— Ничего, выживу.
   — Надеюсь, — рассмеялся Хит. — Иначе меня замучит совесть.
   Он провел ее на кухню и усадил на стул, а сам скрылся с Сэмми в спальне. Мередит поставила локоть на стол и уперлась подбородком о ладонь. Чувствовала она себя не так уж скверно, только все путалось в голове.
   Скрипнула дверца открываемого шкафа, послышались сонное бормотание Сэмми и низкий голос шерифа. Минутой позже шаги предупредили о его возвращении. Мередит выпрямилась.
   — Я надел на нее сухие бриджи. — Он помолчал, закатывая рукава рубашки еще выше. — Не знаю, может, только задом наперед. Там не было ширинки.
   Мередит никак не удавалось сообразить, о чем он говорит.
   — Ширинки?
   — Ну, этой самой ширинки. — Хит указал на джинсы. — Без нее я не знал, как отличить зад от переда. — И ярлычка тоже не было.
   — Ох! — Она поймала себя на том, что смотрит ему на ширинку, и поспешно отвела глаза. — Я их… сшила.
   — Что сшила?
   — Штанишки. Поэтому на них нет никакого ярлычка.
   — Трудная работа.
   — Такой работе учишься, если растешь в семье фермера. Мама научила меня. Спасибо, что переодели Сэмми. Пока она спит, я могу отдохнуть.
   Губы Хита растянулись в улыбке.
   — Мне почему-то кажется, что вы ждете не дождетесь, когда я уйду. И чем быстрее, тем лучше.
   — Не говорите глупостей. Это совсем не то.
   Его острый как бритва взгляд не упускал ни единой детали.
   — Вот и хорошо. Значит, не будет никаких проблем, если я потолкаюсь здесь еще и помогу вам по хозяйству.
   — Не люблю быть в тягость.
   — Помогать двум очаровательным леди совершенно не в тягость.
   Мередит вздохнула и кивнула на раковину:
   — Хорошо. Помогайте. Хотя в этом нет никакой необходимости. У меня много консервов. Можно сделать суп, равиоли, спагетти.
   — Зато пропадет множество почищенной и уже потемневшей картошки, если ее немедленно не сварить. Не говоря уже о том, что вы не справитесь с консервным ножом.
   В этом был резон. Электрической открывалки у Мередит не было, а чтобы откупорить банку обычной, требовались обе руки. У Сэмми же для такой работы, наверное, не хватит сил.
   Хит подошел к раковине, и кухню наполнил шум струящейся через сетку воды.
   — Вы собирались это размять? — Он повернулся к Мередит, огромный кулак сомкнулся на ручке кастрюльки с зазубринами, которую она по случаю купила за полдоллара в магазине подержанных вещей. — Ну да… пюре — это как раз то что надо. Вы пользуетесь ручным или электрическим миксером?
   Мередит посмотрела на него невидящим взглядом, и Хит рассеянно улыбнулся.
   — Не обращайте внимания. Это я так, бормочу себе под нос.
   А она не только носа — вообще ничего не чувствовала. Веки слипались, и Мередит пожалела, что позволила врачу сделать обезболивающий укол. К действительности ее вернул громкий треск. Мередит открыла глаза. Хит, уперев руки в бедра, стоял и смотрел на вентилятор под потолком.
   — Извините, — пробормотал он. — Я надеялся, что это создаст поток воздуха. На кухне ужасно душно. Господь всемогущий! Что за грохот! Будто камни в жестяной банке. — Он изогнулся, чтобы разглядеть механизм получше. — Все беличье колесо вдрызг.
   — Беличье колесо?
   — Терминология профанов. Нужно менять весь вентилятор целиком.
   А Мередит нужно, чтобы он поскорее убрался.
   — Выдастся минутка — составьте мне список.
   — Чего?
   — Как чего? — Его темная бровь поднялась, и в глазах засверкали веселые искорки. — Того, что здесь не работает. — Хит выключил вентилятор. — Я вам починю.
   — Все? Это займет недели!
