Алекс Паншин. Обряд перехода

   - Согласен. И все же мы могли бы убрать ребенка, а ей сделать предупреждение. Впрочем, обсудим это завтра, - сказал мистер Персон и отключился.
   - Обед готов, - сказала я. - О чем этот разговор?
   - А, - ответил Папа. - Это об одной женщине по фамилии Макриди. У нее было четверо детей, и ни один из них не сумел пройти Испытание. Она хотела родить еще одного, но Корабельный Евгеник запретил. Но она все равно сделала по-своему.
   От его слов у меня во рту возник неприятный привкус.
   - Она, наверное, сошла с ума, - пораженно сказала я. - Только сумасшедшая может сделать такое. Почему вы ее не проверите? Что вы вообще собираетесь с ней делать?
   - Не знаю, как проголосует Совет, - ответил Папа, - но мне кажется, ей позволят выбрать планету-колонию и высадят туда.
   Есть два вопроса, в которых мы не имеем права идти ни на какие компромиссы - перенаселение и Испытание. Стоит чуть уступить, и Корабль погибнет. Представьте, что произойдет, если позволить людям заводить детей каждый раз, когда им это придет в голову. Есть предел количеству пищи, которую мы в состоянии вырастить на ограниченном пространстве, есть предел и количеству мест, где могут жить люди. Вы скажете, что сейчас до этих пределов довольно далеко. Да, но резервов не хватит даже на пятьдесят лет неконтролируемого прироста населения. У этой женщины, Макриди, уже было четверо детей, но ни один из них не оказался достаточно сильным, чтобы выжить. Четырех шансов достаточно.
   То, что Папа предлагал сделать с этой женщиной, казалось мне чересчур мягким, даже великодушным. Так я ему и сказала.
   - Это не великодушие, - возразил он. - Просто на Корабле существуют законы, без которых мы не выжили бы вообще. И главный закон: или играй по правилам, или ступай куда-нибудь в другое место.
   - Все равно я считаю, что ты поступаешь слишком мягко. - Мне это дело отнюдь не казалось пустяковым.
   Папа как-то внезапно переменил тему:
   - Ну-ка, постой немного смирно... Как сегодня твой глаз? По-моему, гораздо лучше... Да, определенно лучше.
   Когда Папа со мной не согласен, а спорить не хочет, он ускользает, поддразнивая.
   - С моим глазом все в порядке, - сказала я и отвернулась. Так оно и было на самом деле, между прочим, синяк почти совсем рассосался.
   - Ну, прошло уже две недели, как тебе нравится Гео-Куод? - спросил Папа за обедом. - Все так же плохо? Ничего не изменилось?
   Я пожала плечами и, сделав вид, что интересуюсь только едой, промямлила с полным ртом:
   - Все в порядке.
   Это было просто невозможно - признаться, что я здесь несчастлива и никому не нужна, а и то, и другое было правдой. Мне с самого начала не повезло в Гео-Куоде, и тут имелись две причины: одна серьезная, другая поменьше.
   Второй причиной была школа. Как я уже говорила, только тем ребятам, которые занимаются на одном с вами уровне по всем предметам, разрешается знать, в каком именно классе вы находитесь. На самом деле, однако, все прекрасно осведомлены обо всех, и те, кто классом ниже или выше, соответственно, краснеют. Почему - я уже объясняла. Я же никогда не умела краснеть по команде, просто потому, что так принято, и как новенькой из-за этого мне всегда доставалось сильнее. Нехорошо начинать с изоляции от других людей.
   Но главная причина была целиком на моей совести. Когда мы переезжали, я считала, что раз я не люблю Гео-Куод, то не имеет никакого значения, что там подумают обо мне. К тому времени, как до меня дошло, что я прочно и надолго привязана к Гео-Куоду и лучше бы мне ходить не печатая шаг, а полегче, следы моих каблуков уже виднелись не на одном лице.
   Моя позиция и мое поведение, взаимодействуя между собой, приносили мне лишь неприятности. Все шло не так, как надо, и вот простой пример.
