Алекс Паншин. Обряд перехода

   - Я дам каждому из вас задание, - сказала она. - Тот, кто выполнит его, станет моим мужем.
   И они втроем уселись в карету, запряженную парой лошадей. Местные оболтусы, дожидавшиеся во дворе, последовали за ними по дороге, веселясь и заключая пари. Экипаж перевалил через холм, спустился под гору и через некоторое время подъехал к логову тех львов, которые так досаждали местным жителям. Тут прекрасная леди остановила лошадей. Она сошла на землю и внезапно рухнула пластом на дорогу. Ее подняли, отряхнули с нее пыль, усадили обратно, но еще добрые четверть часа она не произносила ни слова. Молодые люди спросили у местных, что, мол, случилось, и те ответили, что на леди иногда находит...
   - А что с ней случилось?
   - Не знаю, - сказала я. - Так написано в сказке. Может, она была истеричкой.
   - Да тише вы! - шикнул кто-то. - Дайте ей досказать.
   - Наконец леди пришла в себя. И первым делом закинула свой веер прямо в львиное логово. Звери, понятно, зашевелились, зарычали, начали нервно расхаживать, а леди, весьма довольная собой, осведомилась:
   - Ну-с, кто из вас, господа, хочет завоевать мою руку и сердце, вернув мне мой веер?
   Местные принялись заключать новые пари, а двое молодых людей смотрели на логово львов, на леди, друг на друга, обдумывая ситуацию и пытаясь найти решение. В конце концов лейтенант, заслуживший каждую из медалей, которые носил, но усвоивший от своей матери кое-что относительно здравого смысла, покачал головой и сказал, что лучше он вернется в город и выпьет еще пинту пива. И он побрел по дороге, ворча под нос на женщин и их глупые причуды.
   Тогда все посмотрели на капитана, гадая, как он поступит, и под их взглядами капитан снял китель, чтобы тот не помялся, расправил воротничок и сказал:
   - Я это сделаю.
   И стал спускаться в логово. Кто-то сказал, что у него больше смелости, чем мозгов, другие утверждали, что он просто слишком много выпил, но никто не думал, что он вообще вернется назад. Все напрягали зрение, пытаясь рассмотреть что-нибудь внутри логова, но тщетно. Оттуда доносилось лишь перерыкивание львов. А затем внезапно появился капитан. Вид у него был немного помятый, но зато в руке он держал веер.
   - А вот и я! - сказала леди и приготовилась уже броситься к нему в объятия.
   Но капитан, посмотрев ей прямо в глаза, проговорил:
   - Если вам нужен веер, достаньте его сами.
   И он швырнул веер обратно в логово львов.
   Затем он вернулся в город, поставил лейтенанту еще пива, после чего каждый из них пошел своей дорогой. Получила ли та леди свой веер обратно, я не знаю. Вот такая сказка.
   Джимми, когда ему представился случай поговорить со мной наедине, шепнул:
   - По-моему, это здорово, что мы здесь по веской причине. Разве нет?
   Утром, при полном свете, загасив костры и спрятав ранцевые вертолеты, предвкушая охоту, мы двинулись выслеживать тигра, ведя собак на поводке. По пути я подбирала камни с ладонь величиной и швыряла их во все стороны, стараясь во что-нибудь попасть, - для тренировки.
   - Не так, - сказал Джимми. - Смотри, как надо.
   Его бросок был более плавным и точным, но чем он отличался от моего, я не понимала.
   - Так ты же неправильно делаешь, - сказал Ат. - Дергаешься всем телом.
   - Вот-вот, - кивнул Джимми. - Ты бросаешь всем плечом, а предплечье почти не работает. А нужно, чтобы работало, и запястье тоже. Резче нужно...
   - Снова притворяешься мило беспомощной, Миа? - осведомилась, подкравшись, Вени Морлок.
   Я бросила камень, который держала в руке.
   - Вот так-то лучше, - сказал Джимми.
   Вени заслуживала достойного ответа; я уже повернулась к ней и открыла рот, как вдруг залаяли собаки. Это было не обычное гавканье - в лае слышалась напряженная, даже музыкальная нота, словно собаки почувствовали, что им есть о чем петь.
   - Идите все сюда, - позвал мистер Писарро, и мы собрались вокруг него.
   Мистер Марешаль, стоя на коленях прямо в глине, показывал на отпечаток-след. След был дюйма четыре в поперечнике и намного больше в длину.