   — Ничего страшного.
   — Я очень ценю ваше предложение. Но в самом деле, шериф Мастерс, это ни к чему.
   — Меня зовут Хит, неужели забыли? Теперь вы меня будете видеть часто. Так что расслабьтесь.
   Мередит сомневалась, что способна на такой подвиг, даже если бы очень захотела. Но в ее намерения это не входило. Стоило потерять бдительность — и появлялся риск проговориться и выдать то, что Хиту знать совершенно не стоило.
   Как могло случиться, что все пошло настолько нескладно? Когда Мередит узнала, что ее сосед шериф, она решила всячески его избегать. И вдруг он объявился в ее доме! У такого симпатичного мужчины должна быть жена или по крайней мере постоянная подружка. А у Мередит и без того хватает проблем, чтобы прибавлять к ним еще связанные с этим огромным мужиком.
   Но как освоился у нее на кухне! Примерная хозяйка, да и только! У раковины выглядит бесподобно. Орудует разделочным ножом, а под голубой рубашкой на спине мышцы так ходуном и ходят.
   — Полагаю, вы закоренелый холостяк?
   Хит оглянулся, и Мередит заметила, что у него между зубов зажат кусочек сырой картошки. Он отправил его за щеку и пожал плечами. Челюсти заходили ходуном.
   — Не встретил достойной дамы. А вы? Разведены?
   Она не намеревалась открывать дискуссию о своем семейном положении.
   — Посмотрите, в нижнем ящике есть консервированная фасоль.
   Двумя ловкими ударами Хит четвертовал картофелину.
   — Банка фасоли будет очень уместна! Так вы не ответили на мой вопрос.
   — Какой вопрос?
   — О вашем муже. Вы разведены?
   Сердце Мередит екнуло.
   — Я… я, если не возражаете, предпочла бы об этом не говорить.
   Они снова замолчали, и тишину нарушали только удары ножа да тиканье часов на стене. Хит не настаивал, и Мередит стало легче. Поставив и картошку, и мясо на плиту, шериф устроился напротив, положил ногу на ногу, и под его пристальным взглядом она беспокойно заерзала. Неизвестно почему, но сейчас он выглядел выше и шире, чем обычно.
   — Послушайте, я вас не укушу.
   Мередит ответила недоуменным взглядом.
   — По крайней мере не до крови.
   — Я этого не очень боялась.
   — Но нервничали, как длиннохвостая кошка на дороге у рокеров. Примите к сведению.
   Она вскочила со стула и тотчас же пожалела об этом. Мгновенно закружилась голова, и, чтобы сохранить равновесие, пришлось ухватиться за клеенку.
   — Мередит, ради Бога, сядьте!
   Она плюхнулась на табурет.
   Тишина. Мередит лихорадочно думала, что же сказать.
   — А вы… вы были правы насчет погоды… Очень тепло.
   Хит хмыкнул:
   — Необыкновенно.
   Мередит понимала, что он посмеивается над ее неловкой попыткой поддержать разговор. Разозлившись, что позволила над собой подшучивать, она подняла глаза и выдержала его взгляд.
   — Ваша очередь.
   — Тогда поговорим о вас.
   — Обо мне? — Об этом ей как раз хотелось бы помолчать.
   — Вы откуда?
   — Я жила в разных местах.
   — Ваша речь нараспев говорит о том, что вы откуда-то южнее Пенсильвании.
   После стольких лет, проведенных на севере, Мередит надеялась, что ее акцент незаметен.
   — Из Арканзаса, — пробормотала она.
   — Ах, из Арканзаса? — Казалось, он обдумывал се ответ. — Из Литл-Рока?
   У Мередит на голове зашевелились волосы. В распоряжении Хита были все средства, чтобы проверить ее слова.
   — Нет… я… — Она судорожно пыталась вспомнить название какого-нибудь другого города. — Мы много переезжали.
   — Мы?
   — Мои родители и я. Талахасси, Монро, Портвиль.