   В начале недели вся школа отправилась на Третий Уровень на учебный пикник-экскурсию. Пожалуй, это было больше развлечение, а не учеба, потому что мы, старшие школьники, уже не раз видели ряды растений с широкими листьями, выращиваемых для обогащения воздуха кислородом. В конце дня мы возвращались на челноке домой, в Гео-Куод, и, чтобы чем-то занять время, некоторые из девочек затеяли игру в хлопки. Меня тоже взяли - чтобы игра была интересной, нужно как можно больше участников. Правила простые: каждый должен запомнить три номера. По сигналу все хлопают руками по коленям, хлопают в ладоши, и затем тот, кто начинает игру, называет номер. Колени, ладоши, и уже тот, чей номер назван, называет номер кого-нибудь еще. Колени, ладоши, номер. Колени, ладоши, номер. Темп ударов возрастает, пока кто-то не хлопнет не в такт или не пропустит один из своих номеров. Вот тут-то провинившемуся дают по запястьям холодных. Игра эта достаточно проста, но когда темп убыстряется, ошибиться очень легко.
   Мы стояли в проходе, только одна или две девочки сидели ближе к носу челнока. Игра началась. Хлоп-хлоп.
   - Двенадцать, - сказала первая девочка. Хлоп по коленям, хлоп в ладоши. Семь.
   Хлоп, хлоп.
   - Семнадцать.
   Хлоп, хлоп.
   - Шесть.
   Этот номер был одним из моих. Я хлопнула по коленям, в ладоши, назвала:
   - Двадцать.
   Хлоп, хлоп.
   - Два.
   Хлоп, хлоп.
   - ...
   Кто-то сбился.
   Это была пухленькая девочка лет одиннадцати по имени Зена Эндрюс. Она ошибалась постоянно и, естественно, страдала от этого. Всего нас играло семеро, а Зена уже прозевала раз пять или шесть. Когда получишь по запястьям тридцать штук холодных, они наверняка будут сильно ныть. Но Зена заработала не только ноющее запястье, но и мысль, что все ее преследуют.
   - Вы называете мои номера слишком часто, - пожаловалась она, когда мы встали в очередь провести экзекуцию. - Это нечестно!
   Она так скулила, что мы почти перестали ее вызывать, - лишь изредка, чтобы она не подумала, что ее исключили из игры. Я на это пошла, хотя и была не согласна. Может быть, я не права, но я не вижу никакого смысла играть с человеком, который не готов проиграть так же, как и выиграть. Какая же игра, если в ней нет риска?
   Минуту спустя, когда прозевал кто-то еще, я заметила, что Зена мгновенно оказалась в очереди, счастливая, что сама может кому-то причинить боль.
   Наша семерка, конечно, не весь класс. Некоторые ребята болтали между собой, некоторые читали. Джимми Дентремонт и еще один мальчик играли в шахматы. Другие просто сидели, а трое или четверо мальчишек гонялись друг за другом по проходам. Опекавший нас в тот день мистер Марбери каждый раз, когда они слишком расходились или чересчур надоедали, уговаривал их смиренным тоном:
   - Посидите спокойно, скоро мы будем в Гео-Куоде.
   Мистер Марбери был одним из тех людей, которые говорят и говорят, пилят и пилят, но никогда не приводят в исполнение собственные же угрозы. Так что никто не обращал на него слишком большого внимания.
   Когда объявили последнюю остановку перед Гео-Куодом, мы решили сыграть по последнему кругу. Словно почуяв близость дома, мальчишки повскакали с мест и ринулись по проходу к двери, чтобы первыми выйти из челнока. Они прыгали вокруг, сталкиваясь друг с другом, и наконец заметили, что мы играем. Конечно, они тут же постарались отвлечь нас, чтобы мы наделали ошибок, и нам приходилось прилагать героические усилия, дабы не обращать на них внимания.
   Один из мальчишек, Торин Луомела, сумел запомнить наши номера и отвлекал именно того человека, чей номер как раз называли. Тут очередь дошла и до меня.
   - Четырнадцать.
