался, поджидал отстающих, и, наконец, все перебежали за гору. Перейдя туда, осмотрел склон в бинокль. Кекликов не было видно, хотя они находились где-то близко. Я сделал еще несколько шагов вниз, выбирая место, где бы расположиться для наблюдения. Внезапно у моих ног тревожно закричал и захлопал крыльями кеклик, птенцы разного возраста брызнули в стороны и запрятались в камнях, но я успел заметить крошек-сирот, которых только что видел.
Я попятился и быстро пошел назад, чтобы не испугать объединенного семейства. Мне стало понятно, что у этих горных птиц стремление отводить врагов от птенцов граничит с самопожертвованием, а сирот принимают другие выводки.
ИЗ ОКНА ВАГОНА
Последние дни февраля. Скорый поезд несется из Москвы на восток. Прогремел Саратовский мост через Волгу и пошли безбрежные казахстанские степи.
На стеклах вагона струятся мелкие капли первой оттепели. Снег посерел и осел. Кое-где показались проталины черной земли.
Чем дальше от Волги, тем холоднее. Наутро за окном снова зима. Всюду белая степь, а по ней черной полоской пролегла железнодорожная насыпь. Она, как бесконечная весенняя проталина, чернеет на снежной сверкающей пелене.
Небольшая станция осталась позади. Далеко за семафор поезд провожают поджарые собаки. Они мчатся вперегонки справа и слева, постепенно отставая. Собаки привыкли, что из вагонов бросают объедки, и каждая торопится схватить их первой.
Поезд медленно заползает на подъем. Собаки отстали и только одна все еще гонится за поездом.
И вдруг дикие гуси! Шесть крупных птиц торопливо шагают по снегу в сторону от насыпи. Они совсем близко от поезда, но не улетают. Эти гуси летели ночью и под утро попали в полосу похолодания. Под гусями оказались бесконечные снега, и только железнодорожная насыпь чернела обнаженной землей. На нее и опустились усталые гуси. Они провели здесь уже не один день, все слабея и слабея от голода. Они привыкли к поездам и только недалеко отходили в сторону, пропуская их. Так и на этот раз. Когда показался дымок и раздался шум поезда, гуси вытянули шеи и насторожились. Поезд все ближе. Грохот нарастает. Вот поезд совсем близко — и гуси торопливо табунком отбегают от насыпи. Только старый гусак тяжело перелетел вправо и сел на снег недалеко от гусей, отводя врага на себя.
Поезд прогрохотал мимо. На полотне остановилась собака. Она нашла газетный сверток, выброшенный из вагона, разорвала его и съела остатки пищи, потом оглянулась, увидала гусака и бросилась к нему по твердому насту.
Гусак тяжело взлетел перед носом дворняги и медленно полетел в степь, низко над снегом. Собака помчалась за ним. Из окна вагона было видно, как гусь сел на снег и снова взлетел, когда собака добежала до него. Наконец, они обратились в две черные точки. Отведя врага в сторону от гусей, старая птица вернется к своей стае.
На следующий день утром в окне вагона засверкало солнце. Ласковый ветерок с юга принес новую волну потепления. Всюду показались лужи, побежали ручьи. На вспаханной осенью целине появились проталины. Скворцы садились на них и сразу сливались с черными пятнами отмякшей земли. Мне невольно представилось, как ослабевшая стая гусей теперь с жадностью кормится на влажной земле.
На стеклах вагона струятся мелкие капли первой оттепели. Снег посерел и осел. Кое-где показались проталины черной земли.
Чем дальше от Волги, тем холоднее. Наутро за окном снова зима. Всюду белая степь, а по ней черной полоской пролегла железнодорожная насыпь. Она, как бесконечная весенняя проталина, чернеет на снежной сверкающей пелене.
Небольшая станция осталась позади. Далеко за семафор поезд провожают поджарые собаки. Они мчатся вперегонки справа и слева, постепенно отставая. Собаки привыкли, что из вагонов бросают объедки, и каждая торопится схватить их первой.
Поезд медленно заползает на подъем. Собаки отстали и только одна все еще гонится за поездом.