   Мередит надеялась, что назвала достаточно городов и он не запомнит каждый. Гамбургеры начали шипеть на сковородке, и Мередит перечислила еще несколько городов.
   — Мы ездили по всему штату.
   — Я считал, что Талахасси во Флориде.
   Приступ паники. Почему он пытает ее вопросами, когда у нее совершенно не варит голова?
   — Такой город есть и в Арканзасе.
   Хит поднялся, чтобы проверить, как дела с картошкой и мясом. И, водрузив крышки на сковородки, положил ложку на угол стола.
   — Ваш отец занимался цыплятами?
   — Цыплятами?
   — Самое популярное дело в Арканзасе. — Уголки его губ иронически изогнулись.
   — Нет, — Мередит рассмеялась, — он продавал подержанные автомобили. Поэтому мы переезжали с места на место.
   — Кажется, вы сказали, что он был фермером.
   Она не могла припомнить, чтобы это говорила.
   — Вы перепутали. Его бизнес — подержанные машины.
   Шериф кивнул.
   — Знаю я этот тип людей: заговорит кого хочешь, брюки из полистирола и шикарные золотые часы.
   — Папа бы умер, но не надел бы брюки из полистирола. — Мередит барабанила по колену пальцами. По крайней мере в этом она не солгала. Но взгляд отводила: ей казалось, что Хит копал все глубже и глубже. — А золотые часы у него были — достались в наследство от отца.
   — Ваш родитель — продавец автомобилей, а вы водите консервную банку, которая ездит на одной молитве и честном слове?
   — Но… я давно не живу дома.
   Хит снова занял место напротив нее и положил ногу на ногу.
   — А что вас привело сюда? Так далеко от Арканзаса?
   — Захотелось перемен.
   — От чего?
   Мередит вонзила ногти в хлопчатобумажную ткань своих джинсов.
   — Шериф, у меня такое впечатление, что вы ведете допрос с пристрастием.
   — Просто стараюсь поддержать разговор. — Ленивая улыбка должна была скрыть его интерес. — Хочу знать о вас немного больше, вот и все.
   Мередит решила, что настала пора сыграть в его ворота. Она еще не встречала мужчину, который не любил говорить о себе.
   — Я вела на редкость скучную жизнь. Лучше поговорим о вас. Я читала в газетах о вашей работе с детьми. — Она пыталась припомнить, о чем говорилось в статьях. — Вы на много процентов сократили число погибших в авариях пьяных подростков.
   — Только на тридцать семь.
   — Тридцать семь! Вы считаете, это мало?
   — Если вы тот самый человек, который обязан сообщить матери, что его подчиненные на триста сорок восьмой миле никак не могут собрать по кусочкам ее сына, такой процент вам не покажется высоким.
   — Все равно впечатляет. Я слышала, вас приглашали дать интервью по национальному телевидению и вы отказались.
   Хит пожал плечами.
   — Значит, правда. Почему же не захотели, чтобы о ваших программах узнали в других округах?
   — Журналисты гоняются не за сведениями.
   — А за чем же?
   — За моей задницей.
   — За чем?
   — Я играю не по правилам, и многим это не нравится. Что же до победных реляций, то я никогда не ставил цель делать себе имя.
   Хит взглянул на часы и, вскочив, подошел к плите. А растерянная Мередит уставилась в его широкую спину. Не везет — не сумела расшевелить, он не захотел о себе рассказывать. Мне, мое, я было выжжено у Хита на лбу. Но не только это пробудило в Мередит интерес. Что двигало этим человеком? Его работа была на виду, но, несмотря ни на какие споры, он отказывался действовать по правилам. Шериф был либо слишком упрям, либо очень любил свое дело. У Мередит сложилось впечатление, что присутствовало и то и другое, но последнее было сильнее.
   Перевернув гамбургеры, Хит посмотрел на нее:
   — Могу я попросить об одолжении?
   Мередит приструнила разыгравшееся воображение.
   — О каком?
   — Если я не буду спускать Голиафа с привязи, можно приводить его сюда, когда я здесь работаю и пока не построят псарню? Сидеть и днем, и по вечерам взаперти для него слишком тяжело.