   Торин дождался момента и хлопнул меня по спине. В этом укусе чувствовалось изрядное количество яда.
   - Пятнадцать, - сказала я и, с силой отведя руку назад, затрещиной сбила его с ног. В те дни я была маленькой, но жесткой, и треснуть могла как следует. На мгновение мне показалось, что Торин собирается предпринять что-то в ответ, но потом пыл его угас.
   - За что ты меня так? - спросил он. - Я же пошутил!
   Ничего не ответив, я вернулась к игре. "Пятнадцатой" выпало быть Зене Эндрюс, она, как обычно, все прозевала, и мы принялись выдавать ей холодные.
   Подошла моя очередь, и я поймала Зенин взгляд. Она смотрела так, словно это я заставила ее сбиться с ритма и лично была виновата в том, что у нее ныло запястье. Я совсем не собиралась сильно ее ударять, слишком она была неудачливой, но этот взгляд меня просто взбесил, настолько он был полон злобы. Крепко сжав ее руку, я двумя пальцами изо всех сил врезала по уже покрасневшей коже запястья. У меня самой аж пальцы онемели.
   Челнок как раз остановился, и я, отвернувшись от Зены, проговорила:
   - Ну, вот мы и приехали.
   И мне было совершенно безразлично ее хныканье и то, как она жалела себя, нянча горевшее запястье.
   Выйдя из челнока, я решила отправиться домой, благо на сегодня мы были свободны. Но далеко я уйти не успела, Зена догнала меня почти сразу. - Мне наплевать, что твой отец - Председатель Совета Корабля, - заявила она. Можешь считать как угодно, но ты ничем не лучше остальных. Я смерила ее взглядом.
   - Я вовсе не утверждаю, что я лучше остальных. Но в отличие от тебя я не кричу повсюду, что это не так, - ответила я и тут же поняла, что совершила ошибку.
   Мне уже доводилось, к счастью - не очень часто, встречать людей, с которыми я просто не в состоянии была общаться. Иногда это были взрослые, но как правило - ребята моего возраста. С некоторыми из них мы даже думали по-разному, и слова, которыми мы пользовались, означали для нас разные вещи. Мы не понимали друг друга. Хотя чаще всего попадались индивидуумы вроде Зены Эндрюс, эти даже не слушают, что им говорят. Смысл моих слов казался мне совершенно ясным, но Зена его абсолютно не уловила.
   Даже в моменты, когда я бывала совсем невысокого мнения о себе самой, даже тогда у меня был повод шептать под нос: "Mea culpas"! <Моя вина! (лат.)> Нет, конечно, я не допускала мысли, что я хуже других людей. Я знала, что я умнее большинства ребят, при этом - меньше их ростом, уступаю многим в ловкости, бесталанна в искусстве (это у меня наследственное), не такая хорошенькая, как некоторые, но зато умею играть немного на старинной детской флейте... Я есть то, что я есть. Так почему же я должна перед кем-то пресмыкаться, плакать и ненатурально скромничать? Я этого и в самом деле не понимала.
   А Зена либо не слышала моих слов, либо они были слишком сложны для ее ума.
   - Так я и знала, - заявила она. - Ты считаешь себя лучше всех! Не ожидала, что ты сознаешься! Мне и говорили, что ты заносчивая...
   Я начала было протестовать, но она повернулась и ушла, довольная, словно ей дали пирожок. Но я чувствовала, что виновата сама. Не в том было дело, что я сказала и как, а в том, что вообще потеряла над собой контроль, выпустив наружу не самые лучшие свои качества. Нельзя топтать людей и не получать от них сдачи.
   На том, однако, не кончилось. Зена не преминула распустить повсюду сплетни, переврав при этом мои слова, добавив от себя всевозможные комментарии, описывающие Зенино благородство и Зенину же объективность, и находились ребята, готовые слушать ее и верить ее россказням. А почему бы и нет? Они не знали меня. А мне было все равно, Гео-Куод для меня ничего не значил.