И вдруг дикие гуси! Шесть крупных птиц торопливо шагают по снегу в сторону от насыпи. Они совсем близко от поезда, но не улетают. Эти гуси летели ночью и под утро попали в полосу похолодания. Под гусями оказались бесконечные снега, и только железнодорожная насыпь чернела обнаженной землей. На нее и опустились усталые гуси. Они провели здесь уже не один день, все слабея и слабея от голода. Они привыкли к поездам и только недалеко отходили в сторону, пропуская их. Так и на этот раз. Когда показался дымок и раздался шум поезда, гуси вытянули шеи и насторожились. Поезд все ближе. Грохот нарастает. Вот поезд совсем близко — и гуси торопливо табунком отбегают от насыпи. Только старый гусак тяжело перелетел вправо и сел на снег недалеко от гусей, отводя врага на себя.
Поезд прогрохотал мимо. На полотне остановилась собака. Она нашла газетный сверток, выброшенный из вагона, разорвала его и съела остатки пищи, потом оглянулась, увидала гусака и бросилась к нему по твердому насту.
Гусак тяжело взлетел перед носом дворняги и медленно полетел в степь, низко над снегом. Собака помчалась за ним. Из окна вагона было видно, как гусь сел на снег и снова взлетел, когда собака добежала до него. Наконец, они обратились в две черные точки. Отведя врага в сторону от гусей, старая птица вернется к своей стае.
На следующий день утром в окне вагона засверкало солнце. Ласковый ветерок с юга принес новую волну потепления. Всюду показались лужи, побежали ручьи. На вспаханной осенью целине появились проталины. Скворцы садились на них и сразу сливались с черными пятнами отмякшей земли. Мне невольно представилось, как ослабевшая стая гусей теперь с жадностью кормится на влажной земле.
РЕДКИЙ СЛУЧАЙ
На рассвете в тугаевых зарослях Или раздаются крики фазанов. И вот, стараясь не шуметь, с ружьем в руках идешь на эти крики. Затаив дыхание, вглядываешься вперед, досадуя на хруст травы, скованной серебристым инеем осени. Но фазана нигде не видно. Он услышал шаги и сейчас бежит по кустам. Так можно проходить все утро и ни разу не выстрелить. Нужно спешить туда, где фазаны кормятся. Там они затаиваются и подпускают близко.
Где-то вправо раскатился первый выстрел, над кустами взметнулось пороховое облачко, и дымок повис в тихом свежем утреннем воздухе. Замелькала над кустами фазанка и, планируя, пошла на посадку в далекие тростники. Наперерез ей несся ястреб-тетеревятник. Фазанка успела долететь до тростников и прямо упала в них. Ястреб покружился над этим местом и улетел в лес.
Искать фазанку в густом тростнике бесполезно. Напуганная, она убежит далеко и затаится в непролазных дебрях.
Все чаще стали раздаваться выстрелы охотников. Я тоже выстрелил несколько раз, но как назло, у меня фазаны не вылетали. Жаль, что со мной нет собаки! Появляется чувство досады, и невольно ускоряешь шаги.
Колючие кусты чингила, молодая поросль джиды цепляются за одежду, царапают руки и производят такой шум, что фазаны успевают убежать.
Но вот и речка. Извилистая и узкая, она все время делает неожиданные повороты. Берега ее кое-где заросли тростником. Сюда прибегают на водопой фазаны.
Снова неподалеку раздался выстрел. И тотчас же туда пронесся ястреб.
Из-под самых ног с криком вырвался фазан-петух. Косые лучи заиграли на его ярко-медном оперении. Все это продолжалось одно мгновение — фазан свернул за дерево и, недосягаемый для выстрела, полетел к тростниковым зарослям.
Я стоял, опустив ружье, и разочарованно смотрел вслед, удивляясь тому, как я его не заметил.
Фазан еще не долетел до зарослей, как снова появился ястреб и погнался за ним. Он заметил опасность и, отчаянно работая крыльями, по прямой полетел к тростникам. Ястреб, постепенно снижаясь, развивал все большую скорость.