   - Вот мы и у цели, - сказал мистер Марешаль. - Обратите внимание на песчинки внутри следа. Ему не более двух часов. А скорее всего, меньше, -добавил он, изучив ветерок.
   Мистер Писарро спустил с поводков собак. Дрожа и внюхиваясь в следы, собаки замерли на мгновение, а потом рванулись вперед, заливаясь лаем. Теперь, когда они взяли след, лай их стал более деловитым, что ли, и мы, подхваченные азартом, побежали за ними рысью, вверх-вниз по песчаным холмам. Я радовалась, что догадалась надеть сандалии, из них песок высыпался так же быстро, как и залетал.
   Поразительно, какое разнообразие ландшафтов и растительных форм могут производить небольшие различия в силе ветра, температуре и влажности. Мы бежали по песчаным склонам оврагов, проламывались сквозь кустарник, где можно было - огибали его, уходя все дальше от покрытой травой долины. По всей видимости, тигр вышел в степь поохотиться и затем вернулся в заросли, где у него было логово.
   Иногда мы теряли собак из виду и бежали только на лай. А однажды собаки сами потеряли след и вынуждены были вернуться назад.
   Бежать стало труднее. И вдруг мы услышали, как собаки зашлись лаем, -они настигли тигра. Перемахнув через гребень очередного холма, мы успели заметить, как пурпурного цвета тигриный хвост исчезает за торчащей из песка скалой.
   Если бы Третий Уровень в том виде, в котором он существует, создавался бы лишь как скопище земли и камней, это не стоило бы затраченного труда. Возьмите калькулятор и подсчитайте, сколько бы для этого понадобилось разведкораблей. Транспортировать землю с планет -огромный до абсурдности труд. Но Корабль, по сути, - не что иное, как гигантская скала, пронизанная коридорами и коммуникациями, словно голландский сыр. Поэтому для создания Третьего Уровня потребовалось лишь раздробить скалу и размельчить осколки до приемлемых размеров. Наш тигр исчез за осыпью, оставленной когда-то на этом месте гигантским камнепадом. Собаки последовали за ним.
   С воинственным кличем мы бросились вниз по склону. В скалах тропа раздваивалась; одна узенькая тропка вела вверх и явно прочь от лающих собак, другая вела прямо "в яблочко".
   - Несколько человек - туда! - запыхавшись, махнул рукой мистер Марешаль в сторону верхней тропы.
   Я последовала за ним прямо вперед, и через мгновение мы выскочили на открытое пространство между скал, и там нас ждал облаиваемый, рычащий и бросающийся на собак тигр. Он был пурпурного цвета, мощные плечи - черные, клинообразная голова выглядела устрашающе, а зубы казались слишком велики для такой узкой морды. Вообще, в этой обстановке он выглядел столь же чужеродным существом, как, например, профессиональный футболист, но одновременно вид его внушал восхищение: тигр был функционально совершенен и так же, как футболист, импозантен.
   Мы образовали круг. Собаки с лаем подскакивали к тигру с боков, но сразу отпрыгивали за пределы досягаемости, лишь только он поворачивался в их сторону. Зверь попытался было прорваться с противоположной стороны кольца - и здесь собаки не давали ему ни одного шанса. Но внезапно одна из собак замешкалась, не успела отскочить - и мгновенно была превращена в дергающуюся, окровавленную кучку мяса и костей.
   Наверху, на камнях, появились мистер Писарро и четверо ребят. Одним из четверых был Дэвид Фармер, почти такой же увалень, как и Ригги Аллен. Молча взирая на кровь, шум и пыль внизу, Дэвид Фармер картинно позировал на вершине красноватой скалы и, я ничуть не сомневаюсь, уже собирался крикнуть, дабы обратить на себя наше восхищенное внимание, но вдруг оступился, потерял равновесие и, скользнув по скале, тяжело рухнул совсем рядом с тигром. Тигр даже испугался. Наверняка поэтому он, рыча, внезапно бросился в атаку, прямо через нашу последнюю, припавшую к земле собаку.
   К несчастью, на его пути оказалась именно я. Сработал, наверное, древний инстинкт: не задумываясь, лишь прикинув вес камня в руке, я швырнула его - не знаю даже, правильно или нет, - и он попал тигру прямо в морду. Это послужило сигналом. На зверя обрушился град камней, и бедный, сбитый с толку тигр снова вернулся на исходную позицию, хотя сверху на него тоже сыпались булыжники всех размеров.