   К тому времени, когда я поняла, что совсем не права, оказалось, что меня изящно задвинули в угол. У меня было несколько врагов - пожалуй, даже больше, чем несколько, - и немало нейтральных знакомых. Но друзей у меня не было вообще.
   Главная причина, по которой мне было трудно представить себя вне Корабля, заключалась в том, что колонисты - грязееды - слишком отличались от нас. В основном они были крестьянами, фермерами; люди такого сорта лучше всего приспособлены для выживания на планетах-колониях, местами весьма опасных. С другой стороны, мы, люди на Кораблях, по большей части имеем техническое образование.
   Наверное, мы могли бы присоединиться к ним, когда была уничтожена Земля, как, собственно, и было запланировано в те времена. Но сделать так - означало бы перечеркнуть лучшую часть пятитысячелетнего прогресса. Наука требует времени, а работая целый день лишь для того, чтобы иметь возможность делать то же самое завтра, вы никогда не выкроите лишней свободной минуты. Именно поэтому мы никогда не покидали Корабля, и на остальных Кораблях действовал тот же закон.
   Если нам что-нибудь было нужно от планет-колоний, мы продавали им кое-что из тщательно хранимых нами все эти годы знаний, а в обмен получали сырье. То, что есть у них, - на то, что есть у нас. Это - справедливый обмен.
   Я уже говорила: мне легче удавалось справляться с вещами, чем с людьми. Попав из интерната в Альфинг-Куод, я перезнакомилась там со всеми. Мне казалось, что я поселилась там навсегда, я пустила корни... Можно выразиться иначе: я вонзила когти и изо всех сил вцепилась в милую, беззаботную жизнь. Но потом мы переехали в Гео-Куод - и тут-то мне пришлось встретиться лицом к лицу со множеством новых людей. Вряд ли мне удалось пройти это гладко, но я смогла это сделать, потому что они были людьми с Корабля. Людьми нашего типа. Но жители планет не похожи на нас. Почему-то мне кажется, что я смогла бы принять душой Землю, смогла бы понять и принять тех, кто сумел превратить в Корабль астероид объемом шесть тысяч кубических миль. Они раскололи его на две половинки, вырезали сорок или пятьдесят процентов скальной породы из обеих частей, оставив необходимое для конструкции, и затем - снова сложили половинки вместе, начинив предварительно оборудованием. И все это было сделано за один год. Эти люди казались мне фантастическими чудотворцами, и больно было думать, что они увенчали весь этот триумф науки, взорвав сами себя. Но то - Земля, не грязееды.
   Было второе воскресенье после того, как мы покончили с переездом в Гео-Куод. Я читала у себя в комнате книгу, когда в дверь постучал Папа. Пришлось книгу отложить.
   - Какие у тебя планы на следующий уик-энд, Миа? - спросил он.
   - Никаких, - ответила я. - А что?
   - Есть у меня одна идея. Она должна тебе понравиться.
   - Да?
   - Я только что разговаривал с координатором снабжения... Нам понадобится сделать остановку для торговли, в конце недели мы подойдем к планете Грайнау. Совет поручил заключить сделку мне. И я подумал, что тебе захочется съездить со мной.
   Ему следовало бы знать, что этого мне лучше не говорить. Тряхнув головой, я сказала твердо:
   - Вряд ли мне захочется увидеть грязеедов.
   - Не употребляй этого слова, - бросил Папа. - Может быть, они и первобытные, но все-таки люди. Ты бы удивилась, узнав, чему можно у них научиться. Мир не ограничивается Куодом. Он не ограничивается и Кораблем тоже.
   Сердце у меня заколотилось, но ответила я спокойно:
   - Спасибо, но меня это не интересует. - И я снова взялась за книгу.
   - Подумай хорошенько, - сказал Папа настойчиво. - Через двадцать месяцев тебе предстоит одной высадиться на планете, населенной людьми вроде этих. Тебе придется приложить все усилия, чтобы жить с ними рядом -и выжить. Если ты не можешь заставить себя выдержать их присутствие сейчас, то что ты будешь делать тогда? Ты просто обязана над этим задуматься.