Развязка произошла, когда фазану оставалось несколько раз взмахнуть крыльями, чтобы скрыться в спасительных зарослях. Ястреб схватил его и оба упали в тростник. Облачко пуха и перьев повисло в воздухе и медленно поплыло в сторону.
Вскоре, борясь с одышкой, я уже подбегал к этому месту. Было ясно: ястреб приспособился безнаказанно хватать фазанов, которых выгоняли охотники. Поэтому он и летел прямо на выстрел или на крик взлетевшего петуха. «Пернатого волка» нужно было застрелить во что бы то ни стало!
К месту расправы ястреба с фазаном я подошел осторожно, с ружьем наготове, хорошо зная, что хищник не улетел.
Наконец, первое фазанье перо на траве и несколько перышек на тростнике. А вот и он, фазан: его длинный хвост торчит из травы.
Ястреба нет. Значит, он все-таки незаметно скрылся. Поднимаю мертвого фазана. На нем кровь от ран, нанесенных ястребиными когтями.
Внезапно вижу второй неподвижный хвост. Да это же хвост ястреба! От неожиданности я роняю фазана. Как могла произойти гибель обеих птиц?
Разгадка была в моих руках. Шея ястреба глубоко распорота. Произошел редчайший случай в природе. Когда ястреб и фазан упали в тростник, хищник сразу нанес смертельные раны своей жертве когтями и клювом. Фазан, защищаясь или случайно, в предсмертной агонии, ударил ястреба острой шпорой, угодив своему убийце в горло.
Я бережно уложил фазана и ястреба в рюкзак. Дома из них сделал чучела и они висят над моим столом в кабинете, напоминая о замечательном случае, который произошел осенним утром в Карачингилском охотничьем хозяйстве.
Где-то вправо раскатился первый выстрел, над кустами взметнулось пороховое облачко, и дымок повис в тихом свежем утреннем воздухе. Замелькала над кустами фазанка и, планируя, пошла на посадку в далекие тростники. Наперерез ей несся ястреб-тетеревятник. Фазанка успела долететь до тростников и прямо упала в них. Ястреб покружился над этим местом и улетел в лес.
Искать фазанку в густом тростнике бесполезно. Напуганная, она убежит далеко и затаится в непролазных дебрях.
Все чаще стали раздаваться выстрелы охотников. Я тоже выстрелил несколько раз, но как назло, у меня фазаны не вылетали. Жаль, что со мной нет собаки! Появляется чувство досады, и невольно ускоряешь шаги.
Колючие кусты чингила, молодая поросль джиды цепляются за одежду, царапают руки и производят такой шум, что фазаны успевают убежать.
Но вот и речка. Извилистая и узкая, она все время делает неожиданные повороты. Берега ее кое-где заросли тростником. Сюда прибегают на водопой фазаны.
Снова неподалеку раздался выстрел. И тотчас же туда пронесся ястреб.
Из-под самых ног с криком вырвался фазан-петух. Косые лучи заиграли на его ярко-медном оперении. Все это продолжалось одно мгновение — фазан свернул за дерево и, недосягаемый для выстрела, полетел к тростниковым зарослям.
Я стоял, опустив ружье, и разочарованно смотрел вслед, удивляясь тому, как я его не заметил.
Фазан еще не долетел до зарослей, как снова появился ястреб и погнался за ним. Он заметил опасность и, отчаянно работая крыльями, по прямой полетел к тростникам. Ястреб, постепенно снижаясь, развивал все большую скорость.
Развязка произошла, когда фазану оставалось несколько раз взмахнуть крыльями, чтобы скрыться в спасительных зарослях. Ястреб схватил его и оба упали в тростник. Облачко пуха и перьев повисло в воздухе и медленно поплыло в сторону.
Вскоре, борясь с одышкой, я уже подбегал к этому месту. Было ясно: ястреб приспособился безнаказанно хватать фазанов, которых выгоняли охотники. Поэтому он и летел прямо на выстрел или на крик взлетевшего петуха. «Пернатого волка» нужно было застрелить во что бы то ни стало!
К месту расправы ястреба с фазаном я подошел осторожно, с ружьем наготове, хорошо зная, что хищник не улетел.