   Мередит вспомнила, как рычал на нее ротвейлер накануне вечером, и первым побуждением было ответить «нет». Но если по совести, как она могла отказать? Хит хотел помочь ей. И позволить приводить собаку — самое малое, чем бы стоило его отблагодарить.
   — Только не спускайте пса с поводка, привязывайте на улице и не давайте забегать туда, где играет Сэмми.
   — Никаких проблем. Вот познакомитесь с Голиафом поближе и больше не будете бояться.
   Мередит в этом сильно сомневалась и, уж во всяком случае, никак не горела желанием дружить с этой замечательной собакой.
   — И еще одно. — Хит по-прежнему стоял спиной. — Если на этой неделе мне предстоит готовить вам еду, будет проще ужинать с вами. Иначе дома придется заниматься готовкой второй раз. Согласны?
   Мередит почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Но нельзя же разрешать ему готовить, но не пускать за стол. Южное гостеприимство, которое она впитала с молоком матери, не позволяло проявлять грубость.
   — Шериф Мастерс, — выдавила она из себя, — вы желанный гость за нашим столом. Но прежде чем строить планы, давайте подождем и посмотрим, как пойдут дела. Я считаю, что сумею справиться сама.
   Он оглянулся, и его лицо озарила улыбка.
   — Я должен вам помогать. Мне не следовало кричать в окно.
   — Не казнитесь. Вашей вины нет. Просто застали меня врасплох, и от неожиданности я испугалась.
   Хит больше не стал спорить.
   — Завтра по дороге на работу завезу вам из дома кое-какой еды. У меня хороший аппетит, и я не хотел бы подъесть у вас все подчистую.
   — Еды у нас много, и если…
   — Вижу, но это не значит, что вы должны ставить здоровенного плотника на довольствие. Мне будет неловко садиться за стол, если не внесу свою долю.
   У Мередит появилось ощущение: что бы она ни говорила, от Хита ей не избавиться — по крайней мере еще неделю. Можно сопротивляться до одури, но можно сдаться с почетом.
   Весело, ничего не скажешь! Миленькое положение! Сосед — офицер полиции и, судя по всему, относится к своей работе с большим рвением. Стоит ей на секунду забыться — и она горько пожалеет.
   А главное — пострадает ее маленькая дочка.

Глава 7

   Хит размахнулся и ударил молотком с такой силой, что сразу вогнат в доску гвоздь и крыльцо заходило ходуном. Рукавом рубашки он смахнул со лба пот и разогнулся, чтобы дать отдых спине и посмотреть, как получилось. Половина новых досок были пригнаны к переднему крыльцу, осталось только прихватить их гвоздями к балкам. По крайней мерс после его четырехчасовой работы человек выйдет из двери и не сиганет с крыльца рыбкой.
   Хит отошел назад, и то, что он увидел, ему не понравилось. Уж если делать из крыльца конфетку, то надо было разобрать его до основания и начать сначала. Но что еще хуже: после того как Хит выверил по отвесу каждую линию, ровное крыльцо смотрелось очень странно на фоне скособоченного дома. Это означало, что ремонт займет раза в три больше времени, чем планировалось.
   Мередит не обрадуется, когда узнает эту новость. У Хита было ощущение, что ей не терпится от него избавиться.
   Он бросил взгляд на зашторенное окно гостиной. С тех пор как он пришел сюда в три часа, она так и пряталась в этой комнате. По крайней мере не показывала носа на улицу. Как с такой женщиной общаться, если при его приближении она тут же забивается в норку?
   Боже, как его мучила жажда! Стакан воды уж могла бы ему предложить. Нет, шанс нулевой. А то еще сдобрит воду стрихнином.
   Недовольно ворча, Хит отшвырнул молоток, стянул кожаные перчатки и обогнул дом, направляясь к наружному крану. В тени раскидистого дуба заскулил Голиаф, требуя к себе внимания. Бедная собака! Целый день взаперти, а вечером привязана к дереву.