   Круг ребят стал сужаться, но никто не смел решительно выйти вперед и встретиться с тигром один на один, предпочитая набираться смелости у стоящих рядом. И вдруг, действуя так же, как собаки, Джимми взмахнул ножом перед тигриной мордой, зверь отвлекся, и Ат, от которого я совершенно этого не ожидала, прыгнул ему на спину и всадил меж ребер кинжал.
   Рыкнув от боли и выгнув плечи, тигр сбросил Ата с себя, но уже в следующий миг он был погребен под нашими телами. Замелькали ножи, и через несколько секунд тигр был мертв. Мы отвалились в стороны, а он остался лежать неподвижной грудой меха, и пурпур его был исполосован струями крови.
   Дэвид Фармер вышел из этой истории со сложным переломом ноги. У Билла Наймена было порвано когтями и сломано плечо, тигр ударил его лапой уже перед самой смертью, я отделалась крошечной царапинкой и средних размеров порезом на руке, в свалке кто-то случайно задел меня ножом. Но те, кто придумал эту охоту, были правы. Она действительно дает ощущение мощи; отныне вы знаете, что способны убить тигра - прекрасное, совершенное, и в то же время опаснейшее существо. Правда, ощущение собственного могущества может возникнуть и когда вы нажимаете кнопку, убивая зверя с расстояния пятьсот ярдов... Но мы убили тигра на его собственных условиях. Мы преследовали его на собственных ногах и, догнав, убили его.
   У охоты есть также и еще одна сторона: вы вдруг узнаете кое-что новое о себе самом - например, какие мысли возникают у вас при виде когтей в футе от вашего лица. А еще вы обнаруживаете, что при охоте на тигра можно сорвать голос.
   Какой бы положительный эффект ни произвела на наши души охота на тигра, тем не менее весь ноябрь беспокойство и напряжение во мне нарастало. Веселое настроение куда-то испарилось, и, хотя разум твердил мне (который уж месяц), что Испытание, скорее всего, окажется элементарной прогулкой, душа моя отказывалась в это верить. Я старалась вести себя с людьми ровно, но к концу месяца едва могла заставить себя с кем-нибудь заговорить. Про вежливость я вообще молчу. Кроме того, я стала плохо спать, а однажды ночью проснулась от собственного крика. Такого не случалось уже много лет.
   Хуже всего было ожидание. К середине ноября я уже мечтала, чтобы Испытание началось как можно скорее. Но оно не начиналось, и я становилась все раздражительнее.
   Я даже умудрилась испортить отношения с Джимми, а это было нелегко сделать: Джимми очень добродушен, и еще - в последнее время мы стали с ним очень близки. Хотя выбрасывают нас на Испытание раздельно, после высадки можно объединить силы, это допускается, и я собиралась идти в паре с Джимми. Уверена, что и он хотел того же, но ссора прикончила все наши замыслы.
   Началась она с очередного моего непримиримого замечания о грязеедах. Как обычно, я сказала то, что думала, но, может быть, желая подчеркнуть, перестаралась в гиперболах. Мистера Мбеле это очень задело.
   - Я думал, ты уже переболела этим, Миа, - произнес он. - Мне не нравится твоя сверхупрощенная категоричность. Моих предков на Земле преследовали, например, только за то, что у них кожа была темного цвета. Из-за этого их считали низшей расой, недочеловеками...
   Мистер Мбеле, с моей точки зрения, сказал явную глупость. Ведь моя кожа, между прочим, была еще темнее, чем у него, а я не чувствовала себя ниже кого бы то ни было.
   - Но цвет кожи - несущественное отличие, - возразила я. - А образ жизни существенное.
   По пути домой Джимми попробовал со мной спорить:
   - Ты помнишь те работы по этике, которые мы с тобой делали прошлой зимой?
   - Да.
   - Мне казалось, ты была согласна с Кантом в том, что к людям следует относиться и как к целям, и как к средствам...
   - Да, помнится, я не возражала.
   - Почему же ты так презрительно говоришь о колонистах?
   - Так ты что же, действительно считаешь, что грязееды - люди?
   - О! Знаешь, я словно бы услышал сейчас твоего отца... - проговорил Джимми.
   Вот тут-то и пробежала меж нами черная кошка. Джимми никогда ни с кем не дрался, я, по крайней мере, этого не видела; сама я тоже больше года уже не пускала в ход кулаки, но тогда мы подошли к этой грани очень близко. Обошлось, конечно, но отныне мы ходили разными дорогами и не разговаривали при встречах. И я вернула Джимми его значок "Между гор". Это произошло в пятницу вечером, за день до моего дня рождения.