Наконец, первое фазанье перо на траве и несколько перышек на тростнике. А вот и он, фазан: его длинный хвост торчит из травы.
Ястреба нет. Значит, он все-таки незаметно скрылся. Поднимаю мертвого фазана. На нем кровь от ран, нанесенных ястребиными когтями.
Внезапно вижу второй неподвижный хвост. Да это же хвост ястреба! От неожиданности я роняю фазана. Как могла произойти гибель обеих птиц?
Разгадка была в моих руках. Шея ястреба глубоко распорота. Произошел редчайший случай в природе. Когда ястреб и фазан упали в тростник, хищник сразу нанес смертельные раны своей жертве когтями и клювом. Фазан, защищаясь или случайно, в предсмертной агонии, ударил ястреба острой шпорой, угодив своему убийце в горло.
Я бережно уложил фазана и ястреба в рюкзак. Дома из них сделал чучела и они висят над моим столом в кабинете, напоминая о замечательном случае, который произошел осенним утром в Карачингилском охотничьем хозяйстве.
ЛАСТОЧКИ НА ПАРОВОЗЕ
Машинист Синицын пришел принимать паровоз «СУ-125», стоявший после капитального ремонта и прокатки несколько месяцев в резерве. Завтра он должен вести пригородный пассажирский состав.
Синицын начал осмотр.
Сначала он не обратил внимания на двух ласточек, которые с отчаянным криком кружились у него над головой. Когда машинист полез в паровозную будку, ласточки подняли такой крик, что он с удивлением остановился и посмотрел на них.
В будке машинист услышал писк птенцов над головой: под потолком было прикреплено земляное гнездо ласточек, из которого и раздавался писк. Пока паровоз стоял на месте, птички устроили гнездо и вывели в нем птенцов.
«Вот оказия, — изумился Синицын, — что же теперь делать?».
Влететь в будку, где был человек, ласточки не решались.
Синицын несколько раз вылезал из паровоза и осматривал тендер, колеса и буфера. Как только он спускался, ласточки влетали в будку и начинали кормить птенцов.
Подошел маневровый паровоз. Звонко щелкнули тарелки буферов, и сцепщик ловко набросил форкоп на прицепной крюк паровоза.
Синицын высунулся и закричал:
— Обожди, Иван Федорович, обожди! — при этом он поспешно опустился из будки и поднялся на маневровый паровоз.
— Чего ты? — изумился машинист.
— Ничего, давай задний, только тихо!
— Да что такое, паровоз неисправен, что ли?
Синицын с интересом смотрел, что будут делать ласточки.
Они спокойно начали кормить птенцов, едва машинист вышел из будки.
Лязгнуло сцепление, паровоз вздрогнул и плавно покатился по рельсам. Ласточки испуганно вылетели и с криком закружились в воздухе.
— Тише, тише, помаленьку, Федорыч! — кричал Синицын.
Тревога была напрасной: ласточки следовали за паровозом и поочередно влетали в будку с мухами в клюве.
Колеса застучали на стрелке. Паровозы пошли по другому пути. Ласточки следовали за «своим паровозом» с одного конца станции на другой. Они не обращали внимания на струю воды, которая лилась в тендер из колонки; не беспокоила их и погрузка угля.
Но как только Синицын начинал подниматься в будку, птицы прекращали кормление птенцов и с криком кружились вокруг паровоза.
— Нельзя же из-за них не готовить паровоз к поездке, — ворчал Синицын, выглядывая из будки.
Вдруг одна из ласточек с криком влетела в окно. Синицын даже присел на корточки посредине будки, боясь испугать ее. Ласточка сунула что-то птенцам и вылетела.
Утром для птиц началось первое испытание. Из трубы паровоза заклубился дым, а по бокам зашипел белый пар. Ласточки не обратили на это никакого внимания.
Все чаще и чаще влетали они в будку, хотя там было уже три человека. Кочегар и помощник машиниста посмеивались над Синицыным, но их тоже заинтересовало, что будут делать ласточки, когда паровоз поведет состав.
Стрелка на перронных часах показывала ровно три часа дня, когда Синицын подал паровоз на первый путь под пассажирский состав. Ласточки продолжали кормить птенцов.