   — Извини, приятель. — Шериф остановился, чтобы почесать пса за ушами. — Таков уж уговор. Иначе придется оставлять тебя дома.
   Голиаф снова заскулил, его глаза по-человечьи молили о свободе. В кустах, за забором, отделявшим дворик от пастбища, Хит увидел розовое пятно. Сэмми!
   Его не удивило, что девочка вышла на улицу. Несколько раз он замечал, как малышка подсматривала за ним из окна гостиной, и чувствовал себя тогда клоуном на представлении.
   По тому, как она нырнула в кусты, Хит понял, что чуть не застукал ее на свидании с Голиафом. Знала бы об этом Мередит — не миновать ей сердечного приступа. Хит посмотрел на оборванную им вчера проволоку и улыбнулся. Значит, Сэмми удирала из заключения.
   — Эй, привет! Как ты сегодня? — крикнул он ей.
   Розовое пятно в кустах неподвижно застыло; из-за веера листьев выглядывали голубые глаза. Воздух словно пронзило электрическим током, и Хит почувствовал во рту металлический привкус.
   После вчерашнего происшествия в больнице Мастерс думал, что Сэмми не будет его бояться. Видимо, в прошлом с ребенком действительно случилось нечто ужасное. Это единственное, что он знал наверняка, хотя Мередит могла все отрицать хоть до посинения.
   От этой мысли к горлу поднялся ком и стало душно. Если он настолько пугал девочку, зачем она вышла из дома? Чтобы встретиться с Голиафом? Наверное, так и есть. Но Хит надеялся, что у Сэмми были и другие, более серьезные мотивы. Пусть хрупкая, но между ними вчера зародилась дружба. Может быть, малышка помнила об этом и ее тянуло к нему? По-детски хотела восстановить их связь, но не хватало смелости подойти?
   Хиту потребовалась вся его выдержка, чтобы не нырнуть за Сэмми в кусты. Да и что бы это дало? Ведь не стал бы он вытаскивать ее оттуда за шиворот. Конечно, нет. Надо запастись терпением и ждать. Девочка сама сделает первый шаг, когда почувствует себя готовой.
   Мастерс подошел к водопроводной трубе. Стараясь не думать о ржавчине, которую придется проглотить, открыл кран, наклонился и подставил ладони под струю. Напившись вволю, нагнулся еще ниже и подставил голову. От ледяной воды заломило затылок. Хит выпрямился, и холодные капли сбежали по спине и промочили рубашку.
   Из укрытия в густой листве Сэмми во все глаза смотрела на него, будто раньше никогда не встречала мужчины. Хит потрогал волосы — они стояли дыбом и торчали в разные стороны. Он попробовал пригладить их — бесполезно.
   — Спорим, ты никогда не видела такой головомойки?
   Никакой реакции — девочка шутки не поняла. Черт! Разговаривать с четырехлеткой оказалось совершенно непостижимой задачей. Хит взлохматил волосы.
   — Смешно?
   Сэмми не улыбнулась. Ладно. Надо возвращаться к работе.
   — Не хочешь попить? Вода холодная и очень вкусная.
   Хит заметил, как Сэмми на животе заползла еще глубже в кусты. Вот и ответ.
   Он пригладил пятерней волосы, обогнул дом и снова взялся за дело. Натянул перчатки, зачерпнул полную пригоршню гвоздей, а несколько штук, зажав зубами шляпки, сунул в рот. Замахнувшись молотком, оглянулся на розовое пятно в кустах — Сэмми снова смотрела на него.
 
   Хит начал было размышлять, о чем думала девочка, но понял, что ему не хочется этого знать: ни о чем хорошем она думать не могла.
   Вот если бы выманить ее из кустов, может быть, Сэмми и убедилась бы, что он не такой уж страшный. Правильно говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Но даже если бы каким-то чудом удалось выудить ее из кустов — что дальше? Он не представлял, как обращаться с маленькими девочками. В лучшем случае мог вспомнить, что сам любил в ее возрасте: возиться с игрушечными грузовичками и ловить лягушек.