   Я замотала головой, но потом вдруг не выдержала.
   - Мне интересно! Но я боюсь!.. - воскликнула я со слезами на глазах. - И все?
   - Что значит "и все"?
   - Извини, - сказал Папа. - Я не хотел, чтобы это так прозвучало. Я понимаю, предложение тебя испугало. Большинство планет-колоний - неприятные места по меркам любой цивилизации. Я имел в виду вот что: это единственная причина твоего нежелания ехать?
   - Да, - ответила я. - Но не планета пугает меня. Люди.
   - О, - произнес Папа. Он вздохнул. - Знаешь, примерно этого я и опасался. И на переезд решился в основном потому, что, по-моему, ты слишком зависела от Альфинг-Куода. Ты жила в очень уж тесном мирке. Но главная беда в том, что ты веришь в реальность лишь тех фактов, с которыми знакома лично, из первых рук. И если бы я взял тебя с собой на Грайнау, если бы я показал тебе там что-нибудь новое, интересное, и ты бы увидела, что это новое вовсе не отвратительно, я уверен, ты преодолела бы свой страх.
   - Ты ведь не собираешься заставить меня ехать, правда? - в отчаянии спросила я, чувствуя, как от этого самого страха желудок мой выворачивается наизнанку.
   - Нет. Я не заставлю тебя ехать. Я никогда не буду принуждать тебя что-либо делать, Миа. Но скажу тебе, - тут Папа вдруг резко изменил тон, -что если ты поедешь, если ты отправишься со мной в этот уик-энд на Грайнау, я обещаю тебя разморозить. Как насчет этого?
   Против воли я улыбнулась, но покачала головой.
   - Подумай, - сказал Папа. - Надеюсь, ты изменишь свое решение.
   Он ушел, и у меня осталось ощущение, что он разочарован. Меня тоже вдруг захватило чувство подавленности. Я ужасно жалела себя. Вот, представляла я, ты вцепилась в свой безопасный мирок, изо всех сил стараешься удержаться, но оказывается вдруг, что это запрещено, и Папа, один за другим, отрывает твои пальцы. Это бы еще ничего, если бы он не питал надежд, что я отпущу их сама.
   Не зная - зачем, я отправилась в Альфинг-Куод. Мне почему-то казалось, что там мне будут рады такой, какая я есть. Доехав в челноке до Четвертого Уровня, я пересела в поперечный челнок до Альфинг-Куода.
   Первым делом я зашла в нашу старую квартиру, открыв дверь ключом, который уже давно пора было сдать. Квартира была абсолютно пустой - ни мебели, ни книжных полок, ни самих книг. Я бродила из комнаты в комнату, и все они казались мне одинаковыми. Квартира не была больше домом - вещи, делавшие ее жилой, исчезли, и она превратилась в еще один пустой уголок жизни. Очень скоро я оттуда ушла.
   Выходя, я увидела в коридоре миссис Фармер. Она смотрела на меня и, несомненно, заметила в моих руках ключ, которого мне не полагалось иметь. Мы с ней никогда особенно не ладили - миссис Фармер считала долгом чести донести Папе, если я делала то, что она никогда не позволила бы своему Питеру. Хотя иногда Папа мне это специально разрешал. Папа всегда вежливо выслушивал ее доносы, потом закрывал дверь и забывал обо всем.
   Сейчас миссис Фармер смотрела на меня, но ничего не говорила.
   Потом я вышла во двор Куода, и, так как там не было ни души, отправилась в Общую Залу. Странно, но я чувствовала себя чужой в этих знакомых коридорах. Мне даже захотелось пойти на цыпочках, ныряя за угол при виде встречных людей. Они ведь могли меня узнать. Я ощущала себя незваным гостем, а это совсем не похоже на чувство возвращения домой. Альфинг-Куод превратился для меня в неуютное место.