Синицыну передали жезл с путевкой на отправление, и он забыл о своих квартирантах. Раздались звонки на перроне, свисток кондуктора, и паровоз тронул состав, закутавшись в белые клубы пара.
Только за семафором машинист вспомнил о ласточках и с тревогой высунулся в окно.
Ласточек нигде не было видно. Синицын почувствовал себя виноватым, как будто он кого-то незаслуженно обидел.
Неожиданно одна из ласточек влетела в будку и села на гнездо с кормом в клюве.
Машинист вел поезд с предельной скоростью, и вслед за поездом летели ласточки. На остановках и в пути они кормили своих птенцов, а ночью спокойно спали на краю гнезда.
Птички не покидали паровоза, куда бы он ни шел, пока не выросли и не вылетели их птенцы.
Когда гнездо опустело, Синицын бережно снял его и унес домой на память о ласточках.
Однажды он сидел в станционном буфете с товарищами. К ним за столик подсел машинист с парохода «Аральск». Был конец лета и в окно доносилось щебетание ласточек.
— Не твои ли это ласточки, Синицын? — спросил один из паровозных машинистов, улыбаясь.
— Возможно, — ответил тот, и разговор зашел о ласточках.
Синицын рассказал приезжему машинисту с парохода о случае с ласточками у него на паровозе.
— А ведь у нас был подобный случай! — воскликнул тот. — Пара каких-то крошечных серых птичек вывела птенцов на «Аральске», когда пароход долго стоял на ремонте у берега. Птички не покидали судна, куда бы оно потом ни шло. Они ловили мух на палубе, когда мы были в пути, и летали за ними на берег, когда пароход причаливал. Мы тащили на буксире плот и на нем тоже было гнездо трясогузок. Они приплыли на нем издалека. Значит, бывают странствующие гнезда!
Синицын начал осмотр.
Сначала он не обратил внимания на двух ласточек, которые с отчаянным криком кружились у него над головой. Когда машинист полез в паровозную будку, ласточки подняли такой крик, что он с удивлением остановился и посмотрел на них.
В будке машинист услышал писк птенцов над головой: под потолком было прикреплено земляное гнездо ласточек, из которого и раздавался писк. Пока паровоз стоял на месте, птички устроили гнездо и вывели в нем птенцов.
«Вот оказия, — изумился Синицын, — что же теперь делать?».
Влететь в будку, где был человек, ласточки не решались.
Синицын несколько раз вылезал из паровоза и осматривал тендер, колеса и буфера. Как только он спускался, ласточки влетали в будку и начинали кормить птенцов.
Подошел маневровый паровоз. Звонко щелкнули тарелки буферов, и сцепщик ловко набросил форкоп на прицепной крюк паровоза.
Синицын высунулся и закричал:
— Обожди, Иван Федорович, обожди! — при этом он поспешно опустился из будки и поднялся на маневровый паровоз.
— Чего ты? — изумился машинист.
— Ничего, давай задний, только тихо!
— Да что такое, паровоз неисправен, что ли?
Синицын с интересом смотрел, что будут делать ласточки.
Они спокойно начали кормить птенцов, едва машинист вышел из будки.
Лязгнуло сцепление, паровоз вздрогнул и плавно покатился по рельсам. Ласточки испуганно вылетели и с криком закружились в воздухе.
— Тише, тише, помаленьку, Федорыч! — кричал Синицын.
Тревога была напрасной: ласточки следовали за паровозом и поочередно влетали в будку с мухами в клюве.
Колеса застучали на стрелке. Паровозы пошли по другому пути. Ласточки следовали за «своим паровозом» с одного конца станции на другой. Они не обращали внимания на струю воды, которая лилась в тендер из колонки; не беспокоила их и погрузка угля.
Но как только Синицын начинал подниматься в будку, птицы прекращали кормление птенцов и с криком кружились вокруг паровоза.
— Нельзя же из-за них не готовить паровоз к поездке, — ворчал Синицын, выглядывая из будки.
Вдруг одна из ласточек с криком влетела в окно. Синицын даже присел на корточки посредине будки, боясь испугать ее. Ласточка сунула что-то птенцам и вылетела.