   Джимми на день рождения не пришел. И день моего четырнадцатилетия прокатился, не оставив в памяти ничего интересного. Это было в воскресенье. А в понедельник мы отбыли на Испытание.
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   УНИВЕРСАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
   Существует два способа пройти через Испытание: метод черепахи и метод тигра. Метод черепахи заключается в том, что вы зарываетесь в какую-нибудь нору и сидите в ней весь месяц, не высовываясь ни под каким видом. По методу тигра вы, наоборот, рыщете по всей округе, все исследуете, во все переделки ввязываетесь. Несомненно, метод тигра опасней, но, с другой стороны, он несравненно увлекательней. Ни один из наших инструкторов никогда не брал на себя ответственность рекомендовать нам тот или иной способ. Быть черепахой не считалось зазорным, хотя, конечно, прослыть тигром было престижно.
   Иногда мы это обсуждали. Ригги, например, твердо решил быть черепахой.
   - Я хочу вернуться домой, - говорил он. - И я хочу, чтобы у меня было на то максимум шансов.
   Вот что происходит, когда безрассудный человек начинает задумываться. Ат о своих планах не распространялся, но Джимми уверял, что он собирается быть тигром. Я, еще когда рассчитывала после высадки объединиться с Джимми, тоже склонялась к этой мысли. Но, решив идти в одиночку, сразу убавила свою запроектированную тигриность процентов на шестьдесят. Если хотите, можете звать меня "скромным тигром".
   Первого декабря я встала пораньше и отправилась на кухню смастерить себе что-нибудь поесть. Но оказалось, что на кухне уже ждут меня Папа и завтрак, приготовленный им собственноручно. Ели мы в подавленном настроении.
   И когда я уже готова была идти, Папа сказал:
   - До свидания, Миа. Мы с матерью встретим тебя, когда ты вернешься домой.
   - До свидания, Папа, - ответила я и поцеловала его в щеку.
   На челноке я добралась до Ворот № 5 на Третьем Уровне. На мне была крепкая обувь, штаны, легкая и теплая рубашка. С собой - нож, ультразвуковой пистолет, надувная палатка, спальный мешок, несколько личных вещей, несколько смен одежды, желто-зеленая с красным матерчатая куртка, еда и, самое главное, мой сигнализатор подъема. Этот маленький приборчик, три дюйма на два, был единственной моей связью с разведкораблем. Без него, без поданного в нужное время сигнала, я, с точки зрения людей на Корабле, буду мертва. Жива я или мертва на самом деле -значения иметь не будет: раз я не подаю сигнал, они не могут меня подобрать, и, следовательно, на Корабль я уже не вернусь.
   Я забрала Филю, свою глупую, но сильную лошадку, упряжь и сложила все в транспортный челнок. Потом я помогла сделать то же Рэйчел Юнг, и мы вместе отправились на Первый Уровень, в разведдок. Загрузив лошадей и снаряжение в разведкорабль, мы вышли наружу подождать остальных. Не было никаких оркестров, никаких торжественных проводов, разведкорабли спокойно стояли на дюзах, люди деловито сновали по гигантскому залу. Никто не обращал на нас внимания. Мы могли не вернуться, но это было в порядке вещей.
   Один за другим подходили ребята, грузили на борт своих лошадей и вещи, присоединяясь затем к нашей группе. Все вели себя тихо, кроме Ригги, который, рассказав анекдот, потом долго смеялся над ним, и голос его эхом разносился вокруг.
   Больше не смеялся никто.
   Мы должны были отбыть в восемь часов. В без четверти восемь появился мистер Марешаль, пожелал нам удачи и пошел своей дорогой. Его новый класс выживания должен был собраться сегодня в полдень на первое занятие, и, по-моему, он уже старался запомнить новые ребячьи имена.
   Нас было шестнадцать девочек и тринадцать мальчиков. Дэвид Фармер и Билл Наймен отсутствовали, они еще не поправились после охоты на тигра. Их очередь настанет через три месяца, хотя я лично этой их отсрочке не слишком завидовала. Вернувшись, мы уже будем взрослыми, а они - будут ждать и завидовать. Психологически это неприятно.
   Перед самым стартом прибыли Джордж Фахонин и мистер Писарро. Бодрый и веселый, несмотря на ранний час, Джордж остановился рядом со мной.
   - Ну наконец-то настал великий день, - сказал он. - Я пожелал бы тебе удачи, Миа, если бы думал, что она тебе нужна. Но мне кажется, что за тебя можно не волноваться, а?