   Шум, производимый ребятами в Общей Зале, я услышала еще на подходе. На минуту я задержалась - мне нужно было собраться с духом, прежде чем туда войти. Общая Зала не просто одно большое помещение. Это целый комплекс комнат: гостиная, библиотека, две комнаты для игр, учебная комната, комната для занятий музыкой, для прослушивания музыки, маленький театр и кафе. В кафе-то я и ожидала встретить своих друзей.
   Кажется, это был мой день встреч с Фармерами, потому что пока я стояла у двери, она вдруг открылась, и из Залы вышел Питер Фармер. Он не принадлежал к числу симпатичных мне людей, мать держала его в ежовых рукавицах, и это накладывало отпечаток, но я не видела причин быть с ним недружелюбной.
   - Привет, - поздоровалась я.
   Питер удивленно уставился на меня, потом произнес:
   - Что ты здесь делаешь? Моя мать так радовалась, что ты уехала... Ты подавала всем плохой пример...
   Я посмотрела ему прямо в глаза и ответила:
   - Как ты можешь говорить такое, Питер Фармер? Я только что встретила твою мать, она была очень мила со мной. И она, кстати, просила передать, если я тебя увижу, что тебе пора домой.
   - Врешь, ты не встречалась с моей матерью!
   - О, отнюдь, - бросила я и вошла в Общую Залу.
   Есть четкая социальная граница между ребятами старше четырнадцати лет и теми, кто младше. Будучи полноправными гражданами, старшие имеют определенные привилегии, и они сразу же дают младшим это понять. В Общей Зале, куда ходят и те, и другие, у старших есть свое место, у младших -свое, и, хотя между ними нет никакой существенной разницы, "взрослое" место имеет какую-то особую привлекательность, коей лишено "младшее".
   Я отправилась в наш угол, где собирались мои друзья.
   За одним столиком сидели Мэри Карпантье, Вени Морлок и еще несколько ребят.
   - Эй, привет, Миа, - сказала Мэри, увидев меня. - Садитесь. Что ты тут делаешь?
   - Решила просто нанести вам визит, посмотреть, как вы здесь живете, -ответила я, усаживаясь за столик. Конечно, я не собиралась им сообщать, как несчастлива я была в Гео-Куоде, - только не при Вени, слушающей каждое мое слово и готовой в любой момент закричать "аллилуйя!". - Привет всем!
   - Ну и ну, Миа, - сказала Мэри. - Не ждала я, что ты к нам вернешься. Почему ты мне не позвонила и не сказала, что приедешь?
   - Это был своего рода экспромт.
   - Ну, приятно с тобой увидеться. А как тебе нравится на новом месте? - С этим полный порядок, - ответила я. - Привыкаю к обстановке. Еще не со всеми встретилась и не везде побывала.
   - Ты все еще сходишь с ума, бродя по тамошним воздуховодам? - спросил один мальчик.
   - Нет, до них я еще не добралась. Но скоро собираюсь.
   - В какой Куод ты переехала?
   - В Гео-Куод, - ответила за меня Мэри.
   - Это ведь на Пятом Уровне, верно? - спросил другой мальчик.
   - Да, - подтвердила я.
   - А, да, - встряла Вени, - помню. Слышала я об этом Куоде. Это там, где живут всякие придурки.
   - Ты же знаешь, что это не так, Вени, - самым слащавым голосом ответила я ей. - Ты же еще туда не переехала. Кстати, а почему бы тебе этого не сделать? У нас там есть местечко в третьеразрядной футбольной команде, оно тебя с нетерпением ожидает.
   - Я, может, и не очень хороший игрок, - уязвленно сказала Вени, - но тебя я могу обыграть в любой день с закрытыми глазами.
   - Мэри, - спросила я, - как поживает твоя семья?
   - Нормально, - ответила Мэри.
   - Мои родители, по крайней мере, не выбросили меня в интернат, когда были женаты, - снова встряла в разговор Вени.
   Не поворачивая головы в ее сторону, я проговорила:
   - Вени, если ты еще раз хочешь заработать по носу, продолжай в том же духе... Слушай, Мэри, может, пойдем к тебе домой? Там нас никто не будет перебивать.