Утром для птиц началось первое испытание. Из трубы паровоза заклубился дым, а по бокам зашипел белый пар. Ласточки не обратили на это никакого внимания.
Все чаще и чаще влетали они в будку, хотя там было уже три человека. Кочегар и помощник машиниста посмеивались над Синицыным, но их тоже заинтересовало, что будут делать ласточки, когда паровоз поведет состав.
Стрелка на перронных часах показывала ровно три часа дня, когда Синицын подал паровоз на первый путь под пассажирский состав. Ласточки продолжали кормить птенцов.
Синицыну передали жезл с путевкой на отправление, и он забыл о своих квартирантах. Раздались звонки на перроне, свисток кондуктора, и паровоз тронул состав, закутавшись в белые клубы пара.
Только за семафором машинист вспомнил о ласточках и с тревогой высунулся в окно.
Ласточек нигде не было видно. Синицын почувствовал себя виноватым, как будто он кого-то незаслуженно обидел.
Неожиданно одна из ласточек влетела в будку и села на гнездо с кормом в клюве.
Машинист вел поезд с предельной скоростью, и вслед за поездом летели ласточки. На остановках и в пути они кормили своих птенцов, а ночью спокойно спали на краю гнезда.
Птички не покидали паровоза, куда бы он ни шел, пока не выросли и не вылетели их птенцы.
Когда гнездо опустело, Синицын бережно снял его и унес домой на память о ласточках.
Однажды он сидел в станционном буфете с товарищами. К ним за столик подсел машинист с парохода «Аральск». Был конец лета и в окно доносилось щебетание ласточек.
— Не твои ли это ласточки, Синицын? — спросил один из паровозных машинистов, улыбаясь.
— Возможно, — ответил тот, и разговор зашел о ласточках.
Синицын рассказал приезжему машинисту с парохода о случае с ласточками у него на паровозе.
— А ведь у нас был подобный случай! — воскликнул тот. — Пара каких-то крошечных серых птичек вывела птенцов на «Аральске», когда пароход долго стоял на ремонте у берега. Птички не покидали судна, куда бы оно потом ни шло. Они ловили мух на палубе, когда мы были в пути, и летали за ними на берег, когда пароход причаливал. Мы тащили на буксире плот и на нем тоже было гнездо трясогузок. Они приплыли на нем издалека. Значит, бывают странствующие гнезда!
УТРО НА СЛОНОВОЙ ГОРКЕ
Чудесное летнее утро. Солнце поднялось над деревьями и осветило слоновую горку в Московском зоопарке. Семья слонов вышла на солнышко. Слониха остановилась на середине горки и стала смотреть на калитку, откуда должны были принести корм. Она переступала с ноги на ногу и помахивала хвостиком. Слоненок играл около ее ног и ловил хоботом хвост мамаши.
Огромный клыкастый папаша по утрам развлекался тем, что выворачивал из горки камни, брал хоботом, и, размахнувшись, метко швырял их через ров в окна птичника. Но сегодня звона разбитых стекол не получалось: на окна натянули толстую железную сетку и камни отскакивали. Тогда слон «скучающим взором» осмотрел горку. Рельсы барьера были им уже давно выгнуты, а деревья повалены лбом. Вдруг он заметил, что к стене слоновника приставлена деревянная лестница. Ее забыли вчера убрать. Вытянувшись, насколько только было возможно через ров, он схватил лестницу кончиком хобота, перетянул на горку и начал было свой ранний завтрак с перекладин этой лестницы…
В это время раздался знакомый голос рабочего, который принес корм.
Слон, слониха и слоненок побежали к кормушкам, возбужденно хлопая ушами. Аппетит у слонов чудовищный — взрослый слон съедает за сутки до ста сорока килограммов корма и выпивает до двадцати ведер воды.
Каждый из слонов занялся своей порцией корма. На закуску им бросили овощи и три новых березовых метлы.