   Не помню, оценила ли я его уверенность, потому что в этот момент мистер Писарро позвал с трапа:
   - Подняться всем на борт!
   И прежде, чем войти в разведкорабль, я обвела вокруг долгим взглядом. Быть может, я видела все это в последний раз. Затем, когда ребята заняли свои места, Джордж убрал трап.
   - Поехали, значит, - сказал он по общей связи. - Старт через десять секунд.
   Воздух из дюз выдуло, крепежные полосы втянулись, и мы...
   Рухнули вниз. Желудок у меня чуть не выпрыгнул из горла. Джордж не должен был этого делать. Если бы Папа был на борту, он никогда бы не осмелился на такое. Наверное, у него что-то с чувством юмора, странное оно у него. Он словно уверен, что это забавно - быть лихим пилотом, особенно если за это никто не наказывает.
   Сидевший рядом Ат вдруг повернулся ко мне с таким видом, как будто решился наконец выговорить нечто труднопроизносимое.
   - Миа, - сказал он. - Я хотел бы знать... Ты не согласилась бы пойти в паре со мной?..
   С минуту подумав, я ответила:
   - Извини, Ат, но мне кажется, это лишнее.
   - Джимми?
   - Нет. Просто я хочу сама по себе.
   - А, - произнес он и через несколько минут встал и отошел.
   В тот день я явно пользовалась успехом - спустя некоторое время ко мне подошел Джимми. Задумавшись, я его даже не сразу заметила. Он кашлянул, и когда я подняла глаза, сказал извиняющимся тоном:
   - Миа, мы когда-то хотели с тобой объединиться после высадки... Если хочешь, я готов.
   Но я еще не могла простить ему тот выпад насчет моего снобизма. Получив короткое "нет", Джимми молча ушел.
   Это меня расстроило. Если бы он действительно хотел идти со мной в паре, он попытался бы настаивать, стал бы спорить, а если бы он меня поуговаривал, я, скорее всего, передумала бы... Те его слова продолжали меня терзать. Зачем-то Джимми понадобилось припутывать сюда Папу, хотя Папа никогда ничего подобного не говорил. Колонисты на планетах не могут быть настоящими людьми. У них нет возможности узнать и научиться - какими должны быть настоящие люди, и они обречены стать подобием тех типов, с которыми я встречалась на первой своей планете - Грайнау. И дома, на Корабле, я слышала множество аналогичных рассказов. Так что если и вы, и ваш отец приходите к одному и тому же, основанному на фактах, выводу, то это не значит, что ваш отец вас в этом убедил. У каждого человека есть собственное мнение. И скажите мне, разве это снобизм, не выносить людей, которые не являются людьми?
   Планета, на которую нас выбрасывали, называлась Тинтера. Это единственное, что Папа сообщил мне за завтраком, подойдя к самой границе запретного. Но едва ли с его стороны это было важным признанием, поскольку он хорошо знал, что я никогда не слышала об этой планете. Последнее наше посещение ее (а мы знали, что никто другой ее не посещал тоже) состоялось почти сто пятьдесят лет назад. Мы знали, что колония все еще существует -и только. Совет долго сомневался разрешать ли высадку на Тинтере, все-таки слишком долго с планетой не было контактов. Но Тинтера находилась совсем рядом, и в конце концов они решили дать добро. Чтобы Совет запретил высадку, Папе нужно было выдвинуть какой-нибудь веский довод, но из-за меня он не мог возражать.
   Войдя в атмосферу, Джордж перемахнул через море, снизился над серо-зелеными, поросшими лесом холмами и посадил корабль на первой же лесной проплешине.
   - О'кей, - сказал Джордж по внутренней связи, одновременно выпуская трап. - Первый, на выход.
   Порядок покидания разведкорабля произвольный. Каждый выходит, когда захочет. Джимми, приготовив свое снаряжение еще до посадки, как только был спущен трап, сразу же махнул мистеру Писарро, что выходит, и повел свою лошадь вниз. Чего и следовало ожидать от Джимми. Мистер Писарро отметил его выход, и через минуту мы снова были в воздухе.
   Тут и я - в который уже раз - начала проверять свое снаряжение. Бессмысленное занятие - все давным-давно сложено, собрано и проверено, и если сейчас чего-нибудь не окажется, никакой возможности раздобыть это уже нет. Но я нервничала и ничего не могла с собой поделать.