   А Сэмми, наверное, любит играть с куклами, рассказывать стихи, учиться считать и читать.
   Хит уже хотел ударить по гвоздю, как его внезапно осенило. В четыре года или в восемьдесят — женщина не устоит перед соблазном поправить мужчину. Он выплюнул гвозди, сложил их на крыльце и громко пропел стишок об алфавите, нарочно путая буквы.
   Никакой реакции. Тогда он решил попробовать другое.
   — У старого Макинтайра на ферме крик: коровы — квак-квак, лошади — пик-пик.
   Голова Сэмми показалась из кустов.
   — У старого Макинтайра на ферме крик: кошка — гав-гав, баран — мяу-мяу. — Он повернулся и, гримасничая, изображал животных, но при этом делал вид, что безумно занят работой. — Собака — кря-кря…
   От песни Хит перешел к детским частушкам, от частушек — снова к песне. Выбор был невелик. Конечно, он помнил не все детские стишки и скорее всего не те, какие знала Сэмми. Мальчишкой его больше занимало, как бы научиться ругаться, а не девчачья чепуха о матушке Гусыне.
   Он продолжал делать ошибку за ошибкой, а сам украдкой поглядывал на Сэмми. Если бы в этот момент кто-нибудь прошел мимо, то точно решил бы, что шериф свихнулся, и вызвал бы фургон с крепкими ребятами в белых халатах и со смирительной рубашкой.
   Но что бы кто ни подумал, а план начинал работать. Сэмми высунулась из кустов до плеч, и на ее личике появилось обиженное выражение. Особенно когда этот здоровяк заставил собачку крякать. Как всякая женщина, она ревностно относилась к тому, чтобы все было правильно.
   Хит снова начал про алфавит. С каждой ошибкой девочка подползала все ближе и ближе, а затем осторожно встала и медленно пошла к крыльцу. Каждый шаг давался ей с огромным трудом. Хит видел это, и от жалости его сердце разрывалось. В который раз шериф представлял, как бы он разделался с негодяем, который обидел ребенка.
   Ну же, малышка, решайся! В какой-то момент, наблюдая за девочкой, Хит так увлекся, что перечислил буквы правильно. Но Сэмми, кажется, не заметила этого.
   Она села на почтительном расстоянии от соседа и принялась болтать ногами в розовых матерчатых тапочках. В такт ее движениям на платье запрыгали белые кружева.
   — Б-Г-Д-Е! — провопил Хит и, набрав в грудь воздуху, грянул: — В-Ж!
   — Надо говорить А-Б-В-Г, — возмущенно поправила девочка.
   Хит притворился, что не слышит.
   — Д-М-Л!
   — Ты не так говоришь! — закричала она.
   Стараясь не улыбаться, Хит изобразил неимоверное удивление:
   — Сэмми, ты откуда взялась? Напугала до полусмерти!
   — Ты неправильно называешь буквы! Разве мама не научила тебя алфавиту?
   — Моя мама умерла, когда я был совсем еще маленьким. — Он не солгал: мать скончалась, когда Хиту исполнилось одиннадцать лет. — Наверное, я кое-что забыл из того, чему она меня учила. Освежи-ка мою память.
   В глазах у Сэмми появилось настороженное выражение, и Хит понял, что поторопился. Он сделал вид, что поглощен работой, и снова начал подражать животным.
   Сэмми наморщила нос.
   — Кошки не говорят «гав-гав»!
   — Разве?
   Девочка покачала головой:
   — Гавкают собаки, а кошки мяукают.
   — Неужели? — Хит нахмурился, что, по его мнению, выражало крайнее удивление.
   Сэмми посмотрела на него так, будто он свалился с луны:
   — Ты когда-нибудь слышал, чтобы Голиаф мяукал?
   Он притворился, что задумался.
   — Пожалуй, что нет.
   Сэмми важно кивнула:
   — Ты делаешь много шибок, дядя шериф.