Слоненок, конечно, начал с самого вкусного — с маленькой метлы. Но, не доев ее, он засмотрелся на толстую метлу у задних ног папаши. Слоненок забежал сзади, осторожными шагами подобрался к метле, схватил ее хоботом и бегом унес в дальний угол горки. Там он, давясь и кашляя, торопливо съел отцовскую метлу и не торопясь вернулся к своей метле. Слон, увлеченный овощами, ничего не заметил. Слониха, покончив с овощами, взялась за свою метлу. Слон тоже протянул было хобот к метле, но ее не оказалось. Тогда папаша торопливо обернулся, насторожил уши, тщательно все осмотрел и обнюхал, поводя хоботом в разные стороны. Метла исчезла бесследно!
Видимо, это случилось не в первый раз, и виновник исчезновения метлы был хорошо известен слону. Сердито прижав уши, он решительно направился к слоненку и протянул хобот к его уху. Но тот проворно нырнул под брюхо матери и выскочил с другой стороны.
Слониха предостерегающе загудела, захлопала ушами и нервно замахала хвостиком. Весь ее вид, казалось, говорил:
— Не тронь ребенка!
Слон попятился, но не успокоился. Он осторожно обошел слониху сзади и протянул хобот к хвосту слоненка. Но тот опять проворно укрылся под брюхом матери.
Теперь слониха уже не на шутку рассердилась на слона. Она оттолкнула сына ногой и бросилась на супруга, но… в этот момент раздался знакомый голос:
— Вот вам еще одна метла, только не драться!
Слон схватил метлу на лету и унес в дальний угол, сердито оттопырив нижнюю губу. Там он неторопливо, без помех съел ее и успокоился.
Вот он вышел на солнышко, жмуря глаза, остановился и начал дремать. А слоненок, как ни в чем ни бывало, стал с увлечением играть его хоботом. Слониха тоже вышла на солнышко и стала принимать песчаные ванны: набрав теплого песку, она осыпала им спину и бока.
Тишина и спокойствие наступили на слоновой горке.
Огромный клыкастый папаша по утрам развлекался тем, что выворачивал из горки камни, брал хоботом, и, размахнувшись, метко швырял их через ров в окна птичника. Но сегодня звона разбитых стекол не получалось: на окна натянули толстую железную сетку и камни отскакивали. Тогда слон «скучающим взором» осмотрел горку. Рельсы барьера были им уже давно выгнуты, а деревья повалены лбом. Вдруг он заметил, что к стене слоновника приставлена деревянная лестница. Ее забыли вчера убрать. Вытянувшись, насколько только было возможно через ров, он схватил лестницу кончиком хобота, перетянул на горку и начал было свой ранний завтрак с перекладин этой лестницы…
В это время раздался знакомый голос рабочего, который принес корм.
Слон, слониха и слоненок побежали к кормушкам, возбужденно хлопая ушами. Аппетит у слонов чудовищный — взрослый слон съедает за сутки до ста сорока килограммов корма и выпивает до двадцати ведер воды.
Каждый из слонов занялся своей порцией корма. На закуску им бросили овощи и три новых березовых метлы.
Слоненок, конечно, начал с самого вкусного — с маленькой метлы. Но, не доев ее, он засмотрелся на толстую метлу у задних ног папаши. Слоненок забежал сзади, осторожными шагами подобрался к метле, схватил ее хоботом и бегом унес в дальний угол горки. Там он, давясь и кашляя, торопливо съел отцовскую метлу и не торопясь вернулся к своей метле. Слон, увлеченный овощами, ничего не заметил. Слониха, покончив с овощами, взялась за свою метлу. Слон тоже протянул было хобот к метле, но ее не оказалось. Тогда папаша торопливо обернулся, насторожил уши, тщательно все осмотрел и обнюхал, поводя хоботом в разные стороны. Метла исчезла бесследно!
Видимо, это случилось не в первый раз, и виновник исчезновения метлы был хорошо известен слону. Сердито прижав уши, он решительно направился к слоненку и протянул хобот к его уху. Но тот проворно нырнул под брюхо матери и выскочил с другой стороны.
Слониха предостерегающе загудела, захлопала ушами и нервно замахала хвостиком. Весь ее вид, казалось, говорил:
— Не тронь ребенка!