   - Можете не уходить из-за меня, - обиделась Вени. - Я сейчас сама уйду. Воздух здесь становится довольно спертым. Ребята, вы со мной?
   Она толкнула стул назад, остальные тоже поднялись, и все двинулись к выходу, прокладывая путь между столиками всех цветов радуги.
   - Ну что, Мэри, пойдем теперь к тебе?
   - Понимаешь, Миа, я не могу, - сказала несчастная Мэри, - мы как раз собирались пойти немного поиграть в футбол...
   - Ладно, - я встала, - пойдем, поиграем. - Не думаю, что это понравится Вени...
   - Что с тобой случилось? - спросила я. - С каких пор стало иметь значение, что думает Вени?
   Мэри постояла, глядя на меня и наконец ответила:
   - Миа, я тебя очень люблю. Но ты больше здесь не живешь, а я живу. Разве ты не понимаешь? Мне надо идти. Ты позвони мне как-нибудь, ладно?
   - Да, - тихо сказала я, следя, как она спешит вдогонку за Вени Морлок. Позвоню...
   Но я знала, что не позвоню больше никогда.
   И еще я поняла - только что мне оторвали очередной палец.
   У меня не было здесь больше дел. Я покинула Общую Залу и отправилась обратно, в Гео-Куод. Внешне я, наверное, выглядела спокойно, но внутри у меня все кипело.
   Однажды, примерно в десять лет, я была на экскурсии на Третьем Уровне и попала в заросли крапивы. Что это такое, я поняла, лишь забравшись уже слишком далеко, и у меня не осталось иного выбора, кроме как идти вперед, прямо сквозь заросли. И когда я из них выбралась, руки и ноги так страшно зудели, что я долго прыгала на одном месте, чуть не сходя с ума от огненных уколов и злости, желая любым способом прекратить эти мучения. Нечто похожее я испытывала сейчас в душе: зуд обиды, от которого невозможно избавиться сразу. И я нервничала, чувствуя себя совершенно несчастной.
   Мне хотелось убраться отсюда подальше, спрятаться в каком-нибудь темном месте и отвлечься от тяжелых мыслей.
   Вернувшись в нашу квартиру - туда, где стояла наша мебель, но где я все еще не чувствовала себя дома, - я разыскала кусок мела и фонарик. Такими фонариками пользуются воспитательницы в интернатах, чтобы считать детей, когда в спальнях гасят свет. Потом я снова вышла. Было два часа пополудни, и хотя я не ела уже много часов, от волнения думать о еде я не могла.
   В первую попавшуюся решетку я не полезла. Немного побродив, я нашла тихий боковой коридорчик недалеко от нашей квартиры и осмотрелась. Непонятливый взрослый со своими бестолковыми расспросами был мне сейчас совсем ни к чему. Я собиралась проникнуть в коллекторы Пятого Уровня. Встав у выбранной решетки на колени, я стала ее отпирать. Решетка с обеих сторон крепилась на обычных зажимах, но их не трогали так давно, что они почти не поддавались моим пальцам. Если я буду регулярно пользоваться этой решеткой, они, конечно, никуда не денутся, разработаются, но сейчас... Я работала медленно, лихорадочное желание открыть решетку сразу куда-то исчезло, и прошло, наверное, полных пять минут, прежде чем расчетливыми движениями я сумела отпереть левый зажим. И я уже собиралась взяться за правый, когда сверху раздался чей-то голос:
   - Что ты тут делаешь?
   Застигнутая врасплох, я испуганно вскочила, но, еще не оборачиваясь, постаралась взять себя в руки.
   Сзади стояла Зена Эндрюс.
   - А ты что тут делаешь? - ответила я вопросом на вопрос.
   - Я здесь живу, - показала она на дверь неподалеку. - А все-таки, что ты делаешь?
   Я показала через решетку в коллектор.
   - Собираюсь попасть туда.
   - Ты имеешь в виду - в воздуховод?!
   - Да. Почему бы и нет? Тебя пугает эта мысль?
   Она ощетинилась:
   - Меня ничто не пугает. Я могу делать все, что можешь ты.