   На следующей остановке я успела опередить Вени, сказав мистеру Писарро, что выхожу. Вени села на место, а я, взяв Филю под уздцы и перебросив вещи через седло, спустилась по трапу. Торопливость моя не имела никакого отношения к Джимми. Я просто хотела выйти. Я не могла больше ждать.
   Я помахала Джорджу, показывая, что уже отошла от корабля; он помахал в ответ и поднял трап. Разведкорабль поднялся в воздух (я покрепче схватила Филю, чтобы он не выкинул какой-нибудь фортель) и через секунду исчез. Выкрашенный в серо-голубой цвет, он был почти неразличим на фоне покрытого облаками неба. И я не смогла бы сказать, когда я видела его в последний раз.
   Я осталась одна. Законченная Юная Девушка, Настоящая Фурия. Я могла построить одну пятнадцатую часть бревенчатой хижины, убить одну тридцать первую часть тигра, умела целоваться, вязать и даже (теоретически) убить кого-нибудь голыми руками. О чем же мне беспокоиться?
   Так я прожила свой первый день Испытания - первый из тридцати. День был нежарким, так что я сразу надела свою цветную куртку. Затем пристегнула седельные сумки, приторочила спальный мешок и запрыгнула в седло. Решив не торопить события, я медленно поехала через лес, составляя список дел и размещая их по степени важности. Список выглядел следующим примерно образом:
   первое - остаться в живых. Нужно найти еду, с собой у меня был лишь небольшой запас. Любое убежище лучше надувной палатки, нужно найти его или, в конце концов, построить;
   второе - осмотреть территорию. Надо узнать, что за местность вокруг и на кого похожи аборигены;
   третье - найти других ребят. Меня высадили не так уж и далеко от Джимми. А Вени или кто-то еще - тоже недалеко, только в другой стороне. Гравитация Тентеры была меньше привычной, и против этого я не возражала. Куда приятнее чувствовать себя легче, чем тяжелее.
   Будет очень плохо, если Филя собьет себе ноги, подумала я. Земля под кронами деревьев была очень неровной. Временами мне приходилось слезать с Фили и идти пешком, продираясь сквозь заросли и огибая кучи камней.
   На ночлег я остановилась довольно рано. Чувствуя себя одиноко и неуютно от того, что пришлось мне сменить теплый, благоустроенный Гео-Куод на этот серый, холодный, поросший дурацким лесом мир, я готова была развести костер, поесть и лечь спать в такое время, которое дома показалось бы мне до смешного детским.
   Отыскав небольшую ложбинку с ручьем, я установила надувную палатку. Еще до сумерек успев покончить с едой, я забралась внутрь и легла, не включая света. Но даже в укрытии меня трясло в необъяснимом ознобе и тело чесалось сразу в нескольких местах. Нечто похожее уже было со мной однажды - целую неделю после укола комбинированной прививки. Если бы не было слишком рано по срокам, я бы решила, что наступил период месячных, или -что уж совсем маловероятно - что настигла-таки меня какая-то болезнь. Но на самом деле все было проще - я была несчастна.
   И я заплакала, свернувшись в клубок в своем спальном мешке. Я ненавидела эту мерзкую планету, злилась на Джимми за то, что он позволил мне остаться такой одинокой, и злилась на себя - меньше, конечно, чем на него. Никак я не могла ожидать, что Испытание окажется столь тоскливым. Еще днем в лесу я спугнула каких-то животных - неуклюжих существ с узловатыми коленями и квадратными рогатыми головами. Заметив меня и Филю, они мгновение смотрели на нас в упор, а в следующий миг уже мелким галопом мчались сквозь заросли... Они почуяли во мне чужака, а я лишний раз почувствовала, что они правы.
   Заснула я не без труда.
   Утро было холодноватым, но день обещал быть ясным. Пока я суетилась вокруг палатки, солнце поднялось выше, и стало совсем хорошо: жар солнечных лучей и прохладный ветерок нейтрализовали друг друга. Самочувствие мое лучше не стало, это уж точно, но заботы немного отвлекали от невеселых мыслей. Только теперь я полностью начинала осознавать все минусы способа черепахи, которые прежде просто не принимала в расчет. Стань я черепахой, и у меня появилось бы столько времени для размышлений об ужасах планет вообще и специфических кошмарах именно Тинтеры, что я бы этого не вынесла, только бы извелась. И еще прибавьте сюда одиночество и чувство покинутости. Я просто обязана была стать тигром, хотя бы лишь затем, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.