Слон попятился, но не успокоился. Он осторожно обошел слониху сзади и протянул хобот к хвосту слоненка. Но тот опять проворно укрылся под брюхом матери.
Теперь слониха уже не на шутку рассердилась на слона. Она оттолкнула сына ногой и бросилась на супруга, но… в этот момент раздался знакомый голос:
— Вот вам еще одна метла, только не драться!
Слон схватил метлу на лету и унес в дальний угол, сердито оттопырив нижнюю губу. Там он неторопливо, без помех съел ее и успокоился.
Вот он вышел на солнышко, жмуря глаза, остановился и начал дремать. А слоненок, как ни в чем ни бывало, стал с увлечением играть его хоботом. Слониха тоже вышла на солнышко и стала принимать песчаные ванны: набрав теплого песку, она осыпала им спину и бока.
Тишина и спокойствие наступили на слоновой горке.
КАК ИХ ПОЙМАЛИ
Зоопарк — это целый городок птиц и зверей. В нем свой мир и свои порядки. Одни животные и птицы попали сюда совсем крошечными из нор и гнезд, других поймали взрослыми, а многие родились в зоопарке.
Поймать даже небольшую дикую птичку не так-то просто. А изловить живым крупного хищного зверя не только трудно, но и опасно. Ловля диких животных дело интересное и увлекательное. У каждого животного зоопарка своя история, из которой можно узнать много интересного из жизни диких зверей и птиц.
Вдруг наши кони зафыркали и насторожили уши: из-под дерева выскочила большая медведица и бросилась скачками вниз, в ельник. За ней друг за другом покатились два пушистых шарика — медвежонка.
Проводники, ехавшие впереди, закричали. Внезапно один медвежонок повернулся обратно к дереву и проворно залез на него. Дерево окружили. Под ним была большая разрытая муравьиная куча: медведи только что лакомились здесь муравьиными яйцами. Медвежонок сидел на вершине, облапив ствол. Мы спрыгнули с лошадей, проводник полез на дерево. Медвежонок, заметив преследователей, забрался на самую макушку. Подниматься за ним было нельзя. Сухое дерево трещало. Тогда проводник спустился и мы стали рубить дерево. Оно вскоре рухнуло в траву вместе с медвежонком. Вскочив, он помчался к ельнику, где скрылась медведица. Трое рабочих поскакали за ним, рискуя полететь на крутом спуске через голову лошади. Вот медвежонок последний раз мелькнул в траве и скрылся за первой елкой.
Поймать даже небольшую дикую птичку не так-то просто. А изловить живым крупного хищного зверя не только трудно, но и опасно. Ловля диких животных дело интересное и увлекательное. У каждого животного зоопарка своя история, из которой можно узнать много интересного из жизни диких зверей и птиц.
* * *
Вековые алтайские ели обступили тропу. Здесь, на крутом северном склоне, даже в полдень не жарко. В кронах елей попискивали лесные синички и звонко кричали клесты. Крошечные пеночки-зорнички летали около зеленых шишек, склевывая каких-то насекомых. Густые сочные травы на полянах достигали седла всадника.Вдруг наши кони зафыркали и насторожили уши: из-под дерева выскочила большая медведица и бросилась скачками вниз, в ельник. За ней друг за другом покатились два пушистых шарика — медвежонка.
Проводники, ехавшие впереди, закричали. Внезапно один медвежонок повернулся обратно к дереву и проворно залез на него. Дерево окружили. Под ним была большая разрытая муравьиная куча: медведи только что лакомились здесь муравьиными яйцами. Медвежонок сидел на вершине, облапив ствол. Мы спрыгнули с лошадей, проводник полез на дерево. Медвежонок, заметив преследователей, забрался на самую макушку. Подниматься за ним было нельзя. Сухое дерево трещало. Тогда проводник спустился и мы стали рубить дерево. Оно вскоре рухнуло в траву вместе с медвежонком. Вскочив, он помчался к ельнику, где скрылась медведица. Трое рабочих поскакали за ним, рискуя полететь на крутом спуске через голову лошади. Вот медвежонок последний раз мелькнул в траве и скрылся за первой елкой.