   Потребовалась пара секунд, прежде чем Хит сообразил, что девочка хотела сказать «ошибок». Он горестно вздохнул и взялся за молоток.
   — У старого Макинтайра…
   — И вовсе не у Макинтайра, — прервала его Сэмми. — Ферма была у Макдональда!
   — Ты уверена? — пожал он плечами. — Ну и пусть! Я пою для себя, а не для кого-нибудь еще. Если тебе не нравится, иди играй в другое место!
   — Но ты делаешь шибки. Мама говорит, если за что-то берешься, надо, чтобы все было правильно.
   Очень похоже на Мередит.
   Хит снова сделал вид, что забыл о Сэмми, и принялся вопить на разные лады, только теперь коровы у него закричали осликами, а кошки запищали цыплятами. А когда для разнообразия он перешел к диким зверям, Сэмми наконец наградила его сдержанным хихиканьем. Хотя и приглушенное ладошкой, оно достигло его слуха и согрело, как солнечный свет.
   Шериф поднял глаза. Их взгляды неожиданно встретились, и девочка замерла, сообразив, насколько близко подошла к огромному соседу. С минуту он боялся дышать, его единственным желанием было приободрить маленького человечка. Но Хит знал, что делать этого нельзя. Единственный шанс удержать малышку — притвориться, будто ему все равно, уйдет она или останется. Иначе Сэмми сорвется с места, словно капризная собачонка.
   Хит снова запел. Неуверенно, тихо, чтобы не слишком ее ошарашивать. Про ферму старого Макинтайра. Лошади захрюкали, как свиньи, свиньи закукарекали, как петухи. Он не помнил, какие произносил слова и какие выкрикивал звуки, знал только, что через некоторое время Сэмми засмеялась, на этот раз громко и без оглядки.
   Хит увлекся, отложил молоток и начал изображать орангутанга — чесал себя под мышками, прыгал по двору и при этом блеял, как овца. Сэмми смеялась так, что чуть не упала с балки. Обезьяну сменило нечто среднее между уткой и козлом.
   Боже, какая она замечательная! А ее с таким трудом завоеванный смех — лучшее, что он слышал в жизни!
   — Утки так не делают! — Сияющие глаза неотрывно смотрели на него.
   — Не делают? — Хит изучал тонкие черты ее лица.
   Вылитая мама, если бы не цвет волос. Точеный профиль, слегка вздернутый носик, совершенный изгиб губ. Она даже волновалась, как мать. — А как делают утки, мисс Умница-в-штанишках?
   Сэмми соскочила с балки и закружилась по двору, хотя и продолжала держаться на безопасном расстоянии. Сунув кулачки под мышки, она забила локтями, как крыльями.
   — Утки кричат «кря-кря-кря»! — объявила Сэмми, не переставая пританцовывать, согнувшись в поясе, выставив вверх попку и время от времени встряхивая перьями воображаемого хвоста. — А теперь ты!
   Согнувшись в три погибели и наклонившись вперед, Хит поскакал вслед за ней, изо всех сил стараясь воспроизвести утиное кряканье, но замычал, как корова. Содрогаясь от хохота, Сэмми упала на траву.
   Хит совершил еще один круг, то крякая и хлопая «крыльями», то мыча, как корова. И вдруг его осенило: если за ним наблюдала Мередит, то прощай даже призрачный шанс завоевать ее расположение.
 
   Пальцы Мередит стиснули оконную раму, глаза затуманили слезы. Чуть-чуть раздвинув шторы, она наблюдала за дочерью и видела, как та заходилась от хохота. Мередит не помнила, чтобы Сэмми когда-нибудь так смеялась — по-девчачьи, до изнеможения, чтобы не было сил встать с травы. Любому взглянувшему на нее было ясно: девочка жаждет отцовской любви.
   Прости меня, Сэмми, печально думала Мередит, глядя сквозь искрящийся туман слез, как шериф Мастерс подхватил малышку на руки и закружил по двору.
   — Выше! Выше! — в восторге кричала Сэмми, и Хит исполнил ее желание.